Джо Бейкер. Лонгборн

Джо Бейкер. Лонгборн

  • Джо Бейкер. Лонгборн / Пер. с англ. Е. Мигуновой — М., Синдбад, 2017. — 488 с.

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.
Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость. А любовь обитает и на нижних этажах…
Мастерски выдерживая стилистику первоосновы, Джо Бейкер в декорациях, созданных когда-то Джейн Остин, ставит свой, абсолютно оригинальный «спектакль».

Глава 6
Целью ее жизни было выдать дочерей замуж.
Единственными ее развлечениями были визиты и новости

Вот гардеробная миссис Беннет, ее святая святых, укрытие от настоятельных нужд и тягот семейной жизни: вся в пышной обивке, ламбрекенчиках, поду­шках, драпировках и турецких коврах, заваленная наде­тыми по разу платьями, забытыми шалями, спенсерами, ротондами и капорами, пропахшая истлевшими розами, с обоями в полоску и цветочек, заставленная фарфоро­выми безделушками, на которые уходили все карманные деньги, бесчисленными бумажными цветами, бонбо­ньерками из ракушек, увешанная прихотливыми орна­ментами, вышивками в рамках и расписанными тарелоч­ками — творениями искусных пальчиков ее дочерей; и все это — ветшающее, облезлое и собирающее пыль, к отчаянию хозяйственной миссис Хилл.

Экономка, вызванная в святилище для обсуждения меню на неделю, приняла (как всегда, на память) заказы на куропаток, запеченное мясо и рагу и порывалась бро­ситься бежать на кухню, дабы вымесить и раскатать по­ставленное загодя тесто, которое, должно быть, давно уж подошло в тепле. Однако пришлось задержаться в гардеробной и выслушивать сетования миссис Беннет, досадовавшей, как обычно, на мистера Беннета, неспо­собного осознать всю важность того, что ей казалось на­стоятельной потребностью. А поскольку мистер Б., по- видимому, с трудом переносил даже звук голоса своей супруги, та решила более не обсуждать с ним эту живо­трепещущую тему, предпочтя излить душу прислуге.

Хотя миссис Хилл из многолетнего опыта прекрасно знала, сколь тщетны любые попытки навести в этой ком­нате порядок, не в ее характере было сидеть сложа руки и сочувственно хмыкать. Уголком передника она смахнула пыль с фарфоровых пастушек и протерла комод, на кото­ром они стояли. Затем сняла со стула мятое платье цвета яичного желтка и расправила на нем складочки.

— Ах, да оставь же его, Хилл!

— Я бы его повесила…

— Повесила? Все бы тебе развешивать! Оставь! Это просто рваная тряпка!

Миссис Хилл осмотрела платье: неужели девушки что- то упустили? Шелковистые желтые складки скользили между пальцами. Никаких заметных повреждений: все швы целы, подол нигде не отпорот, не видно ни дырочки. Наряд выглядел в точности таким же, каким вернулся в гардероб миссис Беннет из последней стирки. Помнится, перед этим она надевала его на особо торжественный ужин у Голдингов. И как же прилежно девушки трудились над этим платьем: замачивали и намыливали, тщательно удаляя с шелка каждое пятнышко. Миссис Хилл гордилась своими подопечными — такие умелицы, отличные прач­ки. Да и сами они порадовались, когда наконец платье ста­ло чистым, будто новенькое. Гордиться делом своих рук — это ли не радость? Куда как приятнее, чем уныло терпеть тяготы жизнь и втайне мечтать оказаться где подальше.

— Мне нужен новый наряд, — продолжала меж тем миссис Беннет. — Просто необходим. И девочкам тоже нужны обновки. Разве я многого прошу, после всех этих лет? А это мерзкое старье можешь забрать себе. Я его больше не надену.

Миссис Хилл аккуратно повесила платье на руку. В былые годы сердце у нее учащенно забилось бы при мысли, что ей достанется такая прелесть. Но, скажите на милость, что сейчас-то ей проку от желтого шелка и во­ланов? Придется его ушить, переделать и убрать все эти финтифлюшки, чтобы, не ровен час, не загорелись, ко­гда она будет возиться у очага. Так что достался ей не столько подарок, сколько очередная порция работы, а без этого она предпочла бы обойтись.

