Рубрика: Рецензии

• Переводчик: Ростислав Кинжалов
• Екатеринбург: У-Фактория, 2006
• Переплет, 240 стр.
• ISBN 5-9757-0054-X
• Тираж: 3000 экз.

В 1523 голу Педро де Альварадо, решив повторить «подвиг» Фернандо Кортеса, вторгся в государство киче; после пяти лет кровавой резни территория Месоамерики была покорена испанцами. Горели храмы, горели «еретики», горели рукописи… Это, кстати, не сюжет романа, а историческое прошлое Центральной Америки. От культур многих могущественных и просвещенных народов (и не XX веку судить о степени их цивилизованности) не осталось почти ничего. Украшения были переплавлены, здания разрушены, «еретики» перекрещены, рукописи — сожжены. Между тем у народов Центральной Америки была большая и разнообразная литература: от хроник и дидактических сочинений до повестей и комедий. Из всего этого богатства до нас дошли только четыре текста. Один из них предложен вниманию читателя.

Пополь-Вух — эпос народа киче, одного из народов майя, населявшего территорию современной Гватемалы. Как всякий древний эпос — а в ряд с Пополь-Вух встают Эдды, Махабхарата, Ветхий Завет, Кодзики — этот текст есть мистическое откровение. Он рассказывает о сотворении мира, о появлении первых людей, о героических приключениях братьев Хун-Ахпу и Шбаланке, о происхождении народа киче и его древней истории.

Пополь-Вух был записан в середине XVI века, через тридцать лет после завершения кампании Альварадо. «Мы пишем теперь это уже при законе Божием и при христианстве», — говорит в предисловии неизвестный автор рукописи. И многозначительно добавляет: «Подлинная книга, написанная много времени тому назад, существует, но зрелище ее сокрыто от того, кто ищет и думает».

Ясно, что Пополь-Вух для автора рукописи — не просто текст, а, по выражению Александра Секацкого, генетический код нации. Нам же досталась только тень тени Книги народа, и о действительной его культуре по этому тексту мы можем судить примерно как по обломанной руке в римском музее — об истинной величине статуи Нерона. «Потому что нельзя уже больше видеть светильника (книгу Пополь-Вух), которую повелители имели в древние времена, она совершенно исчезла».

Пополь-Вух в переводе и с комментариями этим летом ушедшего из жизни главного научного сотрудника Кунсткамеры Ростислава Васильевича Кинжалова издавался на русском языке неоднократно. Первое издание, вышедшее в 1959 году в серии «Литературные памятники», стало теперь настоящей библиографической редкостью — его тираж был всего 4 тысячи экземпляров, для Советского Союза все равно что рукопись. В 1993 году эта книга была переиздана, правда, тираж был всего лишь тысяча экземпляров. В 2000 году текст эпоса, практически без комментария, вошел в выпущенный «Амфорой» сборник «Священные письмена майя».

Настоящее издание — точная перепечатка «Литературных памятников» 1959 года. Здесь сохранен весь научный аппарат (библиография, комментарии, указатели) и без изменений сохранено послесловие. По сравнению со старым изданием здесь нет только серии великолепных иллюстраций. Но и без них выход этой книги — настоящий подарок для фольклористов и всех, кто готов с замиранием сердца вглядеться в мерцающий свет давно погасшей, но ясно светившей кому-то истины.

Вадим Левенталь

• Авторский сборник
• Переводчик: Евгений Солонович
• М.: Рипол Классик, 2006 г.
• Обложка, 224 стр.
• ISBN 5-7905-4382-0
• Тираж: 3000 экз.

Юным особам читать не рекомендуется

Во-первых, женщина. Во-вторых, итальянка. Перемножаем — получается темпераментная болтушка с хорошо подвешенным языком, готовая говорить о чем угодно. Даже если о предмете разговора ничего не знает. Завидное качество для журналиста. К тому же, по ее собственному признанию, она постоянно сует нос не в свои дела. Очевидно, обнаружив в себе эти таланты, она явила себя миру как ведущая нескольких ток-шоу, популярная писательница, а также как певица в кабаре, киноактриса, сценарист. И даже приложила руку (читай: язык) к радиопередачам. Здесь, в России, нам доступны лишь ее книги, но, на мой взгляд, слушать это было бы интереснее, чем читать. Поэтому технология чтения следующая: взгляд на обложку с фотографией автора — глава, взгляд на обложку — глава, и так до конца книги. Главки короткие, на разворот, так что эффект просмотра телепрограммы для домохозяек обеспечен.

