«Явиться в банк с дробовиком и забрать деньги способен любой подросток, самое сложное — это уйти целым и невредимым. „Мерзавчики“ Ламма, крепившиеся к приборной панели автомобиля, избавляли бандитов от необходимости выискивать пути отхода. ….». Вторая часть фрагмента книги Джонни Д. «Враги общества»
Первым делом он решил заменить агентов на местах (к 1929 году их насчитывалось 339 человек). Гувер твердо знал, кого он хочет видеть в штате: ему были нужны молодые, энергичные белые в возрасте от 25 до 35 лет, с юридическим образованием, смышленые, умеющие формулировать свои мысли, аккуратные и выросшие в приличных семьях. Словом, ему требовались люди такие же, как он сам. И он их нашел. Уже через несколько недель Гувер избавился от наследия прежнего руководства, положил конец протекционизму при приеме на работу и стал набирать сотрудников по способностям. Желавших служить в ФБР оценивали по критериям «уровень интеллекта», «поведение во время интервью», а также по «внешнему виду». Последняя графа предполагала оценки «опрятен», «вульгарно одет», «одет бедно» и, наконец, «неаккуратен».
В своей организации Гувер правил самовластно, и сотрудники боялись его как огня. Ревизоры могли нагрянуть в местные отделения в любой день без всякого предупреждения и записать всех, кто опоздал на работу хотя бы на минуту. Гувер не терпел бездельников и нерях, требовал строжайшего соблюдения новых правил поведения, которые он довел до общего сведения. Во главе региональных отделений он поставил руководителей, называвшихся «ответственными специальными агентами» (в 1929 году всего их было 25). Малейшее нарушение дисциплины влекло за собой увольнение. Когда глава Денверского отделения предложил посетителю выпить у себя в рабочем кабинете, его тут же отправили в отставку.
«Я хотел бы, чтобы Бюро расследований и Министерство юстиции в целом рассматривались как сообщество джентльменов, — объявил Гувер в 1926 году. — И если кто-то не умеет себя вести на службе, то мне придется с ним расстаться».
Те, кто удержался в бюро из прежнего состава, и новички, набранные Гувером, представляли собой однородную группу. Многие из них были родом с юга. Многие окончили тот же университет, что и директор, — Университет Джорджа Вашингтона, причем часть из них тоже принадлежала к братству «Каппа Альфа». Заместитель директора, служивший в ФБР с 1917 года, Гарольд Натан по прозвищу Папаша был именно из числа «каппаальфовцев». Кстати, Натан в течение многих лет был единственным евреем в бюро. Агенты, приезжавшие в Вашингтон в командировку, часто останавливались в доме «Каппа Альфа». Оттуда же пришел на службу в ФБР и молодой человек родом из штата Миссисипи, адвокат Хью Клегг, — в будущем еще один заместитель директора. В первые месяцы службы Клеггу, как и другим новым сотрудникам, пришлось поработать в нескольких местных отделениях. Таким новичкам зачастую приходилось сталкиваться с враждебностью местной полиции. Полицейские видели в безоружных людях Гувера жалких дилетантов, которые хотят захватить их поле деятельности, и прозвали фэбээровцев диджеями15 и ребятами из колледжа.
В чем-то копы были правы в своих насмешках. В ведомстве Гувера внешний вид, преданность делу и трудолюбие ценились выше, чем бойцовские качества. Почти ни у кого из новых сотрудников не было опыта столкновений с преступниками, и Гувер это с сожалением признавал. Поговаривали, что Гуверу нравятся мужчины «молодые и милые». Он заявлял во всеуслышание, что у него все сотрудники имеют юридическое образование, однако в то же время потихоньку набирал не только юристов, но и ветеранов полиции с юго-запада. Эти «ковбои» были людьми совсем другой породы. Они пили, жевали табак и сплевывали на пол, но на их поведение директор закрывал глаза, потому что они умели искать и находить преступников. В нарушение правил некоторые из них продолжали носить оружие. В Вашингтоне Джон Кит таскал с собой кольт 45-го калибра, в Далласе Чарльз Винстед не расставался с большой винной бутылкой, а в Чикаго бывший техасский рейнджер Джеймс Уайт по прозвищу Док носил за поясом кольт с костяной рукояткой, а в голенище — большой нож. Двое из тех, кому Гувер поручал расследование важнейших дел в первые годы своего руководства ФБР, были именно такими ветеранами-«ковбоями»: Гус Т. Джонс, глава отделения в Сан-Антонио, и старший брат Дока Уайта, тоже бывший рейнджер, — Томас Уайт, который возглавлял оклахомский офис.
