Рубрика: Отрывки

Иван Римский-Корсаков (1754–1831)

Из книги «Русские избранники» Георга Адольфа Вильгельма фон Гельбига:

Корсаков был дворянин, из очень хорошей русской фамилии, которая, собственно говоря, называется Корсаков-Римский.

Он начал свою военную службу сержантом в конной гвардии; по рекомендации был переведен в кирасирский полк и с отличием служил во время польских смут. Он был капитаном, когда Потемкин познакомился с ним. Корсаков понравился ему, и князь причислил его к тем двум лицам, из которых императрица должна была избрать адъютанта на место только что уволенного Зорича

…день спустя после представления, в июне 1778 года, Корсаков сделан флигель-адъютантом и остался жить в Царском Селе, в императорском дворце. Мало-помалу, но через очень короткие промежутки он стал прапорщиком кавалергардов, что давало ему чин генерал-майора, потом действительным камергером, генерал-майором на службе, кавалером ордена Белого Орла и, наконец, генерал-адъютантом государыни.

…С Корсаковым случилось то же, что и с его предместником. Он потерял свое место в октябре 1779 г., спустя пятнадцать месяцев по получении его Потемкин же его и удалил — не потому, что он его боялся (ибо по уму Корсаков был столь же мало опасен, что и Зорич), но потому, что чрез него он хотел свергнуть милую графиню Брюс, сестру своего злейшего врага, фельдмаршала графа Румянцева. Корсаков был красивый мужчина и нравился графине, умевший ценить мужскую красоту. Как доверенная подруга императрицы, она имело случай ежедневно видеть избранника. Потемкин заметил согласие влюбленных и не только не мешал им, но и поощрял их обоих, чтоб тем вернее подготовить их падение. Удостоверившись в их связи, он открыл их роман императрице, которая была возмущена как неверностью своей подруги, так и неблагодарностью своего избранника. Екатерина отомстила обоим: Корсакову приказано было отправиться в южные края, графиня Брюс должна была удалиться в Москву.

Из переписки Екатерины II и Ф. М. Гримма (1723–1807; писатель из круга энциклопедистов; по национальности немец; в 1749—1792 гг. жил во Франции):

Прихоть? — Знаете ли вы, что это выражение совершенно не подходит в данном случае, когда говорят о Пирре, царе Эпирском (это прозвище нового фаворита), об этом предмете соблазна всех художников и отчаяния всех скульпторов. Восхищение, милостивый государь, энтузиазм, а не прихоть возбуждают подобные образцовые творения природы! Произведения рук человеческих падают и разбиваются, как идолы, перед этим перлом создания Творца, образом и подобием Великого! Никогда Пирр не делал ни одного неблагодарного или неграциозного жеста или движения. Он ослепителен, как солнце, и, как оно, разливает свой блеск вокруг себя. Но все это, в общем, не изнеженность, а, напротив, мужество, и он таков, каким вы бы хотели, чтобы он был. Одним словом, это — Пирр, царь Эпирский. Все в нем гармонично, нет ничего выделяющегося. Это — совокупность всего, что ни на есть драгоценного и прекрасного в природе; искусство — ничто в сравнении с ним; манерность от него за тысячу верст!

Из «Секретных записок о временах царствования Екатерины II и Павла I» Шарля Франсуа Филибера Массона:

Корсаков — русский петиметр, воспитанник дворцового гвардейского корпуса, где он исполнял службу унтер-офицера и где Екатерина его заметила и допустила до своей постели. Он был неблагодарен или неверен. Екатерина застала его на своей кровати державшим в объятиях красавицу графиню Брюс, ее фрейлину и доверенное лицо. Она удалилась в оцепенении и не пожелала более видеть ни любовника, ни подругу. Другому наказанию она их не подвергла.

Иван Страхов (1750–1793)

Из книги «Русские избранники» Георга Адольфа Вильгельма фон Гельбига:

Иван Страхов русский, мещанского происхождения, был племянником одной из камер-фрау императрицы Екатерины II. Он был мал ростом, уродлив лицом; его внешний вид был крайне неприятный. Однако он полагал, что произвел на государыню, которая тогда только что удалила от двора избранника своего Корсакова, впечатление, потому что императрица, случайно встретив его в Царском Селе в своей гардеробной, заговорила с ним со свойственными ей любезностью и снисхождением. Страхов до того был прельщен собой, что о возможности стать избранником говорил даже с графом Паниным, в канцелярии которого он служил секретарем. Он сообщил свое открытие графу в то время, когда ехал с ним из Царского Села, где министр имел доклад у императрицы. Панин принял его за сумасшедшего и хотел отвлечь от этой безумной мечты. Однако, в действительности, Страхов не был настолько безумен, как предполагал Панин; по крайней мере, эта мечта составила его карьеру. Он стал чаще навещать своих родных и видал там императрицу, которая по совершенно непонятной причине, вероятно для развлечения, охотно беседовала с ним. Когда Екатерина однажды сказала ему, что он может просить у нее какой-нибудь милости, Страхов бросился на колени и просил ее руки. Это было уже слишком. Императрица более не виделась с ним иначе как публично, при дворе.

Между тем этот случай составил его счастье. Он получил большие подарки деньгами и крестьянами и стал действительным статским советником, вице-губернатором Костромы и кавалером ордена Св. Владимира.

Александр Ланской (1758–1784)

Из книги «Русские избранники» Георга Адольфа Вильгельма фон Гельбига:

Александр Ланской был сын русского дворянина очень хорошей фамилии.

Он был конногвардеец, когда генерал Толстой рекомендовал его государыне в генерал-адъютанты. Хотя его внешний вид и его беседа понравились императрице, но особые обстоятельства побуждали ее тогда воздержаться от окончательного решения. Между тем он получил 10 000 рублей для первоначального обзаведения. В то же время с разных сторон ему не то приказывали, не то дружески советовали обратиться к князю Потемкину. Князю очень понравился такой знак доверия, и он тотчас же сделал его своим адъютантом. Ланской оставался шесть месяцев на этом месте.

Только на Святой неделе 1780 года императрица, занятая до тех пор важными делами и будучи больна, нашла время, когда молодой Ланской мог быть ей представлен. Она назначила его своим флигель-адъютантом и полковником. В тот же день он получил приказание занять те комнаты во дворце, в которых помещался Корсаков.

Свое пребывание при дворе Ланской сделал замечательным лишь своей похвальной привязанностью к императрице и теми воздаяниями, которые он получил за это. Он никогда не занимался государственными делами, которые столько же были ему чужды, как и он им, несмотря на то, он мог иметь часто случай сделаться важным лицом. В его время в Россию приезжали Иосиф II, потом Фридрих Вильгельм, наследник Фридриха II, и, наконец, Густав III. Каждый из них охотно привлек бы его на свою сторону, но его поведение всегда было настолько сдержанно, что до него нельзя было и добраться. Он тщательно избегал придворных интриг, и можно сказать, что за время пребывания его при дворе бабам и сплетникам было мало или даже вовсе не было дела. Даже родня не имела к нему доступа, хотя государыня, по собственному побуждению, дала некоторым из них места при дворе. Короче, Ланской не связывал себя ни с кем, жил только для своей службы и приносил себя в жертву своим обязанностям. Это спокойствие избранника никому не казалось опасным и было опасно для всех. Его значение в глазах императрицы, которую он никогда не покидал, было безгранично. Всякий сознавал, что Ланскому стоило сказать слово, чтобы его свергнуть, и сам Потемкин чувствовал, что его политическое бытие зависит только от воли избранника.

К счастию для придворных этот человек жил недолго. Со времен появления при дворе он постоянно хворал. Вначале он страдал лихорадкой. Стараниями врачей и заботливым уходом он поправился, но его здоровье было некрепким и иногда возвращались припадки болезни. Это была главным образом его вина. С некоторого времени он стал прибегать к возбуждающим средствам, полагая, совершено ошибочно, подкрепить этим свои силы.

…Летом 1784 года после приема сильных возбудительных средств он съел несколько сладких лимонов и тем нажил себе смертельную болезнь. Усилия всех придворных и городских врачей оказались тщетными. Наконец, две недели спустя, 25 июня, императрица, зорко следившая за ходом болезни, пригласила знаменитого Вейкгарда, которого она давно уже, вследствие его славы, вызвала из Фульды в Петербург. Он повиновался неохотно, потому что Ланской однажды очень вежливо выпроводил его от себя. …Как только он увидел больного, он тотчас сказал императрице: «Он умрет в этот же вечер». Вейкгард нашел, что у больного воспаление гортани. Государыня не хотела этому верить. Она утверждала, что близкая смерть немыслима, так как больной опять мог говорить. Однако Вейкгард был прав. Воспаление гортани сделало свое дело. Ланской умер вечером 25 июня 1784 года, на 27-ом году жизни.

Из монографии «История Екатерины Второй» Александра Густавовича Брикнера:

Ни одного из своих фаворитов Екатерина, как кажется, не любила так страстно, как Ланского, находившегося «в случае» с конца семидесятых годов и умершего летом 1784 года от горячки, на двадцать седьмом году от рождения. В письмах Екатерины к Потемкину часто говорится о Ланском в тоне совершенной интимности. В одном из писем к Гримму сказано о Ланском: «Если бы вы видели, как генерал Ланской вскакивает и хвастает при получении ваших писем, как он смеется и радуется при чтении! Он всегда огонь и пламя, а тут весь становится душа, и она искрится у него из глаз. О, этот генерал существо превосходнейшее. У него много сходного с Александром. Этим людям всегда хочется до всего коснуться».

Из «Секретных записок о временах царствования Екатерины II и Павла I» Шарля Франсуа Филибера Массона:

Напрасно Екатерина расточала ему самые нежные заботы: ее поцелуи приняли его последний вздох. Потемкин его боялся и, как говорят, отравил его: он умер в ужасных мучениях.

Из переписки Екатерины II и Ф. М. Гримма:

Я была счастлива, и мне было весело, и дни мои проходили так быстро, что я не знала, куда они деваются. Теперь не то: я погружена в глубокую скорбь. Моего счастья не стало. Я думала, что не переживу невознаградимой потери моего лучшего друга, постигшей меня неделю тому назад. Я надеялась, что он будет опорой моей старости; он усердно трудился над своим образованием, делал успехи, усваивал себе мои вкусы. Это был юноша, которого я воспитала, признательный, с мягкой душой, честный, разделявший мои огорчения, когда они случались, и радовавшийся моим радостям. Словом, я имею несчастие писать вам, рыдая. Генерала Ланского нет более на свете. Злокачественная горячка в соединении с жабой свела его в могилу в пять суток… В понедельник он стал слабеть с каждой минутой, я вышла от него, совсем ослабев…

Из «Секретных записок о временах царствования Екатерины II и Павла I» Шарля Франсуа Филибера Массона:

Она действительно обожала Ланского: ее скорбь обратилась в гнев против медика, который не мог его спасти. Он должен был броситься к ногам государыни и умолять ее о пощаде за бессилие своего искусства. Скромная, убитая горем вдова, она носила траур по своему возлюбленному, и, как новая Артемиза, она воздвигла в его память гордый мавзолей близ Царского Села. Так провела она более года и только по истечении этого срока нашла ему замену. Но, подобно другой эфесской матроне, она избрала ему недостойного преемника.

Александр Ермолов (1754–1836)

Из книги «Русские избранники» Георга Адольфа Вильгельма фон Гельбига:

После смерти адъютанта Ланского друзья императрицы считали своим долгом просить, чтобы она выбрала себе нового собеседника. Прошло много времени, прежде чем они получили от императрицы разрешение сделать свои предложения; наконец государыня дала свое согласие, и тогда все начали искать подходящее лицо.

Между прочим, об этом заботилась и княгиня Дашкова. От ее ума и познаний можно было ожидать, что она предложит весьма даровитого человека. Так и случилось. Соискателем на звание флигель-адъютанта был ее сын, юноша, подававший большие надежды, обучавшийся в Англии под надзором своей матери. Полковник князь Дашков обладал действительно многими любезными свойствами для общества и по внешнему виду был весьма представителен. Он даже понравился императрице. Но этого было недостаточно. Князь Потемкин, зная беспокойный характер матери и опасаясь ее влияния, отстранил его. Потемкин принял на себя обязанность отыскать мужчину, который мог бы занять пост покойного Ланского, и только в феврале 1785 года выполнил эту задачу.

Александр Ермолов — русский дворянин из хорошей, но не имевшей большого значения фамилии, был унтер-офицером лейб-гвардии Семеновского полка, когда князь Потемкин назначил его своим адъютантом и представил его императрице во время нарочно для того устроенного праздника. Ермолову было тогда 32 года, и он понравился императрице. Мы уже говорили, что в подобном деле первый шаг заключался в том, чтобы стать адъютантом Потемкина. Немного спустя он стал флигель-адъютантом императрицы и переехал в обычные комнаты любимцев. Ермолов имевший более общеполезные и либеральные принципы, чем Ланской, держался совсем другой системы. Он помогал всем, насколько мог, отчасти из своих средств, отчасти своим влиянием, и не отпускал от себя никого, к какому бы состоянию проситель ни принадлежал, без удовлетворения, если был убежден, что он того достоин. Но он при этом не злоупотреблял своим благоволением, так как его богатства были ничто в сравнении с тем, что имели другие избранники. Императрица могла положиться на его рекомендацию, так как он обладал знаниями и имел способность оценивать людей и не покровительствовал недостойным. Для своих родных он был благодетелем, но разумным. Одному из них, весьма дельному человеку, он добыл от императрицы в подарок 50 000 рублей, другому сам подарил 300 крестьян и дал пенсию в 1500 рублей. Он принимал участие в государственных делах, если мог полагать, что его вмешательство поможет добру и помешает злу.

Благороднейшей его добродетелью была искренность. Она делает несчастными всех своих поклонников и ценителей; то же она сделала и с Ермоловым. Ермолов полагал, что благоволения к нему государыни дают ему право указывать императрице на небрежения и злоупотребления князя Потемкина в государственном управлении. Он делал это со свойственной ему правдивостью и имел удовольствие заметить, что его представления производили чувствительное впечатление на ум и сердце государыни. Чтобы не иметь, однако, в глазах императрицы вида клеветника, он подтвердил свои обвинения примером, который, во всяком случае, был весьма невыгоден для славы князя. Бывшему крымскому хану была обеспечена при занятии Крыма значительная пенсия. Князь Потемкин, как генерал-губернатор Тавриды, должен был заботиться об уплате условленной суммы. Он, однако, так мало беспокоился об этом, что бывший хан уже несколько лет ничего не получал. Хан жаловался, но ничего не добился. Тогда он обратился к Ермолову, участие которого к судьбам несчастных ему очень хвалили. Ермолов принял жалобу и познакомил императрицу с незаконными действиями Потемкина. Государыня сделала князю справедливые упреки по этому поводу, не указав, однако, ему источника своих сведений. Потемкин скоро отгадал изменника и ожидал только случая, чтобы отомстить. Случай скоро представился.

Однажды, за картами, Потемкин наговорил грубостей дяде Ермолова, генералу Левашеву. Генерал пожаловался племяннику, племянник императрице, и императрица опять обратилась к Потемкину с упреками. «Я хорошо вижу, — заявил Потемкин, — откуда исходят все эти жалобы. Ваш белый мавр (так он называл Ермолова, который был блондин и, подобно африканцам, имел несколько плоский нос) передает все это вам, желая повредить мне. Вы можете, однако, выбирать между им и мною; один из нас должен удалиться».

Императрица очень хорошо сделала бы, если бы разрешила эту дилемму в пользу Ермолова. Она не сделала этого и начала так уж сильно склоняться на сторону Потемкина, что Ермолов заметил это и считал свое падение неизбежным. Он даже дал императрице ясно понять это свое убеждение: когда она надевала ему присланный из Варшавы орден Белого Орла, он увидел в этом знак близкой отставки, о чем и сказал. Императрица сделала вид, что не слышит его слов, но последствия доказали, что он был прав. Должно полагать, что Ермолов сам желал этой перемены. В день восшествия на престол 1786 года — большой праздник в Петергофе — он проявил необыкновенную веселость и стал относиться к князю Потемкину с оскорбительным высокомерием. То и другое противоречило его характеру и возбуждало крайнее удивление. Это поведение было последним напряжением его силы; Потемкин прижал его к земле. Он испросил от императрицы определенного решения, которое тотчас же и последовало. Ермолов часто уже говорил императрице, что он предвидит кратковременность его избранничества по примеру своих предшественников, и в этом случае он желал бы только получить разрешение отправиться путешествовать. Императрица вспомнила теперь о таком его желании. В последний вечер июня, когда Потемкин испрашивал категорического решения императрицы, она послала генерал-адъютанта к Ермолову и дала ему разрешение отправиться за границу на три года. Он с радостью принял это предложение, через несколько же часов оставил двор и отправился в Петербург, откуда вскоре выехал за границу со своим родственником, полковником Левашевым.

Граф Безбородко получил приказание выдать ему рекомендательные письма во все русские посольства в Германии и Италии. Ермолов поехал через Варшаву и Вену в Италию, везде вел себя с похвальной скромностью, которой все удивлялись в то время, когда он был в милости и приобрел обширные познания. По возвращении он поехал в Москву, сборище всех придворных недовольных и наполовину или вполне впавших в немилость. Но всюду, где он ни появлялся, его также ценили, как и на берегах Невы, и он вполне это заслуживал.

Когда Ермолов покинул двор, он был не более как генерал-майор и кавалер обоих польских орденов.

Богатства, собранные им за шестнадцать месяцев, могут быть высчитаны приблизительно так: 200 000 рублей жалованья, 4000 крестьян в Могилевском наместничестве, имение в 100 000 рублей, вознаграждение при отпуске 100 000 рублей и 60 000 рублей на путевые издержки. Он имел, сверх того, много хороших бриллиантов, но они были незначительны в сравнении с теми, которые были даны его предместнику и его преемнику.

Ермолов был очень умен и хотя не очень сообразителен, все же у него нельзя отрицать некоторой сметки. При появлении при дворе он, кроме знания французского языка, был почти невежда. Свободное от дел время он посвятил на приобретение научных и политических познаний. За границей он просветил свой ум вполне. Высокая честность и откровенность, презирающая всякое сопротивление, были основными чертами его характера. Можно полагать, что оба эти качества, соединенные с расположением духа, всегда мрачным, часто граничившим с ипохондрией, делали его не способным быть ни придворным, ни преемником любимца Ланского. По отзыву всех знавших Ермолова, его рост и бюст были превосходны и пропорциональны, и лицо его, исключая белокурого цвета и негрового носа, было очень красиво.

Из «Записок» Льва Николаевича Энгельгардта:

В июне 1786 года Ермолов удалился от двора; дано ему было в Могилевской губернии шесть тысяч душ. Особенным значением после того стал при дворе пользоваться Александр Матвеевич Мамонов, бывший мой товарищ.

Финляндская уроженка, женщина средних лет, схоронив мужа, умершего от злой чахотки, осталась почти без всяких средств к существованию. К счастью, она нашла постоянную работу в мастерской дамских шляп. Тяжела и скучна была её жизнь; единственной отрадой и целью в жизни был семилетний сын, за которого она готова была положить свою душу.

Она вечно дрожала за его жизнь: от больного отца не мог быть здоровый ребёнок. Это было хрупкое, нежное создание; по внешнему виду он был больше похож на девочку, чем на мальчика; длинные вьющиеся локоны льняного цвета, который так часто бывает у финляндцев, тоненький голосок, узкие плечи и стройная талия настолько вводили всех в обман, что соседи удивлялись фантазии матери наряжать девочку в мужское платье.

Болезненный ребёнок требовал постоянного за собой ухода, не отходил от матери и, пристрастившись к женским работам, скоро стал искусно владеть иглой и помогать матери в её работе.

Прошло десять лет. За это время мать, хотя сама и не получившая образования, сделала всё, чтобы датьобразование сыну, однако, учение далеко не пошло. Сообразно с годами вполне умственно развитой, понятливый, сметливый и способный, юноша по-прежнему физически был очень слаб, постоянные болезни и малокровие не могли в слабом организме поддерживать бодрости духа и развили изнеженность и лень. Слепо любившая его мать не имела стойкого характера и не могла принудить себя заставлять его приучаться к труду; тем не менее, он всё-таки ходил в школу и дошёл до третьего класса, которым и закончил своё образование.

Насколько книжное учение шло плохо, настолько хорошо шло шитьё, а в искусстве отделки дамских шляп он стал положительным артистом. Он обладал таким оригинальным вкусом, что выходившие из его рук шляпки трудно было отличить от парижских моделей.

Вдруг мать, вдвоём с которой он дружно работал, скоропостижно умирает. Он почувствовал себя совершенно беспомощным и одиноким, хотя у него и была бабушка, но это была дряхлая старушка, не всегда принимавшая даже его; ни материальной, ни нравственной поддержки ожидать от неё нельзя было.

Продав убогую обстановку, он поселился в одной комнате и не знал, чем заняться, что делать с собой. Случайно он встретился с одним из своих бывших школьных товарищей, юношей очень сомнительной нравственности, и близко сошёлся с ним.

