Дайджест литературных событий на апрель: часть 3

Новая неделя готовит москвичам встречи с Эдуардом Лимоновым, Дмитрием Губиным и Сашей Филипенко. Здесь же состоится литературный квест, который перенесет участников в средневековую Италию. В Петербурге обсудят работу литературных премий и познакомятся с новой книгой Захара Прилепина. В обеих столицах выступит Евгений Водолазкин с рассказом о долгожданном романе «Авиатор», а также пройдет акция «Библионочь». Кроме того, в поддержку Библиотеки им. Данте прочтут «Божественную комедию».
 

 

18 апреля

• Презентация книги Эдуарда Лимонова Plus Utera
Эдуард Лимонов в новой книге выходит за пределы понятных сфер деятельности, литературы и политики. Он вторгается в неизведанное и бессознательное, опираясь на опыт таких исторических героев, как Фауст, Лютер, Фридрих Великий.
Время и место встречи: Москва, книжный магазин «Циолковский», Пятницкий пер., 8. Начало в 18:00. Вход свободный.

• Мастер-класс Ксении Белькевич
Заместитель директора Государственного литературного музея по спецпроектам Ксения Белькевич расскажет на примере опыта студии «Сказка выходного дня» о том, как запустить собственный социокультурный проект. Лектор предлагает прийти на занятие с готовой идеей и обсудить, какова возможность ее реализации.
Время и место встречи: Москва, Музей Серебряного века, Проспект Мира, д. 30. Начало в 19:30. Вход по предварительной регистрации (необходимо отправить письмо на электронный адрес GutenbergGLM@gmail.com) и билетам (700 рублей).
 

 

18, 19, 21–24 апреля

• Презентации романа Евгения Водолазкина «Авиатор»
«Авиатор» Евгения Водолазкина, пожалуй, самая долгожданная новинка в наступившем году. Герой романа — человек, к которому применимо выражение «tabula rasa»: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего — ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится.
Время и место встреч: 18 апреля, Санкт-Петербург, Дом книги, Невский пр., 28, лит. А. Начало в 19:00. 19 апреля, Санкт-Петербург, книжный магазин «Буквоед», Невский пр., 46. Начало в 19:00. 21 апреля, Москва, Библиотека-читальня им. И.С. Тургенева, Бобров пер., 6, стр.1,2. Начало в 20:00. 22 апреля, Москва, книжный магазин «Москва», ул. Воздвиженка, 4/7, стр. 1. Начало в 19:00. 23 апреля, книжный магазин «Библио-Глобус», ул. Мясницкая, 6/3. Начало в 15:00. 24 апреля, Московский дом книги, ул. Новый Арбат, 8. Начало в 16:30. Вход свободный и по предварительной регистрации.
 

 

19 апреля

• Лекция Дмитрия Губина
«Издатели non-fiction: главные игроки и примкнувшие к ним шулеры» — так звучит тема лекции журналиста и телеведущего Дмитрия Губина. Он обещает раскрыть секрет, как гуманитарии играют на поле технарей, а также рассказать о работе издательств Corpus, «Альпина Нон Фикшн» и др.
Время и место встречи: Москва, Лекторий «Прямая речь», Ермолаевский пер., 25. Начало в 19:30. Вход по билетам (1500 рублей).
 

 

20 апреля

• Круглый стол «Литературные премии: кто, за что и как?»
В рамках Международной конференции студентов-филологов, которая ежегодно проводится на филфаке СПбГУ, состоится круглый стол о современных литературных премиях. Модератором выступит критик, доктор филологических наук Игорь Сухих. Приглашенный гость — писатель, лауреат «Национального бестселлера» Сергей Носов.
Время и место встречи: Санкт-Петербург, Университетская наб., 11, ауд. 214. Начало в 16:00. Вход свободный (при себе необходимо иметь паспорт).
 

 

21 апреля

• Презентация романа Саши Филипенко «Травля»
Новый роман писателя и сценариста юмористических программ Саши Филипенко рассказывает о современной России. Злободневный текст с необычной композицией убеждает читателя, что цинизм и ирония — вовсе не универсальная броня.
Время и место встречи: Москва, «Дом 12», Мансуровский пер., 12. Начало в 19:00. Вход свободный.
 

 

21, 22 апреля

• Встречи с Захаром Прилепиным
Захар Прилепин расскажет читателям о сборнике «Семь жизней». Новая книга автора — это разговор состоявшегося писателя со своим альтер-эго, читателем и персонажами произведений о самом важном и трепетном.
Время и место встреч: Санкт-Петербург, 21 апреля, книжный магазин «Буквоед», Лиговский пр., 10/118. Начало в 19:00; 22 апреля, Дом книги, Невский пр., 28, лит. А. Начало в 18:00. Вход свободный.
 

