Метка: премия «Национальный бестселлер»

Илья Бояшов. Повесть о плуте и монахе

Илья Бояшов. Повесть о плуте и монахе

«Проснуться знаменитым!» — девиз премии «Национальный бестселлер». Но из всех получивших ее только лауреат–2007 Илья Бояшов не был уже знаменит и был уже достоин таковым проснуться. Роман «Путь Мури» награжден по праву, однако пятнадцать минут славы прошли — и кто знает, продлится ли признание? Теперь «Лимбус» переиздал прежние повести Бояшова: их немного, все они небольшие, «Повесть о плуте и монахе» — наверное, лучшая. Идеально выстроенная симметричная притча о путях великого подвижника и великого скомороха. Сказовый стиль, контраст раёшника и духовного стиха, цирковой репризы и житийной риторики. Безупречная точность сюжетных рифм. Неожиданное вторжение истории. Смех и слезы. Можно долго перечислять достоинства — но, кажется, всего этого мало. Вряд ли критики из воюющих ныне станов признают Бояшова своим бойцом. Для уцелевших постмодернистов у него слишком мало иронии, да еще и русским духом, Лесковым да Ремизовым, припахивает. Для реалистов — уж слишком все условно, все из головы, а не из жизни. Остается уповать на прекрасно-наивных читателей (читательниц?), которым наплевать на -измы и которые просто любят хорошо рассказанные сказки.

Андрей Степанов

Премия «Нацбест»: Лонг-лист. Большое жюри. Комментарии

Длинный список премии «Национальный бестселлер»

г. Москва
3 марта 2008 г.

Премия «Национальный бестселлер» объявляет результат работы номинаторов, которым было предложено выдвинуть наиболее значительные, на их взгляд, прозаические произведения, созданные на русском языке и вышедшие в 2007 году или известные им в рукописи. Мы также оглашаем список Большого жюри, которое до 20 апреля 2008 года должно прочесть произведения, попавшие в long-list, и выставить им баллы.

Благодарим всех номинаторов за активную работу!

Номинаторы 2008

Номинация

Александров Николай, критик, Москва

Всеволод Бенигсен «ГенАцид», рукопись

Амелин Максим, поэт, Москва

Андрей Ланской «Аристократ», Олма Медиа Групп

Арбатова Мария, писатель, Москва

Анна Козлова «Люди с чистой совестью», рукопись

Басинский Павел, критик, Москва

Ольга Новикова «Гедонисты и сердечная», Центрполиграф

Барметова Ирина, критик, «Октябрь», Москва

Игорь Сахновский «Человек, который знал все», журнал «Октябрь», № 1, 2007 

Бергер Борис, издатель, «Запасной выход», Москва

Сергей Шумейкин «Клоны клоунов», рукопись

Бодрова Елена, «Библио-Глобус», Москва

Майя Кучерская «Бог дождя», Время

Бондаренко Владимир, критик, Москва

Александр Проханов «Пятая империя», Амфора

Василевский Андрей, критик, «Новый мир», Москва

Глеб Шульпяков «Цунами», журнал «Новый мир», № 10–11, 2007

Вознесенский Александр, журналист, Москва

Андрей Тургенев «Спать и верить», Эксмо

Гаврилов Александр, издатель, Москва

Дмитрий Глуховский «Сумерки», Популярная литература

Галль Антонина, литагент, Петербург

Оксана Бутузова «Дом», Амфора

Гладкова Алла, издатель, «Время», Москва

Александр Иличевский «Пение известняка», рукопись

Горчев Дмитрий, писатель, Петербург

Сергей Жадан «Anarchy in the UKR», Амфора

Гришечкин Виталий, «Астрель», Петербург

Сергей Минаев «The тёлки», Астрель

Гумен Юлия, литагент, Петербург

Андрей Тургенев «Спать и верить», Эксмо

Друговейко Светлана, лингвист, Петербург

Татьяна Москвина «Она что-то знала», Амфора

Ерофеева-Литвинская Елена, журналист, Москва

Майя Кучерская «Бог дождя», Время

Евдокимов Алексей, писатель, Рига

Дмитрий Быков «Список», рукопись

Елисеев Никита, критик, Петербург

Тимофей Хмелев «Уявление», рукопись

Етоев Александр, писатель, Петербург

Марина Москвина «Роман с Луной», Эксмо

Житинский Александр, издатель, Петербург

Андрей Ильенков «Читая ночь», Геликон-плюс

Иванов Александр, издатель, «Ad Marginem», Москва

Олег Нестеров «Юбка», рукопись

Каминский Евгений, журнал «Звезда», Петербург

Анатолий Бузулукский «Антипитерская проза», СПбГУП

Козлов Юрий, писатель, «Роман-газета», Москва

Андрей Курков «Ночной молочник», Амфора

Коробейников Сергей, независимый эксперт, Петербург

Анна Коростелева «Школа в Кармартене», рукопись

Котов Денис, «Буквоед», Петербург

Рассказы Ксении Букши, вошедшие в книгу: Ксения Букша «Питерские каникулы», Геликон-плюс

