Рубрика: Рецензии

• М.: Иностранка, 2006
• Переплет, 559 с.
• ISBN 5-94145-246-2, 5-94145-364-7
• 5000 экз.

Ник Нейлор вполне доволен собой. Его карьера в Академии табачных исследований на посту вице-президента по связям с общественностью складывается благополучно. У него есть настоящие друзья, Бобби Джей Блисс из Общества по распространению огнестрельного оружия и боевой подготовке молодежи и Полли Бейли из «Альянса за умеренность» (переименованная Национальная ассоциация алкогольных напитков). Личная жизнь после развода полна событий, больше приятных. С сыном-подростком, правда, отношения не блестящие, но это вполне нормально. Однако безмятежное вроде бы существование Нейлора начинает омрачаться малоприятными происшествиями и вскоре становится цепью стрессовых ситуаций. Непосредственный босс Ника пытается избавиться от него и усадить в освободившееся кресло свою любовницу, «новые пуритане» идут на курение и табачные компании крестовым походом, кто-то из врагов Нейлора вообще предпринимает попытку убить нашего героя, а ФБР подозревает Ника в пиар-махинациях и не прочь отправить его за решетку. Нейлору нужно разрушить козни врагов и остаться в живых, рассчитывая только на себя, нескольких неожиданных союзников и верных Бобби и Полли.

Второй роман Кристофера Бакли «Здесь курят» (1994) располагает всем необходимым материалом для качественной сатиры на современное американское общество: доходящие до маразма действия политкорректных борцов с курением (а также алкоголем, оружием и т.д.), интриги в мире крупного бизнеса, беспринципные СМИ, малопрофессиональные борцы с преступностью из ФБР. Но Бакли использует весь этот выгодный набор крайне поверхностно, пусть и с бесспорным внешним блеском. Книга читается легко, однако забывается еще легче. Ни остроумных афористичных реплик, ни по-настоящему жесткого язвительного юмора вы в ней не найдете. Любовное описание «сладкой жизни» преуспевающих бизнесменов сводит на нет все попытки писателя высмеять корпоративные нравы, а карикатурные образы противников курения слишком примитивны и неоригинальны, чтобы быть удачными и запоминающимися. Вполне же консервативный финал, из которого следует, что спасение всегда в друзьях и любви, явно не для сатирического жанра.

Успех легковесной книги «Здесь курят» понять можно, смущает объявление Бакли едва ли не лучшим сатириком современной американской литературы. Популярность подобного рода подхода к жанру, где за внешней смелостью не скрывается абсолютно никакой глубокой мысли, надеюсь, недолговечна. Американские писатели приучили нас к более критичному и по-хорошему циничному взгляду на реальность. А сатира по Бакли — лишь добротное чтиво, чуть щекочущее своей показной смелостью, но остающееся частью якобы критикуемого им истеблишмента. Силы в ней столько же, сколько в надписи на пачке сигарет «Курение опасно для вашего здоровья». Литературных достоинств, увы, ненамного больше.

Если вы хотите прочитать действительно злую и изобретательную издевку над миром крупного бизнеса, возьмите нестареющий роман «Джей.Ар» Уильяма Гэддиса. Если хотите посмеяться над либералами и неопуританами — любую книгу Пэтрика Джейка О’Рурка. И Бакли порекомендуем то же самое.

Иван Денисов

• Перевод с японского Е. Тарасовой
• М.: Иностранка, 2006
• Переплет, 220 с.
• ISBN 5-94145-395-7
• 5000 экз.

Тени забытых предков

Когда женщине плохо, она закрывает лицо руками и плачет. Когда плохо мужчине, он садится на поезд и уезжает в другой город. По-моему, так пелось в старой блюзовой песенке. Каору из романа Симады, завершающего трилогию «Канон, звучащий вечно», уехал не просто в другой город. Остров Итуруп — один из Курильских островов — представлялся ему чуть ли не краем света. На деле же этот остров оказался центром Вселенной.

Там жили колдуны и шаманы, там жили рыбаки и охотники, верящие в то, что медведи, которых они убивают — божества, после смерти обретающие свободу. Там жила красивая девушка Нина, на которую было наложено проклятие, но чью любовь не отверг Каору. Постаревший герой удалился от мирской суеты отчасти по принуждению, отчасти для того, чтобы разобраться в самом себе. Остров принял его, но это произошло не сразу. Каору мучила тоска, досаждали назойливые соседи — всегда с бутылкой водки наготове… Для того, чтобы справиться с собственным «я», герою пришлось какое-то время прожить в лесу, зато там на него нашло озарение, и многое стало понятным.

