• Джо Бейкер. Лонгборн / Пер. с англ. Е. Мигуновой — М., Синдбад, 2017. — 488 с.

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.
Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость. А любовь обитает и на нижних этажах…
Мастерски выдерживая стилистику первоосновы, Джо Бейкер в декорациях, созданных когда-то Джейн Остин, ставит свой, абсолютно оригинальный «спектакль».

Глава 6
Целью ее жизни было выдать дочерей замуж.
Единственными ее развлечениями были визиты и новости

Вот гардеробная миссис Беннет, ее святая святых, укрытие от настоятельных нужд и тягот семейной жизни: вся в пышной обивке, ламбрекенчиках, поду­шках, драпировках и турецких коврах, заваленная наде­тыми по разу платьями, забытыми шалями, спенсерами, ротондами и капорами, пропахшая истлевшими розами, с обоями в полоску и цветочек, заставленная фарфоро­выми безделушками, на которые уходили все карманные деньги, бесчисленными бумажными цветами, бонбо­ньерками из ракушек, увешанная прихотливыми орна­ментами, вышивками в рамках и расписанными тарелоч­ками — творениями искусных пальчиков ее дочерей; и все это — ветшающее, облезлое и собирающее пыль, к отчаянию хозяйственной миссис Хилл.

Экономка, вызванная в святилище для обсуждения меню на неделю, приняла (как всегда, на память) заказы на куропаток, запеченное мясо и рагу и порывалась бро­ситься бежать на кухню, дабы вымесить и раскатать по­ставленное загодя тесто, которое, должно быть, давно уж подошло в тепле. Однако пришлось задержаться в гардеробной и выслушивать сетования миссис Беннет, досадовавшей, как обычно, на мистера Беннета, неспо­собного осознать всю важность того, что ей казалось на­стоятельной потребностью. А поскольку мистер Б., по- видимому, с трудом переносил даже звук голоса своей супруги, та решила более не обсуждать с ним эту живо­трепещущую тему, предпочтя излить душу прислуге.

Хотя миссис Хилл из многолетнего опыта прекрасно знала, сколь тщетны любые попытки навести в этой ком­нате порядок, не в ее характере было сидеть сложа руки и сочувственно хмыкать. Уголком передника она смахнула пыль с фарфоровых пастушек и протерла комод, на кото­ром они стояли. Затем сняла со стула мятое платье цвета яичного желтка и расправила на нем складочки.

— Ах, да оставь же его, Хилл!

— Я бы его повесила…

— Повесила? Все бы тебе развешивать! Оставь! Это просто рваная тряпка!

Миссис Хилл осмотрела платье: неужели девушки что- то упустили? Шелковистые желтые складки скользили между пальцами. Никаких заметных повреждений: все швы целы, подол нигде не отпорот, не видно ни дырочки. Наряд выглядел в точности таким же, каким вернулся в гардероб миссис Беннет из последней стирки. Помнится, перед этим она надевала его на особо торжественный ужин у Голдингов. И как же прилежно девушки трудились над этим платьем: замачивали и намыливали, тщательно удаляя с шелка каждое пятнышко. Миссис Хилл гордилась своими подопечными — такие умелицы, отличные прач­ки. Да и сами они порадовались, когда наконец платье ста­ло чистым, будто новенькое. Гордиться делом своих рук — это ли не радость? Куда как приятнее, чем уныло терпеть тяготы жизнь и втайне мечтать оказаться где подальше.

— Мне нужен новый наряд, — продолжала меж тем миссис Беннет. — Просто необходим. И девочкам тоже нужны обновки. Разве я многого прошу, после всех этих лет? А это мерзкое старье можешь забрать себе. Я его больше не надену.

Миссис Хилл аккуратно повесила платье на руку. В былые годы сердце у нее учащенно забилось бы при мысли, что ей достанется такая прелесть. Но, скажите на милость, что сейчас-то ей проку от желтого шелка и во­ланов? Придется его ушить, переделать и убрать все эти финтифлюшки, чтобы, не ровен час, не загорелись, ко­гда она будет возиться у очага. Так что достался ей не столько подарок, сколько очередная порция работы, а без этого она предпочла бы обойтись.

— Это действительно ужасно, Хилл. Тебе не дано знать, что это за мука — быть матерью и наблюдать стра­дания несчастных детей, лишенных отцовской заботы.

С этими словами миссис Б. издала тяжкий вздох, с трудом приподняла рыхлое тело с дивана и нетерпели­вым взмахом руки сделала знак миссис Хилл отойти. Встав, она прошлась по комнате, скрипя половицами, и замерла у окна, однако мысли ее явно занимал отнюдь не чудесный парк, раскинувшийся внизу.

— И не только для ближайшего бала. Нам необходи­мы новые наряды для ранних визитов, и для семейных обедов, и для вечеров, и для выхода к чаю, и для прочих оказий. — Опершись на подоконник, она промокнула глаза. — Но, полагаю, он этого не одобрит. Он совер­шенно глух к такого рода вещам. Хуже того, я догадыва­юсь, что они ему вообще неинтересны.

Миссис Хилл сверлила взглядом широкую спину хо­зяйки. Если прямо сейчас не спуститься в кухню и не за­няться тестом, всю неделю они будут есть кирпичи вме­сто хлеба. Одну из девочек надо бы отправить в курятник за яйцами, другую послать выбивать ковер — и ведь какой из них какое дело ни поручи, все равно обе будут недовольны и побранятся из-за этого. А Джеймса отослали в Хайфилд, починять изгороди. Миссис Хилл припасла для него кувшин пива на полке в кладовой, но, если не забрать его прямо сейчас, потом уж у нее не бу­дет случая спуститься в кладовую, пока не переделает всю работу. Не успеешь оглянуться, уже пора подавать обед, а там и мистер Хилл потребует чашку чаю, а нельзя же заставлять его дожидаться слишком долго.

Но что поделать, миссис Б. грустит и ждет утешения. Экономка подошла ближе и дотронулась до хозяйкино­го плеча:

— Мне очень жаль, мэм.

Локоны миссис Б. задрожали.

— Вечно находятся более важные траты, во всяком случае по его разумению. Кое-кто из арендаторов не платит ренту. А то вдруг нужно начинать на ферме жат­ву или сев или срочно что-то починить. Всегда найдется что-нибудь более важное, чем я и бедные мои девочки.

Миссис Б. обратила лицо к экономке, глядя на нее серьезно и пристально. Жесткие руки миссис Хилл вдруг оказались в мягких ручках госпожи.

— Ты переговоришь с ним обо мне, Хилл?

— Я могу, если пожелаете, мэм, но не думаю, что из этого выйдет много проку.

— Ах, полно, ты и сама знаешь, что к тебе он при­слушивается, Хилл. Если ты скажешь, что это необхо­димо, он непременно согласится. А о чем бы я с ним ни заговорила, он все считает вздором, не стоящим внима­ния. Тебя он послушает. А меня не слушает. Уже давно.
Миссис Хилл отвернулась. На столике стояла пудре­ница, пуховка валялась рядом, полированная поверх­ность красного дерева была засыпана толстым слоем дорогой пудры с запахом лаванды. Дети давно подрос­ли, а других, очевидно, уже не будет, вот в чем причи­на разочарования хозяйки, всего этого беспорядка и неуюта. Ей так и не удалось родить здорового мальчи­ка, наследника Лонгборна. С другой стороны, раз­мышляла миссис Хилл, если вспомнить, как изнурили миссис Беннет многочисленные беременности, как вы­мотали ее роды, если вспомнить обо всех выпавших зу­бах, страданиях и пролитой крови, взглянуть на живот, который болтается мешком, вполне можно поверить, что миссис Б. испытывает определенное облегчение при мысли, что больше не придется через все это про­ходить.

