Автор: Arseny Shmartsev

• Перевод с каталанского Н. Рабен
• М.: Мир книги, 2006
• Переплет, 224 с.
• ISBN 5-486-00793-0
• 50 000 экз.

Война с Саламандрами. Эпизод II

Он попадает с острова на остров. В недавнем прошлом — техник «диверсионной логистики» ирландских боевиков-республиканцев, теперь — метеоролог затерянного в районе Антарктики крошечного участка суши.

Ныне покинутый им остров — за исключением Ольстера — признан Великобританией «Ирландским свободным государством» (1921), однако сладость свободы быстро сменяется на нем горечью гражданской войны (1922-1923), в которой нынешний метеоролог больше не намерен участвовать.

Его новый остров пустынен. Он уверен, что ему удалось убежать от прошлого, ведь здесь, в этом затерянном мире, только он один да еще живущий на маяке мрачный полубезумный австриец, назвавшийся Батис Каффом…

Но вот наступает первая ночь, и с нею в его жизнь вторгается кошмар. Кошмар постоянной неравной борьбы с существами, выходящими из океанской бездны с наступлением сумерек. Теперь он знает, что бежал от войны, чтобы оказаться на войне куда более страшной и жестокой…

Так начинается бестселлер каталонского антрополога Альбера Санчеса Пиньоля, именуемый в оригинале «La pell Freda» («Холодная кожа»). Книга переведена на тридцать два языка, вышла на немецком под названием «Im Rausch der Stille» (буквально: «В упоении, дурмане тишины») и вот теперь уже на русском — под названием «В пьянящей тишине».

Однако именно авторское название, «Холодная кожа», является во многом ключевым. В книге появляется еще один главный герой, вернее — героиня. Героиня с холодной кожей, человекоподобная служанка и любовница Батис Каффа происходит из тех, кто яростно атакует маяк каждую ночь (в оригинале на каталонском эти существа называются «Setauqa», то есть перевернутое слово «Aquates», водяные).

«Я решил взять трех максимально далеких друг от друга героев и запереть их на маяке, — говорит Альбер Санчес Пиньоль в интервью. — Это беглец, сумасшедший и сирена. Если мы совместим их всех, у нас наверняка получится конфликт. Но к концу романа мы обнаруживаем вещь парадоксальную: эти персонажи практически одинаковы. Между двумя мужскими персонажами разница только временная: один повторяет путь другого, пока не замещает его совсем. И ей тоже пришлось бежать от каких-то обстоятельств. Она могла бы вернуться, но почему-то не хочет. Она такой же беглец из своего мира, как и главный герой».

Это сближение, «преодоление холода кожи» и в прямом (герой вступает с беглой сиреной в сексуальные отношения и получает удовольствие, которое ему никогда не доставляла ни одна женщина) и в переносном (он вдруг начинает осознавать, что они с Батис Каффом ведут войну против разумных существ, подобным им самим) смысле, буквально изнутри подрывает жанр ужасного романа, родоначальниками которого были Эдгар Алан По и Говард Филлипс Лавкрафт. «Не придумали ли мы себе сами чудовищ?», приходит в голову мысль еще более ужасная, чем любые чудовища.

«Если искать главную идею этой книги, — поясняет автор, — то я бы определил ее просто: наш враг часто больше похож на нас, чем нам кажется. Но и ваше прочтение имеет смысл, потому что в романе герой общается с другими либо воюя, либо занимаясь с ними любовью. <… > И главное содержание романа в реплике, которую герой произносит в беседе с Батисом Каффом: „Если они не звери, то эта война не имеет смысла“. Я тут впрямую говорю о бессмысленности войн вообще — потому что все войны, сколько мы их знаем, ведутся между человеческими существами».

Когда наблюдаешь за европейским успехом этой, впрочем, действительно неплохо написанной книги, возникает вопрос: в чем же секрет этого успеха. Ведь ничего потрясающе нового Альберт Санчес Пиньоль в своей книге не сказал.

Возможно, ответ на этот вопрос гораздо проще, чем можно предположить.

Когда следишь за течением авторской мысли в тексте и интервью, возникает стойкое опасение, что никакого постмодернизма в европейской литературе никогда и не было. Видимо, мы все просто устали о того, что принято называть «современной литературой». И поэтому прикосновение к холодной коже в пьянящей тишине так неожиданно приятно.