— Это действительно ужасно, Хилл. Тебе не дано знать, что это за мука — быть матерью и наблюдать стра­дания несчастных детей, лишенных отцовской заботы.

С этими словами миссис Б. издала тяжкий вздох, с трудом приподняла рыхлое тело с дивана и нетерпели­вым взмахом руки сделала знак миссис Хилл отойти. Встав, она прошлась по комнате, скрипя половицами, и замерла у окна, однако мысли ее явно занимал отнюдь не чудесный парк, раскинувшийся внизу.

— И не только для ближайшего бала. Нам необходи­мы новые наряды для ранних визитов, и для семейных обедов, и для вечеров, и для выхода к чаю, и для прочих оказий. — Опершись на подоконник, она промокнула глаза. — Но, полагаю, он этого не одобрит. Он совер­шенно глух к такого рода вещам. Хуже того, я догадыва­юсь, что они ему вообще неинтересны.

Миссис Хилл сверлила взглядом широкую спину хо­зяйки. Если прямо сейчас не спуститься в кухню и не за­няться тестом, всю неделю они будут есть кирпичи вме­сто хлеба. Одну из девочек надо бы отправить в курятник за яйцами, другую послать выбивать ковер — и ведь какой из них какое дело ни поручи, все равно обе будут недовольны и побранятся из-за этого. А Джеймса отослали в Хайфилд, починять изгороди. Миссис Хилл припасла для него кувшин пива на полке в кладовой, но, если не забрать его прямо сейчас, потом уж у нее не бу­дет случая спуститься в кладовую, пока не переделает всю работу. Не успеешь оглянуться, уже пора подавать обед, а там и мистер Хилл потребует чашку чаю, а нельзя же заставлять его дожидаться слишком долго.

Но что поделать, миссис Б. грустит и ждет утешения. Экономка подошла ближе и дотронулась до хозяйкино­го плеча:

— Мне очень жаль, мэм.

Локоны миссис Б. задрожали.

— Вечно находятся более важные траты, во всяком случае по его разумению. Кое-кто из арендаторов не платит ренту. А то вдруг нужно начинать на ферме жат­ву или сев или срочно что-то починить. Всегда найдется что-нибудь более важное, чем я и бедные мои девочки.

Миссис Б. обратила лицо к экономке, глядя на нее серьезно и пристально. Жесткие руки миссис Хилл вдруг оказались в мягких ручках госпожи.

— Ты переговоришь с ним обо мне, Хилл?

— Я могу, если пожелаете, мэм, но не думаю, что из этого выйдет много проку.

— Ах, полно, ты и сама знаешь, что к тебе он при­слушивается, Хилл. Если ты скажешь, что это необхо­димо, он непременно согласится. А о чем бы я с ним ни заговорила, он все считает вздором, не стоящим внима­ния. Тебя он послушает. А меня не слушает. Уже давно.
Миссис Хилл отвернулась. На столике стояла пудре­ница, пуховка валялась рядом, полированная поверх­ность красного дерева была засыпана толстым слоем дорогой пудры с запахом лаванды. Дети давно подрос­ли, а других, очевидно, уже не будет, вот в чем причи­на разочарования хозяйки, всего этого беспорядка и неуюта. Ей так и не удалось родить здорового мальчи­ка, наследника Лонгборна. С другой стороны, раз­мышляла миссис Хилл, если вспомнить, как изнурили миссис Беннет многочисленные беременности, как вы­мотали ее роды, если вспомнить обо всех выпавших зу­бах, страданиях и пролитой крови, взглянуть на живот, который болтается мешком, вполне можно поверить, что миссис Б. испытывает определенное облегчение при мысли, что больше не придется через все это про­ходить.

— Ты знаешь, что это правда. Одно твое слово, и ми­гом появляется новая метла, или кастрюля, или свечи — что только захочешь.

— Траты по хозяйству, мэм, только и всего.

