Вышедшая в серии «ЖЗЛ: Kunst» новая биография Ленина за авторством Льва Данилкина наделала много шума. Да и ее главный герой – фигура неоднозначная. Удалось ли Данилкину осовременить Ленина, рассказав о нем «новым» языком, можно узнать из коллекции рецензий журнала «Прочтение».
 

Галина Юзефович / Медуза

Главное ее достоинство — это, конечно, совершеннейшее игнорирование что советского, что антисоветского дискурса. Как известно, лучший рецепт написания исторического произведения состоит в том, чтобы «все знать и все забыть», и Лев Данилкин свято следует этой рекомендации. Он очевидно отлично знаком с необъятной библио-ленинианой, но это знакомство не застит ему взгляд — он пишет о Ленине словно бы впервые. Гений, отец мировой революции, великий злодей, тиран, фанатик и убийца — все эти характеристики напрочь исключены из поля авторского внимания. Ленин для него — прикольный (да-да, именно так) исторический и человеческий феномен, не более, но и не менее. Фигура большого масштаба, лишенная сколько-нибудь выраженного знака и не предполагающая однозначной оценки.

Андрей Бабицкий / Горький

Любовь к герою довольно предсказуемо ведет к тому, что других персонажей в книге не остается. Есть немного Крупской, а все прочие — коллеги, оппоненты, подчиненные — совершенно бесплотны, десубъективированы и безыдейны. Самая большая роль, на которую они могут рассчитывать — это быть соглядатаями, свидетелями и объектами постоянных насмешек. Два исключения — ничем не оправданные биографические вставки про Ивана Бабушкина и Николая Баумана — только подтверждают правило. Ленин постоянно хохочет над глупостью и нерешительностью своих соратников и врагов; взрывы этого хохота проходят через текст, как закадровый смех через комедийные сериалы.

Все это было бы, наверное, не так обидно, если бы Данилкин халтурил. Но нет — пусть он и не нашел новых важных первоисточников, в его знакомстве со вторичной литературой, любознательности, усердии и таланте сомнений нет. Он приложил много сил, чтобы избавить советские жизнеописания Ленина от самых заметных их недостатков — цензурной пустоты и кромешной бездарности, но повторил главный их недостаток. У него получилась не биография, а житие.

Дмитрий Быков / Афиша Daily

Можно было бы заметить — если уж судить автора по законам, им самим над собою признанным, — что в этой книге, лучшие главы которой транслируют ленинский дух и стиль, не слишком уместны геополитические рассуждения, да и вообще всерьез говорить о геополитике невозможно уже сейчас, а через год будет неприлично. Единственное, пожалуй, в чем сказалось у Данилкина влияние текущего момента, довольно-таки гнилого и в политическом, и в нравственном смысле, — так это в понимании истории как непрерывной и непременной борьбы за сферы влияния. Даже иные марксисты, кажется, смотрели на вещи шире. Тема «Ленин и Запад» — чрезвычайно перспективная — у Данилкина не разработана вовсе, поскольку Ленин путешествовал не только как конспиратор и вовсе не как турист; как и типологически сходный с ним Петр, он был пропитан западным духом — и вовсе не рассматривал Россию как альтернативный центр мира, противопоставленный англосаксам. В каком-то смысле Ленин доверял Западу больше, чем России, — а у Данилкина он играет с Западом в кошки-мышки и видит в нем только оплот империализма; думается, что отношения Ленина с Джоном Ридом и Армандом Хаммером — заложившие основу «американизма двадцатых годов», как называл это явление Катаев, — заслуживали более подробного рассмотрения. Но это остается задачей следующих биографов, недостатка в которых не будет.

Константин Мильчин / ТАСС

«Пантократор…» кажется странным экспериментом, в котором автор доказывает самому себе, что может абсолютно все. Например, актуализировать Ленина, не бородатого классика из советской традиции и не кровожадного маньяка из антисоветской. Привести его в Москву второй половины 2010-х, усадить в барбершоп, в бургерную, в крафтовую пивную, на велодорожку, сводить в «Гараж» и парк Горького. Историчен ли этот Ленин? Да какая разница. Читайте эту биографию как прозу. Так она вам доставит удовольствие.