Как непривычного к упорному труду и избегавшего его, товарищу не нужно было долго уговаривать его присоединиться к компании молодых людей, живущих лёгкой наживой. От природы он был изобретателен на разные выдумки и имел изворотливый ум, и поэтому явился желанным и деятельным товарищем. Скоро хроника происшествий стала обогащаться описанием разных ловких мошенничеств.

Как, однако, ни был он изворотлив, всё-таки попался, был уличён и присуждён к тюремному заключению.

В тюрьме, как страдающий грудной болезнью, он скоро попал в тюремную больницу. Скромный, неглупый молодой арестант возбудил симпатию к себе в лице больничного фельдшера, с разрешения последнего нашёл себе занятия в тюремной аптеке, и там оказывал помощь фельдшеру, помогая ему приготовлять лекарство для больных арестантов. Работая, он пытливо расспрашивал о действии и свойствах каждого лекарства, в особенности же интересовали его яды.

По окончании тюремного заключения он ухитрился похитить из аптеки и унести с собой несколько сильнодействующих веществ.

Выйдя на свободу, он побоялся примкнуть опять к прежней компании, да к тому же это и сделать было трудно, так как почти все его компаньоны сидели в тюрьме. Он дал себе слово добывать средства к жизни честным путем и с этой целью, прежде всего, решил воспользоваться своим искусством делать дамские шляпы, но привести в исполнение это решение на деле оказалось не особенно лёгким.

В мастерской, на которую он с матерью работал, знали о его похождениях, и его не приняли, в другой — над ним только посмеялись, заявив, что это дело женских, а не мужских рук. Тогда он решился на хитрость: перешив на свой рост оставшееся послесмерти матери платье, он нарядился в него и в качестве приходящей модистки был принят в большой модный магазин.

Хозяйка была довольна работой новой модистки, но не поведением: ей приходилось делать выговоры за то, что она мешает работать своим новым подругам, приставая к ним с поцелуями.

Однажды явился в магазин один из постоянных заказчиков и попросил показать ему для подарка особенно изящную шляпку. Хозяйка пригласила его в отдельную комнату и призвала, как обладающую большим вкусом, новую модистку, в это время пришли новые заказчики, и хозяйка вышла, оставив их вдвоём.

Когда она возвратилась, то нашла свою модистку сконфуженной, и заказчика умирающим от хохота.

— Это очень остроумно, — сказал он. — Только как бы вам не пришлось отвечать, если полиция узнает. Это ведь мужчина! Ха-ха-ха.

Хозяйка бросила изумлённый вопросительный взгляд на модистку, та, улыбаясь, молчала. Тотчас же она, или, вернее, он, был изгнан.

Работая в магазине, он прислушивался к разговорам и узнал несколько тайн и адресов богатых клиенток магазина и тотчас же решил извлечь из этого пользу.

В тот же вечер к одной знатной даме явился молодой человек с большим узлом в руках. Он объяснил, что его хорошая знакомая портниха, которую назвал по имени и отчеству, прислала его, как комиссионера, узнать, не нужно ли продать подержанные платья: такие платья нашлись. Искусно вставив в разговор описание домашней обстановки портнихи (к которой ему как-то пришлось отнести один разшляпку), он упомянул, что бархатное чёрное платье несколько месяцев тому назад было продано при его посредстве.

Приличный костюм, хорошие манеры, вкрадчивый голос возбуждали симпатию, а сообщение секрета о проданном платье доказывало правдивость его слов. Вполне доверяя ему, дама приказала принести три дорогих платья.

Чтобы отклонить от себя всякое подозрение, он сначала сказал, что зайдёт за ними через час, так как должен отнести сначала узел с очень дорогим бельём, также данным на комиссию, но потом согласился взять платья немедленно, с тем условием, что ему будет разрешено оставить временно узел на сохранение.

Дама согласилась, платья были взяты, а узел оставлен и спрятан.

Прошли сутки, за узлом никто не являлся. Дама, не столько интересуясь тем, будут ли её платья проданы и за какую цену, сколько беспокоясь за целость дорогого белья, невольной хранительницей которого она сделалась, послала к портнихе. Немедленно явилась портниха, которая объяснила, что она за платьями не посылала и никакого комиссионера не знает. Оставленный узел был развязан: вместо дорогого белья там лежали тряпки и газетная бумага.

Реализировав платья, молодой человек купил цилиндр и отправился в «Аквариум» («Аквaриум» — увеселительный сад в Петербурге, на Петроградской стороне, с аттракционами, летними залами для выступления музыкантов и артистов, с буфетами и ресторанами. В «Аквариуме» выступали с концертами известные исполнители, в том числе приглашённые из-за границы, и в то же время это было местом, где постоянно проводили время проститутки, эти дамы, как их называли завуалированно, в ожидании клиентов. При советской власти на месте сада была построена кинофабрика «Севзапкино», ставшая затем «Ленфильмом».). Переходя от одной группы гуляющих к другой, он подслушал разговор посетителей о том, что стоявший в стороне господин, которого они называли по имени, получил назначение в известный губернский город и на следующий день уезжает в отпуск на два месяца. Молодой человек тотчас же вынул папиросу, подошёл к чиновнику и попросил позволения закурить. Поблагодарив за одолжение, он назвал его по имени и отчеству, тот удивлённо взглянул на него. Молодой человек объяснил, что знает его потому, что живёт в том городе, куда он едет на службу, и где однажды видел его. Поговорив несколько минут об условиях жизни в том городе, они разошлись.

На следующий день молодой человек с утра был на вокзале и всматривался в отъезжающих. Отошёл один поезд, другой, наконец, перед отходом третьего, он увидел того, кого ждал, уезжавшего в отпуск чиновника. Он развязно подошёл к нему как к старому знакомому, и, объяснив, что провожает даму, пожелал счастливой дороги, тот поблагодарил и уехал.

С вокзала молодой человек отправился в адресный стол, а затем, захватив какой-то пустой чемодан, явился на квартиру уехавшего. Отворившему двери лакею он заявил, что барин, его хороший знакомый, уезжая, разрешил ему прожить на квартире до его возвращения.

Лакей видел, как барин разговаривал с молодым человеком на вокзале, и поэтому, поверив на слово, впустил его.

Проснувшись на следующее утро, лакей был неприятно изумлён: гость незаметно исчез, и вместе с тем исчезли и лежавшие на столе серебряные карманные часы лакея. Осмотрев квартиру, лакей убедился, что всё остальное имущество в целости, стоял и запертый чемодан гостя.

Лакей был в большом затруднении, заявлять или не заявлять полиции о пропаже часов. Ясно было, что часы украдены; ложась спать, он положил их настол, и теперь их нет. В квартире никого, кроме гостя, не было, и, следовательно, взял их он. Как бы самому не влетело от полиции. Кроме того, оставлен чемодан. Да и знакомый он барина.

Поразмыслив, он решил никому о краже часов не говорить и подождать возвращения гостя.

«К тому же, — подумал он, — барин ответит за знакомого и уплатит двойную стоимость часов».

Прошло два дня. Поздно вечером неожиданно раздаётся в квартиру звонок, лакей отворяет и видит гостя. — Здравствуй! Это я взял твои часы, — начал он сразу. — Должно быть, ты испугался. Ты никому не говорил?

— Нет, не заявлял.

— Ну, и молодец! Видно, что отличный слуга и понимаешь хороших господ. Мне нужны были деньги до зарезу, и я пустил твои часы в оборот; теперь я получил деньги из своего имения, и вот тебе награда за молчание.

Лакею были даны вместо серебряных золотые часы и десять рублей, он сиял от счастья, кланялся и благодарил.

Гость вынул из кармана бутылку пива и велел откупорить её. Через несколько минут была подана откупоренная бутылка и стакан.

Гость выпил и велел принести другой стакан. Наполнив его до краёв, он подал его лакею.

— Ну, за моё здоровье. Залпом!

Лакей хватил и моментально повалился без чувств на пол.

Очнулся он только под утро; в квартире было тихо и пусто. Все шкафы и ящики комода были раскрыты, и всё господское платье и бельё на несколько сот рублей было похищено. Исчезли также и подаренные золотые часы и десять рублей и, кроме того, его личные деньги около тридцати рублей.

Теперь уж он не стал раздумывать и немедленно заявил полиции. Хотя он ни имени, ни фамилии молодого человека не знал, но по описанным приметам полиция сразу догадалась, чьих рук было дело.

Установлено было особенное наблюдение за домом, где жила бабушка молодого человека. Зная, что он переодевается в женское платье, дворникам было внушено следить и за приходящими туда женщинами.

Через несколько времени, вечером, дворник обратил внимание на проскользнувшую мимо него во двор женщину в шляпке, которая показалась ему чересчур тоненькой и высокой. Он спросил, кого ей нужно, та ответила, что идёт к знакомым, и пошла ещё быстрее. Дворник не удовлетворился этим ответом и пошёл вслед за ней на лестницу. Заметив преследование, женщина хотела было убежать, но тотчас же была поймана и сдана городовому.

На предложенные вопросы, кто она такая и к кому шла, женщина ответила, что она оскорблена и идёт жаловаться в участок. Отправился с ней и городовой.

Дорогой шли молча. Когда дошли до дверей помещения участка, женщина повернулась к городовому, швырнула ему в лицо каким-то порошком и бросилась бежать.

Городовой, протирая глаза, чихая и задыхаясь, с криком кинулся за ней и успел схватить её за подол платья. Изнемогая, он дотащил её до дверей участка, втолкнул в комнату, а сам тут же упал в обморок.

Пока побежали за доктором и приводили в чувство городового, околоточный надзиратель позвал приведённую женщину в другую комнату и, сев за стол, стал составлять протокол. Вдруг у него закружилась голова, он побледнел, перо выпало из рук, и сам он свалился со стула: в комнате распространился удушливый запах.

Пользуясь суматохой, женщина пробовала было скрыться, но ей это не удалось.

Явившийся доктор приказал раскрыть двери и освежить комнаты. Скоро ему удалось привести в сознание городового и околоточного надзирателя, и тогда занялись женщиной.

В кармане платья у неё нашли пузырёк с хлороформом и остатки порошка вератрина: этим порошком она бросила в лицо городовому и посыпала пол около стола, за которым сидел околоточный надзиратель.

Когда с женщины снята была шляпка, под ней оказался парик с длинной косой: женщина превратилась в мужчину. Сначала его не узнавали, так как разыскивался блондин, а это был сильный брюнет, но потом догадались, что волосы выкрашены.

Молодой человек не стал скрывать своего имени и откровенно сознался во всех своих проделках.

Ему не пришлось долго отбывать наказание, так как он вскоре умер в тюремной больнице от чахотки.

Больше метрики, больше лунных камней

Исследования мегалитических объектов Тома, продолжившие работы Льюиса, Локьера и, впоследствии, Бойла Сомервиля, пошли гораздо дальше достижений этих пионеров. Вместе с тем эти трое подсказали Тому важные направления для его работы: у Льюиса он позаимствовал идею классифицировать круги; у Бойла Сомервиля — ключи к лунным ориентировкам Калланиша; а у Локьера — звездные ориентировки и противоречивый аналитический метод использования долговременных изменений наклона эклиптики Солнца в качестве инструмента для датирования мегалитических монументов. Следует вспомнить, что Локьер, используя так называемую среднюю линию авеню в Стоунхендже, вычислил дату —1680 ± 200 лет. Большинство же считало этот метод непрактичным, а результаты Локьера — случайным совпадением, поскольку выбор средней линии авеню был слишком произвольным.

Несмотря на это, Том считал основной метод Локьера весьма ценным, при условии точного определения базисной и целевой точек визирования в самом монументе или на местности поблизости от мегалита. Со времен Локьера были получены более точные значения вариаций угла наклона эклиптики (сейчас известно, что он варьируется в пределах от 21°39′ до 24°36′). Том взял значения, приведенные в работе Де Ситтера (1938), который доказал, что этот угол сокращался примерно на 40 секунд в столетие в период с —1800 до —1600.

Большую часть своей второй книги «Мегалитические лунные обсерватории» (1971) Том посвятил демонстрации того, как можно датировать мегалитические монументы по коэффициенту изменения угла наклона эклиптики Солнца, если линии наблюдения достаточно длинные, чтобы определить азимут с точностью до 1′ дуги или менее.

Чтобы оценить значение его работы, сначала следует снова взглянуть на факторы, контролирующие явное движение Луны. Нужно помнить, что в отношении лунных ориентировок Стоунхенджа важно учитывать склонение в 5° эклиптики лунной орбиты. Не следует также забывать, что точки пересечения лунной орбиты — нодальные или узловые точки — явно регрессируют по эклиптике за 18,61 года. Склонение на 5° пути, проходимого Луной, заставляет точки ее восхода и захода (азимуты) смещаться туда-сюда по линии горизонта с гораздо большей амплитудой и коэффициентом изменения, чем у Солнца. И наконец, следует помнить, что затмение может произойти, когда Луна и Солнце расположены примерно на линии этих нодальных точек.

Среднее значение орбитального склонения Луны составляет 5°8’43’’, но это лишь среднее значение. Тихо Браге (1546–1601), знаменитый датский аристократ-астроном и последний великий дотелескопный наблюдатель, отмечал, что склонение лунной орбиты к эклиптике не является постоянной величиной, как ранее предполагали греки. Тихо обнаружил ее незначительные колебания на примерно 9′ с обеих сторон приблизительной средней величины в 5°8′. Это приводит к минимальному склонению в 4°581½’ и к максимальному в 5°17′ во время разности фаз и сизигии соответственно. Хотя это открытие приписывается Тихо Браге, оказывается, о нем знали арабы в X веке, но потом забыли. Основываясь на своих исследованиях, Том, однако, считал, что эти колебания на 9′ были знакомы мегалитическому человеку, когда он строил свои круговые обсерватории в начале второго тысячелетия до н. э.

Вариация в 9′, открытая Тихо Браге, которая, как мы теперь знаем, вызвана эффектом пертурбации, заставляет полюс лунной орбиты двигаться единообразно по малому кругу с радиусом 9’ за период в 173 дня.

Вариация в 9′ достаточно большая величина, чтобы иметь значение для затмения. Том проиллюстрировал эффекты такого кратковременного изменения склонения на 9′, которые на примере ноября 1968 года указывают на изменение склонения от +28°33′ до —28°33′ за период в две недели. Эта цифра также показывает в доступной графической форме пределы эклиптики, в которых могут происходить затмения. Следует отметить, что продолжительность этих периодов составляет примерно три недели. По мнению Тома, они могут происходить, когда фактор пертурбации имеет максимальное значение и только в предписанных эклиптических пределах. Примером этому может служить появление полной Луны 2 апреля 1969 года. Тогда она находилась слегка вне этого предела и поэтому не смогла пересечься с тенью Земли.

Том считал, что если наблюдатели из мегалита могли проследить этот весьма важный эффект пертурбации ориентировок кругов и камней и могли измерить его период, то в этом случае в их руках оказывалось достаточно данных для предсказания затмений. Он применил эти методы как к солнечным (солнцестояние), так и к лунным мегалитическим объектам. Два из наиболее важных описанных им лунных объекта расположены в Темпл-Вуд в Аргиллшире и Мид-Клите в Кайтнессе.

Темпл-Вуд (возле Килмартина) — небольшой круг с внутренним кольцом и цистой. Поблизости расположена линия из пяти вертикальных камней (менгиров), на одном из которых высечены знаки «чашки». Другая группа камней состоит из трех вертикально стоящих камней.

Поверхность земли вокруг ровная, а долина окружена холмами различной высоты. Позиция идеально подходит для использования очень длинной линии наблюдения, целевая точка которой указана естественным ориентиром на холмах. Фактически это суть рассуждений Тома, поскольку он утверждал, что мегалитический человек мог определять азимуты Солнца и Луны с большой точностью, используя отдаленную точку на линии горизонта в качестве маркера азимута. В Темпл-Вуде, например, естественные целевые точки расположены на расстоянии 2 км (1,25 мили) и 6,3 км (3,93 мили). Наблюдая от стоящих вертикально камней, можно видеть четко определенный ориентир на отдаленных холмах примерно в 2 км (1,25 мили). По предположению Тома, этот ориентир представлял собой главную целевую точку азимута для Луны в ее самой северной позиции в период максимальных стояний.

Том утверждал, что метод строителей мегалита Темпл-Вуд предусматривал наличие двух наблюдателей: один следил за верхним проблеском Луны, а другой — за нижним. Два наблюдателя могли уравнять свои наблюдения и исправить ошибки, возникающие из-за незначительных изменений в полудиаметре Луны.

Судя по этим методам и приведенному выше примеру, идеи Тома имели далеко идущие последствия для оценки интеллектуальных возможностей мегалитического человека, о которых также говорил Хойл в связи с дизайном и действием его предсказателя затмений в Стоунхендже. Если без критики принять все, что, по мнению Тома, скрыто в Темпл-Вуде и других сопоставимых с ним объектах, охваченных его исследованием, то становится очевидным, что доисторический человек уже знал о Луне то, что европейцы вновь открыли для себя в современный период.

В частности, заявления Тома в отношении объекта в Кинтро получили широкую огласку. Это пример так называемых объектов, ориентированных на солнцестояния, где, по его мнению, мегалитические указатели точек восхода и захода Солнца во времена зимнего и летнего солнцестояния представлены настолько явно, что с их помощью можно достаточно точно определить склонения Солнца во время стояния для конкретной эпохи строительства мегалита. В этой работе он достиг той долгожданной точности, которой Локьер, пионер этого метода, всегда пытался добиться в Стоунхендже.

Том предполагал, что объект Кинтро в Арджилле указывает на зимний заход Солнца с. —1700 посредством ориентира, сформированного вершинами двух холмов на острове Джура примерно в 45 км (28 милях) к юго-западу. Кинтро — примечательный объект по нескольким причинам. Он имеет несколько самых длинных линий наблюдения, известных среди мегалитических обсерваторий, но именно конфигурации различных элементов этого каменного комплекса вызвали наибольшее число комментариев и споров. Сам же объект расположен на небольшом плато на крутом склоне холма. С уровня земли нужный для наблюдения участок гор заслонен ближайшим (1,6 км) хребтом на переднем плане. Чтобы наблюдатель видел расположенный в седловине ориентир, по догадкам Тома, было необходимо создать наблюдательную платформу на крутом склоне холма в северной части плато перед глубоким ущельем. В свою очередь, это потребовало бы возвести пирамиду в наблюдательном объекте на линии и на высоте, откуда виден ориентир. Такая «платформа» и в самом деле была обнаружена на крутом склоне холма, где два огромных камня представляли ориентир, подходящий для наблюдения за седловиной.

Эта предполагаемая наблюдательная платформа стала предметом довольно тщательного археологического изучения, имевшего целью определить, была ли она действительно частично искусственной чертой пейзажа, или же была сформирована случайно накопившимся щебнем и другими естественными факторами. К настоящему времени (1975) никаких признаков человеческой деятельности там не обнаружено, как и каких-либо материалов, типа углей или другой органики, необходимых для радиоуглеродного датирования. Том и его сотоварищи заявляли, что эта платформа является ярким доказательством ее использования в качестве наблюдательного пункта во времена мегалита.

Другой солнечный объект Тома расположен в Баллохрое в 64 км (40 милях) к югу от Кинтро. Там есть две позиции для наблюдения за заходом Солнца: одна для захода Солнца во время зимнего солнцестояния (верхний проблеск) над островом Кара, а вторая — для захода Солнца во время летнего солнцестояния (верхний проблеск).

На основе исследований объектов, связанных с солнцестояниями, в Шотландии Том получил результаты, соответствовавшие эпохе —1750 (± 100 лет). Поскольку таких объектов было достаточно, чтобы рассчитать стандартную статистическую ошибку, метод Тома должен был допускать среднюю «догадку». Он считал маловероятным какое-либо значительное улучшение данного метода, пока не будут найдены другие объекты и измерены с точностью до ± 20’’.

Одним из самых замечательных аспектов исследований Тома мегалитических объектов в Шотландии стала его интерпретация любопытного веерообразного расположения камней в Кайтнессе. В нескольких из этих расположений каменные плиты установлены так, что их длинные оси являются параллельными направлению их ряда. Эти ряды камней были исследованы в 1871 году, но их любопытное расположение, в котором отдельные камни редко превышают 45 см (18 дюймов) в вышину, уже давно составляет даже большую головоломку по поводу их истинного назначения, чем мегалитические круги. По мнению Тома, эти ряды камней могут представлять собой примитивный каменный компьютер, использовавшийся жрецами-астрономами для решения сложных проблем, включая экстраполяцию, возникающую как следствие того, что Луна может достичь своего максимального склонения, когда она не находится в точках заката или восхода. Благодаря 27,21-дневному фактору склонение Луны претерпевает довольно быстрое месячное изменение. В результате Луна может достичь своего максимального склонения, а затем начнет снова уменьшаться между двумя наблюдениями, которые обычно разделены интервалом в один полный день. Если не прибегнуть к какому-либо методу экстраполяции, то это могло привести к ошибке до 10′ дуги при определении азимута, когда жрецы-астрономы пытались фиксировать экстремальную позицию Луны с помощью двух (до и после) наблюдений. Возможно, интерпретация Тома этих веерообразных конструкций представляет собой высшую степень интеллектуальных способностей, когда-либо приписывавшихся мегалитическому человеку, и по этой причине эти сооружения стали называть «мегалитической диаграммой».