Реформы Гувера изменили ФБР. Были закрыты плохо работавшие местные отделения, уничтожена бюрократическая волокита, построена вертикаль власти, стандартизована документация. Не прошло и полугода с момента назначения Гувера, как бюро превратилось в образцовую, современную и эффективную правительственную организацию. Вскоре статус «исполняющий обязанности» был изменен, и Гувер стал полноправным директором. Теперь, после всех преобразований, оставалось одно: найти свое поле деятельности. В первые шесть лет правления Гувера наиболее важными (хотя и не самыми громкими) оказались два дела: расследование коррупции в федеральной тюрьме в Атланте и дело об убийствах, связанных с захватами богатых нефтью земель, принадлежавших индейцам в Оклахоме. Этими расследованиями руководил «ковбой» Том Уайт. В 1927 году его назначили начальником тюрьмы в Левенуэрте, и во главе нового расследования — дела о побеге опасных преступников — Гувер поставил Гуса Джонса.
Агенты ФБР выполняли всю работу по розыску бандитов, но, когда дело доходило до ареста, они были вынуждены уступать место полицейским сыщикам. «Помню, обнаружили мы дом, где скрывается преступник, — вспоминал Хью Клегг. — Звоню в полицию. Полицейский мне говорит: „Ты становись у задней двери, а я пойду через центральный вход. У тебя ведь револьвера нет, значит, внутрь идти должен я“. Я подобрал кусок кирпича, стою у задней двери и молюсь, чтобы бандит не вздумал уходить этим путем. Думаю: если он выйдет и начнет стрелять, я пропал, — у меня же никакого оружия, я полностью в его руках…»*(* The Mississippi Oral History Program, volume XCIX, 1977.)
Гувер занимался только административной работой. Он редко покидал свой вашингтонский кабинет, уставленный красивыми китайскими безделушками. Хотя директор ФБР позиционировал себя как главного борца с преступностью, он лично не произвел ни одного ареста, не говоря уже о том, чтобы хоть раз выстрелить из револьвера. Расследования вели главы местных отделений, а директор наблюдал за их работой и, если ему что-нибудь не нравилось, отправлял им гневные послания. И он, и Папаша Натан бывали очень резки в своих суждениях и оценках. Они оба, разумеется, отдавали себе отчет в том, что по-настоящему компетентных сотрудников у них совсем немного. Натан писал Гуверу в июне 1932 года: «Мне кажется, что вся проблема в том, что у многих наших руководителей на местах в голове сплошной туман. Что ни говори, они плоховато шевелят извилинами»**. (** Натан — Гуверу. 24 июня 1932 г. 67-822-148.)
Как и всякий умный чиновник, Гувер заботился о том, чтобы народ был в курсе деятельности его организации. Он выступал с речами, время от времени давал интервью газетам и всякий раз при этом подчеркивал монолитное единство бюро и приверженность его сотрудников тому, что он сам называл «научным подходом к борьбе с преступностью»: обвинение должно строиться на строгих доказательствах, отпечатках пальцев и свидетельствах очевидцев. Нельзя сказать, чтобы вся пресса ему верила. В 1932 году в журнале «Коллиерс» появилась статья, в которой ФБР называлось «личной политической машиной Гувера».
«Этот человек доступен посетителям меньше, чем президенты, — писал журналист. — Он держит своих агентов в страхе, под постоянной угрозой увольнения, перемещает их с места на место по первому своему капризу. Ни в одной другой правительственной организации нет такой чехарды с кадрами».
Именно эта статья впервые намекнула на ахиллесову пяту Гувера: пустила слух о его нетрадиционной сексуальной ориентации: «По своему внешнему виду мистер Гувер совсем не похож на полицейского сыщика, каким мы его себе представляем по детективным романам. Одевается он очень изящно, предпочитает, чтобы галстук, носочки и носовой платок всегда были выдержаны в голубом цвете… Он небольшого роста, полноват, деловит, манеры и походка у него несколько жеманные».
