Нью-Йорк, я люблю тебя

  • Киноальманах, посвященный главному мегаполису мира
  • Режиссеры Фатих Акин, Андрей Звягинцев, Скарлетт Йоханссон, Натали Портман и др.
  • Франция — США, 110 мин

Мода на альманахи охватила киномир пару лет назад, когда команда французских продюсеров собрала лучших режиссеров мира, раздала им названия парижских кварталов и попросила снять по скромной короткометражке. Получившийся в итоге сборник «Париж, я люблю тебя» стал одним из главных событий Каннского фестиваля-2006 и собрал кучу признаний в любви — как к самой французской столице, так и к режиссерам. Через год на свет появился альманах «У каждого свое кино», в основе которого лежал все тот же принцип калейдоскопа — дюжина режиссеров рассуждала о том, что такое кинематограф и насколько священен процесс погружения в эту реальность.

О Нью-Йорке, правда, уже был снят один киносборник — «Нью-Йоркские истории» 1989 года, причем в авторах значились Мартин Скорсезе, Вуди Аллен и Фрэнсис Форд Коппола — люди, имена которых перечисляются через запятую вместе с названием самого города. Но никакого откровения не получилось: Нью-Йорк оказался сильнее, и про фильм довольно быстро забыли. Для съемок нового альманаха все те же французские продюсеры набрали не аборигенов, а режиссеров со всего мира: в списке авторов «Нью-Йорк, я люблю тебя» — и немецкий турок Фатих Акин, и индийцы Мира Наир и Шекар Капур, и китаец Цзян Вэнь, и даже наш Андрей Звягинцев. Отдельное удовольствие — короткометражки Скарлетт Йоханссон и Натали Портман: для одной это будет режиссерский дебют, для другой — вторая попытка снять кино. Шансы на то, что эти кусочки сложатся в полноценную картину, довольно высоки: Нью-Йорк, в отличие от Парижа, не вызывает никаких однозначных ассоциаций, а потому делать с ним в кадре можно все что угодно.

Ксения Реутова

Киллер

  • Беспомощная драма с четырьмя неизвестными
  • Режиссер Джон Мэдден
  • США, 84 мин

Как «Киллер» попал в российский прокатный график — большая загадка, даже в США его выпустили сразу на DVD. Вероятнее всего, этот разложившийся труп везут к нам на волне успеха промо-компании фильма «Рестлер»: фрик-шоу, устроенное Микки Рурком сначала в студии программы «Время», а потом и у смешариков из «Прожекторпэрисхилтона», на несколько месяцев превратило актера в самого популярного в России экранного персонажа. Теперь «на Рурке» можно зарабатывать.

В фильме Мэддена Рурк (со смешной седой косичкой, нарисованными бровями и завитыми ресницами) играет индейца-киллера, который проваливает очередное задание: вместе с жертвой он убивает еще и любовницу заказчика. Тот в ярости и грозится отомстить, а индеец в это время зачем-то ввязывается в еще одну идиотскую историю с участием малолетнего психопата и семейной пары на грани развода. До конца фильма все четверо неоднократно попытаются друг друга пристрелить.

«Киллер» — не столько полноценное кино, сколько его выкройка. Экранизацией романа Элмора Леонарда на самом деле должен был заниматься Тони Скотт, а на главные роли в свое время были утверждены Роберт Де Ниро и Квентин Тарантино. После конфликта студий Miramax и Disney работу над ней заморозили, и в итоге постановкой занялся Джон Мэдден, автор «Влюбленного Шекспира» и «Доказательства». На тест-просмотрах фильм забраковали, потом несколько раз перемонтировали. То, что от него осталось, нельзя назвать ни психологической драмой, ни криминальным детективом: здесь нет ни характеров, ни леонардовского юмора, ни саспенса. Нет, есть, конечно, косичка Рурка. Но уж больно она тоненькая.

Ксения Реутова

Игорь Губерман, Александр Окунь. Путеводитель по стране сионских мудрецов

Отрывок из книги «Путеводитель по стране сионских мудрецов»

Церковь Святой Анны, построенная крестоносцами, на наш взгляд, — самая красивая во всем Иерусалиме: дивные пропорции, чудная акустика, и вся она какая-то торжественная, чистая, светлая. Находится эта церковь прямо напротив грандиозных бассейнов Бефесды. Только глядя на эти циклопические сооружения, начинаешь понимать, каким же невероятным городом был древний Иерусалим. Там есть еще и остатки римского храма, византийской церкви и небольшой бассейн, у которого стоит доска с трогательной надписью: «Это не там, а здесь Иисус исцелил паралитика». Надпись с очевидностью дает нам право очередной раз воскликнуть: это было здесь!

Следующий после рождения эпизод из жизни Марии переносит нас в деревушку (сегодня — район Иерусалима) Эйн-Керем, место настолько очаровательное, что в конце недели лучше к нему не приближаться: после потения в пробке, которая начинается еще наверху, у чудовища Ники де Сен-Фаль, вы будете обречены любоваться сотнями туристов с риском оглохнуть от криков и воплей на разных языках. А вот в будний день у вас есть все шансы провести время, как и подобает культурному человеку: посидеть в одном из ресторанов (весьма неплохих), полюбоваться пасторальными видами, цветочками, старинными каменными домиками, побродить по переулкам, зайти в одну из студий художников, которых здесь обитает немало (особо рекомендуем чудного художника и человека Ицхака Гринфельда, скульптора Аарона Бецалеля и дорогую подругу нашу Хедву Шемеш). А если вам вздумается учинить пикник, то мы с радостью присоветуем вам свое заветное место. Для того чтобы туда добраться, надо выйти на небольшую площадь, где слева от вас будет чрезвычайно древний источник, куда Мария ходила за водой и около которого повстречала свою дальнюю родственницу, тоже беременную Елизавету. А если повернуть направо и пройти вверх сотню с чем-то метров, то можно добраться до вполне впечатляющей церкви Сретения времен крестоносцев, где произошло то же самое событие. Удивляться этому не надо, мы же вас предупреждали: на этой земле все у всех двоится. Короче, где бы это ни произошло, это произошло здесь, а не в Тель-Авиве, Москве или Лиссабоне.

