Метка: Алкоголь

Хороший климат, близость моря, изобилие вин и хорошей еды — естественные условия Бордо располагают к эпикурейству. Дух безмятежного наслаждения сохраняется здесь с римских времен. От Рима же унаследовано увлечение устрицами. Вплоть до XIX века их попросту собирали на берегу. Теперь разводят на плантациях: личинки устриц цепляются за покрытые известкой ловушки-черепицы, и за два-три года они вырастают до нужного размера.

Производство приносит хороший доход и отлажено до мельчайших деталей. Единственное, чего не предусмотрели плантаторы, — мышиной опасности.

Причины войны мышей и устриц зыбки, результаты — разрушительны, дата начала теряется где-то в недрах министерских циркуляров. По статистике, каждый год во Франции около 400 человек попадают в больницы после употребления устриц. Но после не значит из-за. Большинство случаев отравления приходится на праздники, когда переедание — обычное явление. Если устрицы все-таки повинны, то из-за того, что их неправильно открыли. Из статистики не исключены и недобросовестные рестораторы в городах, отдаленных от моря. Что же касается смертных случаев, то в новейшее время их было зафиксировано два: один на фоне употребления сильных медикаментов, а второй — от индивидуальной аллергии к морепродуктам.

Как бы то ни было, время от времени устрицы объявляются ядовитыми. Ответственность возлагается на фитопланктон — мини-водоросли, которыми питаются устрицы. Пробы воды никто не берет, тестируют сами устрицы при помощи биотеста. Берутся три живые белые мыши и пара дюжин устриц среднего размера. Вытяжки из устриц смешиваются и вспрыскиваются мышам. Если минимум две мыши в течение суток умирают, устрицы считаются ядовитыми, и их продажа запрещается на неделю. Пустые пересохшие прилавки, унылые лица плантаторов — картины запретных периодов удручают. И повторяются все чаще.

Такого террора, как в 2008 году, устричный бизнес не знал никогда. Запрет продлился, с небольшими перерывами, с мая по сентябрь. Плантаторы — на грани разорения и борются как могут. В частности, не прекращают употребление устриц, чтобы доказать, что запреты беспочвенны. Никто не умер. В прессе и в интернете плантаторы задают множество вопросов, на которые не способен ответить никто.
Почему не производится вскрытие мышей? Количество устриц, вспрыскиваемое каждой мыши, в пересчете на вес человека составляет сорок дюжин. Кто из людей перенесет укольчик из сорока дюжин устриц? Почему не заменить мышиный тест более точным химическим? Ответа нет. Но кое-какие результаты все же имеются.

Осенью 2008 года европейская комиссия пересмотрела условия теста и сократила необходимый срок выживания мышей до пяти часов, хотя не все так просто. Французская бюрократия крайне неповоротлива: от принятия решения до его реализации проходят месяцы.

Элина Войцеховская

Римского-Корсакова, 17. Кафе при магазине «Ленточка». Водка от 18 рублей, нестрашные сорта от 30 рублей. Закусок много, и полиэтиленовых, и самодельных, холодных и горячих. Есть телевизор. Туалет 5 рублей. Круглосуточно, но один раз из десяти можно легко напороться на «закрыто» без объяснения причин.

Гражданский проспект, 36. «Рюмочная Бистро». Водка от 18 рублей, нестрашные сорта от 21 рубля. Место непроходное, компания посетителей местная и устойчивая; ощущение, что отдельные персонажи сидят сутками (работает 22 часа, с двумя часовыми пересменками). Закуски — пирожки из пакетов (с капустой съедобно), полиэтиленовые салаты. Туалет, телевизор.

Пушкинская, 1. Кафе «Рюмочная». Водка от 40 рублей. Рюмочная нового типа: для модной молодежи. Вкусная недорогая еда (супы от 60 рублей; десерты, впрочем, по ценам кофеен). Второе заведение от тех же хозяев — Некрасова, 19.

Литейный, 12. Распивочная в торговом зале гастронома: уходящий жанр. Водка от 15 рублей; приличных сортов не разливают. Два-три вида бутербродов, но никто не мешает купить в соседнем отделе качественный развесной салат. Или мороженое. Три стоячих столика. Туалета, разумеется, нет.

