- Денис Соболев. Легенды горы Кармель. — СПб.: Геликон Плюс, 2016. — 248 с.
Денис Соболев — писатель, филолог и историк культуры, профессор кафедры ивритской и сравнительной литературы Хайфского университета. Один из наиболее известных писателей русскоязычного Израиля. Его роман «Иерусалим» вошел в короткий список «Русского Букера» 2006 года.
В новой книге Дениса Соболева причудливо переплетены романтика и мистика, реальность и фантазия, легенды и реалии древней Святой Земли и современного Израиля. «Легенды горы Кармель» — бунинского напряжения рассказы о любви и смерти. В их темных аллеях удивительным образом сочетаются чеканность европейской прозы с томными аллюзиями Востока.
Длинный список премии «Национальный бестселлер» 2017 года.
СКАЗКА ПЯТАЯ
О любящем и любимом
Среди сказок «Тысячи и одной ночи» есть одна, чье название — «О любящем и любимом» — гораздо лучше подошло бы, пожалуй, размышлениям о платоновских диалогах, но в качестве названия восточной сказки выглядит довольно странно. Вероятно, именно поэтому ее часто упоминают как «Сказку об Азизе и Азизе» — несмотря на то что в самом тексте подобного заголовка нет. Впрочем, на первый взгляд, вопрос о том, что же странного в этом названии, тоже способен несколько озадачить. И все же ответ на него достаточно ясен. Названия историй «Тысячи и одной ночи» обычно чрезвычайно конкретны. Они отсылают к именам героев — например, Тадж аль Мулуку, Синдбаду-мореходу или Нур ад-Дину — или же к не названным по имени, но вполне однозначно описанным купцам, старцам, коварным визирям, наивным принцам, прекрасным принцессам, цирюльникам, невольницам, портным, надсмотрщикам или любителям гашиша. Истории же, в свою очередь, рассказываются именно как истории этих героев и не претендуют на чрезмерную форму общности. В данном же случае общность заложена в самом названии, и общность эта не социального, а скорее философского свойства. Одной из причин этой странности является, вероятно, тот факт, что исторически рассказ «О любящем и любимом» связан не со Средним Востоком, а со Средиземноморьем. Действительно, несмотря на то что в большинстве сказок «Тысячи и одной ночи» место действия обозначено вполне однозначно, есть и такие сказки, действие которых происходит в некоем условном воображаемом пространстве. Однако, парадоксальным образом, сказочность этого пространства часто тоже является иллюзией, и характерные приметы того или иного города позволяют с высокой степенью достоверности установить место действия этих историй. Как убедительно показали ученые, в сказке «О любящем и любимом» характерные приметы городского пейзажа позволяют с достаточной уверенностью утверждать, что местом ее действия — и, вероятно, местом создания некоей первичной версии этой сказки — является средневековая Хайфа.
Это была уже иная Хайфа, нежели та, о которой шла речь в двух предыдущих историях. В 1265 году Хайфа крестоносцев была захвачена Бейбарсом Мамлюком, значительная часть населения изгнана, и за несколько последующих десятилетий город очень изменился. Но дело не только в тех изменениях, которые претерпел город. Помимо этого, и сама история, которая произошла в Хайфе и в достаточно отрывочной форме была описана в нескольких документах того времени, в повести «О любящем и любимом» — в процессе редактирования, переосмысления и благодаря различным компиляциям — изменилась почти до неузнаваемости. Именно поэтому мне бы хотелось очистить эту историю от всевозможных фольклорных и сказочных наслоений и изложить ее так, как она — судя по сохранившимся документам — запомнилась ее непосредственным участникам и свидетелям. Разумеется, и в этом случае сохраняется вероятность того, что воспоминания свидетелей могут не во всем соответствовать происшедшему, однако, как кажется, анализ этих воспоминаний все же является наиболее достоверным способом восстановить историческую истину. Соответственно, дальнейшее изложение будет следовать сохранившимся городским документам и некоторым текстам, которые впоследствии оказались в Египте. В случае же разночтений между текстами — а в данном случае между различными документами действительно существуют разночтения — придется с некоторым разочарованием признать, что далеко не во всех своих деталях эта история может быть полностью реконструирована.
