Фрагмент книги Веры Боковой о воспитании и образовании дворянских детей в царской России

Главный предмет

Главными предметами, на которые тратили большую
часть учебного времени, были иностранные языки.
Наряду с манерами именно знание иностранного языка
сразу определяло место дворянина на внутридворянской
иерархической лестнице. Мы говорим об «избранном»
языке, потому что на практике дворяне могли говорить
на разных наречиях, но какие-то из них ценились, а какие-то считались непрестижными. «Путь наверх» открывало лишь одно из них.

В первой половине XVIII века таким языком был немецкий, хотя некоторые дворяне, благодаря хозяйственным связям и участию в войнах, могли говорить и по-английски, по-шведски, по-фински, по-голландски.

Со времен Елизаветы Петровны «королем языков» становится французский. Сама Елизавета, как
уже говорилось, владела этим языком свободно и охотно общалась на нем с европейскими дипломатами
и своим медиком И. Г. Лестоком. В 1751 году фаворитом Елизаветы сделался блестяще образованный ИванШувалов — большой поклонник французской литературы, также свободно владевший языком. И с ним императрица тоже стала говорить по-французски. Этого
было достаточно, чтобы придворное общество, всегда
в таких случаях весьма переимчивое, тоже вскоре «зафранцузило». А дальше обычным порядком: «дедка за
репку, бабка за дедку…» — и скоро все, хоть сколько-нибудь претендовавшие на значение в свете, старались
изъясняться исключительно по-французски. Франция
вошла в моду, и после Манифеста о вольности дворянства 1762 года первая страна, в которую устремилось
«освобож денное» благородное сословие, была именно
Франция.

Мода на французский язык «свалилась» на дворянство достаточно неожиданно. В предшествующем поколении этот язык знали единицы. Учителя, особенно
поначалу, найти было трудно, чем и пользовались разные недобросовестные личности. Однажды выяснилось,
что популярный в Москве «француз», учивший детей
заграничному наречию, на самом деле «чухонец» и выучились от него дети на самом деле финскому, — а что
делать, проверить-то было некому.

Так начался французский этап дворянского образования и воспитания, о котором столько было сказано
обличительных и негодующих слов.

Действительно, если и Елизавета, и Шувалов, владея французским, одновременно свободно и хорошо
говорили по-русски (у Шувалова, который общался
со всеми тогдашними писателями и сам сочинял стихи,
а значит, был одним из творцов отечественной литературной речи, русский язык был «с красивой обделкой
в тонкостях и тонах»), то их подражатели, особенно
в следующем поколении, нередко оставляли родной
язык в небрежении, не только говорили, но и думали
по-французски и потому поневоле усваивали и элементы чужого этического, правового, религиозного сознания, неразрывно связанные с языком. Л. П. Ростопчина,
внучка известной «русской католички», поэтессы графини Е. П. Ростопчиной, замечала: «Бабушка моя безукоризненно говорила по-французски… но русскому их
не сочли нужным выучить, и вот на этой-то почве полнейшего и постыдного незнания отечественной истории, религии и языка и зиждется причина ее перехода
в католичество».

И все же увлечение французским принесло большую
пользу. В русском языке пока почти отсутствовала литература; далеко не сформировался востребованный
новым временем словарь: не было не только научных,
технических, отвлеченных терминов, но и многих бытовых выражений и слов, относившихся
к новой реальности — одежде, досугу, флирту
и т. п. Во французском языке все это было. Здесь
имелась огромная первоклассная литература.
На французский, как язык международного общения, были переведены все мировые классики,
все достойное в науке, вся античная литература и история — в общем все. Французский язык
был полностью сформирован, гибок, подвижен,
легок и изящен по форме; он изобиловал устоявшимися оборотами, поговорками, цитатами, остротами и каламбурами, черпать которые можно
было бездумно и без конца (русскому языку еще только предстояло стать таким), и позволял без труда общаться на любые темы. Хорошо известна зависимость
между объемом и качеством интеллекта и словарным
запасом. По всем этим причинам приобщение русской
знати к французскому языку, а через него и к одноименной культуре несло в себе, как впоследствии выяснилось,
больше пользы, чем вреда. Галломания вовлекла русское
дворянство в мировой культурный процесс и воспитала интеллектуальные потребности, а французский язык
стал сильной прививкой русскому языку и словесности,
ускорив формирование литературной речи и подготовив мощный творческий взрыв начала XIX века.

Помимо французского, дворянство второй половины XVIII века продолжало осваивать немецкий, английский, иногда итальянский (чаще всего те, кто учился пению); нередко и польский, чему способствовали
польские разделы и связанные с ними войны. Все эти
наречия ценились тогда неизмеримо ниже французского.

Говоря о распространении французского языка и его
главенстве в дворянском воспитании, следует все же
указать, что даже на пике «галломании» она была далеко не повсеместной. Чем дальше и «ниже» от столиц
и двора, тем чаще можно было встретить дворян — нередко состоятельных и высокопоставленных, — которые
прекрасно жили в условиях двуязычия, думая и общаясь
в домашнем кругу на русском и прибегая к «галльскому
наречию» лишь в обществе.

Во многих местах на исходе первой четверти XIX века (когда в столицах пик галломании уже миновал) мода на французский еще и не начиналась. Я. П. Полонский
свидетельствовал: «В тогдашней Рязани
(1820-е годы) я не слыхал вокруг себя — ни
дома, ни у родных, ни в гостях — ни немецкого, ни французского говора… Конечно,
это продолжалось недолго. Воспитанницы
Смольного монастыря, возвращаясь в свои
рязанские семьи, скоро принесли с собой
французский язык».

Встречались, наконец, даже среди очень высокопоставленных лиц, персонажи, вовсе не говорившие по-французски. Не знал этого языка, к примеру, Г. Р. Державин, причем патриотически настроенные поклонники
его таланта полагали, что именно это-то и способствовало его развитию: «Опутанный цветками, подделанными из атласа и тафты, не размахнулся бы никогда наш
богатырь!» (И. М. Муравьев-Апостол).

Не владел французским и граф А. А. Закревский, который 11 лет (1848-1859) был военным генерал-губернатором Москвы.

И все же французская немота в высших сословиях
встречалась нечасто, ибо весьма стесняла как светское
общение, так и карьерные возможности, причем буквально, поскольку слабое знание русского языка высшей
аристократией было причиной того, что вплоть до середины 1820-х годов значительная часть русского делопроизводства, особенно те документы, которые исходили или подавались главному начальству департаментов,
велась на французском языке. А. Д. Галахов вспоминал:
«Своего рода пыткой считали мы то время, когда отец
и мать брали нас с собой в такой дом, где дети, нам ровесники, говорили по-французски. Сидишь там, бывало, словно приговоренный к смерти, моля Бога о том,
чтобы оставили тебя в покое и, главное, не обращались
бы к тебе с вопросом: „Parlez vous francais, monsieur?“ [Говорите ли вы по-французски, месье? (фр. )]. Вопрос этот, подобно грому, оглушал нас. Когда мы
робко давали отрицательный ответ, спрашивающий
приходил в изумление. „Не говорите! Как же это так?“ — восклицал он, качая головой и печально прищелкивая
языком, точно заверяя этим, что мы испортили земную
нашу карьеру, да и в будущей жизни едва ли не ожидает нас вечная гибель». Впоследствии Галахов, конечно,
исправился, выучился по-французски и перестал чувствовать себя изгоем.

И все же во второй половине XIX века французскому
языку пришлось потесниться. К этому времени он был
общепринят. Ему учили во всех гимназиях, куда поступали дети разного состояния, в том числе и недворяне,
в духовных училищах, в коммерческих школах для купечества и т. д. Из языка дворянской элиты французский
превратился в язык интеллигенции, и в высших слоях
дворянства появился новый фаворит — англий ский.

На рубеже XIX-XX веков русский высший свет предпочитал подчеркивать свою элитарность именно английским языком и вообще англоманией. На этом языкеговорили в семье Николая II (наряду, однако, с русским);
ему учили английские бонны и гувернантки, оказав шиеся
в эти годы очень востребованными. Проявлением моды
на все английское было и увлечение британскими университетами — Оксфордом и Кембриджем, куда стали
отправлять сыновей и даже дочерей для за вершения
образования. Юные аристократы обучались литературе или искусствоведению и возвращались домой с престижными дипломами «магистров искусств».

Однако всеобъемлющим даже в предреволюционные годы английский язык не стал: значение французского сохранялось.

Обучение любому языку в дворянской среде предпочитали начинать как можно раньше и притом наиболее
надежным способом — постоянным общением с носителем этого языка.

Как писал один русский журнал 1840-х годов: «У всех
вельмож по роду, и по месту, и у всех тех, которые гонятся за вельможеством на золотых колесах, давно уже
ввелось обыкновение держать при детях от самого
их рождения английских нянек; и крошечные дети,
когда они еще ничего не умеют выговорить порядочно, лепечут уже по-английски; но как скоро
только в них начинают развиваться понятия, то
родители, из боязни испортить французский
выговор, отпускают англичанку и приставляют
к детям французов».

Если язык бонны хотели сохранить, поступали, как родители графа М. Д. Бутурлина, который вспоминал: «Для английского языкавзят был ко мне ровесник мой, Эдуард
Корд, и с этой же целью поступила к нам
в дом компаньонкой второй моей сестры, Елизаветы Дмит риевны, сестра этого
мальчика, Шар лотта».

Полученные естественным путем разговорные навыки закрепляли обучением
чтению, а позднее письму на иностранном
языке, бесконечными переводами и опробованной на других предметах методикой
заучивания наизусть.

Занимались языками несколько раз в неделю (французским почти ежедневно), по два-три часа.

Я. П. Полонский учился по-французски чуть ли не
каждый день с девяти до полудня. «Метод учения был
самый простой и бесхитростный. Выучили читать и тотчас же стали задавать несколько французских слов для
домашнего зазубривания. …Ученье по-французски состояло сначала в заучивании слов, потом разговоров
в диктовке и писании французских спряжений на заданные глаголы. Никаких объяснений — ни этимологических, ни синтаксических — не было. Все это я сам
должен был узнать из практики. Практика же постоянно была одна и та же: диа логи, диктовка и писание
спряжений по всем наклонениям и временам. За все это
ставились отметки в небольшой тетрадке в осьмушку:
Parfaitement bien, tres bien, bien, azzez bien, mal и tres mal [Превосходно, очень хорошо, хорошо, удовлетворительно, плохо и очень плохо.].