Ланское шоссе, 2. «Рюмочная». Водка от 13 рублей, нестрашные сорта от 20 рублей. Портрет Есенина на стене. Два сидячих столика, три стоячих, туалета нет. С 8 до 21 часа. Разогревают местного приготовления пищу (плов, чахохбили), традиционный набор бутербродов.

Большой проспект ПС, 12. Рюмочная «Робин-Бобин». Стояк-закуток, водка от 15 рублей, нестрашная от 20 рублей. Из закуски — Мало видов бутербродов. Работает с семи утра, редкий случай. Туалета нет.

Московский проспект, 3, в подворотне. «Рюмочная». Водка от 15 рублей, нестрашные сорта от 21 рубля. Стояк, закуски — колбаски охотничьи, яишница и строго 4 вида бутербродов (копч. колб., сало, селедка-яйцо, сыр). Вечерами часто можно встретить компанию милиционеров. До 22 часов, но норовит закрыться максимум в половине десятого. В туалет отсылают в кафе в соседнем переулке, но глухая подворотня гораздо ближе. «Петербургские фундаменталисты» нарекли заведение «рюмочная имени Носова»…

В чем петербургским фундаменталистам нельзя не сочувствовать: в инициативах по защите рюмочных. Публикации, акции, семинары. Это подчеркивает шутовской характер движения, но в основе здравое соображение: лояльность граждан государству зависит от доступности дешевого алкоголя. Горбачев начал «развал СССР» с антиалкогольной компании. Человек, вынужденный покупать ночью водку у таксистов, рискуя обнаружить в емкости обыкновенную воду, не пойдет в народное ополчение. Развитие событий было предсказано еще брежневским фольклором: «Если будет восемь, все равно не бросим, Передайте Ильичу, нам и десять по плечу, Если станет больше — сделаем как в Польше».

В какой-то момент казалось, что забегаловкам в Питере приходит кирдык а ля Москва, кафетерии и пирожковые посыпались под натиском фаст-фудов и спа-салонов, но тут, слава Богу, невидимая рука рынка сыграла на стороне горожан. Новые сети рюмочных (и, кстати, пышечных)- тренд последних двух лет, и старые почти все на местах.

Право же, что может быть слаще пятидесяти грамм на ходу, без церемоний и по щадящей цене, когда твои трубы поют душерасщепляющие романсы? Что может быть естественнее, даже никаких романсов не слыша, заглянуть мельком, кивнуть «как-всегда», заметнуть, крякнуть… Гражданин, имеющий такую возможность, гораздо реже вспоминает о коррумпированности властей и звериной сущности капитализма. Рюмочная — аналог церкви; если в душе ад, в семье разлад, а в бизнесе смрад, зайди на мгновение, поставь свечку, опрокинь даже и пятьдесят — и будет тебе утешение.

Конечно, последние идиотские установления по типу ограничения продажи алкоголя со стольки-то часов и запрета на уличное распитие, резко приубавляют градуса идилличности. Но в половине магазинов крепкое ночью из-под прилавка достанут, а на распивающих на набережных рек и каналов особо зверских облав, кажется, не устраивается. Власть чувствует, что за какие-то вещи — пусть опосредованно и отложенно — можно получить по башке даже от терпеливого моего народа.

В свободном мире, между прочим, с этим делом тоже амбивалентно. Америку я знаю плохо, но помню, например, гостиницу в Нью-Джерси, в которой даже днем не подавалось алкоголя (а без машины до цивилизации не доберешься), или ночь в Санта-Барбаре, когда в поисках глотка в баре по-любой-цене мы с приятелем шатались по спящему городу без малого два часа. Реалии Старого света знакомы мне ближе: удивитесь, например, тому факту, что в свободолюбивой Голландии алкогольные магазины закрываются в пять-шесть часов вечера и работают по пять-шесть дней в неделю (не говоря уж о том, что даже в Амстердаме вы будете час искать такой магазин). В Финляндии спецмагазинов больше и режим работы терпимее, но схема та же. На французской дороге водитель (хорошо, пусть пассажир), страждущий опохмела, рискует умереть от разочарования на заправочной станции, ибо там ему не продадут даже ничтожного пива.