Анна Наринская / Новая газета

Можно подумать, что автор биографии Ленина посмотрел первый сезон сериала «Шерлок», главным приколом которого был «перевод» викторианского времени в наше (кэбмэн превращался в таксиста, холмсовская трубка более изящно трансформировалась в никотиновый пластырь и т.д.), и навеки впечатлился. Но целью авторов британского сериала и был собственно этот самый кунштюк, шутка, игра ради игры. А в книге Данилкина это важный инструмент «утепления» и демифолагизации, та самая постылая «живинка», декларирующая отношение к читателю как узколобому обормоту, который вне своих «онлайнов/оффлайнов» и «алиэкспрессов» ничего вообще воспринимать не может.

В редких случаях, правда, этот прием дает уникальные возможности — если не для «объяснения» героя, то для «объяснения» автора. 

Илья Стогов / Санкт-Петербургские ведомости

Сто лет назад у нас в стране произошли события, заставившие вздрогнуть всю планету. И если вам захочется понять, в чем именно состояла суть этих событий, вы можете открыть любую выпущенную к юбилею книжку. Еще до Данилкина собственные биографии Ильича успели опубликовать телеведущий Млечин, историк Армен Гаспарян, член Французской академии Элен Каррер д,Анкос, а также несколько дюжин авторов. И все они, поигрывая ироничными британскими усмешками на губах, объяснят вам простую истину: сути у данного события нет, как нет и повода говорить о каком-то особенно выдающемся событии. Даже у тех, кого принято считать гениями и злодеями истории, на носу обязательно отыщется прыщик.

Сергей Васильев / Прочтение

Данилкин проделал большую подготовительную работу, вслед за своим героем объехав огромное количество мест и перелопатив массу литературы. Тем обиднее, что попытка осовременить Ленина оказалась чисто стилистической. Выход на действительную актуальность трудов и дней вождя революции в наше время совершается лишь в беглом упоминании борьбы с памятниками да в сравнении нынешнего и прошлого состояния империализма. И вот здесь, надо отдать автору должное, он находит понятные, не вычурные и не нарочито современные слова, которые действительно хорошо доносят его мысли и наводят на размышления. Жаль, что все это теряется в эклектичном стиле вкупе с бесконечными ляпами вроде «то была рассчитанная рокировка под шахом».

Весной в издательстве «Молодая гвардия» вышла биография «Ленин. Пантократор солнечных пылинок» за авторством писателя Льва Данилкина. Обозреватель «Прочтения» Елена Васильева поговорила с ним о критике, новой книге, а также о том, как и где свершаются революции.

— Почему вы перестали писать критику?

— Потому что это занятие, которому, если ты не шарлатан, надо посвящать по 18 часов в сутки семь дней в неделю; потому что я прожил так много лет — осточертело; потому что — исхалтуриваешься; потому что надоедает, что на любую тему надо заходить исключительно через чью-то книжку; потому что та картина мира, которая проецируется в голову от чтения потока всех этих «новинок» — надоедает до тошноты, а чтобы ее обновлять, интересно читать не очередной роман Франзена или Сорокина, а нечто менее тривиальное — что, я знаю, заведомо не годится для тех, кто ждет от критика внятных, без эксцентрики, советов. Ну кому я могу посоветовать мемуары Ивана Бабушкина или новую книгу Анатолия Фоменко и Глеба Носовского — никому и никогда, это правила игры. И, главное, я чувствую, что слишком много времени в своей жизни потратил на книжки, я кучу всего другого упустил из-за этого. Писать про книги нельзя «на полставки»; то есть можно, полистал, чего-то ухватил, сфабриковал текст форматный, я тоже так умею, но это свинство — по отношению к тем, кто эти книжки долго, месяцами и годами писал. В хороших книжках — а отбираешь-то хорошие — есть история, развитие, их нельзя понять по «пробнику», там дело в нюансах. Помню, как я «Учебник рисования» мурыжил два месяца или, там, «Террор» или «Багровый лепесток и белый» — неделями. Чтобы составить рубрику в «Афише» — четыре-пять книг на две недели — я все эти две недели и читал то, что отобрал, до конца читал.

— И все-таки время от времени вы пишете про какие-то книги?

— Именно что — «время от времени» и «какие-то». Это другой тип высказывания — не регулярный конвейер, не 24-часовая гонка, а отдельные «свободные заезды». Я не выдаю себя — теперь — за литературного критика.

— Вы понимаете, что на ваших статьях выросло поколение? Люди, которые не только начали читать, основываясь на ваших рекомендациях, но и писать рецензии, подражая вам?