В рецензии использованы материалы:

• Альберт Санчес Пиньоль: «Я предпочитаю укусы вшей проповедям в пользу Ватикана!». Интервью Валентине Грековой (22.9.2006)
• Альберт Санчес Пиньоль: «Странно, что русские остались на Земле…» Интервью Александру Гаврилову «Книжное обозрение» (5.10.2006)
• Альберт Санчес Пиньоль: «Моя мама не читала мне в детстве сказок». Интервью info-online.ru
• «…Нам не дано оказаться бесконечно близко к тем, кого мы любим». Интервью на портале Поповой Натальи Алексеевны. Часть 1, Часть 2.

Валерий Паршин

• М.: Эксмо, 2006
• Переплет, 480 стр.
• ISBN 5-699-17954-2
• 15 000 экз.

Формально текст заявлен как роман. Причем имеет подзаголовок («ранее не публиковавшаяся версия терактов 11.09.2001») и оговорку («любое возможное совпадение не может трактоваться как утверждение, что это было на самом деле»). То есть получается определенная нестыковка: c одной стороны — исследование, с другой — домысел.

Собственно фабула романа нанизана на довольно расхожий концепт — тайный мировой заговор, результатом которого стало потрясающее событие. Подобный сюжет действительно не оригинален. Со времен распространения мировых аврамистических религий люди склонны объяснять неожиданное и необъяснимое действиями неких таинственных сил. Природных или социальных, неважно. Вспомним хотя бы историю тамплиеров или рассказы об иезуитах… Но особенно эта мода распространилась в эпоху позитивизма, то есть ориентировочно с середины XIX века. Полезно вспомнить, что под его влиянием утвердился стереотип о необходимости детерминирования* любого события в жизни человека и общества. Но проблема, часто не осознаваемая, состоит в том, что поиск причин часто затруднен или вообще невозможен. А ведь хочется… И тогда как спасительный вариант возможно домысливание, построение версий. Они базируются на тезисе — «а почему бы и нет?». Действительно, возможно. Но не доказуемо. В художественной литературе вполне приемлемо. В качестве чтения, производящего знание — едва ли. Это все-таки надо иметь ввиду, читая роман, поскольку все-таки он позиционируется не только как художественный опыт, но и претендует именно на раскрытие истины.

Но надо отметить, что автор жил в США. И при описании быта американского общества он все ж таки избегает заезженных штампов в современном российском сознании, которые всем известны и даже не нуждаются в перечислении. Это делает текст взвешенным и познавательным бытописанием.

И еще: действительно в современном мире все более нарастает психологическое ощущение конца света, Апокалипсиса. Этот настрой (как в авторских оценках, так и в представленных в романе картинах жизни) присутствует. Он тоже не нов. Люди его ждут его уже по крайней мере 1000 лет. А он все не наступит. Другое дело, что умопомрачительный технический прогресс дает новые возможности для насилия и обостряет ощущения катастрофичности бытия. А ожидание-то связано с одной и для христиан, и для мусульман установкой: необходимостью борьбы за свою веру и чувства конечности своей жизни в частности и мира вообще. Будем надеяться, что оно действительно субъективно, как и рассказ о мировом правительстве.

* Объяснения с точки зрения причинно-следственной связи, то есть рационального.

Алексей Яхлов

• Перевод с польского В. Селивановой
• Екатеринбург: У-Фактория, 2006
• Переплет, 464 с.
• ISBN 5-9757-0081-7
• 20 000 экз.

Иоанна Хмелевская, написавшая более 50 иронических детективов, наверняка знает, как сделать очередной роман интересным и увлекательным. Похоже, что на этот раз чутье ей изменило. Ничего смешного в последнем ее романе я так и не увидел. Ирония здесь, должно быть, настолько тонкая, что для того чтобы разглядеть ее, недостаточно невооруженного взгляда. Да и сюжет слегка хромает. Настоящий детектив хорош тем, что читатель, следуя воле автора, на протяжении всего текста попадает в расставленные автором же ловушки и только на последней странице на него находит озарение. В случае с Хмелевской дело обстоит так: между страницей, на которой происходит убийство и эпизодом, где убийца себя обнаруживает, не происходит ровным счетом ничего, что могло бы заинтересовать читателя. Главная героиня ведет расследование и вешает лапшу на уши полицейскому, который тоже ведет расследование. Убийца приходит к ним сам — его не ловят за руку, и от этого становится непонятно, ради чего автор затеяла весь этот сыр-бор?

