Метка: Надежда Каменева

 

• Орхан Памук. Мои странные мысли / Пер. с турецкого Аполлинарии Аврутиной. — М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2016. — 576 с.

   

  Роман «Мои странные мысли» вошел в шорт-лист Международной Букеровской премии 2016 года. Его автор — турецкий писатель Орхан Памук — лауреат нескольких национальных и международных литературных премий, в том числе Нобелевской 2006 года. Благодаря своей гражданской позиции и колоритной прозе Орхан Памук популярен не только в Турции, но и за ее пределами.

  Читателей ждет живое, увлекательное и очень долгое путешествие по Турции и ее крупнейшему городу Стамбулу, по жизни главного героя Мевлюта Караташа и его странным мыслям. Рассказы о жизни семей, стремящихся сначала из маленьких деревенек в большой город, а затем — с его окраин — в новостройки. Автору удалось создать полное ощущение трехмерного погружения на несколько десятков лет с медленным подъемом и появлением на поверхности в сегодняшнем дне.

  Это история жизни и ежедневных размышлений торговца бузой и йогуртом Мевлюта Караташа… В двенадцать лет он приехал в Стамбул и всю жизнь прожил только там, в столице мира. В двадцать пять лет он украл в своей деревне одну девушку… вернулся в Стамбул, женился… Он постоянно трудился на разных работах, торгуя то йогуртом, то мороженым, то пловом, то служа официантом. Но он никогда не переставал вечерами торговать бузой на улицах Стамбула и выдумывать странные мысли.

  Если у вас есть время и настроение для неспешного чтения истории о повседневном быте наемных рабочих и священных традициях турков, их потрясениях и обыденных разговорах или вам интересно вникнуть в кулинарные, предсвадебные детали и даже в почти мистическую схему электрификации Стамбула, то вы останетесь довольны. «Мои странные мысли» немного напоминает ток-шоу, в котором, помимо речи ведущего, звучат перебивающие друг друга голоса героев. Пусть вас не смущает ветвистое генеалогическое древо, размещенное в начале романа: вы быстро разберетесь в турецких именах, в непростых отношениях между персонажами и в районах их проживания, которые, для верности, Орхан Памук педантично вынес в конец книги в алфавитном порядке с указанием страниц, на которых они упоминаются.

  Памук дает понять, что у многих частных событий — есть подлинное историческое начало. Так и решение отправиться на заработки в город появляется у отца Мевлюта не случайно: 1954 год был отмечен массовыми переездами мигрантов из окрестностей Бейшехира в Стамбул, в город, который в разное время населяли греки и римляне, варвары и крестоносцы, древние армяне и европейцы. Туда, как в чашу, льются многочисленные людские потоки.

  Счастливы ли они? У каждого из героев книги свои запросы, но многие стараются сделать жизнь своих близких (а порой — и вовсе незнакомых людей) лучше. Счастлив ли Мевлют, укравший девушку и всю жизнь берегущий ее от правды? Послушаем мудрого старика:

  Мевлют и Райиха — добрые люди в глазах аллаха. Аллах доволен ими. Он любит счастливых людей, которые знают, как довольствоваться тем малым, что имеют. Могли бы Мевлют и Райиха быть счастливыми, если бы Он не любил их? И если они счастливы, нам больше не о чем говорить, не так ли, Сулейман, сынок?

  Известно точно: главный герой книги Мевлют счастлив, когда может выйти вечером в город с бидонами бузы и бродить по темным улицам, призывая протяжным криком покупателей. Так поступали продавцы уличной еды, йогурта и бузы в старину, так хочет поступать и он, пока в силах, словно это не его желание, а требование предков. С коромыслом на плече он обходит самые бедные и опасные районы, присаживается отдохнуть на могильные плиты, без страха входит в любые дома, напоминая маленького усталого ангела старого Стамбула. Сам он с гордостью ощущал себя символом чего-то великого.

