Легко ли быть Фениксом?

Невероятно, но факт: в молодежной среде рождается мода на поэзию. Сообщества «начинающих жить стихом» растут на глазах, обещая в недалеком будущем явление «новой волны» русского стихотворства.

Началось это года два-три назад. Сначала стали появляться свободные атомы — стихопишущие девушки. Потом они принялись кучковаться, вить поэтические гнезда. Потом и юноши явились. Задышали поэтические кружки и группы, активизировались молодежные ЛИТО, высветились соответствующие закоулки в Интернете. Сегодня в Петербурге уже можно назвать несколько центров кипения молодой поэтической крови. «Театр поэтов», поэтические слэмы, конкурс «ПОЭТому», группа «Двор чудес» на филфаке СПбГУ, литобъединение «Пиитер» и еще два-три ЛИТО, обитающие под крышей Центра современной литературы и книги (ЦСЛиК). Количество их участников стремительно растет, ежегодно удваиваясь, как вожделенный ВВП. В этих сообществах издаются авторские книги (правда, микроскопическими тиражами), коллективные сборники и альманахи (правда, не выходящие за пределы круга друзей и знакомых кролика). Появляются имена — Светлана Бодрунова, Аля Кудряшева, Ольга Хохлова, Роман Осминкин —
норовящие стать культовыми (правда, культ — в пределах того же круга). Словом —
жизнь. Прекрасно. Но…

Как-то я пришел на большое стихо? чтение в ЦСЛиК. Там выступали молодые поэты и поэтессы, лидеры конкурса «ПОЭТому». Выслушав первого, я поразился: надо же, как здорово пишет! Выслушав вторую, девушку ослепительной красоты, я поразился еще больше. После третьего выступления изумлению моему не было предела. А во время четвертого мне захотелось встать и уйти. Я вдруг понял, что все выступающие пишут стихи ОДИНАКОВО хорошо. Никакой неправильности, занозы, ничего поперечного. «Фабрика поэтических звезд» какая-то. Потом я попал на вечер авторов альманаха «Почерк» (группа «Двор чудес»). Там ситуация оказалась диаметрально противоположной, а результат (желание уйти) тот же. Творчество перемежалось графоманией, жемчужины таланта терялись в неуправляемом словопотоке, манера чтения стихов варьировалась от бубнежа себе под нос до танцев а-ля Айседора Дункан.

И в том, и в другом случае ситуацию спасало одно: искренность. Но эта же иск? ренность и молодой напор, в условиях разрыва культурной традиции, создают сонм творческих проблем — детских болезней возрождающегося поэтического организма.

Болезнь первая:
утрата культуры чтения

Помню, я, пятнадцатилетний, после первых занятий в литературном клубе «Дерзание» при Дворце пионеров принялся читать — и прочитал! — всю русскую поэзию XIX века в объеме полных собраний сочинений. Потому что условием «уважухи» в этом кругу было знание стихов, написанных до тебя. Невежество поэтов «новой волны» в этом отношении — просто вопиющее. Самые продвинутые ориентируются в поэзии прошлого как на минном поле: тут ступил — хорошо, туда шагнул —
пропал. Тот, кто освоил Бродского, не слыхивал про Ходасевича, а та, которая бредит Цветаевой, представления не имеет о Елене Гуро. В результате два-три прочитанных великих становятся кумирами, а молодому автору ничего не остается, как превращаться в их эпигона. Отсюда неумение отличать зерна от плевел в стихах приятелей и в собственных, отсюда — однообразие звучания, скудость набора форм и средств, которыми пользуются даже самые успешные и безусловно одаренные. Возьмите книжку — хорошую! —
Али Кудряшевой «Открыто» или залезьте на страничку талантливой Ольги Хохловой в Интернете — и вы увидите, что один и тот же эмоциональный тон, риторический троп, интонационный ход, блестяще примененный в одном, втором, третьем стихотворении, тиражируется дальше, постепенно превращаясь в собственный клон.

Болезнь вторая:
разрыв традиции литературно-кружкового общения

Пушкин был вскормлен в «Арзамасе», явление Блока состоялось в кружке младших символистов. Новые явления культуры складывались в малых сообществах, живущих совместной творческой жизнью. Их тон — жесткая пристрастность, максимализм взаимных оценок, накал страстей. В этих печах из руды выплавлялся металл, отделяясь от шлака. Последними поэтическими сообществами такого рода в Питере были ЛИТО: Глеба Семенова в 50-60-х годах, Виктора Сосноры в 70-х —
начале 80-х. Сейчас творческая молодежь вновь сползается к общим очагам. Но атмосфера там пока еще не достигает температур творческого плавления. Прежде всего это проявляется в отсутствии жесткой критики. Все довольны собой и друг другом. Зайдите на сайт ЦСЛиК — и увидите, что единственный эпитет, прилагаемый к авторам, — «замечательно». Замечательный поэт читал замечательные стихи. После него еще один замечательный поэт занимался тем же. Все одинаковые — замечательные.

Болезнь третья:
утрата культуры
озвучивания стихов

Стих есть текст звучащий. Без звука он мертв. Поэтому мы так напряженно вслушиваемся в глухой голос читающего стихи Блока, в заунывные ноты Ахматовой, в еврейское косноязычие Бродского. Поэтому графоманы в большинстве своем не умеют читать стихи вслух. Лет пятнадцать назад поэты перестали выступать, потому что публика перестала их слушать. Традиция стихочтений угасла, и теперь, когда она возрождается, заметна стала неготовность и даже боязнь многих молодых и небездарных авторов озвучивать свои стихи, нести их к людям. Стих остается неисполненным, одноногим и одноглазым, не проявленным до конца, а автор — не понятым самим собой.

Четвертая болезнь,
может быть, самая серьезная.

Издать книгу — стоит денег, а на книжном рынке поэзия сегодня — убыток, а не товар. То немногое, что издается, — выходит тиражами в 200-300, максимум 500 экземпляров. Машинописные сборники времен застоя — и те перепечатывались в большем количестве. Что из того, что стихи Бодруновой, Кудряшевой или Михаила Александра вышли книжками? За пределы «кроликова круга» они, в силу тиража, не вырвались. Хохлова, Осминкин и многие другие довольствуются Интернетом. Но там их стихи — интересные, достойные серьезного внимания — тонут в невероятном потоке рифмоплетства, графомании и безграмотной болтовни. Стихи поэта, не ставшего знаменитостью — будь он трижды гением — найдет и прочтет только тот читатель, который его уже знает. То есть человек все того же крохотного круга. Резонанса вокруг нет. И поэтический голос вынужден чирикать в масштабах, определяемых размером его клетки.

Все это есть главная проблема молодой петербургской поэзии. Она — камерна, маломерна, начисто лишена публицистических, проповеднических и уж подавно — пророческих интонаций. Она заключена внутри личности автора. А так как личность, говоря словами Глеба Горбовского, не колесила на лихой тачанке и в танке не горела, жила тихо-мирно, то ничего сногсшибательного поведать большому миру она не может. Разве что с подкупающей искренностью рассказать в тысячу первый раз о своем, о девичьем.

Но это — будем верить — проблемы роста. Поэтическая жизнь в Петербурге возрождается. О ней наконец-то стало интересно говорить. Это — главное.

Анджей Иконников-Галицкий

Любовь, сериалы, маркетинг, или Зачем вы, девочки, папиков любите?

Как известно, миром правит любoff. Романы-фильмы-песенки «про любoff/on» устойчиво популярны. Аудитория голосует сердцем и рукой за те произведения, где есть «про отношения». Почему? Что люди надеются найти, когда ищут любовь —
в том числе в искусстве, в развлечениях? На такие вопросы попытались ответить участники круглого стола, который планировалось провести в джакузи, но все произошло… в петербургском Институте психологического консультирования «Новый век».

Время: 24 марта 2008 г.

Место: Институт психологического
консультирования «Новый век»,
Санкт-Петербург.