Зато если двинуться вперед, оставив по правую руку музыкальный центр Тарг, где по субботам бывают замечательные концерты, а в антракте кормят супчиком и поят вином (отчего второе отделение, как правило, еще лучше первого), подняться метров семьдесят вверх по дороге и около большого куста с неведомым нам названием свернуть налево, то вы окажетесь на древней римской дороге, среди совершенно дикой природы с удивительными видами и, главное,- в полном одиночестве. Короче, чтобы приятно провести время на природе, совсем не нужно ехать черт знает куда. Надо просто знать и любить родимый город. И в дополнение необходимо отметить, что именно в Эйн-Кереме стоит Горненский женский монастырь, весьма знаменитый в русской литературе, хоть Бунина почитайте. Он, кстати, здесь бывал. На этом месте мы Эйн-Керем временно покинем.

Как известно, Мария вместе с мужем своим Иосифом проживала в Назарете, в те времена — маленьком еврейском местечке. В 1099 году Назарет захватил знаменитый рыцарь и король Танкред. Он даже перенес туда свою столицу, которая раньше была в Бейт-Шеане, о котором мы уже рассказывали.

Из других знаменитых полководцев мы упомянем имя нашего любимого героя Наполеона. Да! Император был здесь и даже молился на месте, где потом был построен собор Благовещения, ибо тут некогда стоял дом Марии и Иосифа. (А сразу за собором — церковь, внутри которой есть столярная мастерская папаши Иосифа.) Как всем хорошо известно, именно здесь архангел Гавриил сообщил Марии то, что сообщил. Счастливые родители отправились рожать в Вифлеем, о котором мы рассказывать не будем, ибо он теперь у палестинцев, но когда-то мы очень даже любили навещать этот прелестный городок с отменной базиликой Рождества и гротами, где похоронен святой Иероним — тот самый, который, почесывая ручного льва, перевел Библию на латынь. А еще в Вифлееме был дешевый рынок, где было полно покупателей-евреев, в забегаловках — хороший кофе, и улыбчивые арабы-христиане торговали свининой и вертелами из масличного дерева… А теперь евреев вовсе нету, христиан с каждым годом становится все меньше и меньше, уж почти и вовсе не осталось, потому что больно агрессивны мусульмане и к христианам относятся… да чего там говорить, всем известно, как относятся. Кстати, вот уже долгое время пытаются они напротив собора Благовещения в Назарете выстроить мечеть. Именно что напротив, и именно что мечеть, и именно очень большую. Будто другого места нет. А с другой стороны, их можно понять. Если это вам интересно, обратитесь к европейской левой интеллигенции — они объяснят. А мы не можем — извините.

Кстати, о Назарете. Вплотную к этому городу, где христиан становится тоже все меньше и меньше и где можно поесть хороший хумус и бараньи ребрышки, построен город под названием Верхний Назарет, что на иврите звучит как Нацрат-Илит. В этом городе живут евреи, и в частности, несколько лет назад поселилась там пара молодых людей родом из Питера. По прошествии положенного времени у них тоже родился ребенок. Тоже мальчик. Хорошенький такой. Глазки голубые. Волосики золотыми локонами вьются. Родители души в своем первенце не чаяли и более всего болели душой, чтобы мальчик не отпал от великой русской культуры и русского языка. И так они старались, что он не только не отпал, а совершенно напротив: знал наизусть «Сказку о рыбаке и рыбке» и другие сочинения А. С. Пушкина и читал их вслух совершенно безо всякого акцента. Надо сказать, что и воспитания ребенок был отменного — говорил голосом нежным, вежливо и красиво. И вот когда минуло ребенку шесть лет, то повезли его родители в Петербург, дабы проживающие там дедушка с бабушкой восхитились. И бабушка с дедушкой очень даже восхитились. И немедля повели дитя гулять в Летний сад, где много парковой скульптуры и памятник дедушке Крылову. Вот гуляет ребенок вокруг памятника, разглядывает изображенных на постаменте героев дивных басен, а рядом на скамеечке сидит старая старушка и постанывает и кряхтит. Здесь надо сказать, что израильские дети (даже впитавшие в себя русскую культуру) непосредственны и безо всякого смущения вступают в разговор с незнакомыми людьми. Вот и этот мальчик, слыша печальное бабкино кряхтенье, подошел к ней и спросил:
— Бабушка, а что ты стонешь?
— А как же мне не стонать, милок? — грустно ответила старуха. — Сердце мое — совсем никудышное, ноги не ходют, уши не слышат, глаза не видют, и вся я разваливаюсь на мелкие части.
— Не печалься бабушка, — сказало дитя и подняло правую руку. — Все у тебя пройдет: и сердечко, и ушки, и глазки, и будешь ты бегать, как молодая, и жить тебе до ста двадцати лет.
— Господи, — умилилась старуха, — да откуда же ты такой, ангел мой?
— Из Назарета, — ответил мальчик…

…В общем, старушку отвезли куда надо, ибо врачебная помощь ей уже была не нужна. А ведь было бы дите как все дети, то крикнуло бы гортанно: «Из Нацрат-Илит!» И была бы старушка жива по сей день…

Вернувшись из Вифлеема, счастливое семейство продолжало жить в Назарете, где и прошли детство и юность Иисуса. Мальчик рос, а времена кругом стояли, как принято на этой земле, ох какие непростые.

Еврейский дух всегда кипел и метался в поисках неприятностей — немедленных или грядущих. И очень в этом преуспел. Время, о котором мы сейчас напомним, было чрезвычайно тяжким для евреев. Шла унизительная жизнь под римским сапогом (неважно, что обут в сандалии был римский воин, образ есть образ). Поборы были непосильны и с жестокостью взимались. Мечта о мятеже кружила головы. Никак не шел Мессия, а его приход, несущий избавление, со дня на день предвещали мелкие бродячие пророки. Приступая к описанию того, что в те годы произошло, мы испытывали некоторый трепет. И простая байка объяснит несвойственную нам душевную заминку.

