О том, как Б. Акунин Достоевскому вставил
Гника — лучший подарок
Двухтомный роман Бориса Акунина «Ф. М.» издан тиражом 300 000 экземпляров. Я уже писал в связи со «Шлемом ужаса» В. Пелевина, что книги сейчас такими тиражами не покупают и не издают, что это тираж обоев, пипифакса или календарей. И что само слово «книга» во избежание путаницы не годится, а нужно новое — гника. «Гника — лучший подарок». «Всем лучшим во мне я обязан гникам» — вот лозунги для XXI века.
Предваряя описание фабулы, хочу сразу квалифицировать текст рецензируемой гники. Его можно определить как разновидность школьного фольклора — пародийной поэзии школьников, в которой классические литературные тексты подвергаются снижающим переделкам: «У лукоморья дуб срубили, / Златую цепь в музей свезли, / Кота на мясо зарубили…», «Во глубине сибирских руд / Два старика сидят и …» (огромный корпус аналогичных примеров см.: Русский школьный фольклор / Сост. А. Ф. Белоусов. М.: Ладомир, 1998).
Г. Чхартишвили (он же Борис Акунин) использовал этот метод и выбрал для создания своей гники «Преступление и наказание» Достоевского. Если гника «Ф.М.» получилась остроумной, то точно в том же смысле, в каком остроумна детская переделка: «Мой дядя самых честных правил, / Когда не в шутку занемог, / Он так своей кобыле вставил, / Что дворник вытащить не мог».
К слову сказать, по сравнению с акунинской переделкой «Чайки» А. П. Чехова «Ф. М.» демонстрирует явный регресс: там прототипом был хотя бы «Опасный поворот» Дж. Б. Пристли, здесь — самоделки расшалившихся школяров. Назвать «Ф. М.» «римейком Достоевского» — все равно что дать орден. Гники Чхартишвили-Акунина — такой же пример губительной экспансии в русскую культуру, как и деятельность З. Церетели. Напористая и бездарная рубка дуба у лукоморья, которая посредством ураганной рекламы выдается за литературу и многими в этом качестве и воспринимается. «Любите гнику, источник знаний».
Серийный убийца Свидригайлов
Фабула гники такова. Литературовед, доктор филологических наук Филипп Борисович Морозов, всю жизнь изучающий Достоевского, находит в архиве (название выдумано автором) документы Стелловского, издателя-кровососа, который наживался на Ф. М. Достоевском. Среди документов обнаруживается первоначальный вариант романа «Преступление и наказание», называющийся «Теорийка. Петербургская повесть» (мистификация, фабула и текст сочинены Акуниным, хотя и использованы обширные фрагменты из романа «Преступление и наказание»). Действие раздваивается: отдельно текут события в повести «Теорийка», отдельно — в «современном» романе.
Волнение от сенсационной находки привело к тому, что Морозов «лишился чувств» и упал, ударившись затылком о металлическую полку, после чего пролежал какое-то время в хранилище (описание невероятно, так как в архивохранилища исследователей не допускают, но Акунин либо не знает, либо игнорирует это, иначе у гники не будет завязки). После ушиба Морозов перерождается и, пребывая в «модифицированном» психическом состоянии, выносит рукопись из архива. А поскольку ему нужны деньги для лечения больного сына, он пытается ее продать, обращаясь для этого к разным лицам: коллекционеру Лузгаеву, литагенту Марфе Захер… Каждому достается по куску рукописи, чтобы потом встала задача ее собрать.
Затем Морозов выходит на депутата Думы и миллионера Аркадия Сергеевича Сивуху, который хочет купить рукопись «Теорийки». Однако вводится фабульное осложнение: находясь в состоянии абстиненции, нуждающийся в средствах наркоман Рулет бьет Морозова по голове и отнимает у него фрагмент повести. После чего скрывается. Морозов попадает в суперклинику Марка Донатовича Зиц-Коровина, который лечит мозговые травмы. В клинике лечится сын Сивухи, Олег. Психика самого Морозова, после того как его тюкнул по башке Рулет, оказывается «перевернутой»: теперь это наглый и хитрый хам, обладающий исключительной умственной и физической силой (Акунин именует эту болезнь «синдромом Кусоямы»: «инстинкты и комплексы, которые пациент все шестьдесят лет жизни подавлял усилием воли, сознания, воспитания, вырвались на поверхность»). Его приковывают к койке и держат в специальном наморднике — вся эта «жуть» срисована с американских фильмов про похождения Ганнибала Лектора. Трансформация же Морозова, вся эта «кусояма», списана с повести Р. Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда».