  Он ощущал теперь, что улицы, на которых он продавал бузу, и вселенная у него в голове — одно и то же. Иногда Мевлют думал, что он, может быть, единственный, кто открыл эту замечательную истину…

  Самые теплые и живые страницы романа посвящены женщинам, которые, пожалуй, наиболее сильные и влиятельные в этой истории, несмотря на строгие традиции турецкой семьи. Женщины романа прекрасны в споре с судьбой, отстаивании прав на любовь, внимание и уважение. Скрытые от глаз платками и длинными одеждами, они надолго овладевают разумом героев, вдохновляя их на поступки. Одна из самых лиричных сквозных тем романа — любовные письма, которые юноша четыре года пишет почти незнакомой девушке. Все, что он запомнил, когда впервые увидел ее, — это взгляд прекрасных глаз. Но влюбленный парень — не поэт, и даже в школе не доучился, поэтому писать письма ему помогают все вокруг, невольно втягиваясь в романтическую историю, фоном которой, как в любом хорошем романе, служит история мира.

  На последних страницах книги Памук объединяет в одном хронологическом списке и военные перевороты, и рождения сыновей, и просмотр первого эротического фильма, и падение Берлинской стены, и развал Югославии. И это не странно, это жизненно. По-настоящему странных мыслей в книге на удивление нет. Произнесите название «Мои странные мысли» вслух и вспомните, о чем думали именно вы, когда читали роман Орхана Памука. Ради этого он и был написан.

Надежда Каменева

 

• Алексей Слаповский. Гений. — М.: РИПОЛ классик, 2016. — 512 с.

   

  Читатели, знакомые с творчеством Алексея Слаповского, открывают его новую книгу «Гений» в ожидании игры, языкового эксперимента, чего-то неожиданного и смешного напополам с горьким. Роман «Гений» содержит все упомянутые удовольствия в самых первых главах, и эта пряная смесь не дает отвлечься от текста. Да и непростая, до сих пор не имеющая однозначной оценки тема произошедшего на Украине не позволяет просто так отложить книгу в сторону.

  Книга одновременно и о войне, и о мирной жизни — предельные состояния всегда интересны писателю. Поэтому место действия — разделенный границей поселок Грежин, будто бы пригрезившийся автору, но на самом деле имеющий очень конкретный прообраз на российско-украинской карте. И сейчас, проезжая на юг мимо этого населенного пункта, пассажиры российских поездов получают приветствия от украинских мобильных сетей на свои телефоны, после чего зачастую связь теряется. Точно так же теряется и понимание границы у жителей поселка, равноудаленного от административных центров двух стран.

   

  Но в тот знойный полдень никто не появлялся, только одинокая курица бродила около памятника Ленину, с каждым своим шажком то и дело пересекая невидимую границу. Сам памятник примечателен: когда Грежин был единой частью страны, очень условно поделенной на республики, Ленина ежегодно красили белой краской, клали к постаменту по праздникам цветы, а в лихое время перемен сгоряча хотели снести, но не успели. У нас, если что не сделано сразу, не делается никогда или с большим опозданием, вот памятник и остался; левая его половина принадлежала России, а правая, с указующей куда-то рукой, досталась Украине; руку эту лет десять назад кто-то отшиб, но Ленин обломком предплечья продолжал упрямо показывать вперед.

  Алексей Слаповский, любящий фактуру глубинки, максимально приближает для нас каждую зависшую пылинку знойного полудня, каждую раздавленную в гневе ягоду черешни, со вкусом описывая быт, пищу, одежду и времяпровождение жителей Грежина. И над всем этим — где-то далеко и высоко — нет… не государства, а огромная бесчувственная абстрактная государственная машина, решающая свои вечные задачи. Бесчувственная — только на первый взгляд, потому что ее винтиками непосредственно в Грежине являются живые люди, которые влюбляются и ревнуют, стареют и мстят, мечтают и манипулируют друг другом. Сам Алексей Слаповский говорит в интервью о подобных точках на карте: «Странное дело: несмотря на развитие коммуникаций и даже иногда дорог (плохо и мало, но строят), провинция становится все дальше и дальше от Москвы. Становится маргинальной и автономной в социальном, экономическом и культурном смыслах. Оторванность, произвол местной власти, особенно в небольших городах и селах…»

  Где-то поблизости грохочет война. Пока еще тоже абстрактная, потому что совершенно неясно, кто именно в ней участвует. Особенно загадочна никем не виданная сила под названием «третьяки», она чем-то схожа с дьявольской Кысью из одноименной постапокалиптической антиутопии Татьяны Толстой. Кысь тоже никто не видел, но все страшно боятся ее, слагая легенды о жестокости этой твари. А потом существующая в воображении персонажей романа Кысь оказывается чуть ли не каждым из нас: стать чудовищем очень просто.