Роман Хмелевской интересен только по двум причинам. Причина первая: книга неполиткорректна. Хмелевская обличает коррумпированных польских чиновников, коррумпированную польскую полицию и т. д. Оказывается, Польша недалеко ушла от России в плане сфабрикованных уголовных дел и мошенничества на самом высоком уровне власти. Честные полицейские давно занесены там в Красную книгу. Один из них становится героем романа Хмелевской и изо всех сил пытается навести порядок в уголовном мире.

Причина вторая: главная героиня книги ведет не совсем честную игру. Она не может помочь самоотверженному полицейскому, так как ей есть, что скрывать. Дело в том, что неугомонная пани Иоанна с помощью некоего компьютерного гения разработала систему, которая позволяет безошибочно выигрывать на бегах. Ей пришлось принять во внимание все махинации, происходящие на ипподроме и, кроме того: «…состояние травяного покрова после трех суток непрерывного дождя, после трех недель жаркой суши… Какая там сушь!.. Известно, что всю ночь поливали водой, в тайне от участников, чтоб не знали, каково в действительности состояние дорожек. Давление копыта, квадратные сантиметры, вес коня, его высота в холке, сила рук того жокея, которому пришлось удерживать свою лошадь, время дня и продолжительность гонок каждой четверки, расстояния, вес, гандикапы настоящие и фальсифицированные, суммы выигрышей тренера, жокея, всей конюшни…» В итоге пани Иоанна могла бы до конца своих дней получать баснословные барыши, если бы не произошедшее убийство и не въедливый полицейский, сующий свой нос, куда не следует.

Но, к сожалению, для автора с такой популярностью, как у Хмелевской, всего этого оказывается мало, чтобы создать действительно ладно скроенный детектив. Роману не хватает легкости, не хватает иронии, сделавшей Хмелевскую знаменитой. Роман неоправданно затянут. К счастью, он легко читается, но разве этого достаточно? Этот детектив лишен элементов триллера, а ведь в умеренных дозах это могло бы сослужить ему хорошую службу. Нет погонь, нет перестрелок — сплошная скучная болтовня.

Я не знаю, как примут роман многочисленные русские поклонники Хмелевской. Я не являюсь ее поклонником, хотя в свое время с восторгом встретил фильм «Что сказал покойник». Там было много юмора и много иронии. Неужели писательница исчерпала себя?

Виталий Грушко

• М.: Эксмо, 2006
• Переплет, 400 стр.
• ISBN 5-699-15052-8
• 12000 экз.

«Жди меня…» Сейчас эта фраза Константина Симонова, родившаяся в мрачном октябре 1941 года, когда люди уходили защищать Родину в неизвестность и многие не вернулись до сих пор, уже не ассоциируется с Великой отечественной войной. А зря…

«Пропал без вести» — это символ и приговор жизни для жителей бывшего СССР в XX веке. Слишком много пришлось испытать на 1/6 части планеты земля за эти сто лет. Первая мировая война, «Великая», как ее называют на Западе (много ли вообще мы знаем о ней), которая привела к революции. А дальше — как телеграфные сигналы — Гражданская, коллективизация и индустриализация, советско-финская, Великая отечественная, целина, «Афган», Чечня… И везде пропадали люди. В массе исчезал человек. Отчасти это можно объяснить традицией не ценить жизнь индивида у нас на политическом уровне. Просто, наблюдая за судьбой личности, мы познаем и историю страны, а значит и себя самого, как ее звено. Но все-таки, главный смысл, по-моему, даже не в этом.

Одиночество — это мучение для человека. Так он устроен: «Общественное животное». Страдание в квадрате, если прерывается связь с близким. А в кубе — когда это происходит неожиданно, в более или менее устоявшейся жизни; а впереди — неизвестность. И главное тогда — не поддаться отчаянию. Не опускать руки. Наша жизнь вообще не предсказуема; в следующий момент, как говорил Шопенгауэр, все может измениться. Но надо не «только выучиться ждать, быть спокойным и упрямым», надо действовать. А действие заключается в той формуле, которая известна уже почти 2000 лет. Верить, надеяться и любить, несмотря ни на что!

И тогда может быть чудо. И его зрители программы и читатели книги могут прочувствовать. И судьба станет не фатальностью, а результатом твоей свободной воли. Надо только очень захотеть. А еще очень ждать. Тогда и отчаяния не будет. А будет счастье.

