Метка: Петербург

Поэт Евгений Мякишев отобрал десять любопытных фактов из недавно вышедшей книги Юрия Пирютко «Питерский лексикон».

10 фактов из «Питерского лексикона»

1. Первый петербургский историк

Таковым считается Иван Андреевич Богданов, первый директор библиотеки Петербургской Академии наук, составивший «Историческое, географическое и топографическое описание Санкт-Петербурга от начала заведения его по 1751 год». Труд сей создавался, говоря современным канцеляритом, в рамках подготовки к первому юбилею города, и был закончен в том же 1751-м. Но… свет увидел только в 1997-м. Поистине рекорд пресловутой русской неспешности. Впрочем, исследователи два века пользовались версией богдановской книги, существенно переработанной и дополненной сподвижником Потемкина Василием Рубаном, изданной в 1779 году.

2. Профессор красноречия

Первым жителем Санкт-Петербурга, удостоившимся ученого звания за хорошо подвешенный язык, стал Василий Тредиаковский, «поэт, несправедливо осмеянный современниками и забытый потомками», придворный стихотворец императрицы Анны Иоанновны, питомец парижской Сорбонны и автор труда «Новый и краткий способ к сложению стихов Российских». Отслужив 12 лет в Петербургской Академии наук, в 1745 году Василий Кириллович был назначен профессором по кафедре элоквенции — то есть красноречия.

3. Бани и академики

Знаменитые бани, построенные в 1871 году на углу набережной Мойки и Фонарного переулка, принадлежали члену Академии наук ботанику Михаилу Воронину. Бани на 9-й линии Васильевского острова — другому ученому, палеонтологу Владимиру Ковалевскому, мужу математика Софьи Ковалевской. Эти и другие петербургские бани (общим счетом десять) созданы по проектам академика архитектуры Павла Сюзора. Всего Павел Юльевич построил в нашем городе более 80 зданий (в том числе и Дом компании «Зингер», нынешний «Дом книги»), но к баням он определенно питал особую привязанность. Проект Воронинских (они же Фонарные) бань получил золотую медаль на Политехнической выставке в Вене. Академик архитектуры разработал для своих детищ систему вентиляции с подачей теплого воздуха и вообще вникал во все мелочи банного устройства. Большинство зданий сюзоровских бань — на Пушкарской, Белозерской, Бассейной (теперь улице Некрасова), Вульфовой (теперь улице Чапаева), Воронежской, Пушкинской, в Большом Казачьем переулке — существуют и сейчас.

4. Пески Петербурга

Проституция «как легальная форма бытового обслуживания, оказание платных услуг населению» существовала в Питере с 1843-го до 1917 года. На протяжении этих 74 лет центром продажной любви была местность, называемая Пески (Старо-Невский проспект и Слоновая улица, ныне Суворовский проспект). Здесь во второй половине XIX века располагалось больше всего публичных домов, здесь в начале XX века предпочитали снимать квартиры одинокие труженицы. Иные традиции в Петербурге живут долго: Старо-Невский все так же притягивает современных проституток и их клиентов.

5. Комиссар Павловска

Дворцово-парковый ансамбль в Павловске — единственная из пригородных резиденций семьи Романовых, дошедшая до нас практически в первозданном виде. За то, что любимое детище Марии Федоровны, жены Павла I, не пострадало в лихие послереволюционные годы, следует благодарить Александра Половцова — директора музея при училище Штиглица и бывшего гофмейстера императорского двора. Вскоре после октябрьского переворота он прорвался к слывшему «просвещенным либералом» наркому Луначарскому и с ходу заявил: «Павловск должен быть спасен!» Изумленный нарком не стал спорить и тут же назначил посетителя комиссаром. Александр Александрович действительно уберег сокровища — и от грабежей, и от попыток Советов народных депутатов переделать парк под огород, а сервизы из кладовых прибрать якобы для общественных столовых. В мае 1918-го Павловский дворец объявили государственным музеем. Через несколько месяцев изрядную часть экспонатов продали за границу, но Половцов, бежавший к тому времени в Финляндию, помешать этому уже не мог.