Скажу честно, мировоззрение Лучаны мне не импонирует, даже раздражает. Но читать дальше хочется, хотя бы из спортивного интереса: какие они, современные женщины солнечной Италии? А заодно и мужчины (если, конечно, можно доверять «познавшему жизнь» автору). Кстати, познания эти, увы, стереотипны, и Лучана судит о многих вещах так же заученно, как красит губы не глядя в зеркало. Хотя пишет с юморком.

На страницах этой книги достается всем. Мужчинам и женщинам, любовникам и подругам, семейным и разведенным, рожающим в воде мамашам и снимающим роды на камеру папашам. Она бросает камешек в огород книгоиздателей (которые, например, обеспечивают прилавки «Руководством по строительству средневековых замков») и «пекарей» толстых глянцевых журналов (ну кому еще могла прийти в голову идея взвесить «Cosmopolitan» и «Elle»?). Попутно обругивает портных-садистов, шьющих одежду для беременных, в которой последние похожи на цирковых шимпанзе. Она разлагает на атомы все: от матки до марки (автомобилей).

Лучана пишет о людях как о зверушках с их повадками, привычками и странностями. Эта книга — дневниковые заметки обо всех «пунктиках» и «тараканах» ее знакомых и незнакомых. Они (читай: мы) такие забавные, ха-ха: «рукодельницы» тратят время на оклеивание баночек и коробочек цветными бумажками, а потом дарят эти произведения искусств, чтобы не захламлять собственный дом; натуралисты выкладывают целое состояние в специализированных магазинах типа «Смеющийся пестик» за муку из еловых шишек и выбросившегося на берег хека, при этом едут на велосипеде вслед за газующим автомобилем; горе-мамашки наслаждаются общением с чадами, которые в детском саду узнают все о зачатии или набивают нос хлебом и царапают вилкой себе на лбу шрам как у Гарри Поттера.

Зато в оправдание низкорослых написана целая глава. А как же, именно гномовидные великие люди повлияли на ход истории: Наполеон, Юлий Цезарь, Ромул… С чего такая милость? Вероятно, потому что сама из числа «шампиньонов».

И все же особенно досталось мужчинам. Психологи сказали бы, что в 35 лет у дамы был только отрицательный опыт. Знаете, что она советует страдающим от одиночества товаркам по полу? Повнимательнее посмотреть на мужей и женихов своих подруг — дебильных, жадных, тупых, храпящих, с кусками колбасы вместо глаз, самцов. А принцы-де на белых конях давно вымерли. И как после этой книги прикажете зарабатывать президентскую премию за разрешение демографического кризиса?

Да, кстати, женщин она подразделила на «цветы» и «овощи». Кому интересно пройти тест и примкнуть к «сельдереям», «фенхелям» и «артишокам» — вам сюда.

Ярослава Соколова

• Авторский сборник
• Переводчики: Анастасия Наумова, Оксана Коваленко
• М.: Флюид / FreeFly, 2006 г.
• Переплет, 384 стр.
• ISBN 5-98358-090-6
• Тираж: 3000 экз.

По прочтении романа Лин Ульман «Когда ты рядом» нельзя не вспомнить три, казалось бы, никак друг к другу не относящиеся имени: Виан, Бергман, Акутагава.

Виан

В аннотации роман анонсирован как «две секунды головокружительного падения с крыши многоэтажного дома». Опасение: это все украдено, украдено из рассказа Бориса Виана «Зовут» — не то чтобы безосновательно, связь безусловно есть, но если даже она и не случайна, перед нами не плагиат. Перед нами — переосмысление, или, вернее, использование схожего сюжетного повода, но в других целях. В рассказе Виана герой прыгает с крыши небоскреба, и то, что он видит в пролетающих мимо окнах, заставляет его вспомнить те или иные моменты оставшейся позади жизни. У Ульман, напротив: вспоминает не разбившаяся героиня, вспоминают ее муж, дочь, старик, к которому она время от времени ходила в гости; если воспоминания виановского героя естественно мотивированы тем, что, проживая последние секунды в своей жизни, он, как это давно заведено, не может не вспомнить все бывшее с ним, то воспоминания знакомых главной героини романа «Когда ты рядом» не мотивированы ничем, кроме ее смерти. Естественно возникающий вопрос: неужели для того, чтобы подумать о своем отношении к другому человеку, вспомнить все, связанное с ним, — непременно нужно, чтобы он умер? Разве жизнь — не безостановочное падение в пропасть? Так почему же не вспомнить о близких людях, пока они еще живы, а не тогда, когда уже поздно что-либо изменить?

