Рубрика: Рецензии

• М.: Захаров, 2006
• Переплет, 804 с.
• ISBN 5-8159-0614-Х
• 2000 экз.

Богато сдобренная историческими анекдотами, цитатами из воспоминаний современников, авторскими комментариями, не лишенная шарма эпохи, биография «Короля-Солнце» Людовика XIV несомненно вызовет читательский интерес.

Перед читателем, ценящим Дюма-романиста, развернется увлекательное приключение длинною в жизнь с участием кардиналов Ришелье и Мазарини, Анны Австрийской, двух французский королей, герцогов Бэкингема, Бофора, графа Рошфора и прочих героев бессмертной трилогии о трех (или все же четырех) мушкетерах. Пару раз внимательный читатель встретиться и с самим д’Артаньяном, а уж встреч с героями Фронды точно не избежать даже самому ленивому. Заодно можно выяснить, действительно ли был роман между Бэкингемом и королевой Франции, существовала ли «миледи» и были ли срезаны алмазные подвески.

Читателю, имеющему представление об истории из других источников, будет интересно наблюдать за политической борьбой разных партий французского двора, следить за развитием военных кампаний, ходом мирных переговоров и жизнью замечательных людей.

Уважаемые читательницы будут вздыхать при описании версальской жизни, выучат большой этикет, и зальются слезами, читая о многочисленных смертях и отравлениях эпохи.

Политические моралисты получат новое доказательство того, что долгая и неограниченная власть развращает государство и общество, любая пышная эпоха переходит в большую бюджетную дыру, а многообещающее начало всегда имеет печальный финал.

Любитель же изящной словесности, воздав должное языку Дюма (или его литературного «афро-француза») и стилю переводчика, найдет для себя утешение в прекрасном отрывке из дневника камердинера юного короля. Ла Порт (опять знакомое имя!) пишет (стр. 391): «Утром, когда оба брата проснулись, один из них, именно король, нечаянно плюнул на постель герцога, который в свою очередь, плюнул на постель короля; король рассердился и плюнул герцогу в лицо. Герцог тотчас вскочил на постель короля и начал поливать ее своей мочой; король сделал тоже на постели своего брата; а когда все жидкие средства у них истощились, тогда между братьями завязалась драка».

Хоть и не про «коммуналку», но чем хуже Зощенко и Хармса?

Алексей Центер

• М.: Гаятри, 2006
• Переплет, 472 с.
• ISBN 5-9689-0042-3
• 3000 экз.

Письма испанскому королю

Играть словами труднее всего — эта игра требует остроты ума и блеска. Острое слово или удачный каламбур могли возвысить человека или стоить ему если не жизни, то свободы или карьеры. Максимы, парадоксы, «мо», каламбуры, будучи изначально авторскими, постепенно переходили в разряд народной мудрости, общечеловеческого достояния, или вызывали желание пародировать заключенное в них глубокомыслие.

Я держу в руках книгу Евгения Клюева «Странноведение» и пытаюсь определить ее жанровую принадлежность. Но жанр неопределим, несмотря на старания составителя краткой справки:

«Учебников жизни у нас более, чем достаточно, а вот учебника жизни за рубежом пока не было. Потому-то никто и не знал, как правильно жить за рубежом: приезжая туда наши соотечественники сразу начинали жить неправильно и от этого часто умирали…»

Может быть под пестрой обложкой, в оформлении которой использованы рисунки автора, иронические эссе, может быть собрание парадоксальных текстов? Попробуем полистать, вдруг, что-нибудь «зацепит».

Перелистываю «Предисловие с предупреждением», из которого узнаю, — автор, живущий в Копенгагене, советует, а точнее, «от всей души рекомендует» читателям «никогда никуда не ездить». Далее идет «Алфавитный указатель стран», куда ездить не следует.

«Китай возник как место поселения китов. Киты — самая древняя народность Китая. Особей мужского пола называют китами, особей женского — китками… Китовский язык очень красивый, только на нем ничего не поймешь… Национальная одежда в Китае — китель… Национальный головной убор — кителок…» и т. д. и т. п. на четырех страницах. А затем мы узнаем, что «великобританцы — это то же самое, что британцы, только ездят на великах», что великобританцы всегда чисто выбриты, и что в Великобритании есть что приобритать (!). Еще три страницы. Австралию открыли австронавты, населяют австралопитеки, которые занимаются австрологией. На Австралию ушло чуть более двух страниц. В описании Финляндии используется слово финиш, Алжира (и как это вы догадались?) — жир, Непала — прошедшее время от глагола падать…

Триста двадцать страниц многословных описаний и неблестящих догадок, многие из которых доставили радость автору, но, увы, я не смогла ее разделить. Составь автор словарь кратких определений, напиши он актуальный стихотворный текст с парадоксальными сопоставлениями и филологическими догадками или хитрую детскую книжку, глядишь, и засверкали бы они блеском таланта и остроумия, а так, в оправе лапидарного наукоподобия и резонерства, вызывает скуку.
Правда, если все это не было автором адресовано испанскому королю.

Тамара Буковская

• Екатеринбург: Ультра. Культура, 2006
• Переплет, 352 стр.
• ISBN 5-9681-0113-Х
• 3000 экз.

