Когда Задорнов будет сдан в макулатуру

Когда Задорнов будет сдан в макулатуру

Из истории американской юмористической литературы.
Часть 1. XIX век

Сразу успокою читателя: никакого отношения к американскому юмору вынесенный в заголовок автор не имеет. Задорнов уже давно стал символом антиамериканизма и проституирования идей сатирического жанра. Потому далее его именем я свой рассказ не буду засорять, а всем ценителям качественных примеров сатиры и юмора рекомендую освободить книжные полки от трудов означенного господина (макулатура всегда нужна) и заполнить их замечательными писателями, о которых пойдет речь ниже. Именно рядом с ними рядом в вашей библиотеке будет уютнее несомненным отечественным классикам Булгакову, Зощенко или Довлатову.

Антиамериканизм — глупость; понятие же «тупой американский юмор» — идиотизм. Нельзя судить о традиции, основываясь на телешоу-однодневках или кинофильмах низкого уровня.

В нескольких эссе я немного расскажу о настоящей традиции американского литературного юмора, о некоторых лучших представителях, заодно представив основные направления. Большее внимание я уделю литературе, хотя и лучшее в кино или ТВ упомяну непременно. А для начала обратимся к истории, к XIX веку.

Три писателя, прославившихся два столетия назад, оказали наибольшее влияние на формирование традиций в сатире и юморе США. Прежде всего это Чарлз Фаррар Браун (1834-1867), более известный под именем Артемус Уорд. Рассказы Брауна, написанные от имени не особенно грамотного, но сообразительного владельца передвижной лавки диковин Уорда, принесли автору огромную популярность. В образе Уорда писатель много выступал и с чтением собственных комических лекций, став не только первым выдающимся американским юмористом, но и провозвестником stand up comedy. Рассказы Уорда ничуть не устарели («Артемус Уорд, его книга», «Артемус Уорд, его путешествия», «Артемус Уорд в Лондоне»), они и сегодня доставляют массу удовольствия, а сохранившиеся воспоминания о его лекциях следует читать всем начинающим комикам: находки Брауна-Уорда по-прежнему очень смешны.

Уорд обозначил несколько направлений, ставших неотъемлемыми частями американского юмора. Внимание к повседневным проблемам обычных, «маленьких» людей, недоверие (а то и презрение) к власти, невозмутимость героев перед лицом опасности, выживание в опасных ситуациях при помощи иронии и самоиронии, активное использование разговорной речи. Потому популярность Уорда вполне заслужена, а цитаты из его рассказов до сих пор популярны: «Я не политик. Других вредных привычек у меня тоде нет», «В тот день пули так и летели мимо меня. Они были упакованы в ящики, их везли на передовую». Жаль только, что смерть так рано настигла остроумца и выдумщика Брауна-Уорда.

Одним из почитателей Уорда был Сэмюэл Клеменс. Тот самый, который стал знаменитым Марком Твеном (1835-1910). Об этом выдающемся человеке много сказано и написано, что-либо новое добавить трудно. Но, напомню, этот замечательный писатель был прежде всего юмористом. Его рассказы не устаревают поныне (и не устареют), его ранние, более комические книги «Простаки за границей» или «Жизнь на Миссисипи» остаются несомненными шедеврами жанра, а комические лекции возносят заложенные Уордом находки на заоблачные высоты.

При этом Твен добавил новые элементы. Скептицизм, критический взгляд на человеческую глупость, отрицание сентиментальности. Литературную традицию он тем самым немало обогатил, а в достойных авторах юмористических или сатирических произведений благодаря Твену стали видеть настоящих писателей. Конечно, тому способствовали и поздние, более серьезные и амбициозные книги Твена (талант писателя был разносторонним), но Твен — автор всегда смешных «Как я редактировал сельскохозяйственную газету» или язвительного «Рассказа о дурном мальчике» ничуть не уступает Твену — автору пессимистических «Человека, который совратил Гедлиберг» или «Что есть человек?».

Марк Твен — писатель практически без недостатков. Правда, Хенри Луис Менкен, восхищаясь его талантом, находил уязвимые места в чрезмерной уверенности в собственной правоте и боязни лишиться популярности. Последнее, по мнению Менкена, сильно притупляло сатирические работы Твена.

Кто ничего не боялся, так это Амброз (Эмброуз) Бирс (1842-1914 ?). Писатель прежде всего известен своими непревзойденными рассказами о гражданской войне («Чикамога») и мрачными мистическими историями («Проклятая тварь»), однако для американской сатиры и «черного» юмора Бирс одна из ключевых фигур. Именно его перу принадлежит шедевр мизантропической афористики «Словарь Сатаны», по сию пору восхищающий точностью и остроумием определений. Именно Бирс в своих газетных статьях не щадил никого. Его мишенями становились политики всех калибров и собратья по журналистике («Все газеты переполнены слюнявым восхищением по поводу каждого поступка президента Тафта, миссис Тафт, всех членов президентской администрации»), писатели («Самоубийство поэта Лезински — самое талантливое его произведение»), идеи и понятия («Патриотизм свиреп, как лихорадка, безжалостен, как могила, слеп, как камень, и безрассуден, как обезглавленная курица»). Можно утверждать, что именно Бирс внес в американский юмор темный оттенок, а в сатиру — прямые атаки на власть, ее представителей, беспощадность к своей стране и соотечественникам. Сопутствовавший Бирсу успех, характерное для свободного общества отсутствие гонений за взгляды его вклад только закрепили. Как писал самый знаменитый последователь Бирса, тот же Менкен: «Он атаковал все глупости окружавшей его действительности… Никто, каким бы авторитетом человек не обладал, не мог избежать его выпадов… В нем было столько же осторожности, сколько в неуправляемом поезде».