50-летний аристократ, понятно, не испытывал теплых чувств к советской власти, но «был готов обрядиться в любой наряд, переносить всяческие оскорбления, позволить называть себя как угодно — хотя бы и комиссаром. Вам угодно, чтобы я стал товарищем Половцовым? Если это может порадовать вас, пожалуйста, но вы должны предоставить мне под этой маской полную свободу быть тем, кто я есть на самом деле — вечным секретарем Ее Императорского Величества Государыни Марии Федоровны».

6. Другие Нобели

В 1991 году на Петроградской набережной воздвигли памятник Нобелю. Альфреду Нобелю, изобретателю динамита и пацифисту, основателю самой почетной в мире премии. По словам Пирютко, «мало чем с Россией связанному». Тут я не соглашусь — все-таки проведенные в Питере детство и юность чего-то стоят. Да и получавших в разные годы и по разным поводам Нобелевскую премию россиян (среди них — 13 петербуржцев) не сбросишь со счетов. Но все же — и в этом автор «Питерского лексикона» прав — памятника в нашем городе куда больше заслуживают другие представители большой семьи Нобелей. Многодетный папаша Эммануил, строительный и военный подрядчик, приехав в Петербург из Стокгольма в 1837-м, к 1859 году разорился и вернулся в Швецию, оставив на хозяйстве своего сына Людвига. Тот оказался изворотливей: открыл на Выборгской стороне механическую мастерскую, со временем превратившуюся в крупный металлообрабатывающий завод; стал одним из учредителей «Русского технического общества» и основателем «Товарищества нефтяного производства „Братья Нобели“». Эммануил Нобель, унаследовавший компанию в 1888-м, занялся разработкой и продажей дизельных двигателей. Эммануил, как и его отец, внес весомый вклад в развитие российской промышленности. Своих рабочих и их семьи он обеспечивал жильем, школами, бесплатным медицинским обслуживанием, создал для них Народный дом с библиотекой, биллиардной и различными кружками.

Стоит упомянуть важный факт, который Пирютко оставил «за кадром»: в 1900 году «Братья Нобели» и «Русское техническое» общество учредили премию, присуждавшуюся раз в пять лет за достижения в науке и технике. Так что почти одновременно с Нобелевской в России появилась своя премия Нобеля, носившая имя Альфредова брата Людвига.

Завод Нобеля на Выборгской стороне сегодня называется «Русский дизель».

7. Дачи

На месте юго-западной части города (огромная территория теперешнего Кировского и немного Красносельского района, от Нарвских ворот до эффектных пустошей на берегу Финского залива) в XVIII-XIX веке находились дачи знатных вельмож. Так, химик и краевед Иоганн Готлиб писал об усадьбе екатерининского обер-шенка А. А. Нарышкина, раскинувшейся там, где сегодня проспект Стачек пересекается с улицей Трефолева: «…многие в нечаянное удивление приводящие предметы, в сем преимущественном саду находящиеся, суть причиною, что оный обыкновенно Российским восклицательным названием Ба! Ба! именуется».

С нарышкинским владением, называемым также Красной мызой, соседствовало Кирьяново, дача княгини Екатерины Романовны Дашковой. Усадебный дом Дашковой примечателен тем, что построен по проекту, составленному хозяйкой, и даже отчасти ею собственноручно — продвинутая княгиня с энтузиазмом помогала каменщикам возводить стены. Он сохранился до наших дней, будучи в 1970-х отреставрирован и приспособлен под дворец бракосочетаний Кировского района.

Дача Левендаль («долина Льва»), находившаяся между современными проспектом Стачек и улицей Казакова и принадлежавшая обер-шталмейстеру Екатерины Льву Нарышкину, соперничала красотой и пышностью с усадьбой его брата. У «долины Льва» тоже было неформальное звукоподражательное название: «Га! Га!».