— Мне некоторое время назад довелось поговорить с человеком — единственным моим ровесником, к которому я отношусь, можно сказать, с благоговением. Это Алексей Попов, я вот уже 25 лет смотрю его репортажи с «Формулы-1», он гениальный, великий комментатор. И я не удержался и спросил его: осознает ли он, что на его репортажах растет уже второе и чуть ли не третье поколение людей, для которых он и есть «Формула-1», которых он научил — буквально — понимать этот сложный спорт, привил к нему любовь и уважение. В моем случае — я прекрасно осознаю — успехи в миллион раз скромнее: возможно, я тоже придумал какую-то интонацию, которая легко копируется, но вряд ли научил кого-то любить современную литературу и объяснил, за что. Это люди и без меня в состоянии как-нибудь понять. И я всегда отлично осознавал, что когда пишешь о книгах, то должен соблюдать договор: самовыражайся сколько угодно, но объясни читателю, что такой-то писатель знает нечто такое, что мы, обычные люди, никогда без него бы не узнали, и нам следует уважать его за это — и испытывать благодарность по отношению к нему.

— При этом вы говорили в других интервью, что новому поколению нужна новая книжка про Ленина. Нет ли в этом дидактики?

— Книжная критика и книга о Ленине — разные типы работы, принципиально. Одно дело, когда общество платит тебе за то, чтобы ты сделал за людей, которым некогда этим заниматься, черную работу — отобрал хорошие тексты и отодвинул куда подальше трэш, не позволил ему сделаться литературным фактом. Это не такая уж сложная и не слишком масштабная работа — скорее даже ремесло, чем работа. Книга про Ленина — другая немного история. В случае с Лениным это было, скорее, желание исправить глубочайшую нелепость, парадокс. Когда человек, который создал — и неплохо справился — мир, в котором мы все живем, в общественном сознании транслируется через формулу «немецкий шпион», «всех попов расстрелять», «очистим Россию надолго», «гриб» — это колоссальная несправедливость, которая требует объяснения. Поэтому — да, в этой попытке ревизии феномена Ленина и его биографии, — помимо желания круто рассказать интересную историю, есть еще и задача исправить несправедливость.

— Антрополог Светлана Адоньева в книге «Дух народа и другие духи» называет Ленина главным «секретиком» нашей страны, проводя аналогию с детской игрой в «секретики». Как это соотносится с тем, о чем вы говорите?

— Тут важно, что этот «секрет» абсолютно общедоступен. 55-томник собрания сочинений, мемуары, протоколы съездов и конференций, «ленинские сборники» — пожалуйста, любой человек может стать ленинским биографом, «расколоть» Ленина. И я бы не сказал, что мало кто этим занимался — такие люди, ого-го. От Германа Ушакова, который сначала чуть не убил Ленина 1 января 1918-го, а потом стал его биографом, до какого-нибудь князя Святополк-Мирского, который сначала в 1924-м писал из Парижа для ханойских газет разоблачительные некрологи про красного Чингисхана, а потом прозрел, вернулся в СССР и стал ленинистом, сочинил огромную апологетическую биографию. Все эти люди — а их сотни и сотни, тысячи — очень любопытная компания. Мне страшно нравится, что хотя и сбоку припека — но я тоже один из них.

— То, что книга вышла в 2017 году, — маркетинговый ход?

— Все, что связано с Лениным, не продается в принципе, в силу аллергии постсоветской на это имя. Какой уж тут маркетинг. Это следствие моей медлительности. Книга должна была выйти году в 2013–2014 — но мне нужно было, чтобы высказывать свои мнения о нюансах ленинской биографии, нарастить базовые представления об эпохе, и это заняло кучу времени.

— Довольны ли вы результатом?

— Нет, конечно. Я думал, что в январе закончу работу и буду жить другой жизнью. Но нет, сижу и ищу ошибки — у себя. Есть люди, которые занимаются Лениным всю жизнь, как Владлен Терентьевич Логинов, главный лениновед: ему за восемьдесят, и он изучал Ленина всю жизнь. Мое представление о Ленине сформировалось в том числе и на основе исследований Логинова, он научил меня должному отношению к этой фигуре, объяснил — за что уважать Ленина. У него только что вышла новая книга, про Ленина после Гражданской войны, последние четыре года его деятельности. Он другого типа рассказчик совсем, у него другое «я» в его «лениниане» — но вот он может быть доволен своей книгой, а мне-то с какой стати? Так что если хотите оградить себя от рисков — надо читать Логинова. В этом смысле я считаю, что должен рекламировать его книгу, а не свою.

