Классический английский детектив

Это сейчас детективный жанр похож на огромную преуспевающую корпорацию с множеством дочерних компаний, в числе которых и американский, и иронический, и исторический и многие другие детективы, а начинался этот бизнес когда-то, как и многие другие, с маленькой, почти элитарной конторы, которую теперь называют классическим английским детективом. По иронии истории литературы, английский детектив был создан американцем французского происхождения. В 1841 году в Филадельфии, в журнале «Graham’s magazine» появился рассказ «Убийство на улице Морг», сочиненный известным мистиком и морфинистом Аланом Эдгаром По. Этот рассказ и по сей день остается мерилом чистоты жанра; в нем есть все то, что делает детектив детективом, и нет ничего лишнего: два героя, две истории, две загадки — вот чистейшая формула аналитического детектива.

Повествование чаще всего ведется от лица друга или помощника детектива. Этот друг — простой, немного глуповатый, но честный человек без странностей. Он обречен высказывать ложные версии разгадок, которые опровергает сыщик. Специалисты считают, что именно с ним ассоциирует себя читатель. Сам детектив — харизматическая личность, в хорошего детектива читатель должен влюбиться, причем важную роль играет здесь не столько сила интеллекта, сколько загадочная странность: одинокий холостяк, курит трубку и даже опиум, играет на скрипке — как в такого не влюбиться? Остальные герои: глупый полицейский, хитрый преступник, наивная жертва, все, вплоть до ворчливой квартирной хозяйки, — необязательны, они составляют антураж рассказа.

Детективный рассказ состоит из двух историй, вложенных одна в другую, как две матрешки: это история преступления и история раскрытия преступления. Соответственно этим двум историям в детективе и две загадки. Одну из них в английском языке принято обозначать словами «Who did it» (кто сделал это), то есть кто преступник. Загадыванием этой загадки детективный рассказ начинается. Другая же загадка, не менее обязательная, хотя и менее заметная, — это как сыщик догадался, кто преступник. Разгадкой именно этой загадки и заканчивается чаще всего детективный рассказ. В фильмах Игоря Масленникова о Шерлоке Холмсе это те моменты, когда доктор Ватсон и Холмс сидят перед камином вполоборота к зрителю и пьют коньяк.

Вадим Левенталь

Философия детектива

В апреле 1841 года Эдгар По опубликовал первый в истории детективный рассказ. В том же году, в том же апреле Карл Маркс стал доктором философии Йенского университета. С течением времени интерес к философии марксизма у широких слоев общественности сильно поугас, чего нельзя скаvзать о детективной литературе.

О причинах бешеной популярности жанра задумывался еще Гилберт Честертон, автор классических рассказов о патере Брауне. Он писал, что детективный рассказ «пишется ради момента прозрения, а вовсе не ради тех часов чтения, которые этому моменту предшествуют». Интеллектуалу начала XX века вторит интеллектуал конца века, Умберто Эко: «По-моему, люди любят детективы <…> за то, что его [детектива] сюжет — это всегда история догадки. В чистом виде», — пишет он в «Заметках на полях „Имени розы“».

Если на Честертона Умберто Эко ссылается косвенно, то о Конан Дойле он говорит напрямую и даже сам указывает для самых непонятливых на шерлокхолмсовское происхождение имен главных героев своей книги, Адсона и Вильгельма Баскервильского. Есть, однако, еще один детективный автор, которого Эко не упоминает, а между тем с одним из романов этого автора у «Имени розы» много общего. Замкнутое пространство, в котором в соответствии с определенным текстом (детской считалкой или Апокалипсисом) происходят одно за другим загадочные убийства, объединенные общей идеей — идеей справедливого возмездия, и за всеми убийствами стоит один человек, считающий себя орудием правосудия — человеческого или божественного. И хотя трупов в «Имени розы» довольно много (в последней главе, описывая пожар, Адсон намекает на множество погибших), по именам названы только десять жертв.