Теперь остров вряд ли отпустит Каору. Невидимые нити связывают его с Итурупом. Тени забытых предков неотступно следуют за ним, напоминая о себе каждым случайным шорохом, каждым листочком на дереве. Так заканчивается «Канон, звучащий вечно». Вернее, не заканчивается, а остается звучать.

Масахико Симада уподобляет первую часть своей трилогии весне, вторую — лету и осени, а заключительную — зиме. Роман «Любовь на Итурупе» действительно похож на зиму. На настоящую русскую зиму с ее торжественной медлительностью и сказочным волшебством.

В послесловии Симада пишет, что три его романа можно читать в любой последовательности: «можно прочитать эти три тома шестью разными способами, и в зависимости от вашего выбора впечатления будут различны». Что это? Игра? Очередной постмодернистский трюк с гипертекстом? Отнюдь. В отличие от гипертекстов знаменитых постмодернистов, после которых в голове остается одна путаница, «Канон, звучащий вечно» — произведение предельно серьезное, и если автор обещает, что впечатления будут различны, значит так оно и есть.

Нельзя не отметить, что Симада прекрасно знает Россию, во всяком случае, ту ее часть, которая граничит с Японией. Почти все персонажи его романа русские. Знает Симада и остров Итуруп. Когда-то он побывал там, и впечатления от увиденного настолько сильно засели в его душе, что своим романом он просто пропел гимн этой земле, которую многие считают богом забытым краем.

Симада парадоксален. Он не рассказывает истории. Он проживает их вместе со своим героем. Поэтому его сложно читать второпях — достаточно пропустить малейший нюанс, и сюжет начнет рушиться как карточный домик.

В последнее время писатели часто стали заполнять свои романы снами, воспоминаниями, мистикой и т. д. Многие романы пострадали из-за этого. Но Симада — мастер. Его мозаика не распадается на части, и каждая новая страница завораживает с новой силой.

Виталий Грушко

• Перевод с итальянского
• СПб.: Симпозиум
• Готовится к печати

«Алхимик», «Парфюмер», «Анатом», — все работы хороши, выбирай на вкус. Теперь вот есть еще «Бальзамировщик». Впрочем, оригинальное название, «Lo stato delle anime», переводится с итальянского скорее как «Баланс душ», и это название лучше отражает суть проблемы, с которой сталкивается главный герой нескольких детективов сицилийца Джорджио Тодде — Эфизио Марини, реальная историческая фигура, живший во второй половине XIX века врач, знаменитый на всю Европу своим искусством бальзамирования трупов. На русский язык переведен один из самых успешных романов серии.

Автор вводит читателя в мрачную, гнетущую атмосферу забытой богом итальянской деревушки, где сначала убивают богатую старуху, а потом единственную подозреваемую — ее наследницу. Впоследствии же оказывается, что дело вовсе не в состоянии старухи и даже не в неземной красоте наследницы.

Главный герой — не просто ремесленник, но настоящий художник бальзамирования — увозит труп прекрасной девушки с собой в Неаполь, но мысленно возвращается в странную деревню, число жителей которой не меняется на протяжении столетий и всегда составляет ровно восемьсот восемь, и решает задачу.

При том что сюжет выстроен абсолютно безукоризненно (что, судя по всему, нужно считать фирменным знаком современного итальянского детектива), простота и даже как будто обыденность интонации, повествующей об убийствах, внушает читателю неподдельный ужас. Назвать этот роман готическим в полном смысле этого слова мешает только отсутствие действующих сверхъестественных сил и торжество справедливости в финале. Надо надеяться, что экранизация, которая вот-вот выйдет в Италии, будет не хуже книги.

Читать отрывок из романа Джорджио Тодде «Бальзамировщик» <…>

Вадим Левенталь

• Перевод с польского Л. Цывьяна
• СПб: Амфора, 2006
• Переплет, 256 с.
• ISBN 5-367-00180-7, 83-7414-045-3
• Тираж: 5000 экз.