Алексей Яхлов

• М.: Иностранка, 2006
• Переплет, 559 с.
• ISBN 5-94145-246-2, 5-94145-364-7
• 5000 экз.

Ник Нейлор вполне доволен собой. Его карьера в Академии табачных исследований на посту вице-президента по связям с общественностью складывается благополучно. У него есть настоящие друзья, Бобби Джей Блисс из Общества по распространению огнестрельного оружия и боевой подготовке молодежи и Полли Бейли из «Альянса за умеренность» (переименованная Национальная ассоциация алкогольных напитков). Личная жизнь после развода полна событий, больше приятных. С сыном-подростком, правда, отношения не блестящие, но это вполне нормально. Однако безмятежное вроде бы существование Нейлора начинает омрачаться малоприятными происшествиями и вскоре становится цепью стрессовых ситуаций. Непосредственный босс Ника пытается избавиться от него и усадить в освободившееся кресло свою любовницу, «новые пуритане» идут на курение и табачные компании крестовым походом, кто-то из врагов Нейлора вообще предпринимает попытку убить нашего героя, а ФБР подозревает Ника в пиар-махинациях и не прочь отправить его за решетку. Нейлору нужно разрушить козни врагов и остаться в живых, рассчитывая только на себя, нескольких неожиданных союзников и верных Бобби и Полли.

Второй роман Кристофера Бакли «Здесь курят» (1994) располагает всем необходимым материалом для качественной сатиры на современное американское общество: доходящие до маразма действия политкорректных борцов с курением (а также алкоголем, оружием и т.д.), интриги в мире крупного бизнеса, беспринципные СМИ, малопрофессиональные борцы с преступностью из ФБР. Но Бакли использует весь этот выгодный набор крайне поверхностно, пусть и с бесспорным внешним блеском. Книга читается легко, однако забывается еще легче. Ни остроумных афористичных реплик, ни по-настоящему жесткого язвительного юмора вы в ней не найдете. Любовное описание «сладкой жизни» преуспевающих бизнесменов сводит на нет все попытки писателя высмеять корпоративные нравы, а карикатурные образы противников курения слишком примитивны и неоригинальны, чтобы быть удачными и запоминающимися. Вполне же консервативный финал, из которого следует, что спасение всегда в друзьях и любви, явно не для сатирического жанра.

Успех легковесной книги «Здесь курят» понять можно, смущает объявление Бакли едва ли не лучшим сатириком современной американской литературы. Популярность подобного рода подхода к жанру, где за внешней смелостью не скрывается абсолютно никакой глубокой мысли, надеюсь, недолговечна. Американские писатели приучили нас к более критичному и по-хорошему циничному взгляду на реальность. А сатира по Бакли — лишь добротное чтиво, чуть щекочущее своей показной смелостью, но остающееся частью якобы критикуемого им истеблишмента. Силы в ней столько же, сколько в надписи на пачке сигарет «Курение опасно для вашего здоровья». Литературных достоинств, увы, ненамного больше.

Если вы хотите прочитать действительно злую и изобретательную издевку над миром крупного бизнеса, возьмите нестареющий роман «Джей.Ар» Уильяма Гэддиса. Если хотите посмеяться над либералами и неопуританами — любую книгу Пэтрика Джейка О’Рурка. И Бакли порекомендуем то же самое.

Иван Денисов

• Перевод с японского Е. Тарасовой
• М.: Иностранка, 2006
• Переплет, 220 с.
• ISBN 5-94145-395-7
• 5000 экз.

Тени забытых предков

Когда женщине плохо, она закрывает лицо руками и плачет. Когда плохо мужчине, он садится на поезд и уезжает в другой город. По-моему, так пелось в старой блюзовой песенке. Каору из романа Симады, завершающего трилогию «Канон, звучащий вечно», уехал не просто в другой город. Остров Итуруп — один из Курильских островов — представлялся ему чуть ли не краем света. На деле же этот остров оказался центром Вселенной.

Там жили колдуны и шаманы, там жили рыбаки и охотники, верящие в то, что медведи, которых они убивают — божества, после смерти обретающие свободу. Там жила красивая девушка Нина, на которую было наложено проклятие, но чью любовь не отверг Каору. Постаревший герой удалился от мирской суеты отчасти по принуждению, отчасти для того, чтобы разобраться в самом себе. Остров принял его, но это произошло не сразу. Каору мучила тоска, досаждали назойливые соседи — всегда с бутылкой водки наготове… Для того, чтобы справиться с собственным «я», герою пришлось какое-то время прожить в лесу, зато там на него нашло озарение, и многое стало понятным.

