Автор: Arseny Shmartsev

• Пер. с. исп. М. Смирновой
• М: Эксмо; СПб.: Домино, 2005
• Переплет, 256 с.
• ISBN 5-699-13551-0
• Тираж: 8100 экз.

В 1816 году лорд Байрон с секретарем, Перси Шелли и Мари Шелли провели несколько месяцев в замке на берегу Женевского озера. В ненастную погоду они, взяв пример с персонажей Боккаччо, договорились развлечь друг друга литературной игрой. Условием игры было сочинить страшную историю с привидениями. Именно тогда восемнадцатилетняя Мари Шелли написала всемирно известного «Франкенштейна», а Байрон — повесть «Вампир», от которой потом открестился и приписал авторство своему секретарю. Оба произведения стали классикой мировой готики и первыми в ряду бесконечного ряда переделок и подражаний. Такова общепринятая версия событий. Но писателя-постмодерниста, конечно, не может удовлетворить наличие одной-единственной версии.

Андахази, молодой и модный аргентинец (на четверть, впрочем, русский), предлагает свою остроумную трактовку. Повесть легко балансирует между готикой и порнографией с веселой улыбкой на лице. В сущности, основа повести — анекдот, но этот жанр не мешает автору непринужденно поразмышлять о роли художника в процессе творчества и о сущности самого процесса. Проблема литературного отцовства решается в повести самым радикальным образом. Параллельно приоткрываются тайны творческой лаборатории Пушкина, Гофмана, Шатобриана и даже самого Андахази.

Вадим Левенталь

• Пер. с нем. Т. Набатниковой
• СПб.: Амфора, 2006
• Переплет, 622 с.
• ISBN 5-367-00046-0 (рус.)
• ISBN 3-499-22161-6 (нем.)
• Тираж: 25 000 экз.

В этом романе нет ни одного диалога. Сюжет запутан — сквозь изощренный текст приходится продираться. Но это роскошный роман, написанный мастером. Его надо читать вдумчиво, не торопясь, смакуя каждое слово. Такой подход продиктован нервной, но в то же время скрупулезной манерой повествования, внушительным объемом романа и его резкой «непохожестью» ни на одно значительное литературное произведение, написанное прежде.

Роман называется «Дети мертвых», на первой же странице автор благодарит за помощь исследователя сатанизма Йозефа Дворака, а из аннотации мы узнаем, что, «смешавшись с группой отдыхающих австрийского пансионата, трое живых мертвецов пытаются вернуться в реальную жизнь». Но «Дети мертвых» — это вовсе не «страшилка». Елинек мыслит слишком нестандартно, чтобы ее текст мог всерьез кого-нибудь напугать. Роман можно назвать жестким, жестоким, но отнюдь не страшным.

Кто же главные герои этого странного произведения? Чей голос здесь доминирует? Голос мертвецов? Нет, мертвецы находятся под надежной опекой автора, который видит каждый их шаг, слышит каждый их вздох. Тогда, может быть, основной персонаж романа — сам автор? Тоже нет. И он подчиняется некой силе, которая, кажется, вместо него водит пером по бумаге. Эта сила не что иное, как дух повествования (определение, впервые появившееся на страницах романа Томаса Манна «Избранник»). Дух повествования проникает в самые отдаленные закоулки перенасыщенного пространства книги. Он путешествует по альпийским склонам, по местам автокатастроф, по неубранным номерам гостиниц, по церквам, бассейнам, наконец, по телам и душам мертвецов (да, да, у мертвецов в романе есть души). Это надежный проводник, без которого не могла обойтись автор и не сможет обойтись читатель, впервые открывший «Детей мертвых». Вот кто главный герой романа. Вот от кого зависит автор.

Другие герои, которых невозможно обойти вниманием, — Природа и Государство (в данном случае Австрия). Природа пожирает своих детей. Государство тоже. Дети становятся мертвецами, они жаждут освобождения. «Для животных существует привязь, а для людей — правила». Живущий по правилам трудолюбивый народ Австрии приговорен автором книги. Автор помнит о том, что было здесь полвека назад. Надо отвечать за грехи прошлого, и кара не заставляет себя долго ждать.