Чтобы собрать рукопись воедино, Сивуха путем ряда хитростей, в частности действуя через дочь Морозова Сашеньку, привлекает к поискам разрозненных фрагментов внука Эраста Фандорина, Николаса, владельца консалтинговой фирмы «Страна советов». Поскольку Николас обладает исключительным дедуктивным мышлением. Естественно, что некий неизвестный киллер убивает всех, кто завладел частями рукописи, а Николас идет по его следам и, собирая по кускам утраченную повесть, попутно разоблачает убийцу. Иначе говоря, сборке рукописи соответствует сборка фабулы. В результате выясняется, что главным киллером является сын Сивухи, Олег. Вследствие особой болезни (гипопитуитаризм, синдром Симмондса, снижение и выпадение функции передней доли гипофиза) он обладает колоссальной физической силой и неправдоподобными умственными способностями. Убивая всех подряд, он помогает отцу, который думает, что ему покровительствует ангел («просто существует некая Сила, и она на моей стороне»).
В разрывах «современного романа» читателю по частям предъявляют текст якобы Достоевского. Там тоже действует серийный убийца (других не держим). Следователь Порфирий Петрович подозревает студента Раскольникова, но это невыносимо банально. Раскольников не при чем, апреступник — Свидригайлов, который уничтожает плохих людей, каждым таким убийством компенсируя свой грех — доведение до смерти или убийство хорошего человека. В этом и заключена его «теорийка». Честно говоря, я надеялся, что убийцей окажется Сонечка Мармеладова, но этот ход Акунин, очевидно, приберегает для «Ф. М.-2».
В финале выясняется, зачем Сивухе рукопись Достоевского. Оказывается, Сивуха — законный наследник Стелловского (дан выдуманный текст контракта и прослежена фиктивная генеалогия), и, таким образом, он будет получать большие деньги за публикацию этого сенсационного текста, который станут печатать по всему миру (видимо, мечта самого Г. Чхартишвили).
Каждая из нумерованных глав гники названа таким образом, чтобы начальные буквы были «Ф» и «М»: «Фигли-мигли», «Фланговый маневр», «Фа-минор»… Но «Ф. М.» — это еще и инициалы Достоевского, а также Филиппа Морозова. Обе фабулы — «Теорийки» и текста романа — отчасти похожи: в обоих случаях ищут серийного убийцу. Параллель Олег — Свидригайлов дополняется весьма прозрачным уподоблением Сашеньки и Сонечки Мармеладовой. Впрочем, как заметил Ю. Олеша в «Ни дня без строчки», «чего только не приходит в голову, когда стоишь перед клеткой обезьяны».
Технология гэгэ
Главный источник фабулы — роман «Преступление и наказание», который Акунин по-школярски спародировал. Полное собрание сочинений (ПСС) Достоевского в 30 томах использовано не только для заимствования огромных сплошных кусков (например, письмо матери Раскольникова Акунин дал с некоторыми сокращениями, но точно по тексту; так же точно переписаны письма Достоевского барону Врангелю и И. С. Тургеневу, напечатанные в томе 28, письмо адвокату В. И. Губину из тома 29 — все это уже не компиляция, а форменный грабеж), но и для отыскивания разных деталей. Скажем, в выдуманном письме Стелловского Достоевскому даются указания по части того, как надо написать роман. Издатель советует обратить внимание на судебный процесс Герасима Чистова, убившего двух старух: эти сведения Акунин заимствовал из тома 7, с. 332 — комментария к «Преступлению и наказанию». Контракт между Стелловским и Достоевским Акунин сочинил сам, но сведения о нем взял из тома 30, полутома 2, с. 406, где описаны несохранившиеся письма и документы Достоевского. Только там контракт датирован 1 июля 1865 г., а у Акунина — 15 августа. Видимо, собственная фантазия-то уже не работает, поэтому нужно переписывать тексты Достоевского и все время «находить» те, что в ПСС названы пропавшими. Это не творчество в том смысле, к какому мы привыкли, имея дело с тем же Достоевским. Все собирается, как из деталей детского конструктора, а в поисках деталей довольно полистать ПСС.
Кстати, при этом возникают забавные ошибки. Так, в письме Губину Достоевский напутал в датах и вместо 1864 и 1865 годов написал 1854 и 1855. У Акунина Фандорин читает это письмо от 8 (20) мая 1871 г., держа в руках рукопись (вообще-то хранящуюся в Российской государственной библиотеке, бывшей Ленинской, в 93-м фонде). Стало быть, в рукописи, которую со старой орфографией цитирует Акунин, должны были стоять 1854 и 1855 годы, а стоят 1864 и 1865. Потому что письма-то Акунин списал, а на подстрочные примечания взглянуть не успел. Очень торопился дописать гениальную гнику (гэгэ).