Еще на заре своей творческой карьеры литературный бунтарь Генри Миллер решился написать роман о двенадцати маленьких человечках, мелких служащих большой корпорации. Каждый из них, согласно его замыслу, обречен был пережить невротическое столкновение с индустриальным левиафаном и трагически погибнуть. Но роман не получился. Конфликт был слишком личным для автора, а потому не поддавался облачению в традиционную форму. Искусство умирает с пробуждением человека, ибо по природе своей оно компромиссно и примиряет нас с действительностью.

Возьмем обратный случай. Когда человек решительно всем доволен и умиротворен. Когда для бунта нет никакого повода. Именно тогда процветает то, что Верлен в свое время презрительно назвал «литературой». Расцвет «литературы» отнюдь не означает, что она игнорирует насущные проблемы или высасывает из пальца несуществующие конфликты. Напротив, «литература» бросает все свои силы на освоение актуальных вопросов современности. Но дело в том, что, живописуя социальную проблему, «литература» в тоже время предательски упаковывает ее в привлекательную форму, которая доставляет читателю или зрителю эстетическое удовольствие. Содержание больше не вызывает у него возмущения и лишь приятно щекочет нервы. И непримиримый социальный конфликт, например, вызов «обществу потребления и спектакля», сам окажется предметом потребления. Причем модным и обязательным. Почти неотъемлемым номером дорогого и супер-яркого шоу. Подобного рода искусство напоминает хорошо пошитые футболки и свитера с физиономией Че Гевары, за которые продвинутая молодежь готова выкладывать деньги. Точно так же зрители валом валят в кинотеатры, принося прокатчикам невероятные прибыли, чтобы посмотреть «революционные» фильмы вроде «Бойцовского клуба» или «Матрицы». Они платят за художественный профессионализм, за качественную актерскую игру, за спецэффекты, словом, за сложный механизм компенсации, делающий доступным и безопасным притягательно-пугающее. Здесь потенциальный бунт прогнозируется и направляется в мирное русло.

В России книжный рынок по мере успешного построения общества спектакля, в котором гламур становится официальной идеологией, быстро наполняется бунтарской, революционной «литературой», как отечественной, так и переводной. Герои книг Ч. Паланика, С. Хоума, М. Уэльбека, Ф. Бегбедера, Ж. Жубера, В. Депант, Д. Коупленда — авторов можно перечислять до бесконечности — сопротивляются репрессивной культуре, что находит выражение либо в открытом вызове существующим порядкам, либо в прорывающейся невротической реакции. Культура, как правило, предстает в образе могущественной корпорации, а персонаж оказывается каким-нибудь рядовым служащим. Модель всегда одна и та же. Равно как и внутренняя логика самого невротического конфликта: человек тяготится репрессивной системой, но отказаться от нее не может, ибо система защищает его и поддерживает его жизнь.

Эта модель заворачивается в удобную, апробированную, узнаваемую литературную упаковку как конфетка в подходящий по размеру фантик. Автор непременно должен быть профессионалом, честным ремесленником, эпигоном и уметь воспроизводить готовые литературные модели. Радикальное новаторство, взрыв формы, разрушение традиционных конвенций чревато коммерческой неудачей и не поощряется на книжном рынке.

Аннотация издателя уведомляет нас, что роман польского автора Славомира Схуты «Герой нашего времени» — это «взрыв, литературный эксперимент, принесший писателю известность и моментально ставший культовым».

Прежде всего, заметим, что литературные эксперименты в очень редких случаях приносят успех и уж тем более редко делают их авторов культовыми. Среднему читателю — а именно он все решает в либеральном пространстве культуры — становится, как правило, скучно от экспериментов, от нового языка, который он не в силах понять. Ему нужно что-то более привычное и не слишком оригинальное. Например, романы Бориса Акунина или Дэна Брауна. Это, в самом деле, культовые книги, но даже самым упрямым рекламным фантазером не придет в голову назвать их «экспериментальными».

Но возможно роман Славомира Схуты — приятное исключение?

Что ж. Все по порядку.

Сюжет вполне узнаваем. Ничего экспериментального в нем нет. Молодой человек Мирек работает мелким клерком в частном банке. Чем больше он работает, тем больше понимает, что рутинная служба оглупляет и превращает его в шестеренку огромной финансовой системы. «Герой» не верит в ее идеологию, которая оживает в фигуре его начальницы Баси. Тем не менее, Мирек не может бросить якобы престижное место работы и вынужден, скрывая все нарастающее невротическое раздражение, играть по чужим правилам. Жан Бодрияр и Ги Дебор подмигивают нам чуть ли не с каждой страницы романа Славомира Схуты, где «обществу потребления» и «обществу спектакля» бросается фрейдистски выверенный вызов. Так называемая либеральная демократия в представлении героя Схуты хуже любой тоталитарной системы, ибо власть не противопоставляет себя тиранически человеку, а захватывает посредством пропаганды и рекламы сами основания его сознания.