Конечно, значение ассоциации с «Десятью негритятами» Агаты Кристи не стоит преувеличивать, и тем не менее она, возможно, позволит точнее определить, какой именно детектив перед нами. Агата Кристи написала огромное количество текстов, и хотя далеко не все из них выходят за рамки бульварной беллетристики, некоторые по праву могут считаться шедеврами. Выработанный предшественниками канон она зачастую изменяет до неузнаваемости, и все-таки глубинный принцип английского аналитического детектива — движение по лабиринту ошибок к свету истинного знания — остается у нее неизменным.

Ясно, что «Десять негритят» далеки от классической формулы: нет ни детектива, ни помощника, нет, собственно, даже истории разгадки преступления, поскольку его никто не разгадывает. Тем не менее за всеми убийствами стоит одна общая загадка, получающая разгадку в конце романа, в письме, которое бросает в море Уоргрейв. «Десять негритят» — это не развитие классической схемы, а ее редукция: из двух героев, двух историй, двух загадок остается только одна история и одна загадка. Такую редукцию схемы Агата Кристи компенсирует механическим увеличением числа преступлений.

Схема «Имени розы» гораздо более классична, в этом романе есть и следователь, и помощник, история преступления (то, что их несколько, не играет существенной роли) и история его разгадки: в «пределе Африки» Вильгельм объясняет Хорхе, как он догадался, кто стоит за убийствами в монастыре.

Однако классическая сюжетная схема оказывается для Эко слишком суха, одной ее не хватает, чтобы удержать внимание читателя на ученых спорах, которыми заполнен роман, — если, конечно, читатель не специалист по европейскому Средневековью, как сам автор. Поэтому то, что Агата Кристи вводила вместо пропущенных элементов схемы: напряженное ожидание нового убийства, мрачную атмосферу замкнутого пространства, мистический ужас сбывающегося пророчества, — Эко использует вместе с полной, нередуцированной, схемой.

Между прочим, два эти шедевра — столь различные и так неожиданно похожие — объединяет еще одно: по каждой из книг снят прекрасный фильм. Экранизация «Десяти негритят» Станислава Говорухина 1987 года, вероятно, лучшая не только из экранизаций этого романа, но и вообще всего творчества «королевы детектива». Атмосфера нагнетается блистательными съемками, неподражаемой игрой Зельдина, Друбич, Абдулова и музыкой Николая Корндорфа.

По «Имени розы» годом раньше, в 1986-м, снял фильм Жан Анно. И хотя сценарий фильма по мере приближения к концу все больше отклоняется даже от сюжета книги, не говоря уже о ее содержании, этот фильм ценен и сам по себе, без оглядки на роман. Мало в каком фильме есть такой великолепный набор типажей и характеров, а больше уродов можно было увидеть разве что у Алексея Германа во время недавно закончившихся съемок «Трудно быть богом». Шон Коннери играет в полную силу, а от сцены смерти Сальваторе на костре мороз пробегает по коже.

«Имя розы» Умберто Эко — один из значительнейших романов конца столетия, лабиринт смыслов, доказывающий, что простейшая детективная конструкция достаточно прочна, чтобы выдержать огромное величественное здание интеллектуального и философского романа, романа итогов XX века. «Я упирался и топтался на месте, я гнался за видимостью порядка, в то время как должен был бы знать, что порядка в мире не существует», — говорит в финале Вильгельм Баскервильский.

Честертон писал, что детектив всегда выводит читателя «на свет прозрения из мрака заблуждения». Это, конечно, только литературная иллюзия, но именно ей жанр обязан своей популярностью.

Вадим Левенталь

Шесть новых шведских пьес

  • Антология
  • М.: Три квадрата, 2006
  • Обложка, 304 стр.
  • ISBN 5-94607-059-2
  • Тираж: 1000 экз.