— Ты знаешь, что это правда. Одно твое слово, и ми­гом появляется новая метла, или кастрюля, или свечи — что только захочешь.

— Траты по хозяйству, мэм, только и всего.

Миссис Беннет выпустила руки экономки из своих:

— Это всё траты по хозяйству! Они касаются всех нас! Я полагала, что ты, женщина, сможешь понять. Но, конечно, ты ведь не мать, откуда тебе знать. Разве мо­жешь ты представить, как страдаю я из-за своих девочек. Мистер Бингли может жениться прежде, чем мои люби­мые дочери дождутся шанса предстать перед ним в при­стойном виде.

— Мистер Бингли?

— О да, ты же, наверное, и не слышала! — Лицо мис­сис Беннет изменилось мгновенно, как погода в весенний день: ветерок разогнал тучи, и вот уже засияло солнце. — Вообрази, Незерфилд-Парк наконец-то сдали внаем. Ко мне недавно заходила миссис Лонг и поделилась ново­стью. Новые соседи переедут туда к Михайлову дню.

— Миссис Николс с ног собьется, чтобы привести там все в порядок к сроку.

Миссис Беннет только отмахнулась: заботы миссис Николс не шли ни в какое сравнение с ее собственными.

— Видишь ли, Хилл, новый съемщик — молодой че­ловек. Холостяк. Холостой молодой человек с очень большим состоянием.
Миссис Хилл пошатнулась, примериваясь к завален­ному подушечками дивану на случай обморока. Моло­дой холостяк собирается поселиться по соседству. Это означало веселье и радостное воодушевление в хозяй­ских комнатах. Это означало пикники, увеселительные прогулки — и горы дополнительной работы для обита­телей нижнего этажа.

— Да-да. Девочкам просто необходимы новые наря­ды, чтобы он мог влюбиться в одну из них, и мне то­же — надо же показать, что мы почтенная семья и до­стойны его внимания. Я не допущу, чтобы мистер Бингли смотрел на нас свысока и счел ничтожествами из-за каких-то платьев. Поэтому ты должна перегово­рить об этом с мистером Беннетом и настоять, чтобы наряды были куплены.

Хорошо хоть Джеймс сейчас на подхвате. Лишняя пара рук, да еще мужских и молодых, — он сможет быть форейтором вместо мистера Хилла.

— Я поговорю с мистером Беннетом, — согласилась миссис Хилл, — раз вы правда этого желаете, мэм.

— Хорошо, — кивнула миссис Беннет и опять опу­стилась на диван, оставив миссис Хилл стоять. — Толь­ко не тяни с этим, Хилл. И налей-ка мне порцию моего бальзама. У меня вконец истерзаны нервы.

Миссис Хилл откупорила бутылочку, до половины наполнила рюмку и протянула его хозяйке. Выпив, та прикрыла глаза и, казалось, успокоилась. Миссис Хилл оставила ее и поспешила в кухню. Хлебное тесто под­нялось уже выше края миски — твердая круглая масса, вся в трещинах. Экономка вывернула его на посыпан­ную мукой столешницу, ногтями счистила со стенок миски остатки и принялась месить. Она приподнимала его и с силой бросала на стол, колотила по нему кула­ками, подсыпая муки. Когда немного позже в кухню заглянул мистер Хилл, ему хватило одного взгляда, чтобы понять — не стоит напоминать ей о своем чае. Вместо этого он тихо уселся у очага, дожидаясь, пока его заметят.

Сара там однажды бывала — давным-давно, еще до того, как в Лонгборне появилась Полли. Ее послали передать в подарок окорок, когда у Беннетов закололи свинью. Тогда величественные колонны особняка в Незерфилде были сплошь в разводах зелени и пятнах сырости. Двери отворил сухопарый привратник в ливрее — траченной молью и в сальных пятнах. Он выглянул из неосвещен­ного холла и, строго посмотрев на нее единственным зрячим глазом — на другом тускло блестело бельмо, — осведомился, чья она девчонка. Потом шире распахнул скрипучую дверь и кивком предложил войти.

Внутри было холодно, гулко, по стенам блуждали те­ни. Девочка шла по коридорам, увешанным зеркалами, полуслепыми от бурых пятен и плесени, и уставленным мебелью, укутанной в чехлы. Замерзший окорок, запеле­натый в ткань, будто младенец, оттягивал руки. При­вратник довел Сару до гостиной, где повалился в кресло и замер, откинув голову и раскрыв рот, измученный пу­тешествием до дверей и обратно.

В комнате было душно, хоть и холодно. Пахло лекар­ствами, камфарой, мочой и совсем слабо чем-то слад­ким. Ломберный стол был уставлен посудой из разных сервизов. В углу приткнулась кушетка, где на смятых простынях что-то лежало. Сначала Саре показалось, что это груда тряпья, но груда вдруг зашевелилась, поверну­лась и улыбнулась девочке. Те зубы, что еще оставались во рту у леди, совсем почернели.

— Хочешь кусочек кекса, малышка?

Сара помотала головой, положила окорок, попятилась к дверям и бросилась наутек по коридору. Она сумела са­ма открыть тяжелую входную дверь. И, спотыкаясь, бежа­ла целю милю в сторону Лонгборна, а когда совсем запы­халась и перешла на шаг, то шла торопливо, то и дело озираясь через плечо. Запах того дома, приторно-сладкий запах тления, преследовал ее потом не один день.
Сегодня, уже совсем взрослой, Сара вновь прибли­жалась к Незерфилду. На сей раз вместо тяжелого мерз­лого окорока она несла составленное в изящных выра­жениях письмо к мистеру Бингли с приглашением на семейный обед.

С хрустом ступая по гравиевой дорожке, тщательно разровненной граблями и прополотой от сорняков, Са­ра подняла глаза на величественную, отчищенную от зе­лени колоннаду. Что и говорить, перед ней был уже не тот дом, где соседскую девчонку-служанку могли при­нять с парадного входа. Сара свернула на боковую тро­пинку и, пытаясь отыскать дверь для слуг, пошла в обход дома. Рамы в окнах были подняты, чтобы впустить све­жий воздух и проветрить комнаты; внутри пахло свежей краской. Краешком глаза Сара заметила белоснежный потолок, мебельные чехлы, водянистое зеркало.

У барышень и миссис Б. прямо с языка не сходил этот мистер Бингли. Они уже немного познакомились, но слугам мало что было о нем известно. Когда мистер Бингли заезжал в Лонгборн, они с мистером Б. угоща­лись канарской мальвазией в библиотеке и, на диво, обошлись без чьей-либо помощи. Для Джеймса возмож­ность позаботиться о лошади мистера Бингли, превос­ходном вороном мерине, была, кажется, скорее удоволь­ствием, чем лишней тяготой.

Но сейчас речь шла о приглашении на семейный обед, и миссис Б. уже волновалась по поводу рыбы и су­па, поскольку, что ни говори, обед по всем правилам ку­да сложнее приготовить, нежели обычный. Необходимо произвести впечатление, но так, будто у вас и в мыслях не было произвести впечатление. Обед следует подать превосходный, однако гостям должно казаться, будто семья так обедает каждый божий день.

Особое внимание миссис Б. уделила письму и, высу­нув от усердия кончик языка, старательно вывела слова приглашения на лучшей бумаге, какая нашлась в доме. Миссис Хилл также отнеслась к этому со всем тщанием: когда Джеймс спустился с посланием из комнаты для за­втрака, она схватила конверт с подноса, осмотрела, щу­рясь, а потом решительно протянула Саре:

— Только смотри, поживей, не зевай по сторонам. Ты мне здесь нужна, поможешь с пирогами.