 

22 апреля

• Лекция Георгия Литичевского
Российский художник Георгий Литичевский был в числе тех, кто стоял у истоков отечественной комикс-культуры. Он прочтет лекцию «Комикс и современное искусство» и представит свою книгу «Opus Comicum», в которую вошли комиксы разных лет, интервью с художником и статьи о его творчестве. Кроме того, в рамках акции «Библионочь» в Библиотеке им. Маяковского пройдет экскурсия по его выставке.
Время и место встречи: Санкт-Петербург, Факультет свободных искусств и наук СПбГУ, Дворец Бобринских, ул. Галерная, 58-60, ауд. 152. Начало 18:30. Библиотека им. В.В. Маяковского, Невский пр. 20. Начало в 21:00 и 22:00. Вход свободный.

 

• Библионочь
Провести ночь в библиотеке — эта мечта книголюбов исполняется каждый год. Акция «Библионочь» создана в поддержку чтения. Библиотеки, музеи, галереи, книжные магазины, арт-пространства и клубы по всей стране открывают свои двери после окончания рабочего дня. Сквозная тема акции в 2016 году — «Читай кино».
Время и место встречи: Все пароли и явки, а также программу мероприятия в разных городах можно узнать на официальном сайте акции.

 

 

23 апреля

• Акция в поддержку Библиотеки им. Данте Алигьери
Библиотека им. Данте Алигьери существует с 1955 года. Фонд насчитывает 220 тысяч томов, включая 20 тысяч книг на иностранных языках и библиотеку итальянской литературы «Италиана». Сегодня принято решение передать здание библиотеки Следственному комитету РФ. Те, кто считает невозможным смириться с этой несправедливостью, соберутся, чтобы прочесть «Божественную комедию».
Время и место встречи: Москва, ул. Строителей, 8, к. 1. Начало в 12:00. Вход свободный.

• Квест «Повелители рукописей»
Стены дома Черткова, в котором располагается книжный магазин «Додо», превратятся в мрачные закоулки монастырей северной Италии, описание которых можно найти в известном романе Умберто Эко. Пройти квест и узнать, какой из пяти манускриптов настоящий, сможет тот, кто выполнит все задания.
Время и место встречи: Москва, Дом Черткова, ул. Мясницкая, 7, к. 2. Начало в 21:00. Вход по предварительной регистрации и билетам (600 рублей).

Игорь Сухих. Проза советского века: три судьбы. Бабель. Булгаков. Зощенко

  • Игорь Сухих. Проза советского века: три судьбы. Бабель. Булгаков. Зощенко. СПб.: Журнал «Нева», 2012

И долго ещё определено мне чудной властью идти об руку с моими странными героями, озирать всю громадно несущуюся жизнь, озирать её сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слёзы!

Н. В. Гоголь, «Мёртвые души»

Одно из замечательных свойств хороших литературных текстов — способность порождать другие хорошие литературные тексты. Происходит это, конечно, не часто, и оттого филологическая книга, говорящая на своём языке и обладающая своим захватывающим сюжетом, всегда особенно интересна.

В книге профессора СПбГУ Игоря Сухих серьёзное литературоведение приобретает обаяние художественной прозы; писатели становятся персонажами, идущими об руку с героями собственных произведений: их судьбы переплетаются, отражаются друг в друге, приобретая черты то комического, то трагического сходства.

…забавная, абсолютно зощенковская история произойдёт с другим текстом (речь идёт о рассказе «Неприятная история», 1927). В рассказе <…> действие происходит «кажись, что в 1924 году». Подгулявшие гости, поспорив на политические темы, звонят в Кремль, чтобы получить справку о троцкизме у самого товарища Троцкого. Ответный звонок из Кремля (на самом деле всех разыгрывает из соседней телефонной будки один из приятелей) повергает подгулявшую компанию в священный ужас.

«И вдруг гости видят, что тов. Митрохин переменился в лице, обвёл блуждающим взором всех собравшихся, зажал телефонную трубку между колен… <…> Тут общество несколько шарахнулось от телефона. <…> Квартирная хозяйка Дарья Васильевна Пилатова, на чьё благородное имя записана была квартира, покачнулась на своём месте и сказала: „Ой, тошнёхонько! Зарезали меня, подлецы. Что теперь будет? Вешайте трубку! Вешайте в моей квартире трубку! Я не позволю в моей квартире с вождями разговаривать…“».

В «Голубой книге» «Неприятная история» превратилась в «Интересный случай в гостях», а место разоблачённого и высланного тов. Троцкого занял другой партийный вождь, товарищ Рыков. Потом был разоблачён и он — и в зощенковском тексте появился анонимный «товарищ председатель».

Вожди в рассказе менялись в соответствии с зигзагами советской политической истории. Но Госстрах и госужас обывателей оставались неизменными. Домохозяйка Дарья Васильевна Пилатова, кажется, больше боится кремлёвского вождя, чем ершалаимские обыватели — Понтия Пилата.