Кроме трех самых значимых фигур XIX столетия, можно выделить еще троих авторов рубежа веков. Джордж Эйд (1866-1944), автор «Басен на сленге», Финли Питер Данн (1867-1936), создатель ироничного комментатора политических новостей мистера Дули, и Ирвин Кобб (1876-1944), просто очень хороший юморист. Их влияние на развитие юмористической литературы в США было менее значимым, но забывать о них не стоит. Всем интересующимся данной темой прочесть их книги несомненно стоит.

Времена «менкенизма»

Из истории американской юмористической литературы.
Часть 2. Первая половина XX века

1920-1940-е годы — несомненный подъем в сатирической и юмористической литературе США. Бурные события тех лет (сухой закон, гангстерские войны, мировые вооруженные конфликты, великая депрессия и т. д.) этому только способствовали. И едва ли не за каждым значительным событием эпохи явно (или не очень явно) просматривалось влияние Хенри Луиса Менкена — критика, эссеиста, редактора, самого оригинального ума своего времени. Пропагандировавшаяся им (и им же успешно воплощенная) свобода творчества содействовала развитию американской культуры вообще. Разумеется, и интересующей нас области «менкенизм» (термин даже попал в словари) помог. Хотя о самом Менкене чуть ниже.

Высокопрофессиональных юмористов было достаточно. Самыми яркими следует признать Роберта Бенчли (1889-1945), Джеймса Тербера (1894-1961) и Сидни Джозефа Перелмана (1904-1979). Рассказы и скетчи Бенчли и Тербера публиковались в журналах, выходили в сборниках, их основанный на повседневных проблемах юмор привлекал широкого читателя, а писательский талант обоих юмористов сделал их уважаемыми и в среде критиков. Перелман активнее использовал элементы абсурдизма, его скетчи и эссе часто высмеивали глупости поп-культуры. К тому же на него сильно повлияло сотрудничество с гениальными комиками братьями Маркс, которые как раз на абсурдистском юморе и специализировались. Самый же знаменитый из братьев, Граучо (настоящее имя Джулиус), не только много работал в кино, став символом настоящей американской кинокомедии, но и не раз пробовал себя в юмористической литературе, с немалым, кстати, успехом. Его рассказы удостаивались похвалы самого Менкена, чем Маркс несказанно гордился.

Но особо из авторов той поры я бы выделил других.

Деймон Раньон (1884-1946) — спортивный журналист и колумнист, Раньон всегда интересовался криминальным миром Нью-Йорка. Поэтому в его рассказах обязательно встречаются гангстеры, связанные с ними красотки с Бродвея, игроки, репортеры и прочие колоритные фигуры. Избрав манеру рассказа от первого лица, но рассказа отстраненного (герой вроде внутри событий, но повествует о них с невозмутимостью стороннего наблюдателя), привлекая сленговые выражения и используя удивительную смесь цинизма и сентиментальности, Раньон создал собственный мир. Мир, основанный на реальности Нью-Йорка 1920-1930-х, но гораздо смешнее, привлекательнее и эффектнее. Не стоит удивляться, что словосочетание «Бродвей Деймона Раньона» стало нарицательным. Многие воспринимают Бродвей той поры именно по рассказам этого замечательного автора, а не по историческим трудам. К его же рассказам восходит традиция гангстерской комедии, обыгранная очень многими писателями и кинематографистами. А что самое главное — рассказы Раньона смешны и по-хорошему трогательны по сию пору. Стиль и юмор писателя не утратили своего очарования ни на йоту. Прочтите «Одноглазого Джонни», «Бродвейский инцидент», «Чувство юмора» или «Мадам Ла Гимп».

Как и Раньон, Ринг Ларднер (1885-1933) начинал с работы спортивного журналиста. Далее были свои юмористические колонки в газетах, рассказы, слава великого американского писателя. Ларднер к славе относился с иронией, полагая себя лишь работающим для развлечения публики сочинителем. Но для литературы США он остается одним из примеров сатирика и юмориста, вышедшего далеко за рамки жанра. Тому много объяснений. Ларднера превозносят за искусное применение вульгаризмов и американизмов в речи героев, за точные сатирические портреты представителей среднего класса, за высмеивание худших сторон мира спорта и шоу-бизнеса. Все верно, но, как и положено выдающемуся творцу, Ларднер не поддается однозначной классификации. Он умел писать очень смешно, вспомнить великолепную серию «Ты меня знаешь Эл» (именно так, без знаков препинания) или «Большой город», но его же «Любовное гнездышко» или «Прическа» оставляют ощущение немалой грусти. Мог быть безжалостен к ограниченным и примитивным персонажам («Чемпион»), а мог описывать своих немолодых героев с удивительной добротой («Золотой медовый месяц»). Что сказать, Ларднер был замечательным писателем, юмористический жанр может гордиться, что именно его блистательный Ринг избрал «своим». Я же в завершение напомню, что Ларднером восхищались Фитцджеральд (выведший его в романе «Ночь нежна» в образе Эйба Норта), Сэлинджер (Холден из «Над пропастью во ржи» называл Ларднера одним из любимейших авторов) и, конечно, основной апологет Ринга 1920-х, тот самый Менкен.