Впрочем, «Дети мертвых» — более мистический, нежели политический роман. К тому же он слишком красиво написан, и его жутковатая красота затмевает социальный подтекст. Необычные метафоры, игра слов, афоризмы — язык романа богат. Об этом можно судить по великолепному переводу, выполненному Татьяной Набатниковой. Насколько сложна была ее задача и насколько блестяще она ее воплотила в жизнь, узнает каждый, кто прочтет «Детей мертвых». Теперь остается с нетерпением ждать новых переводов. Елинек из тех писателей, кого просто необходимо переводить.

Виталий Грушко

• СПб.: Амфора, 2006
• Переплет, 272 с.
• ISBN 5-367-00062-2
• Тираж: 3000 экз.

Герман Гессе, вспоминая о том, как создавал свою знаменитую индийскую повесть, писал: «Мне необходимо было… провести часть своей жизни в аскезе и медитации, прежде чем святой и близкий мне с юных лет мир индийской духовности вновь мог стать по-настоящему родным».

Познакомившись с романом Дмитрия Орехова, написанным почти век спустя, чувствуешь, что «мир индийской духовности» тоже стал вполне родным для ее автора. Впрочем, маловероятно, чтобы Д. Орехов, подобно немецкому классику, проводил время в аскезе и медитации. Скорее всего, нет. Автор «Будды из Бенареса» явно не трепещет перед мистиками Востока. Однако при этом ему удается — и это весьма важно — не затыкать своим героям рот, не навязывать им собственных мыслей.

Язык героев — это язык Ригведы и Дхаммапады. Их одежда, еда, образ жизни вполне достоверны. Отшельники медитируют, испытывают экстатические состояния сознания и даже парят над землей «на высоте двух-трех локтей». Однако все эти моменты воспринимаются вполне естественно. Перед нами не сказка, а притча. Притча о восточном мистицизме или, если угодно, об оккультизме.

Роман можно отнести к столь популярному сейчас жанру «альтернативной истории». Фабула произведения строится на допущении: исторических будд было два. (Следует оговориться, что с точки зрения буддологической науки подобная версия вполне правомочна. Неслучайно современный исследователь Эдвард Томас, автор книги «Будда. История и легенды» (М., 2003), сообщает, что Девадатта, двоюродный брат Сиддхарты Гаутамы, основал свою — альтернативную — буддийскую общину.)

Первая часть романа вполне, если так можно выразиться, «канонична» — герои действуют согласно историческому преданию. Перед читателем появляется царевич Сиддхарта, покинувший дворец после встреч с больным, стариком, мертвецом. Однако уже в самом начале книги появляется ощущение, что дальше без сюрпризов не обойдется. Во-первых, Ананда, любимый ученик Будды, предстает перед нами двухлетним ребенком. Во-вторых, человека, знакомого с «канонической» биографией Будды, не может не удивить маршрут путешествия Сиддхарты и Девадатты. Это путешествие начинается в городе Кушинаре. А ведь согласно буддийской легенде, именно возле Кушинара Будда окончил свои дни, отравившись свининой в гостях у кузнеца Чунды! В романе Орехова Сиддхарта тоже угощается у кузнеца парной свининой, а потом преспокойно продолжает свой путь. Дальше — больше. Маршрут путешествия в точности повторяет последнее путешествие Будды, за одним исключением — это путешествие в обратном направлении!

Во второй части действие решительно съезжает с накатанных рельсов исторического предания. Это происходит в тот момент, когда Девадатта, решившись захватить власть в общине, покушается на жизнь своего двоюродного брата. Согласно буддийским легендам, Сиддхарта вышел победителем из этой дуэли: бешеного слона он «наполнил любовью» и остался во главе общины. В романе Орехова все происходит несколько иначе. Впрочем, ощущение достоверности происходящего не покидает нас до последней страницы.