Дверь была простая, маленькая, не иначе вход для слуг. Никто не ответил на стук, так что Сара просто от­крыла ее и пошла на шум, к кухне. Скорее всего, там она сможет передать письмо какому-нибудь лакею, который доставит его наверх. Еще не успев ни с кем заговорить, Сара уже начинала волноваться: ну разве не странно, что с приглашением является горничная, а не лакей? О чем только думала миссис Хилл?

На что ж им тогда мистер Смит, как не на то, чтобы носиться по всей округе, выполняя поручения господ?!

Сара бочком прошла в двустворчатую дверь и оказа­лась в поместительной кухне. Никто ее даже не заметил. В гулком, просторном помещении царила сумятица. Де­вушка заметила повара в синей куртке, тот расхаживал, заглядывая под крышки кастрюль. Три кухарки резали лук и крошили порей, слуги то и дело вбегали и выбега­ли. Ароматы ошеломляли: и мясо, и вино, и томящееся на огне варенье. И тут к ней подлетел лакей — высокий, в нарядной ливрее и пудреном парике.

— Простите… — Он замолчал и отступил.

Лицо у него было очень смуглое. Сара украдкой взгля­нула на руки: вдруг такие же коричневые, как лицо. Но на нем были белые перчатки, так что проверить не удалось. Закусив губу, Сара снова подняла глаза: лакей был пора- зительно хорош собой — и поспешила отвернуться, по­тому что смотреть на человека в упор неприлично. С пы­лающими щеками она уставилась себе в ноги.

— Не могу ли я быть вам полезен?

Слова были английские и произнесены на весьма благородный манер. Не решаясь встретиться с ним взглядом, Сара вынула тщательно составленное письмо миссис Беннет и протянула ему:

— Для… для мистера Бингли.

— Вы подождете ответа?

Она кивнула. Но лакей не трогался с места, и ей при­шлось снова на него посмотреть. Глядя на нее темными, словно кофейные зерна, глазами, лакей еле заметно улы­бался. Ее щеки заполыхали пуще прежнего.

— Счастлив узнать это. — Отвесив поклон, он уда­лился.

Неужели этот человек из тех, кого называют черно­кожими, хотя на самом-то деле кожа у него коричневая? Африканец? Но африканцы все в шрамах, черные, что твои чернила, полуголые и в цепях. В доме приходского священника ей доводилось видеть таких на медали, ви­севшей в холле: «Разве я не человек и не твой брат?»¹ Этот совсем иное дело: безупречен в своей ливрее, кожа у него совсем не исполосованная, а, наоборот, восхити­тельно гладкая и чистая. Признаться, она ненамного темнее, чем у мистера Смита или любого местного фер­мера, работающего в полях под августовским солнцем. Правда, их загар к зиме выцветает, к тому же доходит он только до ворота рубахи и края засученных рукавов…

Сара прислонилась к стене, чтобы не мешаться под ногами. Видно, очень уж дальний здесь путь наверх, к господским комнатам. А может, мистер Бингли все ни­как не решит, хочется ему встречаться с семейством Бен­нет за семейным обедом или нет. Зеленовато-желтая штукатурка приятно холодила ладони. Девушка наблю­дала, как хлопочут слуги, и от души порадовалась, что ей не нужно включаться в эту суету. Повар остановил не­зерфилдскую экономку, миссис Николс, и с издевкой распекал за что-то. Должно быть, новые хозяева привез­ли его из Лондона: в здешних краях поваров-мужчин отродясь не бывало. Миссис Николс оправдывалась, конфузилась, умоляюще воздевала руки, и Сара отвер­нулась: вряд ли экономке хотелось бы, чтобы в эту ми­нуту ее видели посторонние.

Вернувшись, темнокожий лакей протянул ей неболь­шое письмо, сложенное и весьма небрежно запечатан­ное, с торопливо нацарапанным адресом.

— Надеюсь, что на ответ последует ответ, — произ­нес он.

Сара не нашлась, что на это сказать. Сделав книксен, она поспешно ретировалась.

— Так он не приедет?

— Его даже не будет в поместье. — Новость вызвала общее волнение. — Он уезжает в Лондон!

Да еще так внезапно, будто это пустяки какие-то, будто позволительно проделывать подобные вещи каж­дый день!

— Кажется, он собирается заехать за кем-то, чтобы привезти сюда на бал.

— Разъезжать туда-сюда — пустое это! — отрезала миссис Хилл и посетовала: — А я-то уже заказала мясо.

— Что ж, эти Бингли с их деньжищами могут позво­лить себе разъезжать, — заметила Полли. — Все так го­ворят. Я слыхала, их папаша торговал сахаром. А на са­харе можно уйму денег заработать.

Джеймс полировал столовое серебро. Саре следовало бы чувствовать благодарность, ведь он спас от этого за­нятия ее. Однако ей было обидно: разве плохо она справлялась со своими обязанностями, что ее работу пе­репоручили новенькому?

— Должно быть, очень выгодное дело, — сказала миссис Хилл. — Без сладкого никто обойтись не может.

— Мне бы тоже хотелось торговать сахаром, — меч­тательно вздохнула Полли. — Вы только представьте!..

— Ты ходила бы в плавание на корабле… — Джеймс вилкой очертил в воздухе треугольник паруса. — На ко­рабле, доверху груженном оружием и скобяным това­ром. Пассаты погнали бы твой парусник на юг, до са­мой Африки…

Полли слушала с восторженной улыбкой. Но потом растерянно моргнула:

— Что такое скобяной товар?

— Кандалы и цепи, кастрюли, ножи, — объяснил Джеймс. — В Африке можно продать все это и оружие и купить рабов. Ты посадишь их в трюм и поплывешь в Вест-Индию, а там продашь и купишь сахар, а уж сахар доставишь домой, в Англию. Трехсторонняя торгов­ля — так это называется. Осмелюсь предположить: Бингли, по всей вероятности, родом из Ливерпуля или Ланкастера, раз уж говорят, что они с севера.

— Я не знала, что сахар достался им такой ценой, — заявила Полли, пододвигая свой стул поближе к столу.

— Какой ценой?

— Что его меняли на людей.

— Да. — Джеймс протер вилку и слегка пожал плеча­ми. — Так и есть.

— А вы, я смотрю, много про все это знаете, — вме­шалась Сара.

Он обернулся к ней и снова пожал плечами:

— Я читал книгу.

— Правда?

— Да, правда. А что в этом такого?

— Да так, что-то непохоже.

— Почему же непохоже?

— Просто, глядя на вас, не подумаешь.

— Что? Что я умею читать?

— Ну…

Полли показалось, будто по комнате пронесся порыв холодного ветра, хотя она и не могла понять, в чем тут дело: ведь только что, мгновение назад, все так хорошо ладили. И вдруг эта перепалка между Джеймсом и Са­рой — их вопросы-ответы воланом летали туда-сюда. Полли только успевала переводить глаза с одного на другую. Миссис Хилл, чинившая платье, внезапно за­мерла, занеся иглу над прохудившейся тканью. Полли заметила, как она переглянулась с мистером Хиллом и как тот приподнял в ответ щетинистые брови.

— Получается, вы только что назвали меня невеждой.

— Нет, но…

— Но вам просто не приходило в голову, что я, воз­можно, читаю больше, чем, скажем, да хоть, к примеру, вы?

— Я читаю все время! Правда же, миссис Хилл?

Экономка глубокомысленно кивнула.

— Мистер Б. позволяет мне брать его книги и газеты, а мисс Элизабет всегда дает романы, которые заказывает в платной библиотеке².

— Да, конечно. Романы мисс Элизабет. Уверен, они очень интересны.

Сара поджала губы, сузила глаза и, помолчав, повер­нулась к миссис Хилл.

— А у них там в Незерфилде служит негр, вы зна­ли? — объявила она торжествующе. — Я с ним сегодня разговаривала.

Джеймс на миг замер, но тут же опустил голову и продолжал драить вилки.