Время сильнее эпохи: эпоха могла расстрелять Бабеля, уничтожить Зощенко, унизить Булгакова, но вычеркнуть из времени их тексты и судьбы эпохе оказалось не под силу. Голос рассказчика, смотрящего на эти тексты и судьбы уже «из времени», остаётся спокойным, даже когда речь идёт о событиях катастрофических, страшных; время постепенно очищает эпоху от шелухи лишних эмоций и идеологических споров, бережно выделяет из неё и сохраняет самое ценное, делая это ценное собственностью литературы.

«Достоевский умер, — сказала гражданка, но как-то не очень уверенно. — Протестую, — горячо воскликнул Бегемот. — Достоевский бессмертен!»

«Дописать прежде, чем умереть!» — наказывает себе Булгаков на одной из черновых тетрадей «Мастера…».

Он дописал, хотя так и не успел довести до конца правку.

Очерки-эссе с неожиданными и часто неоднозначными заглавиями (само название книги — «Проза советского века» — можно прочитать двояко: и как «книгу о прозе литературной», и как «рассказ о прозе жизни») публиковались на протяжении нескольких лет в толстых журналах и служили вступительными статьями к собраниям сочинений, — получив новую редакцию и оказавшись под одной обложкой, они сложились в самостоятельную историю. Адресована эта история «широкому читателю»: не только специалисту, но любому, кто знает и любит русскую литературу.

Анаит Григорян

Ремесло — рассказчик

Отрывок из книги Игоря Сухих «Сергей Довлатов: время, место, судьба»

О книге Игоря Сухих «Сергей Довлатов: время, место, судьба»

В письме конца семидесятых Довлатов, перечисляя любимые романы, сопровождает список «единственной цитатой, которую выписал за всю мою жизнь». Цитата такова:
«…Всю жизнь мечтал он об оригинальности сглаженной и
приглушенной, внешне неузнаваемой и скрытой под покровом общеупотребительной и привычной формы, всю жизнь
стремился к выработке того сдержанного, непритязательного слога, при котором читатель и слушатель овладевают содержанием, сами не замечая, каким способом они его усваивают. Всю жизнь он заботился о незаметном стиле, не привлекающем ничьего внимания, и приходил в ужас от того,
как он далек от этого идеала… (Пастернак)».

Источник точно не назван, видимо, из-за его тогдашней
крамольности и — для второй культуры — общеизвестности.
Довлатов цитирует «Доктора Живаго» (ч. 14, гл. 9). Чуть-чуть продолжу цитату: «Во вчерашних набросках ему хотелось средствами, простотою доходящими до лепета и граничащими с задушевностью колыбельной песни, выразить свое
смешанное настроение любви и страха и тоски и мужества,
так чтобы оно вылилось как бы помимо слов, само собою».

Стремление «впасть, как в ересь, в неслыханную простоту» совпадает у героя романа и его автора. «Устаревшая»,
вызывающая в искусстве авангарда лишь пренебрежительную насмешку категория «содержания», чувства любви и
страха, тоски и мужества, у позднего Пастернака реабилитируется, становится целью, сверхзадачей. Незаметный стиль,
непритязательный слог, доходящая до лепета простота и др.
воспринимаются и как довлатовская самохарактеристика, как
свое, обнаруженное в чужом и вроде бы далеком. Обычные
слова, которые погружают в некий эстетический транс, становятся окном в иную реальность — мотив, не раз повторяющийся в довлатовской прозе.

В «ужасной пролетарской повести», по поздней самохарактеристике, которая была сокращена до рассказа
«По собственному желанию» и напечатана в журнале «Нева» (1973. № 5), есть, кажется, только один живой эпизод.
Герой — боксер, романтик, слесарь-сборщик и просто хороший парень Борис Сорокин (он-то и собирается уйти с родного завода по собственному желанию) — получает от интеллигентной библиотекарши вместе с книжкой про шпионов какое-то непонятное «Голубое и зеленое» (речь идет
о сборнике рассказов Ю. Казакова).

«Сначала книга не понравилась Сорокину. В ней решительно ничего не происходило. Люди мирно беседовали, ходили на работу. Слишком уж все это было похоже на обычную жизнь с ее нормальными заботами, без выстрелов, без
автомобильных гонок, без диверсантов, рома и марсиан.
Но вот он прочитал такую фразу. Ничего особенного:
„Корнеев затянулся и бросил сигарету. Огонек еще долго
розовел на снегу“.

И вдруг Борис ясно ощутил сухой морозный день без
ветра, увидел голубоватый наст и мутные фонари над тротуаром. А ведь было лето. Распахнутые окна, полотняные
тенты, запах бензина и шум листвы в соседнем сквере. Но
все равно: „Огонек еще долго розовел на снегу“. И Борис
явственно слышал, как взвизгивает снег под ногами прохожих в сухой февральский день».