В своей сказочной форме она начинается с чрезвычайно искусного изображения газели на ткани. «Да будет прославлен Аллах, обучающий человека тому, что он не знал», — гласит повесть «О любящем и любимом»; и принц Тадж аль Мулук просит ее героя рассказать о том, «что же произошло у него с владелицей этой газели». На самом же деле, разумеется, не было не только никакой газели, но, вероятно, и Тадж аль Мулука. Прототип этой истории по имени Юсуф — впрочем, описанный в сказке под именем Азиз — родился в Хайфе в конце тринадцатого века в достаточно обычной, хотя и зажиточной купеческой семье. Впрочем, уже в юности он отличался поразительной красотой. Повесть «О любящем и любимом» не называет имени его отца, но городские бумаги сообщают, что его звали Авраам ибн Дауд — иначе говоря, Авраам сын Давида — из числа немногочисленных еврейских семей, которые оставались в Хайфе в те времена. Вместе с Юсуфом росла и его двоюродная сестра, дочь покойного брата Авраама; ее мать тоже умерла. Повесть называет ее Азизой, хотя на самом деле двоюродную сестру Юсуфа звали Эстер. Эстер была девушкой застенчивой, немного странной и мечтательной. Повесть «О любящем и любимом» утверждает, что Юсуф и Эстер с детства спали в одной постели, однако никаких документальных подтверждений этому утверждению найти не удалось. В то же время сохранилось упоминание о том, что с самого детства Авраам ибн Дауд планировал брак Юсуфа и Эстер и даже было назначено время для того, чтобы написать брачную запись. Однако обстоятельства сложились несколько иначе и внесли изрядную неразбериху в изначальные планы. Семья ибн Дауда жила с восточной стороны города, у подножья горы, и в узких переулках у моря Юсуф оказывался крайне редко. Поэтому, оказавшись однажды в лабиринте приморских переулков, он быстро потерялся и несколько испугался. Дело в том, что, хотя Юсуф отличался исключительной красотой, характером он был осторожен и даже несколько пуглив. Он предусмотрительно разостлал платок, чтобы не испачкать новую одежду, и сел на ступеньку; от растерянности по его щекам градом катился пот. Но протереть пот ему было нечем, поскольку на своем платке Юсуф уже сидел.
И вдруг почти прямо ему в руки упал белоснежный платок, надушенный мускусом, с изображением газели, вышитым на платке шелком и украшенным червонным золотом. Юсуф поднял глаза и увидел в окне девушку, чьи глаза показались ему глазами газели. Ее лицо светилось на солнце. Девушка же, в свою очередь, внимательно посмотрела на Юсуфа, потом исчезла в темноте комнаты и затворила окно. Юсуф же долго сидел под ее окном, наполняясь удушающим чувством своей неполноты и пульсацией слепящего желания. Она была так близко — и бесконечно недосягаема. Но делать было нечего, и, когда начало смеркаться, Юсуф понуро отправился домой. Он проплутал по городу большую часть вечера и вернулся домой в запыленных одеждах и смятенных чувствах. Эстер заметила его странный вид, и ее сердце наполнилось сочувствием и болью. «О, сын моего дяди, — сказала она, — расскажи же мне, что с тобою произошло». Юсуф рассказал ей о том, как встретил незнакомую девушку с глазами газели и лицом как солнце, и разрыдался. «Что же мне теперь делать, о дочь моего дяди?» — спросил он. Эстер опустила глаза. «О, сын моего дяди, — ответила она, подумав, — если бы ты потребовал мой глаз, для тебя я бы вырвала его из глазницы. Так что я помогу тебе. Она говорит с тобой знаками, но это знаки и моего сердца. Упавший платок означает, что, увидев тебя, ее сердце упало к тебе навстречу; закрытое же окно значит, что без тебя темно у нее на душе. Так что, о сын моего дяди, собери свое мужество, ступай завтра на то же место и терпеливо жди — потому что любящие склонны к самопожертвованию, — и желания твои сбудутся». Она опустила глаза; а сердце Юсуфа наполнилось надеждой и ликованием. Зашла луна, и взошло солнце. Юсуф выспался, плотно поужинал и позавтракал, а наутро вернулся в приморские переулки — туда, где был слышен дальний шум воды.