  Как определить, кто прав, кто виноват, кто враг, а кто друг, и где ты находишься, на чьей земле и под чьей юрисдикцией? Собственные желания перемешиваются со страхом и внушаемыми со стороны мыслями. Вот тут-то появляется избавитель, ориентир, голос разума — словом, Гений, главный герой романа (правда, к концу повествования его образ размывается и сам он смешивается с толпой). Этот гений-Евгений способен абстрагироваться от любой ситуации и рассказать о ней в третьем лице. Вроде бы простое умение — но именно его, по мысли автора, не хватает в критические моменты нам, обычным людям. Евгений бесстыдно и бесстрастно комментирует все, что видит, включая и собственные поступки и мысли. И под воздействием этого «гласа» участники событий вдруг видят себя со стороны и поражаются тому, что им открывается.

  С первых страниц романа читатель включается сразу в три игры. Первая — игра в отгадывание украинских пословиц: название каждой главы — это фраза на украинском языке, которую русскому человеку легко и радостно опознавать. Некоторыми из них хочешь щеголять в компаниях — настолько порой украинский вариант точнее и остроумнее известного русского. Однако это вовсе не игра в патриотизм, в которой принимают участие герои романа, пытающиеся на злобу дня учить украинский и говорить только на нем.

  Вторая игра — тоже длится в течение всего повествования, только сначала она выглядит как «войнушка» с воображаемой границей и назначенными «своими» и «чужими», а к концу книги «играючи» обрастет настоящими потерями и трагедиями. Играючи — потому что самые страшные события романа происходят по вине как бы фатальных сил: играющих детей, древних строителей, сложившихся традиций. Дети и взрослые начинают играть в войну, раздобыв настоящее оружие, которое не может не выстрелить. И даже Евгений, сначала пытающийся воззвать к разуму и прославившийся в Грежине как миротворец, сам включается в эту игру, по этой причине сливаясь с толпой.

  Удивительно, но с исчезновением героя не заканчивается третья игра — игра в гения, по условиям которой необходимо рассказывать о себе и окружающем мире в третьем лице. Некоторые герои романа под ее воздействием меняют свою точку зрения и даже избегают фатальных ошибок, а некоторые берут этот прием на вооружение и возвращают трезвость ума. Особенность писателя Алексея Слаповского связана с появлением в собственных произведениях или под своим именем, или в виде очень узнаваемого персонажа. Поэтому, несомненно, Евгений — это сам писатель или даже — функция любого писателя. Может быть, поэтому к концу книги голос Евгения, записываемый на старомодный диктофон, окончательно сливается с голосом автора романа. Символичными становятся последние слова, сказанные Евгением в романе:

   

  — Что вы делаете? — кричал Евгений. — Тут же свои! Свои тут! Свои!
  И выстрелы прекратились. Каждый подумал, что свои — это действительно свои, а своих убивать никто не хотел.

  Кто же такой гений? В самом раннем понимании слова — это дух-хранитель человека или какого-то места, а уже позднее — одаренный, вдохновленный, талантливый человек. В случае Евгения — альтернативно одаренный. По характеру герой — никакой, он — функция называния, он — зеркало. Гораздо интереснее остальные персонажи романа, особенно отрицательные. Явных и законченных злодеев здесь нет, есть люди, когда-то допустившие в своей жизни промахи и совершившие преступления. Они из крови и плоти, они способны на многие чувства. А вот положительные герои — красавицы, мечтатели, юнцы — неправдоподобны, слишком идеальны и поэтому не вписываются в реальность Грежина.

  Роман обрывается буквально на полуслове, дальше следует объяснение автора: «Том второй не написан, потому что не я пишу его». Наверное, оставаться открытыми, превращаться в сериал — судьба многих существующих произведений о современности, поскольку события, описанные в них, так или иначе продолжаются. В новостях, спорах, репортажах и рассказах очевидцев — по обе стороны от границы. Читателю остается одно: включить режим гения и честно признаться хотя бы самому себе в том, что на самом деле происходит.

Надежда Каменева

• Джон Бойн. Мальчик на вершине горы / Пер. с англ. Марии Спивак. — М.: Фантом Пресс, 2016. — 336 с.