Миссис Беннет выпустила руки экономки из своих:

— Это всё траты по хозяйству! Они касаются всех нас! Я полагала, что ты, женщина, сможешь понять. Но, конечно, ты ведь не мать, откуда тебе знать. Разве мо­жешь ты представить, как страдаю я из-за своих девочек. Мистер Бингли может жениться прежде, чем мои люби­мые дочери дождутся шанса предстать перед ним в при­стойном виде.

— Мистер Бингли?

— О да, ты же, наверное, и не слышала! — Лицо мис­сис Беннет изменилось мгновенно, как погода в весенний день: ветерок разогнал тучи, и вот уже засияло солнце. — Вообрази, Незерфилд-Парк наконец-то сдали внаем. Ко мне недавно заходила миссис Лонг и поделилась ново­стью. Новые соседи переедут туда к Михайлову дню.

— Миссис Николс с ног собьется, чтобы привести там все в порядок к сроку.

Миссис Беннет только отмахнулась: заботы миссис Николс не шли ни в какое сравнение с ее собственными.

— Видишь ли, Хилл, новый съемщик — молодой че­ловек. Холостяк. Холостой молодой человек с очень большим состоянием.
Миссис Хилл пошатнулась, примериваясь к завален­ному подушечками дивану на случай обморока. Моло­дой холостяк собирается поселиться по соседству. Это означало веселье и радостное воодушевление в хозяй­ских комнатах. Это означало пикники, увеселительные прогулки — и горы дополнительной работы для обита­телей нижнего этажа.

— Да-да. Девочкам просто необходимы новые наря­ды, чтобы он мог влюбиться в одну из них, и мне то­же — надо же показать, что мы почтенная семья и до­стойны его внимания. Я не допущу, чтобы мистер Бингли смотрел на нас свысока и счел ничтожествами из-за каких-то платьев. Поэтому ты должна перегово­рить об этом с мистером Беннетом и настоять, чтобы наряды были куплены.

Хорошо хоть Джеймс сейчас на подхвате. Лишняя пара рук, да еще мужских и молодых, — он сможет быть форейтором вместо мистера Хилла.

— Я поговорю с мистером Беннетом, — согласилась миссис Хилл, — раз вы правда этого желаете, мэм.

— Хорошо, — кивнула миссис Беннет и опять опу­стилась на диван, оставив миссис Хилл стоять. — Толь­ко не тяни с этим, Хилл. И налей-ка мне порцию моего бальзама. У меня вконец истерзаны нервы.

Миссис Хилл откупорила бутылочку, до половины наполнила рюмку и протянула его хозяйке. Выпив, та прикрыла глаза и, казалось, успокоилась. Миссис Хилл оставила ее и поспешила в кухню. Хлебное тесто под­нялось уже выше края миски — твердая круглая масса, вся в трещинах. Экономка вывернула его на посыпан­ную мукой столешницу, ногтями счистила со стенок миски остатки и принялась месить. Она приподнимала его и с силой бросала на стол, колотила по нему кула­ками, подсыпая муки. Когда немного позже в кухню заглянул мистер Хилл, ему хватило одного взгляда, чтобы понять — не стоит напоминать ей о своем чае. Вместо этого он тихо уселся у очага, дожидаясь, пока его заметят.

Сара там однажды бывала — давным-давно, еще до того, как в Лонгборне появилась Полли. Ее послали передать в подарок окорок, когда у Беннетов закололи свинью. Тогда величественные колонны особняка в Незерфилде были сплошь в разводах зелени и пятнах сырости. Двери отворил сухопарый привратник в ливрее — траченной молью и в сальных пятнах. Он выглянул из неосвещен­ного холла и, строго посмотрев на нее единственным зрячим глазом — на другом тускло блестело бельмо, — осведомился, чья она девчонка. Потом шире распахнул скрипучую дверь и кивком предложил войти.

Внутри было холодно, гулко, по стенам блуждали те­ни. Девочка шла по коридорам, увешанным зеркалами, полуслепыми от бурых пятен и плесени, и уставленным мебелью, укутанной в чехлы. Замерзший окорок, запеле­натый в ткань, будто младенец, оттягивал руки. При­вратник довел Сару до гостиной, где повалился в кресло и замер, откинув голову и раскрыв рот, измученный пу­тешествием до дверей и обратно.

