Рубрика: Рецензии

• М.: Эксмо, Яуза, 2006
• Переплет, 544 с.
• ISBN 5-699-15132-X
• Тираж: 5000 экз.

Вы знаете, что остается от улыбки, когда вы перестали улыбаться? Вы знаете, как выглядит та дорога, где «может быть» играет в прятки c «если»? Если вы еще не знаете этого — откройте книгу С. Переслегина.

Когда-то я, так же как и вы, возможно, в первый раз с опаской открыл толстый том, посвященный Второй мировой войне, — «Тихоокеанскую премьеру» С. Переслегина. «Что может сказать автор об этом скучном предмете такого, чего я еще не знаю, и что может удержать мое внимание?» — думал я…

«„Когда настоящее существование заканчивается, начинается метасуществование. Затем метасуществование изменяется и начинается перевоплощение“, — писал мастер Сохо мастеру фехтования в местности Синогава», — прочел я и почувствовал очарование бесконечности веков, ложащихся на мои ладони. Еще не понимая, какое отношение эти строки могут иметь ко Второй мировой войне, я перелистнул страницу, и… «Неожиданно пришла мысль, что человек перед смертью обрамляет перебираемые памятью события жизни невероятным количеством успешных подробностей, словно художник, желающий польстить увядающей гейше». На мгновение мне показалось, что я перепутал книги, но приводимые на следующей странице тактико-технические показатели линкоров развеяли сомнения. Я продолжил читать, все больше погружаясь в магию Переслегинского слога.

Казалось, кто-то бесконечно мудрый и очень усталый раскладывает пасьянс старыми засаленными картами, картинки на которых знакомы тебе с самого рождения. Но теперь карты ложились непривычными узорами, и картинки оживали. Как завороженный, смотрел я на чудесные превращения, ожидающие давно знакомых героев, и сами герои меняли свой облик, превращаясь во что-то большее, чем просто шахматные фигурки полководцев, двигающиеся по строго очерченному полю Второй мировой. Колдовство, совершавшееся на моих глазах, было чем-то сродни той бессмертной магии, которую блестяще описал Р. Желязны в своих «Хрониках Амбера». Сначала я решил, что аналогия с принцами Амбера, могущими изменять реальность по своему желанию, — это лишь плод моей фантазии, но по мере чтения понял, что эта аналогия была совсем не случайной.

Если вы думаете, что знаете все о мире, в котором живете, — прочтите Переслегина. Если вы думаете, что исторические факты являются чем-то незыблемым, — прочтите Переслегина. Только перед тем как начнете читать, не забудьте пристегнуть ремни безопасности, потому что вскоре «Канзас останется далеко позади». Перед вами единственный автор, который всерьез рассматривает возможность существования других реальностей и других вариантов исхода всем известных событий. Причем делает это не с пафосом дилетанта, а с неопровержимой логикой ученого, оспорить которую невозможно.

Не много найдется людей, которые с такой скрупулезностью и глубиной разбирали бы исторические факты. Но в изложении Переслегина эти факты перестают восприниматься как сухая статистика, излагаемая занудным историком. Они становятся частью бесконечно увлекательной игры, в которую вам предлагает сыграть автор. Вы берете сухие цифры численности дивизий и характеристики вооружений, накладываете их на ткань реальности и внезапно понимаете, что за этими сухими цифрами скрывается чудо. Настоящее чудо, которое раньше ускользало от вашего внимания. И если бы не Переслегин, может быть, вы так никогда и не поняли бы, что невозможное в этом мире существует. 73 десантника на легких планерах захватывают хорошо укрепленный форт с 1500 защитников, сидящих в укрытиях с бетонными стенами метровой толщины. Невозможно? «Да, — говорит Переслегин. — Это невозможно» И с убедительностью физика-профессионала объясняет вам механизм возникновения чуда и изменения реальности.

Мы живем в самом таинственном и сказочном из миров. К сожалению, нам не дано понять это в обыденной суете. Только беря в руки книги, подобные «Войне между реальностями», мы можем понять, что мир не замыкается узкими рамками учебников и привычными представлениями.

«Может быть» играет в прятки с «если». Карты реальностей перемешиваются, создавая мириады миров, и наш с вами мир отныне не является единственно возможным, а представляет собой лишь случайную комбинацию карт, расклад которых каждый из нас держит в своих руках.