Тема наркотиков всегда занимала заметное место в литературном процессе. Были периоды повышенного интереса и периоды спада, но в целом традиция наркотической литературы остается непрерывной, начиная с 1821 года, когда был опубликован роман английского писателя Томаса де Квинси «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум», первый роман, от начала и до конца посвященный наркотикам.

1960-е — начало 1970-х можно считать кульминацией развития наркотической литературы. Романы на эту тему появлялись один за другим. Пристальное внимание читающей публики к произведениям, содержавшим в себе описание наркотического ви́дения, во многом было обусловлено идеями американских битников, достигшими на тот момент пика популярности, возраставшим в Европе интересом к марксизму и анархизму, в целом стремлением человека обрести индивидуальные ценности в противовес общепринятым. Приветствовалась любая альтернатива, лишь бы только ее можно было противопоставить тому образу жизни, к которому молодых людей принуждала отлаженная и четко функционирующая общественная машина.

Наркотики как вариант ухода от реальности, возможность оказаться в другом мире, иллюзорном и более совершенном, безусловно, притягивали к себе внимание.

На сегодняшний день эта тема не стала менее актуальной — книги Ирвина Уэлша, Теренса Маккены, Люка Дэвиса вызывают немалый интерес читательской аудитории. Число людей, имеющих непосредственное отношение к наркотикам — велико; число людей, наслышанных об их действии — огромно; и какую бы цель ни преследовал читатель — узнать о наркотиках правду, узнать о наркотиках миф, идеологически обосновать необходимость их употребления — ему будет несложно найти подходящую книгу.

Роман Хьюберта Селби «Реквием по мечте», впервые опубликованный в 1978 году, продолжает традицию наркотической литературы. В 2001 году Даррен Аронофски снял по роману фильм, снискавший по большей части восторженные отклики зрителей. Даже сейчас, спустя пять лет после выхода картины на экраны, продолжается ее активное обсуждение на интернет-форумах. И если экранизацию произведения можно считать свидетельством литературного успеха, то Селби его добился.

Основная сюжетная канва романа состоит в том, что трое молодых людей, имеющих наркотическую зависимость и, соответственно, все сопутствующие ей проблемы, пытаются изменить свою жизнь. Они решают вырваться с улицы, заработав денег на продаже наркотиков. Их попытки, разумеется, терпят крах. И причина в данном случае проста: вместо того, чтобы отказаться от наркотиков, герои пытаются заставить их работать на себя, продолжая при этом находиться во власти зависимости. Параллельно нам рассказывается история матери одного из героев, заполняющей свою жизнь просмотром телевизионных программ и едой. Когда возможность выступить на телевидении оказывается несовместима с пристрастием к еде, Сара Голдфарб совершает ту же ошибку, что и ее сын Гарри — пытается заменить одну зависимость другой, и тоже терпит поражение. В конце романа автор рисует нам картину четырех непоправимо разрушенных судеб, и мы видим, как люди, имевшие шанс вновь обрести самих себя и свободу, оказываются обречены.

В романе нет никаких «за и против», его основной посыл состоит в том, что наркотики — это плохо, и все, что так или иначе имеет к ним отношение, описывается в книге исключительно негативно. Несмотря на это, а может быть, именно поэтому книга оказывает сильное эмоциональное воздействие.

О романе Селби можно говорить, что ему недостает глубины, что он содержит в себе одностороннюю точку зрения или слишком однозначен. В книге действительно присутствует значительная доля социальной агитации. Но иногда мне кажется, что, несмотря на порождаемые подобным подходом художественные слабости, только так и следует писать о наркотиках.

Анна Макаревич

• «Знамя», 2006, № 11-12

Хеппи-энд не для всех

Слаповский балансирует на грани. Его произведения настолько легко читаются, что иной раз задумываешься: а пристало ли серьезному автору писать так просто? Действительно, тексты Слаповского сможет проглотить и не подавиться даже человек, никогда не читавший ничего сложнее букваря (то есть, вообще ничего не читавший). Полагаю, что этот сомнительный вывод слегка коробит сердца некоторых книголюбов, для которых «Улисс» Джойса является настольной книгой и проверенным средством для разрядки мозгов. Другие книголюбы (и я в их числе), наоборот, радуются, что Слаповский создает произведения легкоудобоваримые, но в то же время дающие богатую пищу для ума.

На самом деле Слаповский пишет вовсе не просто — за незамысловатыми, на первый взгляд, текстами у него всегда скрывается много чего интересного, что и делает его именно серьезным автором. Поэтому как не хотелось бы кому-то отнести его повести и романы к разряду легкого чтива, Слаповский был и остается одним из главных персонажей на сегодняшней литературной сцене.

Существует мнение, будто Слаповский не может быть уважаемым литератором, ибо пишет сценарии для сериалов — жанра, эстетами глубоко презираемого. На мой взгляд, достаточно просто сравнить любой роман Слаповского с сериалом, положенным в основу этого романа (скажем, «Участок»), чтобы почувствовать разницу. Кстати, последний роман автора, «Синдром феникса», тоже так и просится на экран. Что с того? Телевидение никогда в жизни не сумеет передать все те нюансы, которыми так богато произведение, и если сериал все же будет снят, это только даст повод для злословия снобствующим эстетам. Настоящие же ценители литературы не останутся внакладе — роман уже напечатан и ждет своего читателя.