  Психологи утверждают: если вы и ваша семья жили в зоне вооруженного конфликта или принимали в нем участие, это серьезное основание для того, чтобы пройти курс терапии. А если речь идет о целом поколении немцев, проигравших Первую мировую войну, то сломанные судьбы неизбежны. Именно о людях, мечтавших о реванше и воспитывавших в этом духе своих детей, написан новый роман ирландского писателя Джона Бойна «Мальчик на вершине горы», изданный в 2015 году в издательстве «Фантом Пресс».

  На обложке обозначен тезис «От мальчика в пижаме к мальчику на горе». Новую книгу Бойна действительно можно воспринять как альтернативное продолжение нашумевшего «Мальчика в полосатой пижаме», получившего множество международных наград и даже экранизированного. Представьте, что мальчик в полосатой пижаме, хоть и не участвовал непосредственно в казнях заключенных, но все равно знал обо всем, что творилось за колючей проволокой. А значит, впоследствии понес бы за это ответственность наравне со всеми. Именно о таком знании и о мальчике — свидетеле преступлений — эта книга.

  Его зовут Пьер, он из Парижа. Правда, он неплохо знает немецкий, потому что его отец — из тех самых немцев, вернувшихся побежденными с последней войны. Страшнее всего для него — призраки прошедшей войны, и утешение он может найти только в алкоголе и надежде на новую войну.

  Хотя папа Пьеро Фишера погиб не на Великой войне, мама Эмили всегда утверждала, что именно война его и убила.

  Четырехлетний Пьер любит своего отца, несмотря на гнетущую атмосферу в семье. Однажды этот мир рушится — сначала погибает отец, затем мать, и мальчик вынужден отправиться в самостоятельное путешествие. Багаж его представлений о жизни характерен для обывателя того времени: немцы восхитительны, особенно те, которые носят красивую форму (как в стихотворении поэтессы и драматурга Елены Исаевой — «Красивые, как два гестаповца / В шуршащих кожаных пальто…»); сильный остается безнаказанным; Германия должна победить; мать лучшего друга способна предать тебя за то, что ты не еврей, а сами евреи внушают людям отвращение.

  Волею судьбы мальчик попадает на самую вершину пирамиды — в Бергхоф, резиденцию фюрера, и на время становится его любимцем. Страшное превращение Пьера в Петера проходит на глазах у читателя: наивная Козявка, миниатюрный фарфоровый мальчик обернется в дико орущего подростка с нацистской нашивкой на рукаве. Он от всего сердца восхищается Гитлером, мечтает о новой форме и военной карьере, без толики сомнения предает самых близких людей и смотрит на их смерть, искренне веря, что спасает Германию. Он постепенно тупеет, потому что все живое и детское отмирает в нем вместе с совестью.

  «Мальчик на вершине горы» — еще один ответ школьникам из «Волны» Тода Штрассера, которые возмущенно спрашивали: как можно было, зная о преступлениях нацизма, поддерживать его?

  Захватывающий сюжет и крупный шрифт — книга моментально оказывается в стопке прочитанных, однако мрачное послевкусие ощущается довольно долго — особенно если поинтересоваться, существовал ли этот мальчик на самом деле, и в поисках ответа прочесть историю Бергхофа и биографию Гитлера, пересмотреть фотографии военного времени, вглядываясь в детские лица гитлерюгенда.

  Первые страницы написаны совсем простым слогом — мал и главный герой, просты характеры его друзей и знакомых. Но к концу романа текст словно уплотняется, насыщается событиями — как сюжетными, так и историческими, вынуждая читателя стремительно взрослеть вместе с Пьером. Издатель позиционирует книгу как роман для подростков, но вернее было бы сказать, что она — не для детей. Чем взрослее и эрудированнее человек, тем интереснее будет ему следить за персонажами книги, и тем больше главный герой-наблюдатель будет теряться на фоне тех, за кем мы следим его глазами. Если же книга попадет к ребенку, не слишком знакомому с историей и путающему Геринга, Гиммлера и Геббельса, он посредством Петера станет свидетелем страшных событий и уже не сможет отказаться от этого знания:

  — Посмотри на меня, Петер… Ты, главное, не вздумай притворяться, будто не понимал, что здесь творится. У тебя есть глаза и уши. Ты столько раз сидел в его комнате, сидел и записывал. Ты все слышал. Ты все видел. Ты все знал… Только никогда не говори «я не знал». Вот это уж точно будет преступление хуже некуда.

Надежда Каменева