Вернувшись наутро в переулки у моря, Юсуф долго сидел около дома незнакомой девушки, но потом — опасаясь привлечь к себе внимание — начал кругами ходить по переулкам, раз за разом возвращаясь к дому девушки, прекрасной, как лань. Иногда эти круги были большими, иногда — совсем маленькими. Потом недалеко от дома девушки он нашел лавку еврея-красильщика, которая была закрыта, потому что была суббота, и присел на порог отдохнуть. «Эстер меня обманула», — злобно пробормотал Юсуф и погрузился в размышления; потом все же поднялся и стал снова ходить кругами. Постепенно он настолько устал, что больше не мог ходить, и опять уселся напротив дома девушки. И вдруг, когда он совсем уже потерял надежду, окно открылось, и на секунду глаза Юсуфа встретились с глазами обладательницы этой газели. Но девушка ничего не сказала, только положила палец в рот, потом прижала два пальца к груди и указала ими на землю. Окно закрылось. Вернувшись домой, Юсуф неистовствовал. «И это — то исполнение моих желаний, которое ты мне обещала?» — кричал он на Эстер, и скулы его раздувались от негодования. «Клянусь Всевышним, — сказала Эстер, — ты ведешь себя как влюбленный. Но если бы я могла выходить из дома, я бы свела тебя с ней». И она заплакала. «Платок, — объяснила Эстер потом, — означает привет любящему от любимого. То, что эта женщина положила палец в рот, означает, что теперь ты у нее в самой глубине души и тела. А два пальца, прижатые к груди и опущенные к земле, приказывают тебе прийти на то же самое место через два солнца, чтобы прекратить ее душевное смятение. Приди же через два дня, чтобы она смогла удостовериться в твоем постоянстве, и исполнятся твои желания».
Обе эти ночи Юсуф почти не спал от нетерпения, а все эти дни отказывался от еды, так что Эстер почти заставляла его есть. «Клянусь Всевышним, — сказала она снова, — ты ведешь себя как влюбленный». Теперь она плакала так много, что ее глаза стали красными от слез, а веки распухли. Утром третьего дня Юсуф вернулся под окно незнакомой девушки. На этот раз окно открылось довольно быстро, и, завидев его, девушка вернулась с целым множеством предметов. Она раздвинула пальцы и ударила себя по груди, после чего выставила зеркало из окна, опустила в кошель из ткани и помахала красным платком, потом показала ему горшок с цветами, наконец убрала зеркало, свернула платок, опустила волосы на глаза и наклонила голову. Когда Юсуф вернулся домой, Эстер все еще плакала. «Почему же ты не удовлетворил с нею свою страсть?» — спросила она. Услышав ее слова, Юсуф наполнился горечью и рассвирепел. «Не смей насмехаться надо мной», — закричал он и ударил Эстер с такой силой, что, падая, она стукнулась головой о косяк и рассекла себе лоб. Юсуф увидел, что по лицу Эстер потекла кровь; она же взяла платок и стерла кровь и перевязала голову повязкой. «Клянусь Всевышним, — повторила она, — ты ведешь себя как влюбленный». «И что же я теперь должен делать?» — спросил Юсуф и рассказал Эстер о непонятных знаках девушки. «Зачем она это делает?» — спросил он. «Она проверяет, правда ли ты влюблен, — улыбнувшись, ответила Эстер. — Потому что, если бы ты был и вправду влюблен, тебе был бы понятен язык любви. Но раз он тебе непонятен, значит, ты не так влюблен, как ты думаешь». Ее лицо посветлело, и она продолжила утешать Юсуфа.