Есть у Слаповского одна особенность, которая бросается в глаза и при прочтении его последнего романа. Слаповский не так добр, как нам хотелось бы. Но прежде чем развить эту мысль, необходимо сказать пару слов о самом романе.

Действие романа, как это часто бывает у Слаповского, происходит в провинциальном городке. Автор щедр на сатирические выпады в адрес его жителей. Кажется, представители всех социальных групп собрались здесь, чтобы под пером Слаповского превратиться в объект насмешек. Тут и молодой милиционер, и целеустремленная бизнес-вумен, и отсидевший в тюрьме мечтатель, и власть имущие, помешанные почему-то на футболе. Но все это фон, декорация. Основной же сюжет полон драматизма. Главный герой романа (сначала бомж, а потом респектабельный человек) проходит через несколько тяжких испытаний для того, чтобы, наконец, обрести долгожданное счастье. Главная героиня страдает ровно столько, сколько длится повествование, пока к ней не возвращается главный герой. И вот наступает хеппи-энд.

Это хеппи-энд особого рода. Слаповский знает меру человеческим радостям, поэтому он отпускает счастье для своих героев скупыми порциями. Начнем с того, что все второстепенные персонажи остаются при своем. Для них хеппи-энд не предусмотрен. Более того, даже редкие мерзавцы из романа никак не наказаны автором. В мире, созданном Слаповским, они продолжают плести интриги и портить жизнь окружающим. Отсюда впечатление, что не все сюжетные линии в романе завершены. Но это только иллюзия. На самом деле у Слаповского продуман каждый ход. И если он не раздает подарки или оплеухи своим героям направо и налево, значит так и должно быть. Жизнь по Слаповскому — суровая штука.

Кроме того, главный герой, хоть и находит свою любовь, но при этом лишается всего своего (прямо скажем, не маленького) состояния. Добровольный отказ от денег в эпоху дикого капитализма выглядит по меньшей мере странно. Такой сюжетный поворот более подошел бы для романа из советских времен — не в деньгах счастье, с милым рай и в шалаше и т.д.

Вот почему Слаповский не вписывается в когорту авторов, у которых все разложено по полочкам и для которых принципиально важно, чтобы все герои получили по заслугам. Эти авторы пишут на потребу публике, а публика хочет равновесия, так как в реальной жизни его ей не хватает. Слаповский же пишет про ту жизнь, которую видит вокруг себя. Жизнь, где добро не всегда побеждает зло и даже не всегда вознаграждается. Писатель знает, что на каждого счастливого человека в мире приходятся десятки несчастливых (не будем говорить — несчастных), поэтому его роман вовсе не так прост, а хеппи-энд обманчив. Как обманчиво многое в нашем мире.

Виталий Грушко

• Age and Guile Beat Youth, Innocence, and a Bad Haircut
• На русском языке не издавалась
• The Atlantic Monthly Press, New York, 1995
• Переплет, 341 с.
• ISBN 0-87113-653-8

Почти все книги О’Рурка (за вычетом разве более развлекательных «Современных манер» и «Путеводителя холостяка по домашнему хозяйству») являются компиляциями эссе и журнальных статей, объединенными общей темой. В «Парламенте шлюх», например, таковой был иронический анализ политической системы США, а в данной книге — сам О’Рурк. «Возраст…» прослеживает эволюцию писателя от хиппи-левака до уважаемого и популярного писателя-сатирика консервативного крыла на примере его статей и очерков разных лет. Ирония О’Рурка распространяется и на него самого, поэтому данная антология ни в коей мере не претендует на попытку юмориста создать себе некий «нерукотворный памятник». Комментарии Пи-Джея по поводу собственных жизни и творчества, которыми сборник обильно уснащен, столь же язвительны, сколь и его нападки на правительство Америки.

Книга разделена на несколько частей. Начало знакомит читателя с анархистскими антиправительственными излияниями радикального журналиста и опытами О’Рурка в экспериментальной прозе, далее О’Рурк предлагает читателю свои более серьезные рассказы о 60-х, а уже после сотой страницы начинается тот Пи-Джей, к которому мы привыкли — индивидуалист, критик многочисленных глупостей в политике США, вечный оппозиционер, наблюдательный очеркист-международник, остроумный апологет быстрых машин и любимых видов спорта. На мой взгляд, лучшие эпизоды «Возраста…» представлены в части «Эссе, предисловия, речи, рецензии и записи на салфетках». Здесь замечательная речь, произнесенная на открытии Института Катона, в которой О’Рурк отчетливо формулирует свое мировоззрение («Я не знаю, что хорошо для вас. Вы не знаете, что хорошо для меня. Мы не знаем, что хорошо для человечества…У нас нет идеологии, планов по спасению человечества…Мы верим, что у людей есть свобода делать то, что они хотят, если при этом они не вредят окружающим»). Здесь же рассуждения о пользе получения образования и профессии («Будь у меня профессия, я бы сидел на скучной работе») и очень смешной очерк «Книжный тур», где О’Рурк характеризует и свое творчество («Меня считают „юмористом“. Не знаю почему, как не знают те тридцать или человек, которые покупают мои книги, не будучи друзьями или родственниками…То, что я пишу, оказывается на полках магазинов рядом с книгами вроде „Два миллиона забавных вещей, которые можно сделать с лягушкой, предварительно сев на нее“. Наверное, меня верно классифицировали»).