В комнате было душно, хоть и холодно. Пахло лекар­ствами, камфарой, мочой и совсем слабо чем-то слад­ким. Ломберный стол был уставлен посудой из разных сервизов. В углу приткнулась кушетка, где на смятых простынях что-то лежало. Сначала Саре показалось, что это груда тряпья, но груда вдруг зашевелилась, поверну­лась и улыбнулась девочке. Те зубы, что еще оставались во рту у леди, совсем почернели.

— Хочешь кусочек кекса, малышка?

Сара помотала головой, положила окорок, попятилась к дверям и бросилась наутек по коридору. Она сумела са­ма открыть тяжелую входную дверь. И, спотыкаясь, бежа­ла целю милю в сторону Лонгборна, а когда совсем запы­халась и перешла на шаг, то шла торопливо, то и дело озираясь через плечо. Запах того дома, приторно-сладкий запах тления, преследовал ее потом не один день.
Сегодня, уже совсем взрослой, Сара вновь прибли­жалась к Незерфилду. На сей раз вместо тяжелого мерз­лого окорока она несла составленное в изящных выра­жениях письмо к мистеру Бингли с приглашением на семейный обед.

С хрустом ступая по гравиевой дорожке, тщательно разровненной граблями и прополотой от сорняков, Са­ра подняла глаза на величественную, отчищенную от зе­лени колоннаду. Что и говорить, перед ней был уже не тот дом, где соседскую девчонку-служанку могли при­нять с парадного входа. Сара свернула на боковую тро­пинку и, пытаясь отыскать дверь для слуг, пошла в обход дома. Рамы в окнах были подняты, чтобы впустить све­жий воздух и проветрить комнаты; внутри пахло свежей краской. Краешком глаза Сара заметила белоснежный потолок, мебельные чехлы, водянистое зеркало.

У барышень и миссис Б. прямо с языка не сходил этот мистер Бингли. Они уже немного познакомились, но слугам мало что было о нем известно. Когда мистер Бингли заезжал в Лонгборн, они с мистером Б. угоща­лись канарской мальвазией в библиотеке и, на диво, обошлись без чьей-либо помощи. Для Джеймса возмож­ность позаботиться о лошади мистера Бингли, превос­ходном вороном мерине, была, кажется, скорее удоволь­ствием, чем лишней тяготой.

Но сейчас речь шла о приглашении на семейный обед, и миссис Б. уже волновалась по поводу рыбы и су­па, поскольку, что ни говори, обед по всем правилам ку­да сложнее приготовить, нежели обычный. Необходимо произвести впечатление, но так, будто у вас и в мыслях не было произвести впечатление. Обед следует подать превосходный, однако гостям должно казаться, будто семья так обедает каждый божий день.

Особое внимание миссис Б. уделила письму и, высу­нув от усердия кончик языка, старательно вывела слова приглашения на лучшей бумаге, какая нашлась в доме. Миссис Хилл также отнеслась к этому со всем тщанием: когда Джеймс спустился с посланием из комнаты для за­втрака, она схватила конверт с подноса, осмотрела, щу­рясь, а потом решительно протянула Саре:

— Только смотри, поживей, не зевай по сторонам. Ты мне здесь нужна, поможешь с пирогами.

Дверь была простая, маленькая, не иначе вход для слуг. Никто не ответил на стук, так что Сара просто от­крыла ее и пошла на шум, к кухне. Скорее всего, там она сможет передать письмо какому-нибудь лакею, который доставит его наверх. Еще не успев ни с кем заговорить, Сара уже начинала волноваться: ну разве не странно, что с приглашением является горничная, а не лакей? О чем только думала миссис Хилл?

На что ж им тогда мистер Смит, как не на то, чтобы носиться по всей округе, выполняя поручения господ?!

Сара бочком прошла в двустворчатую дверь и оказа­лась в поместительной кухне. Никто ее даже не заметил. В гулком, просторном помещении царила сумятица. Де­вушка заметила повара в синей куртке, тот расхаживал, заглядывая под крышки кастрюль. Три кухарки резали лук и крошили порей, слуги то и дело вбегали и выбега­ли. Ароматы ошеломляли: и мясо, и вино, и томящееся на огне варенье. И тут к ней подлетел лакей — высокий, в нарядной ливрее и пудреном парике.