Крусанов Павел, писатель, Петербург

Александр Секацкий «Два ларца: бирюзовой и нефритовый», рукопись

Крютченко Максим, издатель, «Азбука», Петербург

Алексей Шаманов «Ассистент», Азбука

Кузьминский Борис, критик, Москва

Святослав Логинов «Россия за облаком», Эксмо

Кукушкин Владимир, ОГИ, Москва

Дмитрий Черный «Поэма столицы», рукопись

Курчатова Наталия, критик, Петербург

Андрей Ефремов «Искусство уводить чужих жен», Лимбус-пресс

Куприянов Борис, «Фаланстер», Москва

Лев Данилкин «Человек с Яйцом: Жизнь и мнения Александра Проханова», Ad Marginem

Кучерская Майя, критик, Москва

Александр Архангельский «1962», Амфора

Лисина Светлана, издатель, Петербург

Рената Литвинова «Обладать и принадлежать», Сеанс, Амфора

Лямин Георгий, «Топ-книга», Новосибирск

Андрей Рубанов «Великая мечта», Лимбус-пресс

Мелихов Александр, писатель, Петербург

Валерий Попов «Горящий рукав», журнал «Звезда», № 5-6, 2006; № 5, 2007

Михайлов Александр, издатель, Москва

Наталья Сорбатская «Литературная рабыня. Будни и праздники», Анаграмма

Михайлова Надежда, Московский дом книги, Москва

Дмитрий Глуховский «Метро 2033», Популярная литература

Москвина Татьяна, писатель, Петербург

Людмила Петрушевская «Московский хор», Амфора

Морозова Ольга, издатель, Москва

Валерий Введенский «Старосветские убийцы», рукопись

Надпорожская Ольга, журналист, Петербург

Захар Прилепин «Грех», Вагриус

Назаров Вадим, издатель, «Амфора», Петербург

Илья Стогoff «Миллиардеры», Амфора

Нестеров Вадим, критик, Москва

Дмитрий Колодан «Другая сторона», рукопись

Никитин Юрий, «У Сытина», Москва

Геннадий Смолин «Гений и злодейство», Издатель  В. Е. Епифанов

Ним Наум, издатель, «Досье на цензуру», Москва

Антон Борисов «Кандидат на выбраковку», рукопись

Новикова Елизавета, журналист, Москва

Александр Архангельский «1962», Амфора

Носов Сергей, писатель, Петербург

Алексей Рыбин «Черные яйца», Лимбус-пресс, 36,6

Палестин Дмитрий, книжный клуб «36,6», Москва

Мастер Чень «Любимый ястреб дома Аббаса», издательство Ольги Морозовой

Пасхина Любовь, Санкт-Петербургский Дом книги, Петербург

Анатолий Брусникин «Девятный Спас», АСТ

Решетников Кирилл, критик, Москва

Адольфыч «Огненное погребение», Ad Marginem

Рыбаков Вячеслав, писатель, Петербург

Александр Щеголев «Как закалялась жесть», Эксмо

Секацкий Александр, философ, Петербург

Рассказы Ольги Славниковой, вошедшие в книгу: Ольга Славникова «Вальс с чудовищем», Вагриус

Смирнова Наталия, литагент, Петербург

Андрей Рубанов «Жизнь удалась», рукопись

Старобинец Анна, писатель, Москва

Демьян Кудрявцев «Близнецы», журнал «Октябрь», № 1, 2008 

Троицкий Александр, литагент, Петербург

Юрий Бригадир «Мезенцефалон», журнал «Литературные кубики», № 3, 2007

Трофименков Михаил, критик, Петербург

Анна Старобинец «Резкое похолодание», Амфора

Тублин Константин, «Лимбус-пресс», Петербург

Анатолий Равикович «Продолжения не будет», Лимбус-пресс

Фанайлова Елена, журналист, Москва

Полина Осетинская «Прощай, грусть», Лимбус-пресс

Фочкин Олег, критик, Москва

Екатерина Мурашова «Класс коррекции», Самокат

Шаргунов Сергей, писатель, Москва

Эдуард Лимонов «Смрт», Амфора

Шенкман Ян, критик, Москва

Борис Евсеев «Площадь революции», Время

Шепета Мария, Дом книги на Невском 62, Петербург

Андрей Донцов «Комплекс Ромео», рукопись

Шубина Елена, «Вагриус», Москва

Захар Прилепин «Грех», Вагриус

Эбаноидзе Александр, «Дружба народов», Москва

Ольга Кучкина «Башня из лобной кости», журнал «Дружба народов», № 1, 2008

Юзефович Галина, критик, Москва

Марина Палей «Клеменс», Время

Исправляем опечатку: вместо Сергея Коробейникова в опубликованном ранее списке номинаторов был указан член Большого жюри Сергей Коровин. Кроме того, Петербургский Дом Книги на Невском, 62 вместо Игоря Дудукина представляет Мария Шепета.

Большое жюри

  1. Аверин Борис, филолог, Петербург
  2. Борисов Александр, актер, Москва
  3. Визель Михаил, критик, Москва
  4. Давыдова Ольга, филолог, Петербург
  5. Дудина Ирина, журналист, Петербург
  6. Глинка Михаил, писатель, Петербург
  7. Иткин Владимир, редактор, Новосибирск
  8. Ключарёва Наталья, журналист, Москва
  9. Коровин Сергей, писатель, Петербург
  10. Котомин Михаил, издатель, Москва
  11. Кочеткова Наталья, критик, Москва
  12. Курбатова Зинаида, журналист, Петербург
  13. Макаревич Анна, критик, Петербург
  14. Милорадовская Яна, журналист, Петербург
  15. Нехорошев Григорий, журналист, Москва
  16. Орлова Василина, критик, Москва
  17. Поздняков Александр, поэт, Москва
  18. Прилепин Захар, писатель, Нижний Новгород
  19. Сенчин Роман, писатель, Москва
  20. Сурин Сергей, редактор, Петербург
  21. Трунченков Дмитрий, критик, Петербург

Комментарии к номинационному списку-2008

Премия «Национальный бестселлер» присуждается или, вернее, разыгрывается уже в восьмой раз — и у нас, естественно, успели сложиться традиции как позитивного, так и негативного свойства. И мы продолжаем работать над оптимизацией позитива и минимизацией негатива. Другое дело, что понятия это сугубо субъективные.

По какому ведомству, например, провести регулярное попадание в лонг- а затем и в шорт-лист одних известных писателей, от которых все, честно говоря, начинают уже уставать — и столь же регулярное непопадание в шорт- (и лишь эпизодическое мелькание в лонге-) других? При том, что — независимо от пола — творчески плодятся с сопоставимой интенсивностью и те, и другие?

А достоинство премии или ее недостаток — принципиальная установка на мультижанровость? Художественная проза, документальная, эссеистическая и литературоведческая, мемуарная, наконец, фантастика, коммерческий детектив и киносценарии! Пару раз были и пьесы, а в нынешнем году мы вычеркнули очередной том энциклопедического словаря — и то не без колебаний. Не хватает разве что детской литературы, но и за ней дело, думается, не станет.

А стихи?

Они вроде бы исключены регламентом, в котором сказано «всё, что не в столбик». Но не все пишут стихи в столбик…

А политологические трактаты? А докторские диссертации? А, наконец, «краковские»?

С «краковской», которая, как известно, лучше «докторской», как раз понятно: повсеместно расплодившиеся кулинарные книги не оставляют сомнения в том, что рано или поздно прономинируют на Нацбест и какую-нибудь «Кухню холостяка на Гоа» — и я даже догадываюсь, кто окажется ее автором.

Пестрота картины усугубляется, наряду с мультижанровостью, обильным (и опять-таки идущим по нарастающей) выдвижением на премию рукописей.