Хотя в любой главе книги можно найти смешные и точные замечания, которые я не могу не процитировать. Вот О’Рурк о гольфе: «Если вы республиканец средних лет и не играете в гольф, у окружающих появятся подозрения о вашей сексуальной жизни. Заподозрят, что она у вас есть». О правительстве: «Правительства опасны для жизни. Они убили больше людей чем сигареты и непристегнутые ремни безопасности, вместе взятые». О своем поколении: «Наш вклад в развитии цивилизации… э-э-э… Ну, у „Битлз“ были неплохие песни. У Тома Роббинса неплохие романы. Правда, я их читал, будучи под кайфом». О компьютерах: «Теперь мы получил свободный доступ к глубинам своего невежества». Много о чeм.

Мне по душе и открывающие книгу главы. Да, они не так смешны. Но в «Правде о 60-х» вы найдете отличные драматические рассказы, раскрывающие талант O’Рурка и в этом неожиданном для него жанре, а в «Юном правонарушителе» не только странные авангардные экзерсисы (комментарий автора: «Любой прочтет „Поминки по Финнегану“. Попробуйте прочесть ЭТО»), но и идеи главенства индивидуальной свободы, развитые О’Рурком в дальнейшей карьере. Что уж говорить о его не изменившемся за годы отношении к власти («Я начинал с жестоких шуток о второсортном президенте [Никсоне]. Я и сейчас пишу жестокие шутки о второсортном президенте [тогда это был Клинтон, хотя в данный момент О’Рурк расправляется с Бушем. — И. Д.]»).

“Возраст…» — отличное приобретение для поклонников О’Рурка. Рекомендуется и для первого знакомства с этим интереснейшим автором. Вы не только получите ожидаемое количество язвительных комментариев и отличных афоризмов, но и откроете новые стороны талантливого и интеллигентного человека, мысленно поблагодарив судьбу за то, что в жанре сатиры и юмора работают такие авторы.

Иван Денисов

• Пер. с англ. Д. Сиромахи
• М.: Гаятри, 2006
• Переплет, 240 с.
• ISBN 5-9689-0061-X
• 5000 экз.

Читатель удивится, начав знакомиться с этим опусом: книга не о том, о чем он предположил. Она посвящена двум понятиям, несовместимым с традиционной точки зрения: блуду и морали. Конверсивны ли они? Вроде с классической точки зрения ответ однозначен — нет. Но есть такая концепция — политкорректность. Набившая оскомину, вызывающая ощущения либо общественной шизофрении, либо индивидуальной отсталости. Представленная в книге концепция всеми мыслительными векторами направлена на то, чтобы доказать: свободный секс может быть не только нравственным, но и по-культурному пуританским.

Да-да, именно так. Для его осуществления нужно только следовать тем инструкциям, которые женщины-авторы (судя по тексту, любовницы) представили в этой книги. Отмечу: инструкции на любителя, в стиле Дэйла Карнеги, ориентированы на американский образ жизни; в России могут не сработать и, более того, обернуться конфузом для любителей такого вида человеческих отношений, который определяется культурным термином — «полигамия». Соответственно, и желание авторов сделать читающего счастливым может не реализоваться, если он будет сверяться с дотошным, буквально по пунктам расписанным планом действий на все возможные специфические жизненные ситуации, которые описаны в книге.

Особо умилительно в свете заглавия и постановки проблемы звучат рассуждения о нравственных ограничениях относительно сомещения полигамии и пуританского воспитания детей и постулаты о необходимости согласования предварительных договоренностей о полигамном опыте с постоянным партнером, в том числе и супругом; неплохи разговоры и о тщательно заранее запланированном сценарии такой интриги, включая и подробные инструкции о технике безопасности. Кроме этого, присутствуют либеральные (в американском стиле) рассуждения о том, что правительство в полигамных делах «людям — не друг». Список можно продолжить.

В общем — книга любопытная… Только не с целью узнать, в чем технология свободных интимных отношений между индивидами, а для того, чтобы провести культурологический анализ особенностей американского образа жизни и стиля жизненного поведения людей по ту сторону океана. Рекомендуется для отъезжающих временно и на ПМЖ. В случае применения инструкции в российских условиях вся ответственность за результат и последствия ляжет на непосредственного исполнителя.

Алексей Яхлов

• На русском языке не издавалась
• Houghton Mifflin / Seymour Lawrence Boston, New York, 1994
• 517 с.
• ISBN 0-395-51595-5

«Господи, смилуйся
Над необузданным
Рыжим».

Этими словами заканчивается дебютный роман Данливи. Очень скоро автору стало очевидно, что милость свыше будет кстати не только герою, но и самому роману. Прежде чем «Рыжий» был опубликован и стал явлением литературы, Данливи пришлось столкнуться с отказами издательств, личными и профессиональными проблемами, перенести депрессию. Сложности не прекратились и после первоначального выхода «Рыжего…» в парижском издательстве «Олимпия» в порнографической серии. Последовала борьба за права на книгу, ее повторное издание, долгие судебные разбирательства с «Олимпией». В общем, успех первого романа не так-то легко дался замечательному писателю.