Разрешите себе прикоснуться к чуду — откройте эту книгу.

Дмитрий Каширских

• СПб.: Азбука, Петербургское Востоковедение, 2005
• Переплет, 544 с.
• ISBN 5-352-01370-7 (Азбука-классика)
• ISBN 5-85803-274-8 (Петербургское Востоковедение)
• Тираж 3000 экз.

Выражение «опыт запредельного» привлекает читателя надеждой на встречу с каким-то таинственным, но при этом до боли знакомым миром. Автор книги, известный петербургский востоковед и религиовед Евгений Торчинов (1956—2003) ставит своей целью отыскать суть религиозности. В прежние годы в религиоведении правил бал социологический подход, когда религия рассматривалась как некая общественная функция. Торчинов же опирается на психологический метод и полагает, что в основе всякой религии лежит некий опыт запредельного. Что же это за опыт?

Автор творчески развивает идеи так называемой трансперсональной психологии, в частности школы Станислава Грофа. Этот широко известный ученый-психиатр уже много лет устраивает по всему миру психотренинги, на которых погружает всех желающих в причудливые бездны бессознательного с помощью специфических дыхательных техник. На его семинарах человек, к примеру, может вспомнить свои предыдущие воплощения, а то и отождествиться с каким-нибудь зверем, птицей, насекомым или божеством, оказаться в аду или в раю, слиться с космосом или пустотой.

Такого рода переживания называются «трансперсональными», то есть выходящими за пределы обыденных, «дневных» впечатлений конкретной личности. В этом случае сознание находится в «измененных» состояниях. Эти особые измененные состояния можно как-то упорядочить. В частности, Гроф выделяет четыре «базовые перинатальные матрицы» (БПМ), или типы переживаний младенца в утробе матери либо при выходе из нее. Торчинов применяет эту идею по отношению к разным сторонам религий. Например, БПМ I, которая означает первоначальное единство плода с матерью до начала родов, сопоставляется с видением рая, а БПМ III (плод проходит по родовому каналу) может быть соотнесена с кровавыми жертвами ацтеков или страданиями и смертью Христа.

Религиозные перинатальные переживания — это переживания образов утраченного блаженства, страданий, смерти, воскресения и возрождения, расширение сознания. На них выросли древние мистериальные культы, шаманизм. Но от этого опыта отличаются собственно трансперсональные переживания, в которых отдельное сознание выходит за свои пределы с помощью развитой психотехники.

Есть религиозные традиции, которые стремятся постоянно воспроизводить этот «опыт запредельного». Торчинов называет их «религиями чистого опыта». К ним, например, относятся индуистская йога и, особенно, буддизм. В буддизме нет каких-то догматических правил, которым надо слепо доверять. От буддиста требуется умение погружаться в глубины своего сознания и только там находить подлинный смысл существования. Но есть и такие религии (христианство, ислам, иудаизм), в которых роль догматизма и каноничности довольно велика. В этом случае «опыт запредельного», не исчезая вообще, оказывается монополией основателя традиции, а всем прочим верующим предлагается поверить в него и следовать ему в своем поведении.

У многих может возникнуть резонный вопрос: а насколько эти переживания оправданы с точки зрения психического здоровья? Но автор уверяет, что они ничуть не являются психопатологическими. Напротив, они могут приводить к творческому развитию и реализации личности.

Думается, что вслед за Евгением Торчиновым мы бы согласились с тем, что «таинственный лик трансперсональной Гекаты поможет понять и светозарное чело социологического Аполлона». Действительно, трансперсональная матрица оказывается плодоносной почвой, на которой возрастает пышное древо социальных религиозных институтов.

Сергей Пахомов

• СПб.: Амфора, 2006
• Переплет, 272 с.
• ISBN 5-367-00062-2
• Тираж: 3000 экз.

Герман Гессе, вспоминая о том, как создавал свою знаменитую индийскую повесть, писал: «Мне необходимо было… провести часть своей жизни в аскезе и медитации, прежде чем святой и близкий мне с юных лет мир индийской духовности вновь мог стать по-настоящему родным».

Познакомившись с романом Дмитрия Орехова, написанным почти век спустя, чувствуешь, что «мир индийской духовности» тоже стал вполне родным для ее автора. Впрочем, маловероятно, чтобы Д. Орехов, подобно немецкому классику, проводил время в аскезе и медитации. Скорее всего, нет. Автор «Будды из Бенареса» явно не трепещет перед мистиками Востока. Однако при этом ему удается — и это весьма важно — не затыкать своим героям рот, не навязывать им собственных мыслей.