Ведущая: Елена Федоренко,
кандидат психологических наук

Участники:
Александра Ефимова, маркетолог
Анджей Иконников-Галицкий,
литератор, педагог
Сергей Князев, редактор, литературный критик
Татьяна Кузнецова,
действительный член Профессональной психотерапевтической лиги
Александр Прокопович, главный
редактор издательства «Астрель-СПб»
Марина Рабжаева, социолог

Е. Ф. Сегодня огромное количество людей обращается за психологической помощью, и многие из них приходят за любовью. Это часто поиск не столько любви, сколько способности полюбить — и себя и другого. Существует мнение, что мы живем в эпоху прагматиков, чувства значат очень мало. Настала эра пустоты, эра нарциссизма, как пишет об этом французский философ Жиль Липовецки. Другой человек нынче — только зеркало для наших амбиций и наших чувств. Я бы как ведущая несколько переформулировала тему нашей встречи и задала бы ее в виде вопроса: что же ищут люди, когда ищут любовь — на экране телевизора или в жизни? Просто возможность избавиться от одиночества или нечто другое? Как узнать, что ищут люди в тех сериалах и книгах, которые анонсированы как произведения о любви? Мне кажется, они ищут что-то другое, не то, что люди искали раньше. Скажем, фильм «Романс о влюбленных» сегодня не имел бы такого успеха, как тридцать лет назад.

С. К. Я не могу компетентно сказать, кто что ищет, но уверен: тема — о любви, не о любви — не имеет сегодня для массового искусства особенного значения. Поскольку, допустим, те же сериалы представляют собою не более чем смену кадров — когда затейливую, когда не очень. Никакого психологизма в так называемых сериалах нет. Я не знаю, в чем причина. То ли в том, как говорит моя любимая писательница Татьяна Москвина, что люди пытаются изображать чувства, о которых не имеют ни малейшего понятия, то ли сценаристы сплоховали, то ли режиссеры и продюсеры не сумели им объяснить необходимость хоть как-то прописать персонажей, — но в любом случае это все какие-то истории из жизни марсиан, перемещения из пункта А в пункт Б. Это не имеет ко мне никакого отношения. Это компьютерная игра, которая может быть хорошо сделана, плохо, но это не исследование души. Это набор сюжетных ходов, набор персонажных клише. Герой ведь должен быть не набором функций, он не должен быть просчитан. Он должен быть по-хорошему непредсказуем, как подлинно живой человек.

М. Р. А можно конкретный пример сериала с «психологизмом»?

С. К. Американский сериал «Скорая помощь» смотрибельный и популярный во многом из-за того, что там есть место психологизму. У нас, как правило, этого нет.

Е. Ф. Ты говорил о мелькании картинки. То есть, видимо, ты хотел сказать, что сейчас востребовано все, что позволяет людям почувствовать себя живыми.

С. К. Да, раздражаются какие-то рецепторы, и люди что-то чувствуют, понимают, что они не окончательно умерли, и по большому счету не важно, что показывают.

А. И-Г. Когда эти сериалы только начали показывать, я подумал, что нашим людям массово сделали лоботомию. Абсолютно плоские сюжеты, картонные персонажи, причем очень плохо вырезанные. Но мое отношение несколько скорректировалось, когда я узнал, что основная их аудитория — это женщины тридцати-пятидесяти лет. Почему возник и не уменьшается интерес к таким плоским, доходчивым сюжетам? Потому что наши мужчины не могут дать женщинам соответствующую порцию переживаний. Мужики-то где? Один президент на всю страну. Возникает огромный дефицит простых вещей, который восполняется суррогатом. Что касается психологизма, то, понятно, что душевно трудиться никто, придя с работы, особенно не хочет. Хочется просто, чтобы пощекотали. Какой здесь может быть психологизм? К тому же делать какие-то открытия в сфере любовных сюжетов трудно необычайно. Много у нас в русской литературе двадцатого века романов о любви? Ну, «Мастер и Маргарита», где, кстати, любовная линия выписана очень неубедительно, по-моему. Ну что еще?

Т. К. Проблема в том, что подростки и дети на эти сериалы ловятся, начинают выстраивать свою жизнь по моделям, по поведенческим стереотипам, показанным в этих — часто довольно примитивных — произведениях. Про любовь ли это, не знаю, про какие-то поведенческие стереотипы — несомненно.

А. П. Ну, это подростки-маргиналы.

Т. К. Это обычные подростки.

А. П. Мужская аудитория вообще идет мимо психологизма. Есть книжные серии, где в пятидесяти книгах две страницы психологии, и это еще хорошо! Ищут экшн, психологизм — нет. Этот поиск — приоритет женской аудитории.

Е. Ф. То есть мужчины жанром «с отношениями» не интересуются вовсе?

А. П. Как правило, да. Что у нас читают мужчины? Детектив, который в нашей стране эволюционировал в боевик, боевую фантастику. В читательском мире любовь — это чисто женская проблема. Мы сейчас выпускаем книгу, она называется «Комплекс Ромео», полностью и исключительно про любовь. Она написана с жестких мужских сексистских позиций, но это абсолютно женская книга, хотя автор — мужчина.

Е. Ф. То есть у мужчин существует какое-то внутренне табу: если я догадываюсь, что это книга о любви, я не буду ее читать…

А. Е. Я знаю популярную книгу о любви, написанную мужчиной и популярную у мужчин, — это «Книга оборотня» Пелевина.

А. П. Популярные авторы — это совсем другая, маркетинговая вселенная. Сейчас с Пелевиным на обложке можно продать телефонный справочник. Я говорил о тенденциях, а не о конкретных авторах.

А. Е. Мне тут пришло в голову, что женские любовные романы — это ведь тоже определенный экшн. Это же про методы борьбы, в том числе и за любовь.

М. Р. Мы с вами говорим о том, что вообще-то тридцать лет назад сформулировал и показал Энтони Гиденс в работе «Трансформация интимности». Романтические идеалы в сфере гендерных отношений складывались в европейской культуре исторически таким образом, что всю эмоциональную работу по выстраиванию отношений делали женщины. Неудивительно, что потребители произведений «про чувства» — в основном женщины. Хотела бы заметить, что сейчас не так много текстов, фильмов исключительно о любви. Самые важные вопросы связаны с другим: всех волнует проблема самоидентификации, например. Но появилось и много молодых авторов, которые пишут о любви. В Украине сформировалась настоящая могучая кучка тридцатилетних, которые много пишут о любви, и очень удачно.

А. П. Тут надо сказать, что на украинском писать о любви несколько легче, чем на русском. Украинский язык бурно развивается, и на нем комфортнее говорить об этих проблемах, в то время как на русском о любви уже сказано практически все и сказать что-то новое чрезвычайно трудно.

С. К. У меня вопрос к Анджею как педагогу. Вы много лет преподавали в вузе, у вас значительный педагогический школьный стаж. Правда ли, что современные молодые люди разрешают свои любовные коллизии средствами, позаимствованными из сериалов, как об этом выше говорила Татьяна?

А. И-Г. Я не следил за душевной жизнью учеников, поэтому не могу сказать с абсолютной достоверностью, но, по-моему, нет. Некоторое время назад в вузе, где я работал, я был редактором институтской газеты и выпускал литературное приложение к ней. Мне шел поток текстов — и из нашего института, и из других. Авторы — от восемнадцати до двадцати двух лет. Большая часть текстов — о любви. Если стихи — то семьдесят процентов о любви, если проза — все сто. И я не заметил там ходов, позаимствованных из сериалов. Там нет любви простой и лучезарной. Довольно распространенный сюжет, я даже коллекционировать такие тексты стал: юная студентка влюбляется в 45-летнего преподавателя, сложная замысловатая история. Молодые люди в своих текстах не ищут простых путей. Но вообще ни сериалы, ни книги, ни их собственные творческие искания не связаны с тем, как они решают свои проблемы. На письме у них проблем больше, чем в жизни.