«Что же тебе непонятно в ее знаках?» — спросила Эстер. «Ничего», — ответил Юсуф. «Это же так просто, — объяснила она. — Зеркало означает солнце. Когда оно зайдет, приходи к лавке красильщика недалеко от ее дома, и там тебя встретит посыльный. Посыльный проведет тебя в сад, жди ее терпеливо и не засыпай. Будь радостен, о сын моего дяди, — добавила она, — потому что сегодня твои желания сбудутся». Эстер помогла Юсуфу вымыться, принесла еды, нарядила его в самые прекрасные одежды и до самого его ухода развлекала и утешала его рассказами. Когда же солнце стало близиться к морю, Юсуф встал и снова направился в прибрежные переулки. Около лавки красильщика его встретила невольница; она отвела Юсуфа в сад, провела в большой шатер и, показав на горящий золотой светильник, столь же бесшумно исчезла. Шатер был устлан шелковыми коврами, расшитыми серебром и золотом, а в его центре находился фонтан с различными удивительными изображениями, смысл которых остался Юсуфу непонятным. Рядом с фонтаном была расстелена огромная скатерть, уставленная всевозможными яствами, и стоял хрустальный кубок, украшенный золотом. На большом фарфоровом блюде посреди скатерти были разложены поджаренные куски мяса и четыре курицы; на другом же блюде — гранаты и финики, фиги и виноград, лимоны и апельсины. На меньших тарелках Юсуф нашел халву, шербет, баклаву, кнафе, нугу, рахат-лукум и другие пряности и даже гранатовые зерна. После нескольких дней недоедания в нем пробудился необоримый аппетит, так что Юсуф съел и мясо, и курицу, и финики, и фиги, и апельсины, и виноград, и другие фрукты, и много халвы, и шербет, и баклаву, и что-то еще, и пил много вина из хрустального кубка — пока наконец не уснул беспробудным сном.
Юсуфу снилось, что он идет по бесконечной равнине и вдруг видит рощицу и постепенно углубляется в нее. Во сне, погрузившись в заросли, Юсуф обнаружил толстый корень и зачем-то начал его окапывать и очищать от земли. Но расчистив пространство вокруг корня, он наткнулся на огромное медное кольцо, дернул его на себя, и оказалось, что кольцо прикреплено к деревянной двери. Дверь тут же открылась, а за ней обнажились ступени, уходящие в глубь земли. Юсуф начал спускаться по ступенькам, пока не оказался в длинном коридоре; пройдя же по коридору, он вышел к огромному дворцу необыкновенной красоты с высокими окнами и каменными колоннами. Вокруг дворца цвели невиданные цветы всевозможных оттенков розового и голубого и пели диковинные птицы. Из дворца навстречу ему вышла прекрасная девушка с высокой грудью, розовыми щеками и мягкими боками. Девушка была столь красива, что у Юсуфа захватило дыхание, и он подумал, что такой прекрасной девушки он еще никогда не видел. «Человек ты или джин?» — спросила его девушка со страхом; «На глазах и на голове, — ответил Юсуф, — я человек». Он объяснил, что шел по равнине, а потом зашел в рощицу и, обнаружив корень, начал копать, пока не оказался возле дворца. Девушка с облегчением вздохнула и провела его во дворец, где стояла мебель столь роскошная, какой он тоже никогда не видел; там были и огромные столы из жемчуга, окаймленные золотом, и маленькие столики из яшмы, и драгоценные блюда, наполненные фруктами, и подсвечники с огромными алмазами. Девушка пропустила его перед собой, и они прошли по длинной галерее, а потом она открыла высокую сводчатую дверь, за которой в огромной зале Юсуф увидел еще сорок прекрасных девушек; и каждая их них не уступала по красоте первой. У всех них были прекрасные насурьмленные глаза, и все они были одеты в тончайшие наряды из шелка.