Успехи в освоении языка зависели, конечно, во многом от личности и знаний преподавателя. По словам
графа Ф. П. Толстого, «французскому языку поручено было меня учить камердинеру дяди, французу мсье
Булонь, как его величали. Читать по-французски и писать с прописей я уже знал довольно хорошо еще дома,
а чему меня учил камердинер, я не знаю, хотя при моей
любознательности и желании учиться я бы мог что-нибудь запомнить, если бы меня чему-нибудь учили. Он заставлял меня всякий день прочитывать вслух по нескольку страниц из какой-то его книжки, в которой я ничего
не понимал, и списывать из нее же в тетрадку, не слушая
и не обращая никакого внимания, как я читал и произносил слова. А помнимал ли я, что читал, об этом он не
заботился, да и не мог, потому что он, француз, не мог
запятнать себя знанием варварского (русского) языка».

А. Т. Болотов вспоминал, что его память постоянно
«подстегивали», ибо»за забывчивость в „вокабулах“
(а их полагалось заучить тысячи) учитель постоянно
бил его розгами — по три удара за каждое забытое
слово.

Более разумные методы преподавания были редкостью. Например, В. П. Желиховская вспоминала, как
«оригинально» (для того времени) наставляли ее в английском: «Усадив меня рядом с собою, она (гувернантка) начинала с того, что перекашивала еще больше
свои и без того косые глаза, из которых один был карий,
а другой зеленый, и, тыкая пальцем в разные предметы, нараспев восклицала: „O! — book… O! — fl ower…
O! — chair… O! — table…“ и так далее, пока не перебирала всего, что было в комнате, с трудом заставляя меня
повторять вслед за нею. Ее длинная, безобразная фигура
и мерные, заунывные восклицания до того меня смешили, что я с трудом могла воздерживаться от смеха… Тем
не менее „мисс“, как называли ее все в доме, добилась
того, что менее чем в два года мы с сестрой совершенно
свободно говорили с ней и между собою на ее родном
языке».

Ну и разумеется, во многих семьях чередовали разговорную практику на иностранном языке.

Н. П. Грот вспоминала, что «мать почти всегда говорила с нами по-французски, а в определенные дни
заставляла нас говорить и между собою исключительно
по-французски и по-немецки, что и делалось нами по
возможности, но без строгого педантизма».

Точно так же было и в семье Капнистов: «Нам приказывали всегда говорить месяц по-французски и месяц
по-немецки; тому же, кто сказывал хотя одно слово по-русски (для чего нужны были свидетели), надевали на
шею на простой веревочке деревянный кружок, называемый, не знаю почему, калькулусом, который от стыда
старались мы как-нибудь прятать и с восторгом передавали друг другу. На листе бумаги записывалось аккуратно, кто сколько раз таким образом в день был наказан,
в конце месяца все эти наказания считались, а 1-го числа
раздавались разные подарки тем, кто меньшее число раз
был наказываем. Русский же язык нам позволялся только
за ужином, это была большая радость для нас, и можно
себе представить, сколько было шуму и как усердно мы
пользовались этим приятным для нас позволением».

В результате свободное владение языком во многом
зависело от внешних факторов. Хорошо — то есть «как
иностранцы» — говорили по-французски и по-английски лишь дети, которые выросли в аристократической
среде. У них были действительно квалифицированные
наставники, дома родители и их гости хорошо говорили
по-французски, а кроме того, они имели возможность
отправиться в заграничное путешествие.

Но и тут была масса тонкостей, которые не всегда
удавалось учесть.

Бывший гувернер Фридрих Боденштедт, работавший
в России в 1840-1850-х годах, вспоминал: «Как для учителей, так и для гувернанток не было лучшей рекомендации в московском обществе, как совершенное незнание
ими посторонних живых языков, ибо по общепринятому тогда мнению, француз, владевший несколькими
языками, не мог уже преподавать своего родного языка
безупречно, а что касалось других языков, то считалось, что на его познания все-таки нельзя вполне полагаться».

Для подобных требований имелись основания. Нередки были случаи, когда выученный язык не отвечал
литературным нормам. К примеру, графиня Е. П. Ростопчина учила английский язык у гувернантки своих
родственниц Пашковых. Это была настоящая англичанка, но «родившаяся и жившая постоянно в России
и потому говорившая по-английски иначе, нежели
истые, чистокровные англичане». В итоге Ростопчина
научилась изрядно обрусевшему варианту английского произношения. «Однажды Евдокия Петровна с миссГорсистер (гувернанткой) встретились в одном магазине с какими-то англичанками. Хозяин магазина не понимал англичанок, и Евдокия Петровна вызвалась быть
их переводчицей, но какой ужас! — она только отчасти понимала англичанок, а те ни ее, ни мисс Горсистер
вовсе не понимали, как будто они обе говорили на каком-то другом, неведомом им языке. Поневоле пришлось объясняться письменно, и тогда лишь дело уладилось».

Поскольку большинство дворян учились кое-как и за
границей во всю жизнь свою не бывали, то и язык, который они считали французским, таковым являлся весьма
приблизительно. Это был «русский француз ский», с не
вполне правильными выговором, словоупотреблением и построением фраз. И кроме того, очень немногие
даже такой язык «знали до конца». Нередко активный
французский ограничивался несколькими десятками
расхожих фраз и выражений и приблизительным пониманием смысла прочитанного. Даже хорошо знавшие язык говорили в манере, «отдававшей классной
комнатой», преимущественно заученными фразами. В результате и «мышление их, — как писал современник, — приобретало те же приемы приблизительности
и неточности».

Писатель и дипломат И. М. Муравьев-Апостол, долго
живший во Франции и обладавший абсолютным языковым слухом (сам он владел не то десятью, не то двенадцатью языками) находил ситуацию с устным французским в русском свете (с точки зрения, которая ценилась
именно в высшем обществе, то есть чистота и правильность произношения) катастрофической: «Изо ста человек у нас (и это самая умеренная пропорция) один
говорит изрядно по-французски, а девяносто девять по-гасконски, не менее того все лепечут каким-то варварским диалектом, который они почитают французским
потому только, что у нас это называется „говорить по-французски“. …Войди в любое общество: презабавное
смешение языков! тут слышишь нормандское, гасконское, русильонское, прованское, женевское наречия;
иногда и русское пополам с вышесказанными. — Уши
вянут!»

Что же касается провинции, то тут уши порой и вовсе
отсыхали. В романе А. Погорельского «Монастырка»
есть забавный эпизод, буквально списанный с натуры,
когда петербургскому гостю (по фамилии Блистовский)
представляют уездных барышень, обученных французскому языку «славным учителем: обучался в Москве, в ниверситете, и сам книги пишет…».

Сперва «раздался шум в передней комнате», потом
«он услышал женский голос, кричавший громко:

— Фуа, фуа! Кессe — кессe — кессe — ля!..

Блистовский не знал, что и думать».

Отец девиц тут же с гордостью сообщил: «Ну! не говорил ли я вам, что мои барышни ни на шаг без французского языка? Вот, только что вошли в комнату, а уж
и задребезжали!»

Немного погодя одна из девиц кричит: «Фуа! Фуа! Поди, пожалуйста, сюда!

— Позвольте узнать, — подхватил Блистовский, — что
такое значит Фуа?

— Фуа! — отвечала Софья Климовна, взглянув на него
с удивлением. — Фуа, это имя сестрицы.

— Да сестрицу вашу ведь зовут Верою?

— Конечно так, — сказала, улыбнувшись, Софья, — имя ее по-русски Вера, но по-французски зовут ее Фуа!

— У нас в Петербурге Вера, женское имя, и по-французски называется Вера.

— Напрасно! — вскричала Софья с торжествующим
видом. — Я могла бы вам показать в лексиконе Татищева,
что Вера по-французски Фуа!

— Позвольте же вам сделать еще один вопрос: перед обедом я слышал одно выражение… что значит кессе-кессе-кессе-ля?..

— Ну! Кессе-кессе-кессе-ля значит на французском языке „что такое?“.

— А!.. Qu’est — ce que c’est, que cela!.. Теперь я понимаю.

Он прекратил тут расспросы свои относительно неизвестного языка и, вслушиваясь внимательно в разговоры барышень, действительно заметил, что они говорят
по-французски, но притом так странно выговари вают
и такие необыкновенные употребляют слова и выражения, что без большой привычки понять их никак
невозможно». Семейство же осталось в уверенности, что Блистовский и вовсе не знает французского
языка.

Вспоминая потом об этой эпохе, о своей бабушке
княгине А. Н. Волконской, от которой осталось множество французских писем, написанных с ужасающими грамматическими ошибками, князь С. М. Волконский
резонно замечал: «И к чему это нужно было? Я понимаю французский язык, но без ошибок, тому, кому по-французски почему-нибудь легче, чем по-русски. Но
ведь этого ни в одной стране нет, чтобы люди сходились и друг с другом и дурно объяснялись на иностранном языке».

В его время образованные люди уже не стремились
говорить на иностранных языках «как иностранцы».
Язык имел главным образом практическое значение — чтобы читать без перевода и уметь объясняться, находясь
за границей.

В День Всех Святых для полноты ощущений недостаточно напялить на себя тыкву. Чтобы как следует испугаться, хорошо бы запастись тематическими дисками. Глава из книги Лесли Прайт Беннатайн «Хеллоуин. Американский праздник, американская история»

Музыка

Накануне Хеллоуина вы можете практически везде купить записи с любимой музыкой к празднику. Выбирайте тщательно. На вечеринке, где люди собираются танцевать, вам не нужна вызывающая дрожь композиция «Tubular Bells»¹ из фильма «Изгоняющий дьявола» (The Exorcist). С другой стороны, вы же не хотите, чтобы созданная вами мистическая атмосфера была разрушена такой песней, как «Monster Mash»². Нижеприведенные диски, песни и композиции всего лишь предложения — то, с чего стоит начинать.

СБОРНИКИ

«Elvira Presents Haunted Hits», CD
(1993)
Включает поп-классику типа «Monster Mash» (Bobby «Boris» Pickett and the Crypt Kickers) и «Ghostbusters» (Рэй Паркер-младший), а также «I Was a Teenage Werewolf» (The Cramps) и «Welcome to my Nightmare» (Элис Купер). На кассетах можно найти еще больше необычных мелодий: «Little Demon» в исполнении Скримин Джей Хокинса, «Attack of the Fifty-Foot Woman» — песни группы «The Tubes» и «Attack of the Killer Tomatoes» Ли Льюиса.