Но дело, конечно же, не в том, насколько точно книга реконструирует историю или жизнь ранней буддийской общины. Автор и не ставил такой задачи. Роман «Будда из Бенареса» — это соединение истории, мифологии и фантазии автора, причем все в нем подчинено одной идее, одному важнейшему вопросу: может ли задача внутреннего самосовершенствования быть оправданием отказа от нравственных норм? Сиддхарта в романе Орехова (впрочем, как и исторический Будда Шакьямуни) убежден, что страдания проистекают от желаний. Следовательно, надо побороть в себе абсолютно все желания. Получается, что с точки зрения буддийской доктрины желание поквитаться с обидчиком или желание протянуть руку ближнему равноценны — они одинаковым образом держат человека в «плену сансары». Сиддхарта упорно пытается провести в жизнь свою философию. Так создается коллизия: Сиддхарта-человек борется с Сиддхартой-отшельником. Кто же из них победит? Напряжение не спадает до самой последней страницы…

Н. Н.

• М.: АСТ, 2006г.
• Переплет, 352 с.
• ISBN: 5-17-033851-1
• Тираж: 4000 экз.

Мне хочется поговорить с вами о книге, которая вызывает откровенно двойственное чувство. Сначала, увидев коротенькое предисловие автора, возвращающее меня к потерявшемуся поколению, к которому я и сам имею сомнительную честь принадлежать, я мысленно подпрыгнул от восторга и, потирая руки, торопливо раскрыл первые страницы. Я предвкушал, что наконец найду в книге слова, которые сам давно хотел и не мог высказать. Те слова, которые, наверное, хочет сказать любой из нас — из поколения конца шестидесятых — середины семидесятых.

«Наконец-то, нашелся автор, который сможет показать сегодняшнюю реальность глазами тридцатилетних. Тех тридцатилетних, которые еще помнят обязательные первомайские демонстрации и волнующую дрожь, когда тебе в первый раз повязывают пионерский галстук», — примерно так подумал я и начал читать…

Признаюсь вам честно, я недоуменно закрыл книгу после двадцатой страницы. Те, кто хотят найти в литературе высокий стиль или тонкий психологизм, могут ее и не открывать. То, что я прочитал, больше всего напоминало фиксацию потока сознания, возникшего в короткий миг между наступлением похмелья и подписанием выгодной сделки. Потом снова похмелье и снова подписание, и все это автор по-прежнему фиксирует, не особенно стесняясь в выражениях. Честно скажу, я отложил книгу с достаточно сильным раздражением.

Но прошло какое-то время, и я, к своему удивлению, почувствовал, что мне хочется перечитать ее. Мысль занозой сидела в моей голове, я чувствовал, что упустил что-то в этой странной смеси документалистики скрытой камерой с беззастенчивостью психоанализа. Я снова взял книгу.

Внезапно я понял. Предисловие, словно вечность, свернутая в кольцо, перекинуло мост через последние тридцать лет, и извечные слова «я есть первый и последний» зажглись на обложке, как перст судьбы.

Когда-то очень давно я услышал слова одного из создателей «Неуловимых мстителей», что если бы не было первых кадров фильма, на которых молодые всадники медленно въезжают в багровеющий круг солнца, фильм воспринимался бы совсем по другому.

Если бы не было предисловия к этой книге, ее можно было счесть еще одной попыткой модным «штилем» проложить себе узенькую тропиночку на литературный Олимпик, и тогда она не стоила бы того, чтобы о ней говорить. Но перед нами не просто очередная попытка зафиксировать «наличие отсутствия» возвышенности в духовном мире «героев нашего времени». Перед нами зеркало, которое, словно рельсы, сходящиеся у горизонта, позволяет увидеть всю неизмеримость пути пройденного нами и нашей странной.

Честно скажу, когда я осознал этот путь и осознал именно благодаря книге, которую держал в руках (при всей ее хамоватой стилистике и нарочито примитивном психологизме), — мне захотелось заплакать. И в первую очередь я вспомнил почему-то культовый фильм конца 80-х «Асса».