Как-то раз одна бывалая экскурсоводша привезла группу туристов на речушку Иордан, где бойко и привычно рассказала, что некогда в этой речке (а возможно, и на этом самом месте) Иоанн Предтеча крестил молодого Иисуса Христа. И некий молодой человек из этой группы проявил живое любопытство.

— А почему же тогда, — спросил он робко, — вся христианская религия не названа по имени того, кто был первым и крестил Иисуса?
Экскурсоводша с ужасом сообразила, что раньше никогда не думала об этом, и ответила вопросом на вопрос:
— Вы христианин?
— Нет, — ответил любознательный турист. И просто душно добавил: — Я — еврей, инженер, из Кёльна я.

И со свирепой назидательностью даже не сказала, а скорее выдохнула опытная и находчивая экскурсоводша:
— Не лезьте в эти их дела!

Нам, однако, эту тему миновать никак нельзя, и мы, чтобы наш трепет оправдать, напомним для начала некую забавную цифру. В середине прошлого века было подсчитано, что только за минувшее столетие об Иисусе Христе было написано шестьдесят тысяч книг. Легко себе представить, как это число выросло к сегодняшнему дню. И какую бы подробность этой давней и высокой исторической трагедии мы ни помянем — нас одернут десятки ученых авторов, стоящие на иной точке зрения и по-иному видящие эту подробность, а то и почитающие ее фальшивкой позднего времени. Но мы рискнем.

А для начала мы ответим на вопрос того туриста.

Иоанн Предтеча (он же — Иоанн Креститель) никакого нового вероучения не создавал и не пытался. Он родился в той самой деревушке Эйн-Керем, о которой мы недавно говорили, на месте, где теперь стоит монастырь Святого Иоанна Крестителя, опять же плод пребывания крестоносцев в этих краях. И неплохой, скажем мы сразу, плод! Во дворе и внутри можно видеть остатки византийских мозаик, и пресс для отжатия оливкового масла, и цитаты из Священного Писания на разных языках, а еще садик, цветочки и все такое прочее. А внутри — ну чистый парадиз, ей-богу! Все облицовано прелестными изразцами, словно в Португалии, а на стенах — картины, правда, уж очень темные. В одном путеводителе написано, что Джордано, а в другом — Эль-Греко. Ну-ну! Всякое может быть. Вот в таких условиях и рос маленький Иоанн, но выросши, отринул пастораль и стал кем стал. Он был один из множества проповедников, которые возвещали, что близится конец земного времени, приход Мессии, и пора поэтому покаяться, очистив свою греховную душу. Сам он жил в пустыне и питался только мелкой саранчой (акриды) и медом диких пчел. Житейский аскетизм он полагал необходимой и единственно праведной подготовкой к приходу Спасителя. А очищение души посредством омовения плоти он называл крещением и знаком покаяния в грехах. Он говорил, что послан Господом и царство Божьей справедливости уже вот-вот наступит. К нему стекались толпы, он был яркой фигурой своего времени, хотя имелось еще множество разных сект, по-своему искавших утешения от невыносимо тяжкой жизни.

Однажды Иоанн крестил еврея лет тридцати по имени Иисус и произвел на него огромное впечатление. Этот сын плотника из города Назарета Галилейского почувствовал в себе призвание пророка и учителя.

И вскоре принялся ходить по родной ему Галилее новый бродячий проповедник и учитель жизни Иисус. Надо сразу сказать, что ходить по Галилее — чистое удовольствие. Воздух здесь хороший, гористый, есть леса, поля, горки разные и, наконец, озеро Кинерет. Вот здесь, на берегах Кинерета, и расположены места, которые известны каждому просвещенному человеку, поэтому распространяться про них мы не будем, а упомянем только для порядка. Итак: Капернаум с его роскошной синагогой, из которой Иисус изгнал нечистого духа, и где исцелил тещу Шимона, и откуда сам был изгнан оппонентами (не стоит волноваться: в синагогах это обычное дело). Здесь же раскопан дом того самого Шимона, который в дальнейшем был назначен Петром и в честь которого названа водящаяся в этом озере рыба (надо сказать — вкусная).

Кстати, лодка, в которой рыбачил Шимон (ну, может, и не эта самая, но точь-в-точь такая и того же времени), находится в киббуце Гиносар. Ее отыскали на дне Кинерета в наши дни и после большого тарарама выставили аж в Ватикане, но потом вернули назад.
Кстати, ловить рыбу в Кинерете не так просто, как кажется. Бывают там опасные шторма, встречаются водовороты. Озеро, между прочим, находится приблизительно на двести десять метров ниже уровня моря. Точной отметки уровня у него нет, ибо весной она выше, а осенью — наоборот. Конечно, в любом случае это уровень не столь выдающийся, нежели уровень Мертвого моря, но тоже порядочный. Чуть ниже по течению Иордана, вытекающего из Кинерета, находится Ярденит — место, где паломники воспроизводят обряд крещения, а повыше Ярденита — электростанция Рутенберга, о котором мы еще непременно поговорим.

Но все-таки самые привлекательные места для путешественника, которому небезразлично христианство и вообще древняя история, находятся на северном побережье. О Капернауме мы уже говорили, а теперь пару слов о Табхе. По-гречески это место называлось Гептанегон, что по-нашему «Семь источников». На самом деле их там семьдесят. Остается предположить, что-либо потомки Пифагора дальше семи считать не умели, либо… нет, мы даже и думать не хотим, что именно «либо». Впрочем, для нас куда более важно, что здесь Иисус пятью хлебами и двумя рыбами накормил пять тысяч человек, не считая женщин и детей, как пишет апостол Марк (попробовал бы он сегодня их не посчитать!). А еще здесь Иисус ходил по водам, и, наконец, здесь Иисус явился ученикам после воскрешения, что хорошо известно каждому по картине А. Иванова «Явление Христа народу». Видели картину? Это было именно здесь.