Первые восемь лет руководства Гувера ФБР занималось только мелкими делами. Шанс попасть в центр общего внимания появился лишь в июне 1932 года, после принятия так называемого закона Линдберга. За три месяца до этого в Хопуэлле (Нью-Джерси) был похищен, а впоследствии и убит маленький сын Чарльза Линдберга. По новому закону похищение человека стало рассматриваться как преступление федерального значения, но при условии, что похититель или его жертва пересекли границу штата. Дело Линдберга породило целый ряд сходных преступлений, но, к огорчению Гувера, за весь 1932 год ни одно из этих дел не подпало под новый закон. Однако преступный мир осознал, что при похищении людей можно с легкостью получать огромные выкупы, и количество таких преступлений стало стремительно расти. В 1933 году было совершено 37 громких похищений, в два раза больше, чем в любой из предшествующих годов. Их стало столько, что «Нью-Йорк таймс» завела для репортажей о них постоянную колонку. Начиная с февраля 1933 года, когда в Денвере был похищен миллионер Чарльз Бётчер III, агенты ФБР включились в расследования подобных дел и участвовали в раскрытии примерно десяти из них. Фэбээровцы наконец-то оказались причастны к делам, которые привлекали внимание широкой публики.
Когда Рузвельт приступил к исполнению президентских обязанностей, известия о похищениях постоянно мелькали на страницах газет по всей стране. В памяти людей еще были свежи 1920-е годы — та волна преступности, олицетворением которой стал Аль Капоне, — и репортажи о новом виде преступлений подливали масла в огонь дебатов на тему: нужна ли нам федеральная полицейская служба? Мнения разделились. С одной стороны, раздавались голоса сторонников реформ, обвинявших местную полицию в коррумпированности и неспособности справиться с новым, мобильным поколением преступников, для которых пересечь границу штата все равно что перешагнуть трещину на тротуаре. Но с другой стороны, сильны были и позиции местных — городских и окружных — властей, не собиравшихся отдавать федералам свою территорию. Их поддерживали и некоторые конгрессмены: они заявляли, что введение общенациональной полиции — это первый шаг к созданию американского гестапо. Антифедерализм в то время был все еще силен. Многие, особенно на юге и на Среднем Западе, и раньше мало доверяли Вашингтону, а с началом Великой депрессии эти настроения резко усилились: во всех бедах винили политиков. Споры обострились после избрания Рузвельта. Советники подталкивали нового президента к централизации власти, внушали ему, что только переход управления от отдельных штатов и городов к федеральному правительству может возродить экономику. В рамках этих дебатов обсуждалась и централизация правоохранительных органов.
За первые сто дней президентства Рузвельта через конгресс успешно прошли десятки законов, определивших его «Новый курс». В этот период главным сторонником учреждения федеральной полиции выступил помощник президента Луис Хоу. Не вызвало удивления и то, что на ту же точку зрения встал заменивший Томаса Уолша новый министр юстиции — бывший адвокат из Коннектикута Гомер С. Каммингс. Весной 1933 года Хоу и Каммингс готовили реформу Министерства юстиции и обсуждали вопрос о том, какое место может занять в нем федеральная полиция.
Для Гувера избрание Рузвельта означало, что он может либо все получить, либо все потерять. Бо?льшая часть знатоков правительственной политики была уверена в том, что Гувера уволят, и если бы сенатор Уолш не скончался, то скорее всего так бы и произошло. Но теперь положение изменилось: если бы Гуверу удалось убедить Белый дом в своей полезности, то у него мог появиться шанс, весьма небольшой конечно, что его маленькое бюро станет ядром будущей федеральной полиции. Разумеется, в правительстве были и другие люди, которые претендовали на ту же роль. Среди них выделялся Элмер Айри, глава следственной части Налогового управления. Активная работа этого ведомства в 1931 году привела на скамью подсудимых самого Аль Капоне.