«New Wave Halloween: Just Can’t Get Enough», CD
(1998)
Этот альбом включает 15 записей разных исполнителей: Роки Эриксона Дейва Эдмундса, групп «The B-52», «Ministry», «Sonic Youth», «Oingo Boingo», «The Ramones». Здесь также вы найдете запись основной музыкальной темы из сериала «Семейка Монстер» (The Munsters) и песню «Time Warp» из кинофильма «Шоу ужасов Рокки Хоррора» (The Rocky Horror Picture Show). Как вы уже поняли, перед вами — танцевальная шумная музыка, лишь иногда перемежающаяся мрачными композициями. Если вам нравится такая музыка, то вы выберете и сборник «Halloween Hootenanny», CD (1998), с записями песен Джона Закерли, Роба Зомби, групп «Reverend Horton Heat», «Satan’s Pilgrims» и др.

АТМОСФЕРНАЯ МУЗЫКА
(также она подойдет в качестве фоновой во время игры в «Угощение или пакость!»)

«Midnight Syndicate»
Альбом «Realm of Shadows», CD
(2000)
Назовем ее готической атмосферной музыкой — зловещей, пророческой,
вызывающей дрожь звуковой картиной безлунной ночи. Мрачная оркестровка
и небольшие вокальные партии (в основном речитативы) в треках
«Into the Abyss», «The Summoning» и «Witching Hour» ведут основную сюжетную
линию.

«Dead Can Dance»
Альбом «Aion», CD
(1990)
Все композиции группы «Dead Can Dance» могут быть пригодны в качестве
фоновой музыки в Хеллоуин. Назовем ее неземной, литургической,
готической, фольклорной. Запись на диске звучит так, как будто эта музыка
существовала веками, здесь много песнопений, баллад, слышатся барабанный бой и плач волынки. В воображении слушателя возникают самые
разные картины: от средневековых соборов до причитающих банши³.

Музыка из кинофильма «Дом с привидениями» (Haunted Mansion), CD
Целый диск с записью музыкальных тем, использованных в фильме «Дом
с привидениями», снятом на киностудии «Уолт Дисней пикчерз». Поклонники
утверждают, что музыка просто потрясающая, как, впрочем, и сам «Дом».

Дэнни Элфман
«Music for a darkened Theatre — Film and Television Music», vol. II, CD
(1996, два диска)
Вызывающая дрожь музыка в искусно составленном, эклектичном по
подборке сборнике музыкальных произведений к фильмам, которые Элфман
делал вместе с Тимом Бёртоном («Эдвард Руки-ножницы» (Edward
Scissorhands), «Бэтмен возвращается» (Batman Returns), а также Гасом Ван
Сентом («Умереть во имя» (To Die For).

Филип Гласс
«Dracula», CD
(1999)
Современный (и превосходный!) квартет «Kronos Quartet» записал этот саундтрек
Филипа Гласса к фильму 1931 года «Дракула» (Dracula) (режиссер
Тод Браунинг). 26 музыкальных композиций для поклонников новой музыки.

Эллиот Голденталь
«Interview with a Vampire: Original Motion Picture Soundtrack», CD
(1994)
Леденящая кровь музыка, дополнение к визуальному ряду фильма «Интервью
с вампиром»: диск содержит как классические аранжировки, так и
переложение «Sympathy for the Devil» в исполнении группы «Guns’ n’ Roses».
Музыка отражает все сюжетные линии и повороты в фильме, включены такие
композиции, как «Lestat’s Tarantella», «Madeleine’s Lament», «Armand’s
Seduction» и «Louis’ Revenge».

Анджело Бадаламенти
«Twin Peaks: Fire Walk With Me», CD
(1992)
Это как раз то, что вы ожидаете от фильма Дэвида Линча, — сексуальный,
зловещий и интуитивный. Бадаламенти привлек к работе некоторых превосходных джазовых музыкантов. Джули Круз поет песню «Questions in
a World of Blue». Вы можете слушать музыку, использовать ее в качестве фона
и даже танцевать под нее.

Также хорош диск «Twin Peaks the Series» (1990). Если вы были одним
из тех миллионов телезрителей, которые еженедельно сидели как приклеенные
перед экраном телевизора, пытаясь понять, кто же убил Лору Палмер, то
вы узнаете каждую из представленных здесь музыкальных композиций. Если
же нет, то достаточно сказать, что это завораживающая сюрреалистическая
музыка, которая создаст идеальную атмосферу для вечеринки. Музыка не только
приводит в трепет — вы улоґвите в ней и романтическую составляющую.

«The Alan Parsons Project»
«Tales of Mystery & Imagination», CD
(1987, новая версия; 1976, первая запись)
 В качестве основы для своего альбома Алан Парсонс использовал произведения
Эдгара Аллана По. Созданный в 1970-е, альбом был несколько переделан
и осовременен в 1987 году. Половина записей диска представляет
собой напряженную музыку оркестрового типа, другая половина содержит
песни. Включены такие композиции, как «The Raven», «The Telltale Heart» и
«The Cask of Amontillado». Текст читает Орсон Уэллс.

ЗВУКОВЫЕ ЭФФЕКТЫ

«Halloween Sound Effects», CD (Laserlight)
(1999)
Собранные здесь звуковые эффекты идеально подходят для озвучания любых
ваших шуток. На диске записано 60 звуков, в том числе скрипы двери,
безудержный смех, крики о помощи и др.

«Scary Sound Effects: Nightmarish Noise for Halloween», CD
(1994)
Диск подобен тому, о котором мы рассказали выше, и включает в себя
41 запись, среди которых «рычание оборотня», «песнопения вуду», «вот идет
маленькая девочка», «мы выкапываем ваши угощения» и «оркестр терменвоксов» (терменвокс производит тот самый колеблющийся пронзительный
свист, который вы слышите в фильме «День, когда Земля остановилась» (The
Day the Earth Stood Still)⁴.

ШЕДЕВРЫ КЛАССИЧЕСКОЙ МУЗЫКИ
Список составлен Джексоном Брейдером, WGBH Radio, Бостон (штат Массачусетс)

Идеальная фоновая музыка для самых изысканных вечеринок. Сделайте
свою подборку из шедевров.

Шарль Гуно
«Похоронный марш марионеток»
Стал также известен широкой публике благодаря использованию в качестве
музыкальной темы для телевизионного шоу Альфреда Хичкока.

Иоганн Себастьян Бах
Токката и фуга ре минор: BWV 565
Это органное музыкальное произведение стало особенно популярным
после выхода фильма «Призрак Оперы» (Phantom of the Opera)⁵.

Морис Равель
«Ночные призраки» («Ночной Гаспар»)
Романтическая сказка, рассказанная посредством фортепианной музыки,
чудесное музыкальное произведение, полное внезапно затихающих бурных
каскадов.

Фредерик Шопен
«Похоронный марш» (из Сонаты № 2 си-бемоль минор. Op. 35)
Если бы у смерти был свой фирменный знак, то вот он — там-там-татамтам-татам-татам-татам. Вы можете услышать эту музыку во всех мультфильмах,
где есть похороны.

Модест Мусоргский
«Ночь на Лысой горе»
Возможно, вы помните эту музыку по мультфильму Диснея «Фантазия»
(Fantasia)⁶, а точнее, по кадрам, где запечатлен полет душ тех, кто так и не
нашел покоя.

Поль Дюка
«Ученик чародея»
Также из «Фантазии» — сцены, в которой Микки-Маус с помощью волшебной шляпы заставил метлу помогать ему в уборке.

Эдвард Григ
«В пещере горного короля» (из сюиты № 1 «Пер Гюнт». Op. 46)
Вы слышите эту музыку в момент, когда тролли идут по горному склону.
Она начинается тихо, словно крадется, но набирает силу и переходит в продолжительный
вихрь скрипок.

Гектор Берлиоз
«Фантастическая симфония»
Более длинное музыкальное произведение, которое включает такие части,
как «Шествие на казнь» и «Сон в ночь шабаша».

Антонин Дворжак
«Полуденница» и «Водяной»
Симфонические поэмы, основанные на народных сказках Богемии.

Рихард Вагнер
«Валькирия»
Это произведение послужило основой для музыкальной темы «Убей кролика» в мультфильмах про Багза Банни.
Все вышеперечисленные классические шедевры не существуют на одном
диске, вы сможете найти их на дисках с записями произведений каждого из
композиторов. Но вот сборник, который облегчит ваши поиски:

«Fright Night — Music That Goes Bump in the Night», CD
(1989)
Сюда входят произведения «Ночь на Лысой горе», «Похоронный марш
марионеток», «Валькирия» (в исполнении Филадельфийского оркестра под
управлением Юджина Орманди); «В пещере горного короля» (Филармонический
оркестр под управлением Эндрю Дейвиса); Токката и фуга ре минор:
BWV 565 (в исполнении Эдварда Пауэра Биггса); «Ученик чародея»
(Национальный оркестр радио и телевидения Франции под управлением
Лорина Мазеля) и «Фантастическая симфония» (только четвертая часть,
«Шествие на казнь»).

Видеофильмы

Для создания необходимой атмосферы организуйте на своей вечеринке
показ фильмов. Устройте киносеанс прямо в окне рядом с дверью — для гостей
и тех, кто придет «попрошайничать». Вот несколько вариантов на выбор.
Они распределены по категориям: «Монстры», «Дракула», «Дома с привидениями», «Классика», «Детские», «Пародии» и «10 самых страшных
фильмов всех времен». Если фильм имеет ограничения для просмотра, то
это указывается.

«МОНСТРЫ»

Кортланд Халл руководит музеем кино «Склеп ведьмы» в Бристоле (штат
Коннектикут). Это самый старый среди музеев фильмов ужасов и фэнтези
в стране. В экспозиции музея воссозданы в натуральную величину хорошо
известные киномонстры. Они являются частью представленных посетителю
сценок из старых фильмов, до сих пор бросающих в холодный пот, — «Муха» (The Fly) и «Франкенштейн» (Frankenstein).