В ознаменование всех этих чудес византийцы построили тут церковь, которая неоднократно разрушалась, но ее мозаики, по счастью, уцелели. Это, надо сказать, такие мозаики, просто всем мозаикам мозаики! И конечно же, здесь есть те самые две рыбы, а с хлебами вышла неувязка: их всего четыре. Ученые придерживаются мнения, что это для того, чтоб вышел крест, но мы полагаем, что пятый хлеб попросту кто-то стащил. И наконец, над Табхой (чуть наискосок) находится место, с которым связано одно из самых важных (на наш вкус) упомянутых в Евангелиях событий — Нагорная проповедь. Здесь Иисус избрал апостолов, здесь была впервые произнесена молитва «Отче наш». На этом самом месте стоит церковь, выстроенная итальянским архитектором Берлуцци — францисканцем и фашистом. Тут есть одна милая деталь, а именно: в финансировании строительства принимал участие лично Муссолини. Кстати, Берлуцци выстроил и церковь на горе Фавор, где произошло Преображение Господне, всем хорошо известное по картине Рафаэля. Вид с горы Фавор захватывает дух. Особенно на закате и восходе. Кстати, если кому интересно, то на этой горе бывали и тот самый Танкред, и Иосиф Флавий, и знаменитая пророчица Дебора, и много других достойных людей. Так что вы тут в хорошей компании.

Иисус проповедовал смирение и воздержание, любовь к людям и соблюдение всех заповедей, справедливость и воскресение из мертвых, то есть вечную жизнь в том Царстве Божием, что наступит после скорого и неизбежного прихода Мессии — избавителя. А главное — он проповедовал блаженство и праведность бедности, поскольку в этом грядущем Царстве Божием последние станут первыми, получат полной мерой благодать все те, кто был несчастлив и унижен, скорбен, мучим, угнетаем и гоним в жизни земной. Какой утешной музыкой, какой живительной надеждой звучало это обещание, понятно каждому. Но этот проповедник был еще целителем незаурядным, он излечивал больных и недужных, с легкостью совершал чудеса и даже оживлял уже было умерших! И те, кого он звал идти за ним, немедленно и благодарно откликались, с легкостью бросая все свои дела по прокормлению семей. Он нес благую весть (по-гречески — евангелие), и столько было обаяния в его словах, в его манере говорить и в облике его, что слух о нем стремительно разнесся по Иудее.

Во всем, что проповедовал этот учитель жизни, не было ничего, что противоречило Торе и предыдущим пророкам, и ошеломляюще нового не было тоже, только воедино было собрано талантливо и очень убедительно поэтому звучало. Зажигая веру и надежду. И уже ученики его (впоследствии апостолы) догадкой озарились, что ведет их Сын Божий, столь давно ожидаемый Мессия (что на греческом — Христос). Но сам он ничего об этом им не говорил.

Все, что случилось далее, мы знаем из четырех Евангелий, признанных каноническими (ибо их был еще десяток, если не больше, но лишь часть дошла до нашего времени).

В основе всей сегодняшней морали —
древнейшие расхожие идеи,
когда за них распятием карали,
то их держались только иудеи.

На тридцать третьем году своей жизни учитель Иисус с учениками появился в Иерусалиме накануне праздника Песах. Жить ему оставалось — несколько дней. Он проповедовал, учил и исцелял больных. Он, как и прежде, говорил, что люди, нарушающие предписания Торы, пусть не надеются на грядущую вечную жизнь в Царстве Божием. Но более всего он проповедовал любовь и милосердие. Только о Храме отзывался он пренебрежительно: дескать, разрушен будет этот Храм, но он, Иисус, легко воздвигнет новый.

Слух о том, что в городе появился чудотворец, а может быть — и сам Мессия, стремительно облетел Иерусалим. Не потому ли сюда срочно прибыл из Кейсарии, где была его резиденция, римский наместник Понтий Пилат в сопровождении своих легионеров?

Дымкой непонятностей окутаны дальнейшие события, взаимные противоречия всех четырех Евангелий — основа споров сотен толкователей и ученых всего мира. Очевидна только внешняя канва событий: был он арестован римскими легионерами при участии храмовых стражников, отведен в дом первосвященника, с утра предстал перед Понтием Пилатом, был допрошен, осужден Пилатом на распятие и погиб на кресте. Прокуратор позволил снять его и похоронить, но на третий день могила оказалась пуста, и он живым являлся своим апостолам. Уже не скрывая от них, что он — Сын Божий и что послан Богом искупить своей смертью первородный грех Адама и Евы и вообще все грехи человечества. И что все, кто верит в него, — спасутся и обретут вечную жизнь.

Пребывание Иисуса в Иерусалиме расписано наилучшим образом, и рассказ об этих днях сам по себе может составить отдельную книгу. Мы же (в тесных рамках нашего ученого труда) вкратце и поверхностно (как и все, что мы делаем) коснемся лишь нескольких мест, связанных с событием, случившимся около двух тысяч лет назад. Итак, Иисус появился в городе в канун праздника Песах и, как подобает, в урочный час отпраздновал Исход из Египта вместе со своими учениками. О том, как это происходило, можно узнать, посмотрев на довольно известную фреску Леонардо и работы других художников. Что же касается места ужина, то оно, как тут заведено, находится сразу в двух местах.