Проведя в свое время знак равенства между рукописью, журнальной публикацией и авторской книгой, мы преследовали две цели: 1) предоставить дополнительный шанс тем, чьи произведения даже в нынешних — приближенных к идеальным — условиях лишь с трудом находят дорогу в печать; 2) не столько ускорить премиальный процесс, сколько привнести в него фактор интригующей неопределенности для самой широкой публики.

И когда новые (и, как правило, молодые) номинаторы выдвигают рукописи новых (и, как правило, молодых) писателей, это только радует. Но когда «путем рукописи» идут признанные издательства и известные эксперты, они должны как минимум осознавать, что делают более чем хеджированное «капиталовложение», потому что при прочих равных рукопись в оценке Большого жюри, как правило, недобирает по сравнению с книгой трех-четырех баллов. О причинах рассуждать не буду и примеров приводить тоже, но весь наш восьмилетний опыт тому порукой.

Список номинаторов, традиционно выстраиваемый нами по принципу «репрезентативной выборки», из года в год обладает поэтому известной инерционностью. Меж тем время не стоит на месте; меняются и литературно-издательские констелляции. С целью актуализации списка номинаторов (и опосредованно — Большого жюри) мы пойдем уже в следующем 2009 году на эксперимент:

Начиная с даты публикации данного материала и по 31 декабря 2008 года мы будем принимать к рассмотрению аргументированные инициативные заявки на включение в список номинаторов-2009. Уточню еще раз: принимать только к рассмотрению и только аргументированные заявки. Со своей стороны, оргкомитет гарантирует неразглашение информации о подобном проявлении личной инициативы, независимо от решения конкретного вопроса в каждом отдельном случае.

Часть произведений, вошедших в номинационный список, я уже успел (разумеется, как частное лицо, как газетно-журнальный колумнист) расхвалить в печати, часть — разругать. Опубликовал недавно и несколько обзорных статей. Поэтому здесь от каких бы то ни было оценок — в том числе и общей — воздержусь.

Да и в любом случае мое мнение — ни Большому, ни Малому жюри не указ. Уж такова, опять-таки, традиция нашей премии.

Интереснее, однако, другое. Большое жюри, собранное нами в этом году, при всей своей разнородности в некоторой мере «заточено» под поколение тридцатилетних (и тридцатипятилетних), как раз в отчетном году громогласно объявившее о том, что уже стало или вот-вот станет ведущим.

Вот и посмотрим, как у тридцатилетних со вкусом. Да и с ответственностью. И, наконец, что это за ответственность — перед обществом? перед изящной словесностью? перед поколением? перед литературно-художественным направлением? перед маленькой, по слову покойного Юрия Трифонова, бандочкой? перед самим (самой) собой?

Да и не только у тридцатилетних.

Премия устроена так, что у каждого из ответственно голосующих на том или ином этапе имеется несколько противоречащих друг другу мотивов проголосовать так или этак.

(Заведомых прозелитов мы «вычисляем» и элиминируем на стадии формирования списков. Единственное исключение: вечно выдвигающие друг дружку и получающие от остальных по 0 баллов петербуржцы Валерий Попов и Александр Мелихов.)

Каждый голосует сам, обосновывает свой выбор, ставит личную подпись — и всё это выносится из кулуаров на суд широкой, но просвещенной публики.

Так это устроено в Нацбесте.

С искренним интересом жду промежуточных результатов очередного премиального цикла.

Виктор Топоров, ответственный секретарь оргкомитета

Интервью с Виктором Топоровым

Кармический скачок

Некоторые полагают, что в России до сих пор литературные премии дают одним книгам, а читают совсем другие. Несколько лет назад Виктор Топоров придумал премию «Национальный бестселлер», которая была призвана сблизить читателей и писателей.

Каково положение дел сейчас, спустя семь лет после создания «Нацбеста», когда литературных премий появилось едва ли не больше, чем существует в стране авторов, когда в премиальный процесс пришли большие деньги, он рассказал накануне очередного объявления результатов «Нацбеста», состоявшегося 8 июня в Зимнем саду отеля «Астория» обозревателю «Прочтения» Наталии Курчатовой, члену Большого жюри «Национального бестселлера» в прошлом году и участнику премиального забега (написанный в соавторстве с Ксенией Венглинской роман «Лето по Даниилу Андреевичу» выдвинут по рукописи) — в этом.

— Ваш взгляд на ситуацию с литературными премиями в России?

— Главная инновация последнего времени — приход в премиальный процесс сравнительно больших денег; прежде всего я имею в виду «Большую книгу» и премию «Поэт»… Есть также ряд премий, стремящихся если не превзойти друг друга толщиной кошелька, то хотя бы зазывно побренчать,— это «Ясная Поляна» и подрастающий «Букер».

Все бы хорошо, но, например, про «Ясную Поляну» мне недавно сказали: в этом году мы даем премию в третий раз и должны дать ее Анатолию Киму, потому что он привел спонсора.

Так что, пардон, единственной премией, которая остается сопоставимой с западными по расчетным ожиданиям устроителей и конечному результату, является наш «Нацбест». Это значит, что результаты премии влияют на продажи премированных и вошедших в шортлист книг. Вот вам пример: прошлогодняя «Большая книга», произошел конфуз. Лауреатом БК стал действующий лауреат «Нацбеста» Дмитрий Быков, третий призер — наш прошлогодний лауреат Шишкин, второй — лауреат премии имени Аполлона Григорьева Кабаков. После присуждения «Нацбеста» продажи книг Быкова и Шишкина выросли в разы. После «Большой книги» речь шла едва о процентах, а продажи Кабакова не выросли вовсе.

Это означает, что к «Нацбесту» существует читательское доверие как к непредсказуемой, скандальной… какой угодно, но в то же время честной премии.

— Как обстоят дела с честной премией? До финала премиальной гонки осталось не так уж много времени.

 — Что касается «Нацбеста», то я категорически не знаю, кто у меня победит через неделю. Объективно — Улицкая, может быть — Сорокин. Лично мне бы хотелось Элтанг, Бояшова или Бабенко — так как это соответствовало бы девизу «проснуться знаменитым».

— Комментируя результаты голосования Большого жюри, Вы сказали, что это самый сильный шортлист за последние несколько лет.

— Да, он сопоставим с 2002 годом, когда в коротком списке были Проханов, Болмат, Лимонов. Премию тогда получил Леонид Юзефович.