Язык героев — это язык Ригведы и Дхаммапады. Их одежда, еда, образ жизни вполне достоверны. Отшельники медитируют, испытывают экстатические состояния сознания и даже парят над землей «на высоте двух-трех локтей». Однако все эти моменты воспринимаются вполне естественно. Перед нами не сказка, а притча. Притча о восточном мистицизме или, если угодно, об оккультизме.

Роман можно отнести к столь популярному сейчас жанру «альтернативной истории». Фабула произведения строится на допущении: исторических будд было два. (Следует оговориться, что с точки зрения буддологической науки подобная версия вполне правомочна. Неслучайно современный исследователь Эдвард Томас, автор книги «Будда. История и легенды» (М., 2003), сообщает, что Девадатта, двоюродный брат Сиддхарты Гаутамы, основал свою — альтернативную — буддийскую общину.)

Первая часть романа вполне, если так можно выразиться, «канонична» — герои действуют согласно историческому преданию. Перед читателем появляется царевич Сиддхарта, покинувший дворец после встреч с больным, стариком, мертвецом. Однако уже в самом начале книги появляется ощущение, что дальше без сюрпризов не обойдется. Во-первых, Ананда, любимый ученик Будды, предстает перед нами двухлетним ребенком. Во-вторых, человека, знакомого с «канонической» биографией Будды, не может не удивить маршрут путешествия Сиддхарты и Девадатты. Это путешествие начинается в городе Кушинаре. А ведь согласно буддийской легенде, именно возле Кушинара Будда окончил свои дни, отравившись свининой в гостях у кузнеца Чунды! В романе Орехова Сиддхарта тоже угощается у кузнеца парной свининой, а потом преспокойно продолжает свой путь. Дальше — больше. Маршрут путешествия в точности повторяет последнее путешествие Будды, за одним исключением — это путешествие в обратном направлении!

Во второй части действие решительно съезжает с накатанных рельсов исторического предания. Это происходит в тот момент, когда Девадатта, решившись захватить власть в общине, покушается на жизнь своего двоюродного брата. Согласно буддийским легендам, Сиддхарта вышел победителем из этой дуэли: бешеного слона он «наполнил любовью» и остался во главе общины. В романе Орехова все происходит несколько иначе. Впрочем, ощущение достоверности происходящего не покидает нас до последней страницы.

Но дело, конечно же, не в том, насколько точно книга реконструирует историю или жизнь ранней буддийской общины. Автор и не ставил такой задачи. Роман «Будда из Бенареса» — это соединение истории, мифологии и фантазии автора, причем все в нем подчинено одной идее, одному важнейшему вопросу: может ли задача внутреннего самосовершенствования быть оправданием отказа от нравственных норм? Сиддхарта в романе Орехова (впрочем, как и исторический Будда Шакьямуни) убежден, что страдания проистекают от желаний. Следовательно, надо побороть в себе абсолютно все желания. Получается, что с точки зрения буддийской доктрины желание поквитаться с обидчиком или желание протянуть руку ближнему равноценны — они одинаковым образом держат человека в «плену сансары». Сиддхарта упорно пытается провести в жизнь свою философию. Так создается коллизия: Сиддхарта-человек борется с Сиддхартой-отшельником. Кто же из них победит? Напряжение не спадает до самой последней страницы…

Н. Н.

• СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2005
• Обложка, 288 с.
• ISBN 5-288-03746-9

Что такое религия? Ответить на этот очевидный, казалось бы, вопрос достаточно сложно. Вера в единого Бога? Но есть религии, где эта вера отсутствует, — например, буддизм. Институт церкви или какой-то иной центральной организации? Но подобного института нет в ранних религиях, нет его и в индуизме. На самом деле однозначного определения религии не существует. А из множества имеющихся определений (и при этом их число продолжает увеличиваться!) невозможно выбрать такое, которое полностью устраивало бы весь ученый мир.

Петербургские ученые-религиоведы (М. М. Шахнович, Р. В. Светлов, Е. А. Торчинов и другие) в учебном пособии «Религии мира» рассматривают понятие религии прежде всего в историческом ключе — религия предстает здесь в виде конкретных традиционных учений, изменявшихся от эпохи к эпохе, от региона к региону.