Бергман

Роман «Когда ты рядом» — это роман о любви. Все, что возможно между людьми, — это любовь, даже если эти люди ненавидят друг друга. Именно поэтому старый и одинокий Аксель Грутт не прогоняет прибирающуюся у него раз в неделю домработницу, которую ненавидит: он привык ненавидеть ее. Единственный способ не любить другого человека — это сделать вид, что его вовсе нет на свете. Так и поступает сосед Акселя, досаждающий ему громкой музыкой: захлопывает перед ним дверь, отказываясь признать его существование. Роман построен как представленный в виде отрывков рассказ каждого из персонажей от первого лица, и тут вполне уместно задуматься: как получается, что все эти люди, ничем не примечательные люди, так складно и таким правильным языком говорят? Не неправдоподобно ли это? Ничуть, и тут открывается весьма тонкий ход романа Ульман и ему подобных: ведь сами с собой, не вслух, мы всегда говорим понятно и не косноязычно. Изнутри каждый объективно уверен, что уж он-то, в отличие от других, способен изъясняться грамотно, сами себя мы ведь хорошо понимаем. Увы: иллюзия рушится, как только мы (Аксель Грутт) пытаемся объясниться с кем-нибудь (с все тем же соседом): ничем, кроме невнятного бормотания, зачастую (ему, Грутту) разразиться не удается. Еще о композиции. Каждый человек живет как бы в своем возрасте, не пересекаясь с другими: дети не понимают взрослых; взрослые — детей; старики не понимают ни тех, ни других; ни те, ни другие не понимают стариков. И тем не менее все живут вместе и одновременно. В романе Лин Ульман представлены взгляды относящихся к разным поколениям людей друг на друга. Само собой, что каждый одинок и мало кто может понять другого. Это — Бергман, прежде всего — «Сарабанда».

Акутагава

Кроме всего прочего, роман Ульман «Когда ты рядом» — это еще и детектив: кто убил главную героиню, Стелу? Упала ли она сама, или кто-то столкнул ее? Ответ на этот вопрос не менее неожидан, чем разгадка убийства в новелле Акутагава «В чаще».

* * *

Помимо «Когда ты рядом» в книжку включен еще один небольшой не то роман, не то повесть: «Дар». Легко было Льву Толстому приговорить в «Смерти Ивана Ильича» алчного, неприятного, мелкого во всех отношениях человека. Сразу же хочется сказать: это не обо мне, я не такой, а значит, и умру я как угодно, но только не так. Линн Ульман поступает в каком-то смысле радикальнее: она описывает не смерть, но жизнь человека, больного раком, — с момента объявления диагноза до окончательного и полного выздоровления, сиречь — смерти. Она описывает попытку свыкнуться (неудавшуюся попытку) со смертью человека — не подлого, о котором нельзя не подумать «так ему и надо», но и не выдающегося, по поводу смерти которого невольно приходит в голову, что эта смерть преждевременна. Лин Ульман описывает неизбежность смерти самого обычного человека, она описывает смерть читателя, — и, закрыв книгу, читателю уже не удастся убедить себя в том, что он не умрет, что с ним все будет замечательно и как нельзя лучше. Напротив, всякий, прочитавший этот роман, уже умер с самого его начала, — и с этим случившимся фактом (собственной смертью) хочешь не хочешь, а придется так или иначе смириться.

Дмитрий Трунченков

• Сборник, оставитель: Е. М. Дьяконова
• Переводчики: А. Стругацкий, Р. Карлина, А. Рябкин
• Переплет, 704 с.
• СПб.: Гиперион, 2005
• ISBN 5-89332-101-4
• Тираж: 10000 экз.