«Приют тебе, владыка, — сказали девушки Юсуфу, — приказывай нам по своему усмотрению». «Кто вы?» — спросил Юсуф. «Мы принцессы, — ответили прекрасные девушки. — Когда-то мы жили в роскошных дворцах, и у каждой из нас было множество слуг и рабов, и мы ни в чем не нуждались. Но нас всех похитил могущественный джинн, и теперь мы живем в этом подземном дворце и не видим солнечного света. Наш муж-джинн приходит к нам только раз в пятнадцать дней, а в остальные дни мы не знаем ничьих ласк, кроме ласк друг друга. Поэтому ты можешь оставаться у нас четырнадцать дней, а потом уходи, потому что придет наш муж; когда же он уйдет, возвращайся, потому что тогда мы снова сможем принадлежать тебе». Когда Юсуф услышал эти слова, его сердце наполнилось радостью. Девушки провели его в огромную баню с потолком из резного камня, где стоял золотой стол со всевозможными яствами на драгоценных тарелках, и дали ему напиться сахарной водой. Потом они вымыли его тело, растерли ноги, уставшие от хождения по роще, и переодели Юсуфа в роскошные одежды с серебряной каймой с драгоценными камнями и чудесными животными, вышитыми на ткани. Девушки накормили его самой роскошной и обильной едой, какую он только видел в жизни, и напоили вином столь изобильным, что чаша только и успевала переходить из его рук в руки девушек и обратно. И тогда та, что его встретила, снова сказала ему, чтобы он приказывал им по своему усмотрению; и Юсуф выбрал ту из них, что показалась ему прекраснее других, и провел с нею ночь, которая показалась ему лучше всех ночей, которые он проводил с женщинами.
Наутро они снова накормили его изобильнйшими и прекраснейшими яствами, и снова напоили вином без недостатка, и Юсуф выбрал другую девушку, потому что сегодня именно она показалась ему самой прекрасной, и провел с нею ночь еще приятнее первой. На третий же день, поразившись тому, что не испытывает ни малейшей головной боли, Юсуф снова ел яства прекрасные и изобильные, и пил вино тонкое и неисчерпаемое, и выбрал третью девушку, и провел с нею ночь еще приятнее двух предыдущих. Так Юсуф жил у девушек день за днем и ночь за ночью; его лицо постепенно становилось круглым и довольным, а тело начало лосниться. Еда же становилась все более обильной, а вино не иссякало; но когда он провел ночь с четырнадцатой девушкой, они встали кругом вокруг Юсуфа и сказали ему: «О наш повелитель, близится четырнадцатый день; скоро появится страшный джинн, и нам нужно будет тебя спрятать». Девушки спрятали его в сундук и прикрыли сундук коврами, и только успели они закончить свое дело, как появился джинн. Во сне лицо джинна казалось хищным и безобразным и внушало ужас; в руках он держал кривой меч, а его ноздри изрыгали пар. Джинн был похож на безобразное животное; как только он появился, он сразу же начал принюхиваться, а принюхавшись, зарычал. «Кто был в моем доме?» — закричал джинн, продолжая принюхиваться; и так, ведомый своими ноздрями, он подошел к сундуку, сорвал ковер, открыл крышку и вытащил Юсуфа. «Что ты здесь делаешь? — взревел он. — Как ты посмел забраться к моим женам?» — а взревев, джинн бросил Юсуфа на пол и своим кривым мечом отрубил Юсуфу правую руку. «Что ты здесь делаешь?» — взревел он снова и отрубил Юсуфу левую руку. Потом он отрубил Юсуфу правую ногу и левую ногу; но, пока он думал, что бы еще отрубить Юсуфу, Юсуф в ужасе проснулся и, истекая потом, обнаружил, что спит на земле, а тем временем взошло утреннее солнце.