— Вас, кстати, теперь все чаще представляют как писателя, а не как литературного критика. Как вы сами себя определяете?

— Писатель — да, подходит. Литератор. Ленин называл себя — писал в графе «профессия» — «литератор». А как я должен себя определять — аудитор?

— Вы в своих интервью часто называете Ленина «клиентом». Что это за странная модель отношений между биографом и героем?

— Это не первая книжка-биография, которую я пишу. Под словом «клиент» в моем случае не подразумеваются торговые, меркантильные отношения: это долговременные, рабочие связи, не одноразовые. В какой-то момент они перерастают, конечно, в личные, возникает некая «химия». Даже если я сорок лет каждый день, допустим, читаю «Незнайку на Луне», все равно с Носовым таких отношений не возникнет. А с Лениным — да, безусловно. Ты начинаешь помещать своего персонажа в не свойственные ему контексты, начинаешь думать, понравился ли бы ему новый «Твин Пикс» или как бы он прокомментировал, например, этих «школьников Навального» — я думаю, он бы вычислил неизбежность их появления до того, как они полезли на площадные фонари. И это чувство, которое сохранится надолго, я думаю… Как с Прохановым — эта связь установилась, и я годами им интересуюсь, хотя за последние лет десять видел его один раз.

— Читаете ли вы рецензии на «Ленина»?

— Да — очень внимательно. Что пишут про «Клудж», мне плевать, в общем, это мои личные эссе, я сам знаю, чего стоят мои тексты, какие из них — чего, и мне более или менее все равно, какой им приписан статус и что о моей манере думают какие-то третьи лица. Однако книга о Ленине — это не набор историй про меня, и тут надо соответствовать хотя бы какому-то уровню — стандарту «ЖЗЛ», например, — а я любитель, я плюхнулся не в свои сани, что крайне самонадеянно. Я «искал» своего Ленина, потратил на изучение этой истории определенное количество времени и рассказал ее так, как понял. Я знал, на что шел, — ну и готов огрести за свой, возможно, дилетантизм, за то, что не могу в три часа ночи вскочить и, глаза не протерев, объяснить разницу между ППС-левицей и ППС Пилсудского (Польские социалистические партии. — примеч. «Прочтения»), например.

— А вообще сейчас нужна критика? И кому — читателям, авторам или самим критикам?

— Мне кажется, да: это важная часть литературного процесса. В конце 1990-х — начале 2000-х в издательствах было мало людей, которые умели не просто издавать (издавать в России всегда умели), а продавать, рассказывать о книгах, выкладывать на витрину. А сейчас научились. В издательствах работают не дураки, и любую ахинею они могут упаковать таким образом, что вы поверите: без нее жить нельзя. Поэтому — да, существенно, чтобы был противовес им, иначе этот дисбаланс будет работать против общества, которое проигрывает кучу времени от этой информационной асимметрии: издательства знают, что публикуют чушь, но молчат об этом, а за руку их никто не ловит. Выбор, который современная критика делает, в значительной мере зависит от того, что приходит в рассылке с маркером «Вышла главная книга тысячелетия». Про нее все и пишут. Это неправильно, критики должны сами задавать ритм этому оркестру — а не делать вид, будто задают. К сожалению, на самом деле от критиков мало что зависит: и писатель тебя не слушает, и читатель себе на уме, выбирает, услышав что-то по сарафанному радио или еще как-то. Но смысл все же есть, это неблагодарная, но не гиблая работа, и общество сейчас, возможно, более сильно, чем когда-либо, нуждается в фигуре посредника между читателями и бесконечным количеством книжного трэша, который валится и валится на головы. Кто-то должен проводить границы и говорить, что вот это — гнилье, а вот этот текст если упустите, потеряете полжизни.

— Нужно ли книги ругать?

— Хороший вопрос. Вот Алексей Попов, комментируя «Формулу-1», принципиально никогда никого не ругает — и вечно все удивляются: как же так, ну они ж не умеют ездить, вчера-права-купил, чего ж он про это молчит. Я вот тоже спросил его: надо ругать? И он ответил мне: все эти люди — как бы ужасно кто из них ни проехал в этой гонке, каким бы убогим это ни казалось, как бы мы ни смеялись, что он еле-еле с рулем управляется, — если в принципе оказались в «Формуле-1», значит, они величайшие мастера, гонщики экстра-класса, до которых обычных людям — как до луны, и к ним нужно относиться прежде всего с почтением и уважением.