Впрочем, герой сопротивляется. Он внутренне дистанцируется от роли услужливого клерка, от собственных лживых слов, улыбок, поступков и сохраняет внутреннюю тождественность, напоминая циничных, проникнутых злобной волей и единых со своими идеалами героев Л.-Ф. Селина.

Главы (их название соответствует дням недели), рассказывающие о буднях, о реальном мире, о территории власти, написаны в традиционной повествовательной манере, которую польскому автору удается разнообразить селиновской напористой интонацией, кроме того, ритмизированной инвентаризацией предметов и действий, придающей тексту динамизм, и стилизацией рекламных буклетов и языка интернетовских чатов.

В выходные «герой нашего времени», дезертир общества потребления проводит в эротико-наркотическом дурмане. Поэтика этих глав несколько механистически противостоит поэтике глав будней. Здесь Схуты погружает нас в поток сюрреалистических метафор и коллажей, отчасти следуя традиции У. Берроуза. Он противопоставляет языку реальности язык удовольствия, где слова и образы соединяются друг с другом произвольно, а не  как им предписывает рассудок. Это язык свободы, язык реализации бессознательных влечений.

И все-таки реальность настигает беглеца, делает неизбежным его пробуждение, и единственным способом избавления оказывается самоубийство.

Роман, в самом деле, заключает в себе все элементы текста, обреченного стать культовым: литературный профессионализм в виде готовых литературных приемов и модную идею, сложившуюся из готовых концепций современного общества. Но к литературным экспериментам он отношения не имеет. Прочтите роман. Это модно. И поучительно. О неудачнике нам расскажет писатель удачливый во всех отношениях. Тут есть над чем задуматься…

Андрей Аствацатуров

• Перевод с англ. Е. Богдановой
• М.: Рипол Классик, 2006
• Обложка, 192 с.
• ISBN 5-7905-4531-9
• Тираж: 3000 экз.

В сегодняшних глянцевых журналах все чаще печатаются статьи рекомендательного характера из серии «Психология общения». «Как попросить начальника о повышении?», «Как не испортить отношения с коллегами, став правой рукой президента компании?», «Как объяснить свекрови, кто в доме хозяйка?» и даже «Как влюбить парня в свой голос?» (при этом ниже следует пять упражнений для тренировки приятного тембра). Подобные наставления плодятся и размножаются теперь в переплете потверже, причем как отечественные, так и переводные.

Откуда эта напасть? Все оттуда же, из страны сияющих фарфоровых улыбок. Мы теперь западная держава? Пожалуйста! А вот нам и западные проблемы, в нагрузку: все, от грибка на изразцах загородного коттеджа до обморожения пупка. Да, искусством выгодно преподносить себя и производить благоприятное первое (и второе) впечатление тоже придется овладевать. ОК?

В современном обществе надо «выстраивать отношения», «вести переговоры», «грамотно совершать сделки». А разве мы, дремучие славяне, это умеем? Поэтому к нам спешат улыбчивые инструкторы. «У вас трудности с общением? Нет проблем, ребята!!! Мы научим вас общаться! За символическую плату, разумеется». И научат! Как и своих сограждан, не представляющих, как делать первые шаги в ползунках без помощи семейного психолога, врача и юриста.

Стоп! Проветрим помещение от дымовой завесы очередного рекламного ролика. А нужно ли учиться общаться русскому человеку? Тому, кто случайному попутчику в поезде может всю душу излить, в парке на лавочке найти «лучшего друга на всю жизнь», в длинной очереди выложить свое мнение о политике, экономике и СМИ — и найти множество единомышленников?..

Впрочем, как примерные ученики последуем еще одному совету-лозунгу — «Бери от жизни все!» — и возьмем в руки эту книгу. Чему авторы предлагают нам научиться?