Самые древние типы религии: тотемизм, магия, мантика и шаманизм; национальные религии, в своем бытовании не выходившие за пределы отдельных народов (как уже прекратившие свое существование религии античного мира, так и живые, развивающиеся религии Индии, Китая, Японии, и распространенные на Ближнем и Среднем Востоке зороастризм и иудаизм); мировые религии — буддизм, христианство и ислам… Авторы рассказывают о мифах и ритуалах разнообразных религиозных систем, описывают священные тексты — христианскую Библию, мусульманский Коран, буддийскую Трипитаку и многие другие.

Книга содержит массу информации, представляющей интерес не только для студенческой аудитории.

Прочитанное незаметно подталкивает к выводу о том, что в мире много было и есть разных религий, однако по большому счету ни одна из них не может претендовать на абсолютную истину. Такая «равноудаленность» религий — следствие бесстрастного научного подхода. Ведь исследователь религиозных систем не является проповедником. Будучи ученым, религиовед просто предлагает наиболее адекватные сведения о религиях, максимально отстраняясь от их оценивания. Возможно, какие-то из них лично ему могут нравиться или нет, что-то в них он считает ценным или бессмысленным, однако с научной точки зрения оценочная позиция может только повредить пониманию. Внимательный, умный читатель сумеет сам расставить необходимые акценты и, быть может, решить для себя, какую из сонма религиозных традиций считать истинной.

Сергей Пахомов

• М.: АСТ, 2006г.
• Переплет, 352 с.
• ISBN: 5-17-033851-1
• Тираж: 4000 экз.

Мне хочется поговорить с вами о книге, которая вызывает откровенно двойственное чувство. Сначала, увидев коротенькое предисловие автора, возвращающее меня к потерявшемуся поколению, к которому я и сам имею сомнительную честь принадлежать, я мысленно подпрыгнул от восторга и, потирая руки, торопливо раскрыл первые страницы. Я предвкушал, что наконец найду в книге слова, которые сам давно хотел и не мог высказать. Те слова, которые, наверное, хочет сказать любой из нас — из поколения конца шестидесятых — середины семидесятых.

«Наконец-то, нашелся автор, который сможет показать сегодняшнюю реальность глазами тридцатилетних. Тех тридцатилетних, которые еще помнят обязательные первомайские демонстрации и волнующую дрожь, когда тебе в первый раз повязывают пионерский галстук», — примерно так подумал я и начал читать…

Признаюсь вам честно, я недоуменно закрыл книгу после двадцатой страницы. Те, кто хотят найти в литературе высокий стиль или тонкий психологизм, могут ее и не открывать. То, что я прочитал, больше всего напоминало фиксацию потока сознания, возникшего в короткий миг между наступлением похмелья и подписанием выгодной сделки. Потом снова похмелье и снова подписание, и все это автор по-прежнему фиксирует, не особенно стесняясь в выражениях. Честно скажу, я отложил книгу с достаточно сильным раздражением.

Но прошло какое-то время, и я, к своему удивлению, почувствовал, что мне хочется перечитать ее. Мысль занозой сидела в моей голове, я чувствовал, что упустил что-то в этой странной смеси документалистики скрытой камерой с беззастенчивостью психоанализа. Я снова взял книгу.

Внезапно я понял. Предисловие, словно вечность, свернутая в кольцо, перекинуло мост через последние тридцать лет, и извечные слова «я есть первый и последний» зажглись на обложке, как перст судьбы.

Когда-то очень давно я услышал слова одного из создателей «Неуловимых мстителей», что если бы не было первых кадров фильма, на которых молодые всадники медленно въезжают в багровеющий круг солнца, фильм воспринимался бы совсем по другому.

Если бы не было предисловия к этой книге, ее можно было счесть еще одной попыткой модным «штилем» проложить себе узенькую тропиночку на литературный Олимпик, и тогда она не стоила бы того, чтобы о ней говорить. Но перед нами не просто очередная попытка зафиксировать «наличие отсутствия» возвышенности в духовном мире «героев нашего времени». Перед нами зеркало, которое, словно рельсы, сходящиеся у горизонта, позволяет увидеть всю неизмеримость пути пройденного нами и нашей странной.