8. Метро на эстакадах

Впервые идею о создании в Петербурге метрополитена подал архитектор Леонтий Бенуа в 1912 году. Она содержалась в разработанном им совместно с инженером Федором Енакиевым и зодчим Марианом Перетятковичем плане переустройства городских дорог. Согласно этому проекту Екатерининский канал должен был быть засыпан, а по его руслу — проложена линия метро, построенного, по берлинскому образцу, на эстакадах.

9. Петербургские юбилеи

Первый юбилей — то самое пятидесятилетие, к которому готовил свой не прочтенный современниками труд библиотекарь Богданов, — вообще не отмечался. Для Елизаветы важнее оказался ее собственный юбилей, десятилетие коронации. Отбыв вместе со всем двором в Москву еще зимой 1752-го, императрица гуляла в бывшей столице вплоть до следующей зимы.

Последний, трехсотлетний, напротив, праздновался с надолго запомнившимися горожанам помпой и размахом, однако из регламента была упущена одна немаловажная деталь: почему-то официальных поздравлений с юбилеем петербуржцы не услышали ни от губернатора, ни от президента.

10. Петербург без людей

Юрий Пирютко пишет: «Существуют свидетельства современников, что прекраснее всего Петербург казался в 1921-м и в 1942-м — самых страшных годах своей истории, когда буквально вымирал, и бесконечные пустые улицы и проспекты, отсутствие какого-либо движения создавали ощущение ирреальной гармонии». В зловещей застывшей красоте города, которой мы можем полюбоваться, если отыщем тихий уголок летней ночью перед самым рассветом, — «ключ к расшифровке» природы Петербурга: «места, предназначенного вовсе не для реальной жизни, но для утверждения надчеловеческих принципов природы и миропорядка».

Евгений Мякишев

Пирогов много сделал хорошего — изобрел
гипсовую повязку, впервые применил наркоз
в полевых условиях, осуществил множество операций, написал кучу трудов, спас ногу
Гарибальди, но именно «ледяная медицина», как утверждали ученики, обессмертила его имя. Такой парадокс: обессмертило то, чему материалом послужили покойники

Пирогов

Из цикла Сергея Носова «Тайная жизнь петербургских памятников»

Один из лучших памятников в городе. Он прост, лаконичен. Серый гранит здесь одинаково хорош и для пьедестала, и для самого бюста. Не знаю, замечал ли скульптор Крестовский, что его Пирогов чем-то похож на Ленина. Тела обоих, как известно, мумифицированы, но вряд ли сходство навеяно этим — несомненно, и в характерах живых было много общего. Эту общность выдают памятники — взглядом, напряжением лиц, печатью бескомпромиссности и одержимости.

Нет в городе другого памятника, так прочно связанного с местом, где он стоит. Речь вовсе не о том, что стоит он на территории Обуховской больницы (ныне это часть Военно-медицинской академии, куда, кстати, посторонним вход запрещен); речь не о клинике в целом, а о крохотном клочке земли, памятником обозначенном.

На тыльной стороне постамента очень интересная и… как бы это сказать… специальная надпись. Настолько специальная, что в прежних популярных изданиях, посвященных городским достопримечательностям, ее если и приводили, то с намеренными искажениями. Например, согласно изданному в 1979 году справочнику «Памятники и мемориальные доски Ленинграда», эта надпись должна была бы выглядеть так: «Здесь он создавал свой атлас топографической анатомии». Надо полагать, местоимение «он» обязано отвечать имени собственному Пирогов, выбитому на лицевой стороне
постамента, но такой логики мог придерживаться лишь редактор справочника — в реальности так безлично на пьедесталах не выражаются. Для того чтобы узнать истинный текст, надо проникнуть на территорию Военно-медицинской академии, найти в госпитальном саду сам памятник и, не обращая внимания на расположение препятствующей тому скамейки, обойти его сзади, смело ступив на газон. Надпись мало того что сильно потускнела и едва различима, она в принципе никогда не была видна с дорожки; похоже, выполнена она вовсе не для того, чтобы на нее смотрели. Скажем прямо: сделана она так, чтобы ее не видели. Это без преувеличения секретная надпись — о ней даже не знают те, кто работает здесь десятилетиями и каждый день по долгу службы проходит мимо гранитного Пирогова (я со многими разговаривал). Вот она — в точности:

Здесь стояла
покойницкая, где
Н. И. Пирогов на
распилах замо-
роженных трупов
создавал свой атлас
топографической
анатомии.