Том отмечал, что британские лунные объекты, в отличие от солнечных, содержат самые большие вертикальные камни (менгиры). После исследований шотландских объектов он обратил внимание на великие мегалитические монументы Бретани, особенно в районе Карнак, который называли «Меккой мегалитического мира».

Французские монументы, как и их британские собратья, веками привлекали внимание историков и претенциозных «расшифровщиков», а литература о них была полна различного рода фантастических спекуляций по поводу того, какую роль эти огромные одиночные менгиры, выстроенные в длинные линии ориентировок, играли в жизни древних людей.

Наиболее впечатляющим из отдельно стоящих вертикальных камней Европы являетсябольшой менгир Бриз, Er Grah, или Волшебный камень возле города Локмариаке. Сейчас он лежит на земле, разбитый на пять кусков, один из которых отсутствует на месте. Камень явно упал еще до 1727 года, когда маркиз де Робьен, президент парламента Бретани, нарисовал его в том положении, в каком он и находится сейчас. Его вес, рассчитанный в соответствии с объемом и плотностью, слегка превышает 350 метрических тонн, а в вертикальном положении его высота достигала 20 м (66 футов). Некоторые, однако, полагают, что камень мог расколоться во время его возведения из-за чрезмерного веса верхней части, и поэтому никогда и не выполнял свою предположительную функцию.

В Бретани до сих пор стоят несколько менгиров, высота которых варьируется от 9 до 12 м (30–40 футов), а менгиры высотой 7–8 м (23–26 футов) не редкость. Всего здесь насчитывается двадцать пять менгиров высотой более 7 м (23 фута), однако опубликованные данные об их высоте не всегда надежны.

Характерной чертой монументов Бретани является отсутствие каменных кругов, подобных тем, которые находят в Британии. Близким примером британских кругов могут служить круги на маленьком островке на объекте Эр-Ланник. Там два незаконченных круга (кромлехи) вертикальных камней теперь формируют подкову, окруженную морем. И все же оба они значительно отличаются от британских. Более характерными для французских мегалитических объектов являются галерейные гробницы, большая часть которых сосредоточена в районе Карнака, между заливом Морбихан и рекой Этель. Еще более характерными считаются широкие каменные структуры, состоящие из параллельных или слегка сходящихся линий менгиров, самые важные и масштабные из которых также расположены в районе Карнака.

В Карнаке, «кладбище камней», линии менгиров, ориентированные в восточном направлении, достигают длины более 5 км (3 мили). Они состоят из нескольких тысяч вертикальных камней и представляют собой величайшую концентрацию мегалитических остатков в Европе. На западе они начинаются от деревни Менек, «места камней», затем простираются на восток через Кермарио, «место мертвых», до Керлескана, «места горения», и Пети-Менек (Menec-Vihan), а в одно время простирались вплоть до реки Краш.

Эти ориентировки можно разделить на три определенные группы: поле Менек; поле Кермарио; поле Керлескан.

Каждое из этих трех полей точно определено, и каждое имеет свою ориентировку. Помимо огромных рядов менгиров, там находятся несколько больших, связанных с ними кромлехов, коридорных гробниц, курганов и отдельных менгиров. Изолированные в настоящее время менгиры, возможно, ранее являлись частью группы, но остальные исчезли, а число менгиров, преднамеренно установленных отдельно, могло быть гораздо меньшим, чем можно видеть сегодня.

Методические раскопки монументов в районе Карнака начались еще при маркизе де Робьене в период 1727–1737 годов. Многие могильники оказались разграбленными еще в доисторические времена, а в галло-римские времена некоторые крытые галерейные могилы были заняты и регулярно использовались в качестве жилищ, о чем можно судить по найденному в них мусору. Это, несомненно, оказало влияние на выводы викторианских летописцев, таких как Фергюссон, которые были уверены в том, что эти монументы были созданы в данный, более поздний период. Однако вертикально стоящие камни использовались как наземные ориентиры во все времена, и их часто относят к эпохе вторичной бронзы и Золотой Орды.

В Британии нет ничего похожего на ориентировки Карнака. Большинство менгиров, составлявших ряды, были в определенные времена потревожены, особенно те, которые стояли на обнаженной породе и не были вкопаны в землю. Многие из них подверглись беспорядочной реставрации в XIX веке, и, как часто отмечалось, практически во всех случаях нельзя быть уверенным в том, что вертикальный камень занимает именно ту позицию, которая предназначалась ему строителями при изначальном возведении. Многие вертикальные камни, которые, как известно, были вновь установлены в наше время, отмечены маленькими квадратными ямами вокруг основания, наполненными красноватым цементом.

Теории относительно назначения этих менгиров положили начало такому же типу спекулятивной литературы, как и та, которая сопутствует Стоунхенджу и другим британским монументам. Интерпретацию менгиров Карнака, особенно одиноко стоящих менгиров, называли «археологическим кошмаром». В курганных захоронениях находят останки людей, оружие, керамику, домашние вещи, ожерелья и браслеты. Аналогичные остатки и артефакты имеются среди рядов менгиров, но возле самых больших из них не найдено никаких человеческих останков, даже если условия почвы способствуют их сохранению.

Теории об изолированных менгирах Карнака варьируются от мемориальных захоронений или указателей могил, языческих идолов, наземных ориентиров, подобных так называемым британским линейным ориентирам (см. ниже), до символов доисторического культа фаллоса. Последнюю теорию в некоторой степени поддерживает их сравнение с более современными мегалитическими остатками в других местах, где, как известно, культы фаллоса практиковались или практикуются до настоящего времени. Известный фольклорист XIX века Беринг-Гоулд¹ рассказывает, что менгиры Бретани до сравнительно недавнего времени были тесно связаны с ритуалами плодородия, и приводит пример того, как часто бездетные крестьянские пары приходили и танцевали вокруг местного камня, когда хотели завести ребенка. Беринг-Гоулд говорит, что к такому камню их провожали родственники. Пара раздевалась донага, а родственники стояли на страже на почтительном расстоянии, чтобы отгонять незваных зевак. Полностью раздевшись, пара рука об руку обходила камень несколько раз — точное количество зависело от местного обычая, — а потом возвращалась к своим родственникам. В аналогичной британской легенде железного века, связанной с плодородием, говорится о гиганте гор — Человеке Церна.

¹ Сабин Беринг-Гоулд (1834–1924) был одним из тех замечательных энтузиастов, которые обогатили Викторианскую эпоху. Полиглот, обладавший различными талантами, которые в более поздние времена приблизили бы его к академическим кругам, он был автором по крайней мере 140 книг. Пастор, сквайр, путешественник, археолог, фольклорист, историк и популярный писатель — все это Беринг-Гоулд. В период 1872–1889 годов он непрерывно работал над своим семнадцатитомным проектом «Жизни святых». Как поэт, он написал слова к знаменитому гимну «Вперед, христианские солдаты» и известной в свое время песне «И вот день закончился».

Популярная местная легенда, связанная с ориентировками камней Карнака, повествует: «Святой Корнелий был папой в Риме, откуда его изгнали преследовавшие его языческие солдаты. Он бежал от них, имея при себе пару волов, которые везли его поклажу и его самого, когда он уставал. Однажды вечером он добрался до окрестностей деревни под названием Ле-Мустуар, где решил остановиться. Но когда он услышал, как молодая девушка оскорбляла свою мать, он продолжил свой путь и вскоре добрался до подножия горы, где располагалась еще одна маленькая деревушка. Тут он увидел, что перед ним раскинулось море, а сзади наседали солдаты в боевом порядке. Тогда он остановился и превратил всю армию в камни. В память об этом чуде окрестные жители построили на месте, где он останавливался, церковь в честь святого Корнелия. Вот почему к северу от деревни Карнак и теперь можно видеть длинные ряды камней, а ночью — призраков, которые бредут вдоль аллей и кричат: „Солдаты святого Корнелия“. Пилигримы со всех концов страны пригоняли на это место скот и просили святого Корнелия излечить их больных животных. Он помогал всем в благодарность двум своим волам, которые сослужили ему добрую службу во время его бегства. Прибывавшие просить милости святого Корнелия проходили вдоль рядов каменных солдат. Мужчинам полагалось приносить камни, женщинам — землю и оставлять их на возвышении возле Карнака, где по прошествии некоторого времени выросла гора Сан-Мишель».

Предположительно эту народную легенду рассказали первые ирландские монахи, прибывшие проповедовать Евангелие в этой части Бретани.

В фольклоре Бретани часто упоминается о «маленьких человечках», более характерных для ирландского ландшафта, поскольку традиционно считается, что дольмены были жилищами керионов — карликов, которые предположительно населяли эти земли в прошлом. Даже сегодня в различных частях Бретани все еще можно слышать выражение: «сильный, как керион».

В своей книге о Стоунхендже Локьер тоже упоминает о мегалитических монументах Бретани и, в частности, ссылается на работу француза М. Гайара, одного из пионеров — энтузиастов теории ориентировок. Гайар опубликовал результаты своих исследований астрономического характера французских монументов в своей L’astronomie prehistorique (1897). Он был далеко не первым французом, убежденным в астрономическом характере каменных сооружений и авеню, но, подобно Локьеру, стал известен широкой публике благодаря своим популярным произведениям.

Гайар попытался доказать, что эти авеню ориентированы на солнцестояние. Вместе с тем его работа отнюдь не была столь точной или убедительной, как работа самого Локьера, поскольку для определения координат Гайар пользовался только компасом и выбирал ориентиры весьма произвольно. В своем исследовании Гайар использовал метод, как он его называл, «индексного» менгира. Комментируя одну из ориентировок Гайара на солнцестояние в Ле-Менеке, Локьер заметил, что не нашел там достаточно оснований для выбора указанного менгира В, кроме того что он находился точно на прямой линии азимута на солнцестояние, начинавшейся от кромлеха.

Большее впечатление на Локьера произвела работа Девуара. Лейтенант французского флота, он обладал прочными знаниями геометрии и топографии, которые с успехом использовал в своих исследованиях мегалитических монументов в районе Финистер, к северо-западу от Карнака. Он посвятил этой работе несколько лет, проводя свои топографические исследования с помощью мензула. Его исследования охватывали многие параллельные ряды камней, и вскоре он обнаружил, что зачастую они были ориентированы на северо-восток. Другие в еще большей степени соответствовали местной ориентировке на солнцестояние.

Вслед за Девуаром несколько других исследователей предприняли попытки сформулировать более передовые идеи. В 1930 году Башмаков отнес мегалиты Бретани к доарийской культуре, у которой был календарь, разделяющий год на восемь астрономически определенных частей, указывающих на дни празднеств и пиров. Будучи этнологом, Башмаков взглянул на эти монументы другими глазами, чем астрономы и археологи. В полете полемической фантазии он считал, что эти ряды менгиров и вырезанные на них знаки представляли различные кланы и их тотемы. Эти великие сооружения предположительно были возведены классом элиты жрецов, что напоминало последующие рассуждения Локьера, а потом и Хойла, но все необходимые строительные работы осуществлял низший слой общества. Перечисленные Башмаковым знаки быка, барана и змеи были с энтузиазмом подхвачены теми, кто видел в них указатели на ранние зодиаки азиатского типа, популярные в Европе в доисторические времена.

Том прибыл в Карнак, уже имея на вооружении полностью разработанную астрономическую модель для объяснения мегалитических объектов. Используя обретенные на британских объектах знания о том, что самые высокие камни (менгиры) обычно являются базисными точками визирования на Луну, он собирался сначала сконцентрировать свое внимание на самых больших, более изолированных менгирах Карнака. Но затем Том решил, что самые большие камни не обязательно должны представлять собой базисные точки визирования: почему они не могут быть также и целевыми ориентирами? Вполне естественно, его внимание привлек упавший и разбитый Er Grah. И это действительно оказалось разумной отправной точкой.

Тому потребовалось определить позицию, в которой Er Grah был установлен его строителями. При этом, естественно, не учитывалась возможность того, что камень никогда и не был возведен (см. выше). Том выбрал точку в центре экстремального северо-западного конца позиции, где теперь лежал камень.

Результаты исследования убедили Тома в том, что геометрическое расположение рядов камней Ле-Менека, Кермарио и Керлескана, а также связанных с ними окрестных менгиров говорило о том, что это огромная лунная обсерватория, фактически центрированная на сам Er Grah. Применяя те же значения для точек восхода и захода Луны при максимальном и минимальном стоянии к Er Grah как целевому лунному ориентиру, он составил таблицу базисных точек визирования для позиций нескольких камней (некоторые на значительном расстоянии).

Том считал, что фиксация позиции Er Grah, вероятно, потребовала нескольких сот лет внимательных наблюдений за Луной. Эти наблюдения наверняка открыли для мегалитических наблюдателей необъяснимые аномалии, возникающие по причине вариаций параллакса и рефракции. Период времени, необходимый для установки внешних менгиров, должен был потребовать длительного и бдительного наблюдения за каждым периодом максимального и минимального стояний. Том мысленно представил себе, как группы наблюдателей во всех возможных местах пытались увидеть восход или заход Луны за высоким пробным маркерным столбом. Он предположил, что ночью эти столбы должны были освещаться факелами, укрепленными на их вершинах (отголосок ранних идей Локьера), поскольку любые другие маркеры не будут видны, пока их силуэт не появится на фоне лунного диска. Для этого требовалось предварительно поработать в ранней протообсерватории, чтобы астрономы-возводители знали о типе максимума, за которым наблюдали, и о состоянии фактора 9′ пертурбации. За этим следовали девять лет ожидания следующего стояния, после чего была предпринята попытка определить следующие четыре лунные фазы.

Конечно же невозможно резюмировать всю работу Тома, опустив разделы, связанные с финальной аргументацией. Любой серьезный и критический читатель или специалист по мегалитической астрономии должен просмотреть все бумаги, чтобы усвоить, взвесить и оценить каждую идею поочередно. Вместе с тем суть мегалитических исследований Томом объектов Карнака заключается в том, что он обнаружил там тесные параллели с мегалитическими объектами Британии.

Он подтвердил существование его мегалитического ярда и обнаружил замечательное, по его мнению, единообразие единицы измерения, которой, как он считал, был шест, равный 6,802 ± 0,002 фута (21/2 МЯ). Мегалитический календарь, состоящий из шестнадцати месяцев, оказался реальностью, а ряды камней в Пети-Менеке и Сан-Пьерре, по всей вероятности, использовались как экстраполирующие сектора в той же манере, как и аналогичные ряды камней в Кайтнессе, о чем он писал ранее. Более поздние исследования показали, что кромлехи в Ле-Менеке, связанные с рядами камней, соответствовали определенному им типу I и II яйцевидных кругов, которые Том до этого изучал в Шотландии.

И только в 1974 году Том опубликовал свой первый доклад о Стоунхендже, который основывался на его полностью новых топографических исследованиях. Эти исследования подтвердили, что центр монумента, определенный расположением вала и рва, а также ямами Обри, отличался от центра сарсенового круга на 50 см. Различие этих центральных точек уже отмечалось ранее другими исследователями.

Используя свой стандартный шест в 2½ МЯ (6,803 фута: 2,04 м), он измерил круг Обри, окружность которого составила 131 шест. По его утверждению, планировка круга сарсенов также была выполнена с помощью той же меры в 1 шест, равный МЯ. Его внешняя окружность составила 48 шестов, а внутренняя — 45.

Том реконструировал сарсеновые трилиты на двух концентрических эллипсах 30×20 и 27×7 МЯ. Внутренний эллипс показал интегральное число мегалитических шестов с точностью до 2,5—6,25 см. Расположение трилитов также определялось мегалитическими мерами: ширина — 1 шест, внутренний просвет — ¼ шеста и расстояние между трилитами — 4 МЯ. Несколько самоуверенно Том заявлял, что «смесь» измерений, которую он обнаружил, была вызвана «эстетическими» соображениями строителей.

Расположение ям Y и Z также привлекло внимание Тома. Он считал, что они составляли не правильные круги, а скорее две спирали, состоявшие из двух полукругов с различными радиусами, расположенными на расстоянии половины мегалитического шеста друг от друга. По его мнению, их дизайн был аналогичным хорошо известным рисункам «чашек и колец», обнаруженным в виде петроглифов на многих менгирах.

В своем исследовании кругов из голубых камней он придерживался идеи Аткинсона о том, что эти шестьдесят камней когда-то составляли больший круг, но, судя по его геометрическому анализу, оба они были выложены с меньшей точностью, чем круги сарсенов. Несмотря на это, он предположил, что внутренний круг был выложен поверх совмещенного круга и эллипса, причем фокус эллипса находился на периметре круга.

Еще более значимыми для общих дебатов об ориентировках были рассуждения Тома по поводу небольшого кургана («курган Питера»), расположенного в 2,7 км (1,7 мили) к северо-востоку и впервые замеченного С. А. Ньюхэмом во время его исследований окрестностей Стоунхенджа в поисках признаков возможных маркеров горизонта. Этот курган вошел в новое исследование Тома, а его азимут определен как 49°47,3′ от центра круга Обри и 49°45,5′ от Пяточного камня. Для линии визирования солнцестояния это означало соответственно даты —2700 (± 400) и —3300 (± 400). Он отметил, что эти даты укладываются в хронологическую линию с новыми радиоуглеродными датировками ям Обри.

Касаясь вопроса о лунных ориентировках, Том ссылался на новаторскую работу Ньюхэма и соглашался с тем, что все сводилось к тому, что Стоунхендж мог быть центром огромной лунной обсерватории. Том, однако, считал, что Стоунхендж олицетворял не целевой лунный ориентир, как в определенном им случае с большим менгиром Бриз в Карнаке, а представлял собой универсальную базисную точку, из которой можно было наблюдать отдаленные маркеры на горизонте.

Рассматривая вопрос о ямах для столбов около Пяточного камня, он считал, что они обозначают сектор экстраполяции, аналогичный тем, которые он обнаружил в Кайтнессе и Бретани для наблюдения за Луной в ее экстремальных позициях.

Том отмечал, что вокруг Стоунхенджа могут быть найдены и другие лунные маркеры. Камень, обозначенный на топографической карте в северо-восточном углу Плантации Фарго, мог указывать на точку захода Луны в ее максимальном склонении, но это оказался современный пограничный камень. Однако на том же азимуте, на расстоянии 14,7 км (9,16 мили) находится также и Джиббет-Кнолл возле Маркет-Левингтон, силуэт которого можно было видеть из Стоунхенджа на фоне лунного диска.

В качестве общего заключения Том соглашался с ранними идеями (выдвинутыми Ньюхэмом) о том, что Стоунхендж, похоже, имел несколько лунных ориентировок и, возможно, являлся центром большого района, где велись наблюдения за Луной, подобно тому, какой он обнаружил в Карнаке. Поскольку радиоуглеродный метод датирования указывал на то, что строительство Стоунхенджа происходило в начале третьего тысячелетия, а не во втором тысячелетии, как считалось ранее, следовало провести некоторую переоценку хронологии. Это, однако, можно объяснить тем, что предположительно изучение движений Луны началось в Стоунхендже очень рано и продолжалось в течение нескольких столетий. И вполне возможно, что в результате этих ранних и, вероятно, новаторских работ иные обсерватории впоследствии стали создаваться в других частях Британии.

Виртуалы на WWW

Мухин: виртуал с человеческим лицом

Первым виртуалом на русском вебе явился Май Иваныч Мухин. Если Вулис выстраивал свое виртуальное «я» в образе «монстра, ужасного зверя с раздвоенным языком ядовитой свиньи» [Фридман 1998], то Мухин, по определению его создателя и бессменного секретаря, был «виртуалом с человеческим лицом» [N. 1998].

Впервые публика узнала о «Первом и Последнем Пенсионере в Повсеместно Протянутой Паутине» (ПППвППП) из интервью с Мухиным, опубликованном 6 октября 1995 года в эстонской русскоязычной газете «День за Днем» [Бабаев 1995]. Образ пенсионера, родившегося «в Вятке в 1917 г., за три дня до печальных событий, потрясших мир», дожившего «до другой революции — компьютерной», был не только неожиданным, но и реалистичным. Интернет в те дни был экзотикой, и продвинутый пенсионер поразил воображение публики. Репортер Мирза Бабаев сообщал, что познакомился с Мухиным через интернет и лишь время спустя встретился с ним в реальной жизни. Вот как он описывает жилище Мухина:

«Сижу у Май Иваныча в его уютной комнатке на Вяйке-Каар, пью цейлонский чай, на стенах — фотографии родственников, почетные грамоты; на книжной полке — собрания сочинений русских и зарубежных классиков, старинный „Чтец-декламатор“… В печке весело потрескивают березовые поленья. А у окна, на низеньком старинном столике, покрытом кружевной скатертью, светится дисплей PC 486-DX».