Трудно дать представление о масштабе Менкена в нескольких строчках, но надо попробовать. Хенри Луис Менкен (1880-1956) — человек удивительный. Начинавший репортером и колумнистом, позже ставший влиятельнейшим критиком и эссеистом, Менкен оказал влияние на все отрасли культурной жизни Америки. Сочетание незаурядного интеллекта и эпиграммного стиля делало его статьи одинаково интересными для интеллектуалов и простых читателей. Роль ХЛМ не переоценишь. Он сочетал лучшее от своих кумиров — Твена и Бирса, но без робости первого и мрачности второго. Менкен в своих работах атаковал примитивность соотечественников, чрезмерное потакание традиционным предрассудкам, был безжалостен ко всем политикам (находившимся у власти доставалось особенно, но и ретивых радикалов-оппозиционеров ХЛМ не щадил), высмеивал религиозные благоглупости, но делал все это с легкостью и изяществом. Он получал удовольствие от своей деятельности и хотел делить его с верными читателями. Разумеется, подобный подход к эссеистике нажил Менкену врагов, но думающая публика им только восхищалась. Менкен показал, что можно смело высказывать свои идеи, идти наперекор общепринятым канонам, и при этом не подвергаться гонениям, а добиваться заслуженного успеха. Свобода, привитая им американской литературе, не в последнюю очередь стала определяющей для расцвета словесности США. А его положительные рецензии и редакторская деятельность помогли прославиться многим заслуживающим того авторам (Джон Фанте, отчасти Ларднер). Ну и не стоит забывать о неповторимом сатирическом даре Менкена, его афоризмы по частоте цитирования даже популярнее высказываний Твена или Бирса. Эссе и афоризмы Менкена представлены во многих антологиях, самыми полными следует назвать такие, как «Хрестоматия Менкена», «Невозможный Х. Л. Менкен» и «Мнение меньшинства». Менкена-юмориста лучше всего представляет ностальгическая автобиографическая трилогия «Дни Х. Л. Менкена» («Счастливые дни», «Газетные дни», «Языческие дни»).

Без Менкена нельзя представить литературу 1920-1940-х, но и период интеллектуальной сатиры и «бодрого пессимизма» 1950-1970-х без его влияния не обошелся. Да и нынешние сатирики лучшего комплимента, чем сравнение с ХЛМ не знают.

Бодрые пессимисты

Из истории американской юмористической литературы.
Часть 3. Вторая половина XX века

Можно воспользоваться словами Джона Барта, назвав писателей 1950-1970-х годов «бодрыми нигилистами». Юмор их называют черным, абсурдистским, интеллектуальным, «юмором со смертоносным жалом», но точнее всего будет определение Томаса Пинчона: «…<юмор> находит в высшей степени забавным поражение и неудачу и просто радуется выживанию от одного дня, одного бедствия, к другому».

В описываемый период общественно-политическая жизнь в США была отмечена последствиями маккартизма в 1950-е, идеализмом в 1960-е, язвительным цинизмом в 1970-е. В литературе Америки отражались эти настроения, выявляется своеобразный «эффект Менкена»: «бодрые пессимисты» в их сатирических книгах были очень критичны к своей стране и соотечественникам, не щадя никого. Именно такой подход помог им стать заметными американскими писателями, а литературу США вывел на лидирующие позиции в мире. Пессимистический взгляд на жизнь, не связанный с депрессивной рефлексией благодаря иронии и юмору (как тут снова не вспомнить Менкена и его слова о том, что скептику выживать помогает именно чувство юмора), критика существующего мироустройства, сдобренные язвительным остроумием — не единственные достоинства литературы той эпохи. Традиции Бирса, Менкена, Ларднера соединились с традициями американского интеллектуального, энциклопедического романа (Мелвилл). «Бодрые пессимисты» активно применяли экспериментальные манеры письма, а работы их отличались не только особенным типом героев (обычно неунывающих неудачников), но и изощренными сюжетными построениями, отсылками к мировой классике, фактам из истории, изысканным обыгрыванием мифологии и ироническими парафразами поп-культуры.

В 1955 году были опубликованы романы, определившие будущие настроения в литературе, получившей потом название «школа черного юмора». «Рыжий» Джеймса Патрика Данливи (р. 1926) и «Узнавания» Уильяма Гэддиса (1922-1998). Дебют гениального Джеймса Патрика предложил читателю идеального героя новой литературы, не слишком амбициозного вечного неудачника, сохраняющего бодрость духа и самоиронию в самых диких ситуациях. К тому же «Рыжий» был отмечен поразительным сочетанием гомерически смешного и щемяще-тоскливого, а неповторимый стиль автора воздействие романа сделал еще мощнее. Роман Гэддиса «Узнавания» очень сложен по сюжету, в книге зашифрованы многочисленные отсылки к музыкальной, художественной и литературной классике, что сочетается с остроумной и беспощадной атакой Гэддиса на вкусы «среднего потребителя», мир бизнеса и американскую реальность вообще. Однако не стоит загонять обоих выдающихся авторов в тесные рамки «школы черного юмора». Дальнейшее творчество Данливи («Лукоеды», «Волшебная сказка Нью-Йорка», «Кодекс без изъятий и сокращений») показало, что классифицировать его практически невозможно. Гэддис тоже фигура слишком масштабная. Его романы, подобные лабиринтам, очень смешные, содержащие иронию над всеми глупостями человечества и современной жизни («Джей. Ар», «Столярная готика»), сделали его одновременно классиком интеллектуального и сатирического романа .