«Я впервые познакомился с классическими фильмами ужасов в возрасте
семи лет, — говорит Халл. — Я упросил родителей разрешить мне не ложиться
спать после 11 часов вечера, чтобы посмотреть по телевизору „Мумию“
(The Mummy) с Борисом Карлоффом. После той ночи я подсел на
фильмы ужасов».

Каковы же его любимые классические фильмы ужасов?

«Сложно выбрать несколько. Есть нечто общее, что объединяет большинство
классических фильмов ужасов и фэнтези, — каждый просмотр подобен
встрече со старым другом. Как сказал однажды Багз Банни: „Монстры такие
интересные ребята!“».

Вот пятерка лучших фильмов из списка Халла:

1. «Призрак Оперы» (The Phantom of the Opera)
(1925)
Режиссер Руперт Джулиан, в ролях: Лон Чейни-старший и Мэри Филбин.

«Лона Чейни-старшего называли человеком с тысячью лиц, — говорит
Халл. — Но наиболее известен он в роли Эрика, Призрака. Когда Мэри
Филбин срывала маску с Чейни и под ней оказывалось лицо, напоминающее
череп, зрители часто теряли сознание. Несомненно, именно стилистика
фильма и игра Чейни вдохновили Эндрю Ллойда Уэббера на написание мюзикла».

2. «Дракула» (Dracula)
(1931)
Режиссер Тод Браунинг, в ролях: Бела Лугоши, Хелен Чандлер, Дуайт
Фрай и Дэвид Мэннерс.

«Подобно тому как Борис Карлофф является непревзойденным Франкенштейном,
Бела Лугоши всегда будет лучшим Дракулой. Режиссер Тод Браунинг
предназначал роль графа Лону Чейни-старшему, так как актер уже создал
образ вампира в фильме Браунинга „Лондон после полуночи“ (London
After Midnight). Но незадолго до начала съемок Чейни умер. Хотя Лугоши
исполнял эту роль на сцене множество раз, ему пришлось побороться за то,
чтобы получить ее в кино».

Бела Лугоши, знаменитый граф Дракула из классического фильма 1931 года, наклонился,
чтобы сделать укус Хелен Чандлер. (Фото любезно предоставлено музеем «Подземелье ведьмы»)

Халл также замечает:

«Начальные сцены в Трансильвании прекрасно воссоздают необходимую
атмосферу. Но когда действие перемещается в Англию, язык фильма становится
менее образным. И лишь благодаря завораживающей игре Лугоши и
поддержке Дуайта Фрая, который играет Ренфилда, фильм занял свое место
среди классики».

3. «Невеста Франкенштейна» (The Bride of Frankenstein)
(1935)
Режиссер Джеймс Уэйл, в ролях: Борис Карлофф, Эльза Ланчестер, Колин
Клайв.

Вот что говорит Халл в своем кратком обзоре:

«Режиссер Джеймс Уэйл превзошел в этом сиквеле свой первый фильм
„Франкенштейн“. С кинематографической точки зрения лента снята в готическом
стиле, она является самой красивой в списке фильмов о Франкенштейне.
Идея Уэйла заставить монстра говорить вызвала разногласия с Борисом
Карлоффом. Однако речь придала боґльшую глубину этому образу».

4. «Лондонский оборотень» (The Werewolf of London)
(1935)
Режиссер Стюарт Уокер, в ролях: Генри Халл и Уорнер Оланд.

Герой Генри Халла становится оборотнем после путешествия в Тибет, где
его кусает другой оборотень в исполнении Уорнера Оланда (более известного
как Чарли Чан). Вот что Кортланд говорит о своем двоюродном дедушке:

«Генри Халл был не согласен с первоначальным обликом оборотня, созданным
гримером Джеком Пирсом. Он заявил, что грим не согласуется со
сценарием, по которому оборотня узнаёт его жена. Халл убедил „Студиос
юниверсал“ в том, что грим следует изменить. Позднее Пирс использовал
свой изначальный вариант грима в образе персонажа, которого играл Лон
Чейни-младший в фильме 1941 года „Человек-волк“ (The Wolf Man)».

5. «Ужасный доктор Файбс» (The Abominable Dr. Phibes)
(1971)
Режиссер Роберт Фьюэст, в ролях: Винсент Прайс, Джозеф Коттен.

Следуя библейскому тексту «10 казней египетских», доктор Файбс ищет
отмщения виновным в смерти своей жены.

«Доктор Антон Файбс — один из наиболее запоминающихся персонажей
из мира ужасов, сыгранных Винсентом Прайсом, — говорит Халл. — Прайс
обладал уникальной способностью напугать аудиторию даже простым подмигиванием.
Иронический характер фильма заставляет зрителей одновременно
содрогаться и улыбаться, и очевидно, что команда, снимавшая „Файбса“,
до этого работала на Британском телевидении над сериалом „Мстители“
(The Avengers). „Файбс“, поставленный в период „ар-деко“ в конце 1920-х,
также производит поразительное впечатление на зрителей».

«ДРАКУЛА»

Лениво мигает змеиный глаз;
И глаза Джеральдины сузились вдруг;
Сузились вдруг до змеиных глаз,
 В них блеснуло злорадство, блеснул испуг,
Искоса бросила взгляд она,
Это длилось только единый миг…⁷
Сэмюэл Тейлор Колридж. Кристабель

Английский профессор Элизабет Миллер изучает вампиров. Однажды
она наткнулась на рассказ под названием «Вампир» (1819) автора Джона Полидори — первое художественное произведение о вампирах в английской
литературе. Миллер была захвачена этой темой. Она посвятила годы
исследованию литературы про Дракулу и изучению истории Румынии. В итоге ею было написано множество статей и книг.

Доктор Джин Кейес Янгсон — автор и основатель клуба «Империя Вампиров» — всю жизнь является поклонником кино и создателем фильмов, за
которые она не раз получала награды. Работая в Музее современного искусства
(Нью-Йорк) в середине 1950-х, она имела возможность ознакомиться с
редкими черно-белыми фильмами ужасов. После чего ею было написано
несколько биографий актеров, игравших в них главные роли: Дуайта Фрая,
Джорджа Зукко и Питера Лоррея.

Кто же, как не эти двое, может рекомендовать лучшие фильмы про Дракулу?!

Примечание: список далеко не полный! Если вы станете искать какой-либо
из перечисленных фильмов, не забудьте про дату выхода его на экран и
фамилию режиссера. Существует более шестисот кинокартин про вампиров,
и многие из них имеют сходные названия.

«Носферату: Симфония ужаса» (Nosferatu. Eine Symphonie des Grauens)
(1922)
Режиссер Фридрих В. Мурнау, в ролях: Макс Шрек, Александр Гранах и
Грета Шрёдер.

«Лично для меня, — говорит доктор Янгсон, — Шрек есть и всегда будет
самым настоящим Носферату».

А Миллер добавляет:

«Да, по странному совпадению его фамилия Шрек (Schreck) в переводе с
немецкого означает „ужас“! Даже если вам не нравятся немые фильмы, вы
должны посмотреть эту картину. Использование теней для создания эффекта
никогда не было столь успешным! Вы узнаете некоторые элементы, заимствованные
Френсисом Фордом Копполой для его фильма „Дракула Брэма
Стокера“».

«Эббот и Костелло встречают Франкенштейна» (Abbot and Costello Meet
Frankenstein)
(1948)
Режиссер Чарльз Т. Бартон, в ролях: Бад Эббот и Лу Костелло.

И Миллер, и Янгсон включили в свой список эту классику, предназначенную
для любителей комедий, где один комик лупит другого.

«Вопреки названию фильм в такой же степени о Дракуле, как и о Франкенштейне», — говорит Миллер.

«Замечательная пародия, которая всегда вызывает смех. Сцены на складе
уморительные, хотя комедийность слегка выветривается к концу фильма, — комментирует Янгсон. — Жалко смотреть на то, как Лугоши становится
смешным. Зато в фильме есть Лон Чейни-младший, играющий Человекаволка,
Глен Стрейндж в роли монстра Франки, а под конец все безошибочно
узнают голос Винсента Прайса, который играет Человека-невидимку».

«Любовь с первого укуса» (Love at first bite)
(1979)
Режиссер Стэн Драготи, в ролях: Джордж Гамильтон и Сьюзан СентДжеймс.
(Имеет ограничение «на усмотрение родителей».)

В этой комедии про вампиров Граф покидает свой замок в Трансильвании
и переезжает в Нью-Йорк. Вот что говорит доктор Янгсон:

«Изощренная пародия с умным и смешным сценарием, практически каждая
сцена — это чистое наслаждение комедией, привлекательностью и профессионализмом
актеров. Чувство такое, что все занятые в этом фильме, актеры
в особенности, отлично проводили время на съемочной площадке.
Поэтому жаль, что они не выпустили последующих серий».

Миллер рекомендует этот фильм как самую лучшую комедию о Дракуле.

«Носферату. Призрак ночи» ( Nosferatu. Phantom der Nacht)
(1979)
Режиссер Вернер Херцог, в ролях: Клаус Кински и Изабель Аджани.
(Имеет ограничение «на усмотрение родителей».)

В этом ремейке фильма 1922 года Янгсон обожает Кински:

«Я всегда считала Кински одним из величайших актеров в мире. Он отлично
поработал над своей ролью. Посмотрите ленту хотя бы ради сцены с
крысами. Оригинальный грим из первого „Носферату“ был использован как
в новом фильме, так и в „Участи Салема“ (Salem’s Lot)».

Миллер соглашается с мнением о Кински:

«Фильм медленный, мощный, западающий в душу. Клаус Кински незабываемо
играет вампира, которого женщина заставляет остаться с ней до
восхода солнца».

«Дракула Брэма Стокера» (Bram Stoker’s Dracula)
(1992)
Режиссер Френсис Форд Коппола, в ролях: Вайнона Райдер и Гэри Олдман.
(Не рекомендуется лицам до 16 лет.)

«Историю „Дракулы“ в прочтении Копполы я люблю больше всего, — признается Миллер. — Я знаю, что многие не разделяют моего мнения.
Я знаю, что сценарий вольно трактует роман Стокера (как, впрочем, и многие другие), и, может быть, фильм не следовало называть „Дракула Брэма
Стокера“. Но все же он великолепен! В нем сочетается все: текст, исторические
сцены (хотя и подпорченные модой на постмодернизм), заимствование
из ранних фильмов о Дракуле, превосходные костюмы и чудесное музыкальное
оформление».