Всю весну 1933 года Гувер занимался лоббированием своих интересов: ему нужно было если не продвинуть свое ведомство, то, по крайней мере, сохранить его в нынешнем виде. Главы отделений ФБР на местах получили задание добыть письма поддержки от видных политиков. Бывший начальник Гувера Харлан Фиске Стоун, ныне один из судей Верховного суда, обратился к своему коллеге Феликсу Франкфуртеру, а тот переговорил с самим Рузвельтом. Однако позиции противников Гувера были все еще сильны. Один из советников Рузвельта впоследствии писал, что на президента «оказывали огромное давление многочисленные политики, требовавшие одного: заменить Гувера одним из тех полицейских начальников, который будет мягче относиться к их протеже при поступлении на должности»*. (* Слова Моули цит. по: Gentry, pp. 159-160)
Судьба Гувера всю весну висела на волоске. Ему были необходимы ощутимые успехи, отраженные в газетных заголовках, уголовные дела, которые сделают его публичной фигурой и продемонстрируют, что ФБР неузнаваемо изменилось. И Гувер получил все это, однако способ оказался необычным: славу ФБР принесла борьба с теми преступниками, на деятельность которых юрисдикция бюро никак не распространялась, — с грабителями банков.
Первое достоверно известное ограбление банка в США (на самом деле, скорее, ночная кража со взломом) произошло в 1831 году. Некто Эдвард Смит проник в банк на Уолл-стрит и забрал оттуда 245 тысяч долларов. Его поймали и приговорили к пятилетнему заключению в тюрьме Синг-Синг. Это преступление заставило американские банки заняться вопросами безопасности: в 1834 году в них были установлены сейфы. Однако вплоть до Гражданской войны вооруженных ограблений не происходило. Во время войны налетчики из числа конфедератов ограбили несколько банков на севере страны, но первое ограбление банка гражданским лицом состоялось только 15 декабря 1863 года. В этот день некто Эдвард Грин, человек бешеного темперамента, вломился в банк в Мадлене (Массачусетс), выстрелил кассиру в голову и забрал 5000 долларов. В 1866 году этому первопроходцу накинули на шею петлю.
Первое организованное ограбление банка в мирное время произошло в 1866 году в Либерти (Миссури). Его совершила банда безработных, бывших партизан, воевавших на стороне конфедерации. Во главе банды стояли братья Джеймс — Фрэнк и Джесси. Банда Джеймсов занималась грабежами в течение последующих пятнадцати лет, ее дела постоянно муссировались прессой, и у бандитов появилось множество подражателей на западе: среди них были братья Дэлтон, Билл Дудлин, а также знаменитая банда «Дыра в стене» Буча Кэссиди и Малыша Санданса. После того как Кэссиди и его сообщник в 1901 году бежали в Южную Америку, а освоение Фронтира на западе страны было окончательно завершено17, грабежи банков на время вышли из поля зрения прессы и широкой публики. Банки, конечно, продолжали грабить, но никто из бандитов не стал известен всей стране. Если верить статистике (впрочем, ненадежной), количество преступлений такого рода значительно упало в годы, предшествовавшие Первой мировой войне.
Однако и после войны их число не сильно увеличилось. По крайней мере до середины 1920-х годов бандиты предпочитали открытому грабежу ночные кражи. В это время получила известность банда Ньютонов — четырех братьев из Техаса, которые с 1919 по 1924 год обокрали десятки банков на Среднем Западе. Тактика у них была такая же, как у любых других взломщиков: они проникали в банки по ночам, «отпирали» дверцы сейфов при помощи нитроглицерина и уходили с добычей — обычно раньше, чем шерифы успевали организовать преследование. Все это работало до тех пор, пока в середине 1920-х годов банки не установили сверхпрочные сейфы и сигнализацию. Тогда Ньютонам и другим бандитам этого поколения пришлось заняться грабежами среди бела дня. Самой большой их добычей — крупнейшей за все десятилетие — оказалась сумма в 2 миллиона долларов, похищенная при ограблении почтового поезда в Раундауте (Иллинойс, неподалеку от Чикаго).