В интервью Мухин поведал свою историю жизни, включив в нее множество колоритных деталей, объяснил читателям основные термины интернета и показал, как писать гипертекстовый документ и вставлять туда ссылки и картинки, взяв для примера строчки советской песни.

Интервью имело успех: оно было перепечатано несколькими московскими журналами и переведено на эстонский. Согласно легенде, тогдашний президент Эстонии Леннарт Мери сослался на прогрессивного тартуского пенсионера (не назвав, правда, его по имени) в своей речи, посвященной планам интернетизации страны. Второе интервью [Бабаев 1996], включавшее подробности, казавшиеся невероятными, добавило Мухину правдоподобия. В качестве иллюстрации была опубликована фотография, где улыбающийся Май Иваныч в егерской форме был заснят вместе с Брежневым и Броз Тито (в тексте Мухин прокомментировал обстоятельства, при которых была сделана эта фотография). Интервью было проведено по электронной почте, что в то время было вещью невиданной (это было первое онлайновое интервью, опубликованное на русском языке).

Убедительность образа Мухина, создавшаяся массой колоритных бытовых, биографических деталей и его неповторимым стилем, подкреплялась его живым присутствием в интернете. Так, одним из первых из русских пользователей интернета он сделал собственную домашнюю страницу [Мухин 1997], давал советы начинающим пользователям по e-mail и писал стихи в онлайновой игре «Буриме». Подобно новому адмиралу Шишкову, Мухин стремился русифицировать заимствованные слова и придумывал смешные русские термины для перевода интернет-реалий: там World Wide Web он переводил как «Повсеместно Протянутая Паутина», а интерфейс — как «междумордие».

Май Иваныч Мухин: Очевидность невероятного

В интернете его любили и почитали. В 1998 году он был избран президентом и почетным председателем литературного конкурса «Тенета» [1998-1], а Русскую виртуальную библиотеку [РВБ 2005] чуть было не назвали его именем [Горный и др. 2004]. Далеко не сразу выяснилось, что и Май Иваныч Мухин, и Мирза Бабаев были не реальными, а вымышленными людьми — виртуальными личностями.

→ Роман Лейбов, признаваясь в интервью [N. 1998] в своем авторстве личности Мухина, рассказал, что персонаж появился в результате спонтанной игры воображения и еще до своего появления в интернете участвовал во многих мистификациях. При этом Лейбов заявил, что считает Май Иваныча «вполне реальным персонажем».

Это замечание ведет нас к интересному вопросу: какова природа реальности виртуалов? Чем они являются для их авторов? Являются ли создатели ВЛ носителями множественных личностей, или, по выражению Мерси Шелли [2004], мультперсоналами («мультиками»), или же относятся к ВЛ как к чему-то от дельному от себя? Однозначного ответа дать на эти вопросы невозможно: во многих случаях автор одновременно ощущает ВЛ и как сущностный аспект своего «я», и как нечто отдельное и самостоятельное. Для авторов ВЛ, как и для писателей или актеров, персонаж — это одновременно и выражение, и конструкция, выдумка и реальность, объект творчества и самостоятельный субъект. Его онтологический статус амбивалентен, как и его отношения со своим создателем.

Однако «игра в реальность» — принцип не только авторской, но и «читательской» психологии. Для многих виртуальность Мухина, как и Бабаева, не составляла секрета, однако они включались в игру и вели себя так, как будто бы это реальный человек. Из этого вытекает важный принцип: ВЛ есть продукт коллективного творчества. Даже если виртуал был создан одним человеком, его существование требует поддержки среды — людей, которые относятся к нему как к реальной личности, при чем неважно, верят они в это или нет.

Мухин оказал громадное воздействие на дальнейшее моделирование виртуальных личностей в русском интернете. Он задал образец, которому подражали и от которого отталкивались. Вскоре, однако, в русскую Сеть пришли новые виртуалы, не имевшие оффлайной предыстории. Важнейшим катализатором этого процесса явился расцвет жанра веб-обозрений.

Паравозов: дух сервера

24 декабря 1996 года на сервере компании «Ситилайн» стал выходить «Вечерний интернет» [2000] — «ежедневное обозрение русской и мировой Сети» под редакцией → Антона Носика. Каждый выпуск представлял собой гипертекст, плотно начиненный ссылками, объемом 12–20 тысяч знаков (2 — 2,5 тысячи слов). Носик писал на самые разные темы, однако интернет был и его центральной темой, и методом письма: даже далекие от сети темы описывались с непременным использованием ссылок на сетевые ресурсы. Популярность «Вечерного интернета» по масштабам тогдашнего интернета была невероятной — в среднем выпуск читало две тысячи человек в день.

Следующий, 1997 год ознаменовался бумом «веб-обозрений». Этот жанр охватывал рецензии на веб-сайты, компьютерные советы, комментарии и размышления на различные темы через призму сети. Список «Все обозреватели» [Алексрома 1998], составленный в 1997-1998 году Александром Ромадановым (он же — Хромой Ангел и Сетевой Странник), насчитывал порядка восьми десятков веб-обозрений — потрясающая цифра для малочисленного в то время русского интернета. По сути, эти регулярные колонки были первыми русскими блогами. Однако, в отличие от блогов следующего тысячелетия, темой их была не жизнь и комментарии к ней, а сеть и то, что в ней происходит. Виртуальность тематики обозрений провоцировала виртуализацию их авторов. Первым веб-обозревателем, демонстративно надевшим на себя маску виртуального персонажа, был Паравозов со своей колонкой «Паравозов News» [1999].

Паравозова придумал Александр Гагин, работавший в то время системным аналитиком в компании Jet Infosystems. Он начал выкладывать в Сеть свои заметки, которые представляли собой зажигательную «смесь лирических зарисовок, афоризмов и каламбуров по самым разным поводам» [Горный, Шерман 1999] еще до запуска «Вечернего интернета» — в ноябре 1996 года. Новаторством Паравозова был и сам его образ: он отказался от человекоподобия и объявил себя «духом сервера». Персонаж этот был причинно связан с автором, но в то же время проявлял значительную степень автономности. Иногда Паравозов спорил с Гагиным; в этом отношении показателен эпизод, произошедший во время IRC конференции с Паравозовым [Паравозов 1997]:

« solntse спросил заранее: Так Гaгин ты или не Гагин?
solntse: Разумеется, я — не Гагин, я уже говорил об этом.

solntse: Я пишу Паравозова.
Гагин: Не ври, ты тут ни при чем, не подмазывайся. Ты б еще сказал, что ты Кадеткина и Аникеев.

Паравозов: Но все же верят :)»

Появление Паравозова Гагин объяснял [r_l 2004] своей склонностью систематизировать явления действительности, а также эмоциональным всплеском, вызванным спором в рассылке Журнал. ру о том, как нужно писать об интернете. (Отсюда — от аббревиатуры ZR — и его отчество Зрыч.) Выбор жанра ВЛ определялся еще одной, неназванной, причиной: стремлением укрыться под маской, чтобы избежать неприятностей на работе: в компании Jet Infosystems, где Гагин работал, его сетевые развлечения не одобрили бы.

Гагин и Паравозов: Словно глядя в зеркало

На примере Паравозова можно проследить, как возникает жанровая инновация. Два процесса, хорошо известных социологам и антропологам, играют здесь ведущую роль: подражание, обеспечивающее преемственность культуры [Tarde 1895, цит. по электронной копии], и соперничество, желание превзойти современников, являющееся сильнейшим мотивом творчества и отвечающее за возникновение «культурных конфигураций» [Кребер 2004] — констелляций творческих личностей в определенный период времени. С одной стороны, Паравозов включился в игру, заданную Журнал. ру; с другой — противопоставил себя ей, выбрав, как ему казалось, альтернативную стратегию. Любопытно, что стиль самого Гагина резко отличается от стиля Паравозова, и Гагину-журналисту так и не удалось достичь популярности порожденного им виртуала. Более того, писания Паравозова воспринимаются Гагиным так, как будто их писал не он [r_l 2004]: «Открывая сегодня те тексты, я не понимаю, почему они такие, и не узнаю человека, который их писал».

Катя Деткина: девушка с паспортом

Личность Паравозова с самого начала не претендовала на правдоподобие и требовала к себе игрового отношения. Но вскоре в русской Сети возник персонаж, в реальность которого поверили очень многие. Речь идет о Кате Деткиной [Деткина 1997], чья виртуальная жизнь и смерть потрясли русский интернет. Вот ее история в кратком изложении:

«16 февраля [1997 года]. Разоблачение Кати Деткиной — первый шумный скандал в русской Сети. В электронном журнале CrazyWeb появилась статья, в которой утверждалось, что действительным автором „Наблюдений КаДеткиной», язвительных «Обзираний русского интернета», начавших выходить с начала года является Артемий Лебедев. Авторы утверждали, что писания «КаДеткиной» содержат «клевету и оскорбления конкретных компаний и конкретных лиц» и что Лебедев, грубо «наезжающий“ на конкурентов, должен понести ответственность — вплоть до уголовной. […] 3 марта было объявлено, что Катя Деткина трагически погибла в автокатастрофе. Это известие вызвало бурную реакцию сетевой общественности — виртуальность этого персонажа была очевидна далеко не для всех». [Горный 2000-1]

Стилистически Катя Деткина ориентировалась на двух современников, оба из которых писали обзоры интернета — это Май Иваныч Мухин и Паравозов. Однако оба ее не вполне устраивали. Взять от них лучшее (от первого — «структуру оформления сайта», от второго — «грамотность и воспоминания о лучших временах») — так она формулировала свою стратегию. Подразумевалось, что писать она будет по-своему и о своем. Кроме того, и Мухин, и Паравозов, были виртуалами; Деткина же претендовала на реальность.

Иллюзия реальности подкреплялась убедительными биографическими деталями, фотографией паспорта и узнаваемым стилем.

Катя Деткина: Иллюзия реальности

Проанализировав стиль покойницы, Житинский [1997] пришел к выводу, что ее автором является → Артемий Лебедев: «стиль Кадеткиной и стиль Темы — это один стиль». Однако Лебедев признал свое авторство значительно позже. В частной беседе он утверждал, что одной из причин, которые побудили его создать Катю, было недовольство существующими веб-обзорами, ни один из которых, по его мнению, не рассматривал веб-сайты с профессиональной точки зрения:

«Ее задачей была компенсация недостатка „отраслевых“ текстов. Носик писал про политику, а Гагин — про интересные сайты. Кадеткина начала реализовывать мою идею о Wall Street Journal — издания, которое смотрит на мир с учетом существования у компаний владельцев и людей, отвечающих за те или иные события».

Результат этих попыток, как мы видели, оказался совсем другим: ВЛ, созданная им «в служебных целях», обрела самостоятельное существование, а ее «виртуальная жизнь и смерть» поставила перед сетевым сообществом массу философских и нравственных проблем.

Не является ли случай Кати Деткиной скорее вариантом «расчетливого предприятия по имиджмейкингу», чем «протуберанцем творческой энергии, спонтанной театральной выходкой» — как ты определяешь виртуальную личность западного типа? [Кати Тойбинер, Энрика Шмидт]

Ретроспективно оказалось, что веб-обозреватели, ближайшие современники Кати (которым она себя противопоставляла) — далеко не единственные, с кем ее можно поставить в ряд. Обсуждая феномен Деткиной, киевский философ Сергей Дацюк [1997] уподобил ее древнерусским скоморохам и указал на параллели в истории русской литературы: «Барков — предшественник Кати Деткиной. Пушкин и Лермонтов — ее прототипы». Значение «случая Деткиной», по мнению Дацюка, выходит далеко за рамки интернета. Согласно концепции Дацюка, Катя умерла потому, что «первая дерзнула говно назвать говном», сделала это стилистически блестяще и была затравлена интернетовским «светом» за свою смелость и талант.

Другая концепция осмысляла события в более прозаических терминах борьбы за влияние и деньги. Согласно ей, Лебедев, прикрывшись маской виртуального персонажа, целенаправленно высмеивал своих конкурентов на поприще изготовления сайтов на заказ. Конкуренты возмутились, начали срывать с него маску и попытались привлечь к ответственности. Лебедев, видимо, убоявшись грозивших ему неприятностей, предпринял неожиданный ход — убил своего персонажа. Когда правда о его авторстве открылась, многие на него обиделись, посчитав себя одураченными. Однако созданный им образ оказался настолько силен, что общественное мнение обратилось и против его конкурентов, считая их виновными в смерти юной и хрупкой девушки, хотя бы и выдуманной.

Первая интерпретация эксплуатирует традиционное противопоставление гения и толпы, вторая — изображает дело в виде войны корпораций, в которой обе стороны используют запрещенные приемы.

Возможен, однако, еще один, дискурсивный подход, при котором участники конфликта выступают в качестве носителей безличных речевых стратегий и связанных с ними идеологий. Риторика Деткиной оказалась в некотором смысле возвращением к нравам Юзнета, где изощренная брань с непременным переходом на личности была нормой ведения дискуссии. Однако никакой дискуссии на этот раз не получилось. Во-первых, веб с его колонками и хоумпейджами (homepage), в отличие от телеконференций, не позволял встретиться противникам «лицом к лицу». Во-вторых, они играли по разным правилам. Столкнулись две идеологии, два понимания свободы и ответственности. Первое понимание ориентировалось на «Декларацию независимости киберпространства» Джон Перри Барло; второе — на уголовный кодекс. Первое исходило из представления о Сети как пространстве неограниченной свободы самовыражения, неподвластной законам «старого мира»; второе приравнивало слово к делу и требовало отвечать «за клевету и оскорбления» перед земным судом. Столкновение дискурсов и стоящих за ним мировоззрений вело к превращению конфликта в этическую проблему, что было осознано еще до трагической развязки [Горный, Ицкович 1997].

Известие о гибели Кати Деткиной шокировало русское сетевое сообщество. Несмотря на все разоблачения, многие до конца не верили в ее виртуальность. Смерть же была слишком серьезным аргументом, чтобы заподозрить шутку. В гостевой книге «Наблюдений КаДеткиной» на сайте Куличек проливались виртуальные слезы, писались некрологи и стихи, посвященные Кате (эти записи, к сожалению, не сохранились). «Убийство» Деткиной ее создателем и динамика реакции пуб лики на ее смерть поставили целый ряд вопросов, о которых раньше просто не возникало повода задумываться. Каковы допустимые пределы сетевой мистификации, за которыми игра и шутка перерастает в обман и манипуляцию? Этично ли убивать виртуала? Какова онтологическая природа виртуальной личности — в чем ее отличие от реального человека, с одной стороны, и литературного персонажа, с другой?

Носик [1997], подчеркивая нереальность Деткиной, сравнивал ее с литературным персонажем («Муму» Тургенева) и иронизировал над слишком серьезным отношением к ее гибели. Ему вторил Артемий Лебедев, отказываясь нести ответственность за «плод чьего-то воображения» [цит. по: Житинский 1997]. Писателя → Александра Житинского эти аргументы не убедили. Он указал на важное отличие: если персонаж по умолчанию вымышлен, то степень реальности виртуала не определена — он вполне может оказаться человеком. Отсюда — различие реакций на то, что с ними происходит. Житинский присоединился к «мнению народному», прозвучавшему в гостевой книге Деткиной — «Так не шутят!» — и пояснил, почему история с ее смертью кажется ему аморальной [Там же]:

«Если есть настоящая Екатерина Альбертовна Деткина, то с нею дурно поступили в любом случае. В случае реальной смерти тем, что сделали из нее фарс. В случае обмана — самим обманом. Зачем же хоронить заживо? […] Неэтичность — в дурном поступке с реальным человеком. Если человек есть. Если же его нет, то некрасивость в том, что добившись от части публики доверия, ее заставили рыдать над вымыслом (и здесь совсем не случай „над вымыслом слезами обольюсь“ — это не те слезы)».

Виртуальная личность, согласно Житинскому, занимает промежуточное место между реальным человеком и вымышленным персонажем; то, к какому полюсу она ближе, зависит от степени ее убедительности. Неэтичность автора Деткиной, согласно Житинскому, состояла в том, что он сделал ее слишком убедительной и тем самым ввел публику в заблуждение. Выдав иллюзию за реальность, он применил созданный образ для манипулирования сознанием аудитории, добиваясь нужных ему реакций. Грань между искусством и социальной инженерией оказалась размытой.

Деткина, как до нее Мухин, Бабаев и Паравозов, от опыта которых она отталкивалась, стала моделью для подражания — как в отношении формы и стиля сетевого творчества, так и в отношении принципов конструирования образа. У нее появились эпигоны: например, некий Котя Деткин, выдававший себя за брата Кати Деткиной и писавший веб-обзоры под названием «Кодекады». Но ее влияние было шире: последующие поколения виртуалов, творчески используя ее опыт, создавали нечто новое.

Мэри Шелли: рефлексия над природой виртуальности

В октябре 1997 года в гостевой книге «Вечернего интернета» появился некто Хряк, поразивший читателей своей энергией, остроумием и чрезвычайно непристойным стилем. Это была «проба пера» — первая фаза создания нового виртуала. Вскоре Сергей Дацюк сообщил: «Стиль и направление Кати Деткиной получили на этой неделе неожиданное продолжение. Эта новость Рунета — Мэри Шелли, пишущая в жанре язвительного стеба» [Дацюк 1997].

Продуктивность Мэри и жанровое разнообразие ее творчества были велики. Перечень ее произведений и ссылки на отзывы критиков можно найти на ее «домовой странице» [Шелли 1]. Остроумные комментарии Мэри на происходящее в русской сети дополнялись ее саморефлексией: в статье «Легко ли быть виртуальной» она обсуждала природу виртуальности и давала практические советы создателям виртуалов [Шелли 1998]. Эта статья вошла в ее роман «Паутина» [Шелли 2002] — «первый роман о русской сетевой, как бы это выразиться, жизни» [Курицын 1999], «первый роман об интернете, написанный виртуальным персонажем» [Фрай 1999], «роман-теория виртуальной литературы» [Адамович 2000].

→ Алексей (Леха) Андреев на вопрос о происхождении образа Мэри Шелли, указал, что он был сконструирован по контрасту. Во-первых, стиль Шелли восходил к Юзнету, «где все ругались матом», в противоположность «зачаточному Рунету», «в котором все сюсюкаются и дружат». Во-вторых, «образ этакой разбитной, но образованной девчонки без комплексов» контрастировал с преобладанием мужчин в Сети того времени [цит. по Шеповалов 2002].

Мэри Шелли: «Легко ли быть виртуальной?»

Значение литературных ассоциаций в выборе имени очевидно: историческая Мери Шелли — автор романа «Франкенштейн», описывающего искусственно созданную личность, — прототип будущих киборгов (и виртуалов). С помощью метонимического переноса значения Мэри Шелли сама превратилась в виртуальную, реально-измышленную личность, а ее действительный создатель оказался в роли Франкенштейна: автор и персонаж поменялись местами.

Новая Мэри Шелли писала рассказы, статьи, пьесы, придумывала сетевые проекты, ставила радиопьесы, вела колонки и давала интервью. Ее перу (или точнее сказать, клавиатуре) принадлежит «Манифезд Антиграматнасти» [Шелли 2], который стал теоретическим обоснованием деятельности так называемых → «падонков» и их тогдашнего сетевого рупора — веб-сайта Fuck.ru. В 1998 году она заняла первое место в конкурсе «Тенета» по номинации «виртуальная личность» [Тенета 1998-2]. На церемонии награждения Мэри предстала в образе реальной девушки с соблазнительной грудью, что вызвало оживленные комментарии в сетевой прессе. Образ «бой-френда» Мэри, Перси Шелли, не получил достаточного развития, однако два этих имени слились при бумажной публикации двух упомянутых романов, в качестве автора которых фигурирует Мерси Шелли.

Остроумие и резкость стиля давали основание сравнивать Шелли с Деткиной. Однако здесь сходство кончалось. По контрасту с Катей, Мэри с самого начала не претендовала на реальность (сближаясь в этом с Паравозовым): биографические подробности, которые она о себе сообщала, носили подчеркнуто пародийный характер. Ее образ требовал к себе игрового отношения, а жанровое разнообразие ее творчества и использование различных медийных сред объединяло ее скорее с Мухиным и Бабаевым. Саморефлексия же, пример которой она подала, стала ведущим мотивом следующего поколения виртуалов.

Однако ближайшие ее современники, как это часто бывает, предпочли не равняться на нее, а действовать от противного. Виртуал, появившийся через несколько месяцев после Мэри Шелли, не имел с ней практически ничего общего. Скорее он воспроизводил приемы, знакомые нам по творчеству Вулиса.