Помните, в последних кадрах этого фильма девочка стреляет в своего очень крутого любовника, потому что он убил ее друга — безбашенного и безденежного пацана, который стоял у него на дороге? Девочка убила «олигарха», и ни у кого из зрителей это не вызывало осуждения или удивления. Так и должно было быть, и никто тогда не сомневался, что деньги не могут компенсировать того, что давал героине фильма этот забавный и непутевый Бананан, оказавшийся на дне моря. А потом вышел Цой и спел «Перемен требуют наши сердца…» И мы получили наши перемены.

Я смотрел этот фильм в восемнадцать лет и аплодировал героине. Я смотрю его сейчас и ловлю себя на мысли, что девочке, пожалуй, надо было с самого начала послать подальше этого лоха Бананана, а крутого «папика» развести на хорошие бабки и обеспечить себе сытую жизнь. И, подумав так, я встряхиваю головой и с ужасом понимаю, в кого же я превратился. В кого превратились большинство из нас.

Название книги «Повесть о ненастоящем человеке» сразу вызывает в памяти до боли знакомый образ, памятный поколению тридцатилетних со школьной скамьи. Раненый летчик ползет по зимнему лесу. Ползет, чтобы выжить и снова встать в строй, невзирая ни на что. Летчик еще не знает, что в конце пути его встретит поддатый молодой человек с очередной шлюхой под ручку. Ему не надо терять обе ноги. Все, что от него требуется, — это сделать куннилингус приезжающей из Парижа начальнице.

Я бы назвал эту книгу «Реквием потерявшемуся поколению». Назвал бы, если бы ее истинное название не было еще более удачным. Круг замыкается. Летчик, наконец, дополз и мы, поколение 70-х, когда-то помнившие, что в мире существуют не только деньги и карьера, взяли в руки зеркало, в котором отразились такими, какими стали. И не надо никого винить. «Время не подлежит обсуждению. Подлежим обсуждению мы — разместившиеся в нем».

Прочитайте эту книгу. Только все время, пока будете читать, постарайтесь удержать перед глазами две картинки: всадников, въезжающих в закат, и ползущего по лесу умирающего летчика.

Взгляните наконец на себя таких, какие мы есть. А если вы не верите, что это вы, тогда спросите себя — кто сделал это мир таким? Ведь это наш мир, и он лишь наше отражение. Мы должны осознать, куда мы пришли. Прочитайте эту книгу.

Дмитрий Каширских

• СПб.,: Амфора, 2005
• Переплет, 304 с.
• ISBN 5-94278-951-7
• Тираж: 5000 экз.

На повестке дня роман украинского писателя Андрея Куркова «Пикник на льду». Вообще, Курков не просто какой-то там украинский писатель. Он, по уверениям компетентных людей, «современный русскоязычный писатель номер один в Европе». Так-то! Автор бесчисленных книжек, которые переведены на двадцать два языка мира. По его сценариям снято более двух десятков художественных, короткометражных и телевизионных фильмов. Словом, послужной список будь здоров. Немудрено, что взял я тоненькую, весело оформленную книжицу с некоторым трепетом. Тем паче, что роман «Пикник на льду» был в 2003 году признан книгой года в Швейцарии.

Коротенько о сюжете. Журналист Виктор Золотарев получает необычное задание от крупной газеты: писать некрологи на видных людей, хотя все оные пока еще живы. И что интересно, граждане, на которых некролог написан, долго на этом свете не задерживаются. Постепенно герой понимает, что втянут в криминальные игры теневых структур.

После первых страниц немного отлегло. Оказалось, что Курков — это Владимир Кунин, помноженный на Оксану Робски. «Дома перед сном Виктор пил чай и думал о смерти. Думалось ему легко». И так далее. Без изысков. Читать книгу легко. Не читать — еще легче.

Нет, сама идея очень даже ничего. Свеженькая, с неплохим потенциалом. Но… Вот есть книги, которые напоминают мне кастрированного кота. То есть вроде бы и кот, но уже не совсем кот. Главную свою функцию выполнять не может. Так и с книжками. И слова в ней есть, и сюжет какой-то, и герои что-то делают, «а включаешь — не работает», как сказал Жванецкий. «Пикник на льду» как раз из этой оперы.