Когда в 1934 году правительство вдруг обнаружило, что в стране открыто орудуют банды до зубов вооруженных грабителей банков, то задалось вопросом: откуда они взялись? Большинство сошлось на том, что всему виной Великая депрессия. В принципе это было верно: значительную часть нового поколения бандитов составляли отчаявшиеся безработные. Однако, возлагая всю вину за Великую криминальную волну 1933-1934 годов только на экономику, забывают о том, что предшествующий период (1925-1932 годы) оказался золотым веком для такой категории грабителей, как налетчики. Эти люди совершали свои многочисленные грабежи в основном на территории от Техаса до Миннесоты, которую стали называть «криминальным коридором». Согласно статистике, опубликованной страховой компанией «Трэвелерс Иншурэнс Компани», с 1920 по 1929 год преступления с похищением собственности — от грабежей банков до налетов на аптеки — в среднем выросли: в Далласе с 17 до 965 в год, в городе Гэри (Индиана) — с 30 до 300, в Сагино (Мичиган) — с 9 до 836*.(* War on Crime: Bandits, G-Men and the Politics of Mass Culture, Claire Bond Potter, Rutgers University Press, 1998, p. 68. ) Поэтому можно сказать, что преступления, которые в 1934 году прославили на всю Америку таких людей, как Джон Диллинджер, были не началом криминального бума, а его завершением.
Волна грабежей банков явилась и следствием технического прогресса, продемонстрировавшего несовершенство механизмов полицейской защиты. После войны у бандитов появилось гораздо более мощное оружие, чем прежде, — тут надо в первую очередь отметить автомат Томпсона, способный производить 800 выстрелов в минуту. Он давал бандитам преимущество в огневой силе по сравнению со всеми (исключение составляли специально вооруженные полицейские, в основном городские). Но особенно успеху грабежей способствовали автомобили, особенно новые модели с надежным и мощным восьмицилиндровым двигателем V-8. Пока деревенский шериф вручную заводил рукоятью свой старенький «Форд-А», бандит успевал укатить очень далеко. Интересно, что первым автомобиль при грабеже банков использовал не американец, а француз: это было еще в 1915 году. А одним из первых американцев, сделавших то же самое, стал опытный налетчик из Оклахомы Генри Старр: в 1921 году он ограбил банк в Гаррисоне (Арканзас) и ушел от погони на автомобиле марки «нэш». Такая практика скоро стала обычной.
«В 75 процентах всех преступлений сегодня задействуется автомобиль, — писал один из аналитиков в 1924 году. — Машины и хорошие дороги значительно увеличили количество некоторых видов преступлений. У нас теперь появился тип „бандита на автомобиле“, который действует только при помощи машины, независимо от того, собирается ли он грабить банк, жилой дом или просто обобрать пешехода»*. (* Potter, p. 62. )
Местная полиция оказалась к этому не готова: ей не разрешалось преследовать машины бандитов, пересекавшие границы штатов. Поэтому особенно привлекательными для преступников оказались именно границы штатов: самую печальную известность получил район, где сходились штаты Миссури, Оклахома и Канзас. Однако центральное правительство на помощь не спешило: ограбление банка не считалось федеральным преступлением. Координация между разрозненными местными полицейскими службами была очень слаба. Только в некоторых штатах уже возникли централизованные полицейские управления (полиция штата), но и у них недоставало ресурсов для расследования серьезных дел. Поэтому на борьбу с преступностью на Среднем Западе, как в старые добрые времена, выходили вооруженные граждане, составлявшие добровольческие «комитеты бдительности». Это, однако, не помогало: если налетчику удавалось целым и невредимым уйти с места преступления, то шансов его поймать почти не оставалось.
В такой ситуации грабежи банков становились все более заманчивым занятием для простого народа на Среднем Западе, тем более что деньги было на что потратить. В 1920-е годы развернулось производство товаров массового спроса: одежда, стиральные машины, радиоприемники — все это поступало в продажу. Однако засуха и последовавший за ней спад в сельском хозяйстве привели к тому, что очень немногие фермеры могли позволить себе приобрести то, что красовалось в витринах магазинов. А одно-единственное ограбление банка давало возможность изменить всю жизнь. В то время как средний доход на душу населения в штатах вроде Оклахомы или Миссури опустился до уровня 500 долларов в год, ограбление банка сулило 10 тысяч за одно утро.