— Что ж, — заметила миссис Хилл, — я полагаю, что миссис Николс сейчас не откажется от любой помощи.

— И ведь представить только! — Полли не терпелось вернуться к предыдущей теме. — Это какая же прелесть и какие деньжищи, и всё от сахара. Мне думается, стены у них зелененькие, словно мята, а колонны, должно быть, витые, как леденцы. А полы все из полированной сливочной помадки, а на диванах-то подушки сплошь марципановые!

— Увы, но колонны самые обычные, из местного камня. — Сара подняла шитье, подхватив иглой пет­лю. — О подушках ничего сказать не могу. Но марци­пан, по-моему, будет липнуть, если подтает от камина.

Полли кивнула и, мечтательно улыбнувшись, про­глотила слюну.

---

¹ _{Девиз антирабовладельческой кампании, начатой в Британском парламенте в 1787 году. Речь идет о медали с этими словами работы известного художника Джозайи Веджвуда.}
² _{В середине XVIII века в Англии стали появляться первые платные публичные библиотеки.}

• Александр Степанов. Феноменология архитектуры Петербурга. — СПб.: Арка, 2016. — 396 с.

В книге известного петербургского искусствоведа А. В. Степанова нет ни историко-архитектурных, ни краеведческих штудий. Не умаляя их значения, автор сосредоточен на другом: его цель — преодолеть музейно-отчужденное отношение к архитектуре города, предложить читателю путь к самостоятельному переживанию и осмыслению архитектурных феноменов, сделать архитектуру Петербурга одушевленной и понятной для людей, не обладающих специальными знаниями. Обращаясь к феноменологическому методу, А. В. Степанов обнаруживает наиболее проникновенные прозрения в поэтических произведениях.
Каждое произведение архитектуры для него — это персона со своим характером, у каждого свой эйдос. Вступая во взаимодействия, они образуют красноречивые немые сцены. Протагонистом этих сцен всегда выступает человек, который включает архитектуру в свой жизненный мир и в зависимости от собственного духовного склада и социальной роли предпочитает то или иное амплуа из предложенных автором. 

 

ГОРОД — НЕ ТЕКСТ

 

В 70−80-х годах прошлого века архитектурная молодежь, интересовавшаяся гуманитарными науками, была увлечена пущенной в ход семиотиками моделью города как текста. Вдруг открылась возможность рассматривать город не только как место, в котором происходят всякие процессы — социальные, политические, экономические, этнические, демографические, экологические и прочие, — но и как объединенную смысловой связью цельную последовательность знаковых единиц, благодаря которой осуществляется коммуникация. Эта модель обещала прогресс в изучении города как накопителя, передатчика, преобразователя и генератора культуры.

Поскольку общесемиотическое понимание слова «текст» вбирает в себя и лингвистическое, то семиотическая модель открывала заманчивую возможность оценки городов по новым, лингвистическим, критериям: если город подобно словесному тексту обладает внешней связностью и внутренней осмысленностью, если он пре­ доставляет возможности своевременного восприятия и создает необходимые условия коммуникации, то он построен правильно, это хороший город.

Возникали важные вопросы, которым до введения семиотической модели города не придавали особого значения. Первый — о неизбежной порче, об искажениях «правильного» города-текста и о способах восстановления его «канонической формы». Второй — о необходимости общего фонда знаний, то есть коммуникативного фона, без которого город-текст не может быть правильно понят, и, стало быть, об опасности дискоммуникации и способах ее преодоления. Третий вопрос — о языке или коде, на котором «написан» город-текст и который позволяет рассматривать город как реализацию этого языка, то есть как «язык в действии»¹.

Короче говоря, семиотическая модель сулила помощь в понимании того, почему и как здания, пространства и весь город образуют смысловую среду нашего существования, качество которой в разных городах различно. Разве такая перспектива не увлекательна?

Но мое увлечение моделью города как текста было недолгим. Сначала возникли сомнения в ее корректности. Я стал думать, что у города и текста больше взаимных различий, чем сходств.

Работа над текстом рано или поздно заканчивается, городским же переменам, пока город существует, нет конца. Каждый день в городе где-то что-то меняют, его непрерывно перестраивают. В малых и больших переменах, касающихся самых разных сторон жизни города, слишком много такого, что, при всем желании, невозможно приравнять к целенаправленной работе над текстом. Пожалуй, мертвый город можно счесть текстом с большим правом, нежели живой, ибо из него ушла человеческая энергия — как созидательная, так и разрушительная.

Текст информативен, когда я читаю его впервые или после долгого перерыва. Иначе что толку в чтении, кроме упоительного удовольствия? За исключением священных текстов в религиозных практиках, не существует текстов, которые человек читал бы непрерывно. Город же я воспринимаю ежедневно в течение всей жизни. Получается, что если город — текст, то я читаю его, как монах или священнослужитель? Да нет же, я слишком люблю свой город, чтобы относиться к нему, как к чему-то священному.

Коммуникативная функция текста невозможна без адресанта и адресата. Кого назовем адресантом города-текста? Мифического или исторического основателя? Работавших при нем архитекторов? Тех, при ком город сформировался, или тех, при ком он приобрел каноническую форму? В таком случае как ее определить? Может быть, адресантом являются все поколения горожан? Но, может быть, адресант — гений места? Дух времени? Абсолютный дух? Неужели любому из этих гипотетических адресантов можно приписать стремление формировать город, чтобы именно мы читали это послание? Мы или кто-то другой? Полная неопределенность. Но существуют же сообщения, отправленные неизвестно кем неизвестно кому, например сигнал бедствия SOS? — спроси­те вы. Да, SOS таков. Но SOS — это текст «спасите наши души», преображенный в сигнал, который как текст не читают — на него реагируют.

Чтобы текст работал как сообщение, должен существовать код, объединяющий адресанта с адресатом. Но разве у города есть определенный код помимо телефонного? Я думаю, кодов у него бесчисленное множество. Но даже если бы существовал один-единственный, то где гарантия того, что потомки хорошо помнят код предков?

Если бы этот уникод существовал, то чем были бы его знаковые единицы? Зданиями? Кварталами? Улицами? И как нам следовало бы представить себе их последовательность в городе-тексте? С чего начать, чем кончить чтение? В действительности начала и концы есть только у наших маршрутов по городу, и чаще всего они сливаются у порога нашего дома.

Сообщение не может длиться столетиями. В противном случае и получателю его пришлось бы читать передаваемый текст сотни лет, а это превышает отпущенный человеку срок жизни. Как тут быть со своевременностью восприятия? Но может быть, модель города-текста предполагает коллективного, множественного адресата — допустим, жителей города или страны, или всего мира? В таком случае могу ли я быть уверен, что в человеческой массе, воспроизводящейся из поколения в поколение, из столетия в столетие, существует неоспоримый консенсус относительно того, что все мы читаем один и тот же текст? Ведь город меняется, и каждое поколение знает его иным.

Мы читаем сообщенный нам текст как более или менее завершенное смысловое целое и, прочитав его, можем сказать: податель сего хочет от нас того-то и того-то. И сразу или подумав, реагируем на него. Но разве город можно свести к некоему завершенному смысловому целому? Разве на город в целом реагируют?

Вы скажете: желание переселиться в данный город или, наоборот, покинуть его и есть реакция на город. Нет, это реакция не на город, а на конкретные обстоятельства: желание получить образование или подходящую работу, не расставаться с близким человеком, житейские или служебные неурядицы, необходимость переменить климат из-за пошатнувшегося здоровья и т. д.

Но довольно критики. Я ведь вовсе не собираюсь отрицать, что город способен нечто сообщать. Я лишь против того, чтобы считать его сообщения текстом.