СТАРОМОДНЫЕ «СТРАШИЛКИ» ИЗ РАЗДЕЛА КЛАССИКИ

Для составления следующего списка фильмов я воспользовалась советами
заядлых киноманов, независимых создателей фильмов, ведущих кинокритиков
и, упоминаемых мною последними, но не менее важными, продавцов
из видеомагазинов. Приведем здесь наиболее часто упоминаемые картины.

«Франкенштейн» (Frankenstein)
(1931)
Режиссер Джеймс Уэйл, в главных ролях: Борис Карлофф и Колин
Клайв.

Хотя этот фильм послужил началом кинокарьеры Бориса Карлоффа, его
имя не появляется в заглавных титрах! Сюжет вполне предсказуем: доктор
Франкенштейн создает наивное, но кровожадное существо, которое вырывается
на свободу и терроризирует местное население Баварии. Снятый полностью
в звуковом киносъемочном павильоне, этот поистине ностальгический
фильм отличается превосходной игрой актеров и огромным количеством
страшных эпизодов.

«Люди-кошки» (Cat people)
(1942)
Режиссер Жак Тюрнер, в ролях: Симона Симон, Кент Смит.

Юная сербская девушка не решается выйти замуж, так как верит, что в
этом случае превратится в жестокое создание из семейства кошачьих. Большинство
сцен ужасов представлено воображению зрителей: многозначительные
кошачьи взгляды в ресторане, тени на стене, рычание, отдающееся эхом
в цементных плитах бассейна, когда там в одиночестве плавает женщина…
Все очень зловеще.

«Психоз» (Psycho)
(1960)
Режиссер Альфред Хичкок, в ролях: Энтони Перкинс и Джанет Ли.
(Не рекомендуется лицам до 16 лет.)

«Психоз» прорвал плотину и открыл дорогу фильмам ужасов 1970-1990-х. В этом фильме впервые женщина показана в нижнем белье, впервые снято, как смывается унитаз, впервые главный герой погибает в самом
начале действия. Прекрасная Марион Крейн, которая только что промотала
40 тысяч долларов, останавливается в уединенной гостинице и знакомится
с застенчивым, странным владельцем гостиницы Норманом. В известной
сцене в душе мы воспринимаем действие как череду сменяющихся
кадров: блеск ножа, кровь, воронкой уходящая в сливное отверстие…
Напряженный и полный неизвестности фильм «Психоз» представляет в
главной роли Энтони Перкинса, с его исключительно нервной и захватывающей
игрой.

«Ночь живых мертвецов» (Night of the Living Dead)
(1968)
Режиссер Джордж Ромеро, в ролях: Дуэйн Джонс и Джудит О’Дей.

Типичный фильм про зомби: главные герои оказываются в доме как в западне
и не имеют возможности спастись, поскольку окружены плотоядными
зомби. Скорее бросающий в дрожь, чем кровопролитный, фильм был
новаторским для своего времени. Некоторые считают его политическим:
драматическое противостояние зомби и людей трактуется как аналог расового
напряжения в конце 1960-х.

ФИЛЬМЫ О «ДОМАХ С ПРИВИДЕНИЯМИ»

«Незваные» (The Ininvited)
(1944)
Режиссер Льюис Аллен, в ролях: Рей Милланд и Рут Хасси.

Ужас в этом фильме нагнетается в такой же степени тем, чего вы не
видите, как и тем, что вы видите. Музыкальный критик/композитор и его
сестра покупают особняк на вершине утеса, зная, что в доме могут быть
привидения. И они там есть. Известный как один из самых изысканных
фильмов о «домах с привидениями», этот триллер пропитан ароматом
страха.

«Дом на холме призраков» (House on Haunted Hill)
(1958)
Режиссер Уильям Касл, в ролях: Винсент Прайс и Кэрол Омарт.

Богатая пара устраивает вечеринку в доме, который, по слухам, населяют
привидения. Хозяева предлагают гостям по тысяче долларов каждому, если
те проведут здесь ночь и останутся в живых, чтобы затем обо всем рассказать. В этой очень напряженной картине трудно разобрать, кто живой, а кто
нет и что же существует реально, а что иллюзорно.

«Невинные» (The Innocents)
(1961)
Режиссер Джек Клейтон, в ролях: Дебора Керр, Мартин Стивенс, Памела
Франклин.

Поставлен по повести Генри Джеймса «Поворот винта». Гувернантку,
старую деву, нанимают для присмотра за двумя детьми, которые одержимы
духами умерших слуг. Фильм пропитан готической жутковатостью. Трумэн
Капоте был соавтором сценария.

«Призрак дома на холме» (The Haunting)
(1963)
Режиссер Роберт Уайз, в ролях: Ричард Джонсон, Клэр Блум, Расс Тэмблин
и Джули Харрис.
Некоторые критики полагают, что это один из самых страшных фильмов.

В основе его — сюжет романа Ширли Джексон «Призрак дома на
холме» (The Haunting of Hill House) 1959 года. Парапсихолог, две неуравновешенные
женщины и молодой человек собираются в большом доме, в котором
якобы обитают призраки. Фильм сделан без всяких трюков и крови,
он просто заставляет работать ваше воображение.

«Сияние» (The Shining)
(1980)
Режиссер Стэнли Кубрик, в главных ролях: Джек Николсон и Шелли
Дюваль. (Не рекомендуется лицам до 16 лет.)

Писатель с женой и маленьким сыном поселяется в отдаленном отеле,
где хочет поработать смотрителем. Когда-то здесь его предшественник убил
свою семью. Место явно посещается привидениями, и отец теряет рассудок:
история может повториться. «Сияние» относится к провидческому дару, которым
обладает мальчик, — кровавые образы, возникающие в его голове,
предупреждают об опасности. Фильм снят в эффектных, насыщенных тонах.
Музыкальная партитура частично основывается на произведениях Белы Бартока.

ФИЛЬМЫ ДЛЯ ДЕТЕЙ

«Топпер» (Topper)
(1937)
Режиссер Норман З. Маклеод, в ролях: Констанс Беннет, Кэри Грант.

Фильм снят по роману Торна Смита. Два игривых призрака, видимых
только Космо Топперу (герою картины), вносят хаос в его жизнь.

«Это Великая Тыква, Чарли Браун» (It’s the Great Pumpkin, Charlie Brown)
(1968)
Режиссер Билл Мелендез. Мультипликационный фильм.

Все надевают костюмы, чтобы отметить Хеллоуин, кроме вечно надеющегося
Лайнуса, который всю ночь сидит на грядке с тыквами и ждет, ждет
прихода Великой Тыквы с подарками для всех хороших девочек и мальчиков.

«Битлджус» (Beetlejuice)
(1988)
Режиссер Тим Бёртон, в ролях: Майкл Китон, Алек Болдуин. (Просмотр
с разрешения родителей.)

Пара «только что погибших» супругов призывает на помощь биоэкзорциста,
чтобы избавиться от людей, поселившихся в их бывшем доме. Все
предметы живут своей собственной жизнью, а декорации представляют собой
причудливую смесь мультипликации и сюрреалистической живописи.

ПАРОДИИ, РОЗЫГРЫШИ И МЮЗИКЛЫ ДЛЯ «ХЕЛЛОУФИЛОВ»

«Маленький магазинчик ужасов» (Little Shop of Horrors)
(1960)
Режиссер Роджер Корман, в ролях: Джонатан Хейз и Джеки Джозеф.

Это малобюджетная черная комедия-фэнтези о кровожадном цветке-людоеде.
Садовод-любитель Сеймур выводит новое растение, которое пьет
кровь, и называет его Одри II. Вскоре Сеймуру уже не хватает крови для
цветка, и он решается на убийство, чтобы прокормить растение. Молодой
Джек Николсон играет одного из чокнутых персонажей.

«Шоу ужасов Рокки Хоррора» (The Rocky Horror Picture Show)
(1975)
Режиссер Джим Шарман, в ролях: Тим Кэрри, Сьюзен Сарандон.

«Проклятие, Джанет…» В этой культовой классике нормальная молодая
пара сталкивается с эксцентричными иноземными трансвеститами. Ныне
известная песня «Time Warp» пришла к нам из этого фильма, как и идея о
том, что Земля может быть завоевана пришельцами в подвязках.

«Логово Белого Червя» (Lair of the White Worm)
(1988)
Режиссер Кен Рассел, в ролях: Аманда Донахью, Хью Грант. (Не рекомендуется
лицам до 16 лет.)

Действие начинается, когда археолог из Шотландии находит доисторический
череп. В центре событий — соседка, леди Сильвия с ее тайной: она
скрывает логово Белого Червя, монстра наподобие Лох-Несского чудовища,
который питается девственницами и веками находится в заключении под
землей. Этот иронический фарс ужасов о вампирических змеях-людях создан
по рассказу Брэма Стокера, написанного им после «Дракулы».

«План 9 из открытого космоса» (Plan 9 from Outer Space)
(1956)
Режиссер Эдвард Д. Вуд-младший, в ролях: Грегори Уэлкот, Мона Маккиннон.

Это последний фильм с участием Белы Лугоши. Он рассказывает о пришельцах,
пытающихся захватить Землю. Прославился как малохудожественный
фильм и получил статус культового благодаря бездарной игре актеров,
ужасным диалогам и дешевизне производства (например, летающие тарелки
сделаны из колпаков автомобильных колес и подвешены на нитках).

10 САМЫХ СТРАШНЫХ ФИЛЬМОВ ВСЕХ ВРЕМЕН

www.reel.com — это сайт интернет-магазина фильмов, который создан группой любителей кино в Калифорнии. Вот их десятка лучших фильмов ужасов для просмотра в Хеллоуин:

1. «А теперь не смотри» (Don’t Look Now, 1973)
2. «Ребенок Розмари» (Rosemary’s Baby, 1968)
3. «Суспирия» (Suspiria, 1977)
4. «Хеллоуин» (Haloween, 1978)
5. «Чужой» (Alien, 1979)
6. «У холмов есть глаза» (The Hills Have Eyes, 1977)
7. «Изгоняющий дьявола» (The Exorcist, 1973)
8. «Попутчик» (The Hitcher, 1986)
9. «Зловещие мертвецы» (The Evil Dead,1982)
10. «Жилец» (The Tenant, 1976)

¹ Автор композиции — Майк Олдфилд.