Теперь остров вряд ли отпустит Каору. Невидимые нити связывают его с Итурупом. Тени забытых предков неотступно следуют за ним, напоминая о себе каждым случайным шорохом, каждым листочком на дереве. Так заканчивается «Канон, звучащий вечно». Вернее, не заканчивается, а остается звучать.

Масахико Симада уподобляет первую часть своей трилогии весне, вторую — лету и осени, а заключительную — зиме. Роман «Любовь на Итурупе» действительно похож на зиму. На настоящую русскую зиму с ее торжественной медлительностью и сказочным волшебством.

В послесловии Симада пишет, что три его романа можно читать в любой последовательности: «можно прочитать эти три тома шестью разными способами, и в зависимости от вашего выбора впечатления будут различны». Что это? Игра? Очередной постмодернистский трюк с гипертекстом? Отнюдь. В отличие от гипертекстов знаменитых постмодернистов, после которых в голове остается одна путаница, «Канон, звучащий вечно» — произведение предельно серьезное, и если автор обещает, что впечатления будут различны, значит так оно и есть.

Нельзя не отметить, что Симада прекрасно знает Россию, во всяком случае, ту ее часть, которая граничит с Японией. Почти все персонажи его романа русские. Знает Симада и остров Итуруп. Когда-то он побывал там, и впечатления от увиденного настолько сильно засели в его душе, что своим романом он просто пропел гимн этой земле, которую многие считают богом забытым краем.

Симада парадоксален. Он не рассказывает истории. Он проживает их вместе со своим героем. Поэтому его сложно читать второпях — достаточно пропустить малейший нюанс, и сюжет начнет рушиться как карточный домик.

В последнее время писатели часто стали заполнять свои романы снами, воспоминаниями, мистикой и т. д. Многие романы пострадали из-за этого. Но Симада — мастер. Его мозаика не распадается на части, и каждая новая страница завораживает с новой силой.

Виталий Грушко

• Перевод с итальянского
• СПб.: Симпозиум
• Готовится к печати

«Алхимик», «Парфюмер», «Анатом», — все работы хороши, выбирай на вкус. Теперь вот есть еще «Бальзамировщик». Впрочем, оригинальное название, «Lo stato delle anime», переводится с итальянского скорее как «Баланс душ», и это название лучше отражает суть проблемы, с которой сталкивается главный герой нескольких детективов сицилийца Джорджио Тодде — Эфизио Марини, реальная историческая фигура, живший во второй половине XIX века врач, знаменитый на всю Европу своим искусством бальзамирования трупов. На русский язык переведен один из самых успешных романов серии.

Автор вводит читателя в мрачную, гнетущую атмосферу забытой богом итальянской деревушки, где сначала убивают богатую старуху, а потом единственную подозреваемую — ее наследницу. Впоследствии же оказывается, что дело вовсе не в состоянии старухи и даже не в неземной красоте наследницы.

Главный герой — не просто ремесленник, но настоящий художник бальзамирования — увозит труп прекрасной девушки с собой в Неаполь, но мысленно возвращается в странную деревню, число жителей которой не меняется на протяжении столетий и всегда составляет ровно восемьсот восемь, и решает задачу.

При том что сюжет выстроен абсолютно безукоризненно (что, судя по всему, нужно считать фирменным знаком современного итальянского детектива), простота и даже как будто обыденность интонации, повествующей об убийствах, внушает читателю неподдельный ужас. Назвать этот роман готическим в полном смысле этого слова мешает только отсутствие действующих сверхъестественных сил и торжество справедливости в финале. Надо надеяться, что экранизация, которая вот-вот выйдет в Италии, будет не хуже книги.

Читать отрывок из романа Джорджио Тодде «Бальзамировщик» <…>

Вадим Левенталь

• Перевод с англ. Е. Богдановой
• М.: Рипол Классик, 2006
• Обложка, 192 с.
• ISBN 5-7905-4531-9
• Тираж: 3000 экз.

В сегодняшних глянцевых журналах все чаще печатаются статьи рекомендательного характера из серии «Психология общения». «Как попросить начальника о повышении?», «Как не испортить отношения с коллегами, став правой рукой президента компании?», «Как объяснить свекрови, кто в доме хозяйка?» и даже «Как влюбить парня в свой голос?» (при этом ниже следует пять упражнений для тренировки приятного тембра). Подобные наставления плодятся и размножаются теперь в переплете потверже, причем как отечественные, так и переводные.