Кто ж будет спорить, что внимательному человеку город, как следопыту лес, сообщает об очень многом и важном? Знакомясь с помощью разных источников информации с архитектурой города, его климатом, образом жизни и обликом населения, внимательный человек, еще не побывав в этом городе, уже поймет, процветающее это место или застойное, полезное или вредное для здоровья, безопасное или криминальное, богат или беден этот город, дорога или дешева в нем жизнь, пригоден ли он больше для работы или для отдыха. Эти сведения сформируют связанные с данным городом ожидания. Допустим, человек решает туда переселиться. Тогда город сообщит ему своей архитектурой и уличной жизнью о престижных и депрессивных районах, о близком или далеком его статусу социальном окружении, об изношенных и надежных домах, о дорогом и дешевом жилье, о развитой или примитивной инфраструктуре и тем самым поможет нашему герою выбрать подходящий район.

Он переехал в этот город — и тогда виды из окон, перспективы дворов и улиц, вывески и реклама, стиль зданий, запоминающиеся объекты, топонимы, транспортные маршруты, имена на памятниках и мемориальных досках — все это, подобно палимпсесту со слоями письма, проглядывающими один из-под другого, поможет приезжему сориентироваться в нынешней жизни города и почувствовать свою причастность к его прошлому.

Нет лучшего описания того, за что цепляется внимание человека, чувствующего себя еще непривычно в «чине здешнего обитателя», чем в «Даре» Владимира Набокова: «Все могло быть этой мелочью: цвет дома, например, сразу отзывающийся во рту неприятным овсяным вкусом, а то и халвой; деталь архитектуры, всякий раз экспансивно бросающаяся в глаза; раздражительное притворство кариатиды, приживалки, — а не подпоры, — которую и меньшее бремя обратило бы тут же в штукатурный прах; или, на стволе дерева, под ржавой кнопкой, бесцельно и навсегда уцелевший уголок отслужившего, но не до конца содранного рукописного объявленьица — о расплыве синеватой собаки; или вещь в окне, или запах, отказавшийся в последнюю секунду сообщить воспоминание, о котором был готов, казалось, завопить, да так на углу и оставшийся»².

Все эти сведения достаются нашему герою случайно. Примерно так же, наблюдая те или иные не выбранные нами, разрозненные явления, мы относимся к ним как к признакам или симптомам неких обстоятельств, в которых мы уже оказались или со временем окажемся. Такой способ получения информации о городе не имеет ничего общего с извлечением из текста информации, которая кем-то особым образом упорядочена.

Но еще важнее то, что все эти сведения — о человеке в городе, но не о самом городе. И даже если бы кто-то успешно парировал мою критику модели города-текста, мне все равно было бы очевидно, что город-текст, как всякий текст, являлся бы средством сообщения о чем-то ином, о какой-то внетекстовой реальности, каковой сам этот город не является. Феноменологические же задатки влекут меня «назад, к самим вещам». Я хочу знать город, а не информацию о городе.

---

¹ _{Характеризуя модель города как текста, я активно пользовался статьей: Николаева Т. М. Текст // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 507.}
² _{Набоков В. Дар. СПб., 2015. С. 8−9.}

• Франц Холер. Франц Холер. Платформа № 4 / Пер. М. Зоркина — М.: РИПОЛ Классик, 2016 г. — 240 с.

Франц Холер — известный швейцарский писатель, драматург и автор песен. Человек, которого критики называют классиком, национальным достоянием и уникальным явлением в мировой литературе. «Платформа № 4» — его новый роман, моментально ставший бестселлером.

1

— Вы позволите помочь вам с чемоданом? Знала бы она, к каким последствиям приведет эта фраза, отказалась бы вежливо, но решительно, прислушалась бы к своему внутреннему голосу, который будто шепнул ей: «Нет!», развернулась бы как по команде да быстрым шагом потащила свой чемодан на колесиках до вокзального кафе, чтобы только не согласиться на неожиданное и любезное предложение незнакомца. Такое всегда приходит в голову задним числом, а в ту минуту не было у нее причин отказываться от помощи.

Изабелла ехала в Цюрихский аэропорт. Собираясь провести две недели на острове Стромболи, она купила билет в Неаполь. Жила она неподалеку от вокзала Эрликон, поэтому обычно добиралась до аэропорта на электричке. Она еще зашла в аптеку за лекарствами и вот остановилась в переходе, откуда лестница ведет наверх, к поездам. Жаль, поздно она вспомнила, что в самом конце вокзальных путей вверх и вниз идут вместо ступеней пандусы, и только увидев перед собой лестницу, показавшуюся ей как никогда крутой и неприступной, заметила, сколько весит ее чемодан, и разозлилась, что на этом оживленном вокзале эскалаторы так и не установлены, будто он остается провинциальным полустанком, как сто лет назад. Изабелла ведь только-только после операции, и, конечно, с переноской тяжестей ей следует быть поосторожнее.

Так отчего же не согласиться, если какой-то господин — хорошо одетый, с проседью в волосах, с бородкой — предлагает ей поднести чемодан вверх по лестнице? Она, как всегда в поездках, почти опаздывала, электричка уходит через три-четыре минуты, а тут вдруг этот господин — джентльмен старой школы, для кого готовность помочь есть благородный и непреложный закон, вот и нет причин отказаться, и нет никакой ошибки в ее словах: «О, спасибо!»

Он переложил из правой руки в левую тонкую папку, которую имел при себе, взялся за чемодан, поднял легким рывком (может, все-таки удивившись его тяжести?), чуточку поправил выдвинутую ручку, чтобы она не тыкалась ему в подмышку, — и все это время Изабелла спрашивала себя, не встречалась ли она с ним раньше и кого он ей напоминает.

Но вспомнилось ей только, как в юности к ним с подружкой, когда они отправились смотреть Лондон и стояли у дверей пансиона с планом города в руках, обратился какой-то человек: «Can I help you?». Показал им кратчайший путь до Вестминстерского аббатства и пошел себе дальше.

Эта самая подружка ждала ее сейчас на острове Стромболи. Там они сняли домик на три недели, хотели вместе провести отпуск, но помешала больница, и теперь Изабелле осталось отдыхать всего две недели, зато как раз вовремя, ведь надо восстановиться после операции.

В больницу ей пришлось лечь, чтобы удалить желчные камни, когда колики стали нестерпимыми, а медикаментозное лечение уже не помогало. Операция прошла хорошо. Удаленные камни ей вручили в стеклянной баночке, добрый десяток — ребристые, округлые, толщиной примерно в сантиметр, из них можно бусы собрать, как шутили Изабелла с санитаркой, желчные бусины — это что-то новенькое. Конечно, она обрадовалась, что во время операции не обнаружили чего-нибудь пострашнее, провела неделю на домашнем режиме, а теперь чувствовала себя вполне готовой к путешествию и думала о нем с удовольствием.

Следом за нежданным носильщиком она поднялась по лестнице, попутно открыв сумочку и убедившись, что билет на электричку и квитанция бронирования на месте, и утвердительно кивнула, когда господин обернулся к ней и спросил:

— Вы в аэропорт?

От платформы номер пять отправлялась электричка до Рапперсвиля, от платформы номер четыре — до Эфретикона через аэропорт.

Незнакомец подкатил чемодан к краю платформы, поставил и сделал галантное движение рукой.

— Большое спасибо, — сказала Изабелла, — мне очень приятно.

Он с улыбкой кивнул, но затем почему-то не поднял голову, а опустил на грудь, на мгновение схватился за ручку чемодана и как подкошенный упал навзничь. Голова с неприятным стуком ударилась оземь, и он остался лежать с открытым ртом и закрытыми глазами. Одна рука свесилась за край платформы, а папка едва не упала на пути.

У Изабеллы вырвался крик ужаса, тут же подбежали какие-то люди, а она встала на колени возле лежащего и склонилась к его лицу.

— Эй, вы слышите меня?