Литература — не вся вообще, а уже отобранная тобой — это тоже как «Формула-1»: если уж вы пишете про тех или иных писателей, выбрав их из миллиона, то ваша роль в качестве критика — объяснить, почему они крутые, а не попинать их и сказать, что они двух слов связать не могут. Не могут — ну так зачем ты его отобрал? Мне не кажется честным самовыражаться за счет писателя. Да, я могу рецензией на полторы тысячи знаков угробить результат многолетней работы чьей-то — а ради чего? Литературный критик в нынешних обстоятельствах — прежде всего отборщик, и раз ты что-то отобрал — транслируй уважение, а не скепсис, цинизм и собственную крутизну, непонятно на чем основанную.

— Зачастую, если рецензия на книгу положительная, критика обвиняют в том, что он выступает на стороне издательства и пишет аннотационные, комплиментарные тексты. Что вы думаете на этот счет?

— Обвиняют — не обвиняют, кто обвиняет? Вам правда есть дело, что там непонятно кто про вас думает? Пиши-читай, зарабатывай репутацию — наверно, тогда не будут обвинять. Репутация зарабатывается годами. Гораздо подлее и отвратительнее — выбирать по пресс-релизам. «Главный роман XX века» — это Франзен. Да с какой стати. Напишите лучше про Сергея Самсонова, который для России в миллион раз важнее, чем Франзен. Быть рабом издательства — это как раз выбирать по пресс-релизам. Но Самсонова — это ж надо две недели его роман читать, жить им, поручиться за него своей репутацией и вкусом. Про Франзена проще, уж конечно.

— Нет ли какого-то диссонанса между читательскими предпочтениями, когда человек выбирает что покороче, и действиями авторов, которые неизменно предлагают толстые романы?

— Я прекрасно знаю, что объем среднего европейского романа — 380 страниц. Это форма, которая всем удобна — и читателю, и издателю. Но есть вещи, которые почему-то не укладываются, есть книги на 800 страниц, которые требуют от читателя невозможного — на месяц выпасть из жизни. Я и сам с этим тоже столкнулся — уже как автор. Я знаю, что мой «Ленин» читается плохо, тяжело. Там есть глава про II съезд РСДРП, я полсотни страниц о нем рассказываю. Я понимаю: очень сложно все это осилить; но мне кажется, что лучше человек бросит читать, чем я, автор, упущу это. Книжка о Ленине должна быть длинной, и если вам не понятно про его поведение на II съезде, то вы вообще ничего не поймете в этой фигуре и придете к тому, что Ленин — гриб, и прочей мути. Поэтому вот вам пятьдесят страниц — мучайтесь. Все можно сократить, много ума не надо, но важно загнать читателя в этот самый «лонгрид». Не просто обвести его меловой чертой, а построить вокруг него крепостную стену, из-за которой он точно не выберется в течение месяца.

— Совершаются ли революции в курилках? Другими словами, чтобы стать успешным, будь ты редактор или критик, нужно ли знать слухи, ходить на тусовки, участвовать в неформальных встречах?

— Я не знаю, насколько показательна моя история. Я ни разу не отказывался от предложений войти в жюри литпремий, поскольку это нормальная, важная, имеющая смысл, честная деятельность, но я никогда не ходил на литературные вечера, презентации, ужины и все такое. В конце 1990-х — начале 2000-х мне казалось, что все это чудовищно коррумпированный механизм, что толстожурнальные доны Корлеоне управляли процессом и все было распределено по знакомству, по ведомствам и известно заранее. Бунт Топорова, который создал «Национальный бестселлер», был направлен именно против этого. Он хотел сделать прозрачную премию не для китов и динозавров, которые несменяемы, как позднебрежневское политбюро, а для молодых людей, часто неизвестных или малоизвестных, для литературного пролетариата. Это сработало: именно такие авторы становились литературным событием. Если бы я ходил на все эти мероприятия и «знакомился», то, наверно, сделал бы другую карьеру. Но я за это время написал семь книг — благодаря тому, что пропустил семьдесят обедов. Я не жалею.

Сегодняшняя система уже коррумпирована по-другому, не через толстожурнальные институции, а через издательства. Сейчас издательства — главное зло. Не потому, что там злые люди сидят, а потому, что система заставляет их продавать дурные книжки, на которые «обычные люди» тратят жизнь.

— Может быть, критике нужен новый жанр, нужна революция?