Подобный путь проделал и уже упоминавшийся Томас Пинчон (р. 1937). Дебютный роман «V» (1963) сочетал мотивы «Рыжего» (остроумные герои-неудачники) и «Узнаваний» (сложный сюжет, множество аллюзий и отсылок), но уже в нем отчетливо ощущалась индивидуальность писателя. Пинчон не изменил подобным героям, сюжеты его следующих книг становились еще более искусно выстроенными, а интеллектуальная нагрузка книг только возрастала. Прибавить неизменную иронию Пинчона и точность использования ситуаций и типажей поп-культуры — готов портрет великого писателя (другого портрета все равно не найдешь: «человек-загадка международного масштаба» Пинчон не дает интервью, не общается с прессой, а его последние фотографии датированы началом 1960-х). Именно Пинчон создал один из основных романов XX века «Радуга гравитации» (1973) и, возможно, лучшую книгу об Америке 1960-1980-х — «Вайнленд» (1990). Удивительное сочетание антиправительственной сатиры, пародийного триллера и элегической грусти об утраченных мечтах молодости. После подобных шедевров пытаться его ограничить только «черным юмором» просто бессмысленно.

Есть авторы, за пределы установленных жанром границ не выходившие. Перехваленный (по-моему) Джон Барт (р. 1930), автор чрезмерно «заинтеллектуализированных» романов («Химера»), чьи сюжетные лабиринты уступают по изысканности и элегантности Гэддису и Пинчону. Или профессиональный (но не более) певец жизненных передряг вечных аутсайдеров Брюс Джей Фридмэн (р. 1930), автор хороших книг («О Хэрри Таунсе»), но не выдерживающий никакого сравнения с Данливи. Однозначным же классиком «черной комедии», прославившимся безусловно выдающейся книгой (успех которой он так и не смог повторить), стал Джозеф Хеллер (1923-1999). А его шедевром — «Уловка-22» (вариант перевода — «Поправка-22», 1961). Непривычная по стилю (как у Данливи), изобилующая персонажами в духе опять-таки Данливи или Гэддиса, беспощадная по сатирическому настрою (не уступит Гэддису), книга ничуть не хуже «Рыжего», «Узнаваний» или «V». Увы, для Хеллера она осталась единственной бесспорной удачей. Впрочем, и такого не каждому по силам добиться.

Представитель традиционного юмора 1950-1970-х годов, хотя и самой высокой пробы, — Вуди Аллен (р. 1935). Этот талантливейший человек преуспел во всем. Успешно выступал как эстрадный комик, с блеском работал (и продолжает по сей день работать) в кино, заслужил признание и в качестве писателя-юмориста. Киноработы Аллена («Энни Холл», «Манхэттен», «Любовь и смерть») выдерживали и выдерживают высокий уровень американской комедии, заданный братьями Маркс, Хоксом, Уайлером, противостоя моде на примитивный юмор «ниже пояса» (которую задали в кино англичане в 1950-е годы). Аллен-писатель не раз говорил о влиянии Сидни Джозефа Перелмана, но, на мой взгляд, он Перелмана превзошел. Абсурдисткие скетчи и пародии Аллена сегодня гораздо смешнее рассказов его неофициального наставника. Их популярность (сборники скетчей Аллена регулярно переиздаются) не ослабевает, жаль только, что после сборника 1980 года «Побочные эффекты» кинематографист и литератор больше сосредоточился на кино.

Выдержать заданный «бодрыми пессимистами» уровень в сатирической и юмористической литературе — задача сложная…

Не горланить вместе с толпой,
а посмеиваться в уединении кабинета

Из истории американской юмористической литературы.
Часть 4. Современники

Заголовком послужили слова Пэтрика Джейка О’Рурка. Замечательный эссеист сформулировал, наверное, идеальную позицию для сатирика. Которой и сам придерживается. Но о нем чуть ниже.

Состояние современной американской сатиры при сравнении с периодом «бодрых пессимистов» покажется не особенно радующим. Речь идет прежде всего о художественной литературе. Покойных Гэддиса или Хеллера заменить некем, уровня здравствующих Данливи и Пинчона достичь невозможно. Поэтому романы нынешних авторов сатирической и юмористической литературы чаще разочаровывают. Кому-то мешает соблюдение принципа политкорректности, кому-то — другие причины, но приблизиться к уровню, заданному в 1950-1970-е не получается. Даже авторам достаточно интересным.