Кот как проводник в пантеон

Имя Нацумэ Сосэки (псевдоним Кинносуке Нацумэ, 1867-1916) известно ценителям японской культуры далеко за пределами Страны Восходящего Солнца (поклонником писателя был, например, выдающийся канадский пианист Гленн Гулд). Лицо же его за пределами Японии известно более всего финансистам — именно Сосэки изображен на купюре в тысячу йен. Можно считать это знаком особого места писателя в японской культуре, можно — подтверждением того, что он автор «насквозь» японский. Все верно. В начале XX века именно Сосэки стал самой значительной и подчеркнуто независимой от власти и моды фигурой в литературе Японии, а к его ученикам причисляли себя позже Акутагава, Кавабата и Дадзай. При этом неразрывная связь Сосэки с японской культурной традицией была подкреплена незаурядным интеллектом и глубоким знанием мировой литературы (во время учебы в Англии писатель был завсегдатаем едва ли не всех лондонских библиотек), что сделало его книги притягательными и для западного читателя. И не стоит забывать о неповторимом юморе Сосэки, без которого трудно представить лучшие работы писателя.

В силу всего вышеперечисленного невозможно оставить без внимания сборник издательства «Гиперион», в который включены романы «Ваш покорный слуга кот», «Мальчуган» и «Сансиро».

«Ваш покорный слуга кот» — возможно, лучшая работа Сосэки. История романа началась в 1904 году с публикации рассказа. Безымянный кот иронически поведал читателям о своей жизни в доме неудачливого школьного учителя, а заодно поделился наблюдениями за человеческой жизнью, в которой ничего хорошего не нашел. Прототипом кота стал пушистый и хвостатый обитатель дома самого писателя, а в облике учителя явно угадывается весьма самокритичный портрет Сосэки (ему довелось поработать и учителем). Идея взглянуть на несовершенство человеческого существования глазами кота оказалась успешной. И не только в художественном смысле. За рассказом последовали продолжения, а в 1905 году роман принял законченный вид. Перечислять его достоинства можно бесконечно. Все сильные стороны Сосэки здесь налицо. Это и сатира на Японию начала XX века, наполненную политиканами-демагогами, интеллектуалами-пустозвонами, безграмотными нуворишами и агрессивной молодежью. Это роман энциклопедического размаха (кота писатель наделил присущей самому Сосэки глубиной знаний) с обширными историческими, философскими и литературными комментариями. И при всем этом «Кот» — очень смешная книга, не отпускающая читательского интереса и напрочь лишенная претенциозности. Да и умение писателя взглянуть на мир глазами кота впечатляет. После прочтения книги еще раз посмотрите на своего остроухого любимца, который разглядывает вас с явным чувством превосходства — он определенно мыслит подобно герою Сосэки.

Роман стал своего рода мостиком от комических эпосов прежних веков (вроде «Тристрама Шенди» Стерна) к энциклопедическому нарративу сатирических романов выдающихся американских авторов второй половины XX века Томаса Пинчона и Уильяма Гэддиса. Сосэки, по-моему, переиграл Стерна — «Кот» гораздо притягательнее. С американцами состязаться сложнее, но в одном японец непревзойден: ни Пинчон, ни Гэддис не создали такого великолепного героя-комментатора, как кот Сосэки.

«Мальчуган» (или «Бот-тян», 1906) — сатира на японские школы, которые писатель хорошо знал по учительскому опыту. Сатира универсальная, сатира жесткая. Достается от Сосеки и учителям-интриганам, и бездушным, ленивым детям. Роман укрепил славу писателя, но «Коту» «Мальчуган» все же уступает. Притупляет эффект прием, так здорово сработавший в «Коте», рассказ от первого лица. Вместо образованного и язвительного кота рассказчиком становится молодой и наивный учитель, и его наивность передается всей манере рассказа. Понятно, что подобного Сосэки и хотел добиться, но все же впечатление ослабляется, особенно если читать роман сразу после «Кота».

Успех двух сатирических романов не принес Сосэки ожидаемого удовлетворения. Ему больше хотелось стать автором серьезных, психологических романов, и он через некоторое время добился признания и в этой области. Пример более позднего творчества Сосэки есть и в рецензируемом сборнике: «Сансиро» (1908), искусная и изящная работа о молодом студенте Сансиро, его переживаниях и проблемах. Хороший роман, отлично написанный, но все же несравнимый с «Котом». Разумеется, понятно желание писателя сосредоточиться на проблемах психологического плана, а не оставаться в рамках сатирически-юмористического жанра. Однако после прочтения этого прекрасного сборника я все же не смог избавиться от некоторого сожаления… Да, Сосэки Нацумэ стал выдающимся автором серьезных романов. Но не стал гением интеллектуальной сатиры.