В романе все происходит само собой, персонажам суетиться не надо. Нужна работа — нашлась, нужны деньги — принесли, и так далее. Главный герой ходит, бродит, кофе пьет. Причем не потому, что хочет, а потому, что автор его пинками заставляет. Сам бы ни черта не сделал. Остальные персонажи не лучше — музей восковых фигур. Сказали то, что автору нужно, сделали что-то невразумительное и ушли со сцены, пока снова автору не понадобятся. Веревки, за которые он их дергает, видны за версту. Разве что пингвин Миша порадовал. Всем пингвинам пингвин. Очень естественно ест рыбу и купается в проруби.

Ну и философские размышления. Простенькие, такие, чтобы каждому школьнику было все ясно. Как я понимаю, единственная их задача — не дать роману скатиться до обычного детектива в духе Донцовой. Это удалось. Действительно получилось скучнее. С претензией вроде как на прозу.

Впрочем, ничего удивительного во всем этом нет. Сам Курков о своем творчестве говорит прямо: «Когда писатель хочет купить бутылку хорошего шампанского, то, чтобы заработать на нее деньги, ему нужно стать на две ступеньки ниже и написать что-нибудь попроще».
На шампанское Андрей Курков себе заработал, это уж точно.

Кирилл Алексеев

• СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2005
• Обложка, 288 с.
• ISBN 5-288-03746-9

Что такое религия? Ответить на этот очевидный, казалось бы, вопрос достаточно сложно. Вера в единого Бога? Но есть религии, где эта вера отсутствует, — например, буддизм. Институт церкви или какой-то иной центральной организации? Но подобного института нет в ранних религиях, нет его и в индуизме. На самом деле однозначного определения религии не существует. А из множества имеющихся определений (и при этом их число продолжает увеличиваться!) невозможно выбрать такое, которое полностью устраивало бы весь ученый мир.

Петербургские ученые-религиоведы (М. М. Шахнович, Р. В. Светлов, Е. А. Торчинов и другие) в учебном пособии «Религии мира» рассматривают понятие религии прежде всего в историческом ключе — религия предстает здесь в виде конкретных традиционных учений, изменявшихся от эпохи к эпохе, от региона к региону.

Самые древние типы религии: тотемизм, магия, мантика и шаманизм; национальные религии, в своем бытовании не выходившие за пределы отдельных народов (как уже прекратившие свое существование религии античного мира, так и живые, развивающиеся религии Индии, Китая, Японии, и распространенные на Ближнем и Среднем Востоке зороастризм и иудаизм); мировые религии — буддизм, христианство и ислам… Авторы рассказывают о мифах и ритуалах разнообразных религиозных систем, описывают священные тексты — христианскую Библию, мусульманский Коран, буддийскую Трипитаку и многие другие.

Книга содержит массу информации, представляющей интерес не только для студенческой аудитории.

Прочитанное незаметно подталкивает к выводу о том, что в мире много было и есть разных религий, однако по большому счету ни одна из них не может претендовать на абсолютную истину. Такая «равноудаленность» религий — следствие бесстрастного научного подхода. Ведь исследователь религиозных систем не является проповедником. Будучи ученым, религиовед просто предлагает наиболее адекватные сведения о религиях, максимально отстраняясь от их оценивания. Возможно, какие-то из них лично ему могут нравиться или нет, что-то в них он считает ценным или бессмысленным, однако с научной точки зрения оценочная позиция может только повредить пониманию. Внимательный, умный читатель сумеет сам расставить необходимые акценты и, быть может, решить для себя, какую из сонма религиозных традиций считать истинной.

Сергей Пахомов

• СПб.: Азбука, Петербургское Востоковедение, 2005
• Переплет, 544 с.
• ISBN 5-352-01370-7 (Азбука-классика)
• ISBN 5-85803-274-8 (Петербургское Востоковедение)
• Тираж 3000 экз.