Робот Дацюк: деперсонализация автора

В декабре 1997 года Андрей Чернов и Егорий Простоспичкин [2002] открыли проект «Робот Сергей Дацюк™», представляющий собой генератор текстов. В качестве исходного материала использовались сочинения киевского философа и публициста Сергея Дацюка [2005], цитированного нами выше. Непосредственным поводом к созданию генератора послужила личная неприязнь Чернова к текстам Дацюка, которые он находил напыщенными, бессодержательными и плохо написанными. Однако, как указывает Сергей Кузнецов [2004, 198], посвятивший этой истории несколько статей, «постепенно проект вышел далеко за рамки шутки, и РоСД™ приобрел черты эзотерического ордена, а самому Роботу стали приписываться все когда-либо написанные тексты». Задачей Чернова, адепта Алистера Кроули, позиционирующего себя в качестве черного мага, стало виртуальное уничтожение реального Дацюка, подмена его роботом и вытеснение из сетевого пространства. Для достижения этой цели он развил бурную деятельность: создавал филиалы и подразделения РоСД™ на разных сайтах и активно засорял всевозможные гостевые книги от лица виртуального Дацюка.

Сергей Дацюк: Виртуальное разрушение реальной личности

Сергей Дацюк [1998-1, 1998-2] посвятил анализу случая робота имени себя несколько статей. В статье «Интерактивная деперсонализация автора» [Дацюк 1998-2] он увидел в деятельности робота проявление общесетевых тенденций:

«Можно поставить вопрос и так: этично или неэтично (морально или аморально) лишать некоторого сетевого автора его права на публикуемые в Сети произведения через его деперсонализацию. Однако именно старые представления об этике или морали теряют здесь свой смысл. Диверсифицированная деперсонализация авторства, проводимая моими визави, есть по большому счету именно то, что ДЕЛАЕТ СЕТЬ С АВТОРСТВОМ ВООБЩЕ. […] Перформативный парадокс сетевого интерактивного авторства есть магистральный процесс деперсонализации идей, мыслей, текстов — это шаг в виртуальную реальность смыслов».

В то же время он отметил, что деятельность робота не конструктивна, поскольку не порождает никаких новых смыслов, а напротив, глушит смыслы нерелевантным шумом. В этом он был прав. Ошибка его состояла в том, что он воспринял робота слишком всерьез, вступил с ним в диалог, пытаясь спорить и, в конечном счете, согласился на собственное уничтожение в качестве автора, оправдывая это философскими соображениями о «природе сетевого авторства». В отличие от жертв Вулиса, он не стал писать жалобы, а принял свою судьбу почти безропотно. В результате текстовый генератор победил человека: Дацюк практически исчез из сети, перестал писать на сетевые темы и переквалифицировался в политического аналитика.

Диалогические формы: форумы и гостевые

Возможно, впрочем, что дело было не только в роботе. Сама русская Сеть стремительно изменялась. Разрастание интернета вскоре сделало его необозримым, а совершенствование поисковых машин обесценило ручную работу по описанию и оценке сайтов. К концу 1997 года жанр веб-обзоров стал увядать, в 1998 увял вовсе, а весной 1999 прекратился и «Вечерний интернет» (последующие нерегулярные выпуски — не в счет). Русский интернет вступил в новый фазис развития. Рассмотрим его основные характеристики.

Во-первых, произошел сдвиг доминанты от монологических форм к диалогическим: на первый план вышли интерактивные формы вебовского общения: форумы и гостевые книги. Это, с одной стороны, стимулировало развитие публичных дискуссий и развитие новых форм сетевой словесности, с другой — вызвало к жизни проблему соотношения статических и динамических форм электронных публикаций [Горный 1999].

Гостевые книги наводнили анонимы и виртуалы. Иногда это порождало интересные формы коллективного творчества, но чаще невидимость и неиндетифицирумость авторов благоприятствовала психологической регрессии: свобода от ограничений «реального мира» вырождалась в свободу говорить гадости. Юзнетовские fl ame wars реинкарнировали в новой, но родственной среде вебовских форумов.

Второй особенностью пост-веб-обозревательского периода было повышение уровня рефлексии и саморефлексии. В центре внимания, помимо вопросов виртуализации, оказались проблемы онтологической природы «я», механизмов самоидентификации, конструирования «я» и «других». Или, если прибегнуть к таксономии автобиографических форм [Spengemann 1980], произошел сдвиг от самовыражения и самосозидания к самоисследованию.

Часть I

Часть III

Виртуальная личность как жанр творчества (на материале русского интернета) То, что наиболее истинно в индивиде, то, в чем он больше всего является Самим Собой, есть его возможное, выявляемое историей его весьма неопределенно…

Поль Валери

Только создавая легенду, миф, можно понять человека.

А.М. Ремизов

Введение

Настоящая работа посвящена рассмотрению феномена виртуальной личности (далее — ВЛ) в русской интернет-культуре. Фокус настоящего исследования — ВЛ как форма творчества — может показаться неожиданным, особенно в контексте существующей исследовательской литературы. Творческий аспект онлайновой саморепрезентации редко привлекал внимание исследователей. Причин тому несколько. Во-первых, феномен «виртуального я» анализировался преимущественно психологами [Turkle 1996; Suler 2005], которых больше интересовали психологические, нежели эстетические проблемы. Во-вторых, большинство работ, посвященных виртуальной идентичности, основывалось на материале англоязычного интернета и отражало присущие ему реалии. Однако одни и те же технокультурные явления могут по-разному функционировать и интерпретироваться в рамках разных культур.

Выражение «виртуальная личность» в широком смысле, как и его англоязычный аналог «virtual identity», многозначно и имеет целый ряд синонимов, значения которых пересекаются лишь отчасти. Основные значения термина ВЛ таковы: 1) идентификатор для входа в компьютерную систему (login, user name); 2) прозвище или псевдоним, используемые для идентификации пользователя в электронной среде (user name, nickname); 3) абстрактная репрезентация личности, используемая для ее гражданской, правовой и иной социальной идентификации (номер паспорта, личный код, отпечатки пальцев, DNA); 4) компьютерная программа, моделирующая разумное поведение (robot, bot); 5) то же, но в сочетании с телом (android, cyborg); 6) вымышленная личность, создаваемая человеком или группой людей, порождающая семиотические артефакты и/или описываемая извне (virtual character, virtual persona); 7) любая личность, как она воспринимается или моделируется кем-либо; другими словами, образы или ипостаси личности как нечто отличное от ее сущности (например, «я» [ego] в его противопоставлении «самости» [self]).

В настоящей статье речь пойдет преимущественно о ВЛ в шестом из разобранных выше значений. В этом значении ВЛ характеризуется снятием оппозиции между истиной и ложью, фактичностью и фиктивностью, реальностью и нереальностью, материальностью и идеальностью, что сближает ее с произведением искусства [Gorny 2003].

Какое место занимает виртуальная личность в связи с другими формами онлайновой самопрезентации? Опираясь на таксономию стратегий и процедур, разработанную для анализа различных форм автобиографии [Spengemann 1980], можно сказать, что создание виртуальной личности есть преимущественно реализация поэтической стратегии самоизобретения [Gorny 2003; Горный 2004]. Отметим, однако, что эта таксономия не охватывает тех форм ВЛ, когда объектом репрезентации является чужое «я» (наиболее наглядный пример — клонирование). Соответственно, автобиографический модус следует дополнить биографическим и ввести по крайней мере еще одну процедуру, которую условно можно обозначить как моделирование.

Настоящая работа представляет собой развитие тем и идей, обсуждавшихся в предшествующих публикациях автора, посвященных феномену «виртуального я» [Gorny 2003; Горный 2004]. Материал подвергся существенной переработке: некоторые положения были значительно расширены; в то же время другие темы, обсуждавшиеся ранее (обзор литературы, теории «я», онтология ВЛ, использование интернета как орудия самопознания и др.), оставлены за бортом.

Специфика предлагаемой статьи — в историческом подходе к материалу. Объектом исследования является в ней эволюция жанра ВЛ в русском интернете на протяжении последнего десятилетия.

Виртуальные личности в русском интернете

Исторически виртуальные идентичности играли немного иную роль в русском интернете, чем в англоязычном. Важно заметить, что западные исследования интернет-искусства [например, Greene 2004] не включают виртуальные идентичности (личности) в свой список жанров. В то же время в России виртуальная личность — узнаваемый жанр сетевого творчества, узаконенный соответствующей категорией в сетевом литературном конкурсе Тенета [Тенета 2003].

Указанное выше различие может быть объяснено совокупным действием нескольких причин. Во-первых, сыграл роль социоэкономический фактор (низкий уровень дохода на душу населения, неразвитость платежных систем и т.д.), определивший особенности функционального использования интернет-технологий в России. Если в развитых странах интернет быстро стал достоянием всего населения и превратился в повседневный инструмент, то в России он остается роскошью и «уделом элит» и используется преимущественно как орудие профессиональной деятельности или для самовыражения [Делицын 2005].

Во-вторых, временной разрыв между распространением интернета на Западе и в России привел к несовпадению технологий, в рамках которых исходно осуществлялись эксперименты по моделированию ВЛ. Так, если в США и Великобритании интернет был доступен в академических учреждениях уже в 1970-х годах, то первый сеанс международной телекоммуникации через модем состоялся в России лишь в 1990 году, а о более или менее ощутимой доступности интернета для пользователей можно говорить лишь начиная с середины 1990-х — примерно в то время, когда появилась технология WWW, в значительной степени вытеснившая другие популярные ранее интернет-протоколы. Это, в свою очередь, привело к тому, что наиболее задействованной средой для развития ВЛ в русском интернете явилась именно WWW, в то время как на Западе проблематика виртуальной идентичности исторически оказалась привязанной к более ранним, чисто текстовым средам (многопользовательские ролевые игры и онлайновые форумы).

Различие технологий наложило отпечаток на конструирование и бытование ВЛ. Открытое пространство → WWW не требовало «членства»; средой обитания ВЛ становился «весь интернет», а не полуприватные пространства игр и форумов. Кроме того, это позволяло выйти за рамки текста и выстраивать ВЛ как распределенный мультимедийный объект. Примечательно, что классические западные работы, посвященные виртуальной идентичности, построены на материале текстовых сред и редко касаются WWW. Для России характерно обратное. Заметим, что многопользовательские ролевые игры (MUDs) — традиционная среда для концептуализирования ВЛ в западной литературе — никогда не играли значительной роли в русской киберкультуре. Те русские пользователи, которые вышли в сеть до появления WWW (большую часть из них составляли те, кто учился или работал на Западе), отдавали явное предпочтение политическим и поэтическим дебатам в юзнетовских группах, а вовсе не онлайновым приключениям в духе «Темниц и драконов». Вряд ли это можно объяснить языковыми причинами: русские студенты в Америке не испытывали проблем с английским; речь скорее должна идти о различии культурных ценностей. Свою роль здесь сыграла, очевидно, относительная приватность игрового опыта: для сознания, ориентированного на диалог и публичность, приватные занятия кажутся несущественными.

В-третьих, необходимо учитывать влияние, которое оказало на формирование ВЛ литературоцентричность русской куль туры. Литературоцентризм объясняется необыкновенно высокой ролью, которую литература традиционно играла в российском обществе. В условиях авторитарной власти и слабости гражданских институтов общественное мнение формировалось преимущественно писателями. → Литература в России приняла на себя многие функции, которые на Западе принадлежали церкви, парламенту, суду и средствам массовой информации. Одним из следствий этой ситуации явилась приписывание высокой значимости письменному слову и принижение слова устного.

Эта тенденция нашла свое проявление и в русском интернете. Многопользовательские игры, каналы IRC, чаты и форумы характеризуются преобладанием устной речи, хотя бы и в письменной форме. Юзнет, домашние страницы и блоги, напротив, ориентированы на риторику письменную [Манин 1996]. Именно поэтому, в полном соответствии с литературоцентризмом русской культуры, они обрели более высокий ценностный статус для русского человека онлайн. Это подтверждается исторической динамикой технологических сред, использовавшихся для создания виртуалов в русском контексте. Они возникают в юзнетовских дискуссионных группах (SCS/SCR) и в рамках онлайновых литературных игр (Буриме, Гусарский клуб и т.п.), затем начинают создавать собственные домашние страницы, колонизируют гостевые книги и, еще позже, Живой Журнал и подобные системы сообщающихся блогов. Все это — среды, ориентированные на письмо, на литературу. Разговорные среды и технологии (IRC, ICQ, веб-чаты и проч.), безусловно, тоже использовались как среда виртуальных забав, однако в порождении общественно значимых ВЛ их роль всегда была вторичной. Таким образом, виртуальные личности в России имеют отчетливо литературный генезис.

Наконец, различаются и преобладающие истолковательные стратегии. В западной литературе ВЛ часто трактуется в рамках концепции социальных ролей [Goffman 1956] и предстает как частный случай рационального «управления идентичностями» [boyd 2002; Pfi tzmann и др. 2004]. Такой подход в целом чужд русскому интернету, где виртуал — это, как правило, художественный проект, протуберанец творческой энергии, спонтанная театральная выходка, а не расчетливое предприятие по имиджмейкингу. Русский виртуал и западная virtual identity зачастую оказываются по разные стороны рампы. Ибо, как замечает российский исследователь, «само по себе функционирование в ролях не несет игрового начала, а означает лишь усвоение заданной роли-программы» [Гашкова 1997, 86].

Значительная часть западной исследовательской литературы посвящена техническим аспектам создания виртуальных персонажей, понимаемым в терминах программирования и робототехники. ВЛ в этом понимании есть технологический объект, отчужденный от своего создателя и связанный с ним лишь причинно, но не духовно. В русском контексте ситуация противоположна: ВЛ понимается здесь, как правило, именно как репрезентация «я», его психологическое и экзистенциальное расширение, а не как отчужденный и самодостаточный механизм (за исключением случаев «моделирования», объектом которого является «чужое я»).

Твое различение виртуальной личности «на Западе» и в России, как нам кажется, основано на оппозиции технологии и духовности, отчуждения и идентификации, рациональности и спонтанности и, как таковое, отражает стереотипы, связанные со спором западников и → славянофилов. Не боишься ли ты, что использование этих стереотипов может внести вклад в их укрепление? [Кати Тойбинер]

Я могу ответить притчей. Существует глубоко укорененный стереотип, что в Сибири холодно зимой. Тот факт, что это стереотип, не делает сибирскую зиму теплее. Иными словами, стереотипные идеи необязательно неадекватны: они могут отражать некоторые существенные черты реальности. Другое дело — что стереотипы стремятся пренебрегать нюансами, игнорировать исключения и приписывать общие значения частностям. Например, в Сибири водятся медведи, но они не ходят по улицам. То же приложимо к роли личностных сетей («коллективизм» + «персонализм») в России. Их роль здесь иная, чем на Западе. Это не ментальная конструкция, но реальность, данная в повседневности. Задача заключается в том, как описать и объяснить их доступным способом. Я не думаю, что выставление их как факта ложного сознания — наиболее эффективный путь к решению проблемы. [Евгений Горный]

Виртуальные личности в Юзнете

Можно говорить о «слабых» и «сильных» формах ВЛ. Первые довольствуются псевдонимом, вторые создают образ. Первые «сильные» формы ВЛ возникли, по-видимому, в юзнетовских конференциях в конце 1980-х — первой половине 1990-х. Это были вымышленные персонажи, применявшиеся в качестве вспомогательного средства в бесконечных юзнетовских дискуссиях-перебранках (fl ame wars). Возникали ВЛ и в более мирных контекстах литературного творчества.

Вулис: магия и донос

Самым известным создателем таких персонажей был Дмитрий Вулис, история которого подробно описана в статье Юли Фридман [1998]. Креатуры Вулиса были многообразны. Например, он рассылал письма от лица Симуляционного Демона (Simulation Daemon), подпись которого сообщала, что «эту статью сочинила программа искусственного интеллекта» и включала оскорбительную для оппонентов фразу «Лучше искусственный интеллект, чем никакого». Фридман сообщает:

«Новый Демон, помимо искусственного интеллекта, отличался вполне нечеловеческой фантазией. Он чрезвычайно изобретательно изрыгал непристойности в адрес оппонентов своего ученого хозяина, рассказывал истории из их биографии (весьма и весьма частного толка), которые затем пояснял аккуратно исполненными порнографическими картинками в ASCII-графике».

Еще одной креатурой Вулиса был Рабби Шломо Рутенберг. Объектом нападения он избрал Дмитрия Прусса, еврея по национальности, человека, по характеристике Фридман, «мирного и мягкосердечного, широко образованного интеллигента, отца троих детей». Рутенберг именовал Прусса «советсконацистским антисемитом» и «известным юдофобствующим панком из России», и, как водится, призывал американцев слать жалобы ему на работу, что они старательно и делали.

Симуляционный Демон: «Привет! Я — искусственная интеллектуальная симуляция типичного советского эмигранта»

Прусса не уволили, но запретили ему пользоваться интернетом и приставили к нему психотерапевта.

Не брезговал Вулис и кражей идентичности. Так, чтобы скомпрометировать своего оппонента Петра Воробьева, Вулис со своими соратниками завел почтовый адрес, с которого «под дельный Воробьев немедленно начал слать во все конференции выдержки из криминально (по американским меркам) расистских текстов с призывами к геноциду». Одновременно с этим внимание общественности привлекалось к «расисту Воробьеву», эффект чего не замедлил сказаться: на работу к настоящему Воробьеву посыпались жалобы, а почтовый эккаунт (account) на panix. com был закрыт администрацией. Для усиления эффекта использовался другой виртуальный персонаж, нареченный «Владимиром Фоминым», который неутомимо обличал «Воробьева», а заодно и многих других. Генезис этого персонажа примечателен. Фридман пишет:

«Фомин, как выяснилось, был не простой голем: он был, что называется, „undead“, зомби, восставший из гроба. Кто-то нашел документальное свидетельство о его смерти: лейтенанту Владимиру Фомину оторвало голову взрывом артиллерийского снаряда в Афганистане. Когда этот документ был опубликован на Юзнете, Володя встретил его радостным восклицанием. Он признал, что событие это имело место в его биографии, и отдельно заверил, что голова ему решительно ни к чему».

Конец этой истории показателен. Если в виртуальной войне Вулис и его виртуалы казались непобедимыми, удара со стороны реального мира они не выдержали. Затравленный Воробьев сотоварищи пожаловались на Вулиса в ФБР. Что сталось с Вулисом — неизвестно, но из Сети он исчез, оставив по себе лишь имя и дурную славу. Описывая эту историю, Фридман проводит прямую параллель между виртуальной битвой Вулиса и Воробьева и магической битвой французских оккультистов Булана и Гэты в конце XIX века. Такое сближение кажется оправданным: интернет, позволяющий бесконтактно влиять на мысли, эмоции и жизни людей, используется порой как орудие «черной магии». Классический случай, описанный в литературе, — виртуальное изнасилование в многопользовательской игре LambdaMOO с превращением персонажа в зомби с помощью программных средств [Dibbel 1993].

Големы, зомби, гомункулусы, похищение имени (и, предположительно, связанной с именем души) и прочие магические сущности и процедуры актуализируются в киберпространстве с поразительной регулярностью. Популярность оккультных учений в среде ряда активных деятелей русского интернета весьма этому способствует.

Ты ссылаешься на «черную магию» как на феномен, характерный для деятельности виртуальных личностей. Если это — центральный мотив в «тексте», который здесь анализируется, то нужно как-то прокомментировать привлекательность (русского?) сетевого сообщества для эзотерики, конспирации и оккультизма. Некоторые виртуальные личности, которых ты упоминаешь, — такие, как созданный Вулисом, или Робот Дацюк — связаны с открыто экстремистскими ресурсами/идеологией. Беря во внимание демиургические мотивы (де)конструкции идентичностей, нужно упомянуть прото-тоталитарный импульс подобных проектов (основанных, например, на Ницше). [Энрика Шмидт]

«Тенета»: сетевая литература и виртуальная личность

Юзнет — это не только fl ame wars: в конференциях кипела активная литературная жизнь. При этом многие предпочитали публиковать свои стихи и прозу под псевдонимами, а от псевдонима до виртуала — один шаг. В апреле 1995 года → Леонид Делицын, сам не чуждый писательства, решил собрать и упорядочить литературные тексты, опубликованные в конференциях soc.culture. soviet и soc.culture.russian — так появился первый русский литературный журнал DeLitZine, располагавшийся на сервере Висконсинского университета, где Делицын в то время писал диссертацию по геологии. В июне следующего года на базе этого журнала, при активном участии Алексея Андреева — математика и поэта, тоже в то время учившегося в США, был создан конкурс русской онлайновой литературы «Тенета» [Тенета 2003]. В оргкомитет конкурса вошли почти все активные на тот момент русские интернетовцы, которые нарекли себя «отцами». Примечательно, что формирование русского сетевого сообщества произошло именно по поводу литературы — при том, что большинство участников были представителями естественных наук и ни один не являлся профессиональным литератором.