Е. Ф. Трудности в жизни часто связаны с обманутыми ожиданиями. Это очень распространенная практика — придумывать себе мир, я с этим как психолог сталкиваюсь постоянно. Отношения с партнером выстраиваются всегда по одной и той же схеме: очарованность человеком —
потом сокрушительное разочарование. Нередко девушки для отношений ищут «папу», фигуру, к которой можно прислониться — и не сильно душевно трудиться.

А. П. Как издатель я должен сказать о колоссальном дефиците добрых книг, в том числе об отношениях. Сейчас подавляющее большинство персонажей — это негодяи. Когда ты вдруг получаешь рукопись, где действуют нормальные люди, — это шок. Если это имеет отношение к любви, то должен заметить, что любить людей стали меньше.

С. К. Александра, любовь к людям, вообще любовь в маркетинге — хороший инструмент? Он работает?

А. Е. Маркетинг бывает разный, я скажу о том, что знаю. Я занимаюсь в основном разнообразными интернет-проектами и организацией мероприятий. В этом аспекте деятельности отношения компании с партнерами являются определяющими. Любовь помогает. Если ты в чем-то неискренен, тебе будет тяжело.

С. К. Я немного о другом. Бренд, как известно, это торговая марка, где есть личностная история, эмоциональная составляющая. Вот бренд, в котором есть любовь, эмоциональная составляющая, —
он лучше продается?

А. Е. Да.

С. К. А если это товары для мужчин, которые, как мы выяснили, не сильно интересуются романтикой?

Т. К. Тут скорее важен эротический компонент. Если вы были на какой-нибудь выставке автомобилей, например, то могли заметить: там везде у стендов стоят барышни, не сильно одетые.

С. К. Насколько актуальна сейчас любовь к власти? Я имею в виду не любовь к начальству из своекорыстных соображений, а искреннее чувство к людям, к человеку, которые транслируют свою мощь.

Е. Ф. Юнг говорил, что отношения складываются либо как власть, либо как любовь. Одно исключает другое. Борьба за правоту исключает чувство любви.

С. К. Я имею в виду любовь к властной фигуре. Многие мои знакомые женского пола говорят, что они голосуют за того, за кого голосуют, — потому что мужчина интересный.

Т. К. Путин в отличие от многих говорит по-человечески и очень человеческие вещи. В этом причина его популярности.

С. К. И любви к нему.

Е. Ф. Народ в нем подкупает честность. В отличие от большинства мужчин, он готов говорить о себе, о своем состоянии.

Е. Ф. У меня вопросы к Татьяне. С чем к вам, психотерапевту, сегодня приходят? Какие сегодня психологические проблемы связаны с любовью? Что ищут люди в поисках любви?

Т. К. Ищут скорее не благополучные отношения, а отношения насыщенные. Приходят в основном женщины и говорят о том, что хотят влюбиться. Пережить чувство. Чаще всего — весной. Это очень распространено. Ищут чувство, которое бы их потрясло, захватило целиком. И даже не очень важно, на кого это чувство направлено.

А. П. То есть прогулка по Монте-Карло способна заменить любовь?

Т. К. Частично, на некоторое время.

Е. Ф. Мне кажется, мы пробуем говорить о том, что за форму близости люди понимают как любовь, как они понимают, что любовь есть в их жизни.

Т. К. Литература и фильмы дают градус, то есть они дают понимание, что любовь —
это очень сильное переживание.

А. П. Необходимость любви сегодня под вопросом. Во многом потому, что сегодня семья не является обязательной. Сама семья не является целью, а если не нужна, то нужна ли любовь? Отсутствие любви воспринимается скорее как дискомфорт. Любовь — аналог мягкого кожаного кресла. То есть романы о любви сегодня часто это романы о комфорте и дискомфорте.

А. И.-Г. И тем не менее социологические опросы показывают, что семья для многих, в том числе для молодых, на первом месте как ценность.

М. Р. По всем выборкам, и нашим, и зарубежным, — это абсолютно так.

А. П. Вообще все семейные истории миллионеров — это большая загадка. Ни у одного миллионера нет ни одной причины создавать семью. Брак, семья — они только отягощают. Но зачем-то они идут на это.

Е. Ф. То есть нет никаких рациональных причин для любви, а ценность при этом несомненна.

А. Е. Во многом это объясняется рекламой. Сегодня вся реклама построена на продвижении товаров через пропаганду семейных ценностей.

Е. Ф. Практически все успешные женщины, обращающиеся сегодня за консультацией к психологу, хотят создать благополучные отношения. Это очень важно для них, это самый главный запрос. И понятно, что никакой рациональной выгоды это не дает: ни денег, ни жилья. Такой женщине, успешной, серьезной, с сильной, как мы говорим, маскулинной составляющей, очень трудно найти любовь. Трудно найти серьезного, ответственного, психологически развитого мужчину.

А. П. Такого, как в «Укрощении строптивой» Шекспира?

Е. Ф. Да, но где он?

Т. К. Возможность принять человека не зависит от половой принадлежности.

М. Р. Мне кажется, современная литература нащупала некие новые формы любви, типы любви. Когда мы говорим о любви, мы традиционно имеем в виду эротическую и романтическую составляющие. Массовая культура обращает нас главным образом к этой форме любви. Но есть сейчас знаковые тексты, находящиеся в центре общественного внимания, которые выделяют другие формы любви, восходящие к тем, что описали античные и средневековые авторы.
И пока эти формы любви не проникли в массовую культуру, будут в массовом порядке приходить к психологам люди, которые даже не в силах сформулировать свой запрос. Потому что никакой другой формы личностной самореализации им до сих пор масскульт не предоставил.
А ведь есть и любовь-агапе, любовь, аналогичная любви человека к своему Создателю. Яркий пример такой любви —
в романе Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик». Есть также любовь-филиа, любовь-партнерство. Пример такой любви описан в сценарии Ренаты Литвиновой «Обладать и принадлежать» и показан в фильме «Страна глухих».
И третья форма любви — эрос в платоновском смысле, страсть к обладанию прекрасным. Смотрите роман Ильи Бояшова «Путь Мури», где кот преодолевает сотни километров, чтобы обладать семьей. Нужна, мне кажется, публичная рефлексия по поводу этих форм.

Е. Ф. Есть большой запрос на такого рода отношения, но нам мешает принять такие формы любви — страх, боязнь нового. Подводя итоги нашей встречи, можно сказать, что мы сегодня смогли нащупать, понять, что в обществе есть потребность в новых формах любви. Секс для многих перестал быть определяющим в отношениях. Появляются новые форматы отношений, и каждому приходится искать приемлемый для себя образ жизни самому.

Жениха хотела…

Помните кошмарный эпизод из «Дневника Бриджит Джонс», когда у бедняжки спрашивают, почему это офисы переполнены молодыми здоровыми женщинами, а никто на них не зарится? Деликатная Бриджит попыталась отшутиться. Тем временем ее сестры по несчастью продолжали одиноко сидеть в офисах — и вот что из этого получилось.

www.spbgu.ru/forums/index.php?showtopic=12306

Чат СПбГУ, как ни странно, — очень жестокое место. Весь грубоватый фольклор из серии «мужики — козлы» как на ладони. Постоянные юзерши уже не сетуют и не надеются. Они просто собирают всякие мелкие гадости и помирают со смеху.
В целом ресурс производит впечатление игрового — нельзя же всерьез воспринимать такую ерунду. Если бы все написанное было правдой, отношения полов стали бы просто невозможными. За незатейливыми подколами в адрес бойфренда — сюда.

www.dosvidos.ru

Лучший пример невероятного женского коварства. Если бывший возлюбленный тебе насвинячил — отправляйся на этот сайт и расскажи всему белу свету, что за скотина тебе попалась. Большинство жалоб на сайте — скучные и тривиальные. Ну, врал, ну, пил, ну, налево ходил. Намного интереснее читать ответные «посты» обиженных таким отношением юзеров. Они тоже топорные, но все-таки — оппозиция. Было бы здорово, если бы на сайте размещали больше оригинальных и убедительных заметок.