История создания «Рыжего» и борьба Данливи за доброе имя своего детища становятся основной темой книги 1994 года. Но не единственной. Продолжая темы своей работы «Ирландия Дж. П. Данливи», писатель предлагает свою подробную автобиографию, являющуюся одновременно «путеводителем» по миру его книг и написанную в неповторимой манере выдающегося «затворника из Левингтон Парка». В «Истории „Рыжего“» Данливи подробно рассказывает о своем детстве в Нью-Йорке, учебе в военно-морской академии в годы войны, бурной молодости в послевоенном Дублине (будущий писатель отправился на родину предков получать образование в Тринити колледж), опытах в живописи и литературе, в конце концов сосредотачиваясь на борьбе за публикацию «Рыжего». Перед читателем предстают ситуации и персонажи, кажущиеся настоящему поклоннику Данливи очень знакомыми. Поразительно, как одновременно достоверно и по-творчески писатель преобразовал свои ощущения на страницах романов и пьес (следуя собственным словам: «Писательство — превращение худших моментов своей жизни в деньги»). Гроза Дублина по кличке Дэниэл, Свинцовая труба со своей дружной компанией превратились в незваных гостей Клементайна из «Лукоедов», странствия одинокого Данливи по неприветливому Нью-Йорку нашли отражение в одиссее Корнелиуса из «Волшебной сказки Нью-Йорка», ужас от пребывания в больнице отчетливо заметен в тех же «Лукоедах», общение же отказавшего разговаривать из-за депрессии Данливи с окружающими посредством записок и междометий напомнит «Одиночку» и опять «Волшебную сказку». «Одиночка» Джордж Смит вообще унаследовал больше всего черт своего создателя. И после прочтения «Истории» это понимаешь особенно отчетливо. Как и то, почему «Одиночку» Данливи называет самой любимой из своих книг.

И герои узнаваемы. Циничная, но ранимая нью-йоркская знакомая Данливи Эйприл станет прообразом незабываемой мисс Томсон из «Одиночки», а вечный спутник писателя Гейнор Крайст в той или иной степени будет присутствовать едва ли не в каждой книге. Неунывающий и очень разговорчивый неудачник-американец с аристократическими манерами европейца много дал для создания образа Себастьяна Дэнджерфилда из «Рыжего», но не только : его черты есть и Боннифейсе из «Одиночки», и в Бифи из «Бурных наслаждений Балтазара  Б.», и в Рэшерсе из трилогии о Дарси Дэнсере. В «Истории „Рыжего“» Данливи уделяет очень много внимания Крайсту, описывая друга с огромной симпатией и доброй иронией.

Важную роль в создании «Рыжего» сыграл и знаменитый ирландский драматург Брендан Биэн. Отношения Данливи и саморазрушительного Биэна были довольно сложными, однако Дж. П. в автобиографии отдает должное помощи Биэна в работе над романом. И вообще Биэн становится одним из немногих представителей литературного мира, для которых у Данливи находятся добрые слова. Нет, писатель не клеймит всех предавших или отвернувшихся от него деятелей художественного слова, но его неприязнь к литературной среде более чем очевидна и оправдана.

Центральным же персонажем книги оказывается, конечно, сам автор. «Боксер с нежной кожей», циник и лирик, тонкий поэт и рискованный юморист в одном лице. Данливи не пытается оправдывать себя в той или иной ситуации (как в отношениях с женой и ее родителями), но от этого его персона становится для читателя только ближе. Понятнее делается его стремление к уединению, нежелание контактировать с принесшим столько бед миром, его ироничная философия выживания. А «История „Рыжего“» еще и изобилует просящимися для цитирования фразами, особенно в непременных стихотворных окончаниях глав:

«Каждый
Может быть другом
Пока не узнаешь его
Получше

И каждый
Может быть врагом
Его надо знать
Еще лучше».

«История „Рыжего“»отметила определенный рубеж в творчестве Данливи. После нее он обратился к написанию серии «Хроники самых странных событий, о которых когда-либо сплетничали в Нью-Йорке», вернувшись своим творчеством в город, к которому испытывает отношения любви-ненависти. Автобиография помогла Данливи создать две (пока) выдающиеся вещи на уровне его самых лучших книг: повесть «Леди, которой нравились чистые уборные» и роман «В Принстоне распространяют ложные сведения». Читатели ждут третьей части, перечитывая предыдущие, а заодно возвращаясь к «Истории „Рыжего“». Она напоминает нам, что «В жизни нельзя выиграть. Но если не будешь бороться — проиграешь» и заставляет восхититься упорством и внутренней силой автора, который не только добился признания своего первого романа, но и уже более 50 лет остается на вершине творческой формы. И вслед за Данливи хочется повторить:

«…И я рад. Что это случилось.
И Господь смилостивился
Над необузданным
Рыжим».