Ссылку на повесть Стивенсона я уже сделал. К этому можно добавить, что Николас — симбиоз Шерлока Холмса и доктора Ватсона: смесь дедуктивных способностей и детского простодушия. В целом же повествование напоминает советскую приключенческую повесть для детей Анатолия Рыбакова «Кортик» (1948), но только все промодулировано и закодировано сказочностью и стилистикой современной компьютерной игры. Особенно это становится заметно при описании финальной битвы Фандорина и Олега, в которой много кинояпонщины. К тому же по законам сказки отрицательный герой погибает, а положительный — побеждает. И в награду выясняет, что жена его любит, а совсем не планирует уйти к другому, как Николас в течение всего романа думал. Так что символической наградой — тоже как в сказке — оказывается «душа-девица».
В итоге выявляется цель Акунина: избавиться от всего умозрительного, психологически запутанного, теоретического, что есть в романе Достоевского. Все должно быть предельно примитивно и изобразительно. Психологический поединок Порфирия Петровича и Раскольникова заменен дракой Свидригайлова со следователем, которого он лупит набалдашником трости в виде сфинкса. Эта замена находится в русле ведущей тенденции масскульта: упрощения, адаптации в связи с отходом от литературоцентризма как принципа построения культуры. На место слова встало изображение, поэтому тексты строятся как запись изображений по фильму, реальному или воображаемому. Есть эпизоды, которые Акунин прямо «срисовал» с американских или японских фильмов, — теперь это норма, так же поступил, например, другой «гений», автор «Ночного дозора».
Все абстрактное, не имеющее визуальных представлений, просто исключается. Таков закономерный знак деградации культуры. Знаком этого знака оказались разбросанные по двум томам картинки: «Схема человеческого мозга», «Отпечаток пальца Федора Михайловича», «Эмблема ЦСКА», «Минималистская икэбана», «Метрокэб Н. А. Фандорина», «Аквариум с акулой», «Марк Аврелий»… Это напоминает школьный учебник и выглядит насмешкой над читателем, увлекшимся этой лабудой.
«Переписав» Ф. М. и дополнив переписанное современной фабульной параллелью, Акунин выразил целую концепцию. Первая ее часть касается литературной техники Достоевского. Имя убийцы Достоевский демонстративно назвал в начале романа — тем самым показав, что жанр авантюрного романа он намеренно переворачивает, заходя к нему в тыл. Стелловский в своем письме (письма на самом деле нет, это мистификация) просит Достоевского, чтобы преступник не был известен до самого конца («Так что с преступником сами решайте, лишь бы только он до самого конца читателю неизвестен оставался»). Именно так сам Акунин поступил и со Свидригайловым, и с Олегом. К тому же в обоих случаях убийца серийный: сегодня одно убийство не впечатляет, выглядит случайностью. Серьезность криминальных намерений доказывает только серия.
Еще важнее, что Олег — не экспериментатор-психолог, как Раскольников у Достоевского, не человек, придавленный идеей, а убийца по чисто биологическим причинам, вследствие гормонального недоразвития. Базовая мысль Ф. М. о том, что «человек не родится для счастья», что «человек заслуживает свое счастье, и всегда страданием», что «покупается счастье страданием», — все это, как считает Акунин, уже непонятно. У Достоевского наказание — это нравственные мучения, а у Акунина наказанием является смерть. Нужно что-то попроще, без психологии, без христианской морали. Недоразвитый Олег Сивуха (ему 30, а выглядит на 12), страдающий выпадением гипофиза, — это ясно. Депутат и миллионер Сивуха, праправнук и законный наследник кровососа Стелловского, которому (обоим!) нужна рукопись, чтобы заработать, — это тоже понятно. Соматические болезни и деньги — без психологий и теорий.
Цитатка из гэгэ
«Наше имя станет неразрывно связано с именем Федора Михайловича».
«Смешное имя „Сивуха“ будет накрепко привязано к великому имени „Достоевский“. Я превращусь в того самого Сивуху, который. Понимаете?»
Очень вас понимаем-с. Смешное имя «Чхартишвили» будет накрепко привязано к великому имени «Достоевский», как имя Дэна Брауна привязалось к имени да Винчи. У всех этих мыльных пузырей общая технология и общая цель изготовления.
Купить книгу Бориса Акунина на OZON.ru
С небольшими сокращениями статья опубликована в журнале «Город».
Михаил Золотоносов
* Внесен в реестр террористов и экстремистов Росфинмониторинга.