В нынешнем году эти шесть позиций совпали с моими в пяти с половиной. Возможно, я заменил бы Быкова или Сорокина на роман «Библиотекарь» Елизарова. Это очень сильный роман. Также жалко мне Алексея Иванова и Алексея Евдокимова. Но никакого альтернативного, личного шортлиста на этот раз нет.

— Вернемся чуть выше… Каковы перспективы в связи с пресловутым «приходом денег»?

— Хороших — никаких. Это означает только то, что собьются рыночные ориентиры. Наша задача с «Нацбестом» была — доказать, что качественный современный роман может быть продан тиражом 50 000 экземпляров в России, а также продан на Запад. Эти вещи значат для писателя ни много ни мало, а перемену участи. Получение «Большой книги» не означает перемены участи. Это разовое вливание, на которое даже нормальную квартиру в Москве не купишь. Перемену участи означает только успех у читателя. Мы ставили себе именно такую цель.

Надувание денежного содержания премий напоминает мне несколько мифическую историю о том, что чиновникам надо повышать зарплату, чтобы они не брали взяток. Нет таких денег, чтобы удовлетворить чиновника, нет их и для писателя, чтобы разом изменить его судьбу… премиальных таких денег нет тем более. Их не бывает. Премия — это вектор, чтобы за тобой пошли толпы. Если это случится, то у тебя все будет. Вот! Подчеркните, пожалуйста: премия — это в идеале серьезный кармический скачок.

Таким образом, неправильно, читай — несправедливо или нечестно, присужденная премия может карму писателя ухудшить или даже погубить. Так, «Большую книгу» Быкову присудили справедливо, но нечестно — и это кармическая неудача. А «Нацбест» — честно, но несправедливо, так как это все же премия за лучшую фикшн-прозу.

Более давний и показательный пример: в первый год существования «Русского Букера» премию получил некто Харитонов за роман «Линия судьбы, или Сундучок Милашевича». Это был недурной роман, заслуживающий попадания в шортлист. В шортлисте, помимо Харитонова, оказались Петрушевская с «Время ночь» и Горенштейн с романом «Место». Председателю жюри Алле Латыниной «Место» показалось скучной книгой, а к Петрушевской она испытывала застарелую личную неприязнь. Харитонов получил «Букера» и после незаслуженного триумфа провалился в небытие.

Еще: долгие годы Андрей Немзер успешно пропагандировал творчество Марины Вишневецкой. Ее хорошо печатали, и она становилась все более известной. Наконец Немзер пролоббировал присуждение ей премии имени Аполлона Григорьева за пятнадцатистраничный рассказ. В результате «Росбанк» прекратил финансирование премии, а Вишневецкая отправилась туда же, куда и Харитонов.

При этом Вишневецкая — это, читай, несостоявшаяся Улицкая… не новая Улицкая, а скорее дублер. А Харитонов — не очень талантливый прозаик, но как раз тот роман был сделан очень ладно, эксплуатировал интерес к Розанову, пробудившийся тогда и до сих пор не угасший…

Был эдакой вещицей в себе, которую присуждение премии превратило, по полюбившемуся мне выражению Александра Секацкого, в «вещь вне себя».

Третий пример: Владимир Маканин получил «Букера-93», присуждаемого, как известно, за лучший роман года,— за маленький и весьма посредственный рассказ «Стол, покрытый сукном и с графином посередине». Когда через несколько лет Маканин опубликовал серьезный роман «Андеграунд, или Герой нашего времени», премию во второй раз ему присуждать не стали.

Я уж не говорю о многочисленных случаях присуждения крупных литпремий действительно или мнимо умирающим… Все же не удержусь от того, чтобы рассказать одну совершенно анекдотическую историю, раскрыв тем самым тайну совещательной комнаты. В тот год я входил в жюри премии имени Аполлона Григорьева. Председатель жюри Сергей Чупринин с невероятной силой лоббировал на малую премию одного поэта. Логика его была такова: богатый, преуспевающий человек нуждается в премии для того, чтобы это скромное общественное признание хотя бы на минуту отвлекло его от десятилетнего уже плача по безвременно ушедшей жене. Доводы подействовали; компромисс со мной, в результате которого главная премия досталась пусть не Елене Шварц, но все равно моему земляку и, в сущности, неплохому поэту Сосноре, был достигнут… А безутешный вдовец не явился на официальную церемонию вручения, прислав вместо себя молодую жену.

— Ясно. Каким в этой связи будет Ваш прогноз?

— Как я уже отметил, в премиальный процесс пришли деньги. «Альфабанк», даже «Бритиш Петролеум», но это внешняя сторона. На оборотной существует так называемый «список Суркова»: перечень культурных мероприятий, разнесенных по трем графам. Тем, кому посчастливилось попасть в первую, любой толстосум, желающий дружить с властью, обязан отстегивать беспрекословно. Литературную часть этого списка возглавляет «Большая книга», но здесь же значится и «Букер», которому обеспечен режим наибольшего благоприятствования за то, что благоразумные букеровцы послали на четыре буквы поанглийски финансировавшего их Ходорковского. Во второй части списка толстосумам предоставляется некоторая свобода выбора: можно дать, а можно и не давать. Это политически релевантные премии. В третьей части те, кому нельзя давать ни в коем случае; скажем, «Нацбест», находящийся, безусловно, во второй части списка, потерял в этом году одного из самых серьезных спонсоров, которому не понравилась прошлогодняя ситуация с жюри во главе с Эдуардом Лимоновым. «Нацбест» — премия не только честная, но и бедная; или, если угодно, бедная, потому что честная, и цена вопроса в данном случае составила 20 тысяч долларов из ежегодного бюджета в 70. Это я к тому, что независимые премии пока остаются… на плаву.

Перспективы интересны: так как власть продолжает эксперимент по внедрению двупартийной системы и линия Мажино проходит по укреппунктам Сурков-Сечин или, если угодно, Грызлов-Миронов, на ничейной территории возникает определенное пространство свободы. Которое сейчас несколько неуклюже пытаются заполнить собою бравые ребята из «Русской Жизни». Одним словом, дальнейшее развитие событий даже в премиальной сфере — непредсказуемо.

Наталия Курчатова

Назван обладатель премии «Национальный бестселлер» (звук)

Обладателем премии «Национальный бестселлер» стал Илья Бояшов с романом «Путь Мури». Два голоса малого жюри были отданы Бояшову, два — Людмиле Улицкой с романом «Даниэль Штайн, переводчик». Окончательное решение принял почетный председатель жюри Сергей Васильев.