По моему мнению, «Кот» остается вершиной творчества писателя. Недаром в парке на месте дома Сосэки, рядом с памятником писателю, тщательно оберегается могила кота, того самого… И в пантеон мировой литературы они вошли вместе: замечательный писатель Сосэки Нацумэ и его четвероногий спутник, представляющийся со знаменитой японской вежливостью: «Ваш покорный слуга кот».

Иван Денисов

• Переводчик: Алексей Драмашко
• М.: Флюид/FreeFly, 2006
• Переплет, 152 стр.
• ISBN 5-98358-094-9

Француженка, о типичности которой можно судить весьма условно, поскольку ее детство прошло в небольшом африканском государстве Буркина-Фасо, потеряв любимого человека, бежит в Лондон («Когда ты покинул меня, я была француженкой. И композитором. И тогда я села в поезд. Под водой. Чтобы потопить мои сны. Похоронить твой прах. Я стала англичанкой. И композитором»), встречает там на выставке в October Gallery художника и шамана Франциско Монтес Шуна и едет искать утраченную внутреннюю гармонию, «свой звук» в джунгли Перу, в основанный Франциско «этноботанический сад Сача-мама, что-то вроде заповедника, где тысяча двести видов деревьев и растений изучаются и описываются этноботаниками с целью создания на их основе лекарства будущего».

Именно в этом «саду» под руководством Франциско Монтес Шуна и проходит ее шаманское ученичество, значительное место в котором занимает прием неофитами «очищающего» отвара галлюциногенного растения под названием аяхуаска, неизменно вызывающего, впрочем, не столько видения, сколько… мучительную рвоту.

Со временем приходят и способности лечить себя теплом собственных рук, и видеть течение энергии икаро, индейских мантр, и «слышать» растения, но все это дается более чем нелегко.

С впечатляющей откровенностью (если угодно: физиологичностью) ученица шамана фиксирует в своем дневнике абсолютно все, что видит и переживает, не подвергая этот разнородный материал совершенно никакой предварительной (эстетической?) фильтрации. В дневнике тесно переплетены внутреннее и внешнее (неслучайно каждая его страница начинается описаниями состояний «Снаружи» и «Внутри»), а далее — возвышенно мистическое и низменно обыденное.

Читатель неизбежно входит в этот, то прерывающийся, то несущийся стремительно «поток сознания», местами напоминающий эксперименты Вирджинии Вулф, причем происходит это задолго до того, как духи растений Амазонии являются автору дневника в «зримой» и «ощутимой» форме.

Если последователи учения загадочного дона Хуана, сверяясь пошагово со всеми девятью томами Карлоса Кастанеды, не исчезли еще в необозримом нагвале, то им можно было бы порекомендовать хотя бы пролистать эту сравнительно небольшую книжку. Кто знает, может быть, для них, после погружения в мир Корин Сомбрен, сакральный нагваль потерял бы все свою подозрительно неиндейскую притягательность, а профанный тональ стал бы несколько ближе…

Валерий Паршин

• М.: Эксмо, 2006 г.
• Переплет, 320 стр.
• ISBN 5-699-17092-8
• Тираж: 10000 экз.

Книга начала радовать прямо с названия. «Мужские измены. Война и мир. Практическое пособие для мужин и женщин». Невольно возникает вопрос: пособие по чему? По изменам? Или по борьбе с оными? Автор, Наталья Толстая, представлен тоже несколько туманно — это и известный психоаналитик, и популярный практикующий психолог, и психотерапевт, и (видимо, по совместительству) кандидат медицинских наук. На обложке кандидат медицинских наук очень сексуально выглядит в комбинации, что тоже настораживает. Лично я себе не так представляю кандидатов и психологов. Например, вообразить себе господина Леви в майке на обложке как-то затруднительно. Ну да ладно, у каждого свой стиль.