www.znaikak.ru/girlboyhi.html

Простенький сайт с рекомендациями на все случаи жизни. Никак нельзя назвать его оригинальным. Но есть характерная деталь: рекомендации, как правильно общаться с мужчинами, выложены в том же разделе, что и инструкция «как выбрать и ухаживать за крысой». По-моему, симптоматично.

www.hochu-zamuj.ru

Для тех, кто еще верит мужчинам, существует тематический сайт «Хочу замуж». Авторесса предлагает беспроигрышный курс занятий, чтобы ни за что не остаться старой девой. Мужчин здесь любят, женщинам предлагают любить себя. Короче, идите с миром, Бог есть любовь, и все такое. Оптимистичный сайт.

forum.vinf.ru/index.php?showtopic=5951

Специальное обсуждение для тех, кого мучают комплексы на почве разницы в возрасте. Компания заинтересованных юзеров доказывает друг другу и всем на свете, что «главное — чтобы человек был хороший», а стало быть, совершенно не? обязательно зацикливаться на сверстниках или еще какой возрастной категории.

worldgirl.biz/lubov/zamyj.html

Более консервативный сайт на ту же тему. Любить надо не себя, а его. Прилагается специальная статья о том, что надо мужчинам. А надо быть тихой, скромной, белой, пушистой и приносить в зубах тапочки. Все о том, как воплотить в жизнь патриархальные идеалы.

www.russianhome.com

На сладкое — по-настоящему смешной сайт. Оказывается, счастье русской женщины состоит в том, чтобы удачно выйти замуж в Объединенные Арабские Эмираты. Полное взаимопонимание между супругами, финансовое благополучие, красивые здоровые дети — легко, просто и доступно. Впечатлениями делятся барышни, которые попробовали — и понравилось. И зачем тогда надо устраивать аутотренинг, худеть, повышать самооценку, по науке строить непростые отношения с придирчивым русским мужчиной? Вот где собака зарыта, товарищи, — все едем в ОАЭ.

Любовь Родюкова

Во тьме любви

Это просто письмо. Написанное 13 февраля 1946 года из города Свердловска на тот свет. Но женщина, которая писала его, не знала адреса. В тот день ей самой очень уж сильно захотелось умереть, а единственный человек, который стоил того, чтобы ему сказать — почему, находился, как ей официально сообщили, в заключении, на десять лет лишенный права переписки. Срок его должен был окончиться через два с половиной года. Столько ждать, ей казалось, она уже не могла.

«Юрочка мой, пишу Вам, потому что думаю, что долго не проживу. Я люблю Вас, верила в Вас и ждала Вас — много лет. Теперь силы мои иссякли. Я больше не жду нашей встречи. Больше всего хочу я узнать, что Вы живы, — и умереть. Будьте счастливы. Постарайтесь добиться славы. Вспоминайте меня. Не браните. Я сделала все, что могла…

Л. Д. Блок сказала мне как-то: «я восхищаюсь Вашей энергией, Олечка! Я не ожидала ее от Вас. Я думала, что Вы только Сильфида…»

Да, на конкурсе «Мисс Чудное Мгновенье» она, без сомнения, победила бы и петербургскую Прекрасную Даму, и псковского Гения чистой красоты, не говоря уже о московской Маргарите.

Такие поэты писали о ней! Такие стихи! Гумилев назвал валькирией. Мандельштам — Психеей. Такие художники ее рисовали! (Маврина подписала под ее портретом: «Богиня Ольга». Портрет, конечно, пропал.) Однажды Мейерхольд, столкнувшись с нею в дверях театра, выпалил вдруг: «Арбенина, я вас люблю!»

А на фотографиях — ничего особенного. Никакой такой неземной красоты, роковой прелести. Лицо как лицо — хорошее, впрочем. И светится тихим весельем. В двадцатые годы, в начале тридцатых.

«Почти все наши друзья умерли, Юрочка. Ваша мама умерла весной 38 года…

… Я думала о Вас все время. Я боялась и запретила воображать себе реальную жизнь, реальную встречу. Но я молилась о Вас, вспоминала Ваше гадание — и свой и Ваш гороскоп — меня утешали друзья, верившие в Вас и Вашу внутреннюю силу, —
и готовилась к встрече, не думая о ней. Мама продала пианино и купила для Вас отрез Вашего любимого коричневого оттенка. Я перештопала все Ваши носки и накупила новых: целый чемодан…

… Было сперва очень страшное время. Всех забирали. Я стояла часами в тюрьмах, у прокуроров. Правда, мне никто никогда не нагрубил и не оскорбил меня —
это тоже было удивительно«.

По социальному положению она была —
никто. Не то маленькая актриса, не то большая художница. Дочь артиста Гильдебрандта-Арбенина. Крестница (г. р. —
1897) Варламова, знаменитого премьера Александринки. Участница выставок распавшейся группы «13». Ничья не жена.

«… Покаюсь в единственном реальном сильном впечатлении за все эти годы. Это был Рыбаков, которого я встретила на Пасху у Анны Радловой в 38 году. Мы остались одни на несколько минут, и он осыпал меня словами восхищения, как цветами… Я не решилась на вторую встречу с ним, потому что не смела позволить себе радость, когда Вы в таком горе. Летом я узнала, что его забрали… Еще позже я узнала, что он умер в тюрьме.

… Я написала так подробно, потому что все мои дневники — за всю жизнь — погибли; если бы до Вас они дошли когда-нибудь, Вы бы узнали, как много я думала о Вас, плакала о Вас, верила в Вас…«

Бог его знает, что за человек был этот Юрий Юркун, которого она предпочла всем гениям и героям. Живописец-самоучка — поверим ей на слово, что замечательный, раз картинки все погибли. Писатель: автор дурной, скучной прозы. Красавец, если судить по фотографии, где отрезана голова (чтобы не опознали, не отобрали при обыске). Где голова не отрезана — взгляд с каким-то недоверчивым, опасливо-презрительным прищуром.

Вот мемуарная зарисовка:

«Стук в дверь. — Войдите! И вошли двое: античная богиня в белой шляпе с вуалью, в перчатках — Ольга Николаевна Гильдебрандт-Арбенина, и с ней молодой еще человек в элегантном сером костюме, чем-то похожий на запятую рядом с прямой Ольгой. (Это был Ю. И. Юркун)».

Но какая разница! Главное:

«Бедный мальчик, он, вероятно, очень меня любил».

А его очень любил поэт Михаил Кузмин. Так что приходилось жить всем вместе. Кузмин умер в 36-м. Юркуна взяли в 38-м.

«… Сейчас у меня нет никого и ничего. Никаких надежд и даже никаких желаний. Рисовать я больше не <буду> могу. Без Вас исчез мой талант. Мои родные — хорошие люди, но далекие мне. Из двух людей, с которыми я подружилась на Урале, один был убит потом под Сталинградом, другой — и сейчас здесь, но он так опустился, поблек и поглупел, что стал для меня как запылившийся и вылинявший галстук. Я спасла щенка, подобрав его в лесу; назвала его Гвидоном; это был чудный черненький щеночек, но он погиб, пока мы были в Свердловске. После смерти моей мамы у меня нет никакого долга ни перед кем. А Вам, мне кажется, будет без меня легче…»

Ему давно уже было совсем легко. Шестью месяцами пыток добившись полного признания (хотя в последнем слове он все-таки сказал, «что просит суд судить его только за те преступления, которые он совершил»), его расстреляли в ночь на
21 сентября того же 38-го. За участие в антисоветской правотроцкистской террористической и диверсионно-вредительской организации, — как сказано в судебном документе, изданном через двадцать лет: «якобы действовавшей среди писателей
г. Ленинграда». Он давно уже истлел в Левашовской пустоши, а она писала ему:

«Я ничего, ничего больше не могу дать Вам. Всю жизненную силу, всю волю я отдала на спасение и сохранение наших картинок, наших писем. Мы — умрем, но это бы могло жить века, и в этом была моя и Ваша душа, мое и Ваше сердце, моя и Ваша кровь, быть может (?) Ваш и мой гений…

… Я думаю об этом, и не могу, и не хочу, и не смею больше жить«.