Выражение «опыт запредельного» привлекает читателя надеждой на встречу с каким-то таинственным, но при этом до боли знакомым миром. Автор книги, известный петербургский востоковед и религиовед Евгений Торчинов (1956—2003) ставит своей целью отыскать суть религиозности. В прежние годы в религиоведении правил бал социологический подход, когда религия рассматривалась как некая общественная функция. Торчинов же опирается на психологический метод и полагает, что в основе всякой религии лежит некий опыт запредельного. Что же это за опыт?

Автор творчески развивает идеи так называемой трансперсональной психологии, в частности школы Станислава Грофа. Этот широко известный ученый-психиатр уже много лет устраивает по всему миру психотренинги, на которых погружает всех желающих в причудливые бездны бессознательного с помощью специфических дыхательных техник. На его семинарах человек, к примеру, может вспомнить свои предыдущие воплощения, а то и отождествиться с каким-нибудь зверем, птицей, насекомым или божеством, оказаться в аду или в раю, слиться с космосом или пустотой.

Такого рода переживания называются «трансперсональными», то есть выходящими за пределы обыденных, «дневных» впечатлений конкретной личности. В этом случае сознание находится в «измененных» состояниях. Эти особые измененные состояния можно как-то упорядочить. В частности, Гроф выделяет четыре «базовые перинатальные матрицы» (БПМ), или типы переживаний младенца в утробе матери либо при выходе из нее. Торчинов применяет эту идею по отношению к разным сторонам религий. Например, БПМ I, которая означает первоначальное единство плода с матерью до начала родов, сопоставляется с видением рая, а БПМ III (плод проходит по родовому каналу) может быть соотнесена с кровавыми жертвами ацтеков или страданиями и смертью Христа.

Религиозные перинатальные переживания — это переживания образов утраченного блаженства, страданий, смерти, воскресения и возрождения, расширение сознания. На них выросли древние мистериальные культы, шаманизм. Но от этого опыта отличаются собственно трансперсональные переживания, в которых отдельное сознание выходит за свои пределы с помощью развитой психотехники.

Есть религиозные традиции, которые стремятся постоянно воспроизводить этот «опыт запредельного». Торчинов называет их «религиями чистого опыта». К ним, например, относятся индуистская йога и, особенно, буддизм. В буддизме нет каких-то догматических правил, которым надо слепо доверять. От буддиста требуется умение погружаться в глубины своего сознания и только там находить подлинный смысл существования. Но есть и такие религии (христианство, ислам, иудаизм), в которых роль догматизма и каноничности довольно велика. В этом случае «опыт запредельного», не исчезая вообще, оказывается монополией основателя традиции, а всем прочим верующим предлагается поверить в него и следовать ему в своем поведении.

У многих может возникнуть резонный вопрос: а насколько эти переживания оправданы с точки зрения психического здоровья? Но автор уверяет, что они ничуть не являются психопатологическими. Напротив, они могут приводить к творческому развитию и реализации личности.

Думается, что вслед за Евгением Торчиновым мы бы согласились с тем, что «таинственный лик трансперсональной Гекаты поможет понять и светозарное чело социологического Аполлона». Действительно, трансперсональная матрица оказывается плодоносной почвой, на которой возрастает пышное древо социальных религиозных институтов.

Сергей Пахомов

• М.: Новая газета, Книжный клуб 36.6, 2006
• Переплет, 232 с.
• ISBN 5-91147-001-2
• Тираж: 20 500 экз.

«Sex в большой политике» Ирины Хакамады отсылает к небезызвестному сериалу, в котором четыре американки с некоторой толикой вульгарности подыскивают себе мужей, бойфрендов и сексуальных партнеров на одну ночь. У Хакамады читатель, желающий «попользоваться насчет клубнички», тоже найдет для себя немало интересного — только речь, разумеется, пойдет о «клубничке» политической, варенье из которой круто сварено из политической византийщины, холуйства и придворного кремлевского этикета.

Через призму последнего показана вся политическая кухня постсоветской империи. Место за обеденным столом на банкете символизирует положение чиновника в кремлевской иерархии, рукопожатие старшего по политическому «званию» — благорасположение или недовольство тех, «кто выше».