Юсуф проснулся от жара солнца, и обнаружил, что спит на земле, без всякой подстилки и подушки, на незнакомой улице. Проснувшись же окончательно, он обнаружил у себя на животе финик, палочку для таба, соль и уголь. «О сын моего дяди, — сказала Эстер Юсуфу, когда он вернулся домой, — ты охвачен любовью, и Всевышний был к тебе милостив, внушив любовь к тебе той, кого ты любишь. Я же плачу от разлук с тобой. Кто меня обвинит, и кто меня оправдает?» Но потом она сняла с Юсуфа одежду и воскликнула: «Клянусь Всевышним, это запах не того, кто был со своей любимой, но того, кто уснул посреди улицы». «Долго ли еще вы обе будете надо мной насмехаться?» — закричал Юсуф с яростью и пнул блюдо с едой, которое протянула ему Эстер, так что блюдо упало и разбилось, а еда рассыпалась по комнате. «Ты ведешь себя как влюбленный», — снова сказала она. Юсуф рассказал ей обо всем, что произошло, умолчав только о своем сне. «Эти знаки еще проще —, ответила Эстер, — но они наполняют заботой мое сердце. Палочка для таба, — объяснила она, — означает, что ты пришел, но сердце твое отсутствовало, и поэтому ты уснул. Оставив тебе финик, она говорит: “Не причисляй себя к влюбленным, потому что любовь сладка как финик, и если бы ты любил, твое бы сердце горело и ты бы не уснул”. Соль значит, что во сне ты стал похож на скверную еду, которую нужно посолить, чтобы она стала съедобной. Уголь же значит: “Очерни Всевышний твое лицо”». Тогда Юсуф зарыдал и начал бегать по комнате. «Эта женщина, — сказала Эстер, — меня пугает. Она очень сильно превозносится над тобой и торопится тебя обвинить. Но и ее любовь лжива, потому что, если бы она тебя любила, она бы просто тихо тебя разбудила, увидев, что ты уснул. Но она предпочла тебя унизить. Я боюсь, что она причинит тебе зло».
«Клянусь Всевышним, — закричал Юсуф, — она права, потому что я уснул, а влюбленные не спят. Что же я теперь должен делать?» «Возвращайся на то же место сегодня ночью, — ответила Эстер. — А пока поспи». Когда день стал темнеть, она разбудила Юсуфа, помогла ему вымыться и одела его в прекрасные одежды. Юсуф пришел в сад и увидел в шатре всё те же ковры, те же блюда и те же напитки. Поначалу Юсуф старался о них не думать, но потом все же повернулся поближе к блюдам. Он начал есть кур и мясо, фиги и апельсины, халву и кнафе и еще выпил много шафранной подливки, которая пришлась ему по вкусу, и пил эту подливку, пока не наполнился ею до отказа. И тогда он уснул, а проснувшись, снова нашел себя посредине улицы, а на животе у него лежали нож и мелкая монета. Вернувшись, он начал бранить Эстер. «Ножом и монетой, — ответила она, — эта женщина говорит тебе: “Клянусь своим глазом, если ты уснешь еще раз, я тебя зарежу. Разве ты тот, кто читал мои знаки?”». Но Юсуф был упрям. Он снова выспался, вымылся, переоделся в еще более прекрасные одежды, а Эстер плотно накормила его за два часа до выхода. «Мое сердце в страхе за тебя», — сказала она ему, прощаясь. На этот раз Юсуф старался смотреть не на еду, а на горящий светильник, и больше не спал; в третью четверть ночи появилась эта женщина, и они удовлетворили желание тела. Она называла себя Азиза. Ее тело было прекрасно и горело страстью. Но когда они проснулись, Азиза вынула еще один платок с изображением газели, вышитым золотом и серебром, с жемчужным обручем удивительной красоты, обвивающим шею газели, и протянула ему. С недоумением Юсуф взял в руки платок с газелью, а Азиза с недоумением смотрела на его недоумевающий взгляд.