• Неплохо было бы при общении замечать невербальные знаки, подсказывающие, что монолог наш затянулся (слушатель зевает, смотрит по сторонам и т. д.). Но ведь это мы и так знаем.
• Не стоит перебивать рассказчика, чтобы ввернуть комментарий «в тему», и оканчивать анекдот за него тоже не надо. Знаем? Разумеется.
• О том, что «слушать» и «слышать» — это два разных понятия — мы узнали еще в школе.
• А тому, что критически высказываться в чей-то адрес — опасно для здоровья, мы научились у самой жизни, пару раз проведя эксперимент.

По ходу написания этих рекомендаций ведущий автор книги, очевидно, решает стать «ближе к народу» и рассказывает пару историй о себе (в качестве примера беседы, в которой рассказчик должен правильно расставить акценты и не показаться хвастуном). Превращаешься весь во внимание… и получаешь два хрестоматийных американских сюжета: «О том, как я заработал свой первый доллар» и «О том, как я попросил прибавку» (это будучи уже известным и хорошо оплачиваемым специалистом). Успех? Безусловно! Это правильная тактика, шеф, и мы готовы следовать за вами!

Проблема в следующем. Когда о практике начинают теоретизировать, появляется не навык, а лишь стремление научиться, освоить, усердно тренироваться и тогда… Тогда? А это «тогда» — новая ступень, которой не было и которую читатель сколотил, осваивая подобную книгу. Практическое знание должно, все-таки, передаваться практически. Со мной многие могут поспорить, но это как разговорный иностранный: академические занятия позволяют лишь на секунду быстрее склеивать слова в предложения, но не научают думать на языке. А вот когда человек попадает в страну изучаемого языка, где самый воздух вдыхается и выдыхается по-другому, процесс обучения происходит гораздо быстрее.

Мне представляется, что речь — это особенность психики, и с помощью одной книги едва ли удастся поколебать этот массив. «Вы говорите медленно и слишком занудно? Ускорьте темп и перескажите фильм в трех фразах». Только-то! Интересно взглянуть на тех, кому удалось провести подобную работу над собой и добиться положительных результатов. Я допускаю такую возможность. Но с трудом.
Еще одна трудность — в готовности проецировать прочитанное на себя. Например, открывает читатель главу, в которой его учат не быть критиком или, напротив, не смешиваться с грязью, слыша критику в свой адрес. «Это что, про меня? — удивляется он. — Да не-е-ет, я не такой!» Человеку сложно оценить себя со стороны, он может не видеть своих проблем и навешивать на себя чужие. В результате объективные посылы теоретиков искажаются в восприятии субектов-практиков.

Итак, по прочтении книги — к барьеру (общения)! Убедимся еще раз, что говорение — это наш любимый вид спорта, и в нем нет проигравших.

Ярослава Соколова

• Переводчик: И. Заславская
• М.: Азбука-классика, 2006 г.
• Переплет, 480 стр.
• ISBN 5-91181-053-0
• Тираж: 20 000 экз.

Один из рецензентов этой книги написал, что «итальянцы тоже могут писать хорошие триллеры». Похоже, издательство «Азбука» задалось целью доказать всем, что только итальянцы и умеют это делать. После «Оборотня» Карло Лукарелли в серии «Azbooka, The best» вышел роман Джорджо Фалетти «Нарисованная смерть».

Сюжет романа — при взгляде на него уже со стороны, после прочтения — не изобилует новаторскими идеями. Отстраненный от дел честный полицейский и его юная напарница, безжалостный, чудовищно хитрый маньяк, предсказанные и неотвратимые убийства, мрачные тайны прошлого… На этом фоне прекрасная девушка-гермафродит, в которую влюбился главный герой, выглядит новогодним подарком от фирмы.

Сюжет для всех голливудских триллеров (а он у них у всех один) Фалетти удается расписать так, будто до него этого еще никто не делал. Читая эту книгу, не закрываешь ее на десятой странице со словами «знаю-знаю», хотя, конечно, чего тут не знать. Но секрет романа в том, что все в нем рассказывается именно тогда, когда нужно, и именно столько, сколько нужно. Так, прекрасно зная, что фокусник не колдун, в тысячный раз с неподдельным интересом следишь за его руками и позволяешь себе верить, будто кролик превратился в голубя. Здесь ружья повешены в самых выгодных местах и стреляют максимально громко в самые драматические моменты.

Видимо, умение обращаться с фабулой у итальянцев в крови. Не зря ведь «Декамерон» — этот набор стратегем для всей новоевропейской литературы — был написан итальянцем. Так что экспансия итальянского триллера и детектива — это, очевидно, явление закономерное. И то, что она набирает обороты, хорошо — многим нашим «фабульщикам» стоило бы поучиться у итальянцев.