Немецкая жизнь организована гуманнее — и на заправках все нормально (те, что на автобане, торгуют алкоголем крепче пива только до полуночи, но если очень хочется, найдется заправка в городской черте), и охотно придет на помощь заведение с привычным русскому уху турецким именем «киоск», где есть далеко не все, но то, что вам надо — есть. Да, киоск закроется максимум в два ночи, но надо же и совесть иметь; кроме того, на вокзале крупного города он с высокой вероятностью окажется круглосуточным. Да, киоски неравномерно распределены по стране: в Берлине, Бремене и Кельне их навалом, а вот, скажем, во Франкфурте-на-Майне то ли вообще нет, то ли нет почти.

Помню трагичнейшую историю 200.. года, когда на Франкфуртской книжной ярмарке был «русский год» и 150 наших писателей посетили это мероприятие за счет министерства печати. В последний день писателям пообещали банкет, писатели банкеты уважают, но ждал их облом невероятного масштаба: вывези в ресторан на окраине, угостили сосиской и пивом, а потом танцы, а писатели хотят водки, но она уже за свой счет, а ресторанная водка в Европе по три, скажем, евро за 20 грамм, что глупо и бесполезно, и не уйдешь никуда: или соборного автобуса жди два часа, или на такси. Половина с гаком писателей грустно ждало автобуса, предвкушая возместить в центре, но в центре магазины уже закрылись, а киосков, повторяю, там нет, а то, что заправку надо искать, не каждый писатель сообразит. Однако же: волшебное спасение в виде заправки остается почти всегда.

Иное преимущество европейского алкогольного универсума — вино в скромной таре. Я, скажем, просыпаясь на Сенной площади в г. СПб в жаркое утро, желаю плавно начать день с шампанского. Где мне его взять? В заведениях попроще его не разливают, отпускают только бутылками. В заведениях посложнее могут налить, затребовав три евро за сто грамм. Но еще надо найти такое заведение, а главное — сухое шампанское встречается через два раза на третий, все норовят напоить несъедобным полусладким. В то время как в любом гамбурге или брюсселе я куплю в ближайшем киоске нужную бутылочку в 200 гр. за те же три евро, а то и за два; не буду утверждать, что в каждом универсаме такая бутылочка есть в холодильнике, но во многих — есть, а в универсаме эти 200 гр. обойдутся мне вовсе в евро с небольшим. Еще спокойнее, если душа вожделеет красного: 250 гр. за аналог наших 35 рублей, и сиди со своей бутылочкой в тени каштана, а у нас вина на улице официально можно выпить лишь на террасе ресторана — минимум пять евро за гр.150.

Впрочем, вино — тема не русская и сторонняя. Вернемся к водке. Водка — страшное зло, разрушает семьи и все такое. Если автор этих строк не перестанет любить водку, то будущее его — сомнительно. С другой стороны, как же ее не любить. Гармония ледяной водки с салом, соленым огурцом, горячим борщом и пр. не нуждается в комментариях: ни Вагнеру, ни Прокофьеву таких гармоний создавать не удавалось.

Водка должна быть холодна и доступна; это очевидно, как заповедь «Не убий!». Не буду даже искать слов для тех деятелей общепита, что в припадке европейскости пытаются вводить в России издевательскую порцию 40 гр. С горчайшим сердцем вынужден констатировать, что в одно время эта гнилая мода завелась даже в мекке петербургской культуры, в Мариинском театре. Граммы, впрочем, скоро вернулись к человеческой норме, но цены в мариинских буфетах растут по три раза за сезон. Вышел меломан в антракте, позволил себе полтинничек, а больше уже позволить не может, а антракты в Мариинке богатырские, достигают пятидесяти минут.

Критиковать ценовую политику любимого театра не стану, тем более что в парижских операх порция шампанского или виски и вовсе — десять евро. Меломанам, однако, дам полезный совет. В окрестностях Мариинки хватает рюмочных, которые за время антракта можно посетить при желании и дважды. «Белые ночи» на Печатников переименовались и временно без лицензии, но, скажем, —

Ул. Декабристов, 53. «Рюмочная». Водка от 12 рублей, нестрашная — от 21 рубля. На закуску разогревают полиэтиленовые шашлыки. Нет бутербродов. Есть туалет. В интерьере — старые радиоприемники, бюсты Ленина и Сталина, чучела тетеревов. Открыто с 9 до 23. Флегматичный усатый буфетчик записывает долги опойных завсегдатаев в толстую книгу.

Вячеслав Курицын