«Что же я теперь должен делать?» — спросил он Эстер. «Если эта женщина снова покажет тебе изображение газели, — сказала она, — возьми в руки светильник и протяни его ей». Так оно и произошло. На этот раз Азиза пришла раньше, во вторую четверть ночи, и когда они удовлетворили телесный голод, она в ожидании посмотрела на Юсуфа. Он же, следуя указаниям Эстер, подошел к светильнику, поднял его и протянул Азизе. «На голове и на глазах! — воскликнула Азиза в ужасе. — Кем она тебе приходится?» «Кто?» — спросил Юсуф с недоумением. «Та, чье сердце кровоточит», — ответила она. «Это моя двоюродная сестра», — ответил Юсуф. «И она знает о нас?» — спросила Азиза. Юсуф кивнул. «Это она объясняла мне твои знаки», — сказал он. «На рогах этого ифрита!» — воскликнула Азиза. — Если бы я это знала, я бы не подпустила тебя к себе. А теперь уходи и пришли ее завтра вместо себя. И если не пришлешь, то больше никогда не приходи и сам».
«Я больше никогда ее не увижу, — закричал Юсуф и набросился на Эстер с бранью. — Почему ты приказала мне протянуть ей этот светильник?» «О сын моего дяди, — ответила Эстер, — ты же знаешь, что, если бы я могла выходить из дома, я бы давно вас свела, — и она снова заплакала. — Да будут счастливы счастливые, — продолжила Эстер, — но что же делать тому, чье сердце истекает болью и одиночеством? Кто меня обвинит, и кто меня оправдает? Хорошо, я сделаю, как ты просишь, — сказала она наконец, — и схожу к ней сегодня вечером». Она переоделась невольницей и вечером незаметно ускользнула из дома. «Это ты объясняла ему мои знаки?» — с гневом набросилась на нее Азиза, когда Эстер вошла в сад. «Я», — ответила Эстер, и Азиза прижала ее к себе. «Вот у кого была вторая половина этой газели», — прошептала она с нежностью. С тех пор, как и прежде, Азиза иногда позволяла Юсуфу приходить к себе, но еще чаще она виделась с Эстер. «Что же может их связывать?» — недоумевал Юсуф.
Тем временем телесная страсть к Азизе разгоралась в нем все сильнее. И тогда она сказала Юсуфу: «Клянусь Аллахом, ты должен жениться на Эстер, и вы сможете поселиться у меня, потому что ты арендуешь у меня полдома в Яффе. А иначе я больше не стану тебя видеть, потому что мне дорого мое доброе имя». Поначалу Юсуф опечалился, подумав о том, что ему придется жениться на девушке худой, мечтательной и с грустными глазами, тем более что — после того как с Азизой сложилось все столь удачно — он начал считать приснившийся ему сон пророческим, а Азизу — одной из тех сорока женщин, которые были суждены ему в ближайшее время. Но потом Юсуф вспомнил, как удачно все устроила Эстер в истории с Азизой и что без нее он скорее всего Азизы бы не получил. Тогда он подумал, что если Эстер и дальше будет помогать ему искать других женщин, то и она может оказаться полезной; тот же факт, что он женат, поможет ему избавиться от их последующих притязаний. Юсуф пошел к своему отцу, Аврааму ибн Дауду, и спросил его, скоро ли они с Эстер напишут брачную запись. От этих слов возрадовалось сердце Авраама, потому что он обещал своему покойному брату, да будет благословенна его память, выдать его дочь за своего сына и то же самое он обещал покойной жене своего покойного брата, да будет благословенна память их обоих. Повесть «О любящем и любимом» рассказывает, что, когда подошел день, назначенный для написания брачной записи, в доме ибн Дауда вымыли мраморные полы, разостлали ковры, завесили стены тканями, вышитыми золотом, и поставили по комнатам все, что необходимо — и халву, и баклаву, и блюда со сластями. Помимо этого повесть сообщает, что в день свадьбы у них в доме собрались эмиры, вельможи, военачальники, богатые купцы, и ели все эти кушанья, и много радовались, — но это сообщение, вероятно, следует счесть несколько преувеличенным, поскольку ни эмиров, ни вельмож в Хайфе тех времен не было, да и скорее всего и в любом другом месте они бы не пришли на свадьбу сына купца.