² Веселая песня из репертуара Бобби «Бориса» Пикета, который совместно с группой «The
Crypt Kickers» исполнил и записал ее в 1962 году. Песня мгновенно стала хитом.

³ Банши — в Ирландии духи умерших, которые оплакивают только членов старинных родов.

⁴ «День, когда Земля остановилась» — черно-белый фантастический триллер, снятый в 1951 году
режиссером Робертом Уайзом. В ролях: Майкл Ренни, Патриция Нил и др.

⁵Имеется в виду фильм британского режиссера Теренса Фишера, поставленный в 1962 году.

⁶ «Фантазия» — музыкальный мультфильм, снятый в 1940 году компанией «Уолт Дисней
продакшнз». Состоит из восьми частей, сюжетно не связанных между собой. Произведения
выдающихся композиторов (Бах, Чайковский, Мусоргский, Стравинский, Бетховен и др.), за
исключением «Ученика чародея» Поля Дюка, исполняются Филадельфийским оркестром
под руководством Леопольда Стоковского. Признана классикой диснеевской мультипликации.

⁷ Перевод с англ. Г. Иванова.

Фрагмент книги Джереми Паксона «Англия: портрет народа»

Они придумали футбол и регби, туризм и теннис, пятизвездочные отели, сэндвичи, компьютеры, почтовые марки и страхование. В 1900 году им принадлежала половина всех кораблей мира…

…В 1900 году половина судов, бороздивших моря, была зарегистрирована в Британии, и страна контролировала около трети мировой торговли. К 1995 году эта доля упала до пяти процентов. По всей Европе
короли пытались в подражание британскому монарху
построить свою империю: бельгийцы захватили один
из немногих зловонных уголков Африки, который не
застолбили для себя ни англичане, ни французы; немецкий кайзер Вильгельм II приступил к строительству флота, способного соперничать с Королевскими военно-морскими силами. Даже в 1935 году Муссолини
осыпал бомбами и травил ядовитыми газами средневековую армию Абиссинии в надежде создать империю,
которая, по его мнению, дала бы Италии моральное
право сравняться с британской.

Однако власть и влияние англичан были больше
чем власть земная. В той или иной степени они придумали многое из того, что есть в сегодняшнем мире.
«Мы все родились в мире, „сделанном в Англии“, и мир,
в котором наши правнуки с годами станут почтенными стариками, будет таким же английским, как эллинский мир был греческим, а вернее, афинским» — так
писал об этом один ученый. Англичане придумали существующие по сей день формы футбола и регби, тенниса, бокса, гольфа, скачек, альпинизма и лыжных гонок. Со своим Гран-Туром и первым групповым туром
от Томаса Кука они стали родоначальниками современного туризма. Они придумали первый современный пятизвездочный отель (это отель «Савой» с электрическим освещением, шестью лифтами и семидесятью номерами). В 1820-х годах математик Чарльз Бэббидж
создал первый в мире компьютер. Шотландец Джон Лоджи Бэрд у себя на чердаке в Гастингсе стал одним из
изобретателей телевидения. Первую публичную демонстрацию своего изобретения он провел в лондонском
Сохо. Сэндвичи, рождественские открытки, бойскауты,
почтовые марки, современное страхование и детективные романы — все это продукты с маркой «Made in
England». Когда итальянскому писателю Луиджи Барзини понадобилось как-то образом продемонстрировать преобладание английской культуры, он просто отметил, что, приняв в третьем десятилетии XIX века похоронный черный цвет в качестве основной расцветки
мужских костюмов, остальная Европа отдавала ей дань уважения. Это было не только признанием политической и военной мощи империи и экономического
воздействия британского пара, угля и стали, это стало
свидетельством восприятия британских добродетелей — честности, рассудительности, патриотизма, самоконтроля, честной игры и мужества, — которые сделали эту нацию великой.

В самые мрачные минуты своей жизни англичане
склонны полагать, что от всего, что они дали миру,
остается лишь малая толика: названия нескольких
гранд-отелей — «Бристоль», «Кембридж», «Гранд Бретань»; международные стандарты времени и места, фатомы и униформы и тот факт, что английский стал
языком третьего тысячелетия. Теперь le style Anglais [англий_
ский стиль (фр.).] мелькает лишь
стенографическим знаком моды:
если встретишь человека в сшитом у портного твидовом костюме, это скорее всего богатый немец, который
занимается станкостроением. Даже в школах, где старались производить в массовом порядке английских
джентльменов и где царил дух непрофессионализма,
теперь проповедуется, что единственный способ пробиться в обществе, где положение человека определяют его способности, — это профессионализм.

В общем и целом англичане перенесли конец империи достойно, склоняясь перед неизбежным, спуская
флаг и упаковывая чемоданы без особого ажиотажа.
Но им понадобилось гораздо больше времени на то,
чтобы совладать с его психологическими последствиями внутри самих себя. Им было бы гораздо легче справиться с этим, если бы во все это предприятие не была
заложена такая необычная моральная установка.

Для создания империи требовалась инициатива, жадность, мужество, массовое производство, сильная армия, политический замысел и уверенность в своих
силах. Технически развитая страна с ограниченными
природными ресурсами нуждалась в обширном рынке.
А с развитием техники подчинение «примитивных»
народов становилось неизбежным. В сердцах патриотов запечатлен образ последних минут генерала Гордона, командира мужественного английского гарнизона,
который, стоя на ступеньках форта в Хартуме, руководит его защитой от превосходящих сил диких язычников. На самом деле то, с помощью чего Британия смогла править миром, было наглядно продемонстрировано двенадцать лет спустя в сражении при Омдурмане
в Судане. Хотя об этом сражении в основном знают из-за неудачной атаки 21-го уланского полка — в котором
служил молодой офицер Уинстон Черчилль, — его исход решили оказавшиеся у англичан шесть пулеметов
«максим». Как только войско дервишей ринулось на их
позиции, пулеметчикам оставалось лишь взять верный
прицел. Красноречивее всего цифры потерь: 28 человек
у англичан против 11 000 у дервишей. «Это было не
сражение, а расстрел, — писал один свидетель. — Тела
не громоздились друг на друге — такое вообще бывает
редко: они ровным слоем покрывали вокруг обширное
пространство».

Не буду отрицать мужества и энергии многих
строителей империи. Речь лишь о том, что история
империализма — это союз своекорыстия и технических достижений. Но питало веру Британской империи
в свои силы неверное представление о том, что ею движет моральная установка, что есть долг перед Богом,
призывающий отправляться и колонизировать места,
где люди, к несчастью для себя, родились не под британским флагом. Предпосылка превосходства стала
предметом веры. После того как в 1898 году Соединенные Штаты аннексировали Филиппины и стало складываться впечатление, что эта страна начинает строить свою империю, Киплинг сделал ей комплимент,
включив в число тех, кому суждено нести «Бремя Белых» и посылать «лучших своих сыновей» «служить»
тем, кто еще «полудьяволы-полудети».

---

Империя дала англичанам шанс почувствовать себя благословенным народом. И чем больших успехов
они достигали в ее создании, тем больше уверялись
в этом. К концу XIX века все британское (читай — английское) во всем остальном мире считали образцом для
подражания. Приезжавших в Лондон поражало само царившее там изобилие, и они нередко проводили связь
между процветанием и нравственностью замысла. «Для
политической и моральной организации Европы Англия
составляет то же, что сердце для физического строения
человека, — изливал свои чувства перед порабощенными соотечественниками один польский изгнанник. — Богатство Англии давно стало притчей во языцех; ее денежные ресурсы неограниченны; громадные размеры
капиталов, которые составляют ее собственность, или во
что-то вложены, или плавают по морям, не поддаются
воображению». В результате англичане, которые, естественно, исходили из того, что все описываемое в действительности и есть перечень чисто английских черт, начинали верить, что все остальные народы только и мечтают, что стать англичанами и англичанками.

Задолго до того, как англичане стали накапливать
владения во всем мире, приезжавшие в страну иностранцы уже отмечали их отличительные особенности. В силу жизни на острове и изолированности от событий, происходивших в остальных странах Европы, они
не могли не стать другими: к тому времени, когда пронесшийся над континентом шквал идей пересекал Ла-Манш, он уже выдыхался и превращался в этакий ласковый зефир, веющий непонятно куда. Самодостаточность дала англичанам возможность изменяться по
своему усмотрению. Но вот они стали повелителями
величайшей в мире империи. Неудивительно, что это
вскружило головы. «Родиться англичанином, — заявил
как-то однажды Сесил Родс, — это все равно что выиграть первый приз в жизненной лотерее». И они уверовали, что на них возложена миссия, ниспосланная свыше. Этому поддались даже те, кто, как теоретик искусства Джон Рёскин, лелеял мечты о социальной
реформе в своей стране (одно время он пытался создать некую английскую Утопию, собирая сторонников
в гильдию под крестом святого Георга). Вот как он выразился в одной из лекций, прочитанных в Оксфорде
в 1870 году:

Теперь же нам открылось высочайшее предназначение — не сравнимое с судьбой любой другой нации — быть принятыми или отвергнутыми. В наших жилах
смешалась лучшая северная кровь, и мы еще не вырождаемся как нация. Англии во что бы то ни стало нужно
как можно быстрее обзавестись колониями в самых отдаленных уголках земли и привлечь к этому своих наиболее энергичных и достойных представителей… их
первейшей задачей должно быть усиление мощи Англии на суше и на море.

Сесил Родс пошел еще дальше, выдавая за явный
и неоспоримый факт то, что «так уж вышло, мы — лучшие люди на земле и несем самые высокие идеалы благопристойности, справедливости, свободы и мира».
Из этого логически следует, что, как отметил в 1884 году политик Розбери, империя — «величайшее из известных человечеству земных средств творить добро».
Подобные высокопарные заявления пренебрежительно игнорировали пару простых истин относительно этого
имперского предприятия, а именно то, что строилась
империя не по какому-то мессианскому плану, а была
создана благодаря усилиям отдельных молодых людей,
видевших в этом путь к приключениям и богатству.

