Фольклор во все времена щедро подпитывал литературу. Авторы черпали в нем мотивы, сюжеты, речевые обороты; наконец, делали фольклорных персонажей героями своих книг. Рабле, Вальтер Скотт, Салтыков-Щедрин — этот ряд можно продолжить и современными писателями (например, Пелевиным). И всегда фольклорный персонаж, становясь персонажем литературным, хоть чуть-чуть, но изменялся. Изменялся его характер, привычки, и самое главное — изменялась его роль в тексте. Попадая в литературу, герой выполнял совсем другие задачи, нежели в фольклоре. Это происходило даже не обязательно по воле автора, просто литература диктовала свои законы, а художественный замысел требовал от героя этим законам подчиняться.
Процесс трансформации фольклорного персонажа очень любопытен. Герой неминуемо что-то утрачивает и что-то приобретает. Двоим, быть может, самым известным фольклорным героям суждено было измениться до неузнаваемости; причем один из них прочно застолбил свое место в мировой литературе, роль другого оказалась несколько скромнее.
Первый дошедший до нас вариант народной книги о Тиле Уленшпигеле датирован 1515 годом. Анекдоты о Ходже Насреддине вошли в обиход задолго до этого. И Уленшпигель, и Насреддин, согласно легендам, жили на самом деле. Могила Уленшпигеля находится в Мёльне (Германия), а могила Насреддина в Акшехире (Турция). Некоторые истории из сборников о похождениях этих персонажей сюжетно схожи (история о том, как герой учит читать своего осла, или о том, как герой расплачивается с торговцем звоном монет).
Фольклорный Уленшпигель известен прежде всего как ловкий хитрец, обводящий вокруг пальца дураков и простаков, попадающихся у него на пути. Б́ольшая часть историй о нем сводится к тому, что Уленшпигель, поступая на службу к какому-нибудь ремесленнику, всячески пакостит в доме у своего хозяина. Образ Насреддина, по сравнению с Уленшпигелем, гораздо богаче. Насреддин также дурачит людей, но нередко и сам остается в дураках. Насреддин может быть глупым, умным, смелым, трусливым, щедрым, жадным. Он может быть вором, а может быть и жертвой воров. Он может лебезить перед сильными мира сего, а может говорить им дерзости. Впрочем, перейдя из фольклора в литературу, оба героя стали совсем другими.
Шарль де Костер (его книга вышла в 1867 году) сделал Уленшпигеля уроженцем Дамме, городка близ Брюгге (нынешняя Бельгия). Леонид Соловьев (1-я часть «Повести о Насреддине» была издана в 1939, 2-я — в 1956 году) назвал родиной своего героя Бухару. Таким образом, уже в первых главах обеих книг авторы заявили, что не собираются слепо следовать традиции. (Напомним, что изначально Уленшпигель был уроженцем Германии, а анекдоты о Насреддине бытовали по крайней мере у двадцати семи народов).
Но от традиции авторам уйти все же не удалось. Так, в «Легенде об Уленшпигеле» около двадцати глав являются пересказом фольклорных историй. Но некоторые истории (например, рассказ о том, как Уленшпигель, соревнуясь с другим шутом, съел собственные экскременты) не могли быть включены автором в книгу, иначе образ освободителя Фландрии от гнета испанцев был бы сильно принижен
Леонид Соловьев поступил иначе. Те анекдоты, в которых Насреддин выглядит остроумным пройдохой, дурачащим богачей, в его книге представлены как реальные события. А анекдоты, в которых герой сам остается в дураках или пресмыкается перед знатью, рассказаны эмирским шпионом, врагом Насреддина.
Итак, литературный Уленшпигель стал вести себя чуть приличнее (хотя скабрезных историй в романе хватает). Зато он превратился в певца свободы и приобрел новую черту характера — жажду мести. Уленшпигель мстит за смерть отца, за разоренные города, за зверства инквизиции. Теперь он не обычный плут и не просто злой насмешник. Он — дух Фландрии и защитник угнетенных. Такой Уленшпигель, благодаря писательскому мастерству де Костера, перерос своего предшественника, и именно таким его знает большинство читающей публики.
А что Насреддин? У Соловьева он не глуп, не труслив, не жаден и не заискивает перед вельможами. Он помогает беднякам, смешит народ и наказывает жестоких богачей. Необходимо отметить, что вторую часть своей повести Соловьев создавал после того, как отсидел в сталинских лагерях. Пережитый писателем кризис позволил ему сделать вторую часть несколько глубже. Так, если в первой части повести главного злодея — бухарского эмира — смело можно назвать набитым дураком, который ничего не соображает, то хан Коканда из второй части уже не так прост. Он даже по-своему справедлив. Сам же Насреддин здесь оказывается не только искателем приключений, но и серьезно занимается поисками внутренней гармонии (что было исключено в анекдотах). В конце книги Насреддин находит то, что искал, и оптимистичные строки, завершающие повесть, можно смело назвать лучшим из того, что было написано Соловьевым, писателем с трагической судьбой.
«— Жизнь! — воскликнул он, вздрогнув и затрепетав, не замечая слез, струившихся по лицу.
И все вокруг дрогнуло, затрепетало, отзываясь ему, — и ветер, и листья, и травы, и далекие звезды.
Странное дело: он всегда знал это простое слово, но проник во всю его бездонную глубину только сейчас, — и когда проник, это слово стало для него всеобъемлющим и бесконечным».
За что мы любим анекдоты? За то, что даже самые мрачные из них обнаруживают те же ценности, которые открыл для себя Нассредин. Жажда жизни, любовь к жизни — вот главные качества и Уленшпигеля, и Насреддина. Кстати, эти качества не были утрачены при переходе персонажей в художественную литературу. Герои любили жизнь и ценили ее превыше всего и благодаря этому обрели бессмертие.
Но они оставили свой след не только в литературе. Не раз и не два Насреддин и Уленшпигель вдохновляли кинорежиссеров на создание фильмов. Из них я бы выделил два. Первый — «Насреддин в Бухаре» (1943), снятый по сценарию самого Леонида Соловьева и поставленный Яковом Протазановым. Фильм немного наивен по сравнению с книгой «Возмутитель спокойствия», но именно в этом и заключается его прелесть. Второй — «Легенда о Тиле» Александра Алова и Владимира Наумова (1976).
Несмотря на то, что режиссеры выпустили некоторые сюжетные линии и тем самым слегка выпрямили образ Уленшпигеля, они представили на суд зрителя собственную интерпретацию. Им удалось очень точно передать атмосферу Фландрии XVI века, и в этом авторам фильма помогли полотна живописцев эпохи Возрождения, особенно Босха и Брейгеля. Каждый кадр фильма снят настолько тщательно, что создается впечатление, будто режиссеры, подобно археологам, восстанавливали прошлое по крупицам, чтобы в итоге получить четкую и ясную картину того, какой была Фландрия много лет назад.
Ну, а книги о Насреддине и Уленшпигеле успешно переиздаются и сегодня («Насреддин» существует даже в формате MP3). Ничего удивительного — эти книги проверены временем. Главное же в них то, что они демонстрируют связь между фольклором и литературой и служат своеобразными проводниками в те времена, когда хорошая шутка ценилась превыше всего и когда люди за кружкой пива или пиалой чая пересказывали друг другу анекдоты, которым суждено было остаться в вечности.
Виталий Грушко