Первое и наиболее известное расположено на горе Сион, в симпатичном старинном доме на втором этаже, как раз над гробницей царя Давида, что, очевидно, должно подчеркивать преемственность и все такое прочее. То, что это здание было построено на тысячу с лишним лет позже события, которое в нем произошло, никого смущать не должно. В жизни и не то бывает. Само помещение очень даже ничего: чистый романский стиль, а в углу — там, где лестница, соединяющая второй этаж с первым, — на колонне есть капитель, изображающая пеликанов, которые являются одним из символов христианства. То, что Тайная вечеря проистекала здесь, известно каждому, а вот тот факт, что именно на этом самом месте, на этом вот полу, под этим самым потолком и среди этих стен происходило учреждение Ордена Сиона (Приората, если хотите), — известен не каждому. Да, тот самый Приорат Сиона, который стоял за тамплиерами и который получил столь оглушительную рекламу благодаря Дэну Брауну. И это святая правда.

Неподалеку отсюда, в Армянском квартале, находится другое место, где состоялась Тайная вечеря. Это церковь Святого Марка, а называется она так потому, что находится в доме этого самого Марка, в том смысле, что дом принадлежал его матери, Марии Иерусалимской, но он там жил. Место это — резиденция епископа одной из древнейших в мире церквей — сирийской, а родным языком паствы этой церкви, как утверждает одна малоприятная тетка, которая кормится на этом месте и сквалыжным голосом промывает мозги редким туристам, является арамейский, то есть тот самый язык, на котором говорили практически все современники Иисуса, да и он сам.
Если отвлечься от назойливой бабки, то церковь эта просто замечательна: небольшая, с прекрасным резным алтарем, отменными коврами, первоклассной примитивной живописью и, наконец, с портретом (в смысле иконой) Девы Марии, писанным самим святым Лукой с натуры! Картина со временем изрядно потемнела, почему и называется «Черная мадонна». Судя по всему, святой Лука был хороший живописец, но к технологии своего ремесла относился спустя рукава, ибо все его (нам, по крайней мере, известные) портреты потемнели и все называются «Черными мадоннами». Несмотря на это, а может быть — благодаря этому, все они исключительно чудотворны — и та, что в Риме, и еще одна (в Ченстохове), но эта особенно.

Кстати, Деву Марию крестили именно в этом доме. Не знали? Теперь знаете. По ступеням можно спуститься этажом ниже, в комнату, где ужинал Иисус с апостолами. Кстати, сирийцы утверждают, что эта церковь — самая первая в мире. Не исключено, хотя нам известны, по крайней мере, еще три столь же первых. При крестоносцах она была изрядно разрушена, но потом королева Мелисанда распорядилась ее восстановить. Конечно, нет никаких сомнений, что Тайная вечеря была и на горе Сион тоже, но нам все-таки кажется, что скорее здесь. Объяснить почему — мы не можем, просто сердцу не прикажешь…

Перед тем как вернуться к теме нашего разговора, мы хотим сказать пару слов о самом Армянском квартале. Начнем с того, что мы любим армян. Это началось у нас еще с первого визита в Армению и продолжается до сего дня. Судьба этого народа, поразительно напоминающая еврейскую судьбу, близка нашему сердцу. Нас до слез трогают армянские песни и музыка Комитаса, и даже «Танец с саблями». Мы восторгаемся армянской архитектурой и армянским искусством. Мы ценим и любим армянскую кухню. И если эта книга случайно попадет в руки Генриха Игитяна и жены его Армине, а также Ваника Егяна и его супруги Веры, то пусть знают эти замечательные люди, что мы их часто вспоминаем с любовью и признательностью.

Так вот, основная достопримечательность Армянского квартала, помимо Патриархии, — это собор Иакова, выстроенный как раз на том месте, где этому брату евангелиста Иоанна по приказу царя Ирода отрубили голову. Святому Петру во время Иродовых гонений удалось уцелеть, но завидовать ему не надо, он тоже от своей судьбы не ушел. Место, где беднягу Иакова обезглавили, — слева от входа. Сам собор весьма впечатляет: он весь в изразцах, два старинных патриарших трона, а когда в него входят красавцы монахи в высоких клобуках и начинается служба, то мы ощущаем прикосновение к чему-то очень подлинному. Такого ощущения, увы, у нас не возникает на службах в православных и католических церквях Иерусалима.

А теперь, хоть это нарушает плавность повествования, мы упомянем монастырь Креста, который находится в долине под Музеем Израиля. Мы его вне очереди упомянем потому, что его в свое время (точнее, во II веке) построили грузины, а к грузинам мы тоже очень хорошо относимся. И к архитектуре их, и к живописи, и к музыке, и к кино, и к дивному многоголосному пению, и наконец — к чудному Резо Габриадзе и его куколкам, которыми восхищались в Тбилиси, и к Дато, хозяину «Кенгуру» — лучшего грузинского ресторана Израиля и окрестностей, и к жене его — несравненной Лине.

А что до монастыря, то он построен как раз на том самом месте, где росло дерево, посаженное Лотом (помните такого?). Это был очень интересный образец древней селекции: Лот посадил в одну лунку сразу три саженца — кедр, сосну и оливу. В результате выросло нечто такое, что с тех пор никогда нигде не вырастало. Из этого самого дерева и был сделан крест, на котором распяли Иисуса. Потом он затерялся, покуда не был обнаружен царицей Еленой (о которой позже) там, где сейчас находится ее церковь (внутри церкви Гроба Господня). В дальнейшем крест исчез (есть много версий его пропажи), однако щепки от него (в количестве, сильно превышающем древесную массу целого креста) находятся сегодня во многих церквях мира.