«Шесть новых шведских пьес» — это, как понятно из названия, сборник пьес. Шведских. Правда, не то чтобы совсем новых, скорее современных. Представлены здесь и такие мастодонты пера как Ларс Нурен, и граждане попроще — молодые да ранние авторы, которых знают разве что оч-чень большие поклонники шведской драматургии. Практически все эти произведения сыграли важную роль в становлении «новой драмы» в Швеции, предопределили ее развитие и основные жанровые характеристики.

Основные темы новой шведской драмы — война, положение иммигрантов, детское неблагополучие, детское одиночество в мире взрослых, алкоголизм, наркотики, насилие, терроризм и прочие насущные вопросы современного общества. Словом, ничего особенно оригинального, все как у всех. Об этих проблемах говорят иногда с шокирующей откровенностью и, порой, с изрядной долей цинизма. Правда, в данном сборнике представлены более или менее благопристойные пьесы. Да и вообще, отечественного читателя и зрителя шокировать ох как непросто. Так что тем, кто ищет чего-нибудь скандального, книгу рекомендовать не буду.

В сборник вошли: «Воля к убийству» (1978) Ларса Нурена, «Отцеубийство» (1996) Эрика Удденберга — две пьсесы, объединенные проблемой отцов и детей. Причем вторая пьеса является пародией на семейную драму и в некоторых местах перекликается с «Волей к убийству». В сборнике также: «У реки» (2003) Агнеты Плейель — о нелегкой жизни одиноких стариков, «Говори! Здесь так темно» (1993) Никласа Родстрёма — о трудностях, с которыми сталкиваются скинхеды и их психотерапевты, «chеек tо chеек» (1992) Юнаса Гарделя — тяжелая жизнь престарелой звезды эстрады, и монолог для радиоспекталя Розы Лагеркранц «Европа утром и вечером».

Вообще, о пьесах сложно судить, познакомившись с ними только на бумаге. А уж о пьесах новой шведской драмы и подавно. При прочтении возникает стойкое ощущение, что автор отчаянно скучал, создавая произведение. Может быть, особенности темперамента сказываются, не знаю. Понятно, что на сцене актеры как смогут подвеселят действие, но не слишком ли многое отдается им на откуп? Лично я из старорежимных читателей. Мне вот как-то хочется увидеть в пьесе проблему, конфликт, развитие характеров и так далее и тому подобное. Но сейчас среди авторов всех мастей принято не сильно утруждать себя такими пустяками. Есть слова, есть герои — остальное читатель может придумать и сам. Впрочем, тонко чувствующим любителям драматургии должно понравиться. Все в лучших традициях высокого современного искусства — немного нудновато, немного вызывающе, слегка депрессивно и оставляет простор для фантазии.

Кирилл Алексеев

Евгений Даниленко. Меченосец

  • СПб.: Амфора, 2006
  • Переплет, 333 с.
  • ISBN 5-367-00226-9
  • Тираж 50 000 экз.

Три шага в бреду

Книга Евгения Даниленко «Меченосец» издана большим тиражом, с расчетом, вероятно, на то, что фильм Филиппа Янковского, снятый по мотивам одноименного романа, будет успешным и соответственно принесет популярность автору книги.

Премьера состоится через несколько дней, и о фильме говорить еще рано. Если он сослужит Даниленко добрую службу, это пойдет на пользу не только самому автору, но и публике, которой фамилия Даниленко еще не знакома. Потому что книга написана талантливо и ярко.

«Меченосец» состоит из трех произведений, и главное их достоинство заключается в том, что они не похожи друг на друга. Писатель словно демонстрирует нам три разных проявления своего авторского «Я». И в двух случаях это выходит действительно удачно.

Жанр открывающего книгу романа «Меченосец» я бы определил как сюрреалистический трэш. Сюжет здесь намеренно размыт (фильм наверняка будет более четким), и образы героев прописаны не слишком внятно. Роман начинается с картин детства главного героя, который живет вместе с мамой в коммунальной квартире. Своим не по годам развитым воображением юный персонаж превращает квартиру в сказочную страну, где ему хорошо и уютно. Мир взрослых глазами ребенка — традиционный для литературы зачин, но у Даниленко он получает неожиданное развитие. Внезапно осязаемый мир рушится, герой взрослеет, граница между фантазией и реальностью смывается. Теперь герой — меченосец, он становится на путь воина (пусть и маргинального), а в ткань повествования вплетаются на первый взгляд абсурдные ходы.