«Тенета» быстро эволюционировали: вводились новые категории, отражающие специфику сетевой литературы. Среди них — номинация «Виртуальная личность», в которой блистали такие персонажи как «виртуальная любовница Лиля Фрик» (с очевидной аллюзией на любовницу Маяковского Лилю Брик), писавшая стихи, и виртуальный кот Аллерген, помимо стихов писавший эссе на тему виртуальности. Создатели «Тенет» и сами приняли участие в этой номинации: Алексей Андреев как Виктор Степной и Мери Шелли, а Леонид Делицын — как Леонид Стомакаров. Но это произошло, когда стало можно писать на русском языке русскими буквами и когда центр творческой активности переместился на WWW.

Тенета.ру: Представление виртуальной личности как жанра

Часть II

Часть III

Намнияз Ашуратова: системы самоидентификации

Ярким представителем этого сдвига стала Намнияз Ашуратова [б.д.] — концептуальный веб-артист и виртуальная личность нового поколения. В своих проектах она наглядно демонстрировала механизмы образования стереотипов мышления и подвергала их едкой критике. Проект «Система самоидентификации» описывается так:

«Посетителю предлагается создать композицию из символов, которые определяют его уникальность. Международное идентификационное жюри рассматривает эти данные и дает оценку каждому посетителю (индекс идентификации). Принципы оценки неизвестны и, вообще говоря, могут меняться от раза к разу. Быть может, поведение жюри определяется такими принципами как политическая корректность или национальная ненависть — кто знает?» [Ашуратова 1999]

Ограниченность выбора предзаданным списком символов массовой культуры, кафкианская непознаваемость критериев, используемых «международным жюри», и странные классификации (так, пол представлен следующими вариантами: male, female, unisex, → gender, macho, feminist) подрывали идею уникальности и заставляли каждого задуматься о механизмах конструировании своего «я». В рамках используемой нами таксономии форм ВЛ такой подход можно определить как аналитическое моделирование, при котором объектом моделирования является субъективность членов аудитории, разоблачаемая как условная конструкция.

Другой проект Ашуратовой — «Система обработки врага» [Ашуратова 2002] — предлагал пользователю выбрать объект ненависти, представленный обобщенным понятием («русский», «женщина», «педераст», «капиталист», «хакер», «я сам» и т.п.) и фотографией персонажа, репрезентирующего это понятие. Согласно результатам голосования, продолжавшегося три года, самыми популярными объектами ненависти оказались «американец», «поп», «блядь», «коммунист», «еврей» и «чеченец». Осмеянию, наряду со стереотипами опрашиваемых, подвергался и самый принцип опроса.

Как и в других проектах Намнияз, работа шла не с реальными вещами, а с их проекциями (что является общей чертой → концептуального искусства). При этом критерии выбора и оценки были не вполне ясны, и сохранялась возможность произвольных фальсификаций. Вывод Кузнецова [2004]: «Проект Намнияз Ашуратовой обнажает нелепость большинства он-лайновых голосовалок, их нерепрезентативность и принципиальную неинтерпретируемость». Возможна, однако и более широкая интерпретация, подразумевающая констатацию бессмысленности любых голосований и выборов.

Галерея врагов: Выбери объект ненависти

Подчеркнуто жесткие арт-проекты Намнияз Ашуратовой имели успех и удостоились нескольких премий. Вскоре выяснилось, кто является автором самой Ашуратовой. Им оказался медиа-художник Андрей Великанов. Был опубликован диалог Великанова с Ашуратовой [1999], где они спорят друг с другом, как в свое время Гагин спорил с Паравозовым, а Мухин с Лейбовым. Так, Великанов обмолвился, что одной из причин, по которой он обзавелся виртуальной ипостасью, было желание иметь возможность участвовать в фестивалях и конкурсах под другим именем. (На что Ашуратова лаконично отвечала: «Свинья!»). С другой стороны, Великанов признавался, что его угнетала «не только наличие [у него] физического тела, но и конкретная половая и национальная принадлежность». Отсюда — и создание бестелесного виртуала, и радикальная смена идентификационных признаков. В диалоге звучит уже знакомый нам мотив усиливающейся со временем автономности персонажа: постепенно Намнияз превратилась в «самостоятельную творческую единицу».

Неполиткорректность Намнияз, переходящая «в область мизантропии в менструальные периоды», роднит ее с Катей Деткиной; превращение в «лицо кавказской национальности» — с Мирзой Бабаевым; а использование программных средств для моделирования «я» — с Роботом Дацюком. Рефлексия над виртуальностью сближает ее с Мэри Шелли, однако сконструированной оказывается теперь не только виртуальная, но и любая личность.

Самопознание

Внес свою лепту в развитие «виртуальной рефлексивности» и автор этих строк. В этой связи заслуживают упоминания следующие проекты: «Евгений Горный: (ре)конструкция виртуальной личности» [Горный 2000-2], «Чужие слова» [Горный 2001-2] и «Символические ситуации» [Горный 2001-1]. Понятие виртуальности было приложено в них не к искусственно созданному персонажу (как в случае Мэри Шелли) и не к «человеку вообще» (как у Ашуратовой), а к «я» самого автора. В первом случае это «я» конструировалось из цитат, описывающих автора извне; во втором — из цитат, которые автор выписал из внешних источников; в третьем — из субъективных опытов переживания ситуаций, в которых внешнее и внутренне сливались воедино. Так экспериментально тестировались различные теории «я»: конструктивистская (личность как совокупность социальных ролей и внешних реакций на ее проявления); → постмодернистская (личность как набор фрагментов дискурсивных практик других людей); и психоделически-символическая (личность как манифестация глубинного опыта). Целью этих экспериментов было понять, «что есть на самом деле», то есть самопознание в широком смысле — пусть даже в итоге приводящее к тому, что никакого «я» в абсолютном смысле не существует или, что то же, всякое «я» относительно реально.

Кризис жанра

1 апреля 1998 года в «Русских кружевах» было опубликовано «Разоблачение Ильи Капустина» [Капустин 1998], основная идея которого была в том, что «людей в киберпространстве практически нет». Перечисляя одного за другим персонажей русского интернета (статья представляет собой своего рода персонологический компендиум), автор раз за разом обнаруживал их виртуальную сущность.

Эта пародия на конспирологические исследования служит хорошей иллюстрацией к нашему тезису о неопределенности статуса ВЛ: виртуал, то есть присутствие кого-либо в Сети как личности определяется наличием имени; автор, остающийся за пределами сети, сущностно анонимен; это значит, что автором виртуала может быть кто угодно. А следовательно, автор может быть один на всех. Неожиданной параллелью к «Разоблачению Капустина» является отклик М.И. Мухина на «Инфократию» [Горный, Шерман 1999] — собрание жизнеописаний русских интернетовцев:

«…добрая половина списка „лучших людей“ вызывает всякие сомнения по части существования в так называемой реальности. Почитайте, например, жизнеописания первого и последнего персонажей списка — М. Вербицкого и А. Чернова. Заметьте — первый и последний. Альфа и Омега! Чистой воды игра разума».

К концу XX века ВЛ как творческая форма потеряла в русском интернете былую популярность. Виртуалы, созданные ранее, исчерпали свои функции: «уход со сцены Кати Деткиной, Ивана Паравозова, Мирзы Бабаева, Линды Гад и многих других „масок“ означает, что их создатели не только деконструировали свои личности, но и благополучно собрали их обратно» [Андреев 2002]. Конечно, ВЛ продолжали создаваться, но уже как вырожденная форма на периферии интернет-культуры. Виртуалы перестали «делать погоду» в русской Сети и превратились в стандартное техническое средство для скрытия реальной идентичности, используемое массовым пользователем. «Великая эпоха виртуальности», казалось, закончилась навсегда. Но тут появился Живой Журнал.

Виртуалы в Живом Журнале

«Наплодила 2-х виртуалов. Состою в 5-х сообществах», сообщает altimate [2004]. «У меня было несколько виртуалов, которые уже не существуют, и у меня есть несколько френдов, которых считают[ся] моими виртуалами, хотя на самом деле они таковыми не являются», вторит ей moon_lady [2004]. «Завел себе виртуала, который ничего не пишет», — жалуется e_neo [2003]. «Насоздаю виртуалов и буду их там банить (от англ. ban — запрещать; лишать права делать записи — Е.Г.) в особо извращенных формах», — мечтает bes [2005]. «Я создала себе сто виртуалов и сделала для них всех сообщество!» — делится своей радостью esterita [в настоящее время ссылка недоступна]. ligreego [2004] доходчиво объясняет, что такое виртуалы и зачем они нужны:

«Это когда у тебя начинается раздвоение (троение-четверение) личности, и ты заводишь себе например еще один (2,3,4) ЖЖ. Называешь себя Машей, придумываешь про нее все-все, начиная от биографии и заканчивая цветом трусов. И начинаешь думать и писать как она. С какой целью? Потому что таким образом можно проявлять различные грани своего я, один виртуал рисует, другой поет».

Другая из распространенных причин создания виртуалов — невозможность искренности в публично-коммунитарной среде русского ЖЖ. Писатель → Житинский [maccolit 2003] как-то воскликнул:

«Три четверти того, что возникает в моей голове, я не могу себе позволить записать в ЖЖ по причине „несоответствия“ возрасту и положению, непристойности, стыдливости, жены, детей, неуместности, глупости, тотального идиотизма, жалости к людям и презрения к себе. Остается то, что записывать вообще не нужно».

В ответ доброжелатели посоветовали ему «завести виртуала или писать в приват».

Но виртуалы не всегда безобидны. «Юзер rykov создал нескольких виртуалов, которые от моего имени пишут разные гадости в комментах», — сообщает another_kashin [2005]. «Один виртуал глумится над всем сообществом ru_ designer», — негодует alex-and-r [2004]. Взрыв общественного негодования вызвал случай, когда один популярный пользователь стал распространять в ЖЖ слухи о смерти дочери другого пользователя, мстя ему за нанесенную обиду.

Нередки и случаи похищения идентичности. Чаще всего для этого создаются клоны, т.е. пользователи, имя которых похоже на имя клонируемого, к чему обычно добавляется использование того же «юзерпика» (от англ. «userpic», «user’s picture» — «картинка пользователя», визуальный идентификатор пользователя ЖЖ наряду с псевдонимом. — Е.Г. ) и имитация стиля «оригинала». Клон может иметь свой журнал или оставлять отзывы в других журналах, вводя в заблуждение читателей, по невнимательности отождествляющих клона с оригинальным автором. Клон может использоваться как для беззлобной насмешки, так и как мощное орудие виртуальной войны. Рассмотрим несколько примеров клонирования в ЖЖ.

→ Миша Вербицкий, математик и сетевой публицист, в прошлом — активный деятель Юзнета, собиратель разнообразных архивов, редактор сетевых изданий экстремистской направленности «End of The World News» [б.д.], «Север» [1999] и «антикультурологического еженедельника :Ленин:» [2002]. Творчество Вербицкого отличается стилистическим однообразием, фиксацией на образах «телесного низа», нецензурной бранью, призывами к насилию и убийствам, использованием порнографических картинок и собственных абстрактных рисунков в качестве иллюстраций и особенностями графики текста. Формальная модель дискурса Вербицкого проста и легко поддается имитации. Проблема, однако, в том, что пародию трудно отличить от оригинала, который сам по себе пародиен.

Стереотипное воспроизведение одного и того же набора реакций, идей, цитат и стилистических приемов дало основание говорить о перерождении человека Вербицкого в Робота Вербицкого (по аналогии с Роботом Дацюком) задолго до появления ЖЖ [Нечаев 1999]. В ЖЖ, однако, эта метафора была реализована: появился клон Вербицкого (tipharet) с пользовательским именем, лишь на одну букву отличающимся от оригинала (tiphareth). Журнал клона комбинирует в произвольной последовательности цитаты из журнала оригинала и представляет собой точную, до гиперреализма, его имитацию.

Второй случай — клонирование r_l. Под этим пользовательским именем известен в Живом Журнале (и за его пределами) → Роман Лейбов. В июле 2004 года некто завел ряд дневников с похожими пользовательскими именами (r__l, r_l_, r_1 и т.д), взял в качестве «юзерпика» используемый Лейбовым автопортрет и начал писать от его имени оскорбительные реплики в другие журналы, используя при этом цитаты из самого Лейбова, который порой не чурался юзнетовской стилистики [rualev 2004]. Вскоре подделка раскрылась. Часть пользователей выступила в защиту Лейбова, другие злорадствовали. Лейбову предлагали обратиться за поддержкой в abuse team (конфликтная комиссия, разбирающая жалобы пользователей LiveJournal. — Е.Г. ), но он поступил иначе: на время заморозил свой дневник, а после перевел в режим «только для друзей». Параллель с Дацюком и контрпараллель с Воробьевым в комментариях не нуждается. В теоретическом плане заметим, что клоны как разновидность ВЛ являются реализацией процедуры моделирования чужого «я» через копирование, однако точность этого копирования и его функции могут варьироваться. В описанном случае копирование было селективным (из всего корпуса текстов отбирались только ругательства) и выполняло скорее пародийную функцию. Как бы там ни было, хотя клоны были впоследствии дезактивированы, Лейбов к публике так и не вернулся: тень сделала свое дело — заставила отступить в тень реального человека

Иногда, впрочем, дело решается иначе. Так, администрация LiveJournal закрыла эккаунт пользователя fuga, который вел дневник от лица упоминавшегося уже → Алексея (Лехи) Андреева. Это произошло по требованию последнего, «в котором он указал, что дневник является фальсификацией посторонних лиц, несанкционированно использующих его имя и материалы из авторских обозрений Time O‘Clock (ТОК)» [Анисимов 2002]. Примечательно, что в интервью по этому поводу Андреев противопоставил виртуалов ЖЖ виртуальным личностям раннего русского веба, отдав последним решительное преимущество:

«Пример со мной был не первый и не единственный. Я видел, как там люди используют чужие имена, чужие фотографии… Есть дневники Ленина, Путина и других. Но каких-либо действительно ярких виртуальных личностей, какими были первые виртуалы Рунета, вроде Кати Деткиной, я пока в ЖЖ не видел». [Там же]

Какие виртуалы наиболее популярны в ЖЖ? Беглый анализ показывает, что это либо те, кто хорошо пишет, либо те, кто хорошо описан. Неудивительно, что лидерами по количеству друзей-подписчиков в ЖЖ оказываются профессиональные писатели (данные на 4 августа 2005): Сергей Лукьяненко (doctor_livsy, 4779 друзей), Дмитрий Горчев (dimkin, 4685 друзей), Алекс Экслер (exler, 3604 друга), Макс Фрай (chingizid, 3392 друга) и др. Однако удачно созданные образы, не совпадающие с авторами (т.е. виртуалы в строгом смысле), успешно с ними конкурируют. В качестве примера можно привести дневник Скотины Ненужной [2005], писавшийся от лица зловредного кота с рефреном «Нассал под кресло. Отлично!», приобретшим статус ЖЖ-шной присказки. Художественный мир Скотины довольно быстро исчерпался, и в сентябре 2004 года дневник формально прекратил свое существование. Тем не менее, полгода спустя у Скотины сохранялось 1755 подписчиков-читателей, и дневник оставался одним из самых популярных в ЖЖ, опережая по количеству читателей дневники Носика, Житинского, Лейбова и проч.

Не менее важный фактор — известность моделируемой личности. Отдельная категория ВЛ в ЖЖ — имперсонации (подражание, игровая имитация — Е.Г. ) знаменитостей. Одно время по два своих стихотворения в день (одно утром, другое вечером) публиковал в ЖЖ Пушкин [pushkin 2002]; на краткий срок появился Набоков [nabokov 2005], изъяснявшийся то по-русски, то по-английски; спекулянт и филантроп Джордж Сорос [soros 2003] делился своими взглядами на жизнь; опальный олигарх Ходорковский [khodorkovsky 2005] постил репортажи из тюремной камеры. Разумеется, присутствует и Путин; хотя и в виде rss-трансляции, зато сразу в нескольких версиях: как Владимир Владимирович™ [Mr. Parker 2005] и как Резидент Утин [А group of comrades 2005]. Клонирование популярных пользователей ЖЖ можно рассматривать как частный случай имперсонации знаменитостей. В обоих случаях используется процедура моделирования, однако если в случае клонов преобладает копирование, то в случае персонажей — творческое воссоздание модели. Последнее, впрочем, может распространяться и на пользователей Живого Журнала.

Отметим в этой связи римейк Булгаковского «Мастера и Маргариты» [buzhbumrlyastik 2005], действие которого перенесено в наши дни и персонажами которого являются популярные деятели ЖЖ.

Развитие жанра ВЛ в рамках Живого Журнала в целом можно определить как экстенсивное: новых моделей конструирования почти не возникает, но ведется массовая разработка старых. Из принципиальных инноваций можно, пожалуй, отметить проект Максима Кононенко (mparker) → «Владимир Владимирович™», который начался в ЖЖ и обрел невиданную для блога популярность и коммерческий успех. Ироническое изображение президента РФ и его окружения и ежедневные комментарии на злободневные события в рамках виртуальной реальности российской жизни — художественный проект, которому нет прямых аналогов в предшествующем развитии жанра. Однако основное значение ЖЖ — в появлении громадного по составу сообщества пользователей, отличающегося высокой степенью связанности. Виртуальность пользователей варьируется в широких пределах — от полной идентификации (с указанием реального имени, наличием биографии и контактов для связи) до практически совершенной анонимности (особенно характерной для «наблюдателей», которые сами мало что пишут). ВЛ как творческая форма развивается в промежутке между этими двумя полюсами.

Заключение

ВЛ в русском интернете является выделенным жанром творчества. В отличие от англоязычного интернета, этот жанр осознан в качестве такового и легитимизирован наличием соответствующей категории в крупнейшем русском конкурсе онлайновой литературы.

ВЛ типологически связана с представлениями об иллюзорных или искусственно созданных личностях, обладающих той или иной степенью свободы воли. Ближайшими литературными аналогами ВЛ являются персонаж и лирический герой. Однако ВЛ не есть чисто литературный феномен; возможность взаимодействия разных ВЛ в рамках единого мира (киберпространства) является отличительным признаком этой формы творчества.

Для порождения ВЛ используются различные процедуры и стратегии репре зентации «я». Наиболее выраженной является стратегия поэтического самоизобретения, однако процедуры самовыражения, самоописания и самоанализа также присутствуют и в некоторых случаях становятся ведущим конструктивным принципом. В дополнение к таксономии автобиографических форм Спенгерманна мы ввели процедуру моделирования, когда объектом является не свое «я», а «другой», то есть субъективность, внешняя по отношению к субъекту. Так же, как и в случае автобиографии, моделирование может осуществляться в рамках разных стратегий и принимать формы творческого воссоздания, клонирования и анализа. Заметим однако, что четкое разграничение этих форм зачастую невозможно. ВЛ, к какой бы категории они не относились, характеризуются амбивалентностью реального и измышленного, «своего» и «чужого», «я» и «не-я». Так, невозможно с точностью сказать, насколько Мухин есть alter ego Лейбова, а насколько — отдельный от него персонаж. С другой стороны, моделирование чужого «я» в форме клонирования или творческого воссоздания, как в случае Робота Дацюка™ или Владимира Владимировича™, может отражать личные особенности создателя соответствующей ВЛ.

Конструктивно жанр ВЛ складывается из следующих элементов: собственное имя; биография (хотя бы в виде разрозненных деталей, неважно, насколько реалистических — как у Мухина и Деткиной, или фантастических, как у Паравозова и Шелли); характерный, узнаваемый стиль; активность ВЛ в интернете (наличие собственных текстов или проектов, участие в дискуссиях и т.п.); публикация документов, подтверждающих реальность ВЛ (фотография Мухина с Брежневым и Тито, паспорт Деткиной); материализация (появление в «реальном мире» самой ВЛ, как Мэри Шелли на церемонии награждения конкурса «Тенета», или в виде своих представителей, например, Лейбов как личный секретарь Мухина). Обязательным является лишь первый элемент, прочие факультативны.

Динамика жанра ВЛ хорошо описывается моделью литературной эволюции, предложенной Тыняновым, как череда автоматизаций и расподоблений по контрасту. Каждая новая ВЛ имеет тенденцию к отрицанию своих непосредственных предшественников и к использованию в качестве образца более далеких прототипов или, говоря словами Тынянова, ориентируется не на отцов, а дедов. Это обуславливает дискретный характер жанровых изменений: «Не закономерная эволюция, а скачок, не развитие, а смещение». [Тынянов 1977, 256]. Так, Деткина отталкивается от своих современников Мухина и Паравозова и стилистически сближается с виртуалами Юзнета, а Мэри Шелли, напротив, ориентируется скорее на Мухина и Бабаева через голову Деткиной как своей непосредственной предшественницы. Порождение новых ВЛ строится на сдвиге функций старых конструктивных элементов. Введение новых элементов и функций, которые черпаются из резервуара культуры — еще один источник развития жанра.

Развитие ВЛ как жанровой формы в русском интернете можно объяснить действием ряда факторов. Во-первых, возможностью анонимного построения идентичностей, предоставляемого электронной средой. Эта черта является общей для интернета, однако в русском интернете она была реализована специфическим образом.