Честно скажу, когда я осознал этот путь и осознал именно благодаря книге, которую держал в руках (при всей ее хамоватой стилистике и нарочито примитивном психологизме), — мне захотелось заплакать. И в первую очередь я вспомнил почему-то культовый фильм конца 80-х «Асса».

Помните, в последних кадрах этого фильма девочка стреляет в своего очень крутого любовника, потому что он убил ее друга — безбашенного и безденежного пацана, который стоял у него на дороге? Девочка убила «олигарха», и ни у кого из зрителей это не вызывало осуждения или удивления. Так и должно было быть, и никто тогда не сомневался, что деньги не могут компенсировать того, что давал героине фильма этот забавный и непутевый Бананан, оказавшийся на дне моря. А потом вышел Цой и спел «Перемен требуют наши сердца…» И мы получили наши перемены.

Я смотрел этот фильм в восемнадцать лет и аплодировал героине. Я смотрю его сейчас и ловлю себя на мысли, что девочке, пожалуй, надо было с самого начала послать подальше этого лоха Бананана, а крутого «папика» развести на хорошие бабки и обеспечить себе сытую жизнь. И, подумав так, я встряхиваю головой и с ужасом понимаю, в кого же я превратился. В кого превратились большинство из нас.

Название книги «Повесть о ненастоящем человеке» сразу вызывает в памяти до боли знакомый образ, памятный поколению тридцатилетних со школьной скамьи. Раненый летчик ползет по зимнему лесу. Ползет, чтобы выжить и снова встать в строй, невзирая ни на что. Летчик еще не знает, что в конце пути его встретит поддатый молодой человек с очередной шлюхой под ручку. Ему не надо терять обе ноги. Все, что от него требуется, — это сделать куннилингус приезжающей из Парижа начальнице.

Я бы назвал эту книгу «Реквием потерявшемуся поколению». Назвал бы, если бы ее истинное название не было еще более удачным. Круг замыкается. Летчик, наконец, дополз и мы, поколение 70-х, когда-то помнившие, что в мире существуют не только деньги и карьера, взяли в руки зеркало, в котором отразились такими, какими стали. И не надо никого винить. «Время не подлежит обсуждению. Подлежим обсуждению мы — разместившиеся в нем».

Прочитайте эту книгу. Только все время, пока будете читать, постарайтесь удержать перед глазами две картинки: всадников, въезжающих в закат, и ползущего по лесу умирающего летчика.

Взгляните наконец на себя таких, какие мы есть. А если вы не верите, что это вы, тогда спросите себя — кто сделал это мир таким? Ведь это наш мир, и он лишь наше отражение. Мы должны осознать, куда мы пришли. Прочитайте эту книгу.

Дмитрий Каширских

• СПб.,: Амфора, 2005
• Переплет, 304 с.
• ISBN 5-94278-951-7
• Тираж: 5000 экз.

На повестке дня роман украинского писателя Андрея Куркова «Пикник на льду». Вообще, Курков не просто какой-то там украинский писатель. Он, по уверениям компетентных людей, «современный русскоязычный писатель номер один в Европе». Так-то! Автор бесчисленных книжек, которые переведены на двадцать два языка мира. По его сценариям снято более двух десятков художественных, короткометражных и телевизионных фильмов. Словом, послужной список будь здоров. Немудрено, что взял я тоненькую, весело оформленную книжицу с некоторым трепетом. Тем паче, что роман «Пикник на льду» был в 2003 году признан книгой года в Швейцарии.

Коротенько о сюжете. Журналист Виктор Золотарев получает необычное задание от крупной газеты: писать некрологи на видных людей, хотя все оные пока еще живы. И что интересно, граждане, на которых некролог написан, долго на этом свете не задерживаются. Постепенно герой понимает, что втянут в криминальные игры теневых структур.

После первых страниц немного отлегло. Оказалось, что Курков — это Владимир Кунин, помноженный на Оксану Робски. «Дома перед сном Виктор пил чай и думал о смерти. Думалось ему легко». И так далее. Без изысков. Читать книгу легко. Не читать — еще легче.

Нет, сама идея очень даже ничего. Свеженькая, с неплохим потенциалом. Но… Вот есть книги, которые напоминают мне кастрированного кота. То есть вроде бы и кот, но уже не совсем кот. Главную свою функцию выполнять не может. Так и с книжками. И слова в ней есть, и сюжет какой-то, и герои что-то делают, «а включаешь — не работает», как сказал Жванецкий. «Пикник на льду» как раз из этой оперы.