Иван Денисов

• The Unexpurgated Code. A Complete Manual of Survival and Manners
• На русском языке не издавалась
• Delacorte Press/Saymour Lawrence, New York, 1975
• Переплет, 304 с.
• ISBN 0-440-07794-x

Для меня главной юбилейной датой 2006 года является 23 апреля, 80-летие Джеймса Патрика Данливи. Оригинал и одиночка англоязычной литературы сохраняет бодрость духа, продолжает работать и остается автором, не поддающимся никакой классификации. Самого Данливи трудно загнать в какие-то рамки, даже национальные (проживающий в Ирландии гражданин Изумрудного острова, рожденный в Нью-Йорке и получивший гражданство в 1967 году), а книги и подавно: смешное соседствует с пронзительно-печальным, диалоги с долгими внутренними монологами, повествование от первого лица с рассказом от третьего лица, стиль писателя скопировать или сравнить с чьим-то практически невозможно. Потому этот существующий вне моды и литературных течений индивидуалист и ценится так высоко своими многочисленными преданными поклонниками.

Достаточно их, к счастью, и в России, хотя публикаций Данливи могло бы быть и побольше. И не только беллетристики. Например, ждет своего часа великолепный «Кодекс», который вообще трудно отнести к какому-то жанру. На первый взгляд Данливи пародирует книги о правилах хорошего тона и нужных советах (чем до него занимались, например, Гашек или Аверченко, а после — О?Рурк), но выходит за рамки обычной пародии, доводя ее до небывало высокого уровня и предлагая читателю уникальную книгу «цитат на все случаи жизни» в духе, скорее, Менкена или Бирса, но во многом опережая их с точки зрения литературных достоинств.

«Кодекс» разделен на части, обстоятельно объясняющие правила поведения как в самых обычных, так и, мягко говоря, эксцентричных ситуациях. «Вы не просили о своем появлении на свет, но, раз уж такое случилось, имеете право требовать от жизни только комфортабельных условий». Поэтому в части «Подъем по социальной лестнице» вы узнаете, как преуспеть в обществе, в чем помогут главы, уже названия которых заставляют улыбнуться «О подборе круга общения, ведущего наверх», «О приукрашивании своего прошлого», «Подхалимство и прочие полезные формы лести». В части «Воплощая в жизнь приятные привычки» Данливи предлагает главы «Посещая порнофильмы», «В массажном салоне», «В литературных и художественных кругах», «Вуайеризм» и т. д. «Опасности и предосторожности» сообщат, как себя вести «Будучи ужаленным пчелой в детородный орган во время игры в гольф», «Когда ваш плевок попадает в другого», «При помощи разжиревшим дамам, не могущим влезть в такси»… Более мрачные ситуации неизменно остроумный автор обыгрывает в разделах «Смертность и тленность» (некоторые главы: «Как заключить контракт на убийство», «Умирая от стыда», «Разбушевавшийся пьяница в самолете») и «Всевозможные гнусности» («Зловонное дыхание», «Мастурбация в уединении», «Выдавливание прыщей и угрей»). Завершается же книга традиционным разделом «Разное». Здесь вы обнаружите «Демонстрацию своих медалей и наград», «Советы по избиению жен», «Правила поведения в гостях у женщины, демонстрирующей собравшимся непристойные фильмы со своим участием». Знакомые с творчеством Данливи уже узнали писателя по этим фрагментам. И он их не разочарует. Советы и ситуации поданы великим Джеймсом Патриком с блеском, их можно цитировать до бесконечности. Как себя вести с детьми? «Ухватив маленького паршивца за орган слуха, начните последовательные вращательные движения, отпустив его только когда ноги маленького негодяя оторвутся от земли». Как поставить на место хама? «Немедленно исчезните и общайтесь со мной лишь посредством телеграфа». Что сказать человеку с расстегнутыми брюками? «Данное зрелище приятнее вашей физиономии, однако если вы не боитесь лишиться важной части тела в результате ампутации, воспользуйтесь молнией». В книге много точных афористичных определений («Отель — в лучшем случае дом вдали от дома, а в худшем — много нехороших слов, особенно когда служащие потеряли вашу бронь»), диалогов в лучших традициях Данливи («Вы не посмеете ударить женщину». — «Если мадам женщина, то еще как посмею»). Писатель остроумно обыгрывает возможность комментировать ту или иную ситуацию простыми ругательствами или «высоким стилем» (при поимке гостя за неблаговидным занятием: «Ах, ты, гнусный сукин сын!» или «Замечу, что ваше поведение по меньшей мере отвратительно»). И, разумеется, не изменяет себе автор в описании рискованных сцен и эпизодов, которые в его трактовке смешны и вполне могут заставить того же Рабле перевернуться в гробу от зависти (взять хотя бы каталог выпускаемых человеком газов по звуку и запаху или такой, например, комментарий при случайной встрече с практикующим онанистом: «Вижу, что дело в надежных руках»).

Но не только юмором, порой рискованным, но всегда удачным, или остроумными «дурными советами» хороша книга. Грусть, свойственная всем книгам Данливи, ощутима и здесь. Ироничный философ выживания не был бы собой без, например, фразы «Никто не любит бить лежачего, если только это не единственный способ не дать ему подняться» или без короткой главы «О встрече со счастьем», состоящей из одной фразы: «Будьте осторожны — теперь на вас посыплются все невзгоды». Потому и в конце книги вы найдете главу «Когда хорошие манеры, честь и достоинство вас так никуда и не привели» со словами: «Если вечером вы можете отдохнуть дома, слушая как жена возится на кухне, а похожие на вас дети играют в гостиной, скажите себе: „Что же, и у меня есть кое-что хорошее, пусть всякая наглая мразь и забрала лучшее“. Поэтому надо продолжать жить».