Емко и содержательно.

Памятник был установлен в 1932 году по инициативе выдающегося хирурга И. И. Грекова; скорее всего, он и был автором надписи. Пренебреги профессор Греков выражением «на распилах замороженных трупов», и обошлось бы без переноса слов — нет, умалять точность высказывания ради формы строки знаменитый врач позволить не мог. Думаю, что, если бы площадь скрытой от посторонних глаз тыльной грани пьедестала позволяла разместить большее число букв, нам бы явлено было полное, развернутое название этого научного труда, причем на латыни — ибо в четырех томах атласа нет ни одного русского слова, а отдельный семисотстраничный том описаний — сплошная латынь, уже без всяких картинок. На протяжении ста лет название пироговского труда переводили примерно так: «Топографическая анатомия, иллюстрированная проведенными в трех направлениях распилами через замороженные человеческие трупы». Сейчас переводят как бы корректнее, заменяя «человеческие трупы» на «человеческое тело», но на постаменте увековечена та откровенная прямота, с которой корифеи анатомии без ложной деликатности относились к реальности.

Мне приходилось листать этот атлас. Я не медик. Сильное впечатление, честно скажу. Гигантского размера книги содержат порядка тысячи изображений в натуральную величину этих самых распилов. В трех направлениях. Некоторые (например, продольные) не поместились на плотном листе размером с полосу нынешних «Известий», и тогда использовался лист еще большего формата, складываемый под формат книги. Всего было отпечатано 300 экземпляров атласа — крайне дорогостоящее издание финансировалось правительством. На экземпляре, хранящемся в РНБ, как теперь называют родную Пуб? личку, штамп Императорской Эрмитажной иностранной библиотеки с указанием номера шкапа и полки. Нет сомнений, что тот же экземпляр первого тома, который я с трудом сумел разместить на столе, листал император Николай Павлович, лично дозволивший сей проект; представляю выражение его лица и пытаюсь мысленно соотнести со своим — любопытство… изумление… тихий ужас?..

Впечатление еще сильнее, когда знаешь обстоятельства появления атласа. В двух словах они таковы.

Однажды Николай Иванович Пирогов, прогуливаясь по Сенному рынку, увидел, как мясник расправляется с промерзшей свиной тушей. Была зима. Согласно легенде, Николая Ивановича осенило; некоторые биографы, впрочем, полагают, что оригинальная идея пришла Пирогову после долгих и долгих раздумий. Он решил исправить существенную неточность прежних атласов. Дело в том, что с разгерметизацией тела под инструментом анатома взаиморасположение внутренних органов существенно меняется — прежние атласы этот факт не учитывали. Надо пилить замороженных, решил Пирогов. И приступил к делу. В Обуховской больнице для бедных в день умирало два-три человека. Посреди больничного сада находилась небольшая деревянная покойницкая, та самая; зимой в ней коченели трупы. Молодому профессору из Дерпта Николаю Пирогову, однажды поразившему медицинский Петербург как гром средь ясного неба, уже случалось читать в одной из двух тесных комнат этого скорбного заведения лекции по анатомии, — его шестинедельный курс на немецком прослушали тогдашние петербургские знаменитости, включая лейб-медика Арендта. Теперь Пирогов работал без лишних свидетелей. Пилил. По нескольку часов в день, иногда оставаясь на ночь. При свечах. (Зимой в Петербурге и днем темно.) В лютый мороз. Опасаясь одного: как бы не согрелся свежий распил до того, как на него будет положено стекло в мелкую клеточку и снят рисунок. Чем сильнее был мороз, тем лучше получалось у Пирогова. Распилов он осуществил многие и многие тысячи — в атлас попало лишь избранное. «Ледяной анатомией» называл это дело сам Пирогов. Не в теплой Германии и не в солнечной Италии, но только у нас в России могла прийти «счастливая мысль воспользоваться морозом», как это изящ? но сформулировал академик К. М. Бэр, осуществляя разбор фундаментального пироговского труда при выдвижении его на Демидовскую премию. Этот атлас ошеломил мир медицины. Пирогов много сделал хорошего — изобрел гипсовую повязку, впервые применил наркоз в полевых условиях, осуществил множество операций, написал кучу трудов, спас ногу Гарибальди, но именно «ледяная медицина», как утверждали его ученики, обес? смертила имя Пирогова. Такой парадокс: обессмертило то, чему материалом послужили покойники.