Открыв глаза, он посмотрел куда-то в даль, но все-таки поймал ее взгляд и тихо проговорил: — Пожалуйста, прошу…

Засвистел поезд, будто сам испугался на подъезде к перрону, кто-то быстро схватил свисающую руку незнакомца и положил ему на грудь. Какая-то женщина подобрала папку на краю платформы и пристроила сверху на чемодан Изабеллы.

Молодой человек с прилизанными волосами вызвал по мобильному «скорую помощь». Другой побежал вниз по лестнице, чтобы попасть на ту сторону, в здание вокзала. Две туристки-азиатки пробежали мимо пострадавшего, торопясь на электричку, и та невозмутимо отбыла точно по расписанию.

Изабелла сразу определила смерть. Она, заведующая отделением для лежачих в доме престарелых, не раз видела, как умирают люди. Попыталась нащупать пульс незнакомца и не нашла, склонилась лицом как можно ближе к его рту и не почувствовала дыхания, тотчас же распахнула его рубашку и попробовала сделать массаж сердца, но поняла, что вернуть его к жизни надежды нет.

С белым тентом в руках явились двое служащих вокзала, спросили у стоявших кружком людей, дозвонился ли кто-нибудь до «скорой», и молодой человек это подтвердил, после чего спросили у Изабеллы, является ли та медицинским работником.

— Сестра по уходу, с образованием, — коротко ответила она, продолжая делать массаж. Вдвоем они установили тент над нею и распростертым на земле телом, а людей попросили разойтись.

Прибывшие спустя десять минут санитары «скорой помощи» имели при себе дефибриллятор, дыхательный мешок с кислородом и инфузионный набор, но Изабелла лишь рукой махнула, она прекратила уже и массаж. Женщина-врач из медицинского центра «Пермананс» неподалеку от вокзала, которую кто-то тоже успел позвать, констатировала смерть. Выразила Изабелле сочувствие и стала расспрашивать, как все это случилось. Изабелла только и ответила, что он, мол, понес чемодан вверх по лестнице, а потом рухнул. Были ли у него проблемы с сердцем? Или нарушение кровообращения? Продолжая расспросы, она очень удивлялась полной неосведомленности Изабеллы, пока та не объяснила, что они вообще не были знакомы.

Тут под тентом появились двое молоденьких патрульных полицейских и выслушали всю информацию о происшедшем. Снаружи, на перроне, все шло как обычно, прибывали поезда, люди входили и выходили, некоторые останавливались возле тента и пытались заглянуть внутрь. Одни говорили, мол, точно — самоубийство, другие возражали, мол, ему стало плохо, и все эти слова и догадки сливались со стуком подошв, касавшихся земли по прибытии поезда и напоминавших топот стада овец, и объявлением по громкой связи: «Будьте осторожны, скорый поезд на пятом пути проследует без остановки». И сразу грохот мчащегося состава перекрывает любые речи.

Один из полицейских, встав на колени возле покойника, полез к нему в пиджак, рассчитывая найти для установления личности бумажник с документами или банковскими карточками.

— Странно, — сообщил он, обыскав все карманы, — вообще ничего, никаких документов.

И попросил санитаров повернуть тело на бок, чтобы достать из заднего кармана кошелек, однако не оказалось и кошелька. Только в правом кармане брюк обнаружились маленький ключик да белый носовой платок с синим кантом и вышитыми буквами М. Б.

— Прямо скажем, немного, — подытожил полицейский.

А другой, разглядев врученный ему ключик, заметил:

— Сделать копию ничего не стоит. Самый обычный ключ. Может, у него с собой что-то было, багаж, например? — предположил он.

Но Изабелла оказалась не в состоянии вслушиваться в его слова, а случайные прохожие уже разошлись.

— Значит, вы его вообще не знали? — обратился к ней один из полицейских.

— Нет, не знала, — ответила Изабелла, и ей пришлось снова пересказывать все случившееся, но как она ни уверяла, что не имеет к покойному ни малейшего отношения, у нее потребовали все личные данные, адрес и электронный адрес, телефон и мобильный телефон, да еще попросили в любую минуту быть в их распоряжении для дачи показаний.

Тут все заговорили одновременно. Санитары спрашивали, могут ли идти или же надо немедленно доставить тело на судебно-медицинскую экспертизу, врачу потребовалось узнать, составит ли окружной эксперт медицинскую справку о смерти, и один полицейский стал ему дозваниваться, пока другой полицейский передавал сведения в отдел розыска и спрашивал насчет прокурора округа, и, когда на пятом пути раздалось грохотание очередного скорого поезда и все они заговорили еще громче, а полицейский с телефоном прижал руку к свободному уху, Изабелла взяла свой чемодан и, не прощаясь, потихоньку покинула тент.

На табло четвертой платформы была объявлена следующая электричка в аэропорт, она опаздывала на две минуты, Изабелла успела войти. И только в вагоне заметила, что тоненькая папка не упала, а все так и лежит на самом верху ее чемодана. Чувствуя, как растет ее негодование, и опасаясь опоздать в аэропорт, она решила не возвращаться на платформу к тенту, а дернула «молнию» чемодана и сунула папку внутрь.

Сколько времени она потеряла на всю эту историю, стало ясно только у стойки регистрации, когда ей с сожалением сообщили, что самолет уже улетел.

• Екатерина Хорикова. Как начать жить и не облажаться. М.: Альпина Паблишер, 2017. — 254 c.

Это книга для двадцатилетних. Честная, злая, смешная и циничная, как сама жизнь. Книга для всех нас.
Как ужиться с родителями, когда мы сами давно уже не дети? Как понимать друг друга? Как общаться с любимыми? С бывшими? Как вести себя на работе? А в отсутствие работы?
С детства нам внушали, что главное быть добрым и умным, что главное иметь цель. Потом нам внушали, что нужно принимать других такими, какие они есть, но что мы сами должны соответствовать. О том, какая это все чушь, а также о сексе, наркотиках, алкоголе, здоровье, о пустых надеждах и глубоких разочарованиях рассказывает эта книга, написанная создателем культового сайта ВОС. Книга-руководство, книга-самоучитель.

 

Зоология любви: кто вы, тигр или клещ?
Все типажи условны. Любые совпадения случайны

 

Отношения — это борьба за выживание. Как влюбиться и не пропасть? Как совладать со своими природными повадками: не перегореть от азарта и не впасть в ступор от избытка чувств? Как избавиться от паразита или остаться в живых, став объектом звериного обожания? Опознайте себя в одном из влюбленных представителей фауны и следуйте нашим рекомендациям.

Тигр

Характеристика

Храбрые, активные люди. Когда влюбляются, не боятся показаться смешными и рвутся в бой. Их жертвами (а в случае с тигром жертва — именно тот, в кого влюбились) становятся, как правило, ≪ценные≫ особи. Чем выше на особей спрос, тем сильнее интерес тигров.

Страстны, бескомпромиссны, немного примитивны. Могут затаиться на время, чтобы усыпить бдительность и изучить повадки жертвы, но потом всегда нападают, не ожидая инициативы с другой стороны.

Завоевав объект, достаточно быстро теряют к нему интерес. Могут оставить свой трофей на память (не расставаться с ним), но все равно примутся выслеживать другой объект.

Если вы добыча

Будьте бдительны: тигра можно вычислить по блеску в глазах и осторожным движениям. Если кто-то напряженно следит за вами в публичном месте, а потом якобы случайно встречает вас у общих знакомых и неожиданно приглашает на интересную вам выставку, то скорее всего вы под прицелом. Если вы спокойно относитесь к тому, что рано или поздно на выставки будут приглашать кого-то другого, без сожаления отдайтесь процессу. Быть добычей настоящего тигра очень приятно.