По уверениям автора, каждый третий человек у нее на приеме жаловался на измену партнера. Вот и решила Наталья Толстая написать пособие, которое рекомендует и женщинам, и мужчинам для профилактики. Что и говорить, проблема серьезная. И главное, действительно советов можно надавать тучу. Необязательно для этого быть психологом. Во всяком случае, для советов такого уровня: не дать себя прочитать до конца, быть разной и неожиданной, не позволять себе проигрывать и т. д. и т. п. А именно подобные рекомендации щедро рассыпаны по всей книге. Прямо шквал «ценных указаний», которые любая девочка с пятнадцати лет и без всяких книг знает. Но, как известно, книга в наше время пишется не для читателя, а аудитории. Так что нечего привередничать. Люди деньги зарабатывают, а вы тут со своими проблемами…

Впрочем, я несправедлив. В книге не только потрясающие новизной и оригинальностью советы общего характера. Есть и вполне конкретные рекомендации: «при разговоре смотри ему в левый глаз», «будет давить, садись выше него». Есть и обращение к опыту наших предков: «Раньше бабульки усаживали дедов в тазы с водой и по всплыванию яичек определяли их наполенность» (так и хочется уточнить, наполненность чего — тазов, дедов или таки яичек?). И тут же сетование на то, что многие старинные секреты утрачены: «Был еще маневр определять „недотрах“ по дальности выбрасывания спермы, но секреты этой манипуляции сейчас потеряны». Что и сказать, жаль, очень жаль. Не обошлось и без мудрых высказываний: «Если он встречается с другой — значит, она делает что-то лучше тебя». Потрясает свежий взгляд автора на реалии жизни: «Глупы женщины, надеющиеся, что его [мужчину] можно высидеть, как кошка мышку». Ласкает слух изысканный стиль: «С врыванием с неудержимой силой мобильной связи в нашу жизнь звонок любимой — это необходимость, осуществляемая по мановению пальца на кнопке быстрого набора». Тонкий психологизм и знание человеческой природы еще одна сильная сторона автора: «Мужчина — самец, завоеватель и всегда добивается своего!». Словом, достоинств у книги — не счесть. Рыдать можно над каждой страницей.

Помимо прочего, текст в целом напоминает выплеснутый на бумагу поток сознания без всяких попыток придать ему хоть какую-то связность и стройность. С пятого на десятое, а от него к седьмому. Иногда приходится судорожно отлистывать назад странички, чтобы понять, к чему вдруг очередное глубокое замечание. Впечатление такое, что издатели просто взяли записи личного дневника склонной к рефлексии старшеклассницы и сляпали из них книгу. Получилось здорово. Во всяком случае, малолетние поклонницы Оксаны Робски и любительницы статей типа «Как продать себя подороже» в журнале Cosmo, будут просто счастливы, читая откровения Натальи Толстой. Остальным лучше бороться с изменами по старинке, самостоятельно — нервы целее будут.

Кирилл Алексеев

• Переводчик: Александр Туров
• М.: КоЛибри, 2006
• Переплет, 216 стр.
• ISBN 5-98720-028-8
• Тираж: 5000 экз.

Нумерологические суеверия о том, что какие-то числа сулят удачу, а другие, наоборот, ведут к несчастью, имеются в большинстве культур и отличаются значительным разнообразием. Пантеон «счастливых» и «несчастливых» чисел поистине огромен, но среди них числу 13 по праву принадлежит особая роль. Даже весьма умные и образованные люди порой панически бояться жить на тринадцатом этаже, иметь квартиру под тринадцатым номером, совершать важные дела тринадцатого числа, особенно если это приходится на пятницу. Власть суеверия над ними беспредельна, и ни доводы разума, ни исторические факты не могут поколебать их твердой уверенности в мистической силе пресловутой «чертовой дюжины».

Откуда же взялось это расхожее представление о дьявольской сущности числа 13? Если вас интересует ответ, обратитесь к интересной и содержательной книге американского писателя и журналиста Натаниэля Лакенмайера «Чертова дюжина. История одного суеверия». Умело подбирая факты из популярных в свое время литературных обзоров суеверий и народных примет, фольклорных словарей и статистических отчетов, автор весьма доходчиво и убедительно раскрывает перед нами загадки происхождения, причуды исторической эволюции и географию распространения суеверия, которое с середины XIX века постоянно называли самым распространенным в мире.