Здесь мало что понятно. Вот роман превращается в пьесу (сон героя), вот из обычной квартиры действие переносится на театральные подмостки, а вот и появляются новые персонажи. Они появляются внезапно, выскакивают, как чертики из коробочки, и роман, который давно уже перестал быть похожим на роман, уводит читателя все дальше от реальности, которой было так много в начале.

Совсем по-другому написан роман «Кролик» (на мой взгляд, лучший в книге). В отличие от «Меченосца», он начинается несколько сумбурно. Нельзя понять, в какой именно «горячей» точке планеты разворачиваются события, какое именно задание выполняют персонажи — бойцы ГРУ. Потом все встает на свои места. Главный герой попадает на Кавказ, где только что началась война. Он оказывается в плену. Ему делают предложение, от которого он не в силах отказаться. Повествование приобретает смысл. Появляется смысл и в действиях героя. Как и его предшественник — меченосец — он воин, только, в отличие от того, он знает, за что бороться. Дальше все идет по накатанной схеме, конец предсказуем. Но дело не в этом. Психологические нюансы в «Кролике» выписаны настолько тщательно, что роман можно смело сравнивать и с «Кавказским пленником» Толстого, и с «Сотниковым» Василя Быкова.

Повесть «Танчик» — третья по счету в сборнике — написана от лица танка (прием, известный по песням Высоцкого). Танк у Даниленко оказывается существом сентиментальным и влюбчивым (помимо прочих приключений у него случается роман с симпатичной девушкой). Автор прекрасно понимает, какого развития и какой развязки будет ждать читатель от подобной повести. Поэтому он делает все, чтобы произведение получилось неожиданным.

«Танчик» написан немного слабее, чем «Меченосец» и «Кролик», но все же повесть по-своему интересна. По сути это нехитрая лирическая зарисовка — достойное завершение для такой необычной книги, как «Меченосец».

Вынужден с сожалением констатировать, что хорошие тексты Даниленко не лучшим образом оформлены. Обложка у книги какая-то тусклая, ее легко не заметить среди других обложек на книжном прилавке. Высокий тираж и желание минимизировать издательский риск заставили выбрать для книги бумагу невысокого качества.

Обидно! Обидно за автора, который сделал действительно что-то новое, доселе неизвестное, и теперь вынужден ютиться внутри столь невзрачного фолианта. По-моему, он заслужил большего!

Виталий Грушко

Наташа Маркович. Flutter. Круто, блин

Flutter. Роман, блин

Вдохновленная успехом своего литературного дебюта, Наташа Маркович выпускает вторую книгу. Уже одно только название — «Flutter. Круто, блин» — свидетельствует о том, что ее новое творение является продолжением нашумевшего романа «Anticasual. Уволена, блин». Что ж, как известно, первый блин всегда комом. За него и ругать-то даже неудобно. А вот если и второй не удается, то уже стоит усомниться в кулинарном мастерстве повара. Увы, именно в мастерстве, потому что про талант здесь никто и не говорит.

Пиарщики незаслуженно окрестили Маркович «разжигательницей антигламурной революции». Всем, кто возьмется читать «Flutter», сразу станет ясно, что на самом деле Наташа — белая и пушистая, и что у нее и в мыслях не было никого обижать и «разжигать» какие бы то ни было революции. Наоборот, она искренне верит в свою миссию — дарить людям любовь и радость. Иногда даже ценой собственного тихого семейного счастья. Похвально, не правда ли? С самых первых строк читателю бросается в глаза, что Маркович пишет исключительно о себе и для себя, как будто бы даже не задумываясь о том, что ее сочинения может прочитать кто-то посторонний. Она не изменяет своего имени и помещает на обложку собственное фото, дабы никто не усомнился, что все это действительно про нее. Случайному читателю такие записи вполне могли бы показаться дневником интересной, неглупой и при этом очень одинокой особы, с которой ему, вероятнее всего, захотелось бы познакомиться и даже подружиться.