В романе все происходит само собой, персонажам суетиться не надо. Нужна работа — нашлась, нужны деньги — принесли, и так далее. Главный герой ходит, бродит, кофе пьет. Причем не потому, что хочет, а потому, что автор его пинками заставляет. Сам бы ни черта не сделал. Остальные персонажи не лучше — музей восковых фигур. Сказали то, что автору нужно, сделали что-то невразумительное и ушли со сцены, пока снова автору не понадобятся. Веревки, за которые он их дергает, видны за версту. Разве что пингвин Миша порадовал. Всем пингвинам пингвин. Очень естественно ест рыбу и купается в проруби.

Ну и философские размышления. Простенькие, такие, чтобы каждому школьнику было все ясно. Как я понимаю, единственная их задача — не дать роману скатиться до обычного детектива в духе Донцовой. Это удалось. Действительно получилось скучнее. С претензией вроде как на прозу.

Впрочем, ничего удивительного во всем этом нет. Сам Курков о своем творчестве говорит прямо: «Когда писатель хочет купить бутылку хорошего шампанского, то, чтобы заработать на нее деньги, ему нужно стать на две ступеньки ниже и написать что-нибудь попроще».
На шампанское Андрей Курков себе заработал, это уж точно.

Кирилл Алексеев

• М.: Новая газета, Книжный клуб 36.6, 2006
• Переплет, 232 с.
• ISBN 5-91147-001-2
• Тираж: 20 500 экз.

«Sex в большой политике» Ирины Хакамады отсылает к небезызвестному сериалу, в котором четыре американки с некоторой толикой вульгарности подыскивают себе мужей, бойфрендов и сексуальных партнеров на одну ночь. У Хакамады читатель, желающий «попользоваться насчет клубнички», тоже найдет для себя немало интересного — только речь, разумеется, пойдет о «клубничке» политической, варенье из которой круто сварено из политической византийщины, холуйства и придворного кремлевского этикета.

Через призму последнего показана вся политическая кухня постсоветской империи. Место за обеденным столом на банкете символизирует положение чиновника в кремлевской иерархии, рукопожатие старшего по политическому «званию» — благорасположение или недовольство тех, «кто выше».

«Церемония приветствия вся на многозначительных нюансах. Всем пожали руки, а вас проигнорировали? Неважно почему, важно, что все это заметят и примут к сведению. Чтобы этого не допустить, нужно издалека поймать взгляд объекта и не отпускать и вести его, мысленно внушая:

— Пожми мне руку, сволочь… пожми мне руку… а лучше поцелуй меня (потому что если с вами еще и целуются, вы вообще в полном шоколаде)».

Увидеть в малом большое, а в пустяковине — значительное, да еще описать это со смаком гурмана со стажем — ценное качество для того, кто решил отправить читателя в мир, доселе ему неизвестный. Но еще важнее умение сделать так, чтобы этот мир стал для того, кто его постигает… удивительно похожим на его собственный, простой и понятный.

Как расслабляются ВИПы у Хакамады? Выпивают. Как отмечают дни рождения коллег по оружию? Дарят дурацкие подарки и устраивают застолье. Как пишут книги о себе, дорогих и любимых? Да так же, как обычно жалятся благодарным слушателям на судьбу-злодейку: враги одиозны, обстоятельства непреодолимы, а главному действующему лицу больше всего хочется застрелиться именно тогда, когда все думают, что у него все «в полном шоколаде».

Ирина Хакамада тоже пишет книгу. Пишет о СЕБЕ. Пишет так, как делилась бы своими переживаниями с подругой. И пусть вас не смущает и игривое название книги, и ее самоуверенный подзаголовок: «Самоучитель self-made woman», — потому что все это от лукавого. А правда состоит в том, что за всеми остроумными наблюдениями над политическим зоопарком, за всеми этими язвительными выпадами и уколами и циничными советами прячется тонко чувствующий ранимый человек. И, как мне кажется, человек очень несчастный, доведенный до ручки всеми «неправильностями» нашей жизни, рушащими все самые «правильные» теории и концепции.