— Простите… — Он замолчал и отступил.

Лицо у него было очень смуглое. Сара украдкой взгля­нула на руки: вдруг такие же коричневые, как лицо. Но на нем были белые перчатки, так что проверить не удалось. Закусив губу, Сара снова подняла глаза: лакей был пора- зительно хорош собой — и поспешила отвернуться, по­тому что смотреть на человека в упор неприлично. С пы­лающими щеками она уставилась себе в ноги.

— Не могу ли я быть вам полезен?

Слова были английские и произнесены на весьма благородный манер. Не решаясь встретиться с ним взглядом, Сара вынула тщательно составленное письмо миссис Беннет и протянула ему:

— Для… для мистера Бингли.

— Вы подождете ответа?

Она кивнула. Но лакей не трогался с места, и ей при­шлось снова на него посмотреть. Глядя на нее темными, словно кофейные зерна, глазами, лакей еле заметно улы­бался. Ее щеки заполыхали пуще прежнего.

— Счастлив узнать это. — Отвесив поклон, он уда­лился.

Неужели этот человек из тех, кого называют черно­кожими, хотя на самом-то деле кожа у него коричневая? Африканец? Но африканцы все в шрамах, черные, что твои чернила, полуголые и в цепях. В доме приходского священника ей доводилось видеть таких на медали, ви­севшей в холле: «Разве я не человек и не твой брат?»1 Этот совсем иное дело: безупречен в своей ливрее, кожа у него совсем не исполосованная, а, наоборот, восхити­тельно гладкая и чистая. Признаться, она ненамного темнее, чем у мистера Смита или любого местного фер­мера, работающего в полях под августовским солнцем. Правда, их загар к зиме выцветает, к тому же доходит он только до ворота рубахи и края засученных рукавов…

Сара прислонилась к стене, чтобы не мешаться под ногами. Видно, очень уж дальний здесь путь наверх, к господским комнатам. А может, мистер Бингли все ни­как не решит, хочется ему встречаться с семейством Бен­нет за семейным обедом или нет. Зеленовато-желтая штукатурка приятно холодила ладони. Девушка наблю­дала, как хлопочут слуги, и от души порадовалась, что ей не нужно включаться в эту суету. Повар остановил не­зерфилдскую экономку, миссис Николс, и с издевкой распекал за что-то. Должно быть, новые хозяева привез­ли его из Лондона: в здешних краях поваров-мужчин отродясь не бывало. Миссис Николс оправдывалась, конфузилась, умоляюще воздевала руки, и Сара отвер­нулась: вряд ли экономке хотелось бы, чтобы в эту ми­нуту ее видели посторонние.

Вернувшись, темнокожий лакей протянул ей неболь­шое письмо, сложенное и весьма небрежно запечатан­ное, с торопливо нацарапанным адресом.

— Надеюсь, что на ответ последует ответ, — произ­нес он.

Сара не нашлась, что на это сказать. Сделав книксен, она поспешно ретировалась.

— Так он не приедет?

— Его даже не будет в поместье. — Новость вызвала общее волнение. — Он уезжает в Лондон!

Да еще так внезапно, будто это пустяки какие-то, будто позволительно проделывать подобные вещи каж­дый день!

— Кажется, он собирается заехать за кем-то, чтобы привезти сюда на бал.

— Разъезжать туда-сюда — пустое это! — отрезала миссис Хилл и посетовала: — А я-то уже заказала мясо.

— Что ж, эти Бингли с их деньжищами могут позво­лить себе разъезжать, — заметила Полли. — Все так го­ворят. Я слыхала, их папаша торговал сахаром. А на са­харе можно уйму денег заработать.

Джеймс полировал столовое серебро. Саре следовало бы чувствовать благодарность, ведь он спас от этого за­нятия ее. Однако ей было обидно: разве плохо она справлялась со своими обязанностями, что ее работу пе­репоручили новенькому?