— Ленин, кстати, был литературным критиком, и выдающимся. Он не был великим мастером художественного слова, как Троцкий и Плеханов, но он владел особенным типом критического высказывания, умел смотреть на тексты «с классовой точки зрения», демонстрировать, чьи интересы — каких общественных групп — сознательно или бессознательно выражает автор. Писатель, который отличается от обычных людей, который чует то, что обычные люди не видят в принципе, — он знает что-то такое об обществе, что может оказаться ценным для того, кто собирается общество изменить. Тот, кто научится — у Плеханова, у Ленина, у Троцкого, у Владимира Шулятикова, у Юрия Стеклова — читать современную литературу вот так, с точки зрения революционера, судить не только «стиль», не только — ах-насколько-же-это-похоже-на-Набокова, — тот и сможет изменить систему. Но, боюсь, сейчас никто так не умеет.

Фото на обложке интервью: MOLLY

Елена Васильева

Премия «Нацбест»: шорт-лист. Малое жюри. Комментарии

22.04.2008

На финальной церемонии, которая состоится 8 июня в Петербурге, в Зимнем садике гостиница «Астория», члены Малого жюри открытым голосованием из книг, вошедших в короткий список, выберут национальный бестселлер.

В 2008 году второй раз подряд Интернет-магазин OZON.ru выступает партнером премии «Национальный бестселлер» и вручает номинантам свой приз «Бестселлер OZON.ru» по результатам продаж 2007 года.

В этом году лауреатов литературной премии «Национальный Бестселлер» выби-рают не только члены жюри, но и читатели. С 5 мая по 5 июня 2008 года пройдёт читательское голосование, организованное Первым мобильным издательством MobileBook и коммуникационным агентством Book Space. Автор, который наберёт наибольшее количество голосов, получит приз читательских симпатий. Пользователи Интернета могут проголосовать на сайтах www.natsbest.ru, www.bookspaсe.ru, www.mobilebook.ru. Проголосовать можно будет и с помощью обычного мобильного телефона, подключенного к сети — через wap.mobilebook.ru. Каждый проголосовавший сможет прочитать отрывки книг-номинантов в электронном виде.

 

Шорт-лист

Захар Прилепин «Грех» — 9 баллов
В романе «Грех» герой — молодой человек, талантливый, яркий, умеющий и любить, и ненавидеть до самого конца. Ни работа могильщика, ни должность вышибалы, ни Чечня не превращают его в скептика, «подпольного персонажа». Эта книга «вызывает желание жить — не прозябать, а жить на полную катушку»…

Лев Данилкин «Человек с яйцом: Жизнь и мнения Александра Проханова» — 7 баллов
«Человек с яйцом» — первая отечественная биография, не уступающая лучшим британским, а Англия — безусловный лидер в текстах подобного жанра, аналогам. Стопроцентное попадание при выборе героя, А. А. Проханова, сквозь биографию которого можно рассмотреть культурную историю страны последних пяти десятилетий, кропотливое и усердное собирание фактов, каждый из которых подан как драгоценность, сбалансированная система собственно биобиблиографического повествования и личных отступлений — все это делает дебют Льва Данилкина в большой формат заметным литературным явлением.

Анна Козлова «Люди с чистой совестью» — 7 баллов
Новый роман одной из самых ярких представительниц современной молодежной прозы Анны Козловой — это история о поисках любви, Бога и смысла существования в мире, где никто не знает ответа на вопрос «зачем?», реальность представляется безнадежностью, а жизнь человека скучна и уродлива. Грустная, в общем, история.

Андрей Тургенев «Спать и верить: Блокадный роман» — 7 баллов
Ленинград, конец 1941 года. Холод и голод.
Загадочный эмиссар пишет агентурные письма Гитлеру. Разрабатывается зловещий «План Д» — взрыв Ленинграда в случае его падения.
Молодой полковник НКВД, прибывший из Москвы, готовит покушение на Кирова и вдруг влюбляется во вчерашнюю школьницу Варю.
А Варя ждет с фронта своего жениха, помогает что есть сил маме и друзьям, видит сны и верит в Победу. Станут ли сны вещими?

Юрий Бригадир «Мезенцефалон» — 6 баллов
«Надо просто помнить — сзади никого нет… Никто не вытащит из теплого говна. Кроме тебя самого». Подождите, но ведь на что-то это похоже… Ну конечно! — Добьемся мы освобождения своею собственной рукой! Только если «мы» заменить на «ты»… но в этой несложной несостоявшейся замене, видимо, и вся фишка. Герой «Мезенцефалона» обретает волю и преодолевает себя — а значит, именно здесь, именно в нем и свершилась на самом деле великая революция.