Если вы тигр

Выбирайте правильное место для охоты — не разменивайтесь на мелкую добычу. Лучше подольше просидеть в засаде, но зато потом заполучить крупного зверя, чем коллекционировать мелкую дичь. Кстати, это гораздо гуманнее — меньше животных пострадает.

Кот-рыболов

Характеристика

Влюбившийся кот-рыболов — само терпение. Он осторожно изучает повадки и интересы того, в кого влюбился, по возможности держит его в поле зрения, но сам на глаза ему старается не попадаться. Никогда не ведет себя так, чтобы его заметили: не сыплет шутками и комплиментами, не действует наудачу, не идет напролом. Поняв, какой нужен подход, потихоньку начинает действовать. Вызывается что-нибудь приготовить, если вы любите поесть, рассказывает смешные истории, если вы любите, чтобы вас рассмешили, рассуждает о науке, если вы любите умных, или прикидывается беззащитным, если вы любите позаботиться о ком-то. Подцепив вас и убедившись, что вы клюнули, резко атакует, и вот вы уже трепыхаетесь в его лапах, глотая воздух. Шансов сорваться практически нет.

Если вы добыча

Распознать влюбленного в вас камышового кота непросто. Он не проявляет особой инициативы, не заигрывает с вами, не пишет вам страстных SMS. С ним рядом спокойно и приятно. Сами того не заметив, вы начинаете по нему скучать и делаете первый шаг.

Вам будет казаться, будто это вы первый его заметили и оценили.

Берегитесь. Потом будет очень тяжело отвыкать. Ведь в воде еще много прекрасной рыбы.

Если вы кот

Советы почти те же, что и для тигра. Не ходите на пруд — там одни бычки и карасики. Ловите крупную рыбу — вы же так любите потом рассказывать о ваших победах. Не торопитесь. Лучше убедиться, что вы сделали все для того, чтобы ваша жертва повелась. Когда это произошло, действуйте решительно, не сомневайтесь. Иначе придется все начинать заново.

Клещ

Характеристика

Клещ не знает, что он клещ. Посудите сами — кому приятно быть клещом? И тем не менее такой тип влюбленных существует. Влюбившись, клещ немедленно прилипает к жертве. Он провожает ее домой, ходит с ней в кино, сидит рядом на тусовках, заглядывает в глаза, лайкает все статусы, читает книги, которые нравятся жертве, и слушает ту же музыку, что слушает она. Все свои таланты и способности он демонстрирует жертве-носителю непрерывно. Если умеет рисовать — закидает милыми картинками, если фотографирует, то запечатлеет своего носителя во всех ракурсах. Как правило, берет себе какую-то личную вещь жертвы и дарит ей свою, чтобы не расставаться и на расстоянии. Он буквально живет жертвой. Сначала это утомляет, потом умиляет, но рано или поздно приходит понимание, что он — часть своего хозяина.

Если вы добыча

Не сопротивляйтесь, вам же приятно! Кто еще будет всегда рядом с вами? Кто будет наизусть знать все ваши любимые стихи и помнить имена ваших дальних родственников? Единственное, о чем хорошо бы помнить, — это то, что вы не будете иметь дело с полноценным человеком. Он без вас пуст. Если вам это подходит, подкармливайте клеща собой и следите, чтобы он не перепрыгнул на кого-то другого. Иначе вы будете неприятно удивлены тем, что в другом человеке клещу ровно так же сильно нравится ВСЁ. Если близость с клещом — досадное недоразумение, действуйте осторожно. Клеща не получится оторвать резко — он все равно останется в вас. Медленно, но верно лишайте его себя. В какой-то момент он начнет испытывать катастрофический эмоциональный голод и поползет к тому, кто нуждается в нем больше.

Если вы клещ

Выбирайте тех, у кого плоховато с самооценкой. Самодостаточные не для вас. Обделенные по тем или иным причинам любовью и вниманием в детстве — ваша золотая жила. Ошибочно полагать, что это невзрачные хиппушки или заплесневелые ботаники.

Обращайте внимание на глаза. У ваших жертв должен быть голодный взгляд и немного вызывающее поведение. Именно такие, как правило, и оказываются самыми охочими до тепла и ласки.

Им всегда мало. У них отсутствует какая-то часть себя, которую вы и замените.

Суслик

Характеристика

При первых же признаках влюбленности цепенеет. Ни одного движения навстречу объекту любви, никакой инициативы. Прекращает весело болтать с коллегами, ходить на пьянки, вообще избегает всяческих пересечений с НИМ или с НЕЙ. Дома, тупо уставившись в монитор и поедая чипсы, смотрит фотографии в аккаунте того, с кем так хотел бы быть рядом, и прокручивает в голове варианты развития событий, где предстает либо героем-любовником, либо полным трепета романтиком. Однако при первом же столкновении с реальностью суслик выпадает в осадок и оставшееся время ест себя поедом. Идеализирует избранника, наделяя его несуществующими качествами.

Если вы добыча

Сложно назвать кого-то жертвой суслика. При любом раскладе добыча — он сам. Существует только одна серьезная опасность. Если вы думаете, что вот пройдет время и влюбившийся в вас суслик оттает и попрет, то вы глубоко и жестоко заблуждаетесь. Не попрет. Никогда. Обласканный и согретый вашим вниманием, он будет тихо сидеть в углу и по-прежнему пересматривать ваши фотографии. Если же вашей кипучей энергии хватает на маленькую электростанцию, то он, безусловно, ваш вариант. Тяните его в кино к друзьям, кормите и веселите. Суслики крайне благодарные существа. И даже если вдруг ваш карманный зверек оцепенеет от кого-то другого, вы сможете смело взять его за шкирку и отнести в домик. На этом его очередная влюбленность закончится.

Если вы суслик

Бесполезно давать вам советы быть поактивней. Это не ваша история и никогда вашей не станет. Выход тут один — выбирайте активных. Потому что если вы каждый раз будете останавливать свой выбор на таких же полуобморочных барышнях или юношах, шанс, что что-то получится, стремится к нулю. Влюбляйтесь в харизматиков и жизнелюбов, энергии которых хватит на вас обоих. С ними вы сможете замирать и тихо вздыхать, сколько влезет. Им это нравится, и они сразу вас заприметят. Дальше уже не стоит беспокоиться.

Просто расслабьтесь, и все будет.

Ослик Иа-Иа

Характеристика

О нет! Только не это! Влюбленный ослик — это очень грустно. Сплошная безысходка. Ослик исподволь посматривает на вас, иногда чуть заметно вздыхает и стоит как вкопанный. Ничто не может сдвинуть его с места. Ни вы, ни он сам, ни то, что он наконец влюбился. Он сам не знает, чему сопротивляется. Просто это его натура. Безнадега усиливается тем, что ослик еще и печален. Жизнь — говно, люди — негодяи. Он заранее убежден, что любовь принесет ему боль и разочарование, и бесконечно прокручивает в голове весь свой прошлый опыт. Каким бы скудным он ни был, опыт этот всегда трагичен. Единственные уроки, которые он извлекает из жизни, — это то, что все плохо и будет еще хуже. Его пассия красива? Это плохо, потому что все это видят. Умна? Зачем ей такой, как я? Роковуха? Знаем мы таких — пообломались уже. Весела и беззаботна? Значит, поверхностна и ей все равно. Сексуальна? Незамедлительно пустится в загул. Любая нестандартная ситуация для ослика — сигнал опасности и красный свет.

Если вы добыча

Дай вам бог сил и терпения. Вы заметили этот глубокий, полный меланхолии взгляд. Вы почувствовали, что потоки печали изливаются именно на вас. Вам нравятся ≪раненые в сердце≫, и вы готовы попробовать. При первых же попытках проявить внимание, успокоить и приласкать его вы встретите суровый отказ. Не отчаивайтесь.