Вот, например, журналист и писатель Карл Хайасен (р. 1953). Его романы («Стриптиз», «О, счастливица», «Хворый пес») остроумны и занимательны, однако чрезмерное морализаторство точно не идет им на пользу. В своем желании привлечь внимание читателя к экологическим проблемам Хайасен часто забывает о чувстве меры и уподобляется литературному эко-террористу; создавая портреты разнообразных мошенников, писатель делает их гораздо симпатичнее раздражающе правильных положительных героев. Не могу разделить восторгов и по поводу Кристофера Бакли (р. 1952). Его сатирические произведения, имеющие целью высмеять мир бизнеса и политики («Здесь курят», «Флоренс Аравийская») мне представляются достаточно беззубыми, лишенными должной язвительности, а что хуже всего — не смешными.

Однако видеть в американской сатирическо-юмористической литературе кризис я не склонен. Все-таки в США сатиру обычно рассматривают как символ свободы слова. Поэтому там все же не принято за издевку над американской реальностью ссылать, сажать или навязывать «споры хозяйствующих субъектов». Да, в художественной литературе на смену классикам пока никто не пришел. Но с сатирической эссеистикой все в порядке по-прежнему. Разумеется, там есть достаточно много авторов незаслуженно известных, лишь спекулирующих на сложных проблемах. Особенно это касается сатириков лево-либерального настроя, в частности, Майкла Мура (р. 1954). Мур-кинематографист мне скорее симпатичен: его документально-публицистические фильмы, конечно, тоже спекулятивны, но талант режиссера очевиден. Поэтому «Фаренгейт 9/11» я приветствую. А вот с художественным словом у Мура не получается. Книги «Глупые белые люди» или «Чувак, где моя страна?» скорее раздражают популистским настроем и примитивными левыми взглядами.

Другое дело Пэтрик Джейк О’Рурк (р. 1947). Выдающийся юморист и сатирик, самопровозглашенный реакционер и консерватор. Писатель точно создал себе образ: бывший хиппи и радикал 1960-х, ныне поумневший и разочарованный циник. При этом приписываемые О’Рурком самому себе крайне правые взгляды зачастую оказываются лишь частью этого образа, а диктуются они его нежеланием поддерживать сложившееся мнение о сатириках, как людях именно левых настроений. О’Рурк прежде всего индивидуалист, вспомните приведенные в заголовке его слова и добавьте к ним, например, «Когда я начинаю соглашаться со всеми, мне становится страшно». Писатель в своих эссе и книгах расправляется с американскими политиками всех направлений («Демократы — отбросы мира политики, республиканцы — отбросы мира бизнеса»), атакует издержки нового пуританизма («Если бы Бог хотел, чтобы мы столько времени сидели в церквях, Он даровал бы нам седалища большего размера, а головы меньшего»), но особенно часто левых либералов («Они подобны Санта Клаусу: милые, любят животных, радеют за благотворительность, заботятся о бедных и убогих… Одна проблема: Санта Клауса не существует»). Что немаловажно, левые интеллектуалы О’Рурка побаиваются, нападая на других ярко выраженных консерваторов, его обходят стороной. Видимо, признают его правоту. О’Рурк известен и своими международными репортажами, которые отличаются не только традиционным остроумием, но и желанием вникнуть в суть проблем, отсутствием поверхностного подхода. А афоризмы писателя давно разошлись на цитаты, сделав его основным преемником Менкена (которого О’Рурк ценит очень высоко) в данной области. Взгляните на названия книг: «Парламент шлюх», «Дайте войне шанс», «Возраст и хитрость побеждают молодость, невинность и плохую прическу»«Возраст и хитрость побеждают молодость, невинность и плохую прическу». Немудрено, что O’Рурк официально признан самым цитируемым из ныне здравствующих юмористов.

Самый яркий пример телевизионного юмора — Билл Маэр (р. 1956). Ведущий шоу «Политически некорректно», а сейчас «Реальное время» заслужил славу остроумного и язвительного комментатора, а выход в 2005 году книги «Новые правила» сделал Маэра заметной фигурой и в литературном мире. Взгляд на современную Америку в «Правилах» позлил закоренелых либералов и консерваторов одновременно, а заодно и СМИ (от Маэра досталось всем), но вызвал немалый восторг среди ценителей настоящей сатиры, традиция которой восходит все к тем же Бирсу и Менкену.

В завершение поговорим о лучшем юмористе современности. Безусловно, это Дэйв Бэрри (р. 1947). Сразу оговорюсь: опыты Бэрри в художественной литературе («Большие неприятности», «Хитрый бизнес») мне удачными не представляются, это всего лишь добротные варианты на темы Хайасена. Но талантливому человеку простить можно многое. А автору «Плохих привычек» и «Путеводителя по мужскому полу» и подавно. Бэрри с 1980-х удерживает титул «самого смешного писателя Америки» и по праву. Себя он называл учеником Роберта Бенчли, но, как любой талантливый ученик, учителя своего превзошел. Великолепные книги и газетные колонки Бэрри можно читать и перечитывать до бесконечности, они полны замечательных шуток и остроумных наблюдений. Позиция автора, точка зрения обычного человека, пытающегося совладать с проблемами современного мира и сохранить среди стрессовых ситуаций здравый смысл при помощи чувства юмора, понятна и универсальна для всех стран. Кто из нас не страдал от ремонта («Дома и другие черные дыры»), не испытывал сложностей с компьютером («Дэйв Бэрри в киберпространстве») или с карьерой («Процарапай себе путь наверх»). Все узнаваемо, точно описано и очень-очень смешно. Между прочим, о сатире Бэрри тоже не забывает. Весьма язвительные эссе можно найти в сборниках журналистики (особенно в «Дурных привычках»), а книга «Дэйв Бэрри бьет ниже пояса» о системе выборов почти не уступает «Парламенту шлюх» О’Рурка. Последняя на сегодня юмористическая книга Бэрри, «Секреты денег» (2006), подтверждает отличную творческую форму писателя. Титул «самого смешного писателя» он не отдаст.