Александр Секацкий «Два ларца: бирюзовый и нефритовый» — 5 баллов
Эта книга — уникальный памятник китайской средневековой культуры, появившийся на свет благодаря исследовательским усилиям известного синолога, философа и антрополога Александра Секацкого. В сжатой, зачастую афористичной форме ответов на экзаменационные задачи для соискателей государственных должностей передаются знания, потребовавшие от европейской метафизики многих томов. Изящество изложения и своеобразный юмор, пронизывающий многовековую мудрость этой книги, без сомнения также доставит радость вдумчивому читателю.

Малое жюри 2008 года

Илья Бояшов, Петербург

Писатель, автор романов «Путь Мури», «Армада», «Безумец и его сыновья», «Повесть о плуте и монахе», «Танкист, или „Белый тигр“». Лауреат премии «Национальный бестселлер» за 2007 год.

Марат Гельман, Москва

Российский искусствовед, публицист, политтехнолог, коллекционер произведений современного искусства, основатель «Галереи Марата Гельмана», директор «Центра современного искусства. Владелец дизайн-бюро «GuelmanGraphic», издательства «ГИФ», проекта Guelman.ru — «Современное искусство в сети».

Галина Дурстхоф, Кёльн

Литературный агент. Представляет за границей интересы десятков российских авторов, среди которых Сергей Болмат, Евгений Гришковец, Михаил Кононов, Эдуард Лимонов, Юрий Мамлеев, Владимир Сорокин, Владимир Тучков.

Эмилия Спивак, Петербург

Актриса петербургского Молодежного театра на Фонтанке и московского МХАТ им. А. П. Чехова. Знаменита своим участием в сериале «Тайны следствия», роль Жени. В большом кино «проснулась знаменитой» после исполнения роли Эсфири в фильме «Статский советник». Также снималась в сериалах «Гончие», «Повторение пройденного», «Игра online» и художественных фильмах: «Жесть», «Трое и Снежинка», «1814».

Борис Федоров, Москва

Государственный и общественный деятель, финансист, учёный-экономист, член Совета директоров ОАО «Газпром», член Наблюдательного совета Сбербанка России, президент Общероссийского общественно-политического движения «Вперёд, Россия!», автор более 200 статей, книг и научных трудов. Автор «Англо-русского банковского словаря».

Алексей Ягудин, Петербург

Фигурист, Олимпийский чемпион 2002 года в одиночном катании в Солт-Лэйк-Сити, заслуженный мастер спорта России, четырехкратный чемпион мира, Кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» IV степени (2003). Участник проектов Первого канала: «Звезды на льду» в паре с Оксаной Пушкиной, и «Ледниковый период» в паре с певицей Викторией Дайнеко.

Почетный председатель

Илья Штемлер, Петербург

Писатель, автор романов «Гроссмейстерский бал», «Таксопарк», «Универмаг», «Архив», «Поезд», «Утреннее шоссе», «Коммерсанты», «Мой белый, белый город», «Звонок в пустую квартиру», «Взгляни на дом свой, путник!», «Breakfast зимой в пять утра». Вице-президент Петербургского ПЕН-клуба.

«Мужская версия» отечественной словесности

Перед нами выраженно «мужская версия» отечественной словесности за отчетный период. Проза Анны Козловой, как в «Хазарском словаре», отличается от мужской разве что на один абзац. Правда, полный…

На ближних подступах к «короткому списку» преобладают, напротив, дамы: Полина Осетинская, Анна Старобинец, две Москвины (Марина и Татьяна), Майя Кучерская — правда, вместе с Дмитрием Быковым, «Адольфычем», Анатолием Бузулукским, Алексеем Рыбиным и Ильей Стоговым. Порог отсечения — пять баллов — оказался, как никогда, низок, и главными «пострадавшими» следует признать Осетинскую, Старобинец и Быкова, набравших по четыре зачетных очка.

Если для известной пианистки, дебютирующей в литературе наивно-разоблачительными мемуарами, четыре балла — это большой успех, а для молодой журналистки, выпустившей уже третью книгу прозы, — повторение пройденного, то для лауреата НацБеста-2006 и «Большой книги», а главное, вечного финалиста нашей премии — сенсационная неудача, не имеющая однозначного объяснения.