Братья Ньютон в новую моторизованную эпоху оказались типичными непрофессионалами и скоро сошли со сцены: их арестовали после ограбления поезда в Раундауте. А бандитом, который первым вышел на новый уровень в деле грабежей банков, оказался Герман К. Ламм по прозвищу Барон, немецкий эмигрант, родившийся в 1880 году. Имя этого человека окружено множеством мифов. Говорили, что свою криминальную карьеру он начинал еще в банде «Дыра в стене». Однако достоверно известно, что примерно в 1917 году, сидя в тюрьме штата Юта, Ламм разработал целую теорию грабежа. Он первым догадался «выслеживать» банки, то есть, прежде чем идти на дело, устанавливать слежку за охранниками и кассирами, получать сведения о системе вызова полиции. Банки он именовал «кувшинами», а человек, ведущий слежку, назывался у него «маркировщик кувшинов». У каждого из членов банды Ламма была определенная функция: один стоял на шухере, другой сидел за рулем автомобиля, третий отвечал за ту часть помещения, где находились посетители банка, четвертый сразу направлялся в хранилище за деньгами. Самым важным изобретением Ламма были специальные дорожные карты («мерзавчики»), на которых размечались все возможные пути ухода. Наметив банк для грабежа, Ламм тщательно исследовал все ведущие к нему дороги («кошачьи тропы») на расстоянии в десятки миль. Он записывал все приметные ориентиры на местности и при помощи секундомера размечал временные отрезки. Явиться в банк с дробовиком и забрать деньги способен любой подросток, самое сложное — это уйти целым и невредимым. «Мерзавчики» Ламма, крепившиеся к приборной панели автомобиля, избавляли бандитов от необходимости выискивать пути отхода. Банда Ламма в 1920-е годы совершила десятки успешных ограблений, пока ее главаря в 1930 году не застрелили вблизи Клинтона (Индиана). Впоследствии его система нашла массу приверженцев. Двое из членов банды Ламма будут обучать ей заключенного тюрьмы штата Индиана по имени Джон Диллинджер.
Три человека из банды Ламма оказали большое влияние на знаменитых преступников 1933-1934 годов. Один из них — Эдди Бентц, уроженец Сиэтла, грабивший банки по всей Америке и обучивший основам ремесла и Автомата Келли, и Малыша Нельсона. Эдди был большим любителем чтения и считал себя интеллектуалом. Он разъезжал по стране с целой библиотекой классической литературы и в свободное от работы время его можно было увидеть с томиком «Путешествие пилигрима». Другой знаменитый налетчик «века джаза» — Харви Бейли, бывший бутлегер. Этот бандит вел себя как джентльмен: усаживая в свою машину взятых в банке заложниц, он именовал их «хозяйками». Бейли рассчитал и подготовил самый удачный налет 1920-х годов — ограбление инкассаторов неподалеку от Денвер-Минт в 1922 году. Это принесло ему столько денег, что он смог на время отойти от дел. Он открыл несколько бензоколонок и автомоек на юге Чикаго, однако в 1929 году, после краха биржи, потерял все свои сбережения и был вынужден начать карьеру с нуля. Бейли отправился Сент-Пол, где обучал начинающих грабителей банков, собиравшихся в пользовавшейся дурной славой таверне «Зеленый фонарь». Среди его «учеников» были Автомат Келли, Элвин Карпис и братья Баркер. В 1932 году Бейли арестовали в Канзас-Сити во время игры в гольф. Его отправили в тюрьму, однако 31 мая 1933 года он организовал массовый побег заключенных и снова занялся грабежами. Третий и последний из знаменитых налетчиков «века джаза» — Фрэнк Нэш по прозвищу Джелли. Именно он сумел пронести в тюрьму оружие, которое помогло его другу Харви Бейли вырваться на свободу. Нэш, здоровенный мужчина со смешной накладкой фальшивых волос, начинал преступную деятельность в родной Оклахоме: верхом на лошади грабил поезда. Впоследствии его арестовали и посадили в Левенуэрт, он сбежал оттуда и тоже подался в Сент-Пол, чтобы грабить банки вместе с Бейли и бандой братьев Баркер.
Всем троим — Эдди Бентцу, Харви Бейли и Фрэнку Нэшу — было суждено сыграть ключевые роли в Великой криминальной волне 1933-1934 годов. Именно Нэш, сам того не желая, запустил механизм войны преступного мира с ФБР и Джоном Эдгаром Гувером. И сделал он это не потому, что собрался ограбить банк или похитить какую-нибудь важную персону, а потому, что пожелал насладиться отдыхом на тихом курорте в Арканзасе.