«Помню, в 95-м, после победы на выборах, я лежала с подругой на пляже и думала: вот я депутат, я известна во всей России, почему же я такая несчастная? Ничего не хочу. Не хочу быть сильной. Не хочу быть самодостаточной. Мне недостаточно самой себя. Хочу ехать на красивой машине вдоль океанского побережья. И чтобы вел ее он, плейбой с вьющимися до плеч волосами. И чтобы океан шумел…»

Но интересна ли искренность поверженного политика читателю, купившему эту книгу в расчете на политическую клубничку и не без оснований подозревающему автора в политической конъюнктуре? Вот в чем вопрос…

Мария Петровская

Как стать партнером фирмы, избежав камеры, или Как не вымокнуть под золотым дождем.

Первое впечатление от любой книги Гришэма: очень много текста, не меньше 500 страниц, убористый шрифт, узкие поля. В дневном поезде Москва–Петербург этому можно только порадоваться: книжки точно хватит на путь в один конец, а скорее всего в оба. Сюжеты незамысловаты, но держат внимание, вы будете читать хотя бы только из желания узнать, чем же все закончилось: удалось ли посадить «Партнера», разбогател ли начинающий адвокат из «Золотого дождя», дошел ли преступник до газовой камеры, сумел ли начинающий адвокат обвести вокруг пальца фирму и ФБР. Язык автора прост, перевод добросовестен.

Гришэм считается создателем нового жанра: юридического триллера. Прежде чем стать одним из самых богатых писателей, он успел поработать адвокатом и пишет о том, что знает не понаслышке (правда, в «Камере» предупреждает, что дел смертников он не вел и основная информация почерпнута из рассказов друзей), в подробностях в нескольких книгах рассказывает о пути начинающего юриста: работа в крупной компании в течение десятка-другого лет, партнерство, шестизначные суммы годовых доходов, костюмы за 1200 долларов и обеспеченная старость в конце. Другой путь — независимый: поиск выгодного дела, на несколько миллионов, в результате которого и неоперившийся птенец может стать очень богатым, только-только сдав адвокатский экзамен.

В России не сложилось пока такого мощного юридического рынка, какой существует в США, но ясно, что с развитием страны будет увеличиваться и спрос на юридические услуги. Задумавшемуся о карьере адвоката стоит помнить, что, по Гришэму, работать предстоит очень много: 100 часов в неделю, — приход на работу в 5.30 утра, толщина папки измеряется не количеством страниц, а дюймами, материалы по одному делу считают коробками… Прекрасный справочник для отечественного юриста! То, что в Америке является непреложной истиной, в России только постигается на трудном опыте. Книги Гришэма таят в себе массу адвокатских баек, прецедентов, ухищрений, уловок; объясняют, в какой последовательности лучше выступать перед присяжными, как скомпрометировать свидетеля, каким образом легализовать украденные деньги.

В конце Гришэм обычно пытается «наказать» своих героев: кто-то остается без любимой женщины, научив ее скрываться с деньгами; кто-то вынужден бежать и всю жизнь плавать на яхте от берега к берегу с «уведенными» миллионами; кто-то теряет близкого человека; кто-то разочаровывается в адвокатской практике, преступив закон… Думается, адвокат Гришэм пытается оправдать своих героев перед судом присяжных — читательской аудиторией, — чтобы у читателей не возникло ощущения, будто юристы — исключительно богатые пройдохи и циники. Но в этом жанре — юридического триллера — процесс чтения доставляет часто большее удовольствие, нежели те выводы, к которым приходит автор.

А. Ш.

• М.: Эксмо, 2005
• Обложка, 319 с.
• ISBN 5-699-13670-3
• Тираж: 7000 экз.

Я не высоколобый эстет, восхищающийся всяким непонятным. Для меня хорошая литература — это прежде всего интересная, умная и умело рассказанная история. А не мутные потоки чужого (и как правило отнюдь не здорового) сознания. Такие уж примитивные вкусы, да.

Алексей Слаповский как раз из тех писателей, которые умеют талантливо рассказывать отличные истории. За что его и уважаю. Ни выплеснутых на бумагу комплексов и подавленных сексуальных желаний, ни постмодернистских игр с чужими цитатами и стилями. Обходится он как-то без этого. Не гоняется за модой и не ставит бездарные эксперименты над словом. Просто работает. По мнению некоторых эстетов от литературы такой подход к прозе — чуть ли не преступление. И даже хуже — ведь пишет Слаповский о нормальных людях! Не о пьяницах и наркоманах, не о жителях Рублевки и уголовниках, а о самых обычных российских гражданах.