В тот день она не умерла. Только через тридцать четыре долгих года. В ленинградской коммунальной квартире. Адрес: угол Заячьего переулка и Суворовского проспекта.

Долго еще жила — и тихо, как тень. Настаивала водочку на калгане. Рисовала иногда картинки — кое-кто и покупал. Писала разные разности в ученических разлинованных тетрадках:

Мой бедный Мальчик,
Ты стал мне Сыном,
Неясным смыслом
Прощальных дней.
А был мне Братом,
Во тьме — Вергилием
Не знавшей счастья
Любви моей.

Тетрадок набралось, говорят, много. Их еще когда-нибудь издадут, говорят.

Самуил Лурье

Лев Рубинштейн. Духи времени

  • Предисл. П. Вайля
  • Послесл. Г. Чхартишвили
  • М.: Издательство КоЛибри, 2008
  • Переплет, 368 с; 5000 экз.

    Лев Рубинштейн был одним из основателей московского концептуализма — литературной группы, создававшей свой мир из чужих слов. В случае Рубинштейна — из слов обыденного языка, подслушанных на улице. В девяностые он перестал писать стихи, превратился в эссеиста, но в каждом из его эссе обязательно есть «стихотворение». Вот надпись при входе в церковь (славянской вязью): «При входе в храм отключите свои телефоны». Что здесь неправильно? Только Рубинштейн мог заметить: надо было написать «телефоны свои». Получились концептуальные «стихи». Чувство языка у него тончайшее, превышающее среднестатистическое настолько же, насколько собачье обоняние превышает человеческое. Популярные в народе полевые командиры Ушат Помоев, Букет Левкоев и Рулон Обоев — это его изобретение. Каждое эссе Рубинштейна — о языке, но не только о нем, а еще и о повторяемости отечественной истории. Странноватому длинноволосому поэту из семидесятых, с холщовой сумкой, набитой стихами на карточках, сегодня удивительно идет роль мудрого старого скептика, наблюдателя повседневности и странника по времени. Он, пожалуй, лучше всех способен разглядеть старое в новом — например, родимую коммунальную кухню на интернет-форуме. Книга состоит из крошечных заметок, и каждая заметка — «история» в двух смыслах: это байка и примета времени. Байки запоминаются сразу и навсегда (кассирша в магазине: «Молодой человек, а пенсионное удостоверение у вас с собой?»), а приметы времени выстраиваются в большой и грустный нарратив. Борис Акунин в послесловии пишет о том, что получился роман и что «только таким и может быть роман, написанный о современности». Что ж, роман из одних отступлений и «ненужных деталей» — опробованный концептуалистский ход (см. «Очередь» Сорокина). История литературы тоже повторяется.

  • Андрей Степанов

    PC Writer 1.0. Настоящая любовь

  • М.: АСТ: ХРАНИТЕЛЬ; СПб.: Астрель-СПб, 2008
  • Переплет, 288 с.; 5000 экз.

    После серьезной артподготовки (телепередачи по центральным каналам, массированная атака новостных агенств, многодумные рассуждения «экспертов») АСТ двинул на читателя «первый роман, написанный компьютерной программой». Давайте сразу определимся: компьютер ничего писать не может и не сможет еще лет двести, — это вам скажет любой, кто имеет хоть какое-то отношение к компьютерной лингвистике. На сегодняшний день, увы, компьютер не может даже грамотно переводить с английского. Так что перед нами случай так называемого вранья. Текст (переделка «Анны Карениной») — удручающе бездарный, читать его нельзя, но зато по нему можно попробовать восстановить фандоринским способом облик того человека, который навалял «первый кибер-роман». У меня получилось следующее: писал мужчина чуть за тридцать, весьма циничный, весьма жадный, очень мало начитанный, возможно, с биологическим образованием. Весьма вероятно, что он публиковал триллеры или SF, но профессионалом его не назовешь. Буратин у нас не так много, как кажется, и потому денежки, вбуханные в рекламу, пропадут несомненно. А креативщикам из АСТа можно предложить гораздо более перспективный проект: роман, написанный собакой. А что? В 1914 году некая Паула Мекель выпустила «Воспоминания и письма моей собаки Рольфа». Рольф был весьма образованной собакой, переписывался с профессорами, имел свое мнение о текущей политике. Правда, держать ручку он не мог и поэтому выстукивал буквы лапой. Творчество Рольфа обсуждали немецкие научные журналы — с не меньшей серьезностью, чем российские «эксперты» обсуждали по ТВ «первый компьютерный роман». Соглашайтесь! Собачку найдем, стучать лапой научим, мемуары напишем. Вот только перед этим хорошо бы узнать у юристов: где заканчиваются «пиар-ходы» издательств, а где начинаются действия, предусмотренные статьей 159 УК РФ (мошенничество)?

  • Андрей Степанов

    Руководство для желающих написать кулинарную книгу

    «Жалкий глупец, неужели ты настолько наивен, что думаешь, будто каждое наше слово следует понимать буквально и что мы откроем тебе
    самую удивительную из тайн?»

    Артефиус. XII век.

    Очень любил один эстрадный дуэт советского времени — двух Александров, Лившица и Левенбука, они и в «Радионяне» еще блистали. Так вот, была у них миниатюра, которая называлась «Руководство для желающих выйти замуж». Я до сих пор помню ее наизусть и не скрою: мне очень хочется примерно в таком же стиле написать упомянутое в заглавии руководство.

    Прежде всего: о том, что такое книга. Изначально книга — это старомодный носитель информации на целлюлозной основе, в котором эта самая информация изложена графическими символами. Книги бывают разными по жанру, по техническому исполнению, по весу и цене, которая часто именно весом определяется. Книги бывают с иллюстрациями и без, бывают съедобными, а порой — неудобоваримыми. Есть книги электронные, но их всегда нужно подпитывать электричеством. Что такое книга кулинарная? Это, прежде всего, жизнеутверждающая книга, которую нельзя читать натощак. Писать кулинарные книги не запрещено никому, но практика показывает, что перед этим уместно сняться в кино; выпустить несколько или даже больше пластинок; написать серию ироничных, как жареные пирожки, детективов; написать парочку-другую песен; стать женой режиссера… Действительно, обладая всеми перечисленными достижениями, человек, вероятно, имеет много свободного времени, большую часть которого он посвящает готовке, делясь накопленным опытом с массами. Итак, предположим, вы вдруг решили оторваться от одного из перечисленных занятий и написать кулинарную книгу. Не беда, что вы плохо отличаете пшено от пшеницы, рэган от орегано, думаете, что «рольмопс» — это фамилия и считаете, что «расстегай» — это команда, а не пирожок. Для начала возьмитесь за предисловие и обязательно напишите пару теплых слов о своей бабушке, которая привила вам любовь к приготовлению еды, придумайте свое первое блюдо, только не пишите про плов, шашлык или буйабез — читатель верит только в яичницу или, в крайнем случае, в омлет. Хорошо работает также история про сгоревший пирог, который должен был стать сюрпризом маме, вернувшейся с работы. Неплохо действует и взорвавшаяся банка сгущенки, которую вы варили в кастрюле и забыли об этом, увлекшись выполнением домашнего задания по арифметике. Обязательно напишите про студенчество, упомяните общагу и жареную картошку, ведь именно у вас тырили ее однокашники — у других не тырили, а только у вас… Умиленно закончите предисловие словами о том, как вам приятно возвращаться с гастролей (из рабочего кабинета) к родному очагу на кухню и как у вас прямо-таки чешутся руки что-нибудь приготовить…