Но, увы, перед нами не просто дневник москвички Наташи и не просто «хроники одного тренинга», а художественное произведение, которое издано тиражом в 50 000 экземпляров и которое, как ни странно, неплохо раскупается нашими соотечественниками. И если Наташа Маркович оказалась довольно-таки интересной героиней собственного сочинения, то писательница из нее получилась никудышная. Складывается впечатление, что она просто-напросто не уважает своего читателя, не опускается до того, чтобы лишний раз перечитать написанное, хоть немного «причесать» текст и исправить явные ошибки. К сожалению, не помогли в этом автору и издатели книги. Поэтому читателям приходится продираться сквозь лес простых предложений и искренне радоваться каждой запятой и каждому диалогу, оживляющему повествование. Есть в книге и совсем непростительные фактические ошибки. Например, Саша, один из героев романа, едет с женой в Ригу, а потом почему-то оказывается в Таллинне. А еще мы узнаем, что командообразование по-английски называется «тайм-билдинг». И это не говоря уже о банальных опечатках…

И все же назвать книгу «плохой» язык не поворачивается — есть в ней что-то доброе и заманчивое, заставляющее дочитать до конца и порадоваться за героев, успешно прошедших игру. А если такая игра и впрямь существует, то в самое ближайшее время число желающих принять в ней участие должно существенно возрасти. Неплохой рекламный ход, блин.

Мария Карпеева

Дьявол носит PRADA (The Devil Wears Prada)

  • США, 2006
  • Режиссер: Дэвид Фрэнкел
  • В ролях: Энн Хаттауэй, Мэрил Стрип, Эдриан Гренье, Грэйси Томас, Стенли Туччи
  • Дублированный, 109 мин.

«Дьявол носит Prada»: Кинопрочтение

Появления фильма «Дьявол носит Prada» с нетерпением ожидали не только поклонницы творчества Лорен Вайсбергер, но и, пожалуй, все те, кто хотя бы мало-мальски интересуется индустрией моды и новинками кинематографа. Как назло на этот раз между мировой и российской премьерами прошло целых три месяца, хотя обычно голливудские фильмы не заставляют себя ждать. И вот чудо свершилось — модный «дьявол» в облике Мэрил Стрип наконец-то появился на российских экранах.

Режиссер картины Дэвид Фрэнкел, известный широкой публике по сериалу «Секс в большом городе», а также автор сценария Алин Брош МакКенна подвергли роман Лорен Вайсбергер серьезной переработке — впрочем, такое случается практически с каждой экранизированной книгой. Изменения претерпели не только образы героев романа и их взаимоотношения, но и сам сюжет. В кинопрочтении история Энди Сакс обрела классический американский хэппи-энд — наша героиня уволилась из злополучного «Подиума» и без особых проблем устроилась на работу в «Нью-Йоркер», издание, в котором она мечтала публиковаться с самого детства. А Миранда Пристли, хотя и осталась разочарована поступком своей бывшей ассистентки, все же рекомендовала ее редактору «Нью-Йоркера». Однако в жизни все не так просто, и Лорен Вайсбергер прекрасно это знает — она ведь писала роман, руководствуясь собственным журналистским опытом. Согласно ее версии, Андреа была уволена Мирандой, причем уволена со скандалом. Бедняжка Энди безуспешно рассылала примеры своих текстов редакциям всевозможных журналов, пока судьба не свела ее Лореттой Андриано из «Севентин» − «конечно, это не „Нью Йоркер“, но начало очень хорошее».