В монастыре этом (сегодня принадлежащем грекам) есть ресторан, и нечто вроде музея, и старинные фрески, доведенные художником и философом Андреем Резницким до совершенства, и не снившегося их авторам. В частности, Шота Руставели, здесь похороненный, теперь намного более похож на Шота Руставели. Он некогда, поссорившись с любимой им царицей Тамарой, с горя ушел из Грузии и окончил свои дни в этом монастыре. Существует еще одна версия: царица Тамара завещала похоронить ее в Святой земле, но тайно. Руставели, однако, вычислил царицу и отправился вслед за ней. И что вы думаете? Под фреской Андрюши — там, где он нарисовал великого Шота, точнее — под столбом, на котором изображен Руставели, — нашли могилу, в которой лежали мужчина и женщина! Так если это не доказательство, то что?
А теперь вернемся в Старый город, в место, которое находится на склоне Масличной горы напротив восточной стены Старого города и которое называется Гефсиманский сад. Когда-то здесь из росших в изобилии маслин давили масло. Гат на иврите — пресс, шемен — масло. Отсюда Гефсиман, но вам это, конечно, и без нас известно. Здесь — на месте, где безуспешно молил Иисус, чтобы участь его сложилась иначе, — стоит базилика Агонии, или церковь Всех Наций, которую выстроил (понятное дело — на развалинах византийской) все тот же Берлуцци. Свет туда проникает через окна, в которые вставлены полупрозрачные слюдяные пластины. Церковь, как и все, что строил Берлуцци, — не шедевр, но совсем неплохая.

А вот через дорогу находится изумительная подземная церковь Гробницы Святого Семейства. Там (а вовсе не в Эфесе!) похоронена Дева Мария (умерла она на горе Сион, где сейчас высится аббатство Дормицион) вместе с родителями Иоахимом и Анной, а также и святым Иосифом. Правда, ученые утверждают, что могилы родителей и мужа Марии — это на самом деле могилы королевы Мелисанды и прочих членов царствующего дома крестоносцев. Мы в духе времени, политической корректности и поисков мирного сосуществования науки и религии склонны думать, что правы все. Как бы то ни было, если вам повезет случиться в Иерусалиме в день Успения Богоматери, вы увидите чудное зрелище уходящей под землю широкой лестницы, на ступенях которой мерцают сотни свечей, увидите колеблющееся пламя сотен лампад, и, возможно, что-то шевельнется в вашей душе. В нашей, например, — шевельнулось.

В убогом притворе, где тесно плечу
и дряхлые дремлют скамейки,
я Деве Марии поставил свечу,
несчастнейшей в мире еврейке.

В Гефсиманском саду сияет золотыми куполами-луковками русская церковь Марии Магдалины. Здесь похоронены великая княгиня Елизавета Федоровна, убитая в России в 1918 году. Церковь дорога всем любителям русской живописи: ее иконостас — работы Верещагина, и еще есть пейзаж Александра Иванова. Кроме того, отсюда на небо вознеслась Дева Мария. Почему она не вознеслась из церкви, где похоронена, нам неизвестно.

Зато известно, откуда вознесся Иисус. Это на вершине горы — в мечети, где покоится большой кусок скалы с сохранившимся отпечатком ноги Иисуса. По израильской традиции на причастность к этому событию также претендует находящаяся неподалеку церковь Патер Ностер. В любом случае очевидно, что вознесение произошло, и совершенно неважно, где именно. Тем более что мусульмане считают этот отпечаток несомненным следом ноги Магомета, оставленный со времени, когда он возносился для беседы с Аллахом. Правы, как нам почти всегда кажется, и те, и другие, и третьи.

Дело только в том, что район этот — очень арабский, и ходить мы туда не очень рекомендуем, если только вы не хотите быть ограбленными под дулом пистолета, как это произошло с нашими московскими знакомыми профессором Н. Богатыревым и женой его Чудой. С другой стороны, традиция грабить паломников — это старинная многовековая традиция, так что выбор за вами.

Тут же недалеко, в арабской деревне Эль-Азария, находятся могила Лазаря и церковь на месте дома, где жили Мария с Марфой и Вифания. Тут же и Елеонская обитель. Об особенностях туризма в этих местах смотрите выше.

Короче говоря, Масличная гора — богатое объектами место. Но если вы спросите нас, то мы честно признаемся, что самое большое впечатление производят на нас несколько гигантских древних олив, растущих около церкви Агонии. Этим невероятным, похожим на живые существа деревьям больше двух тысяч лет, и только они знают точно, что именно и как произошло в ту далекую ночь. Они были свидетелями мольбы Иисуса, объятий и поцелуя апостола, которого звали Иуда, и ареста, который, согласно Евангелиям, был произведен когортой римских солдат, что не одному исследователю дало основание предположить, что в Иисусе римляне видели вождя (или одного из вождей) готовящегося против них восстания. И надо сказать, что доводы их выглядят достаточно убедительно. Знаете ли вы, сколько солдат составляло когорту? Двести пятьдесят человек. Вряд ли столько солдат нужно было, чтоб арестовать бродячего проповедника.

Но перед тем как двинуться дальше, мы непременно должны поговорить о человеке, без которого драма, пролог которой был сыгран в Гефсиманском саду, никогда не была бы доведена до финала.

Дзифт

  • Тоталитарный нуар
  • Режиссер Явор Гырдев
  • Болгария, 92 мин

Болгарское радио «Маяк» железным голосом диктора-робота желает заключенным колонии строгого режима доброго утра: только что «пропикало» шесть часов. Вместо гимна — песня про «смуглянку-молдаванку», под которую суровые мужики с татуировками (у главного героя во всю спину надпись «Човек това звучи гордо») сначала строятся, потом отправляются в столовую, оттуда — на общественно полезные работы и в спортзал и только затем — в душ. Заключенный по кличке Мотылек, отсидевший по ложному обвинению в убийстве пятнадцать лет, выходит на свободу и попадает в тоталитарную Софию конца 50-х. У него есть ровно сутки на то, чтобы найти предавшую его возлюбленную, отомстить ублюдку, из-за которого он сел в тюрьму, и раскрыть тайну исчезнувшего пятнадцать лет назад алмаза.