Во-вторых, появлением в период становления русского интернета ярких образов ВЛ, объединявших качества литературного персонажа (описание) с непосредственной активностью в интернете (прямое действие) и реализовывавших принципы игры и мистификации. Пример оказался заразительным и повлек за собой цепную реакцию. Развитие жанра определялось процессами подражания и соперничества. Первое означает воспроизведение готовых моделей, второе — желание их превзойти. Совместное действие механизмов подражания и отталкивания вело к модификациям жанра и к рефлексии над его природой.

В-третьих, развитию жанра ВЛ способствовали такие тенденции русской культуры как литературоцентризм и персонализм. Первое означает высокую роль литературы и письменного слова в противоположность слову устному; второе — восприятие социальной действительности скорее в личных, чем безличных терминах, и тенденцию к → эссенциалистскому взгляду на природу личности. Появление таких персонажей как Мухин или Деткина могло быть случайным, однако они вряд ли бы обрели массовую популярность и породили волну подражателей, если бы не вошли в резонанс с культурными моделями, разделяемыми пользователями.

Сравнение Запада и России — всегда было деликатной темой. Кто бы что ни говорил по этому поводу, он будет непременно рассмотрен в терминах какой-либо идеологической тенденции. Я стараюсь воздерживаться от мышления в бинарных оппозициях или, что почти то же самое, в русле какой-либо идеологии. Я рассматриваю себя не как «западника» или «славянофила», но как историка, чья цель — дать ощутимое объяснение исторических фактов. Я осознаю, что возможно другое объяснение, и хотел бы его увидеть. [Евгений Горный]

Часть I

Часть II

Глава 9. ТЕХНИКА СУПРУЖЕСКОЙ ЖИЗНИ

Лев Толстой. «Анна Каренина»

В романе «Анна Каренина» четыре части. Это не восемь, как в «Войне и мире». Но все-таки. Дважды подумаешь, прежде чем взяться читать.

Чтобы вам долго не сомневаться, я только одну вещь расскажу.

Анна Каренина бросилась под поезд от несчастной и запутанной личной жизни. Это известно. Муж не давал развода, а любовник разлюбил. Это преподают в школе. Показывают в кино. Отражают в книгах «100 шедевров литературы в кратком пересказе».

Вас щадят.

Анна Каренина бросилась под поезд не поэтому.

У нее была ломка.

Анна была морфийной наркоманкой. В XIX веке морфий продавался без рецепта в любой аптеке (считалось, что он помогает от головной боли и бессонницы). Любой врач-нарколог скажет, что в состоянии ломки наркоман готов спрыгнуть с шестнадцатого этажа. А не только с перрона.

…Часть 4, глава 24, если не верите.

Так что теперь решайте: стоит ли самим выяснить, а чего еще вам не сказали (и не скажут) на уроке литературы.

Если уж собственную бабушку трудно представить себе молодой, то книжку тем более. А ведь «Анна Каренина» была когда-то юной скандалисткой. Хуже, чем сейчас — Владимир Сорокин.

Роман печатали по частям, и он сразил общественность уже первой порцией. В плохом смысле — сразил. Не верилось, что тот же самый человек, с той же знаменитой бородой, несколько лет назад написал такую прекрасную вещь, как «Война и мир». «Граф ищет дешевой популярности», — иронически хмыкали одни. «…И денег», — слышалось в ответ. А один из критиков написал — как убил: «роман из жизни мочеполовых органов». Так что вторую порцию «Анны Карениной» из магазинов просто смели. Каждому хотелось узнать, как далеко зайдет граф Толстой.

Купив, книжку стыдливо обертывали газетой (предпочтительно «Санкт-Петербургскими ведомостями»). Чтобы не попасться на глаза знакомым с «жизнью мочеполовых органов» в руках.

…А попробовали бы вы сегодня написать такое в школьном сочинении!

Все статьи были ужасны. Но на «мочеполовые органы» Лев Толстой особенно обиделся.

«Где, где там органы? Покажите хоть один!» — вскрикивал он, шагая взад-вперед по своей комнате (родственники боялись туда заходить и шепотом выясняли, у кого хватило ума показать отцу семейства злополучную статью). Толстой решил отправить автору статьи телеграмму соответствующего содержания. И, между прочим, был бы прав. Органов в «Анне Карениной» действительно нет. Когда герои занимались сексом или обсуждали способы предохранения от нежелательной беременности, Толстой ставил вместо букв одни точки:

……………………………………………………

Чтобы деликатно дать понять читателям, что дело движется. Но не смущать своих героев (все-таки он был воспитанный человек).

«Соня! — закричал он в дверь. — Соня!» Жена прибежала. Вопросительно посмотрела на мужа. Он хмуро теребил бороду и молчал; глаз почти не было видно из-под насупленных кустистых бровей. «Что, Левочка?» — наконец спросила она осторожно и ласково. Брови разгладились. «Соня, вели, чтоб мне сделали чаю и овсяную кашу», — ответил он. Весь дом вздохнул с облегчением. Было приятно в очередной раз убедиться, что такой великий человек в очередной раз оказался выше суеты, мелких обид и окололитературных интриг.

Толстой не стал их разуверять.

На самом деле ему просто стало стыдно. Шагая по комнате, он кое-что вспомнил. И смутился. Вспомнил свой замысел. Ведь именно так, как описал хамский критик, он сперва и задумывал «Анну Каренину»… Нет-нет, с тех пор, работая над романом, он, конечно, тысячу раз отказался от идеи. Многое изменил и переделал. Но все равно было неловко. Как всегда, когда кто-то посторонний угадывает твои давние тайные мысли. Даже если прошло много лет и сам ты уже другой.

А еще Толстому стало немного стыдно перед дочерью Пушкина. Он ее как-то случайно встретил в гостях у знакомых. Несколько лет назад.

Да он вообще тогда не собирался писать никакую «Анну Каренину»! Он только что выпустил «Войну и мир» и хотел углубить успех. Возился над таким же толстым, серьезным романом, но на этот раз про времена Петра Первого. Собирал материал. Обложился книгами. Изучал мемуары. Работа не шла.

Толстой то и дело вставал из-за письменного стола и садился за ломберный. Это такой столик, на который натянуто зеленое сукно, чтобы не скользили игральные карты; на сукне мелом записывают очки.

Когда нужно было хорошенько что-то обдумать, Толстой любил раскладывать пасьянс. Это помогало.

Он взял колоду карт. Карты были истрепанные и мягкие, они давно служили хозяину (еще с «Войны и мира»). Но масти еще читались.

Для повестей он брал обычную колоду — в 52 карты (элементарный пасьянс «Косынка»). Для романов — двойную («Могила Наполеона», «Бабушка Ренненкампф» и многое другое). Как сейчас. Ведь ему требовалось навести порядок с огромным количеством персонажей. Он перетасовал колоды. Зашлепал картами по столу, уверенно разбрасывая одну за одной. В надежде, что «Петр Первый», с его запутанными и неясными сюжетными линиями, сойдется так же хорошо, как пасьянс.

Но дочка Пушкина все не выходила из головы.

Толстому было интересно сходить посмотреть на нее. Вернее, на нос, брови, губы (или что там ей передалось) великого Пушкина! А так бы он ни в какие гости, конечно, не пошел — учитывая трудности со своим «Петром».

Она, конечно, была уже никакая не Пушкина, вышла замуж и стала графиней Гартунг. Но волосы у нее оказались в точности как у отца: колечками. Как ни старалась она причесаться аккуратно, эти колечки всегда выбивались — на висках и на шее. Она стояла к Толстому спиной, в своем роскошном шелковом платье. Платье было модное — тогда так носили: чтобы сверху открывало, спереди облегало, а сзади… У графини Гартунг была очень красивая фигура — от матери, знаменитой красавицы Натальи Гончаровой, которую современники сравнивали то с пальмой, то с античной статуей.

Мысли Толстого побежали непредвиденным образом.

Дама пик. Волосы темные, колечками, глаза темные, красивые плечи, характер роковой. Светская дама. Замужем. Анна Каренина.

Король пик. Суховатый, сдержанный, в возрасте, губы строго поджаты. Оттопыренные уши. Большой чиновник в Петербурге. Муж Анны.

Валет пик. Усы. Брюнет. Глаза темные. Офицер гвардии. Спортсмен. Любовник Анны.

Дама червей. Блондинка с голубыми глазами. Княжна, живет в Москве с папой и мамой. Кити Щербацкая.

Король червей. Помещик, когда-то жил в Москве. Сначала несчастный влюбленный, потом муж Кити. Левин.

Дама бубновая. Долли. Шатенка. Старшая сестра Кити. Московская дама. Замужем, шестеро детей.

Король бубновый. Стива Облонский. Брат Анны Карениной, муж Долли. Полноватый, обаятельный, с бакенбардами.

И так далее.

А поскольку колода была двойная, то у главных героев получились «двойники». С ними случается то, что случилось бы с главными, если бы не… Если бы Кити так и не вышла за Левина! Она превратилась бы в Вареньку — старую деву. Если бы Левин не занялся хозяйством! С его несносным характером он кончил бы свои дни на дешевой гостиничной койке, как его брат Николай. Если бы Анна Каренина не ушла от мужа, а встречалась с Вронским тайно, все было бы хорошо: как у княгини Бетси Тверской. И так далее. Несколько московских и петербургских семей, связанных между собой. …Толстой закрыл глаза и попытался вообразить всех одновременно — как на большой фотографии. Получилось. Первая фраза романа всплыла сама собой: «В Москве была выставка скота…». Роман был задуман небольшой, страниц сто, мрачно-сатирический.

Лично против графини Гартунг Толстой ничего не имел.

…Но эти колечки, плечи, эта талия! У великого писателя было богатое воображение. Он сразу представил, до чего могут довести человека такие колечки, плечи и талия. Даже если женщина пока еще стоит спиной!

Толстого это пугало. Он знал, что в порыве страсти можно бросить все. Карьеру. Семью. Детей. Деньги. И этому не было разумных объяснений. Ни расчета, ни логики, ни мук совести. Просто безумие какое-то! И ради чего! Статистикой (а в XIX веке обожали статистику) было подсчитано, что половой акт в среднем длится 11 минут. Тогда как продвижение по карьерной лестнице и накопление капитала — годами, а семейная жизнь — десятилетиями. И что же. Капитал летел под ноги красавице. Семья рушилась в одночасье. Толстой сердито шлепал картами по столу.

Он вспомнил свои ежегодные битвы за урожай в поместье: каждый рубль давался огромным трудом. Пахота, сев, жатва, молотьба. Нанимали мужиков. Плюс сенокос. Огромные стога надо было укрывать от дождя, и, бывало, ночью, лежа в душистой темноте среди мягкого сена… Тут внезапно снова представилась графиня Гартунг. Она улыбалась, показывая белые пушкинские зубы. Поднимала бокал шампанского. …Пятьдесят рублей бутылка. Ужас. …Особенно жаль было брошенных детей.

Чтобы выразить ужас, жестокость и слепоту страсти, Толстой — на пробу — изобразил Анну Каренину толстой и с усиками. А Вронского волосатым и с серьгой в ухе. Это были действительно не люди, а какие-то противные «мочеполовые органы». На пресловутой «выставке скота» им было самое место. Толстой подумал, что это убедит неверных мужей вернуться в семьи. Жен — не изменять. А любовников — расстаться. Ужаснувшись, люди в целом станут счастливее.

Толстой вздохнул облегченно, как человек, чья совесть теперь чиста, и радостно принялся за окончательную отделку романа. Так, пару штрихов тут, там… Он рассчитывал управиться недели за четыре.

Через несколько лет «Анна Каренина» была закончена. А «Петр Первый» так и не написан. (Его написал в итоге совсем другой Толстой — Алексей, да и то лишь в ХХ веке.)

Знаете, как это бывает. Тому родинку подрисовать. Тому бороду. Той пуговки на платье. Ночь заменить днем и наоборот. В одной сцене скатать траву в трубочку и постелить осенние листья. В другой — насыпать снег (чтобы героиня к любовному объяснению красиво разрумянилась от мороза), но тогда придется всех переодевать. Шубка, шапка, коньки, муфта. Присел вроде бы на минутку, а потом только по урчанию в животе вспомнил, что пора сделать перерыв. Но снова сел за стол: вспомнил, что на муфту надо дунуть несколько снежинок… Морока!

Вот так провозишься с каждым, и они, конечно, станут, уже как родные.

Через пару месяцев работы Толстой полюбил Анну всей душой. Обратите внимание: в одном месте он ей вставил черные глаза, в другом — серые. Все не мог решить, как красивее.

Он даже стал ревновать ее к Вронскому. Казалось бы, что плохого в хороших зубах? А в веселой, искренней улыбке? Но Толстой прямо корчился от отвращения. У него Вронский, улыбаясь, везде «показывает свои прекрасные зубы». Так что хочется отвернуться… Какие уж тут усики! — усики Анне Карениной Толстой стер в первые же месяцы. А Вронскому подрисовал лысину. Этот великий человек иногда бывал до смешного мелочным.

Он не мог простить Вронскому, что тот не сделал Анну спокойной и счастливой. Так что ей для успокоения пришлось сначала принимать этот дурацкий морфий, ну а потом…

Конечно, никто не мешал Толстому взять это на себя! Я имею в виду судьбу Анны. И он честно пытался! Узнав о романе жены с Вронским, господин Каренин сперва делал вид, что не знает, а когда она ушла, предложил вернуться… Но Анна не смогла. Толстой придумал ее честной, искренней женщиной, и уже поздно было это менять. У нее черное было черным, белое — белым, а такие — как мы уже знаем по Хосе в «Кармен» — обычно не могут выпутаться из трудной ситуации. Они ее разрубают. Даже если резать приходится по себе. И Анна бросилась под острые железные колеса.

Толстой, может, и морфий ей этот дал — только чтобы она поменьше в тот момент мучилась. Морфий в его времена использовали еще и как обезболивающее.

Но чтобы все кончилось хорошо — в это он сам не верил.

Вронский влюбился в Анну и тут же забыл о влюбленной в него Кити (она потом год не могла прийти в себя — родители показывали ее всем врачам подряд, все качали головой, и никто не мог поставить диагноз).

Анна ушла к Вронскому, бросив мужа и сына (муж от этого весь как-то окостенел, так что лишился работы; а сын стал расти без мамы и отчасти без папы, который с тоски вступил в какую-то секту).

Толстой искренне желал Анне добра. Но не верил, что с таким началом все наладится потом.

Страсть разрушала. Пусть поначалу влетело другим: Кити, Каренину и маленькому сыну. Но это как ударная волна: рано или поздно доберется и до Анны с Вронским. Закон физики.

С виду Анна и Вронский выглядели как истинные влюбленные. Но даже Толстой не мог бы поручиться, что они вправду любят друг друга, хотя знал о своих героях все.

Потому что от настоящей любви не может быть плохо.

Анна и Вронский видели одинаковые сны. Но как только стали жить вместе, никто не захотел уступать. Нет, они, конечно, ненавидели ссоры, страдали. Каждый пытался мириться. Но это ведь не одно и то же. Как только они пытались мириться, становилось только хуже.

Кити с Левиным до свадьбы тоже читали друг у друга мысли на расстоянии. После свадьбы это тоже прошло. Как все нормальные люди, которые живут вместе, они начали скандалить и ссориться. Но быстро поняли, что сидят теперь в одной лодке, и прекратили ее раскачивать.

Вот, пожалуй, и все. Других секретов супружеской жизни Толстой не знал. Он сам был женат, так что это не просто слова.

Только женившись, он смог написать «Войну и мир» и «Анну Каренину». А это возможно, только если в доме тишина и порядок. Завтрак, обед, ужин и чистые рубашки появляются как будто сами собой. Носки утром не приходится искать по одному. А хвалебные статьи и успех у публики ничуть не заботят: благодаря жене Толстой и так чувствовал себя любимым и самым лучшим.

Толстой писал очередную главу, с кляксами и помарками. Бросал на столе. Приходила жена, забирала. У себя в комнате переписывала все аккуратным, ясным почерком. Относила мужу. Он читал. Зачеркивал, вписывал, замазывал, вписывал поверх, потом снова вычеркивал и вписывал уже третьим ярусом. Бросал на столе. Приходила жена, забирала. Снова переписывала начисто — с учетом стертых усиков, налепленных на муфту снежинок и возникшего на тарелке соленого гриба. Снова относила мужу. И не падала духом, когда ее опять ожидала та же рукопись, столь густо испещренная новыми пометками, что иногда приходилось разбирать с лупой.

«Войну и мир» Софья Толстая переписала восемь раз и примерно столько же — «Анну Каренину».

Себя и жену Толстой вывел в виде Левина и Кити. Хотя жена его на самом деле была брюнеткой с большими черными глазами. Она сразу потребовала рассказать, какую такую блондинку имел в виду ее муж. Толстой ее успокаивал, говорил, что уже сделал брюнеткой Анну Каренину и что в романе не может быть двух — любителям блондинок будет скучно читать. …В общем, сумел как-то ее убедить, что это исключительно для искусства.

ПОЛЕЗНЫЙ СОВЕТ:

Не переходите дорогу, в том числе железную, в неположенном месте.

• Купить электронную книгу на Литресе

«Японки» начали появляться во Владивостоке в конце 70-х, в махровое брежневское время, которое его недоброжелатели называют «застоем» (с тем же успехом его можно охарактеризовать и как «стабильность» — самое популярное словечко номенклатуры путинского периода). По одному из городских преданий, первая япономарка появилась во Владивостоке в 1977 году. В том «Ниссане-Цедрике» передвигался Валентин Бянкин — легендарный начальник Дальневосточного морского пароходства, вскоре снятый с должности и несколькими годами позже покончивший с собой.

«Ниссанов» на заре японизации Приморья действительно было необычно много. Может даже показаться, что «Тойоты» захватили бесспорное лидерство и ушли в недосягаемый отрыв несколько позже. Ниссановские «Лаурели», «Глории», «Цедрики» — красавцы представительского класса — несли в себе явные генетические черты своих предшественников из Штатов. В них было больше американских черт, нежели японских: широченные, длинные, роскошные, безумно стильные рыдваны, прячущие под необъятными капотами многолитровые пламенные моторы. Автоминимализм вместе с мёртвыми пробками, экологической паранойей и модой на мало- и микролитражки с объёмом двигателя чуть больше бутылки водки придут позже. Я и теперь остаюсь убеждённым фанатом того Большого Стиля. Машина должна быть большой, мощной и комфортной. Некоторые считают, что большим размером автомобиля компенсируют своё ущемлённое самолюбие мужчины с маленькими членами, но я знаю, что это псевдофрейдистский бред. Хотя, безусловно, автомобили имеют прямое отношение к человеческой сексуальности.

Сейчас эти последние могикане в большинстве своём вымерли или вымирают, как дальневосточные леопарды. Гниют на свалках, лежат в лесных кюветах или на морском дне, когда-то провалившись вместе с хозяевами под лёд. Омертвело пылятся на чурочках за деревенскими заборами, убиваются малолетними гонщиками, ездящими на диком острове Русском близ Владивостока без номеров, правил и прав. Отреставрированное и отполированное меньшинство получает новую жизнь в качестве невероятных ретро-каров, вызывающих восхищённые взгляды тех, кто обладает.

Интересно, как окончила свои дни самая первая наша «японка»?

По-настоящему массовая миграция твоих японских сородичей во Владивосток началась в конце 80-х, когда Советский Союз уже агонизировал. Ещё закрытый, но уже прорубивший форточку в иной мир портовый город; моряки, привозящие джинсы, двухкассетные магнитофоны Sharp, вожделенную жевательную резинку, фантастические часы Casio, так отличавшиеся от нашей невзрачной и всё равно дефицитной «Электроники»; море, остро пахнущее заграницей — возможностью другой жизни. На участки берега, открытые океану, оно выбрасывало поблёкшие от морской воды, но узнаваемо иностранные бутылки, пакеты, кроссовки и прочее барахло, казавшееся нам сокровищем. Пацанами мы коллекционировали пустые алюминиевые банки из-под пива, вкладыши от «жувачки», сигаретные пачки, бросались на всё зарубежное и яркое, подобно сорокам. В школе на переменах жарко спорили, сможет ли Сталлоне побить Шварценеггера и способны ли они даже и вдвоём отп…ить Брюса Ли.

Году, не ошибиться, в 89-м морякам (настоящим морякам, а не обладателям паспорта моряка, как потом) официально разрешили льготный, фактически — беспошлинный провоз автомобилей. Правда, только для личного пользования, то есть без права продажи. Эта оговорка никого не смущала. Транспортного налога не было, машины повсеместно продавались по доверкам, то есть юридический собственник попросту выписывал на коленке доверенность фактическому, получал деньги и отдавал ключи. Быстрее всех сориентировалась уже изрядно подгнившая к тому времени номенклатура и тогда ещё осторожные бандиты. Эти социальные или антисоциальные группы быстро научились конвертировать свою легальную и нелегальную силу (властные полномочия у одних и накачанные наглостью в подвальных тренажёрках мускулы — у других) в живые, слишком живые деньги. Одни организовывали «целевые круизы», другие встречали пароходы в порту и реквизировали движимое имущество прямо на причале. Те из них, кто не словил потом пулю в подъезде, не сгорел во взорванном джипе, не умер от передозировки и не уехал в Москву, стали большими людьми.