Справедливости ради надо сказать, что основные распилы Пирогов осуществил на Выборгской стороне — в Медико-хирургической академии. Там к его услугам была огромная дискообразная пила для ценных древесных пород. В покойницкой Обуховской больницы все было скромнее. Но именно это место пожелал увековечить И. И. Греков, а уж он-то знал, что к чему.

Так оно и есть: судя по «секретной» надписи, памятник Пирогову — не просто памятник Пирогову (вообще Пирогову), но Пирогову, с фанатической одержимостью совершающему титанический труд прямо здесь, а не где-нибудь там, — это памятник невероятному, почти безумному, на наш профанский взгляд, подвигу, совершенному на этом историческом месте, когда-то занятом убогой деревянной мертвецкой. По сути, это и есть памятник той мертвецкой, единственный в своем роде памятник моргу…

Автор описания Обуховской больницы (1886) с говорящей фамилией Угрюмов критикует местоположение покойницких — и старой, и новой. Надлежит им быть где-нибудь сбоку, а не посреди сада, по которому гуляют больные. В наши дни оплошность исправлена — никаких покойницких в саду нет. Морг задвинут далеко, на северо-западную периферию клиники. Чтобы гранитный Пирогов смотрел на морг, Пирогова надо развернуть на 180 градусов. Но тогда откроется свету «сек? ретная» надпись.

А так тоже нельзя.

Сергей Носов

Вступившие в силу Правила землепользования и застройки, вообще-то, ждали как ксиву, способную остановить строительный беспредел. Высотный регламент наконец-то, все дела. «Охта-центру» не бывать, жилым мансардам на куполе Казанского собора — тоже!

И есть в них пункт, аккуратно прописывающий, как преодолеть высотный регламент, если сильно захочется.

Еще раз: прямо в законе прописано, как его обойти.

Заметьте, я не говорю, что депутаты ЗАКСа специально составили закон, предусматривающий преодоление ПЗЗ за ту или иную (по сумме или по форме) взятку. Конечно, такая возможность образовалась случайно. Но она все же образовалась. Насколько уважительно власти собираются относиться к правилам, судите по такому примеру: месяц прошел, как их ввели в действие, а главный архитектор города Юрий Митерев, обсуждая возможность построить театр Льву Додину в защищенной зеленой зоне (за ТЮЗом), сообщил, что готов запустить процедуру преодоления. Так что будет сия процедура привычной, и вряд ли ее будут менее охотно запускать ради офис-центров и элитного жилья.

На этом фоне маленькие победы петербургофилии — слезы. Да, скандальную новую биржу на Васильевском укорачивают, работа идет. Из-за нее, правда, тут же высунулся жилой комплекс, который укорачивать никто не станет, но и укорот биржи — удача: вид не спасет, зато бизнесмены будут знать, что укорот возможен, и не станут в другой раз высовываться.

Но в этом последнем тезисе ваш покорный слуга уже усомнился. Сейчас идет могучая атака жилой высотки у Новодевичьего монастыря. Строители, получив (задним числом!) разрешение за два, кажется, дня до начала действия ПЗЗ, торжествовали победу, но вмешалась высокая политика. После посещения монастыря новым Патриархом и прокуратура возобновила свой интерес к ситуации, и Росохранкультура сочинила бумажку президенту Медведеву, которому, как и Патриарху Кириллу, не помешает пиар. Очень может быть, что «Империал» (имя дома) тоже придется подрезать.