Забавно, что в картине Фрэнкела успех ожидает Энди во всем: и в работе, и в личной жизни. А на страницах романа девушка расстается со своим любимым навсегда. Кстати, больше всех от кинопрочтения «пострадал» именно бойфренд героини. Молодой педагог по имени Алекс в фильме почему-то оказался поваром Нэтом. Вероятно, этот образ заимствован из другой книги Лорен Вайсбергер («У каждого своя цена»), где главная героиня действительно встречается с начинающим поваром.
Мэрил Стрипп

Дьяволица Миранда Пристли в версии Фрэнкела вызывает куда большую симпатию, возможно, даже некоторое сочувствие. Зато рядовые сотрудники «Подиума» на экране предстают куда более жестокими и насмешливыми, чем в романе. Эмили и Найджел не стесняются в выражениях, критикуя внешний вид новенькой ассистентки. Для достижения нужного эффекта вполне хватило бы и намеков, но, вероятно, Дэвид Фрэнкел решил, что его целевая аудитория намеков не понимает. Тому, кто посмотрел фильм, но не читал книгу, будет трудно представить, что в финале романа Андреа и Эмили общаются как старые подруги.

Конечно, говорить о различиях книги и фильма можно до бесконечности, и это довольно неблагодарное занятие. Однако помимо сюжетной линии у обоих этих произведений есть еще кое-что общее − это самодостаточность. Картина «Дьявол носит Prada» интересна сама по себе, ее нельзя расценивать лишь как экранизацию популярного романа. Что касается книги, то она стала мировым бестселлером задолго до появления фильма, а это уже говорит само за себя.

Редакция благодарит кинотеатр «Мираж» (Санкт-Петербург) за приглашение на премьеру фильма

Мария Карпеева

Линда Филд. Be Perfect. Как изменить свою жизнь за уик-энд (Weekend Life Coach)

  • Переводчик: К. Криштоф
  • М.: Рипол Классик, 2006
  • Обложка, 336 стр.
  • ISBN 5-7905-4250-6
  • Тираж: 3000 экз.

Неплохая задача ставится, не правда ли? Есть такое, ныне довольно модное, направление (на стыке философии и психологии); называется — праксеология. Дословно — «наука о деятельности». Подразумевается, естественно, эффективной. Предполагает изучение форм и способов существования человека, возможности преобразования окружающего мира, определения своего места в нем. Задачи — благие, спору нет. Кому не хочется определиться со своей жизнью и улучшить ее? На первый взгляд это можно сделать довольно легко: описать природу различных жизненных ситуаций и выработать рекомендации по решению возникающих по ходу их развития проблем. Ну а задача-максимум — предложить такой алгоритм поведения, который был бы оптимальным с точки зрения соответствующего целеполагания. В рамках этого направления вышла масса книг, особенно в США. Ведь в американской культуре все нацелено на жизненный успех. Кто из читающих не знает Д. Карнеги? Книга Линды Филд воспроизводит эту традицию.

Правда, при чтении таких произведений возникает вопрос: почему счастья-то все нет, и успех не гарантирован. Мне думается, надо все-таки иметь в виду ряд нюансов. Жизнь, простите за банальность, процесс непредсказуемый. Еще Цицерон говорил: «Неразумен тот человек, кто уверен, что доживет до вечера». И действительно… Я не хочу пугать читающего — но гарантий-то нет. И, может, «Аннушка уже пролила свое масло»… Впрочем, долгих лет жизни всем! И как после этого можно давать рекомендации на все случаи жизни? Кроме того, жизнь по алгоритму мало того, что не гарантирует успеха, так и радости не приносит. Почему так? Да потому, что жизнь по инструкции лишена одной из основных прелестей — свободы. А это, согласитесь, — ценность. Вечный фаустовский сюжет: обмен свободы на исполнение желаний. Итог — ловушка, из которой трудно выбраться. Поэтому с рекомендациями достижения успеха за выходные (впрочем как и с другими, аналогичными) ознакомится можно. Более того, можно и попробовать. Главное — не воспринимать как абсолютную истину. Зомби можешь стать, причем по собственной воле. Даже и не заметишь, пока облом не настанет.