* * *

Вы уже освободили место на полках для главных героев моих заметок?..

Иван Денисов

Джеймс Патрик Данливи. История «Рыжего» (The History of the Ginger Man)

  • На русском языке не издавалась
  • Houghton Mifflin / Seymour Lawrence Boston, New York, 1994
  • 517 с.
  • ISBN 0-395-51595-5

«Господи, смилуйся
Над необузданным
Рыжим».

Этими словами заканчивается дебютный роман Данливи. Очень скоро автору стало очевидно, что милость свыше будет кстати не только герою, но и самому роману. Прежде чем «Рыжий» был опубликован и стал явлением литературы, Данливи пришлось столкнуться с отказами издательств, личными и профессиональными проблемами, перенести депрессию. Сложности не прекратились и после первоначального выхода «Рыжего…» в парижском издательстве «Олимпия» в порнографической серии. Последовала борьба за права на книгу, ее повторное издание, долгие судебные разбирательства с «Олимпией». В общем, успех первого романа не так-то легко дался замечательному писателю.

История создания «Рыжего» и борьба Данливи за доброе имя своего детища становятся основной темой книги 1994 года. Но не единственной. Продолжая темы своей работы «Ирландия Дж. П. Данливи», писатель предлагает свою подробную автобиографию, являющуюся одновременно «путеводителем» по миру его книг и написанную в неповторимой манере выдающегося «затворника из Левингтон Парка». В «Истории „Рыжего“» Данливи подробно рассказывает о своем детстве в Нью-Йорке, учебе в военно-морской академии в годы войны, бурной молодости в послевоенном Дублине (будущий писатель отправился на родину предков получать образование в Тринити колледж), опытах в живописи и литературе, в конце концов сосредотачиваясь на борьбе за публикацию «Рыжего». Перед читателем предстают ситуации и персонажи, кажущиеся настоящему поклоннику Данливи очень знакомыми. Поразительно, как одновременно достоверно и по-творчески писатель преобразовал свои ощущения на страницах романов и пьес (следуя собственным словам: «Писательство — превращение худших моментов своей жизни в деньги»). Гроза Дублина по кличке Дэниэл, Свинцовая труба со своей дружной компанией превратились в незваных гостей Клементайна из «Лукоедов», странствия одинокого Данливи по неприветливому Нью-Йорку нашли отражение в одиссее Корнелиуса из «Волшебной сказки Нью-Йорка», ужас от пребывания в больнице отчетливо заметен в тех же «Лукоедах», общение же отказавшего разговаривать из-за депрессии Данливи с окружающими посредством записок и междометий напомнит «Одиночку» и опять «Волшебную сказку». «Одиночка» Джордж Смит вообще унаследовал больше всего черт своего создателя. И после прочтения «Истории» это понимаешь особенно отчетливо. Как и то, почему «Одиночку» Данливи называет самой любимой из своих книг.

И герои узнаваемы. Циничная, но ранимая нью-йоркская знакомая Данливи Эйприл станет прообразом незабываемой мисс Томсон из «Одиночки», а вечный спутник писателя Гейнор Крайст в той или иной степени будет присутствовать едва ли не в каждой книге. Неунывающий и очень разговорчивый неудачник-американец с аристократическими манерами европейца много дал для создания образа Себастьяна Дэнджерфилда из «Рыжего», но не только : его черты есть и Боннифейсе из «Одиночки», и в Бифи из «Бурных наслаждений Балтазара  Б.», и в Рэшерсе из трилогии о Дарси Дэнсере. В «Истории „Рыжего“» Данливи уделяет очень много внимания Крайсту, описывая друга с огромной симпатией и доброй иронией.

Важную роль в создании «Рыжего» сыграл и знаменитый ирландский драматург Брендан Биэн. Отношения Данливи и саморазрушительного Биэна были довольно сложными, однако Дж. П. в автобиографии отдает должное помощи Биэна в работе над романом. И вообще Биэн становится одним из немногих представителей литературного мира, для которых у Данливи находятся добрые слова. Нет, писатель не клеймит всех предавших или отвернувшихся от него деятелей художественного слова, но его неприязнь к литературной среде более чем очевидна и оправдана.

Центральным же персонажем книги оказывается, конечно, сам автор. «Боксер с нежной кожей», циник и лирик, тонкий поэт и рискованный юморист в одном лице. Данливи не пытается оправдывать себя в той или иной ситуации (как в отношениях с женой и ее родителями), но от этого его персона становится для читателя только ближе. Понятнее делается его стремление к уединению, нежелание контактировать с принесшим столько бед миром, его ироничная философия выживания. А «История „Рыжего“» еще и изобилует просящимися для цитирования фразами, особенно в непременных стихотворных окончаниях глав:

«Каждый
Может быть другом
Пока не узнаешь его
Получше

И каждый
Может быть врагом
Его надо знать
Еще лучше».