Книга в меру научна и в меру занимательна. В ней нет ни сложных наукообразных рассуждений, ни тяжеловесной научной терминологии, за исключением «ласкающих» слух «трискаидекафобия» и «трискаидекафилия», которыми, оказывается, высоколобые ученые мужи называют соответственно боязнь и любовь к числу 13. Зато в сочинении Натаниэля Лакенмайера немало ценных наблюдений, занимательных фактов, исторических курьезов, демонстрирующих необыкновенную фантазию и изобретательность наивных и пугливых трискаидекафобов. Например, среди них к ужасу хозяев гостиниц, встречались люди, боявшиеся вообще любых, казалось бы, вполне безопасных чисел, цифры которых в сумме дают 13: для такого постояльца безобидный № 454 был на самом деле замаскировавшимся № 13. Другие категорически отказывались жить на несчастливом тринадцатом этаже. Таким образом, в 1920-х — начале 1930-х годов в США, когда начался бум офисного строительства, тринадцатого этажа не было почти ни в одном небоскребе Нью-Йорка. А чего стоит мнение о том, что «настоящий символ Макдональдса — число 13». Надо полагать, этот Интернет-слух взбудоражил немало впечатлительных и легковерных трискаидекафобов.

Словом, боязнь числа 13, имеющая, как выясняется, совсем недолгую историю, наглядно свидетельствует, что «суеверие — это вовсе не суверенная территория иррациональных заблуждений, а суеверные люди — не какие-то глупые и запуганные обитатели этой территории. Просто разум действительно обладает куда меньшей властью, чем мы привыкли считать. И те, кто думает иначе, всего лишь находятся во власти очередного суеверия — не менее успокаивающего и обнадеживающего, чем вера в „счастливое“ число 13». В этом Натаниэль Лакенмайер справедливо видит главный урок некогда одного из самых распространенных в мире суеверий, которому сегодня люди не столько верят, сколько знают о его существовании.

Владимир Кучурин

• Антология
• М.: Три квадрата, 2006
• Обложка, 304 стр.
• ISBN 5-94607-059-2
• Тираж: 1000 экз.

«Шесть новых шведских пьес» — это, как понятно из названия, сборник пьес. Шведских. Правда, не то чтобы совсем новых, скорее современных. Представлены здесь и такие мастодонты пера как Ларс Нурен, и граждане попроще — молодые да ранние авторы, которых знают разве что оч-чень большие поклонники шведской драматургии. Практически все эти произведения сыграли важную роль в становлении «новой драмы» в Швеции, предопределили ее развитие и основные жанровые характеристики.

Основные темы новой шведской драмы — война, положение иммигрантов, детское неблагополучие, детское одиночество в мире взрослых, алкоголизм, наркотики, насилие, терроризм и прочие насущные вопросы современного общества. Словом, ничего особенно оригинального, все как у всех. Об этих проблемах говорят иногда с шокирующей откровенностью и, порой, с изрядной долей цинизма. Правда, в данном сборнике представлены более или менее благопристойные пьесы. Да и вообще, отечественного читателя и зрителя шокировать ох как непросто. Так что тем, кто ищет чего-нибудь скандального, книгу рекомендовать не буду.

В сборник вошли: «Воля к убийству» (1978) Ларса Нурена, «Отцеубийство» (1996) Эрика Удденберга — две пьсесы, объединенные проблемой отцов и детей. Причем вторая пьеса является пародией на семейную драму и в некоторых местах перекликается с «Волей к убийству». В сборнике также: «У реки» (2003) Агнеты Плейель — о нелегкой жизни одиноких стариков, «Говори! Здесь так темно» (1993) Никласа Родстрёма — о трудностях, с которыми сталкиваются скинхеды и их психотерапевты, «chеек tо chеек» (1992) Юнаса Гарделя — тяжелая жизнь престарелой звезды эстрады, и монолог для радиоспекталя Розы Лагеркранц «Европа утром и вечером».

Вообще, о пьесах сложно судить, познакомившись с ними только на бумаге. А уж о пьесах новой шведской драмы и подавно. При прочтении возникает стойкое ощущение, что автор отчаянно скучал, создавая произведение. Может быть, особенности темперамента сказываются, не знаю. Понятно, что на сцене актеры как смогут подвеселят действие, но не слишком ли многое отдается им на откуп? Лично я из старорежимных читателей. Мне вот как-то хочется увидеть в пьесе проблему, конфликт, развитие характеров и так далее и тому подобное. Но сейчас среди авторов всех мастей принято не сильно утруждать себя такими пустяками. Есть слова, есть герои — остальное читатель может придумать и сам. Впрочем, тонко чувствующим любителям драматургии должно понравиться. Все в лучших традициях высокого современного искусства — немного нудновато, немного вызывающе, слегка депрессивно и оставляет простор для фантазии.