Только не остановит это строителей, когда они будут планировать небоскреб в очередном живописном месте. Да, бизнес — это зона риска, иногда можно и проиграть. Но поскольку встроены строители в финансовую и политическую систему, постольку проколов всегда будет сильно меньше, нежели триумфов. В следующий раз хоть во дворе монастыря построят — два раза подряд никакой Патриарх не выручит. А убытки понести: что же, важнее сохранить лояльность и место в системе.

Иван Желябов

Залы игровых автоматов запрещены с 1 января. Самые неуступчивые переквалифицировались в «казино» (их в Петербурге сейчас 122), которые имеют право работать до 30 июня. После этого вся игровая — выделим слово ВСЯ большими буквами, хотя даже в этакое написание трудно поверить, — напишем дважды — ВСЯ-ВСЯ игровая активность должна усвистать в четыре города порока: на Алтае, под Калининградом, в Приморье и на границе Ростовской области с Краснодарским краем.
Предприниматели, гиены одноруких бандитов и шакалы рулетки, с таким положением дел не согласны. Они бьются за свои права и напрямую и накривую.

Напрямую: первый вице-премьер Татарстана предлагает ввести мораторий на вступление в силу соответствующего запрета, ведутся подобные разговоры в Госдуме, крупье выходят на митинги (увы, не в Питере, а то сходил бы глянул), приморские депутаты — даже они, хотя им обещан «Лас-Вегас», — сочиняют челобитную первым лицам.

Накривую: поскольку маскироваться под казино автоматам скоро смысла не будет, теперь они маскируются под «стимулирующую лотерею», а лотереи не запрещены (коллеги из «Росбалта» нашли волшебное ООО, единственной официальной услугой которого является продажа спичек по 100 рублей за коробок, в действительности продается жетон). Это еще не все: Росспорт недавно признал покер видом спорта (не по этой ли причине его и по каналу «Спорт» так усердно показывают, хотя смотреть невозможно?) со всеми вытекающими последствиями: хоккей с мячом и стрельбу из лука не сошлешь в Алтайский край, а покер теперь ничем не хуже.

Судя по тому, что эти ходы проходят сейчас, будут они проходить и в дальнейшем, а если что — найдутся новые. Да, игровым бизнесменам станет труднее, но ведь это тоже игра, интеллектуальное казино, тренировка остроты ума. Все логично.

Аргумент «пусть играют, хрен с ними» можно побить тем грубым фактом, что игроманов в России по разным данным от полутора до трех миллионов, а они ведь не только себя наказывают, но и жен-детей, да и на разбои, вероятно, ходят.

Но есть другой, увы, непобиваемый аргумент: любой запрет в России приводит прежде всего к повышению «взяткоемкости» проблемы. От проверяющих инстанций зависит, счесть ли продажу спичек азартной игрой или лотереей, от регистрирующих — признать ли наперстки видом спорта. Любой запрет — не спасение игроманов, а дополнительный доход чиновникам. И так будет продолжаться, пока нет так называемой «политической воли».

А ее — не предвидится.

Иван Желябов

Танцы на грани весны

В Кировском районе СПб покончили с собой Он и Она. По семнадцать лет на человека. Студент 1-го курса Санкт-Петербургского университета телекоммуникаций имени Бонч-Бруевича и учащаяся лицея № 42. Следственные органы не раскрывают содержания предсмертной записки, но есть откуда-то слух, что в ней просьба не оказывать медицинской помощи, если что. Хотя какое, к чертям, «если что», когда речь идет о прыжке с крыши пятнадцатиэтажного дома. Одноклассницы утверждают, что Она не была эмо, а «просто так одевалась». Среди комментариев в интернете выделяется реплика урода с ником «бонч бонч бонч»: «надеюсь их мозги украсили асфальт». Надо знать своих уродов хотя бы по никам.

До всякой социологии, до ненужных соображений о романном сюжете, представьте: вот вы летите. В общем, недолго лететь, пять секунд максимум. Пять секунд вы несетесь в ветряном потоке, в последний раз ощущая, что у вас есть внутренности, которые выворачиваются в этот момент к горлу, и вы, наверное, уже не помните о своем Втором Человеке, который летит рядом. Или вы держитесь за руки?