Алексей Яхлов

Надежда Киценко. Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ

Вторая половина XIX века. Россия входит в эпоху потрясений. Все, что было незыблемым и, казалось, таким и останется, меняется. Нет больше автаркии, невозможно жить без влияний извне. А что принесет окружающий мир — неизвестно. А оттого неуютно в настоящем и страшно в будущем. В таких условиях человеку свойственно найти опору, искать маяк. Причем бессознательно он должен отвечать двум критериям: демонстрировать укорененность и обладать способностью, как сейчас сказали бы, креативностью. Тот, кто сможет соответствовать этому, станет не просто авторитетом — он станет властителем, причем не только поведения, но и мыслей.

Одним из них (впрочем, не единственным) и стал Иоанн Кронштадтский; символ увядания старой, уходящей «матушки Руси». Он родился при Николае I (1829), в эпоху Пушкина («золотой век»), а умер при Николае II (1908), в «век серебрянный». Вдумайтесь! Это ведь два совершенно разных мира. Много ли сходств найдем мы в них… Буду благодарен, если укажете. Люди узнавали, что у них все больше и больше возможностей для удовлетворения своих желаний… Но вот что оказалось странным: они обнаружили, что особой радости это обстоятельство не приносит. Наоборот, тревога и головная боль с суетой (причем все более и более бессмысленная по ощущениям) одна. И тогда возникает вопрос: «Зачем?» Вопрос о смысле жизни… А что за структура более всего претендует на четкое решение этой проблемы? Правильно — религия. Но старая, в нашем случае государственная, синодальная версия в новых условиях неадекватна. Нужно новое, но с опорой на старое. Потому-то и оказался востребован герой книги. Ничто не действует на подсознание так эффектно, как набор притягивающих и манящих символов. Религиозный культ — один из примеров набора таковых. И если служба не казенная, а предельно экзальтированная, не останавливаемая даже в случае смерти прихожан, то это сильный ход. Человек нуждается в том, что бы кто-то поговорил с ним по душам. Исповедь — форма такового разговора. А если она проводится не в «часы приема», а в любое время суток?.. Потянешься ведь к тому, кто готов тебя выслушать даже ночью. И вот уже распространяется мнение о праведнике. Поможет всем. А ближний-то уже не способен на это. У каждого свои проблемы, каждый за чем-то гонится. Вековая общинность рушится на глазах… Непривычно и страшно.

Понятно, что стали задаваться известными русскими вопросами: «Что делать?» и «Кто виноват?». Себя обвинить всегда сложнее, чем другого. И поскольку все новое пришло извне, значит корень проблем в чужих, не русских и не православных. Это было политическое кредо отца Иоанна и, надо сказать, нашло (и сейчас находит) определенный отклик верующей паствы. Интересно почитать об его взаимоотношениях с «Союзом русского народа».

Нельзя не сказать об отношениях Иоанна с «хозяевами жизни», с теми, кто парадоксальным образом сочетает в себе безудержную любовь к земным благам и экзальтированную религиозность. Подобный симбиоз весьма показателен и достоин внимания. Тем более что эта тенденция в нашем обществе сейчас реанимирована. Да и стремление найти опору в традициях, когда не знаешь, что будет в следующий момент опять в моде. Яркий пример — магнитные иконы в автомашинах. Хотим мы этого или нет, но это — подавленное проявление страха. Это пример совмещения нового и старого. И, в общем, не каноническое православие.

Алексей Яхлов

Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Покажи мне такую обитель
Я такого угла не видал
Где бы сеятель твой и хранитель
Где бы русский мужик не страдал.