Откуда эта напасть? Все оттуда же, из страны сияющих фарфоровых улыбок. Мы теперь западная держава? Пожалуйста! А вот нам и западные проблемы, в нагрузку: все, от грибка на изразцах загородного коттеджа до обморожения пупка. Да, искусством выгодно преподносить себя и производить благоприятное первое (и второе) впечатление тоже придется овладевать. ОК?

В современном обществе надо «выстраивать отношения», «вести переговоры», «грамотно совершать сделки». А разве мы, дремучие славяне, это умеем? Поэтому к нам спешат улыбчивые инструкторы. «У вас трудности с общением? Нет проблем, ребята!!! Мы научим вас общаться! За символическую плату, разумеется». И научат! Как и своих сограждан, не представляющих, как делать первые шаги в ползунках без помощи семейного психолога, врача и юриста.

Стоп! Проветрим помещение от дымовой завесы очередного рекламного ролика. А нужно ли учиться общаться русскому человеку? Тому, кто случайному попутчику в поезде может всю душу излить, в парке на лавочке найти «лучшего друга на всю жизнь», в длинной очереди выложить свое мнение о политике, экономике и СМИ — и найти множество единомышленников?..

Впрочем, как примерные ученики последуем еще одному совету-лозунгу — «Бери от жизни все!» — и возьмем в руки эту книгу. Чему авторы предлагают нам научиться?

• Неплохо было бы при общении замечать невербальные знаки, подсказывающие, что монолог наш затянулся (слушатель зевает, смотрит по сторонам и т. д.). Но ведь это мы и так знаем.
• Не стоит перебивать рассказчика, чтобы ввернуть комментарий «в тему», и оканчивать анекдот за него тоже не надо. Знаем? Разумеется.
• О том, что «слушать» и «слышать» — это два разных понятия — мы узнали еще в школе.
• А тому, что критически высказываться в чей-то адрес — опасно для здоровья, мы научились у самой жизни, пару раз проведя эксперимент.

По ходу написания этих рекомендаций ведущий автор книги, очевидно, решает стать «ближе к народу» и рассказывает пару историй о себе (в качестве примера беседы, в которой рассказчик должен правильно расставить акценты и не показаться хвастуном). Превращаешься весь во внимание… и получаешь два хрестоматийных американских сюжета: «О том, как я заработал свой первый доллар» и «О том, как я попросил прибавку» (это будучи уже известным и хорошо оплачиваемым специалистом). Успех? Безусловно! Это правильная тактика, шеф, и мы готовы следовать за вами!

Проблема в следующем. Когда о практике начинают теоретизировать, появляется не навык, а лишь стремление научиться, освоить, усердно тренироваться и тогда… Тогда? А это «тогда» — новая ступень, которой не было и которую читатель сколотил, осваивая подобную книгу. Практическое знание должно, все-таки, передаваться практически. Со мной многие могут поспорить, но это как разговорный иностранный: академические занятия позволяют лишь на секунду быстрее склеивать слова в предложения, но не научают думать на языке. А вот когда человек попадает в страну изучаемого языка, где самый воздух вдыхается и выдыхается по-другому, процесс обучения происходит гораздо быстрее.

Мне представляется, что речь — это особенность психики, и с помощью одной книги едва ли удастся поколебать этот массив. «Вы говорите медленно и слишком занудно? Ускорьте темп и перескажите фильм в трех фразах». Только-то! Интересно взглянуть на тех, кому удалось провести подобную работу над собой и добиться положительных результатов. Я допускаю такую возможность. Но с трудом.
Еще одна трудность — в готовности проецировать прочитанное на себя. Например, открывает читатель главу, в которой его учат не быть критиком или, напротив, не смешиваться с грязью, слыша критику в свой адрес. «Это что, про меня? — удивляется он. — Да не-е-ет, я не такой!» Человеку сложно оценить себя со стороны, он может не видеть своих проблем и навешивать на себя чужие. В результате объективные посылы теоретиков искажаются в восприятии субектов-практиков.

Итак, по прочтении книги — к барьеру (общения)! Убедимся еще раз, что говорение — это наш любимый вид спорта, и в нем нет проигравших.