Иван Денисов

• Пер. с англ. А. Кистяковского
• СПб.: Амфора, 2006
• Переплет, 671 с.
• ISBN 5-367-00074-6
• 3000 экз.

Самым раздражающим для Джозефа Хеллера был вопрос «Вам не кажется, что вы так и не превзошли „Поправку-22“?». Остроумный писатель обычно задавал встречный вопрос «А кто превзошел?». Оба вопроса справедливы. Хеллеру не суждено было повторить собственный успех, увы, но мало кому в XX веке удалось написать нечто подобное великолепной «Поправке».

Ветеран войны, бывший военный летчик, Хеллер опубликовал фрагменты будущего романа в 1955 году. Тогда они вышли под названием «Поправка-18». Под таким же названием законченный роман должен был увидеть свет в 1961 году. Но в последний момент выяснилось, что у Леона Юриса выходит книга «Мила-18», тоже на военную тему. Так «Поправку-18» пришлось переименовать в «Поправку-22».

Пользуясь военной терминологией, сравним выход книги с эффектом неразорвавшейся бомбы. То есть сначала ее просто не заметили. Внимание читателей и критиков на «Поправку» обратил знаменитый юморист и эссеист Сидни Джозеф Перелман. Ну, а потом бомба разорвалась. И как. «Шедевр», «несомненная классика», «образец антивоенной сатиры» — немногие фрагменты рецензий и читательских отзывов. И за минувшие 45 лет отношение к роману не изменилось, что более чем справедливо — великие книги не устаревают.

Действие романа разворачивается на военно-воздушной базе в годы второй Мировой войны. Расквартированные на острове Пьяноса (Италия) американские пилоты не столько выполняют свой воинский долг, сколько стараются выжить. Хеллер освобождает книгу от описаний героизма, патриотической трескотни и милитаристской романтики. Война в «Поправке» представлена во всей отвратительности, а военная система воплощает человеческий идиотизм и враждебный здравому смыслу абсурд. Для этого писатель применяет сперва сбивающую с толку манеру «разорванной хронологии» (в безумном и алогичном мире военных нет места линейности и последовательности), а заодно насыщает сюрреалистическими черноюмористическими эпизодами для подчеркивания ненормальности происходящего (бомбардировка собственного аэродрома по контракту с врагами, живые в списках убитых, описки и ошибки в документах, становящиеся руководством к действию). Символом безумной ситуации становится та самая поправка-22: «Всякий, кто хочет уклониться от выполнения боевого задания, нормален». Все точно. Тем более когда военную систему воплощают виртуозно выписанные Хеллером персонажи вроде карьериста полковника Кошкарта, готового положить сколько угодно подчиненных или мирных жителей для продвижения по службе. Вроде помешавшегося на пропаганде патриотизма капитана Гнуса или тупоголового поклонника шагистики лейтенанта (к концу книги уже генерала) Шайскопфа, а также им подобных высших чинов. Типажи, согласитесь, вполне международные. Они кажутся обычным пилотам врагами едва ли не более опасными, чем немцы: тех не видишь, они остаются лишь в бомбовом прицеле, а вот кошкарты, гнусы, шайскопфы все время рядом, и от них исходит самая прямая и неподдельная угроза нормальной жизни.

Хеллер, впрочем, не сужает круг своих мишеней. В «Поправке» достается многим типажам и представляемым им идеалам. Писатель беспощаден к большому бизнесу, который олицетворяет директор офицерской столовой Мило Миндербиндер (это он подрядился на бомбежку своего аэродрома, причем остался безнаказанным, так как прибыль от операции пошла на укрепление американской экономики), примитивному оптимизму и бессмысленной браваде (вспомните пилотов Эпплби или Хавермейера), наивному идеализму (Клевинджер), безвольным людям, понуро следующим течению (Майор Майор). Разумеется, в романе есть и положительные персонажи. Основным из них становится капитан Йоссариан. Йоссариан стремится избежать выполнения боевых заданий, то есть является самым здравомыслящим героем романа, однако по общепринятому мнению он дезертир, преступник и вообще неизвестно кто. Сам Хеллер явно на стороне Йоссариана. Противостояние того военному безумию прочитывается как бунт мыслящего человека против милитаристко-патриотического идиотизма. Стремление героя к выживанию оказывается не столько трусостью, сколько вполне объяснимым стремлением выжить, да и о какой трусости может идти речь, если в своем бунте Йоссариан подвергается риску не меньшему, чем на боевых вылетах.

Однако будь «Поправка-22» только очень смешной абсурдистской комедией вряд ли роман производил бы столь сильное впечатление. Война уродлива, ненормальна, а что хуже всего — на ней гибнут люди. Хеллер не перестает напоминать об этом. И сочетание черного юмора с подлинным драматизмом без ложной сентиментальности — очередное подтверждение таланта автора «Поправки». Потому смерти пилотов Нетли, Маквота и других вызывают много эмоций, но точно не веселье. Добавьте внутренний монолог Йоссариана об ужасах нашей реальности в главе «Вечный город», написанный с пронзительностью, которой мало аналогов в мировой литературе. Книга, от которой так смешно и так страшно, как от «Поправки-22» точно заслуживает определения «шедевр».