Больше того, какие бы неуместные представления
о своем превосходстве ни лелеяли молодые строители
империи, у них были те же эмоциональные и физиологические потребности, что и у молодежи в любой
другой стране. Вера в то, что они «лучшие люди на земле», — если она у них была — ничуть не мешала им скидывать брюки. Например, приезжавшие работать в торговой Компании Гудзонова залива в Канаде вскоре не
преминули воспользоваться местным обычаем оказывать радушный прием в постели. Многие заводили
местных «жен»-индианок, жили с ними и обеспечивали, когда возвращались в Англию по окончании срока
службы. У сэра Джеймса Брука, который чуть ли не в
одиночку установил английское влияние на Сараваке,
для чего он просто отправился туда, купив корабль,
и поставил дело так, что стал раджой, был личный секретарь и местная любовница, и он не скрывал, что стремится к «смешению рас». Брук активно уговаривал белых жен не ехать с мужьями к месту их назначения. Падение морали, быстро проявившееся в колониальном
обществе Восточной Африки, оставалось его отличительной чертой аж до 1930-х годов. Прибывший туда
в 1902 году Ричард Мейнерцхаген стал свидетелем того,
что большинство его собратьев-офицеров разведки — «полковые изгои, по уши в долгах; один беспробудно
пьянствует, другой предпочитает женщинам мальчиков
и нисколько этого не стыдится. По приезде сюда меня
удивляло и поражало, что все они приводили в офицерскую столовую своих местных женщин».

Пока Дэвид Геффен и Элиот Робертс заправляли у себя
в Лос-Анджелесе лейблом «Asylum Records», их лондонские коллеги Дэвид Беттеридж и Крис Блэкуэлл делали то
же самое на своем «Island Records». «Island» был самой
известной фирмой для британских авторов-исполнителей,
и в число его артистов входили Кэт Стивенс, Ричард Томпсон, Джон Мартин и Ник Дрейк. Рассказывая мне о проблемах продвижения Ника Дрейка в то же время, когда «Asylum» раскручивал Тома Уэйтса, Дэвид Беттеридж подчеркивал: «Ник был, безусловно, Артист с большой буквы…
настоящий талант. Но талантов тогда вокруг было столько… так много всего происходило… Всех интересовали
только два вопроса: где сингл и где гастроли?».

Те же два вопроса были актуальны и для Америки. Тактика не менялась: подогреть интерес к альбому гастролями, а по пути попытаться набрать как можно больше теле- и радиоэфиров. Но никаких иллюзий не строить.

Большую часть 70-х Том Уэйтс жил в Лос-Анджелесе,
но на самом деле львиную долю этого времени он провел
в дороге. В жестком конкурентном мире рок-н-ролла Уэйтсу приходилось постоянными гастролями напоминать публике о своем существовании. Это были долгие, одинокие
и тяжелые поездки.

Здесь стоит на мгновение притормозить и вспомнить,
какая обстановка была в те времена, когда Уэйтс начинал
свою карьеру. Очень распространена ошибка, когда людям кажется, что музыкальная сцена 30 лет назад была примерно такой же, как сегодня, в эпоху развитой индустрии шоу-бизнеса XXI века. Сегодня фирмам приходится иметь дело
с постоянно падающими тиражами и анархией скачивания.
Место хит-парадов как арбитра массового вкуса заняли телепередачи типа «Pop Idol», «The X Factor» и «Fame Academy». Телевидение, радио, спутниковое телевидение, цифровое радио, интернет… все они теоретически расширили
интерес к популярной музыке. Но этот широкий выбор по
сути дела привел к снижению ее влияния.

Когда Уэйтс впервые окунулся в гастрольную жизнь, музыка — или, если угодно, рок-музыка — представляла собой куда более компактное целое. Beatles завоевали Америку всего десятилетием раньше, но тогда это казалось далеким прошлым. Rolling Stones гастролировали по Штатам
каждые год-два и получили титул «величайшая рок-группа
мира». Так же регулярно приезжали Led Zeppelin и The
Who, но концепция многомиллионного спонсорства тогда
еще казалась антиутопией.

Боб Дилан не гастролировал на тот момент уже восемь
лет, и было вовсе не очевидно, сумел ли он сохранить свою
аудиторию. Pink Floyd воспринимались как группа «андерграунда». Crosby, Stills, Nash & Young ветер развеял в четыре разные стороны. Simon & Garfunkel распались сразу после «Bridge over Troubled Water», успех которого ни тот,
ни другой не могли даже надеяться повторить.

Джим Моррисон, Джими Хендрикс и Дженис Джоплин
были уже мертвы. Никто, кроме читателей журнала «Zig
Zag», никогда не слышал имен Грэма Парсонса, Velvet Underground или Ника Дрейка. Регги Боба Марли считался
смешной музыкой, под которую танцевали скинхеды. Дэвид Боуи был новинкой глэм-рока — в одном ряду с Гэри
Глиттером, Slade и Sweet. Даже Брюс Спрингстин был еще
практически неизвестен — один из десятка «новых Диланов», которым предстояло еще утвердить свою репутацию.

Музыкальную прессу Британии — «Melody Maker», «New
Musical Express», «Sounds», «Disc» и «Record Mirror» — наводняли имена новых сенсаций чартов. Сейчас в это трудно
поверить, но каждую из 52 недель года газеты были полны
новостей, рецензий и интервью. Каждый серьезный меломан или просто любопытствующий именно к газетам обращался за информацией. Не было толстых ежемесячников,
которые освещали десятилетия рок-истории — не было
еще самой рок-истории. Элвис был еще жив, и регулярно
как часы появлялись свежие слухи о его возможном приезде в Британию. С не меньшей регулярностью курсировали и слухи о грядущем воссоединении Beatles.

Не было вебсайтов, где можно было точно выяснить, кто
все эти люди на обложке битловского «Сержанта»; ни по
одному из телеканалов (да и было-то их всего три) не показывали часовых документальных программ из серии
«Классические альбомы». Ни одному каналу и в голову не
могла прийти идея посвятить целый вечер подробнейшему
рассмотрению проблемы «Величайший сингл всех времен». Нельзя было зайти в университет за углом и записаться на курс по рок-н-роллу. Никаких диссертаций на тему «Как писать рецензию на альбом» или лекций «Как пробраться за кулисы».

Если в вашей местной библиотеке — что было весьма
маловероятно — и можно было найти хоть какие-нибудь
книги по поп-музыке, то это были: а) биография Дилана Энтони Скадуто, б) книга Хантера Дэвиса о Beatles
и в) «Жизнь Элвиса» Джерри Хопкинса. Пролистать десятитомную энциклопедию рока вам бы не удалось — никаких
энциклопедий еще и в помине не было, и казалось, что наследие Холи Ниэр¹ или Vent 414² навсегда канет в вечность.

Если говорить о радио, то на Би-би-си уже существовало Радио-1. И, хотите верьте, хотите нет, это всё. По Радио-2 передавали Монтовани³. Похоронные позывные
«Sing Something Simple»⁴ все еще звучали каждый воскресный вечер. Не было ни коммерческого, ни пиратского
радио. Не было цифрового радио. Было только Радио-1…
и оно было всемогущим.

Утренняя программа «The Breakfast Show» обладала
огромным влиянием — мелодия, которую человек слышал
перед уходом из дома, оставалась с ним, скорее всего,
до конца дня, а на выходные он шел в магазин и покупал
эту пластинку. Не было еще не только I-pod’a, не было
и Walkman’а. Нельзя было слушать музыку за компьютером
на работе, так как не было еще компьютеров. Точнее, были,
но размером с комнату, и управляли ими суетливые люди
в белых халатах.

В такой мир вышел в 1973 году дебютный альбом Тома
Уэйтса «Closing Time». В Америке существовали FM-радио
и журнал «Rolling Stone», но в целом и там с информацией
было не густо. И хотя Вудсток остался в памяти как главный
рок-фестиваль, именно в 1973 году рок-событие собрало
самую крупную в истории аудиторию — 600 тысяч человек
съехались в деревушку Уоткинс Глен в штате Нью-Йорк послушать The Band, The Allman Brothers и Grateful Dead.

Казалось, что, устав от 60-х, публика в первой половине
70-х нашла успокоение в более легкой и менее взыскательной музыке. Кроме друзей Тома из группы Eagles огромной
популярностью пользовались Chicago, Carpenters и Нил
Даймонд.

И еще Элтон Джон. На пике популярности в середине
70-х пластинки Элтона Джона составляли фантастические 3 % всех продававшихся в мире пластинок. Америке особенно пришелся по вкусу поющий пианист, и в ноябре
1975 года в Лос-Анджелесе прошла «Неделя Элтона Джона». Каждый вечер, сходя со сцены после концерта перед
аудиторией в 70 тысяч человек, Элтон буквально падал
в объятия таких знаменитостей, как Кэри Грант и Граучо
Маркс. Продававшиеся миллионными тиражами альбомы
вроде «Madman Across the Water» — именно это нужно
было фирмам грамзаписи от авторов-исполнителей.

Том Уэйтс с самого начала понимал, что его мрачноватым фантазиям пробиться будет нелегко. «Марселя Марсо
передают по радио чаще, чем меня», — мрачно шутил он.

Уэйтс знал: чтобы добиться успеха, надо оставить Лос-Анджелес, брать под мышку клавиши, и вперед — на гастроли. Надо внедряться в концертную сеть, продавать свой
товар каждый вечер и в каждой дыре: от Атланты до Паукипси, от Тупело до Пеории. Один вечер — «Bottom Line»
в Нью-Йорке, следующий — «Passim’s Club» в Кембридже,
штат Массачусетс, затем «Main Point» в Брин-Мар, штат Пенсильвания, затем «Shaboo Club» в Виламантике, штат Коннектикут. И так далее, и так далее, и так далее…

Начав гастролировать, Уэйтс постепенно привык к
враждебному отношению публики. Хотя нередко причина
антипатии заключалась в несовместимости Уэйтса в качестве разогрева с главным блюдом концерта. От промоутеров следовало бы ожидать определенной чуткости при
формировании концертной афиши: Graham Parker & The
Rumour на разогреве перед Southside Johnny & The Asbury
Jukes — прекрасное сочетание. Необъявленный Элвис Костелло, развлекающий публику перед Бобом Диланом
в «Brixton Academy» — прекрасное вложение средств. Элтон Джон, выходящий на сцену «Royal Albert Hall» перед
группой Сэнди Денни Fotheringay, — мало кто потребует
своих денег обратно.

Однако первые концерты Тома Уэйтса выглядели так,
будто их составил безумный, разорившийся и полностью
отчаявшийся промоутер. «Однажды я играл перед Билли
Престоном — полная катастрофа», — весело рассказывал
мне Уэйтс.