Ярослава Соколова

• Перевод с польского Л. Цывьяна
• СПб: Амфора, 2006
• Переплет, 256 с.
• ISBN 5-367-00180-7, 83-7414-045-3
• Тираж: 5000 экз.

Еще на заре своей творческой карьеры литературный бунтарь Генри Миллер решился написать роман о двенадцати маленьких человечках, мелких служащих большой корпорации. Каждый из них, согласно его замыслу, обречен был пережить невротическое столкновение с индустриальным левиафаном и трагически погибнуть. Но роман не получился. Конфликт был слишком личным для автора, а потому не поддавался облачению в традиционную форму. Искусство умирает с пробуждением человека, ибо по природе своей оно компромиссно и примиряет нас с действительностью.

Возьмем обратный случай. Когда человек решительно всем доволен и умиротворен. Когда для бунта нет никакого повода. Именно тогда процветает то, что Верлен в свое время презрительно назвал «литературой». Расцвет «литературы» отнюдь не означает, что она игнорирует насущные проблемы или высасывает из пальца несуществующие конфликты. Напротив, «литература» бросает все свои силы на освоение актуальных вопросов современности. Но дело в том, что, живописуя социальную проблему, «литература» в тоже время предательски упаковывает ее в привлекательную форму, которая доставляет читателю или зрителю эстетическое удовольствие. Содержание больше не вызывает у него возмущения и лишь приятно щекочет нервы. И непримиримый социальный конфликт, например, вызов «обществу потребления и спектакля», сам окажется предметом потребления. Причем модным и обязательным. Почти неотъемлемым номером дорогого и супер-яркого шоу. Подобного рода искусство напоминает хорошо пошитые футболки и свитера с физиономией Че Гевары, за которые продвинутая молодежь готова выкладывать деньги. Точно так же зрители валом валят в кинотеатры, принося прокатчикам невероятные прибыли, чтобы посмотреть «революционные» фильмы вроде «Бойцовского клуба» или «Матрицы». Они платят за художественный профессионализм, за качественную актерскую игру, за спецэффекты, словом, за сложный механизм компенсации, делающий доступным и безопасным притягательно-пугающее. Здесь потенциальный бунт прогнозируется и направляется в мирное русло.

В России книжный рынок по мере успешного построения общества спектакля, в котором гламур становится официальной идеологией, быстро наполняется бунтарской, революционной «литературой», как отечественной, так и переводной. Герои книг Ч. Паланика, С. Хоума, М. Уэльбека, Ф. Бегбедера, Ж. Жубера, В. Депант, Д. Коупленда — авторов можно перечислять до бесконечности — сопротивляются репрессивной культуре, что находит выражение либо в открытом вызове существующим порядкам, либо в прорывающейся невротической реакции. Культура, как правило, предстает в образе могущественной корпорации, а персонаж оказывается каким-нибудь рядовым служащим. Модель всегда одна и та же. Равно как и внутренняя логика самого невротического конфликта: человек тяготится репрессивной системой, но отказаться от нее не может, ибо система защищает его и поддерживает его жизнь.

Эта модель заворачивается в удобную, апробированную, узнаваемую литературную упаковку как конфетка в подходящий по размеру фантик. Автор непременно должен быть профессионалом, честным ремесленником, эпигоном и уметь воспроизводить готовые литературные модели. Радикальное новаторство, взрыв формы, разрушение традиционных конвенций чревато коммерческой неудачей и не поощряется на книжном рынке.

Аннотация издателя уведомляет нас, что роман польского автора Славомира Схуты «Герой нашего времени» — это «взрыв, литературный эксперимент, принесший писателю известность и моментально ставший культовым».

Прежде всего, заметим, что литературные эксперименты в очень редких случаях приносят успех и уж тем более редко делают их авторов культовыми. Среднему читателю — а именно он все решает в либеральном пространстве культуры — становится, как правило, скучно от экспериментов, от нового языка, который он не в силах понять. Ему нужно что-то более привычное и не слишком оригинальное. Например, романы Бориса Акунина или Дэна Брауна. Это, в самом деле, культовые книги, но даже самым упрямым рекламным фантазером не придет в голову назвать их «экспериментальными».

Но возможно роман Славомира Схуты — приятное исключение?

Что ж. Все по порядку.