Иван Денисов

• На русском не издавалась
• Vintage, 1982
• Обложка, 656 с.
• ISBN 0-394-75209-0

Вот она, книга на все случаи жизни, книга для необитаемого острова! Я с ней могу сравнить разве «Словарь Сатаны» Бирса да «Кодекс без изъятий и сокращений» Данливи. Сколько ни перечитываешь, удовольствие не убывает. Всякий раз находишь что-то новое, удивляешься актуальности и точности, да просто «заряжаешься» отличными цитатами и бодрым цинизмом автора.

Сборник составлял сам Менкен, сводя в единое целое свои самые известные или просто дорогие его сердцу эссе и афоризмы. Вне «Хрестоматии» Менкен оставил свой «Американский язык» и автобиографические книги, но это было правильно — их лучше читать полностью.

Книга разделена на несколько тематических разделов: «Женщины», «Типы людей», «Критицизм», «Наука», «Литература», «Музыка», «Правительство», «Демократия», «Религия», «Американцы».

В «Хрестоматии» Менкен предлагает набор афоризмов, многие из которых успешно конкурируют с определениями Бирса из «Словаря Сатаны»: «Жизнь — улица с односторонним движением, заканчивающаяся тупиком», «Создатель — комик, чья аудитория слишком напугана, чтобы смеяться…». Вообще-то о книге говорить не очень легко, она хороша настолько, что проще укрыться за серией цитат. Тем не менее попробуем рассмотреть отдельные части «Хрестоматии» и лишний раз восхитимся проницательностью и остроумием Менкена.

К людям Менкен относится трезво и без восхищения. Это нельзя назвать мизантропией, просто эссеист не считает нас венцом творения, а в своей классификации типов людей вполне точен. Романтик и энтузиаст склонен к странным преувеличениям и, окажись кто из них на месте бактериолога, под микроскопом он узрит нечто «размеров сенбернара, интеллектом Сократа, красотой собора Бовэ и респектабельностью профессора Йеля». Активно верующие похожи на страдающих от инфекционных заболеваний и их принцип «Доверимся Господу… Который так часто обманывал нас в прошлом». Что до борцов за идею, то здесь мы непременно обнаружим победителя и проигравшего, героя и страдальца, которые, по Менкену, «…оба смехотворны. Оба мошенники». Да и вообще «человек не столь совершенен, как, скажем, таракан… если он наделен одним положительным качеством, то у него начисто отсутствуют все остальные». Но Менкену чужда безысходность, такое положение дел с человечеством для него не является поводом для скорби, тем более есть иконоборцы и ниспровергатели. «Освобождению человеческого разума более всех содействовали веселые леди и джентльмены, швырявшие дохлых кошек в святые постройки, а потом… доказывавшие, что бог из такой постройки — обычный мошенник». Одним из таких джентльменов безусловно был сам Менкен, а его деятельность не раз доказала правоту собственного утверждения.

Позицию «деструктивного критика» Менкен убедительно защищает в эссе «Критический процесс» из раздела «Критицизм». «Критик всегда должен сомневаться в идеях… Я не знаю ни одной идеи, которую мог бы назвать безупречно разумной… То есть критицизм неотличим от скептицизма». Поэтому даже в статьях о Бирсе, Твене или Драйзере ХЛМ, не отрицая своего восхищения их талантом, находит повод для критики (замечания о литературной робости Твена или кажущихся Менкену устаревшими мистических рассказах Бирса тому пример). Правда, к Рингу Ларднеру, Джозефу Конраду или любимым композиторам критик в своих статьях все же более благосклонен.

Но вот кого Менкен никогда не щадил, так это политиков. «Любое правительство, по сути своей, — заговор против порядочного человека». Так начинается соответствующий раздел, и далее ХЛМ не обманывает клюнувших на эту строчку. «Политики руководствуются только желанием впечатлить и очаровать самые примитивные слои населения», «Принцип политики — возвышаться над принципами… То есть когда вода достигает палубы — следуй за крысами», «Побеждает в политической борьбе всегда тот, кто обещает без малейших гарантий выполнения обещаний». Полагаю, никто не удивится, если я напомню, что Менкен одной из своих основных заслуг полагал отсутствие в своих эссе малейшей положительной оценки действующих президентов.

Про каждый раздел можно говорить, в каждом найдутся интереснейшие мысли и превосходные афоризмы. Любопытные размышления о прекрасной половине человечества и войне полов («Женщина ведет войну с борта дреднаута, мужчина — с борта плотика»), о смысле продолжения жизни при осознании ее бессмысленности («Скептику всегда помогут чувство юмора и любопытство. Всегда интересно, что будет завтра. Окажется ли та милая леди более сговорчива, чем сегодня?»), о войне («В войну втягиваются бесполезные люди, талантливые же ее избегают») и о многом другом. Говорить и цитировать можно до бесконечности, да и объем «Хрестоматии» тому способствует, но для данной рецензии сказанного будет достаточно. Надеюсь, общее представление об этой замечательной книге вы получили, а наши издательства наконец-то обратят на нее внимание. Я же пока снова обращусь к финальной части, состоящей из коротких высказываний Менкена, и процитирую идеальный ответ для любого критически настроенного к своей стране думающего человека.

— Если вы находите столько заслуживающего осмеяния в США, почему вы живете здесь?

— Почему люди ходят в зоопарк?

Иван Денисов