Хрестоматийные строки Н. А. Некрасова. Написаны, правда, несколько позже обозначенных выше хронологических рамок. Но мы, я думаю, отдаем себе отчет, что ранее было по крайней мере не лучше… Хотя не все было и так плохо…

Россия — крестьянская страна. Городов (до начала XX века) было мало и их население немногочисленно. Читатель, вспомни хотя бы ближайшую свою родословную. Можешь похвастаться, что хотя бы в третьем поколении ты — горожанин? В 90% случаев ответ будет отрицательным. Так что почти все мы вчерашние сельские жители. Тем интереснее посмотреть, как они жили и как мы могли бы… А заодно узнать о крестьянской рефлексии.

Уникальность сборника в том, что в отличии от Европы, очень немногие селяне в России могли похвастаться грамотностью. Времени не было на учебу — зарабатывать на жизнь нужно; условия-то вокруг, природные и социальные, — сплошной экстрим… Да и возможности стать грамотными были (скажем мягко) ограниченными. Поэтому, при чтении всегда полезно помнить, что авторы — особые крестьяне. Не совсем, как бы сейчас сказали, репрезентативны. Но угол зрения все равно у них «оригинальный», отличный от дворянского. И это чувствуется. То, что в аналогичных мемуарах прогрессивных представителей правящего класса выглядит ужасным и требующим исправления, у крестьян — неприятная, но норма жизни. Данность. Хорошо, когда она изменяется к лучшему (отмена крепостного права, например). А если нет — то и ладно… Не дал Бог… Не судьба… Фатализм везде, в любой ситуации, будь то путешествие на английском корабле к мысу Доброй Надежды или отсутствие выпивки в кабаке в Харькове. А мы до сих пор удивляемся этой черте национального характера.

Вообще и в этой связи, в целом чтение оставляет привкус пессимизма. Мало что по содержанию нашей жизни изменилось за последние 150 лет. Форма другая, а содержание — то же… Особенно вне двух столиц. Сядьте в современную «повозку» и отъедьте верст на 200. Мыслительные аллюзии после прочитанного гарантирую. «Крокодил не ловится, не растет кокос», как тогда, так и сейчас… Ну не везет нам фатально, что ж тут поделать. Слава Богу, хоть живы.

Алексей Яхлов

Медлар Лукан, Дуриан Грэй. Туризм для декадентов (The Decadent Traveller)

Первыми декадентскими путешественниками были, вероятно, Аскилт и Энколпий, персонажи петрониевского «Сатирикона», только их путешествие совершилось в I веке нашей эры в Средиземноморье, а Дуриан Грей и Медлар Лукан путешествуют в конце XX в Санкт-Петербург, Неаполь, Каир, Токио, Новый Орлеан и Буэнос-Айрес. Остальное то же: вакхические пиры, оргазмические бани, упругие попки мальчиков и необъятные телеса перезрелых женщин.

Классическое образование понуждает героев раздавать поклоны своим великим предшественникам, среди которых и маркиз де Сад, и Алистер Кроули, и страницами цитировать «Москву-Петушки», «Жюстину» и Бодлера. Пункты маршрута раскрываются с самых волнующих и порочных сторон, но вряд ли эта книга сможет послужить путеводителем — разве что по истории декаданса, понимаемого авторами (героями) весьма своеобразно. Эта книга не претендует на пророческую многозначительность, как романы де Сада, и она не станет для будущих поколений настольной, как «Москва-Петушки», скорее, она — способ передать веселый привет европейским развратникам всех времен; читателю же предлагается вместе с героями (авторами) поиграть в аристократическую небрежную распущенность.

И это тем более умилительно, что реальные авторы этой книги, скрывшиеся за масками редакторов, — оксфордские преподаватели, исследователи литературы и авторы нескольких книг для детей. Надо полагать, для детей они пишут в несколько ином духе. Вместе они написали три книги о приключениях декадентов Медлара и Дуриана — «Поваренная книга декадентов», «Садоводство для декадентов» и «Туризм для декадентов». Две из них, первая и последняя, уже вышли на русском языке, дополненные прекрасными полноцветными иллюстрациями.

Вадим Левенталь