Шорт-лист премии выглядел так:

  • Сорокин Владимир «День опричника»
  • Людмила Улицкая «Даниэль Штайн, переводчик»
  • Элтанг Лена «Побег куманики»
  • Бабенко Вадим «Черный пеликан»
  • Бояшов Илья «Путь Мури»
  • Быков Дмитрий «ЖД»

Голоса малого жюри распределились следующим образом:

Дмитрий Быков (писатель, журналист) — Илья Бояшов, «Путь Мури»

Василий Бархатов (режиссер Мариинского театра) — Илья Бояшов, «Путь Мури»

Илья Лазерсон (президент Коллегии шеф-поваров Санкт-Петербурга) — Людмила Улицкая, «Даниэль Штайн, переводчик»

Яна Милорадовская (главный редактор журнала «Собака.ру») — Людмила Улицкая, «Даниэль Штайн, переводчик»

Анфиса Чехова (телеведущая) — Владимир Сорокин, «День опричника»

Михаил Леонтьев (тележурналист и политолог) — Лена Элтанг, «Побег куманики»

Запись церемонии награждения: mp3

Нацбест

На фото: член Малого жюри Анфиса Чехова, обладатель премии Илья Бояшов, ведущий церемонии Артемий Троицкий.

Фото Ольги Урванцевой

Захар Прилепин. Санькя

Жанр: фантастическо-оптимистическая трагедия (politic science fun fiction).

Мнение: добротная литература. Практически нет ничего лишнего. Но и чего-то из ряда вон выходящего тоже. Взвешенный пафос и психологическая глубина книги Прилепина многим читателям напомнит национальный бестселлер прошлого века, роман Горького «Мать». Однако сюжетно она ближе «Молодой гвардии» Фадеева. И та, и другая книга написаны по мотивам реально происходивших событий. Изменены только имена и некоторые названия, однако реалии легко узнаются. Новые молодогвардейцы Прилепина, члены партии «Союз Созидания», сражаются с беспощадным и коварным врагом, подвергаются пыткам, решительно идут навстречу любви и смерти.

Вот только если молодогвардейцы Фадеева шли на смерть с глубокой верой в освобождение родины и светлое будущее, то герои Прилепина умирают тяжело, с глухим отчаянием и яростным надрывом, столь свойственным любой исторической рефлексии.

Гипотетический читатель: молодой человек.

Характерная цитата: «Саша хмуро оглядывал фиолетовые стены отдела, старые, облупленные столы, снова думая о том, что все это ему запомнится на всю жизнь.

Еще он подумал, что сейчас можно рвануть, как в прошлый раз, выбежать в раскрытую дверь отдела, юркнуть в какой-нибудь двор, куда угодно… но отчего-то не было ни сил, ни желания…»

Данила Рощин

Национальный бестселлер

Если отвлечься от одноименной литературной премии, а задуматься над самой темой, то необходимо ответить на два принципиальных вопроса: почему некоторые тексты становятся «хорошо продаваемыми» на определенном отрезке времени, и зачем они оказываются необходимыми в некой исторической ситуации носителям некого языка.

Бестселлер в своем коммерческом смысле не очень точный термин для произведений значимых. И значительных для читающих на русском языке потребителей литературы. Книжный рынок (как и рынок вообще) слишком недавнее явление, хотя уже и устоявшаяся привычка. Внерыночное состояние русской литературы некоторым образом формировало хороший вкус, ибо ценность текста долгое время определялась не издательской ценой, а именно читательской востребованностью.

В литературе (да и в культуре в широком смысле) читатель искал (и часто обретал) элементарное самосознание, самоуважение, самоценность, каковых был лишен во всех иных сферах социального бытия. Литература была способом национального самосознания, а не досуговым развлечением. В художественном тексте читатель видел себя одновременно и в кривом зеркале (тем, что он есть, но чего не понимает), и в идеале (тем, чем может/должен стать), но, кажется, никогда не на своем простом житейском месте. Литература была «еще одной жизнью», и поэтому вся классическая русская (и лучшие образцы нерусской) является бестселлером, ведь мало кому достаточно одной жизни, особенно живя в России.

Поэт в России больше, чем поэт, прозаик больше, чем прозаик, и даже критик больше, чем критик, но для начала необходимо быть услышанным, чтобы попасть в ту точку читательского восприятия, где возникает осознание, и, в результате, самосознание, и (очень по-русски) надежда на то, что будет результат этого самоосознавания.

Именно с позиции всегда наличествующих ожиданий читающей публики можно проследить историю русского бестселлера.

1. А. С. Пушкин

Хочется сказать, что это глава любого шорт-листа на все времена. Пушкина знают все, и он — тот, кто знает все, персонаж фольклора и панибратского общения. В такой позиции не вообразить Л. Толстого, а вот Ленина запросто. Дело в том, что Ленин для «советскости» — это «всё». Пушкин — это «всё» для русского языка. Пушкин — из редчайших писателей, которые не могут стать непонятными и невнятными, поскольку до сих пор мы говорим на его языке, его языком. Пока кто-либо говорит, а, иногда, и думает, по-русски, Пушкин — бестселлер.

2-3. Н. Г. Чернышевский, С. Я. Надсон

Вторая половина XIX в. Время понять Гоголя, внимать Достоевскому, благоговеть перед Л. Толстым, восхищаться Тургеневым, язъвить с Гончаровым и Щедриным, а «наиболее покупаемыми» являются два зауряднейших литератора. Главная книга Чернышевского «Что делать» была специально пропущена цензурой, дабы все революционно настроенные поклонники убедились: полное ничтожество и убогость — ваш литературный кумир. И книгу зачитывают до дыр, учат наизусть, бредят ей, как Александр Македонский «Иллиадой»!

Кто сейчас помнит или знает С. Надсона? Кумир разночинных (безродных, ни в чем не укорененных) мальчиков и девочек. Тот же Чернышевский сказал о его стихах емко: «Нытье, конечно, искреннее, но оно вас не зажигает». Оказалось, дело в том, что, во-первых, «искреннее», и плевать, что не зажигает, жить не на дискотеку зайти.

4. А. А. Блок

В принципе, любой декаданс — красочное, но скучное событие. Но когда его иллюстрирует гений… Пушкин рекомендовал в минуты депрессии лечиться радостью («откупори шампанского бутылку…»), но еще лучше добавить тоски, почитать Блока, и понять, что когда совсем плохо, то ближе к са́мой сути жизни, т. е. к смерти.