Вадим Левенталь

Артур Агатстон The Souht Beach Diet Переводчик: Михаил Галынский М.: Рипол Классик, 2006 Обложка, 320 стр. ISBN 5-7905-4562-9 Тираж: 5000 экз.

Потому, видимо, что обе книги оказались у меня на столе в одно время и были мне одинаково полезны, впечатление об этих творениях американских авторов образовало в моем сознании такой компот, что раскладывать его на ингредиенты — задача практически невыполнимая.

Признаться, я почти подходящий герой для обоих творений. Во-первых, во мне килограмм двадцать лишнего веса и книга о похудании с непереведенным названием «The south beach diet» «не просто доктора» Артура Агатстона могла быть для меня полезной.

Во-вторых, я женат, а потому мне иногда страшно интересно, подходим ли мы друг другу. Ответ на этот вопрос обещала дать книга Джо Лэмбла и Сью Моррис, авторитет которых, как уверяет издательство, «столь велик, что их книги… на корню раскупаются в первые дни продаж».

И вот в один осенний день я уселся (точнее, улегся) с мыслью похудеть и узнать о том, подходим ли мы с женой друг другу.

Примерно к десятой странице книги о похудании я стал испытывать неуклонное желание что-нибудь съесть. К пятидесятой странице выяснилось, что можно есть почти все, главное — чтобы образ мыслей изменился, а питание было правильным. К этой странице я уже съел парочку бутербродов. Еще через двадцать пять страниц я узнал о гликемическом индексе, а также узнал, что нужно использовать большей частью продукты, не приводящие к резкому увеличению сахара в крови. Таким продуктам, особенностям самочувствия для сидящих (или лежащих) на диете, меню и рецептам кухни (весьма забавным для российского читателя) автор посвятил еще 200 страниц книги.

Джо Лэмбл и Сью Моррис Подходите ли вы друг другу? Переводчик: Е. Колосова М.: Рипол Классик, 2006 Обложка, 176 стр. ISBN 5-7905-4613-7 Тираж: 3000 экз.

Я продержался на диете один день. Не то чтобы плохо себя чувствовал, но постоянно было холодно, а все мысли были посвящены вопросу, где бы подкрепиться.

Если бы название книги перевели на русский язык, то я бы и не мучился понапрасну. Диета южного пляжа — не для северных широт.

Разделавшись с мечтой о похудании, я обратил внимание на собственную жену. А как, позвольте спросить, не обратить на нее внимание, если авторитетные авторы предлагают ответить на тучу вопросов, каждый из которых имеет кучу ответов, а потом посчитать баллы и обсудить тесты?! И все это для того, чтобы узнать, подходим ли мы друг другу или нет! Закрыв книгу на десятом вопросе, без подсчета баллов и тем более без обсуждения я вздохнул спокойно — хорошо, что она (в смысле, жена) рядом, иначе бы пришлось читать это до конца. И может быть, не раз!

Что русскому хорошо, то американцу — карачун. Давно это известно.

* Карачун — божество нижнего мира, повелевающее морозами. Служат ему медведи, превращающиеся в снежные бури, и стаи голодных волков, оборачивающихся метелями. Карачун считается богом падежа скота. Праздник Карачун у славян приурочен к дню зимнего солнцестояния, ко времени, начиная с которого световой день увеличивается.

Алексей Леонидов

• Переводчик: В. Симаков
• Екатеринбург: У-Фактория, 2005
• Переплет, 688 с.
• ISBN 5-9709-0189-X
• Тираж: 4000 экз.

Конец 40-х — начало 50-х годов в США — время расцвета любимого многими жанра «нуар», а также исторический период, которым гордиться в самой Америке не принято. Борьба с «красной угрозой» и «внутренними врагами» вызвали параноидальные настроения в обществе, сломали немало судеб, заодно поспособствовав развитию коррупции и укреплению организованной преступности (представители которой поучаствовали в этой борьбе в том числе и на стороне правительства). Конечно, отчасти все это было вызвано объяснимой попыткой приостановить возникшую в США после Второй мировой моду на левые идеи, но воплощение такой попытки в жизнь проводилось методами, не слишком достойными демократического общества.