Сюжет вполне узнаваем. Ничего экспериментального в нем нет. Молодой человек Мирек работает мелким клерком в частном банке. Чем больше он работает, тем больше понимает, что рутинная служба оглупляет и превращает его в шестеренку огромной финансовой системы. «Герой» не верит в ее идеологию, которая оживает в фигуре его начальницы Баси. Тем не менее, Мирек не может бросить якобы престижное место работы и вынужден, скрывая все нарастающее невротическое раздражение, играть по чужим правилам. Жан Бодрияр и Ги Дебор подмигивают нам чуть ли не с каждой страницы романа Славомира Схуты, где «обществу потребления» и «обществу спектакля» бросается фрейдистски выверенный вызов. Так называемая либеральная демократия в представлении героя Схуты хуже любой тоталитарной системы, ибо власть не противопоставляет себя тиранически человеку, а захватывает посредством пропаганды и рекламы сами основания его сознания.

Впрочем, герой сопротивляется. Он внутренне дистанцируется от роли услужливого клерка, от собственных лживых слов, улыбок, поступков и сохраняет внутреннюю тождественность, напоминая циничных, проникнутых злобной волей и единых со своими идеалами героев Л.-Ф. Селина.

Главы (их название соответствует дням недели), рассказывающие о буднях, о реальном мире, о территории власти, написаны в традиционной повествовательной манере, которую польскому автору удается разнообразить селиновской напористой интонацией, кроме того, ритмизированной инвентаризацией предметов и действий, придающей тексту динамизм, и стилизацией рекламных буклетов и языка интернетовских чатов.

В выходные «герой нашего времени», дезертир общества потребления проводит в эротико-наркотическом дурмане. Поэтика этих глав несколько механистически противостоит поэтике глав будней. Здесь Схуты погружает нас в поток сюрреалистических метафор и коллажей, отчасти следуя традиции У. Берроуза. Он противопоставляет языку реальности язык удовольствия, где слова и образы соединяются друг с другом произвольно, а не  как им предписывает рассудок. Это язык свободы, язык реализации бессознательных влечений.

И все-таки реальность настигает беглеца, делает неизбежным его пробуждение, и единственным способом избавления оказывается самоубийство.

Роман, в самом деле, заключает в себе все элементы текста, обреченного стать культовым: литературный профессионализм в виде готовых литературных приемов и модную идею, сложившуюся из готовых концепций современного общества. Но к литературным экспериментам он отношения не имеет. Прочтите роман. Это модно. И поучительно. О неудачнике нам расскажет писатель удачливый во всех отношениях. Тут есть над чем задуматься…

Андрей Аствацатуров

• Переводчик: И. Заславская
• М.: Азбука-классика, 2006 г.
• Переплет, 480 стр.
• ISBN 5-91181-053-0
• Тираж: 20 000 экз.

Один из рецензентов этой книги написал, что «итальянцы тоже могут писать хорошие триллеры». Похоже, издательство «Азбука» задалось целью доказать всем, что только итальянцы и умеют это делать. После «Оборотня» Карло Лукарелли в серии «Azbooka, The best» вышел роман Джорджо Фалетти «Нарисованная смерть».

Сюжет романа — при взгляде на него уже со стороны, после прочтения — не изобилует новаторскими идеями. Отстраненный от дел честный полицейский и его юная напарница, безжалостный, чудовищно хитрый маньяк, предсказанные и неотвратимые убийства, мрачные тайны прошлого… На этом фоне прекрасная девушка-гермафродит, в которую влюбился главный герой, выглядит новогодним подарком от фирмы.

Сюжет для всех голливудских триллеров (а он у них у всех один) Фалетти удается расписать так, будто до него этого еще никто не делал. Читая эту книгу, не закрываешь ее на десятой странице со словами «знаю-знаю», хотя, конечно, чего тут не знать. Но секрет романа в том, что все в нем рассказывается именно тогда, когда нужно, и именно столько, сколько нужно. Так, прекрасно зная, что фокусник не колдун, в тысячный раз с неподдельным интересом следишь за его руками и позволяешь себе верить, будто кролик превратился в голубя. Здесь ружья повешены в самых выгодных местах и стреляют максимально громко в самые драматические моменты.

Видимо, умение обращаться с фабулой у итальянцев в крови. Не зря ведь «Декамерон» — этот набор стратегем для всей новоевропейской литературы — был написан итальянцем. Так что экспансия итальянского триллера и детектива — это, очевидно, явление закономерное. И то, что она набирает обороты, хорошо — многим нашим «фабульщикам» стоило бы поучиться у итальянцев.

Вадим Левенталь