    Затем переходите к рецептам. Перед этим положите перед собой парочку-другую кулинарных книг, изучите, на какое количество порций там приведены рецепты. Обычно это четыре порции, но пусть вас это не смущает, для оригинальности приведите рецепты на шесть порций, мотивируя тем, что, в соответствии с инициативой президента, количество детей в семье увеличивается. Не забудьте положить перед собой таблицу умножения, чтобы не ошибиться в пересчете ингредиентов. Компилируйте с умом, пытайтесь осмыслить рецепт: если из разных книг вы приведете способы приготовления салатов «Оливье», «Столичный», «Мясной», «Русский», — это будет практически один и тот же салат. Следите за наклонением: в одной книге глаголы могут быть в неопределенной форме — «нарезать», в другой —
    «нарежьте». Выберите для своей иную форму — «нарежем», и в вашей книге будет определенная новизна. Перетасовывайте гарниры: если, например, у одного автора жареная рыба сопровождается припущенным рисом, то вместо него позаимствуйте у другого глазированный картофель. Но помните, что говядина по-бургундски
    «не канает» с перловкой, а кролик с розмарином противоречит гречневой каше. Не стесняйтесь, компилируя, удалять неизвестные вам ингредиенты. Черт с ними, с каперсами, вычеркивайте можжевельник, вырывайте с корнем кинзу — ничего страшного. Смело заменяйте кунжутное масло на растительное, семена горчицы на горчичный порошок, коньяк на водку. Побольше иностранных слов, зачем писать «херес», если можно написать «шерри»; вместо «морской гребешок» выдайте «сен-жак»; вместо «варить на пару» пропечатайте «пошировать»; а вместо «обжарить» — «сотировать». Если вы «заимствуете» рецепты из очень старых книг, помните, что в те времена не было холодильников, поэтому «вынести на мороз» в наше время не работает. Равно как не посылайте современного читателя за продуктами в погреб. Фотографии — покрупнее, бумага — потолще, шрифт — пожирнее. Успех обеспечен. Так выпьем же коньяку за процветание креативных авторов кулинарных книг и закусим… чесноком, — так будет справедливо!

    Илья Лазерсон

    Отвлекаясь от сюжета

    — Откуда ты знаешь про дело Дрейфуса? —
    спросила меня как-то приятельница.

    — Естественно, из книжки «Дорога уходит вдаль».

    — И я тоже. Правда смешно?

    Действительно, забавно: знаменитый эпизод из французской истории мы узнали из русской книги нашего детства и запомнили на всю жизнь, хотя трилогия А. Бруштейн вовсе не про Францию, а про растущую еврейскую девочку из города Вильно в конце XIX века.

    А откуда мы знаем про страховое агентство Ллойда? Имя Ллойда знакомо всем, кто читал Диккенса и Дюма, только мы его не замечаем, следя за перипетиями сюжета и сопереживая злоключениям бедной Флоренс Домби и Эдмона Дантеса.

    Как-то в середине 90-х я лежала в больнице и мне совершенно нечего было читать. Медсестра сжалилась и дала забытый кем-то роман Золя «Дамское счастье». Перед этим в последний раз я брала в руки Золя где-то на первом курсе, он показался мне скучным и устаревшим, но делать было нечего. И случилось чудо: оказалось, что в этом романе самое интересное сегодня — вовсе не любовная коллизия, не история Золушки, а бизнес-история: точное и умное описание становления крупной универсальной торговой фирмы. По этой книжке можно изучать основы маркетинга и менеджмента; это отличный сборник кейсов для бизнес-школ. Великий маркетолог Филипп Котлер еще не родился, а Золя уже описал все 5P современной теории маркетинга.

    С тех пор, невольно во многих, казалось бы, давно прочитанных книгах мне стали видны экономические истории и детали, которые ничего не говорили homo sovetikus, но зато чрезвычайно интересны и полезны для тех, кто живет и работает сегодня в новой экономике России.
    Давайте пробежимся по читаному-перечитаному.

    Про земское (читай муниципальное) самоуправление — «Анна Каренина» Толстого. Помните, чем там занимался Левин? Не помните? Перечитайте — очень познавательно.

    Про фондовый рынок — «Финансист» Драйзера. Драйзер — экономический писатель, сюжет в его романах малоинтересен и довольно стандартен, а вот экономические механизмы изложены точно и увлекательно.

    Про банковское дело и про банкиров писали много, но самая увлекательная история — это, конечно, методичное доведение до банкротства банка барона Данглара. Граф Монте-Кристо, если помните, заранее объяснил Данглару, как можно обрушить даже очень крупный и надежный банк. История некоторых российских банков за последнее двадцатилетие вполне подтверждает аналитические выводы незабвенного графа.

    «Граф Монте-Кристо» — вообще замечательная книга: там про все есть — и про торговое мореплавание, и про страхование кораблей, и про сбор компромата как способ борьбы с врагами и конкурентами, и про систему правосудия, и про информационные войны с применением черного пиара (вспомните историю разоблачения графа де Морсер!).

    Более современный пример банковского кейса — замечательный детектив Дика Фрэнсиса «Банкир». Там подробно изложена практика и теория кредитования, при этом увлекательнейшее чтение с лихо закрученным сюжетом.

    Особый интерес у меня вызывает описание механизмов страхования и страховых компаний, поскольку я работаю в этой области экономики. Беглых упоминаний в западной литературе очень много, особенно в английской и американской, поскольку для них страхование — неотъ? емлемая часть экономики, что-то вроде чистки зубов для бизнеса — как же, дескать, без страховки на все, что движется и не движется? Страховые комиссары, страховые агенты, служба безопасности страховых компаний, попытки страхового мошенничества и их разоблачение — везде и всюду, особенно в детективах.

    Длинных историй про страхование мне встретилось немного. Одна из них в старой доброй «Саге о Форсайтах»: Сомс, член правления «одного из богатейших страховых предприятий», распутывает мошенничество исполнительного директора общества со страхованием контрактов. Особенно часто эта история стала вспоминаться в последний год, с тех пор, как у нас было введено обязательное страхование договоров по государственному контракту…

    Другая страховая история лежит в основе знаменитого в 70-80-х годах прошлого века «Аэропорта» Артура Хейли. Хейли по уровню, конечно, не Голсуорси и не Диккенс, но писатель чрезвычайно популярный, книжку эту тогда читали все. Но сегодня она стала актуальна и в России, потому что теперь и у нас любой отчаявшийся человек может застраховать свою жизнь на крупную сумму, а потом подстроить авиакатастрофу или еще что-нибудь в этом роде, чтобы, покончив с собой, обеспечить свою семью. Как предотвратить подобные происшествия, сохранив при этом гуманную составляющую страхового бизнеса, как проводить предварительную оценку страхового риска, как и кому продавать страховые полисы — все эти вопросы каждый день решают теперь и наши, российские, страховщики.

    И настоящее потрясение испытываешь, осознав, что наисовременнейшую теорию проектной и, более того, матричной структуры управления впервые разработал и внедрил Антон Семенович Макаренко в колонии для несовершеннолетних правонарушителей. Честное слово — прочитайте «Педагогическую поэму», там подробно изложена система, включающая в себя и вертикальное управление, и образование временных «сводных отрядов», то есть проектной команды, созданной на временной основе для выполнения конкретной комплексной задачи. В современном менеджменте матричная структура управления считается наиболее эффективной. Антон Семенович тоже так думал, только его никто не слушал… а потом и читать перестали.

    А. Макаренко «Педагогическая поэма»

    К весне двадцать третьего года мы подошли к очень важному усложнению системы отрядов. Это усложнение, собственно говоря, было самым важным изобретением нашего коллектива за все тринадцать лет нашей истории. Только оно позволило нашим отрядам слиться в настоящий, крепкий и единый коллектив, в котором была рабочая и организационная дифференциация, демократия общего собрания, приказ и подчинение товарища товарищу, но в котором не образовалось аристократии —
    командной касты.