В городе Ижевске почти в тот же день другие Он и Она гуляли по крыше недостроенной больницы. Высота седьмого этажа. Им тоже по семнадцать, они студенты технического университета. Она упала случайно, голова закружилась. Увидав внизу Ее бездыханное тело, Он понял, что Ему нужно туда же. И прыгнул. Она выжила, и даже видела в полусознании, как Он летит. Как-то тут и не сообразить, что страшнее во всей этой каше.

Читатель «Прочтения», кажется нам, в среднем существо рассудительное и с крыш не прыгает. Но у всякого из нас есть ближние, которых стоит поберечь.

Особенно в городе на Неве, где принято гулять по крышам.

Иван Желябов

Перловый Зимний

Эрмитаж могут перекрасить

Когда Ленин брал Эрмитаж, который тогда еще работал Зимним дворцом, здание было надсадно-красного, по типу фабрики, цвета. Когда дворец возвели, он был примерно жемчужным, кроме того, довелось ему побыть голубым и охристым. Нынешняя окраска не исторична. То есть исторична, конечно, ибо тоже порождена историей, но не, что ли, абсолютна. Не обязательна.

И вот директор М. Б. Пиотровский сообщил, что дворец, в принципе, можно и перекрасить. Вскоре на сайте музея появится голосовалка: хотим ли мы Эрмитажа охристого или багрового. Интересная, между тем, задачка… Вы какой бы выбрали? Я, допустим, за жемчужный скорее, но не слишком ли марок этот цвет для нашего пыльного города? Можно в полосочку сделать Эрмитаж: в интеллигентную, белую и черную, как зебра. Это, впрочем, шутка, про зебру. Я бы на синем остановился. Ярко-синий, чтобы небо брало пример.

Если бы голосование устроить массовое (на сайт музея вряд ли придут толпы), велик шанс на статус-кво: думаю, средний петербуржец предпочел бы привычное зрелище. Любители, которые полезут голосовать, цвет скорее изменят: чего иначе голосовать. В любом случае, если до дела и дойдет, то решать все будет Пиотровский, который, как опытный музейщик, понимает, что перекраска Зимнего дворца — великолепный пиар. Что же, удачи ему и флаг в руки. Еще бы, наконец, продлил опытный музейщик часы работы до семи часов (сейчас до шести, а в воскресенье вовсе до пяти) и хотя бы раз в месяц устраивал «длинные» дни (до девяти, а то и дольше, как это делается в западных храмах искусств) — вовсе бы спасибо сказали.

Иван Желябов

В 2009 году в Петербурге появятся

Автоматы по приему бутылок, 120 штук. «Фандоматы» называются.

Кстати. Один из милейших экспонатов Музея связи — автомат по продаже почтовых марок: ничтожная марка вылезала из агрегата размером с большой холодильник.

Электронные билеты на электрички.

Кстати. Заманивания изгнанных с Апрашки торговцев на «Гражданский рынок» в заду мира на улице Руставели, власти обещают и скоростной трамвай туда, и станцию электрички.

Столб позора в Петровском округе. Уже появился. Для размещения фотографий тех, кто писает в подъезде и паркуется на газонах.

Кстати. Предполагается, что фотографировать нарушителей будут сознательные (или рассчитывающие на обещанное вознаграждение) граждане.

Дом музыки на Мойке, 122.

Кстати. Великий князь Алексей Александрович, в чьем дворце поселится Дом музыки, весил 130 килограммов.

Станция метро «Спасская» без выхода наверх, для пересадок. Ее не успели достроить к Новому году из-за сложной конструкции новых эскалаторов.

Кстати. Строительство выхода на давно готовой под землей «Адмиралтейской» вредно для соседних домов. На программу слежения за деформацией сооружений выделено 4 164 000 руб. На слежение, заметьте, а не на исправления!

Компьютерная игра «Русский музей»

Кстати. Объявлен конкурс на разработку игры, сумма контракта — 490 000 рублей.

Иван Желябов