«История „Рыжего“»отметила определенный рубеж в творчестве Данливи. После нее он обратился к написанию серии «Хроники самых странных событий, о которых когда-либо сплетничали в Нью-Йорке», вернувшись своим творчеством в город, к которому испытывает отношения любви-ненависти. Автобиография помогла Данливи создать две (пока) выдающиеся вещи на уровне его самых лучших книг: повесть «Леди, которой нравились чистые уборные» и роман «В Принстоне распространяют ложные сведения». Читатели ждут третьей части, перечитывая предыдущие, а заодно возвращаясь к «Истории „Рыжего“». Она напоминает нам, что «В жизни нельзя выиграть. Но если не будешь бороться — проиграешь» и заставляет восхититься упорством и внутренней силой автора, который не только добился признания своего первого романа, но и уже более 50 лет остается на вершине творческой формы. И вслед за Данливи хочется повторить:

«…И я рад. Что это случилось.
И Господь смилостивился
Над необузданным
Рыжим».

Иван Денисов

Джеймс Патрик Данливи. Кодекс без изъятий и сокращений. Полный свод правил поведения и выживания в обществе

  • The Unexpurgated Code. A Complete Manual of Survival and Manners
  • На русском языке не издавалась
  • Delacorte Press/Saymour Lawrence, New York, 1975
  • Переплет, 304 с.
  • ISBN 0-440-07794-x

Для меня главной юбилейной датой 2006 года является 23 апреля, 80-летие Джеймса Патрика Данливи. Оригинал и одиночка англоязычной литературы сохраняет бодрость духа, продолжает работать и остается автором, не поддающимся никакой классификации. Самого Данливи трудно загнать в какие-то рамки, даже национальные (проживающий в Ирландии гражданин Изумрудного острова, рожденный в Нью-Йорке и получивший гражданство в 1967 году), а книги и подавно: смешное соседствует с пронзительно-печальным, диалоги с долгими внутренними монологами, повествование от первого лица с рассказом от третьего лица, стиль писателя скопировать или сравнить с чьим-то практически невозможно. Потому этот существующий вне моды и литературных течений индивидуалист и ценится так высоко своими многочисленными преданными поклонниками.

Достаточно их, к счастью, и в России, хотя публикаций Данливи могло бы быть и побольше. И не только беллетристики. Например, ждет своего часа великолепный «Кодекс», который вообще трудно отнести к какому-то жанру. На первый взгляд Данливи пародирует книги о правилах хорошего тона и нужных советах (чем до него занимались, например, Гашек или Аверченко, а после — О?Рурк), но выходит за рамки обычной пародии, доводя ее до небывало высокого уровня и предлагая читателю уникальную книгу «цитат на все случаи жизни» в духе, скорее, Менкена или Бирса, но во многом опережая их с точки зрения литературных достоинств.

«Кодекс» разделен на части, обстоятельно объясняющие правила поведения как в самых обычных, так и, мягко говоря, эксцентричных ситуациях. «Вы не просили о своем появлении на свет, но, раз уж такое случилось, имеете право требовать от жизни только комфортабельных условий». Поэтому в части «Подъем по социальной лестнице» вы узнаете, как преуспеть в обществе, в чем помогут главы, уже названия которых заставляют улыбнуться «О подборе круга общения, ведущего наверх», «О приукрашивании своего прошлого», «Подхалимство и прочие полезные формы лести». В части «Воплощая в жизнь приятные привычки» Данливи предлагает главы «Посещая порнофильмы», «В массажном салоне», «В литературных и художественных кругах», «Вуайеризм» и т. д. «Опасности и предосторожности» сообщат, как себя вести «Будучи ужаленным пчелой в детородный орган во время игры в гольф», «Когда ваш плевок попадает в другого», «При помощи разжиревшим дамам, не могущим влезть в такси»… Более мрачные ситуации неизменно остроумный автор обыгрывает в разделах «Смертность и тленность» (некоторые главы: «Как заключить контракт на убийство», «Умирая от стыда», «Разбушевавшийся пьяница в самолете») и «Всевозможные гнусности» («Зловонное дыхание», «Мастурбация в уединении», «Выдавливание прыщей и угрей»). Завершается же книга традиционным разделом «Разное». Здесь вы обнаружите «Демонстрацию своих медалей и наград», «Советы по избиению жен», «Правила поведения в гостях у женщины, демонстрирующей собравшимся непристойные фильмы со своим участием». Знакомые с творчеством Данливи уже узнали писателя по этим фрагментам. И он их не разочарует. Советы и ситуации поданы великим Джеймсом Патриком с блеском, их можно цитировать до бесконечности. Как себя вести с детьми? «Ухватив маленького паршивца за орган слуха, начните последовательные вращательные движения, отпустив его только когда ноги маленького негодяя оторвутся от земли». Как поставить на место хама? «Немедленно исчезните и общайтесь со мной лишь посредством телеграфа». Что сказать человеку с расстегнутыми брюками? «Данное зрелище приятнее вашей физиономии, однако если вы не боитесь лишиться важной части тела в результате ампутации, воспользуйтесь молнией». В книге много точных афористичных определений («Отель — в лучшем случае дом вдали от дома, а в худшем — много нехороших слов, особенно когда служащие потеряли вашу бронь»), диалогов в лучших традициях Данливи («Вы не посмеете ударить женщину». — «Если мадам женщина, то еще как посмею»). Писатель остроумно обыгрывает возможность комментировать ту или иную ситуацию простыми ругательствами или «высоким стилем» (при поимке гостя за неблаговидным занятием: «Ах, ты, гнусный сукин сын!» или «Замечу, что ваше поведение по меньшей мере отвратительно»). И, разумеется, не изменяет себе автор в описании рискованных сцен и эпизодов, которые в его трактовке смешны и вполне могут заставить того же Рабле перевернуться в гробу от зависти (взять хотя бы каталог выпускаемых человеком газов по звуку и запаху или такой, например, комментарий при случайной встрече с практикующим онанистом: «Вижу, что дело в надежных руках»).