    Это изобретение было — сводный отряд…. Совет командиров всегда старался проводить через нагрузку комсвод? отряда всех колонистов, кроме самых неудачных. Это было справедливо, потому что командование сводным отрядом связано было с большой ответственностью и заботами. Благодаря такой системе большинство колонистов участвовало не только в рабочей функции, но и в функции организаторской.

    А. Дюма «Граф Монте-Кристо»

    — Да конечно, — продолжал Монте-Кристо, — на мой взгляд, есть три категории богатства… Я называю первостепенным состоянием такое, которое слагается из ценностей, находящихся под рукой: земли, рудники, государственные бумаги таких держав, как Франция, Австрия и Англия, если только эти ценности, рудники и бумаги составляют в общем сумму в сто миллионов. Второстепенным состоянием я называю промышленные предприятия, акционерные компании, наместничества и княжества, дающие не более полутора миллиона годового дохода, при капитале не свыше пятидесяти миллионов. Наконец, третьестепенное состояние — это капиталы, пущенные в оборот, доходы, зависящие от чужой воли или игры случая… словом, дела, зависящие от удачи, которую можно назвать низшей силой, если ее сравнивать с высшей силой — силой природы; они составляют в общем фиктивный или действительный капитал миллионов в пятнадцать…

    Татьяна Гуковская

    И еще раз про любовь

    Любовь любит любить любовь. Медсестра любит нового аптекаря. Констебль бляха 14 А любит Мэри Келли.
    Герти Макдауэлл любит парня с велосипедом. М. Б. любит красивого блондина. Ли Чи Хань люби целовай Ча Пу Чжо. Слон Джамбо любит слониху Алису. Старичок мистер Вершойл со слуховым рожком любит старушку миссис Вершойл со вставным глазом. Вы любите кого-то.
    А этот кто-то любит еще кого-то, потому что каждый
    любит кого-нибудь, а Бог любит всех. Джеймс Джойс «Улисс»

    Попробуйте поговорить о любви. И полюбуйтесь, что получится. Послушайте себя со стороны. Сплошные банальности. «Я тебя люблю» — самая волнующая, рвущаяся из глубины твоей сути фраза, самая искренняя и одновременно — самая банальная. Так всегда происходит. Чем ты более искренен, тем больше впадаешь в непроходимую пошлость. Это — проклятие прошедшего кошмарного столетия, проклятие, которое нам придется нести в себе. И поделом. Джеймс Джойс, написавший, наверное, главный роман
    ХХ века «Улисс», понимал этот парадокс лучше других. Повторим хотя бы десять раз слово «любовь», и вот мы окончательно выпотрошим из него последние остатки смысла. Это — слово-сигнал, знак, ни к чему не отсылающий, ни к чему не обязывающий, ничего толком не объясняющий.

    Однако еще всего за какие-то сто лет до появления «Улисса» Джойса романтики воспевали любовь. Какую именно? Прежде всего — Мистическую. Любовь к бесконечному духу, проявляющуюся как любовь к женщине. Часто романтики даже «удаляли» героинь из произведения, заставляя их умереть для героя. Позже к удовольствию романтического персонажа и читателей, выяснялось, что возлюбленные на самом деле живы, — но чувство любовного томления все равно не покидало романтического странника. Он оставался верен своему пути, своей возлюбленной, чей земной облик был не конечной целью, а указанием на открывающийся бесконечный дух. Так появился образ любви отрекающейся, ничего не требующей взамен. Одновременно романтики описывали и другую любовь. Демоническую, страшную, стремящуюся к обладанию и, в конечном счете, губящую предмет любви и самого влюбленного. Эта страсть зачастую была оборотной стороной ненависти к миру — уродливому, косному, ничтожному. Именно так любили своих женщин мятежные герои мятежного Байрона, Гяур и Корсар.

    Сложившаяся традиция восприятия любви очень скоро упростилась, обросла новой логикой, новыми примерами, более соответствующими прагматизирующейся повседневности. В целом же особых изменений не претерпела. Но не прошло и полувека, как романтические мифы о любви были атакованы. Гюстав Флобер в своих романах разоблачил романтические болезни современников —
    безвольных, слабых, бултыхающихся в болотной жиже страстей. Его персонажи любят собственное состояние влюбленности, которое они вычитали в книжках и которое служит им убежищем от реальности. Флоберовский герой с головой окунается в выдуманные эмоции лишь затем, чтобы не думать, не жить, не быть собой. Он устремляется в любовный полет к романтической бесконечности на крыльях глупости. И что самое ужасное — остается при этом искренним и честным.

    Модернисты ХХ века, литературные наследники Флобера, уже не оставляют читателям никаких иллюзий. Романтические переживания для них — всего лишь хорошо усвоенные тексты, шаблоны поверхностных ощущений, пригодные для слабого, жалкого человека толпы. То, что прежде считалось любовью, подвергается теперь вивисекции, анализируется, и, наконец, высмеивается как оболочка примитивного физиологического влечения. Растекающаяся по артериям и заползающая в мозг, любовь не более значима, чем обеспокоенность суслика, сезонно пытающегося размножиться, обеспокоенность, на которую человек переносит вычитанную в газете или высмотренную в фильме идею.

    И все же культуре, особенно массовой (а другой скоро и не будет), хочется убедить публику в том, что любовь — это тайна, не поддающаяся исчислению. Помнится, даже великий Калиостро, гений, маг, авантюрист, не мог, если, конечно, верить Марку Захарову, вывести формулу любви. Масскультура к этому и не стремится Она всего лишь позволит нам, если мы только захотим, — а мы обязательно захотим —
    прикоснуться к НАСТОЯЩЕЙ ЛЮБВИ, услышать в заболоченных небесах сильные взмахи ее крыльев.

    Многие помнят советский фильм «Еще раз про любовь» (1968 г., реж. Г. Натансон, сцен. Э. Радзинский), потрясший силой и искренностью сердца наших соотечественников (36,7 млн зрителей). Красивая мелодрама с типично советскими реалиями и нетипично несчастливым концом — чтобы зрители обняли друг друга и прослезились. На экране появляется ОНА — актриса Татьяна Доронина, это ее звездная роль — вывернутая на всеобщее обозрение так называемая «женственность», нечто мягкое, доброе, обволакивающее, успокаивающее, эдакое начало всех начал. Приветливый взгляд, глаза, полные дежурной нежности, приятная полнота, колени, куда хочется уткнуться, как в пристань. И тут возникает ОН (Александр Лазарев) — красивый, успешный, ироничный и самоироничный, порядочный, принципиальный, хотя немного жесткий (но это его не портит). На него можно опереться. Не предаст, как некоторые, ни ЕЕ, ни друга, ни страну. Начинается игра, начинаются отношения, и вот уже ОН, соприкоснувшись с неотмирной женственностью, смягчается. Он не изменил себе, он — прежний, но немного лучше, потому что узнал про любовь. Вот вам и формула любви, смутное ощущение приближения к ее тайне.