Уехать из родительского дома оказалось сложнее, поскольку нарушало обычай, но Юсуфу и Эстер удалось сделать и это; из Хайфы они переехали в Яффу и поселились в доме Азизы. Юсуф чаще спал с Азизой, с Эстер же гораздо реже; когда он уходил, невольницы Азизы присматривали за подступами к ее дому. Азиза обращалась к Эстер знаками, и Эстер ей отвечала; потом она обращалась к Азизе, и Азиза ей отвечала. Юсуф много ел, еще больше пил; иногда он кричал на них, немного бил, даже проклинал их и требовал от Эстер найти ему еще женщин; время от времени надолго пропадал. Но потом он успокаивался, потому что его жизнь была сытной и спокойной. Так что постепенно Юсуф располнел и начал лосниться; а Эстер была как тень, и только когда она оставалась с Азизой, она наполнялась жизнью. Но потом все изменилось.
«Зачем он нам нужен?» — спросила как-то Азиза, прижимая ладони к плечам Эстер; «Он наш муж, — ответила Эстер, — и к тому же он сын моего дяди». — «Так ты его больше не любишь?» — спросила Азиза осторожно. «Нет, — ответила Эстер очень грустно, — а ты?». Азиза не ответила, но глаза ее просияли. Когда Юсуф вернулся домой, он выглядел еще прекраснее, чем обычно; он был сытым и счастливым, как никогда; мышцы его раздувались, а щеки сияли. Эстер и Азиза накормили его и налили вина, и бокал только успевал переходить из рук в руки. Когда же он уснул, Азиза позвала невольниц, и вместе они привязали Юсуфа к столу, а потом Азиза достала тот нож, который когда-то оставила на груди Юсуфа. Но, покрутив нож в руках, она передумала и отложила его в сторону; потом, знаком приказав рабыням сесть Юсуфу на ноги, сама села ему на плечи и, обмотав веревку вокруг горла, душила его до тех пор, пока голова Юсуфа не упала набок. В полусне и полуагонии Юсуф вздрагивал, задыхался, вырывался и хрюкал, а Эстер придерживала его за руки и грустно на него смотрела.
Так Азиза и Эстер стали жить вместе. Они радовались солнцу и еще больше радовались высокому голубому морю. Единственная проблема была связана с телом. Задушив Юсуфа, они обе вдруг обнаружили, что все еще его любят, и поэтому Эстер и Азизе захотелось, чтобы он продолжал оставаться с ними. Но одновременно оказалось, что Юсуф вызывает у них такое раздражение, что поначалу они даже собирались его съесть. И все же по здравом размышлении они пришли к выводу, что это желание является диким. «К тому же он наш муж, — сказала Азиза, — и нам следует с ним жить, пока он не даст нам развод». Поэтому они положили труп Юсуфа в подвал, выбрав самый дальний и холодный угол; иногда же, соскучившись по нему, они доставали его из подвала, наряжали в свежие одежды, ласкали его и укладывали рядом с собой во время еды. Они говорили от его имени и читали от его имени стихи. У знакомых портных они заказывали для Юсуфа одежду, а жителям Яффы, которые практически его не знали, не было до его судьбы никакого дела. Родителям же Юсуфа Эстер написала, что он уехал в далекие страны с караваном, но, будучи хорошим мужем, регулярно дает о себе знать и у него все хорошо. Как и положено женщинам, они мало выходили из дома, любили друг друга и жили счастливо, пока одна из невольниц случайно не рассказала знакомым, что ее хозяйки держат в подвале «мертвое тело», с которым иногда разговаривают и даже обедают. На следующее же утро разъяренная толпа с оружием и кольями ворвалась в дом к Азизе, нашла тело Юсуфа и на месте забила до смерти не только обеих женщин, но и невольниц Азизы. Еще некоторое время разъяренные жители города волокли по земле их тела, вычерчивая вдоль улиц широкую полосу крови, стекавшую из разбитых черепов. Но именно поэтому нет ни доли преувеличения в утверждении одного из очевидцев о том, что Азиза и Эстер жили вместе долго и счастливо и умерли в один день.