Но не только юмором, порой рискованным, но всегда удачным, или остроумными «дурными советами» хороша книга. Грусть, свойственная всем книгам Данливи, ощутима и здесь. Ироничный философ выживания не был бы собой без, например, фразы «Никто не любит бить лежачего, если только это не единственный способ не дать ему подняться» или без короткой главы «О встрече со счастьем», состоящей из одной фразы: «Будьте осторожны — теперь на вас посыплются все невзгоды». Потому и в конце книги вы найдете главу «Когда хорошие манеры, честь и достоинство вас так никуда и не привели» со словами: «Если вечером вы можете отдохнуть дома, слушая как жена возится на кухне, а похожие на вас дети играют в гостиной, скажите себе: „Что же, и у меня есть кое-что хорошее, пусть всякая наглая мразь и забрала лучшее“. Поэтому надо продолжать жить».

Иван Денисов

Джеймс Патрик Данливи. Самый Сумрачный Сезон Самюэля С.

  • СПб.: Азбука-классика, 2004
  • Обложка, 256 с.
  • ISBN 5-352-00963-7
  • Тираж: 5000 экз.

Герой повести, давшей название сборнику (в оригинале: «The Saddest Summer of Samuel S.», 1966), — прихотливо просвещенный подонок, интереснейший из европейских экспонатов, живущий в Вене американец. Он выбрасывает тысячи долларов на лечение, остается нищим и при этом «слишком ку-ку», чтобы согласиться на пожизненное содержание у богатой старухи. «Продолжайте, пожалуйста», — это не только единственное, что можно услышать от психоаналитика, но и интонационный принцип текста, в котором нет ни тире, ни многоточий, ни вопросительных или восклицательных знаков. Только ровный спокойный рассказ, будто из глубины мягкого кресла. Местами смешной до невозможности. И сквозь ровный тон, сквозь остроумие просачивается, будто необязательная, пронзительная трагедия героя — не желающего стареть и не могущего вернуть молодость.

Печальное лето заканчивается излечением пациента и смертью героя, и то, что смерть эта происходит во сне, сути дела не меняет. Герой проиграл в борьбе с жизнью. Единственный человек, который мог быть его союзником в этой борьбе, — девушка — хотела только секса. Этой повести не избежать сравнения с «Тропиком рака» Генри Миллера: похожи не только ситуации, в которых существуют герои, но и в какой-то степени судьбы авторов. Но в этом сравнении повесть Данливи не проигрывает, она более тонка, лирична и стилистически совершенна. В книгу вошли также несколько ранее не переводившихся рассказов (некоторые не более чем остроумные, некоторые хороши настолько, что заслуживали бы отдельного разговора) и пьеса «Одиночка».

Вадим Левенталь

Джеймс Патрик Данливи. Волшебная сказка Нью-Йорка

Как известно, первый буддийский способ смотреть телевизор — смотреть его с выключенным звуком. Чтение Данливи — занятие сродни этому. Как всякий хороший роман, «Волшебная сказка Нью-Йорка» — роман с секретом, и не с одним. Первый его секрет — интонация. Драматичный напряженный ряд событий облекается в сухую форму ироничного отчета, в котором не остается места ни одному знаку препинания, кроме точки и запятой, причем точка часто вытесняет запятую. Эффект получается необыкновенный, будто на экране мордобой, истерика, женщины выцарапывают друг другу глаза, один мужчина стреляет в другого за то, что тот застрахован на бóльшую сумму, а звука — нет. Вместо звуков ударов и криков — спокойный ироничный голос повествователя: «Здесь мне десять лет, а вот я на первом свидании».

Ключ к одному из секретов сюжета дан в названии. Сюжет действительно обыгрывает структуру волшебной сказки. Герой совершает путешествие по тридевятому государству (Нью-Йорку), выполняет задания, встречает волшебных помощников — руководителей компаний, вдов миллиардеров. Сказка, впрочем, получается несчастливой: оказывается, ни одного задания герой выполнить не в состоянии. Завоевание чудесных сокровищ превращается в познание тайной правды о царстве Нью-Йорка. «Вся эта огромная страна. Один гигантский возбудитель аппетита. Чудовищное оскорбление для чувствительной души».

God bless America — вот волшебные слова, сим-сим, который достаточно произнести, чтобы оказаться здесь своим, востребованным удачником. Герой отказывается их произносить, получает по морде и в конце концов уезжает из Нью-Йорка так же, как и приехал: без гроша и с тем же самым таксистом. Кольцевая композиция сужает время действия (больше трех летних месяцев) до мига, в который только и возможно извлечение смысла из этой страшной, остроумной, невероятно динамичной истории.

Вадим Левенталь