С одной стороны, роман «Список» явно не добрал одного-двух очков как представленный в рукописи (хотя в былые годы Быкову удавалось с лихвой перекрывать эту фору). С другой, налицо общая усталость от воистину неутомимого автора, совершенно проигнорированного на сей раз московской частью жюри: большое терпится на расстоянье. С третьей, не исключено идейное неприятие как проповеди конформизма, звучащей в «Списке», так и элементов «бархатной сатиры» на бархатную же революцию. Во всяком случае, написан роман ничуть не хуже, чем «Ж/Д» или «Эвакуатор», в шорт-лист в свое время попавшие. Правда, и не лучше.

Вместе с тем, жюри полностью проигнорировало Дмитрия Глуховского (с которым, на мой взгляд, дурную шутку сыграла номинация сразу двух его романов), Бориса Евсеева, Эдуарда Лимонова, Олега Нестерова и совершенно замечательную Марину Палей — и разве что не проигнорировало действующего букеровского лауреата Александра Иличевского, а также талантливо дебютировавшую романом «Дом» Оксану Бутузову.

Отсутствие зачетных очков у еще одного лауреата и многократного финалиста премии Александра Проханова представляется более чем закономерным: роман «Пятая Империя» — творческий провал на грани самопародии.

Увы, не вызвал интереса у жюри и сборник замечательных повестей Андрея Ефремова, скоропостижно скончавшегося на прошлой неделе.

Шорт-лист получился однако же достаточно репрезентативным и, главное, интригующим. Романы Захара Прилепина и Вячеслава Курицына (Андрея Тургенева) активно обсуждались осенью; прохановское жизнеописание Льва Данилкина — на протяжении целого года; в фокус критического и читательского внимания уже успели попасть и только что вышедшие книги Анны Козловой и Александра Секацкого.

Несколько выпадает из этого ряда повесть Юрия Бригадира, напечатанная в не слишком популярном альманахе «Литературные кубики» — и потому не вызвавшая того интереса, которого она, возможно, заслуживает. Бригадир, несомненно, вытеснил из шорт-листа «Адольфыча» в непровозглашенной, но подразумеваемой номинации «Русский шансон».

Несмотря на явный крен в сторону, условно говоря, фантастики в лонг-листе, в «шорте» однозначно возобладала проза реалистическая, по ведомству которой, наряду с традиционализмом Прилепина, следует провести как гиперреализм Бригадира, Данилкина и Козловой, так и философскую «китайщину» Секацкого. Из двадцати семи фантастических произведений, насчитанных мною в лонг-листе, в финал вышел только роман Курицына.

Абсолютное лидерство Прилепина по итогам голосования Большого жюри не должно вводить в заблуждение ни читающую публику, ни самого писателя. На мой взгляд, помимо тех шести-семи баллов, которые за роман в рассказах «Грех» причитаются нижегородцу по праву, достался ему и «приз зрительских симпатий» — за «Санькю», за запрет НБП и за многое другое. Сработают ли те же факторы в финале, вопрос гадательный. Шансы двух других финалистов — Данилкина и Курицына, — пожалуй, ничуть не хуже. Да и остальные трое не вполне (с точки зрения возможной победы) безнадежны.

Здесь, кстати, уместно напомнить, что и само по себе попадание в престижный шорт-лист — уже победа.

Не могу обойти молчанием еще одно обстоятельство: Анна Козлова попала в шорт-лист в результате явно скоординированного голосования трех членов жюри — того же Прилепина, Василины Орловой и Романа Сенчина. Не назову это сговором — творческие предпочтения вполне могут совпасть с поколенческими и личными, да и повесть сама по себе хороша, — но факт налицо. Писатели (как и любые другие члены жюри) вправе голосовать и так, — а мы вправе привлекать к этому общественное внимание; благо, голо-сование в НацБесте на каждом этапе гласное и ответственное.

Никто из участников шорт-листа лауреатом нашей премии в прошлые годы не был (да и в шорт-лист попадали по одному разу только Курицын с «Месяцем Аркашон» и Прилепин с «Санькей»), — а значит, в списке лауреатов НацБеста в этом году непременно появится новое имя.

Хотелось бы, конечно, знать, чье, — но я этого не знаю.

И не узнаю до самого завершения церемонии открытого голосования в зимнем са-ду питерской «Астории» 8 июня сего года.

А вы?..

Виктор Топоров, ответственный секретарь оргкомитета