Кирилл Алексеев

• СПб.: Амфора, 2006
• Переплет, 333 с.
• ISBN 5-367-00226-9
• Тираж 50 000 экз.

Три шага в бреду

Книга Евгения Даниленко «Меченосец» издана большим тиражом, с расчетом, вероятно, на то, что фильм Филиппа Янковского, снятый по мотивам одноименного романа, будет успешным и соответственно принесет популярность автору книги.

Премьера состоится через несколько дней, и о фильме говорить еще рано. Если он сослужит Даниленко добрую службу, это пойдет на пользу не только самому автору, но и публике, которой фамилия Даниленко еще не знакома. Потому что книга написана талантливо и ярко.

«Меченосец» состоит из трех произведений, и главное их достоинство заключается в том, что они не похожи друг на друга. Писатель словно демонстрирует нам три разных проявления своего авторского «Я». И в двух случаях это выходит действительно удачно.

Жанр открывающего книгу романа «Меченосец» я бы определил как сюрреалистический трэш. Сюжет здесь намеренно размыт (фильм наверняка будет более четким), и образы героев прописаны не слишком внятно. Роман начинается с картин детства главного героя, который живет вместе с мамой в коммунальной квартире. Своим не по годам развитым воображением юный персонаж превращает квартиру в сказочную страну, где ему хорошо и уютно. Мир взрослых глазами ребенка — традиционный для литературы зачин, но у Даниленко он получает неожиданное развитие. Внезапно осязаемый мир рушится, герой взрослеет, граница между фантазией и реальностью смывается. Теперь герой — меченосец, он становится на путь воина (пусть и маргинального), а в ткань повествования вплетаются на первый взгляд абсурдные ходы.

Здесь мало что понятно. Вот роман превращается в пьесу (сон героя), вот из обычной квартиры действие переносится на театральные подмостки, а вот и появляются новые персонажи. Они появляются внезапно, выскакивают, как чертики из коробочки, и роман, который давно уже перестал быть похожим на роман, уводит читателя все дальше от реальности, которой было так много в начале.

Совсем по-другому написан роман «Кролик» (на мой взгляд, лучший в книге). В отличие от «Меченосца», он начинается несколько сумбурно. Нельзя понять, в какой именно «горячей» точке планеты разворачиваются события, какое именно задание выполняют персонажи — бойцы ГРУ. Потом все встает на свои места. Главный герой попадает на Кавказ, где только что началась война. Он оказывается в плену. Ему делают предложение, от которого он не в силах отказаться. Повествование приобретает смысл. Появляется смысл и в действиях героя. Как и его предшественник — меченосец — он воин, только, в отличие от того, он знает, за что бороться. Дальше все идет по накатанной схеме, конец предсказуем. Но дело не в этом. Психологические нюансы в «Кролике» выписаны настолько тщательно, что роман можно смело сравнивать и с «Кавказским пленником» Толстого, и с «Сотниковым» Василя Быкова.

Повесть «Танчик» — третья по счету в сборнике — написана от лица танка (прием, известный по песням Высоцкого). Танк у Даниленко оказывается существом сентиментальным и влюбчивым (помимо прочих приключений у него случается роман с симпатичной девушкой). Автор прекрасно понимает, какого развития и какой развязки будет ждать читатель от подобной повести. Поэтому он делает все, чтобы произведение получилось неожиданным.

«Танчик» написан немного слабее, чем «Меченосец» и «Кролик», но все же повесть по-своему интересна. По сути это нехитрая лирическая зарисовка — достойное завершение для такой необычной книги, как «Меченосец».

Вынужден с сожалением констатировать, что хорошие тексты Даниленко не лучшим образом оформлены. Обложка у книги какая-то тусклая, ее легко не заметить среди других обложек на книжном прилавке. Высокий тираж и желание минимизировать издательский риск заставили выбрать для книги бумагу невысокого качества.

Обидно! Обидно за автора, который сделал действительно что-то новое, доселе неизвестное, и теперь вынужден ютиться внутри столь невзрачного фолианта. По-моему, он заслужил большего!

Виталий Грушко