«Церемония приветствия вся на многозначительных нюансах. Всем пожали руки, а вас проигнорировали? Неважно почему, важно, что все это заметят и примут к сведению. Чтобы этого не допустить, нужно издалека поймать взгляд объекта и не отпускать и вести его, мысленно внушая:

— Пожми мне руку, сволочь… пожми мне руку… а лучше поцелуй меня (потому что если с вами еще и целуются, вы вообще в полном шоколаде)».

Увидеть в малом большое, а в пустяковине — значительное, да еще описать это со смаком гурмана со стажем — ценное качество для того, кто решил отправить читателя в мир, доселе ему неизвестный. Но еще важнее умение сделать так, чтобы этот мир стал для того, кто его постигает… удивительно похожим на его собственный, простой и понятный.

Как расслабляются ВИПы у Хакамады? Выпивают. Как отмечают дни рождения коллег по оружию? Дарят дурацкие подарки и устраивают застолье. Как пишут книги о себе, дорогих и любимых? Да так же, как обычно жалятся благодарным слушателям на судьбу-злодейку: враги одиозны, обстоятельства непреодолимы, а главному действующему лицу больше всего хочется застрелиться именно тогда, когда все думают, что у него все «в полном шоколаде».

Ирина Хакамада тоже пишет книгу. Пишет о СЕБЕ. Пишет так, как делилась бы своими переживаниями с подругой. И пусть вас не смущает и игривое название книги, и ее самоуверенный подзаголовок: «Самоучитель self-made woman», — потому что все это от лукавого. А правда состоит в том, что за всеми остроумными наблюдениями над политическим зоопарком, за всеми этими язвительными выпадами и уколами и циничными советами прячется тонко чувствующий ранимый человек. И, как мне кажется, человек очень несчастный, доведенный до ручки всеми «неправильностями» нашей жизни, рушащими все самые «правильные» теории и концепции.

«Помню, в 95-м, после победы на выборах, я лежала с подругой на пляже и думала: вот я депутат, я известна во всей России, почему же я такая несчастная? Ничего не хочу. Не хочу быть сильной. Не хочу быть самодостаточной. Мне недостаточно самой себя. Хочу ехать на красивой машине вдоль океанского побережья. И чтобы вел ее он, плейбой с вьющимися до плеч волосами. И чтобы океан шумел…»

Но интересна ли искренность поверженного политика читателю, купившему эту книгу в расчете на политическую клубничку и не без оснований подозревающему автора в политической конъюнктуре? Вот в чем вопрос…

Мария Петровская

• СПб.: ИК «Невский проспект», 2005
• Обложка, 160 с.
• ISBN 5-94371-853-2
• Тираж 5000 экз.

Свое мнение обозначу сразу: книжка суперская.

В издательстве «Невский проспект» она вышла в серии «Секреты искусной хозяйки», из чего логично предположить, что книга эта кулинарная и должна являть собой руководство по приготовлению различных блюд армянской кухни. То есть содержать в себе рецепты. С этими пунктами все чисто — и являет, и содержит. Какие названия приходят вам на ум, когда вы слышите словосочетание «армянская кухня»? Шашлык? Пожалуйста. Хаш? Пожалуйста. И еще толма, кюфта… Всего десять блюд с подробным описанием выбора продуктов, количества и качества ингредиентов, способа и последовательности их обработки и непосредственно самого процесса приготовления. Напортачить просто невозможно!

Что касается меня, то моя искусность в приготовлении еды обусловлена двумя причинами — гибким графиком работы и тем, что период сознательного постижения кулинарных тайн пришелся у меня аккуратненько на пустые полки магазинов. Поэтому в моем случае искусность означает умение готовить быстро и из того, что есть в холодильнике. Что отнюдь не исключает возможности получения на выходе аппетитного ужина, но делает меня полным профаном там, где дело касается приготовления сложных блюд, предваряемого выбором продуктов на рынке. Так вот, ответственно заявляю, что, следуя подробным инструкциям Лии Аветисян, даже я оказалась в состоянии изготовить кулинарный изыск под названием «Толма Эчмиадзинская». И дважды повторить на бис.