5. С. А. Есенин

Из тех гениев, что не обладали большим умом. Для любви миллионов хватило таланта и внешней красоты. Но какая завидная жизнь. И очень нормально, что без старости.

6. К. Симонов

Внешность героя, судьба героя романа, жена-красавица, звезда экрана, аристократическое происхождение. Но главным событием этой жизни, жизни страны и поколения стала Война. Именно так, с большой буквы. Война как абсолют, как истина, в свете которой все становится подлинным — страх, ненависть, надежда, мужество, любовь, и даже поэзия не самого великого автора.

7. Э. Хемингуэй

Российская аудитория с легкостью осваивала и присваивала зарубежных авторов от Байрона до Х. Мураками, обнаруживая в них то, что не получалось высказать отечественным творцам. Даже рискну предположить, что находимое у иностранцев нечто — чувство свободы при четкой внутренней дисциплине (чаще всего — дисциплине стиля). Сочетание действительно редкое как в российской истории, так и в русской культуре. Политическая, творческая, эмоциональная свобода 50-60-х годов свалилась на людей, не имеющих языка этой свободы. В этом смысле значительный лаконизм Хемингуэя оказался языковым спасением, что и превратило его в национального русского писателя.

8. В. С. Высоцкий

«Мир советского человека» на деле представлял собой мозаику позиций, стратегий, ценностей, стилей жизни, языков и проч. Пожалуй, единственной точкой соприкосновения разнообразных планов советского бытия и стало творчество поэта-актера. Высоцкий — это «наше все» определенного периода.

9. Неизвестная классика

Конец 80-х — это время чтения. Сверхтиражи полуизвестных, полузапрещенных и запрещенных писателей выявили подлинную тягу к национальному самосознанию. Политика и экономика еще не подменили собой историческую и эстетичекую рефлексию. По-настоящему художественное на несколько лет стало массово востребованным. Повезло тем, кто в те годы уже умел читать.

10. Современный бестселлер.

Что угодно…

Никита Николаев

Дмитрий Быков. Борис Пастернак

В серии «Жизнь замечательных людей» было несколько книг, удостоившихся в свое время особенного внимания читателей. Можно вспомнить жизнеописание Чаадаева, блестяще сделанное А. Лебедевым, книгу Н. Эйдельмана о Лунине, в своем роде знаменитой оказалась антисемитская книга Д. Жукова об А. К. Толстом… Но эти и еще некоторые произведения, заставившие говорить и спорить заинтересованного читателя, никогда бы не удостоились наименования «национального бестселлера» — то были книжки не для всех, а для особо понятливых и пытливых, «взыскующих истины», кои составляют во всякое время и во всяком обществе весьма тонкий слой. В прежние авторитарные и партократические времена для определения «бестселлера» собрали бы сведения в библиотеках о наиболее спрашиваемых книгах, в магазинах — о наиболее продаваемых и, скорее всего, наврали бы об итоговых результатах, но, по крайней мере, назначенную в бестселлеры книгу обставили бы подобием искания общественного мнения. Сейчас время простых и прямых решений — собирается компания «своих» и назначает: в этот раз национальным бестселлером считать книгу Д. Быкова «Борис Пастернак».

Еще о прежних временах: тогдашняя весьма жесткая регламентация всего и вся устанавливала, в частности, жанровые пределы книг серии «Жизнь замечательных людей». Образованности Александра Лебедева вполне хватало бы, чтобы, например, написать обстоятельную монографию о философии Чаадаева, но он сделал то, что полагалось в этой серии, — жизнеописание философа (с ударением на первом слове). Для обстоятельных монографий о жизни и творчестве существовали совсем иные издательства и серии.

Да, вот еще что: помнится, прежде ценились в этой серии не побывавшие в общем обиходе архивные материалы, в поиск за которыми отправлялись по архивохранилищам И. Золотусский, работавший над книгой о Гоголе, или А. Турков для книги о Блоке. Нынче этого в ЖЗЛ не требуется: зачем, коли и без того можно наговорить 900 страниц книжного текста.

Нынче изменилось не просто время — сменились значения и смыслы. То, что прежде назвали бы бестселлером, — теперь просто книжка, пришедшаяся по нраву некоторому количеству людей; то, что раньше именовали (впрочем, на авантитуле пишут и сейчас) «Серия биографий», — нынче являет собой обстоятельное исследование жизни и творчества писателя с тщательным (и интересным, культурным) анализом едва ли не всего, им написанного во всех жанрах. Для биографии писателя здесь избыточно объемный и скрупулезный филологический анализ всего его творчества; для научной монографии «Жизнь и творчество…» здесь не хватает не просто аппарата в виде ссылок на параллельную научную литературу, — здесь отсутствует просто-напросто учет того, что еще дельного написано об интерпретируемых текстах (надо сказать, что те несколько исследований о творчестве Пастернака, которые Д. Быков считает достойными его внимания, он добросовестно упоминает на всем протяжении своей книги).

Получилась такая вот современная внежанровая (внесерийная) книга о Пастернаке.

На мой взгляд, самой симпатичной современной чертой этой книги является отсутствие апологетики в интерпретации творчества писателя, что было как раз одним из непременных императивов серии ЖЗЛ прежних времен. На протяжении всей книги Д. Быков то и дело спокойно отмечает «худшие» стихи поэта, «невнятный язык» или «напыщенные строки в худшем пастернаковском духе».

Иное дело с биографией: все-таки срабатывает традиционная установка на жизнеописание «замечательного человека». Как бы ни отталкивался Д. Быков от апологетического «подхода к биографическим сочинениям», все равно получается: «Таким же чудом гармонии, как и сочинения Пастернака, была его биография…» На девятистах страницах книги эта мысль о самоощущении Пастернаком своей жизни как счастливой гармонии варьируется не единожды, но ни разу не подвергается автором рефлексии: за счет чего и, главное, кого это состояние счастливой гармонии достигалось? И подчеркнутая Д. Быковым тоже неоднократно гордость Пастернака за «неучастие» в собственной биографии и вообще его «невмешательство в высшую волю» преподносятся как безусловное мужество поэта, — будто ему на жизненном пути не приходилось выбирать, то есть проявлять личную волю, а в уклонении от выбора будто бы он не наносил ран, — не себе, а, главное, ближним. Поскольку эта тема настойчиво пропагандируется Д. Быковым, позволю себе сказать так: в этой книге Пастернак показан человеком, которому совершенно не в чем повиниться ни перед людьми, ни перед Богом. Но такое самосознание противоречит истинно христианскому.