В американской культуре тот период осмыслен и освещен более чем подробно. Однако роман Эллроя выделяется из многих литературных произведений, посвященных времени «охоты на ведьм», своей эмоциональной силой, благодаря которой читатель не просто узнает о сложном историческом эпизоде, а чувствует его будто бы изнутри. Детективный сюжет воздействия не притупляет, но, напротив, делает его мощнее. На соединении доведенного до совершенства повествования в стиле «нуар» и масштабного документального портрета Лос-Анджелеса середины прошлого века Эллрой и выстраивает один из лучших своих романов.

«Город греха» (1988) — вторая часть «Лос-Анджелесской тетралогии», продолжение «Черной орхидеи». В «Городе греха» Эллрой развивает достижения первого романа цикла: эпический масштаб повествования, сложные персонажи (после «Черной орхидеи» он все меньше заботится о создании однозначно симпатичных героев), изощренный сюжет; взгляд же писателя на жизнь становится еще мрачнее. Роман не является прямым продолжением «Черной орхидеи», хотя некоторые второстепенные персонажи перешли из нее. На сей раз Эллрой отказался от главного героя, а рассказ ведется от третьего лица. В центре «Города греха» три персонажа: помощник шерифа Дэнни Апшо, лейтенант полиции Малколм Консидайн и бывший служитель закона, ныне работающий на гангстеров Тернер «Базз» Микс. Расследование жестокого убийства вовлекает всех троих в сложную интригу с участием сексуальных маньяков, мелких и крупных преступников, коррумпированных полицейских, голливудских деятелей, увлекшихся левыми идеями. Три пересекающиеся сюжетные линии выстроены с присущим Эллрою мастерством и помогают в создании по-настоящему масштабного повествования. Автор населяет свой Лос-Анджелес галереей запоминающихся действующих лиц, реальных (например, гангстер Джонни Стомпанато) и вымышленных, заставляет город 1950 года ожить перед читателем, и, конечно, ни на минуту не отпускает внимания от лихо закрученного сюжета.

Среди уже упомянутых колоритных мафиози и мошенников выделяется полицейский Дадли Смит. Возможно, самый устрашающий из негодяев, созданных Эллроем. Тип «дружелюбного фашиста», который оказывается кстати именно в моменты нестабильности общества. Смит появился еще в романе «Тайный», но в «Тетралогии», начиная с «Города греха», Эллрой уделяет ему существенно больше внимания, делая жизнерадостного и убежденного в собственной безнаказанности преступника-полицейского воплощением всего уродливого, что есть в обществе. Но не стоит думать, что автору отрицательные персонажи удаются лучше. Среди его героев, противостоящих окружающей мерзости, хватает превосходно выписанных и по-человечески понятных персонажей.

Апшо — озабоченный карьерой, но при этом умный и здравомыслящий полицейский. Консидайн готов на многое ради своего приемного сына, но никак не на предательство. Скрывающийся за фасадом цинизма Микс остается нетерпимым к подлости человеком. Их неоднозначность порой оборачивается против них: они совершают не вполне приглядные поступки, порой становятся причиной трагедий, но остаются теми индивидуальностями, которые могут не поддаваться системе.

Поэтому, не жертвуя эпичностью романа, Эллрой в конечном итоге напоминает нам о другой великой традиции американской литературы — воспевании обреченных одиночек — и заканчивает роман почти на элегической ноте, данью «трем рисковым людям, бесследно исчезнувшим с лица земли».

Но другие рисковые люди придут им на смену в следующем романе тетралогии, «Секреты Лос-Анджелеса».

Иван Денисов

• Переводчик: Екатерина Тарасова
• М.: Иностранка, 2006
• Переплет, 400 стр.
• ISBN 5-94145-383-3
• Тираж: 5000 экз.

Вторая часть трилогии рассказывает историю любви Каору и Фудзико. Автор не зря советует читателю запасаться «носовыми платками, а лучше полотенцами»: против любви главных героев выступают судьба, родственники, мафия, правительство, да и весь японский народ. Каору любит Фудзико, а ее любит наследный принц, а самого Каору любит его сводная сестра-интригантка. Фудзико не может выбрать между долгом и чувством, а Каору — между действием и непротивлением злу. «Красивые души» — это, конечно, души главных героев, не растерявшие в гламурно-корпоративном мире веры в нежную искренность чувств и в обещания, которые дают друг другу любящие. Книга настоятельно рекомендуется всем разочаровавшимся в любви, а также страдающим от нее.