Черно-белая пленка, закадровый голос рассказчика, вспоминающего разные события своей насыщенной жизни, беготня по городским катакомбам, много обнаженного женского тела, предательство за предательством: «Дзифт» по форме — самый настоящий фильм-нуар, но сделанный с энергией и маниакальной страстью боевика (исполнитель главной роли Захари Бахаров со сверкающей лысиной — нечто среднее между Вином Дизелем и Джейсоном Стэтемом, только говорит по-болгарски). Мораль формулируется в самом начале, в притче о дерьме (это одно из значений слова «дзифт»): «Чем больше дерьма, тем меньше морального ущерба» — при этом рассказывает герой о любовной мести, а режиссер подразумевает, очевидно, нелегкую эпоху. Думать тут, честно говоря, больше не о чем: дебют театрального постановщика Явора Гырдева, чудом попавший в конкурсную программу прошлогоднего Московского фестиваля и получивший приз за режиссуру, — в большей степени стилистическое и графическое упражнение, нежели осмысленное высказывание. Но, черт возьми, как же ловко он пишет в своих прописях! Идеальный, каллиграфический почерк, большая редкость в наши дни.

Ксения Реутова

Два любовника

  • Гениальная повесть о разбитом сердце
  • Режиссер Джеймс Грей
  • США, 110 мин

Любовный треугольник, одиночество в Нью-Йорке, русские евреи с Брайтон-Бич — если составлять список самых затасканных тем в мировом кино, то в нем непременно будут все три пункта. То, что сделал с ними Грей, просто не укладывается в голове. Режиссер, выходец из семьи русских эмигрантов, дебютировал в Голливуде в 25 криминальной драмой «Маленькая Одесса», потом снимал по фильму в семилетку и считался «подающим надежды, но до конца не раскрывшимся». Ну вот, теперь можно считать, что надежды оправдались.

Из сценария «Двух любовников» (у Грея, кстати, подразумеваются все же две женщины, но оставим это на совести прокатчиков) неожиданно выброшено все то, на чем он пытался играть раньше: наркоторговцы, коррумпированные копы, погони и перестрелки, нарочитый русский акцент — эти режущие слух твердые согласные и неправильные ударения — все долой. Осталась только любовная линия. Леонард Крэдитор (волшебный Хоакин Феникс), инфантильная тридцатилетняя детина, до сих пор не может пережить разрыв с невестой и время от времени пытается покончить с собой. Как-то вечером на ужин к его родителям заходит дружественная еврейская семья с дочкой-брюнеткой, и девушка проявляет недвусмысленный интерес: «Я видела, как ты пригласил свою маму на танец. Мне это очень понравилось». А через пару дней в квартире напротив появляется блондинка с собачкой (Гвинет Пэлтроу) — создание еще более неприспособленное к жизни и потому ужасно притягательное. Леонард влюбится в блондинку, но ходить на романтические свидания и кушать мороженое будет с брюнеткой.

После первых фильмов Грея часто сравнивали со Скорсезе, но оказалось, что Достоевский ему во всех смыслах роднее: примерно так выглядела бы повесть «Белые ночи», если бы Федор Михайлович жил на Брайтон-Бич. Это тончайшее, совершенное кино — ни один жест, ни одна реплика в нем не выглядит фальшивой, ни одна слеза не падает просто так, чтобы пощекотать нервы зрителю, каждое признание в любви звучит как стон, а в финальных объятиях заключено столько боли, что ее, кажется, хватило бы для того, чтобы взорвать весь Нью-Йорк. Или даже три Нью-Йорка.

Ксения Реутова

Трицерапторсу слегка повредили задницу

В Дорчестере пьяные студенты пробрались ночью в Музей динозавров и похитили модель трицерапторса. Присваивать пластиковое изделие длиной в шесть метров и высотой в три злоумышленники не собирались: их фантазия ограничилась установкой динозавра на площади, чтобы ранний прохожий был удивлен необычной фигурой, а может быть, даже и напуган. Ну, известно ведь, что британские студенты должны шутить. Попытка юмора, впрочем, толком не удалась: весельчаков перехватил полицейский и велел поставить млекопитающее на место.

Трицерапторсу слегка повредили задницу, студенты возместили ущерб.

Егор Стрешнев

Оперная яма

Письмо читателя в редакцию журнала «Прочтение» посвященное теме номера № 2/3, «Опера»

Спасибо за обширную и содержательную подборку материалов про оперу. Я согласна, что Мариинский театр — по-прежнему «луч света» в нашем холодном и грязном и все более уродуемом нуворишами городе. Я, как и ваш герой Борис Филановский, переживаю за судьбу петербургской оперы, и мне также кажется, что «Братья Карамазовы» совершенно не приспособлены для оперного жанра. Согласна и с большинством рецензентов, которых вы цитируете: ни спектакль, ни музыка совершенно не удались. Но вот приехала ко мне недавно подруга из Москвы, попросилась именно на «Братьев Карамазовых». И что же — зал был полон, несмотря на внушительные цены на билеты. А, скажем, ходила я недавно переслушать «Поворот винта» Бриттена (и музыка великая, и постановка интересная) — билеты стоили копейки, а в зале было пусто. Скажете, старая постановка? Что же, на премьерном моцартовском «Идоменее» (я была на втором представлении) едва набралось ползала — опять же при бросовой цене на билеты. Дело в том, что слишком современная постановка.

Наша публика, увы, ленива и нелюбопытна. «Братья Карамазовы» для нее не новая музыка — во-первых, классический сюжет, а во-вторых, — музыка г-на Смелкова «такая же», какую сочиняли в XIX веке. Примерно там вкусы нашей публики и застыли.

Так что согласна я с другими авторами вашего номера — нет в Петербурге, как это ужасно ни звучит, публики даже на две Мариинки, а не то что на три. И уничтожение ДК Первой пятилетки, и создание ямы (которая, кто знает, в кризис, может, и десятилетиями будет зиять за театром, пока театр в нее не провалится) — это, похоже, варварство, а не развитие искусства оперы. Гергиеву дают землю, строят зал за залом, вот и Дворец фестивалей в Новой Голландии вроде «под него» задуман… Гергиева можно понять — ему дают, он берет. Но власть должна бы понимать, что три пустующих Мариинских оперных сцены вряд ли будут гордостью города.