Однако не противоречит задаче серии «Жизнь замечательных людей»!

Купить книгу «Борис Пастернак» Дмитрия Быкова

Купить и скачать книгу «Борис Пастернак»

Валерий Сажин

Премия «Национальный бестселлер»

Первая премия «Национальный бестселлер» была вручена в первый раз в 2000 году. Независимость премии обеспечивается принципиально новой технологией, заключающейся в наличии трех никак между собой не пересекающихся уровней отбора.

Как сообщает сайт премии, на первом этапе значительное число номинаторов (назначаемых оргкомитетом с охватом всего спектра школ и вкусов — здесь представители основных издательств, «толстых» журналов, деятели русской литературы России и зарубежья) называет по одному произведению, вышедшему в отчетном году или знакомому номинатору в виде рукописи. Так формируется лонг-лист. Он публикуется с указанием, кто кого выдвинул.

На втором этапе Большое жюри (около 20 человек), также формируемое оргкомитетом и состоящее в основном из профессиональных литературных критиков разных направлений, оценивает выдвинутые произведения. При этом жюри никогда не собирается вместе и ничего не обсуждает коллективно. Каждый критик отбирает из всего прочитанного два произведения, одному из которых выставляет 3 балла, второму — 1 балл. Результаты отбора также публикуются — с указанием, кто как проголосовал. Произведения (5-6), набравшие наибольшее число баллов, образуют шорт-лист.

На третьем этапе Малое жюри, формируемое оргкомитетом и состоящее уже не столько из профессиональных писателей, сколько из просвещенных читателей, авторитетных деятелей искусства, политики и бизнеса, — делает уже читательский выбор из произведений шорт-листа.

В случае дележа первого места право определить победителя предоставляется Почетному председателю Малого жюри. Голосование происходит во время процедуры присуждения премии.

Председателями почётного жюри в разные годы были Ирина Хакамада, Владимир Коган, Валентин Юдашкин, Александра Куликова, Леонид Юзефович и Эдуард Лимонов. В 2002 году Владимир Коган реализовал своё право выбора победителя, когда одинаковое количество баллов набрали по результатам голосования малого жюри Александр Проханов с «Господином Гексоген» и Ирина Денежкина с «Song for lovers», решив в пользу Проханова.

За 6 лет в шорт-листе премии фигурировало 35 литературных произведений. Больше одного раза были номинированы работы лишь четырёх авторов: Александра Проханова, Захара Прилепина, Павла Крусанова и Дмитрия Быкова. Причём если первые трое попали в шорт-лист дважды, то Дмитрий Быков — четырежды. Побеждать же удавалось только двум писателям из этого почётного списка: Александру Проханову и Дмитрию Быкову. Что интересно, оба становились лауреатами после того как их работы побывали в шорт-листе 2 года подряд.

9 июня 2006 года, в Санкт-Петербурге, в отеле «Астория» прошла церемония вручения премии «Национальный бестселлер» за 2005 год. Голоса Малого жюри распределились следующим образом: Дмитрий Быков «Борис Пастернак» — 3 балла; Захар Прилепин «Санькя» — 2 балла; Андрей Рубанов «Сажайте и вырастет» — 1 балл; Сергей Доренко «2008» — 0 баллов; Игорь Сахновский «Счастливцы и безумцы» — 0 баллов; Павел Крусанов «Американская дырка» — 0 баллов. В жюри входили: Екатерина Волкова, актриса; Светлана Ячевская, юрист; Юлия Беломлинская, писатель; Демьян Кудрявцев, генеральный директор ИД «Коммерсантъ»; Илья Хржановский, кинорежиссер; Михаил Шишкин, писатель. Голоса членов жюри распределились так: Екатерина Волкова и Юлия Беломлинская — за Прилепина, Светлана Ячевская — за Андрея Рубанова, Демьян Кудрявцев, Илья Хржановский и Михаил Шишкин — за Дмитрия Быкова.

Танцы минус

Менуэт, — танец заморский, танцует, минует, сиречь, никого не задевает.
Из старинной летописи

Премия «Нацбест», сиречь «Национальный  бестселлер», существует уже шестой год. Одно это уже неплохо. Кроме того, впечатляет сама концепция. Подумать только — бестселлер, да еще национальный! Здоровый оптимизм, или, скорее, точно просчитанный ход, в том смысле, что национальный бестселлер может быть еще и неплохой литературой, только радует.

Совет избранных архонтов, авторитетное жюри весьма разнородно по составу, однако заслуживает доверия. Премия медленно, но верно делает свое дело. Дренажные работы по осушению болота современной русской словесности идут полным ходом. Скоро, надежда не умерла, впередсмотрящий выкрикнет свое заветное слово, причем это уже не будет «учебной тревогой».

Однако пока корабль плывет…

В 2006 году в short-list «Нацбеста», в частности, вошли и следующие книги: Павел Крусанов. Американская дырка (издательство «Амфора»); Захар Прилепин. Санькя (издательство «Ad Marginem»); Сергей Доренко. 2008 (издательство «Ad Marginem»).Их авторы в равной степени претендуют на гордое звание создателя национального бестселлера.

Объединяет все три романа только одно — их действие происходит в некой иной реальности, неком чудном, но не очень отдаленном будущем. Российская действительность в них узнаваема, но при этом выглядит немного странно. Словно отражение в луже. В остальном эти книги совершенно несхожи. Для того чтобы оценить их «зараз», придется применить особую схему, соорудить этакую временную «опалубку».

Итак, начнем.

Павел Крусанов. Американская дырка

Жанр: хм, пожалуй, эзотерическая фантастика (esoteric fiction). Полный набор алхимических таинств, включая нефилософские откровения Пифагора и Эмпедокла в общедоступном изложении. Русская «Книга мертвых».

Мнение: в погоне за барочной легкостью стиля автор старается обогнать самого себя, словно ослик, рвущийся к привязанной перед носом морковке. В результате, когда читаешь Крусанова, приходится прерываться каждые двадцать страниц. Просто для того, чтобы в голове утих звон. И, к сожалению, это не звон волшебных колокольчиков. Тональность другая.

Работая в высоком жанре «курехинской шутки», автор щедро разбрасывает по тексту остроумные и едкие замечания, строит воздушные замки вымыслов, бравирует кругленькими словечками и узнаваемыми фамилиями. Однако если у Курехина это получалось легко и воздушно, то Крусанов «волочится по земле», ухватившись в последний момент за веревочку монгольфьера с гордым названием «девяностые».