Чем не кулинарный бестселлер? Однако есть одно «но»: кроме рецептов в книге еще около ста страниц текста. Занимательнейшее, надо сказать, чтиво: смесь кавказских тостов, исторических анекдотов, забавных историй и прелюбопытных фактов, приправленная изрядной дозой юмора и самоиронии. Мне, например, по прочтении захотелось выучить армянский язык (для проверки некоторых лингвистические данных), срочно посетить Армению (просто потому что) и познакомиться с автором — чтобы обсудить некоторые спорные вопросы, касающиеся исторических фактов.

В общем, если вы поклонник кулинарии, двадцать страниц вступления могут отпугнуть вас, и вы отложите книгу прежде, чем обнаружите первый рецепт, а если кулинария вам до лампочки, ваши шансы заметить это издание и вовсе стремятся к нулю. А жаль — книжка-то суперская.

Мария Шишкова

• М.: «Махаон», 2006
• Переплет, 240 с.
• ISBN 5-18-000885-9
• Тираж: 15 000 экз.

Есть в книжной фауне такой подвид — книжка с картинками для женщин. Встречается это модопитающееся из разряда глянцевых либо на журнальном столике — гостям показать, либо под кроватью юных отроковиц, мечтающих произвести фурор среди таких же юных отроковиц. Отличительной особенностью таких изданий является куча полезных рекомендаций из серии «чтобы оставаться всегда стройной, делай гимнастику по утрам», немыслимое количество иллюстраций и легкая ненавязчивая мораль от какой-нибудь доброй феи, подкрепленная примерами из жизни таких же фей, но уже голливудского производства.

Уже сама по себе книжка с картинками «о погоде и молодежной моде» — вещь достаточно прибыльная для издателя — напихал себе картинок и спи спокойно, а уж если в образе феи выступает видный представитель модной тусовки Ксения Собчак, обещающая раскрыть ее, тусовки, секреты, то уж подавно.

Только вот у самой феи в этом проекте роль получается совершенно невыигрышная. Тема книги предполагает добросовестный рассказ о содержимом гардероба Собчак. Но разве может быть захватывающей опись содержимого чужого шкафа?

По-моему, это понимает и сама автор: «В настоящей книге, — пишет она, — должна быть настоящая интрига, тайна, в конце концов — сюжет. А стильность и умение одеваться — они либо у человека есть, либо нет, тут все ясно, и никакого сюжета вокруг этого не накрутишь».

Спрашивается, для чего и для кого тогда пишется эта книга?

Судя по всему, для двух категорий читателей. Во-первых, для юных отроковиц (см. выше) без задней мысли и, во-вторых, для тех, кто с затаенным любопытством будет со всем тщанием искать откровения из жизни кремлевской тусовки, а затем с чувством говорить: «Какая гадость!»

Действительно, гадость — попытка сыграть на не самых лучших чувствах своей аудитории. Потому что книга, если вынести за скобки личность автора и неоднозначное к ней отношение общественного мнения, по-своему неплоха. Во всяком случае, своей младшей сестре, которая с замиранием сердца тянется за глянцевыми журналами, я бы ее купила.

Почему? Потому что там наряду с огромным количеством фотографий самой Ксении, позирующей на фоне собственного гардероба, есть немалое количество прекрасного качества архивных фотографий моделей лучших кутюрье мира от Ламановой и Шанель до Вествуд и Гальяно. Потому что, несмотря на сюжет, не предполагающий излишней живости изложения, книга все равно написана увлекательно и местами даже остроумно. Потому что, наконец, через все повествование красной нитью (прошу прощения за штамп) проходит мысль о том, что «сопутствующая красота — не самоцель. Это не смысл жизни, это ее дополнение. И все эти красивые вещи, дорогие платья — это только ваше окружение, они не должны становиться смыслом вашей жизни, самой жизнью».

Вот так вот.

Мария Петровская