Правда, к зубодробительному реализму романы Слаповского отнести тоже нельзя. Поскольку эти самые обычные граждане попадают в крайне необычные ситуации.

В «Первом втором пришествии» простому сельскому парню Петру Салабонову сообщают, что он не кто иной, как Иисус Христос, вторично пришедший на землю, как и было обещано, аккурат накануне Страшного суда. Причем знамения и факты упрямо это подтверждают. Есть отрезанная голова Иоанна Предтечи, есть чудесное исцеление больных, есть непорочное зачатие Марии… То есть все идет к тому, что в провинциальном городке Полынске назревает библейская история vol. 2. Такое вот начало. Многообещающее, надо сказать.

Умеет, умеет Слаповский бросить своих персонажей в такие обстоятельства, что дух захватывает. И потом аж изводишься весь — выберется бедолага или нет? И умеет провести героя по лабиринту желаний, страхов, надежд и страстей, чтобы в конце концов тот нашел себя настоящего… Или навсегда убежал бы от самого себя.

Эта тема: попытка человека понять свое назначение, добраться до истинного «я» — вообще характерна для творчества Слаповского. Но, что радует, раскрывается она не в занудном умствовании, а в зверски увлекательных и в то же время по-настоящему глубоких романах: «Первое второе пришествие», «Я не я», «Анкета», «День денег»…

К сожалению, подавляющее большинство граждан знают Слаповского не по повестям и романам, а по сериалам «Участок», «Заколдованный участок» и «Остановка по требованию», сценарии для которых он написал. Но что поделаешь, время такое — читателей мало, зрителей много. И все-таки настоятельно рекомендую обратить внимание именно на его прозу. Отличную прозу, хочется сказать.

Кирилл Алексеев

• М.: Вагриус, 2005.
• Переплет, 480 с.
• ISBN 5-9697-0092-4
• Тираж: 5000 экз.

Долго маялся, прежде чем решился написать пару слов о романе. Прочитав его первый раз, понял, что запутался. Перечитал. Потом ознакомился с рецензиями оч-чень умных людей. Запутался еще больше.

Чем-то мне все это напомнило обычную для психоанализа ситуацию с интерпретацией бреда или сновидений. Сон один, а толкований столько же, сколько психоаналитиков. И каждый вроде как прав, не поспоришь. А как оно на самом деле с этим сном — так тайной и остается. В том числе и для самих аналитиков.

Конечно, можно списать на то, что роман-де настолько многоплановый и сложный, что единого мнения, о чем он, собственно, и быть не может. Кто-то считает, что о любви, кто-то — о страдании и неискоренимой жестокости, кто-то — о грядущем воскресении всех умерших, кто-то — о роли слова в жизни человека и человечества. Короче, как обычно получается — автор написал, а потом специалисты заботливо объясняют, что тот хотел сказать.

Чтобы подвести хоть какой-то итог, можно заявить коротко и бодро: роман о жизни во всем ее многообразии. Отличная формулировка, которая идеально подходит ко всему малопонятному и неудобоваримому. Сама-то жизнь тоже ведь малопонятна и неудобоварима.

«Венерин волос» — мешанина историй, не имеющих ни начала, ни конца, ни четкого сюжета. Причем здесь и дореволюционная Россия, и древняя Персия, и современная Швейцария, и Чечня с Италией. Война, любовь, философия, гнусность и красота… Перемежается это все широкими полноводными потоками авторского сознания. Словом, мозаика. Но цветные стеклышки писатель не складывал аккуратно, а разбрасывал не глядя, щедрыми жменями.

И что получилось? А получилось, как ни странно, неплохо. Благодаря филигранной обработке этих самых стеклышек. Стилист Шишкин превосходный. При прочтении включаются все органы чувств — и вкус чувствуешь, и запах, и звуки слышишь. Отточенный стиль, великолепные метафоры… Да что там говорить — хорошая сильная проза. Если не задумываться о том, к чему все это в целом.

Короче, ассоциации текст будит, настроение создает, высоколобым интеллектуалом себя почувствовать можно, глубокомысленно переворачивая странички… Главное, потом сделать вид, что все понятно, дабы не снижать впечатления.

Одно только смущает. Как быть с утверждением: «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает»? Ай, в печку его, в печку!

Кирилл Алексеев