Когда-то онтологическое откровение: «Ленин — гриб» — заставляло валиться на пол от смеха в катарсисе просветления. Теперь же цветастые рассуждения о том, что он, может быть, например, еще и майский жук, не вызывают особенной радости. Шутка, повторенная дважды…

Гипотетический читатель: Гермес Трисмегист Психопомп.

Характерная цитата: «Мир так устроен, что его, как мешок с крысами, надо время от времени встряхивать. Крыс нужно отвлекать или развлекать, иначе они сожрут друг друга. Белые сожрут черных, желтые — белых, рыжие — желтых, маленькие — больших, хромые — шепелявых. И потом, о каком анархизме речь? Если мы с нашими ценностями встанем в центре мира, мы сможем переписать его матрицу».

Захар Прилепин. Санькя

Жанр: фантастическо-оптимистическая трагедия (politic science fun fiction).

Мнение: добротная литература. Практически нет ничего лишнего. Но и чего-то из ряда вон выходящего тоже. Взвешенный пафос и психологическая глубина книги Прилепина многим читателям напомнит национальный бестселлер прошлого века, роман Горького «Мать». Однако сюжетно она ближе «Молодой гвардии» Фадеева. И та, и другая книга написаны по мотивам реально происходивших событий. Изменены только имена и некоторые названия, однако реалии легко узнаются. Новые молодогвардейцы Прилепина, члены партии «Союз Созидания», сражаются с беспощадным и коварным врагом, подвергаются пыткам, решительно идут навстречу любви и смерти.

Вот только если молодогвардейцы Фадеева шли на смерть с глубокой верой в освобождение родины и светлое будущее, то герои Прилепина умирают тяжело, с глухим отчаянием и яростным надрывом, столь свойственным любой исторической рефлексии.

Гипотетический читатель: молодой человек.

Характерная цитата: «Саша хмуро оглядывал фиолетовые стены отдела, старые, облупленные столы, снова думая о том, что все это ему запомнится на всю жизнь.

Еще он подумал, что сейчас можно рвануть, как в прошлый раз, выбежать в раскрытую дверь отдела, юркнуть в какой-нибудь двор, куда угодно… но отчего-то не было ни сил, ни желания…»

Сергей Доренко. 2008

Жанр: ненаучная фантастика (agnostic fiction). Сон Доренко. Теневой эффект подсознания.

Мнение: многие думают, что главный герой этой книги — Путин  В. В. Они ошибаются. Главный герой там, он же «бог все-на-свете-могущий-и-везде-проникающий», — Сергей Доренко. Наверное, это «постэфирный» синдром бывшего тележурналиста.

Самое удручающее, что, как и в телерепортажах, громыхающее тяжелое доренковское хамство — всего лишь завуалированный вид комплиментарности. Такая особая форма подхалимства. Оригинальный способ обратить на себя внимание начальства.

Чтобы там ни говорили про пелевинский буддизм, он, как оказалось, гораздо честнее доренковского даосизма. Новообращенный последователь «Великого Ничто», как и следовало ожидать, написал нечто отнюдь не великое, а скорее большое. Большое сделается еще больше и лопнет, говорят даосы. Наверное, тут они правы…

Гипотетический читатель: личный психоаналитик Доренко.

Характерная цитата: «Надо избежать этой финальной эякуляции, этой финальной передачи власти над жизнью и смертью ценой своей жизни. Этой финальной передачи магической власти русских царей. Мы унесем с собой семя русской власти вниз по течению. Мы спрячемся. Мы власть спрячем. Не время сейчас эякулировать».

Итого

По «счету гамбургских бойцов» все рассмотренные здесь произведения оказались недостаточно весомы. Если и есть среди них бестселлер, то никак не национальный, а если есть что-то национальное, то никак не бестселлер. Однако, мы прекрасно понимаем, дело тут скорее не в соответствии, а в «величии замысла». Конкурс «Нацбест» — дело нужное и важное. Ведь это только кажется, что слова «Национальный бестселлер» никого не задевают, словно танцоры в старинном менуэте.

Постскриптум

Надеемся, что в этом году обладателем премии станет не художественная проза, часть из которой мы рассмотрели здесь, а опус Дмитрия Быкова о Пастернаке, в наш обзор, увы, не попавший.

Данила Рощин

Андрей Рубанов. Сажайте, и вырастет

  • М.: ТРИЭРС, 2006
  • Обложка, 422 с.
  • ISBN: 5-902988-01-2
  • Тираж: 3000 экз.

Говорят, что все описанные в романе события произошли на самом деле. Автор даже не стал менять имя главного героя, то есть свое, на какое-нибудь вымышленное. В постмодернистскую эпоху велик соблазн предположить, что этот ход — элемент игры, что писал книгу, например, Сорокин, по заказу, скажем, Ходорковского. Но в конечном счете это неважно. Важно то, что роман просто и вместе с тем сильно несет читателю прямое высказывание пугающе распространенных истин. И этому высказыванию удается не стать смешным, даже несмотря на почти анекдотичный сюжет: русский/советский/российский интеллигент в тюрьме.

Автору удалось избежать шаламовской истерики и солженицынского пафоса, а в лучших местах приблизиться к точности и спокойствию Достоевского. Рассуждения о свободе, о Боге, о месте России в мировой истории, как ни странно, не вызывают зевоты и не выглядят как реклама туров в Россию для жителей Западной Европы. Надо полагать, происходит это не в последнюю очередь потому, что канон жанра радикально изменен Рубановым. Во-первых, герой сидит не за политику, а за дело (экономические преступления). А во-вторых, в тюрьме ему живется несколько лучше, чем его литературным предшественникам. Восемь месяцев в Лефортовском изоляторе он и сам не раз называет санаторием, читаются эти страницы почти с завистью. В Матросской же Тишине герой прибивается к группе криминальных авторитетов, спит на «козырной поляне», работает на «дороге» и в целом, по сравнению со многими из своих ста тридцати сокамерников, не бедствует. В этой ситуации ему удается даже остаться дзен-буддистом по убеждениям. Это, впрочем, русский вариант дзен-буддизма: с серьезным лицом, без всякой самоиронии. Возможно, поэтому истины, которыми насыщен текст, так похожи на правду. Простую, по-горьковски понятую правду-матку, которая так же близка к истине, как рубановский роман к великолепному, незабываемому чтению.

Вадим Левенталь