— Должно быть, очень выгодное дело, — сказала миссис Хилл. — Без сладкого никто обойтись не может.

— Мне бы тоже хотелось торговать сахаром, — меч­тательно вздохнула Полли. — Вы только представьте!..

— Ты ходила бы в плавание на корабле… — Джеймс вилкой очертил в воздухе треугольник паруса. — На ко­рабле, доверху груженном оружием и скобяным това­ром. Пассаты погнали бы твой парусник на юг, до са­мой Африки…

Полли слушала с восторженной улыбкой. Но потом растерянно моргнула:

— Что такое скобяной товар?

— Кандалы и цепи, кастрюли, ножи, — объяснил Джеймс. — В Африке можно продать все это и оружие и купить рабов. Ты посадишь их в трюм и поплывешь в Вест-Индию, а там продашь и купишь сахар, а уж сахар доставишь домой, в Англию. Трехсторонняя торгов­ля — так это называется. Осмелюсь предположить: Бингли, по всей вероятности, родом из Ливерпуля или Ланкастера, раз уж говорят, что они с севера.

— Я не знала, что сахар достался им такой ценой, — заявила Полли, пододвигая свой стул поближе к столу.

— Какой ценой?

— Что его меняли на людей.

— Да. — Джеймс протер вилку и слегка пожал плеча­ми. — Так и есть.

— А вы, я смотрю, много про все это знаете, — вме­шалась Сара.

Он обернулся к ней и снова пожал плечами:

— Я читал книгу.

— Правда?

— Да, правда. А что в этом такого?

— Да так, что-то непохоже.

— Почему же непохоже?

— Просто, глядя на вас, не подумаешь.

— Что? Что я умею читать?

— Ну…

Полли показалось, будто по комнате пронесся порыв холодного ветра, хотя она и не могла понять, в чем тут дело: ведь только что, мгновение назад, все так хорошо ладили. И вдруг эта перепалка между Джеймсом и Са­рой — их вопросы-ответы воланом летали туда-сюда. Полли только успевала переводить глаза с одного на другую. Миссис Хилл, чинившая платье, внезапно за­мерла, занеся иглу над прохудившейся тканью. Полли заметила, как она переглянулась с мистером Хиллом и как тот приподнял в ответ щетинистые брови.

— Получается, вы только что назвали меня невеждой.

— Нет, но…

— Но вам просто не приходило в голову, что я, воз­можно, читаю больше, чем, скажем, да хоть, к примеру, вы?

— Я читаю все время! Правда же, миссис Хилл?

Экономка глубокомысленно кивнула.

— Мистер Б. позволяет мне брать его книги и газеты, а мисс Элизабет всегда дает романы, которые заказывает в платной библиотеке2.

— Да, конечно. Романы мисс Элизабет. Уверен, они очень интересны.

Сара поджала губы, сузила глаза и, помолчав, повер­нулась к миссис Хилл.

— А у них там в Незерфилде служит негр, вы зна­ли? — объявила она торжествующе. — Я с ним сегодня разговаривала.

Джеймс на миг замер, но тут же опустил голову и продолжал драить вилки.

— Что ж, — заметила миссис Хилл, — я полагаю, что миссис Николс сейчас не откажется от любой помощи.

— И ведь представить только! — Полли не терпелось вернуться к предыдущей теме. — Это какая же прелесть и какие деньжищи, и всё от сахара. Мне думается, стены у них зелененькие, словно мята, а колонны, должно быть, витые, как леденцы. А полы все из полированной сливочной помадки, а на диванах-то подушки сплошь марципановые!

— Увы, но колонны самые обычные, из местного камня. — Сара подняла шитье, подхватив иглой пет­лю. — О подушках ничего сказать не могу. Но марци­пан, по-моему, будет липнуть, если подтает от камина.

Полли кивнула и, мечтательно улыбнувшись, про­глотила слюну.


1 Девиз антирабовладельческой кампании, начатой в Британском парламенте в 1787 году. Речь идет о медали с этими словами работы известного художника Джозайи Веджвуда.
2 В середине XVIII века в Англии стали появляться первые платные публичные библиотеки.