Вполне возможно, что через некоторое время то, что вы предлагали и уже успели забыть, вдруг будет принято. Ловите момент, иначе через пару дней ослику уже перехочется. Не принимайте близко к сердцу рассказы о прошлых драмах — они, как правило, вымыш- ленные. Но и упаси вас господь ставить их под сомнение — вас упрекнут в черствости и бездушности. Предлагайте и соглашайтесь на все мягко, без рвения. Ослики боятся резких движений. Если вы решили сделать ослика своей очередной победой — сто миллионов минусов вам в карму. Потому что, пустив вас в свое сердце, ослик привяжется к вам как к никому другому. Проку от этого, правда, никакого, но вдруг это именно то, чего вы давно ждали.

Если вы Иа-Иа

Жизнь действительно говно, и люди по большой части настоящие негодяи. И, конечно, все кончится плохо — мы все перемрем.

Но короткий промежуток между вашим бессмысленным рождением и скорой смертью может быть чуточку легче, чем вы думаете. Есть трудное, но очень эффективное упражнение. Попробуйте три раза в день отвечать ≪да≫. Ваше вечное ≪нет≫ на любое предложение отнимает у потенциального партнера все силы, даже если их очень много и он хочет быть именно с вами (что редко, но бывает). Останавливайте себя силой, как только захотите в очередной раз с тоской в глазах занудеть тому, в кого вы влюбились, о том, как вы обломались в прошлом. Попробуйте представить, что этот несчастный действительно влюблен именно в вас. И у него по каким-то диким причинам нет цели сделать вашу жизнь еще хуже (хотя куда уж хуже). Эти советы совершенно бессмысленны, но случаются же в жизни чудеса!

 

Как копаться в себе и не облажаться?
Несколько простых правил самоанализа

 

Целью любой психотерапии является не только и не столько разрешение проблем и очевидное улучшение качества жизни. Главное — научить клиента справляться с жизненными трудностями самому. Психолог, без которого вам плохо, — плохой психолог.

Злой психолог. Психолог-манипулятор. Недобросовестные психологи (они же психотерапевты) увеличивают количество сессий и затягивают процесс психотерапевтической работы, делая себя незаменимыми, что важно для их профессиональной самооценки и — параллельно — для зарабатывания денег.

Это, безусловно, не касается особенно тяжелых случаев, где клиенту необходим долгий и порой мучительный процесс по установлению доверия с психологом и потом долгий процесс выхода из этих отношений, для того чтобы научиться жить без психотерапевтических костылей. Мы решили рассказать о том, как можно справляться с проблемами без психолога, научившись задавать себе правильные вопросы и правильно и честно на них отвечать.

Чего я хочу?

Этот вопрос сам по себе правильный, но, отвечая на него, люди, как правило, путают причину и следствие. Попробуйте, продолжая задавать себе этот вопрос, дойти до того, чего вам по-настоящему хочется.

ПРИМЕР. — Чего я хочу? — Денег. — Что будет, если у меня появятся деньги? — Я смогу покупать себе …, ездить на …, не работать на мерзкой работе, не клянчить у родителей и т. д. — Что будет, если я смогу покупать, ездить, не клянчить и не работать? — Я буду чувствовать себя … . — Что будет, если я буду чувствовать себя …?

И так до того момента, пока вы не придете к ощущению, что это по-настоящему ваши желания. Будьте готовы к сюрпризам. Вполне возможно, что все устремления отойдут на второй план и вы поймете, чего хотите на самом деле. Это может быть большим облегчением, потому что путь к вашему настоящему желанию может оказаться куда короче, но может оказаться и так, что вы потратили огромное количество усилий вообще впустую. Ничего страшного. Теперь вы на правильном пути!

Какой вариант мне выбрать: первый или второй?

Как ни странно, третий. У любой проблемы всегда есть три и больше решений. То, что вы их не видите, говорит о том, что вы загнали себя в тупик и у вас не хватает решимости или воображения посмотреть на ситуацию со стороны. Попробуйте отойти в сторону и представить себе самые абсурдные варианты развития событий. Иногда решение лежит не прямо перед вами, а чуть в сторонке.

ПРИМЕР. Смириться ли мне с тем, что он нигде не работает и смотрит налево, или продолжать с этим бороться?

ОТВЕТ. Уйти от него. Понятно, что все в вас взвоет от боли и негодования, потому что вам кажется, что это ≪именно тот человек≫, потому что ≪у вас трое детей, которые его очень любят≫, потому что это ≪невозможно, понимаете, НЕВОЗМОЖНО≫. Возможно — мало того, единственно возможно, если вы не хотите промучиться еще несколько лет и потом все равно расстаться.

ПРИМЕР. Что мне выбрать — скучную работу и карьерный рост или забить на всё и лежать на диване и смотреть любимое кино, питаясь ≪дошираком≫?

ОТВЕТ. Найти работу, на которой вы не будете карьерно расти и много зарабатывать, но будете получать кучу удовольствия и при этом не чувствовать себя говном и бездельником.

Вообще надо запомнить вот что. Если вы выбираете только из двух вариантов — это значит, что ваша психика защищает вас от некомфортного, но верного решения, делая вас слепым. Вы — как лошадь в шорах, которой надо нестись туда, куда ей велят, и не смотреть по сторонам.

Как?

Как завести отношения? Как уйти от нелюбимого партнера? Как сказать правду? Как найти хорошую работу? Как не жрать слишком много? Как начать заниматься спортом?

Все эти вопросы абсолютно бессмысленны и отнимают кучу сил. Вопрос ≪как?≫ надо заменить на вопрос ≪зачем?≫. Дальше процесс пойдет куда легче и будет похож на работу с ответом на вопрос ≪чего я хочу?≫ (см. первый вопрос).

Почему так?

Почему родители меня не понимают? Почему начальники ведут себя со мной как с мудаком? Почему мне попадаются только плохие парни? Почему мне не везет в любви?

Поменяйте эти вопросы на вопрос ≪почему я выбираю?≫. Почему я выбираю, чтобы со мной вели себя, как с мудаком и слабаком? Почему я выбираю плохих парней? Почему я выбираю ситуации, в которых заведомо не выиграю? Есть причина, по которой вы это делаете, но чтобы признать это, потребуется немалое мужество.

И никто вам здесь не помощник. Каждую секунду вы выбираете вести себя так, а не иначе. В этом ваша сила и власть над происходящим. А уж почему вы выбираете то или иное — ваш секрет.

Откройте его себе. И никому не рассказывайте.

Почему всё? Почему все? Почему никогда? Почему у всех? Почему другие?

Любое обобщение — враг решения проблемы. Уберите обобщающие слова и опишите сами себе конкретную проблему, называя имена, даты, возраст, пол, детали. Как только вы это сделаете, вы увидите, что проблема стала не глобальной, а вполне осязаемой, а значит, решаемой. Вас беспокоит не то, что у всех что-то получается, а то, что получается именно у той сучки. Вам плохо не оттого, что вы никогда не могли, а оттого, что не смогли в какой-то один очень важный для вас раз. Для того чтобы вспомнить ≪тот самый≫ раз, не потребуется труда, ситуация или человек сами всплывут перед вашими глазами. А вот признать, что вы завидуете кому-то определенному или ненавидите именно кого-то конкретного, очень и очень сложно. Куда легче сказать ≪никогда≫, ≪всегда≫ или ≪никто≫.

ПОДСКАЗКА. Верным признаком того, что вы на правильном пути, будут не самые приятные чувства, такие как страх, стыд, желание отвлечься, тревога, злость (например, на автора этого материала). Еще вечные спутники ухода от ответов —это обесценивание и оправдания. Вот ведь говно какое-то написали, не понимают они моих настоящих проблем, у меня-то не так, как у других, у меня все стократ сложнее и безвыходнее. Да-да. Мы знаем. И все же.