Прочитал фразу — и вдруг шагнул в иную реальность. За
окном — лето, а в окошке текста — сухой февральский день.
Аналогичный прием встречается и в настоящей довлатовской прозе: в рассказе уже не о читателе, а о рождении
писателя в «Зоне». Там другой Борис, Алиханов, в холодный зимний день вдруг проваливается в лето. «И тут Алиханов неожиданно почувствовал запах морского ветра и рыбы, услышал довоенное танго и шершавые звуки индонезийских междометий. Разглядел во мраке геометрические
очертания палаток. Вспомнил ощущение горячей кожи, стянутой мокрыми, тугими лямками…».

В обоих случаях сходное психологическое движение:
вдруг почувствовал — разглядел — услышал — вспомнил (даже если это было не с тобой).

Так начинают жить литературой.

В отдельной публикации рассказ из «Зоны» называется
«Голос». В письме конца шестидесятых автор признается:
«Я не уверен, что мои рассказы зарождаются именно во
мне. Я их не создавал, я только записывал, мучительно подбирая слова, которые бы кое-как отвечали тому, что я слышу, как голос извне».

При всем акценте на технологичности, на ремесленничестве Довлатов оказывается не чужд старинной метафизике
искусства. Литератор не мастер прежде всего (хотя ремесло
необходимо), но орган, голос мира. Его скромный долг тоже внутренне может быть осознан как поэтическая миссия.
Любопытно, что привычно, слово в слово, повторяя найденную однажды триаду, Довлатов в одном из писем (очень
важных, сопровождающих возвращение его текстов в Россию) обмолвился: «Так вот, я рассказчик, который хотел бы
стать и писателем». Рассказчик, который хотел бы
стать писателем, думает, следовательно, и о том, как должны жить люди, и о том, во имя чего они живут.
Старая, захватанная руками официоза и вроде бы изгнанная из литераторской парадигмы проблема красоты и
добра, искусства и нравственности возвращается. Магнитная стрелка ответов ощутимо колеблется.
«Что касается автодеклараций по поводу моих рассказов, то запомни раз и навсегда: литература цели не имеет». — Прекрасно.

«Из явления чисто эстетического, сугубо художественного литература превращалась в учебник жизни, или, если
говорить образно, литература из сокровища превращалась
в инструкцию по добыче золота». — Замечательно.

Но в тех же самых письмах и выступлениях следует неожиданное продолжение. «Для меня литература — выражение
порядочности, совести, свободы и душевной боли».

«Когда вы читаете замечательную книгу, слушаете прекрасную музыку, разглядываете талантливую живопись, вы
вдруг отрываетесь на мгновение и беззвучно произносите
такие слова: „Боже, как глупо, пошло и лживо я живу! Как
я беспечен, жесток и некрасив! Сегодня же, сейчас же начну
жить иначе — достойно, благородно и умно…“ Вот это чувство, религиозное в своей основе, и есть момент нравственного торжества литературы, оно, это чувство, и есть плод ее
морального воздействия на сознание читателя, причем воздействия чисто эстетическими средствами…»

Знаменитое пушкинское «поэзия выше нравственности»,
цитированное и Довлатовым, видимо, тесно связано с другим: «Гений и злодейство — две вещи несовместные. Не
правда ль?» Верность слову («со словом надо обращаться
честно») этична для настоящего автора, будь ли это Поэт,
осведомленный о высших целях бытия, или не претендующий на это литератор, рассказчик.

Сходную «эстетическую этику» выстраивал в нобелевской лекции И. Бродский: «Всякая новая эстетическая реальность уточняет для человека его реальность этическую.
Ибо эстетика — мать этики; понятия „хорошо“ и „плохо“ —
понятия прежде всего эстетические, предваряющие категории „добра“ и „зла“. В этике не „все позволено“ именно потому, что в эстетике не „все позволено“, потому что количество цветов в спектре ограничено… Чем богаче эстетический опыт индивидуума, чем тверже его вкус, тем четче его
нравственный выбор, тем он свободнее — хотя, возможно,
и несчастливее».

Амплуа, писательскую роль выбирают. Место в эстетической иерархии в конечном счете уже не зависит от личных усилий. Тут опять вступают в игру силы и факторы
метафизические — Бог, История, Культура. В почти итоговом «Филиале» и в записных книжках с некоторыми вариациями повторяется один и тот же фрагмент: «Бог дал мне
именно то, о чем я всю жизнь его просил. Он сделал меня
рядовым литератором. Став им, я убедился, что претендую
на большее. Но было поздно. У Бога добавки не просят.

Остается только — «с некоторой грустью» — это понять,
признать и смириться. Принять судьбу как личный выбор.

Ремесло — рассказчик.