В этом романе нет ничего, кроме любовной истории. Появляющаяся под конец «мысль народная» — о судьбе Японии и ее месте в современном мире — растворяется в общем объеме текста до полной незаметности. В то же время у автора достаточно чувства вкуса, чтобы удержаться на тонкой грани между эротикой и соплями. Читатель, который попытается представить себе соответствующую (по интонации) тексту экранизацию, переберет в уме истеричные латиноамериканские сериалы, неумело снятые сериалы русские, бесчувственные американские, — и остановится, как и следовало ожидать, на японских рисованных сериалах — аниме. Эти спокойные, суровые и вместе с тем трогательные фильмы способны под нужное настроение выбить абсолютно всамделишнюю слезу из самого постмодернистского глаза. «Канон, звучащий вечно» — такой сериал. Правда, когда закрываешь книгу, остается ощущение, будто выпил литр кипяченой воды; не страшно: по крайней мере, это была чистая кипяченая вода.

Вадим Левенталь

• Переводчик: Екатерина Тарасова
• М.: Иностранка, 2006
• Переплет, 432 стр.
• ISBN 5-94145-379-5
• Тираж: 5000 экз.

Истории прошлого века

«Тебе восемнадцать, и с маминого благословения ты отправляешься в путь. В путешествие, которое неизвестно когда кончится», — обращается повествователь к своей героине в самом начале романа. Далее он неотступно будет следовать за ней, проговаривая ее мысли и чувства, словно стремясь незримой чрезмерной опекой компенсировать отсутствие в ее жизни отца. Однако, будь отец где-то поблизости, это была бы уже другая история — Фумио Цубаки уезжает из провинциального американского городка в Японию по приглашению Андзю Токива, своей тетки, тайно лелея при этом мысль «попробовать папу найти».

До встречи с теткой Фумио идет на кладбище. Отец, Каору Токива-Нода, пропал, но родственники, не имея подтверждения его смерти, все равно соорудили ему могилу. На воротах усыпальницы семьи Токива она видит надпись красной спрей-краской: «Грязная свинья! Заткнись навсегда!» Но большее внимание привлекает надгробие из черного мрамора. «Ты догадалась, — предупредительно говорит ей (и нам заодно) вездесущий автор, — что это и есть папина могила. Кто-то вывел на ней два символа: нацистский и еврейский». Ужасная тайна вплетается в ткань романа…

На вполне логичное требование разъяснений тетя Андзю отвечает: «Если сказать одним словом, опустив все подробности, Каору… полюбил». И можно было бы уже «сказать в двух словах», в чем же дело, но последняя представительница клана Токива это делать не спешит. В самом деле, ведь впереди еще не только более четырехсот страниц, но и два тома.

Повествователь-опекун немедленно отступает в тень, чтобы перед нами грозно развернулась во времени (читателя и целого века), а также пространстве (от одного берега Тихого океана до другого и, конечно, текста романа) история любви. Разумеется, при таком масштабе, — история любви не одного и даже не двух человек:

• история любви Каору Нода к Фудзико Асакава (если читатель при этом думает, что это разъяснит ему причины осквернения фамильной усыпальницы, то он ошибается);
• история любви отца Каору, Куродо Нода, к самой красивой актрисе послевоенного кинематографа Таэко Мацубара, тайной возлюбленной генерала Макартура, завоевателя Японии;
• история любви деда Каору Нода, Джей Би к Нами Нода и русской еврейки по имени Наоми, с которой он познакомился в Харбине;
• и, наконец, история любви прадеда Каору Нода, американского морского офицера Пинкертона, к легендарной гейше из самурайского рода Чио-Чио-сан.

Итак, этот роман о любви. Но это не любовный роман. В послесловии автор утверждает, что он «для начала разобрался в своем прошлом» и «прочитал бесчисленное множество книг о любви, увидевших свет», прежде чем нашел «любовь, о которой мог написать только он один». Далее он поясняет: «Я решил написать о ней, используя в качестве красочного фона столетнюю историю двадцатого века. Я стремился придать рельефные очертания этому веку, взяв за основу эмоции несчастных влюбленных».

Автору верить, конечно, нельзя. Тем более, что автор умер, согласно Ролану Барту, прямо как Бог у Заратустры со слов Ницше. Но выпускнику русского отделения Токийского университета, писавшему дипломную работу по Замятину, почему-то верить хочется.

Валерий Паршин