Твои соплеменники сразу выделялись в потоке (громко сказано, конечно) однотипных советских машин с простоватым, дворняжьим выражением фар. Моему детскому взгляду казалось, что их обтекаемый, приземистый, заострённый вид как-то связан с узостью японских глаз, что японцы неосознанно или сознательно наделяют своими расовыми чертами всю производимую ими технологическую продукцию. Сейчас, когда я вижу эти уже не столь часто попадающиеся в городе модели разлива конца 70-х и начала 80-х, они воспринимаются мной совсем по-другому. Угловатые острогранные коробки, к тому же много раз битые и крашенные. Слишком уж быстро обновляется линейка японских моделей. Пока в России десятилетиями выпускают квадратную заднеприводную ВАЗовскую «классику» родом из 60-х (той эпохе она была адекватна) и более «продвинутые» переднеприводные «зубила» с нестираемым клеймом ранних 80-х, у каждой японской модели успело смениться по нескольку кузовов и двигателей. Каждый раз, видя очередную версию давно известной машины, я думаю: всё, совершенство достигнуто, дальше двигаться некуда, «конец истории». Но проходит несколько лет, и опять появляется новый кузов. Одновременно на глазах устаревает облик этого же автомобиля предыдущего поколения, которое ещё вчера казалось таким современным. Машины покидают передний край моды, ещё не успев постареть физически. Думаю, несложно смоделировать при помощи компьютера, во что превратились бы наши «Жигули» и «Волги», эволюционируй они с японской скоростью. Автомобильная мода, при всех национальных чертах и частных отклонениях, глобальна. На рубеже 80-х и 90-х угловатые кузова сменились дутыми, став похожими на мыльницы, чтобы уже в середине десятилетия снова получить рубленые линии и поджарые формы, но уже на следующем витке развития. И опять разжиреть боками к началу нового века.

Они удивляли многим, твои заморские сородичи. Невиданной прежде надёжностью: ходовка не сыпалась, движки не требовали переборки, с аппетитом поглощая самое тошнотворное отечественное топливо вплоть до левой в обоих смыслах судовой соляры. Невиданной укомплектованностью: даже на самых простеньких машинках стояли автоматы, которых поначалу побаивались наши люди, привыкшие к механике, имелись буржуазные кондиционеры. В обязательном порядке — гидроусилители руля, позволявшие без напряжения крутить баранку, что называется, одним пальцем (кстати, по манере держать рулевое колесо обеими руками можно почти безошибочно угадать водителя старой школы; большая часть научившихся вождению уже в новое время, по крайней мере мужчины, небрежно рулит одной правой, наложив её «на 12 часов» — так удобнее приветствовать знакомых или благодарить незнакомых, на мгновение растопыривая пальцы рулящей руки). Электропакет, то есть кнопки стеклоподъёмников и центрального замка, шумоизоляция, регулировки сидений и рулей, подвески с изменяемой жёсткостью, множество каких-то наворотов, бардачков, приятных мелочей, о которых мы и не подозревали раньше. В 80-е и ранние 90-е всё это обрушилось на наш народ — именно народ, а не только номенклатурную или криминальную «элиту». Это теперь автоматами и кондишками никого уже не удивишь, иномарка давно перестала быть экзотикой. Тогда «японки» воспринимались как космические корабли из фантастических фильмов. Дожившие до сегодняшних дней машины тех поколений кажутся ностальгически трогательными. Они несут на себе смешные в своей устаревшей гордости надписи: EFI, 16 valve, twin cam… Уже несколько лет спустя эти пометки стали избыточными: и так понятно, что не карбюратор, а эфишка. Всё равно что сегодня специально обращать внимание на автоматическую коробку передач (сменившим её вариатором, кстати, некоторые производители ещё хвастаются, помещая сзади на кузов гордые буквы CVT) или писать, что у машины наличествуют все четыре колеса.

В окрестностях Владивостока я знаю только один участок без оговорок отличной дороги, на которой не страшно разгоняться. Это трасса, ведущая из владивостокского аэропорта (он расположен в соседнем городке Артёме) к федеральной дороге «Хабаровск — Владивосток». «Аэропортовской трассой», как свидетельствует городское предание, мы обязаны американскому президенту Форду, в 1974 решившему встретиться с Брежневым почему-то во Владивостоке. К приезду именитого гостя город, и дороги в том числе, привели в порядок. Сколько спидометровых стрелок было упёрто в ограничитель на этой трассе — не сосчитать. Казалось, сама близость аэропорта заставляла автомобили набирать взлётную скорость и пытаться оторваться от надоевшей земли. По той дороге ехать с разрешённой скоростью просто невозможно. К концу 80-х относятся знаменитые истории про «летучих голландцев»: водитель большегруза вдруг замечал в зеркале заднего вида машину невиданного облика, с невероятной быстротой настигающую грузовик. Когда машина выходила на обгон, обгоняемый вдруг с ужасом замечал, что на водительском месте никого нет. Потом, когда правый руль сам по себе уже никого не удивлял, пешеходы, особенно старшего возраста, долго не могли привыкнуть к тому, что автомобиль может подъехать сзади с опасной бесшумностью. Мотор, даже бензиновый и легковушечный, должен обязательно тарахтеть как потерпевший — мы так привыкли. А сколько времени ушло на то, чтобы отучить пассажиров остервенело лупить дверью, выходя из машины! «Это тебе не «Жигули», — презрительно цедили или раздражённо кричали водители.

Воспоминания, как старые «Ниссаны», подвержены коррозии, даже если мы пытаемся их зафиксировать со всей доступной нам мерой добросовестности. Мемуары пишутся задним числом, а память — не лучший редактор с точки зрения объективности и фактической выверенности. Дневники слишком сиюминутны, чтобы «в режиме реального времени» зафиксировать то, что потом окажется важным и «знаковым». Поэтому точно сказать, как всё начиналось, я не смогу. Да и никто не сможет, наверное. Ничего, если я ошибусь в некоторых деталях. Я надеюсь не ошибиться в главном.

Частные объявления в старых газетах — вот где в законсервированном виде хранится неотретушированная, настоящая жизнь. Перелистывая местные газеты за 1990 год, я убеждаюсь, что с той поры миновала целая эпоха. Дело не в календарной протяжённости отрезка времени, а в его насыщенности, когда год запросто идёт за три. «Куплю помпу к двигателю „тойота“ 13TV и его аналогам. Оплата по договорённости, можно валютой первой категории. Обращаться письменно: Владивосток, главпочтамт, до востребования МФ 20767, удостоверение». Сейчас никому и в голову не пришло бы в поисках помпы специально подавать объявление. Да и «валюта первой категории» — забытый термин, такой же, как СКВ — «свободно конвертируемая валюта». А вот раздел «Меняют»: «Импортную машину на квартиру или двухкомнатную квартиру». Или: «Меняю машину иномарки (то есть „иностранной марки», сейчас говорят проще — «иномарка“, и всё) на квартиру или машину и гостинку на трёхкомнатную квартиру. Возможны варианты». «Автомобиль иномарки в хорошем техническом состоянии на двухкомнатную квартиру в любом районе Владивостока». Не указаны ни модель, ни год: достаточно того, что «автомобиль иномарки». Меняют «трёхкомнатную квартиру в пос. Тикси ЯАССР (льготы Крайнего Севера, улучшенной планировки, в центре) на благоустроенную квартиру во Владивостоке, пригороде или иностр. машину типа „Волга“, телефон…». Сейчас бы у нас сказали «класса «Крауна» или «что-нибудь маркообразное». Тогда общепринятой точкой отсчёта, эталонным представительским седаном ещё выступала «Волга» — мечта советского человека 70-х, названная героем известного фильма той эпохи «малогабаритной квартирой». А как звучит — «в центре Тикси»!

Восхищаюсь удивительной невыдуманной прозой частных объявлений. «Елену, звонившую по телефону 25-05-04 Павлу, просим перезвонить по телефону 46-92-45 Алексею в ближайшие дни после 21 часа». Шедевр, и какой краткий, насухо выжатый — ни одного лишнего знака. Позвонила ли Елена? Финал открыт.

В тот короткий период машины, тогда ещё дефицитные, действительно менялись на квартиры. Именно тогда многие бесквартирные моряки сумели решить свой жилищный вопрос. За джип можно было обзавестись нормальной «трёшкой». Не то что потом: посмотришь на обшарпанную гостинку (я долго считал, что это общеупотребительное слово, пока не столкнулся с тем, что меня иногда не понимают люди с запада, поэтому следует пояснить: гостинки — блёклые серопанельные аскетичные муравейниковые здания с длинными тёмными коридорами; каждое отдельное жилище в них, тоже называемое гостинкой, представляет собой крошечную комнатку-клетушку, зато со своим санузлом), куда и днём-то в одиночку зайти страшно, а она вся по периметру уставлена автомобилями, в том числе и дорогими. Ни за один из них никакого жилья, даже самого затрапезного, уже не купишь. Поэтому сегодня так много бесквартирных с машинами. На квартиру нормальный средний человек всё равно не заработает. На машину — может.

Но я отвлёкся. Я расскажу тебе о крае, в котором ты очутилась, когда тебя, всю в белых надписях толстым маркером и в соляном налёте от залетавших на палубу волн, выгрузили на причал, где стояли высокие люди со странными лицами. Если бы ты могла вглядеться в правый нижний угол карты той территории, которую раньше обозначали гордой и даже грозной аббревиатурой «СССР», а теперь унизительно называют «постсоветским пространством», я бы показал тебе небольшой продолговатый отросток суши на крайнем юго-востоке, очертаниями напоминающий итальянский «сапог» и выдающийся в море. Это море южные корейцы зовут Восточным, северные корейцы — Корейским Восточным, а японцы и нещепетильные в таких вопросах русские — Японским. На полуострове расположен российский город Владивосток, именуемый китайцами «Хайшеньвэй», что означает «залив трепанга», а японцами — «Урадзиосутоку».

Тебе нечем увидеть карту этой территории. Ты можешь только осязать её своими чёрными круглыми бескамерными подошвами. Я дам тебе такую возможность. И ещё расскажу о том, как зимой на обледенелые склоны сопок отчаянно карабкаются автомобили, а летними ночами в море мерцают искорки планктона — не офисного, а самого настоящего; как разноцветно умирают кальмары, а на берег зачем-то выползают целые полчища красно-бурых живой, только что взятый с песчаного морского дна гребешок, политый солёным соевым соусом. Как цветут нежнейшим розовым цветом на городских улицах абрикосы-дички, а за городом, ещё в его черте, растут лимонниковые и кишмишовые лианы, кедры и маньчжурские орехи — близкие родственники грецких. Как в море в тёплые недели заплывают с юга акулы и смертельно ядовитая рыба фугу — любимое блюдо самураев-ортодоксов и зомби, которую я как-то сдуру чуть не съел. Как из воды выпрыгивает высоко к солнцу другая рыба — пиленгас, где-то далеко на западе именуемая кефалью. Я буду рассказывать долго, пока ты не поймёшь всё.

Поняв, ты не захочешь возвращаться на родину никогда.

• Купить электронную книгу на Литресе

Для подарочного издания своей пьесы «Одновременно» популярный драматург и артист ее полностью переписал. Смотрите несколько страниц из книжки — иллюстрации Петра Ловыгина

Одновременно (695 Kб)

Превью

«Открывать рот нужно только в двух случаях…»

Знаменитый философ античности Пифагор пользовался огромным уважением у своих учеников. Одно его одобрительное слово, вскользь брошенное ученикам, приводило их в настоящий экстаз. Однажды один из его учеников вызвал раздражение учителя, и Пифагор сказал ему несколько резких слов. Ученик от горя покончил с собой. Пифагора настолько потряс этот трагический случай, что с тех пор он ни разу не сказал никому ни одного плохого слова…

…Рассказывают, что однажды, когда Конфуций был уже при смерти, к нему подошли самые близкие ученики и, жалея его быстро тающие силы, спросили: может ли он назвать одно такое слово, которым можно было бы руководствоваться всю жизнь? Конфуций задумался. Он даже прикрыл глаза. Прошла минута, другая… Может быть, он уснул? Или умер? Ученики в растерянности стали переглядываться. Наконец старый философ открыл глаза и тихо сказал: «Это слово — снисходительность».

С тех пор прошло много лет. Но этот принцип — снисходительность — и сегодня является актуальным. Все люди совершают ошибки. И мы — не исключение из этого правила. Но почему-то все время забываем библейскую истину: как мы судим других, так и нас будут судить.

Это случилось в Польше. Мужчина вышел из дома, чтобы полюбоваться своей осуществившейся мечтой — дорогим и новым автомобилем. Но то, что он увидел, повергло его в ужас: его пятилетний сын небольшим молотком бил по корпусу его машины.

Мужчина подбежал к своему сыну, вырвал у него из рук молоток и начал бить им по рукам сына. Только когда отец немного успокоился, он увидел, что руки сына превратились в кровавое месиво, а сам ребенок потерял от боли сознание. Подхватив ребенка на руки, отец побежал в больницу.

Хотя доктор и пытался как-то спасти размозженные пальчики ребенка, в конце концов их пришлось ампутировать. Когда мальчик проснулся от наркоза и увидел отца, сидевшего рядом с ним, он сказал ему: «Папочка, извини меня за вчерашнее! Но когда у меня снова вырастут мои пальчики?»

Отец, возвратившись домой, совершил самоубийство.

Подумайте об этом случае, когда вы увидите, как ребенок проливает чай на дорогую белоснежную скатерть или совершает еще какую-нибудь провинность. Подумайте сначала, прежде чем вы потеряете терпение. Машину можно отремонтировать, скатерть можно отмыть или купить новую, ну а как быть с переломанными косточками, обиженной душой? Не спешите наказывать. Сделайте паузу. Сначала поймите, чтобы не упустить возможность простить.

«Принимайте людей такими, какие они есть. Это единственная возможность жизнь с ними в гармонии и любви», — говорил американский проповедник и оратор Норманн Пил. Наши собственные мерки и рамки подходят лишь одному человеку из всех — нам. Поэтому оставьте другим их ношу — пусть каждый несет свой собственный крест. Единственное, чем можем мы облегчить их долю, — это любить их. А это значит принимать их такими, какие они есть.

Счастье приносит только то, что любишь

«Кто малым недоволен, тот большего недостоин», — учит древнеиндийская пословица. Китайская же пословица говорит то же самое: «Кто имеет меньше, чем желает, должен знать, что он имеет больше, чем заслуживает». Несколько лет назад психологи из Технологического университета Техаса (США) предложили очередной рецепт того, как стать счастливым. В результате полуторагодичных исследований они пришли к выводу, который, как ни странно, известен уже многие века. Рецепт простой, и звучит он так: «Счастье — это не когда имеешь все, что хочешь, а когда хочешь то, что имеешь».

Психологические эксперименты проводились на студентах различных университетов Америки и Канады. Молодым людям предлагалось определить, какими вещами они обладают — среди предложенных вариантов были дом, квартира, автомобиль, аудиосистема, мебель и прочие ценные предметы. Кроме этого, студенты подробно описывали, как серьезно они хотели получить в свое распоряжение ту или иную вещь и какие чувства они испытывали после ее приобретения.

Вывод психологов не оказался неожиданным: счастье от покупки обычно является недолгим. Получив вожделенную вещь, человек быстро перестает испытывать наслаждение от факта обладания ею. Однако именно здесь и было совершено небольшое открытие. Оказывается, чтобы счастья в жизни было больше, человеку следует полюбить полученную вещь: если человек продолжает упиваться ее достоинствами (например, владелец автомобиля испытывает наслаждение от скорости езды или комфорта салона), то уровень счастья не снижается и с течением времени.

Следовательно, по версии авторов исследования, просто пытаться получить в свое распоряжение какой-либо набор вещей — занятие бессмысленное. Вещи, равно как и всякие другие человеческие ценности — например, такие, как здоровье, молодость, богатство, друзья, взаимная любовь, путешествия, свобода, карьера, — все это только тогда приносит радость и удовольствие, когда человек их ценит и любит. Именно тогда они способны принести счастье. В противном случае, что человеку ни дай, все для него будет или плохо, или недостаточно.

О том, что не вещи, а отношение к ним делает человека счастливым, говорит и заведующий лабораторией Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского, доктор психологических наук Фарид Суфиянов: «Самое важное — это то, как мы относимся к тому, чем обладаем, удовлетворены мы или, напротив, недовольны этим. Многие полагают, что возникновение счастья непосредственно связано с материальным благополучием. Понятно почему. Однако это иллюзия. Счастье посещает гораздо чаще тех, кого все в жизни устраивает».

Чтобы в корне изменить жизнь, достаточно 120 секунд

Английский психолог Дэвид Маклеланд сказал: «С точки зрения психологии всех людей в мире можно разделить на две группы. Первая группа — это меньшинство, которое воспринимает любой вызов как возможность изменить свою жизнь к лучшему и которое делает все возможное, чтобы добиться успеха. Вторая группа — это большинство, которое в принципе озабочено одним лишь выживанием».

У Дейла Карнеги есть рассказ об одном необычном человеке. Его история — еще один наглядный пример того, что «тот, кто хочет, делает больше, чем тот, кто может». Вот этот рассказ:

«Доктор Пакес Кадман — один из самых знаменитых людей в Америке, который много лет своей жизни отдал деятельности радиопроповедника.

Одним из самых удивительных фактов биографии этого удивительного человека был тот, что он начал свою трудовую жизнь в угольной шахте в возрасте одиннадцати лет. И в течение долгих десяти последующих лет он ежедневно по восемь часов работал под землей, чтобы содержать своих младших братьев и сестер.

Понятно, что в ту пору нельзя было и предположить, что он получит хоть какое-нибудь образование. Однако Кадман стал одним из самых популярных авторов в Америке. Однажды он признался, что в совершенстве изучил все этапы развития английской литературы.

Работая в шахте в качестве „пони-боя“, он всегда располагал одной-двумя минутами в тот момент, когда освобождали от угля доставленную им тележку. При этом он не упускал случая для того, чтобы заглянуть в книжку. В шахте было так темно, что невозможно было разглядеть собственную руку. И все же он читал при свете старой тусклой лампы. Каждый раз на такое чтение у него уходило едва ли больше 120 секунд. И все же книга всегда была под рукой. Он говорил, что скорее обошелся бы без завтрака, чем без книги.

Он знал, что только образование поможет ему выбраться из шахты. И потому в течение десяти лет прочитал все книги, которые смог выпросить или одолжить в соседней деревне. Общее их число составило тогда более тысячи томов.

И неудивительно, что мальчик продвинулся вперед в своем развитии. На этом пути ничто не могло его остановить, кроме разве ружейного выстрела. Проведя в шахте десять лет, он с блеском сдал экзамены и стал стипендиатом Ричмондского университета».

Как видите, 120 секунд могут изменить целую жизнь.

У психологов есть такой термин: «один час в день». Если человек посвящает один час в день какому-то делу, например чтению, изучению какой-то науки или, скажем, тренировке мышц, то рано или поздно он добьется в нем если не блестящего, то очевидного успеха. Даже, добавляют специалисты, при полном отсутствии таланта и условий. Потому что вера, желание и постоянное упражнение важнее всех других условий и обстоятельств.

Гарриет Бичер-Стоу писала свою знаменитую книгу «Хижина дяди Тома» в промежутках между многочисленными хлопотами по хозяйству.

Авраам Линкольн изучил право во время ночных дежурств, когда караулил склад товаров.

Многие из своих лучших стихотворений Роберт Бернс написал, когда работал на ферме — во время небольших перерывов.

Сапожник Чарльз Фрост однажды решил посвящать один час в день научным занятиям и в результате стал одним из самых выдающихся математиков Америки.

Маргарет Митчелл, автор «Унесенных ветром», создавала свой шедевр на протяжении целых десяти лет, уделяя ему десяток-другой свободных минут в день. Она записывала его главы на клочках бумаги, которые вмещали от нескольких абзацев до одной фразы. Ее дом был завален такими бумажками, и над этим «чудачеством» потешались не только соседи, но и сама сочинительница.

Загруженный до предела работой и служебными обязанностями академик Владимир Обручев, автор более 1000 научных работ, вставал за час до рассвета и писал приключенческие романы. Наверняка вы читали или слышали про один из них — «Земля Санникова».

Немецкий психолог Николаус Энкельман выразил формулу успеха такими словами: «Вера приводит к действию. Повторение — к мастерству. Концентрация — к успеху». Не зря говорят: «Истинное образование не получают, а берут». То же самое можно сказать и о счастье, успехе, богатстве. «Профессор математики учит на профессора математики». Самому главному в жизни мы учимся сами, если только хотим чего-то большего, чем то большинство, которое «озабочено одним лишь выживанием».