    Двинемся дальше. В 2002 году тот же самый фильм переснимается, теперь уже для нас с вами, и на экраны выходит римейк «Небо. Самолет. Девушка» (реж. В. Сторожева, сцен. Р. Литвинова). Вместо Дорониной — новая звезда Рената Литвинова, всеми нами любимая, такая одинаковая и одновременно такая разная. Она выглядит совсем по-другому и слабо напоминает дородную Доронину. Но ведь время берет свое, и женственность теперь ассоциируется с манерами и внешностью Ренаты. А так все то же самое: загадочность, ускользание, доброта, усыпляющий голос — словом, та же «женственность» в очередном воплощении. Но с новым привкусом. С привкусом тонкого Гламура. Женственность, облаченная в Гламур, или, скорее, Гламур, притворившийся женственностью, — это убойная сила! Гламур удваивает эффект терапии и внушает, что все хорошо и спокойно, нет никаких трагедий, войн, умирающих от голода детей, дряхлых старух, торгующих укропом на зимних улицах, нет болезней, нет страданий. То есть такое есть на самом деле, но все это не так уж и важно. Важно то, что тебе сейчас подарят покой и нежность. А если не хочешь, если не в настроении? Все равно подарят. Ведь в глубине души ты его жаждешь — солнца, уюта, знакомых переживаний, в которых можно отсидеться до конца жизни. «Милый! Ты устал. Посиди, я тебе сейчас тапочки принесу». Это лучше, чем какие-нибудь сюрреалистические гарпии, о которых лучше в книжках почитать, чем иметь с ними дело в реальности.

    Надо отдать должное обоим фильмам. Спокойствие, которое дарит «женственность» под видом любви, оказывается недолговечным в этом тревожнейшем из миров. Героини погибают, выполняя свой долг. Но они — все равно — то лучшее, что было дано ЕМУ. Пусть ненадолго. И это «лучшее» стоит оберегать.

    Мы повзрослели и выросли из этих мифов. Нарождающийся мир при всех его изъянах хорош уж тем, что постепенно отменяет ролевые игры. Люди становятся все более независимыми друг от друга. Знакомые, по сто раз пережитые всеми эмоции уже перестают возбуждать наш ум, как прежде. Они приносят удовольствие, приятно щекочут, приятно ранят, но надоедают. Современное искусство пытается здесь разобраться, сказать свое слово о любви. Мне кажется, идеальная любовь в своем новом образе будет освобождаться от всякой субъективности, от чувств, от примитивных поверхностных переживаний. Вернее, они будут присутствовать, но как следствие столкновения и общения двух обезличенных воль. Идеальную пару будут объединять не столько общие интересы, не столько эмоции, не столько секс, а то, что всему этому предшествует. И тогда оба будут чувствовать, что превосходят самих себя, выскользают из своих прежних оболочек, движутся к новому опыту, к самой жизни. Любовь станет силой, постоянно разрушающей чувства. Я думаю, такие тексты, такие фильмы появятся. Беда лишь в том, что, прочитав такое, придется как-то с этим жить.

    Андрей Аствацатуров

    Давай останемся друзьями…

    Эти слова так легко услышать или произнести, пока еще ничто не объединяет. Когда нет общих воспоминаний, ночных звонков, цветов, слез, любимых кафе, общих друзей, предпочтительных поз, а тела и души друг друга — терра инкогнита. И намного сложнее после скушанного вместе пуда соли, наличия общих врагов, друзей, а иногда — детей и банковских счетов. Когда человек, с которым вы были одной крови, в одной стае, вдруг оказывается другим.
    Чужим. Ненужным.

    Мир, еще недавно такой маленький и уютный, будто аквариум, вдруг разлетается на осколки. Кругом хлещет вода, торчат прозрачные стеклянные зубья, а ты бьешься брюхом кверху, сверкая чешуей и глупо оттопыривая жабры. Ты задыхаешься, но понимаешь, что вариантов остается только два. Тектонические сдвиги сознания не оставляют много выбора. Рыбам в эпоху тектонических сдвигов остается либо научиться дышать легкими, либо сдохнуть.

    Выжить — или умереть

    Это не значит, что нужно идти вскрывать себе вены или становиться в очередь на местном мосту самоубийц. Весь мир, друзья, приятели и знакомые останутся совершенно такими же, как и раньше. Будет та же работа, та же зарплата и, может быть, тот же круг общения. Просто сам ты никогда уже не будешь прежним….

    А есть отношения, из которых выпрыгивать на поверхность жизни радостно и легко.

    Как дельфину. Веселая улыбка и новый поиск: с кем бы поиграть? Самый легкий и безболезненный вариант — расстаться с благодарностью за подаренную друг другу радость. «Давай останемся друзьями», — говоришь ты человеку, с которым случилось провести вместе кусок жизни, и улыбаешься. «Давай», — говорят тебе, и ты ловишь ответную улыбку.

    Несколько дней, недель, а иногда месяцев, проведенных вместе, не всегда оказываются поводом для знакомства. Да, получилось узнать друг друга. И даже понравиться. Понятно, что друг другу можно доверять, но этого явно недостаточно для того, чтобы дальше… Да, вместе бывает приятно. Да, никаких особых недостатков не отмечено… но постоянно кажется, будто чего-то не хватает. Что отношения недотягивают до уровня «что-то большее, чем просто дружба».

    И тогда получается расстаться.

    Друзьями.

    А бывает, что связь затянулась. Пройдены все этапы — от зарождения до угасания. Чувство дряхлеет. Ни у кого больше нет сил катать туда-сюда эту инвалидную коляску с впадающей в маразм развалиной по имени Любовь.

    Все понятно, все известно, ответ на каждый вопрос очевиден. Взаимопонимание едва ли не телепатическое.

    Говорить вроде бы не о чем. Все понятно без слов. Настолько, что можно без? ошибочно угадать, кто, кому и когда именно позвонит. В общем, чем дальше удается прокатить коляску, тем ближе оказывается финиш, где на ленточке для победителя крупными буквами написано «дружба». Как бы там ни было, но дружба состоялась, и никакая сила не в состоянии воскресить останки того, что когда-то называлось «любовь». Самое лучшее, что можно сделать в данной ситуации, — это расстаться.

    Расстаться друзьями

    В сравнении с четвертым все три преды? дущих варианта покажутся мягкими и пушистыми, как ангорская шерсть.

    Третий вариант — это тот, где миром правит женщина.

    Где от ее взгляда и слова рушатся царства, а легкая волна ее телесного аромата сокрушает последние, шаткие стенки разу? ма, точно ураган — бамбуковые хижины.

    Предположим, что охапки цветов, колье и билеты на закрытые театральные просмотры, стихи собственного изготовления и платья, изготовленные руками и иглами лучших ателье, оказались бесполезны. Тебя видят, понимают, замечают, уважают и даже сочувствуют, но…

    В общем, все ясно без слов. Не важно, чего больше в ее решении: снисходительной жалости или неподдельного уважения с легким отвращением. Та, которая сможет сказать эти слова открыто, предложит остаться друзьями в ответ на любовь, — да будет благословенна. Так благословен хирург, когда ампутирует конечность больного, прежде чем гниение пожрет все тело.

    Остаться друзьями, чтобы исцелиться от полученной раны.

    Бывает и по-другому. Тяжело, тягостно, муторно. До словесной поножовщины, до эмоциональной бытовухи и экзистенциальной тошноты. Когда понимаешь: еще немного — и прольется чья-то кровь. Пора выйти из войны полов с наименьшими потерями.. Нужно во что бы то ни стало остаться друзьями, чтобы не становиться врагами.

    Просто расстаться — гораздо лучше, чем ее любимый котенок, живьем посаженный
    в микроволновку, или его коллекция автомоделей, безжалостно поломанная и утопленная по кусочкам в унитазе.

    Не получается расстаться только в одном случае. Когда прощаешь. Когда тяжело с ней и тяжело без нее, но с ней, кажется, пусть немного — но легче. Можно планировать расставания, можно уезжать и уходить самому или стараться изо всех сил, чтобы ушла она, — все равно ничего не получится. Вернешься за ключами, забудешь билет, не успеешь на поезд, она сама позвонит через день и сделает шаг к примирению, или ты не выдержишь и бросишься бить морду тому, в чьи объятия сам же ее и подталкивал, приговаривая про себя: «Так будет лучше для всех…» Потому что от истины невозможно уйти. Ее нельзя сделать чем-то большим или меньшим, чем она сама…

    …А любовь — это истина. Банально — но верно. Именно любовь показывает нам, какие мы на самом деле. Что бы мы там о себе не воображали…

    Адам Асвадов