Менеджер певца Херб Коэн работал также с Фрэнком Заппой и его Mothers of Invention, и Уэйтса нередко засовывали
играть перед Заппой. Правда, поклонники Заппы, приходившие послушать гитарную пиротехнику Фрэнка, его подрывной юмор и непростой неоклассический рок, оказывались
совершенно не в восторге от необходимости все первое отделение слушать запинающегося бомжа, который выглядел
и звучал, как отрыжка давно забытого далекого прошлого.

«Гастроли с Заппой были сплошной бедой», — говорит
Уэйтс, вспоминая этот тур. Уэйтса постоянно освистывали.
Так как менеджер у них был один, то для него вставлять
Уэйтса на разогрев было и просто и дешево, но из-за реакции преданных фанов Заппы Уэйтс чувствовал себя никому не нужной затычкой.

Заппа и в самих Mothers был настоящим диктатором,
и уж тем более сердечность его не распространялась за
пределы группы. Даже испытывающий к нему необыкновенную симпатию биограф Заппы Барри Майлз описывает
своего героя как «убежденного мизантропа, который относился к внешнему миру с предельным цинизмом и презрением, а свое общение с другими людьми сводил к абсолютному, самому необходимому минимуму».

«Я отыграл с Заппой три тура, — рассказывал Уэйтс Тодду Эверетту,- но потом понял, что все, больше не могу.
Очень непросто выходить одному на сцену перед пятьюдесятью тысячами человек и в ответ получать лишь недовольство и раздражение. Чем только в меня не швыряли…»

И 30 лет спустя рана эта не затянулась: «Тяжело, когда
три с половиной тысячи человек в хоккейном зале в едином порыве орут тебе во всю глотку: „Говно!“»

Для Уэйтса эти его первые концерты, годы борьбы, когда он оттачивал свои зубы, были безусловно нелегкими.

Среди других артистов, которые наслаждались вниманием пришедшей послушать их публики, пока Уэйтс в гримерке зализывал раны после первого отделения, были Чарли Рич, Blue Oyster Cult, Джерри Джефф Уокер, Джон Хаммонд, Fishbone, Билли Престон, Бонни Райт, Поко, Эл
Жарро, Роджер Макгвин, Марта Ривз, Минк Девилл, Джон
Стюарт и Леон Редбоун. Последняя парочка представляла
собой, должно быть, забавное сочетание: неопределенного
возраста, поющий под джазовые аранжировки Редбоун выступал как первый артист созданного Диланом лейбла
«Ashes & Sand». Специализировался он на регтайме, джазе
и водевиле. Внешне был похож на Граучо Маркса, а звучал
в точности, как и его разогрев.

В интервью Нику Кенту в 1978 году Уэйтс рассказал
еще об одном памятном концерте: «По какой-то неведомой причине меня вписали играть в благотворительный
концерт фонда гомосексуалистов. Публика была еще та,
капризная. Но самое страшное произошло, когда мне пришлось выступать сразу после Ричарда Прайера⁵, который,
уходя со сцены, выкрикнул в зал: „Поцелуйте мою черную
задницу, педики!“

Что делать, я не знал, но вышел и почему-то начал петь
„Standing on the corner, watching all the girls go by…“⁶».

Еще был эпизод, который Уэйтс «с любовью» вспоминал
в день нашего знакомства: «Однажды я играл на разогреве
у парня по имени Буффало Боб с его командой The Howdy
Doody Review. Он был ведущим детской телепрограммы. Мы
ездили по колледжам и выступали с дневными концертами
перед детишками с мамашами. Он называл меня „Томми“, и мне хотелось этого сукиного сына придушить. Он всю
жизнь варился в этом водевильном шоу-бизнесе и проявлял этакое снисходительное отношение ветерана к новичку. Всю неделю я надеялся, что он помрет от рака…»

Позже Уэйтс признавал, что «в городах вроде Миннеаполиса, Филадельфии, Бостона и Денвера я представлял
собой весьма странный культурный феномен».

Именно странный. Представьте себе: 1974 год, и вы
идете на концерт. Вы уже бывали на Led Zeppelin. И на Питере Фрэмптоне. И на Fleetwood Mac. Если вы вечером
остаетесь дома, то предпочитаете хирургию на открытом
сердце в исполнении Джони Митчелл или Джеймса Тейлора. Вы пропустили Вудсток, но у вас есть тройной альбом,
и вы видели фильм, даже два раза, так что считай побывали там… По жестокому факту рождения 60-е прошли мимо вас, но 70-е тоже выглядят неплохо. И тут выходит этот
парень, который звучит как открытая рана, а выглядит как
ваш дядя. Совсем не так вам представлялся этот вечер…

Но уж кем-кем, а слабаком Уэйтс не был и сдаваться не
собирался. Он упорно гнул свою линию, и оставшиеся 70-е
провел на гастролях, продвигая свои первые полдюжины
альбомов.

Вне зависимости от времени года «Christmas Card from a
Hooker in Minneapolis» («Рождественская открытка от шлюхи из Миннеаполиса») неизменно подпиралась «Silent
Night» ⁷. Нередко музыкант включал в программу и фрагмент из «Goin’ out of My Head» — хита 1964 года группы Little Anthony & The Imperials. Это было трогательно-нежное
исполнение — тень воображаемой жизни, — но, как
и бо´льшая часть его тогдашнего творчества, публику эти
песни чаще всего оставляли равнодушной.

Гастрольная жизнь практически разрушила печень Уэйтса. Он пил, чтобы приглушить нервы, которые шли вразнос
перед выходом к публике, зачастую настроенной откровенно враждебно. Почти неизменно черная одежда еще больше подчеркивала мертвенную бледность лица. На сцене он
чувствовал себя уверенно и самообладания не терял,
но годы такой жизни не могли не сказываться. Суровый режим, состоящий из скудной некачественной еды, бесконечного алкоголя и несчетного числа сигарет превратил сладкоголосого трубадура в скрюченного седеющего алкаша.

Эти бесконечные и безрадостные гастроли пробудили
в нем интерес к банальным мелочам жизни. Играть ему
приходилось где угодно, и опыт этот превратил Уэйтса в ходячий склад всевозможных событий и знаний весьма специфического характера. Играя в крохотном клубчике «Dark
Side of the Moon» в Сент-Луисе, Уэйтс заприметил свое самое любимое граффити: «Love Is Blind. God Is Love. Therefore Ray Charles Must Be God!» («Любовь слепа. Бог — это
любовь. Поэтому Рэй Чарльз — Бог!»).

В отчаянном поиске своего слушателя Уэйтс между 1973
и 1980 годами ездил, не щадя себя. Изматывающий график:
по концерту в каждом новом месте перед в лучшем случае
равнодушной, а то и откровенно недоброжелательной публикой. Долгие, трудные годы по многочисленным дорогам
Северной Америки. Вслед за Джоном Фогерти, Уэйтс мог не
раз простонать: «Oh Lord, stuck in Lodi again…»⁸

За исключением турне с Заппой, играл Уэйтс по большей части в малюсеньких клубах с паршивым аппаратом
и никаким светом. Как актер-неудачник, который перед выходом в церковный зал где-то в Шотландии инструктировал работника сцены: «Мне нужно прожектор на меня, когда я выхожу, задний свет во время монолога, и затем полный свет в конце!» — только чтобы услышать разоружающий ответ: «Так вам свет включить или выключить, сэр?»

«Austin City Limits» — так называлась запущенная
в 1974 году в городе Остин, штат Техас, культовая телепрограмма, цель которой состояла в ознакомлении публики
с растущим в середине 70-х местным музыкальным андерграундом. Гости вроде Вилли Нельсона, Таунса Ван Зандта
и Лайла Ловетта вполне соответствовали нестандартной
направленности программы.

«Музыка души, глубоко ранящая» — так торжественно
представили Уэйтса перед его появлением в программе
в 1978 году. Сохранившаяся видеозапись дает представление о том, как он выглядел тогда на концертах, проведя уже
пять лет в непрекращающихся гастролях. За мягкой версией «Summertime» следует вдумчивая «Burma Shave», а общение с публикой позволяет удерживать ее внимание.

На концертах того времени Уэйтс постоянно переходит от
фортепиано к гитаре. Руки его все время в движении, как
лопасти ветряной мельницы. Иногда он скрещивает их за головой, образуя в клубах сигаретного дыма чуть ли не нимб.
Разгулявшиеся нервы он успокаивает бесконечным курением и постоянным почесыванием головы, будто у него вши.
Спина выгибается, тело корчится, а теперь у него есть и новая игрушка. У Боба Дилана — держатель для губной гармошки, у Брюса Спрингстина — сопровождающая группа  E. Street Band, а у Тома Уэйтса — автомобильная шина.

На сцене Уэйтс извивается, как будто песни внутри него отчаянно пытаются найти выход. Длинные белые пальцы обхватывают микрофонную стойку, как будто посылают
кому-то сигнал. Иногда кажется, что у него припадок и он
судорожно продирается сквозь песню. На нем шляпа, черный костюм и галстук, тонкий, как стелька в башмаке бродяги. Увидев такого на улице, хочется перейти на другую
сторону дороги.

Стремясь во всем найти хорошее, Уэйтс признавал задним числом, что эти безрадостные появления на разогреве
помогли ему отточить ремесло.

Его ответ на шиканье и злобные выкрики был коротким:
«Твое мнение, парень, — жопа. Она у каждого есть». Подобного рода конфронтации помогли превратить робкого
автора песен в уверенного исполнителя. Уэйтсу оставалось
единственное — найти аудиторию, которая перестанет
швырять в него всякой дрянью.

---

¹ Американская певица и автор песен.

² Недолго просуществовавшая британская инди-группа.

³ Уроженец Италии, британский дирижер, руководитель популярного в первые послевоенные годы оркестра легкой музыки.

⁴ «Споем простую песенку» — передача на Радио-2 Би-би-си.

⁵ Чернокожий актер, комик и писатель.

⁶ Песня из мюзикла Фрэнка Лессера «Самый счастливый парень»
(1956).

⁷ «Тихая ночь» — традиционно благостная рождественская песня,
восходящая к началу XIX века.

⁸ «О господи, опять застрял в Лоди…». Лоди — общее название
крохотных провинциальных городков в Калифорнии, Висконсине,
Нью-Джерси, Огайо, Миннесоте.