Наталья Переличкина

Во рту у скелета был кирпич

В Венеции раскапывали захоронение жертв чумы. Сделано оно было, как нетрудно догадаться, в Средневековье, когда свирепствовала не только чума, но и разного рода предрассудки. В частности, считалось, что вампиры распространяют чуму, жуя свой саван. В могиле нашли женщину не столь красивую, как Нефертити, но тоже вполне себе интересную: во рту у скелета был кирпич.
Чтобы, значит, она не смогла жевать саван.

фото: historyworlds.ru

Егор Стрешнев

Игры разума

Залы игровых автоматов запрещены с 1 января. Самые неуступчивые переквалифицировались в «казино» (их в Петербурге сейчас 122), которые имеют право работать до 30 июня. После этого вся игровая — выделим слово ВСЯ большими буквами, хотя даже в этакое написание трудно поверить, — напишем дважды — ВСЯ-ВСЯ игровая активность должна усвистать в четыре города порока: на Алтае, под Калининградом, в Приморье и на границе Ростовской области с Краснодарским краем.
Предприниматели, гиены одноруких бандитов и шакалы рулетки, с таким положением дел не согласны. Они бьются за свои права и напрямую и накривую.

Напрямую: первый вице-премьер Татарстана предлагает ввести мораторий на вступление в силу соответствующего запрета, ведутся подобные разговоры в Госдуме, крупье выходят на митинги (увы, не в Питере, а то сходил бы глянул), приморские депутаты — даже они, хотя им обещан «Лас-Вегас», — сочиняют челобитную первым лицам.

Накривую: поскольку маскироваться под казино автоматам скоро смысла не будет, теперь они маскируются под «стимулирующую лотерею», а лотереи не запрещены (коллеги из «Росбалта» нашли волшебное ООО, единственной официальной услугой которого является продажа спичек по 100 рублей за коробок, в действительности продается жетон). Это еще не все: Росспорт недавно признал покер видом спорта (не по этой ли причине его и по каналу «Спорт» так усердно показывают, хотя смотреть невозможно?) со всеми вытекающими последствиями: хоккей с мячом и стрельбу из лука не сошлешь в Алтайский край, а покер теперь ничем не хуже.

Судя по тому, что эти ходы проходят сейчас, будут они проходить и в дальнейшем, а если что — найдутся новые. Да, игровым бизнесменам станет труднее, но ведь это тоже игра, интеллектуальное казино, тренировка остроты ума. Все логично.

Аргумент «пусть играют, хрен с ними» можно побить тем грубым фактом, что игроманов в России по разным данным от полутора до трех миллионов, а они ведь не только себя наказывают, но и жен-детей, да и на разбои, вероятно, ходят.

Но есть другой, увы, непобиваемый аргумент: любой запрет в России приводит прежде всего к повышению «взяткоемкости» проблемы. От проверяющих инстанций зависит, счесть ли продажу спичек азартной игрой или лотереей, от регистрирующих — признать ли наперстки видом спорта. Любой запрет — не спасение игроманов, а дополнительный доход чиновникам. И так будет продолжаться, пока нет так называемой «политической воли».

А ее — не предвидится.

Иван Желябов

Война мышей и устриц

Хороший климат, близость моря, изобилие вин и хорошей еды — естественные условия Бордо располагают к эпикурейству. Дух безмятежного наслаждения сохраняется здесь с римских времен. От Рима же унаследовано увлечение устрицами. Вплоть до XIX века их попросту собирали на берегу. Теперь разводят на плантациях: личинки устриц цепляются за покрытые известкой ловушки-черепицы, и за два-три года они вырастают до нужного размера.

Производство приносит хороший доход и отлажено до мельчайших деталей. Единственное, чего не предусмотрели плантаторы, — мышиной опасности.

Причины войны мышей и устриц зыбки, результаты — разрушительны, дата начала теряется где-то в недрах министерских циркуляров. По статистике, каждый год во Франции около 400 человек попадают в больницы после употребления устриц. Но после не значит из-за. Большинство случаев отравления приходится на праздники, когда переедание — обычное явление. Если устрицы все-таки повинны, то из-за того, что их неправильно открыли. Из статистики не исключены и недобросовестные рестораторы в городах, отдаленных от моря. Что же касается смертных случаев, то в новейшее время их было зафиксировано два: один на фоне употребления сильных медикаментов, а второй — от индивидуальной аллергии к морепродуктам.

Как бы то ни было, время от времени устрицы объявляются ядовитыми. Ответственность возлагается на фитопланктон — мини-водоросли, которыми питаются устрицы. Пробы воды никто не берет, тестируют сами устрицы при помощи биотеста. Берутся три живые белые мыши и пара дюжин устриц среднего размера. Вытяжки из устриц смешиваются и вспрыскиваются мышам. Если минимум две мыши в течение суток умирают, устрицы считаются ядовитыми, и их продажа запрещается на неделю. Пустые пересохшие прилавки, унылые лица плантаторов — картины запретных периодов удручают. И повторяются все чаще.

Такого террора, как в 2008 году, устричный бизнес не знал никогда. Запрет продлился, с небольшими перерывами, с мая по сентябрь. Плантаторы — на грани разорения и борются как могут. В частности, не прекращают употребление устриц, чтобы доказать, что запреты беспочвенны. Никто не умер. В прессе и в интернете плантаторы задают множество вопросов, на которые не способен ответить никто.
Почему не производится вскрытие мышей? Количество устриц, вспрыскиваемое каждой мыши, в пересчете на вес человека составляет сорок дюжин. Кто из людей перенесет укольчик из сорока дюжин устриц? Почему не заменить мышиный тест более точным химическим? Ответа нет. Но кое-какие результаты все же имеются.

Осенью 2008 года европейская комиссия пересмотрела условия теста и сократила необходимый срок выживания мышей до пяти часов, хотя не все так просто. Французская бюрократия крайне неповоротлива: от принятия решения до его реализации проходят месяцы.

Элина Войцеховская