Недавно, посмотрев этот фильм и думая над статьей о нем, я шел по улице Александра Солженицына в Москве и увидел перед собой указатель: переулок Коммунистический. Тут же вспомнил, что улица Сергия Радонежского переходит в Шоссе Энтузиастов, в окрестностях которого я живу. Попав под гротескное обаяние знаков и символов, я задумался над старыми значениями фамилий авторов фильма. Фамилия «Сорокин», как известно, происходит от названия птицы сороки; в знаменитом рассказе Владимира Георгиевича «Настя» в конце есть эпизод, который можно считать своеобразной личной росписью автора в набоковском духе: Саблина, ужиная свежезажаренной Настей, проглотила редкую черную жемчужину, подаренную главной героине на шестнадцатилетие. Когда после ужина Саблина оправилась в саду, сорока нашла эту жемчужину на земле, зажала в ее в клюве и понесла прочь, в небо, и в жемчужине отражались «черные облака, черное озеро, черные лодки, черный бор». Классическая самохарактеристика: когда б вы знали, из какого сора.
А фамилия «Зельдович» означает «счастье, удача; сладость».
Сорокин в сценарии «Мишени» обратился к своим излюбленным темам: парадоксам русского пространства и искривлениям русского времени. Чеховский герой, какой-нибудь абсурдистский мужичонка, нахватавшийся в книжках умных слов, мог бы сказать об этом фильме: «У вас, барин, весь хронотоп набок съехамши. Перекосило малость». Зельдович снял по этому сценарию длинную, медленную, меланхоличную, задумчиво-забывчивую картину — и поклонники обоих мастеров, конечно же, опознают в ней фирменную стилистику, в которой выполнен предыдущий совместный проект писателя и режиссера, фильм «Москва». А любой мало-мальски грамотный зритель с удовольствием прокатится по сюжетным рельсам «Анны Карениной», по композиционной модели которой развивается действие «Мишени».
События в «Мишени» относятся к 2020 году и происходят в Москве и на Алтае. В стране благополучно достроена Вертикаль, и блага распределяются между гражданами справедливо и разумно. Естественно, налицо полная китаизация России — Сорокин пишет о ней начиная с «Голубого сала» (1999), быт наполнен техническими чудесами в эппловском духе, но феодализм и средневековье, в отличие от «Дня опричника», не восторжествовали. Главные герои принадлежат к элите — чиновничеству, и Виктор (Максим Суханов) вызывает ассоциации скорее с «благородным мужем», просвещенным слугой императора, нежели с опричным Комягой. Он трезв, подтянут, спортивен, элегантен и вместе с женой Зоей (Джастин Уодделл) озабочен здоровым питанием, цель которого — как можно дольше сохранить красоту и молодость. (Невольно вспоминается злословие Пелевина: «Русская бюрократия сегодня — это ослепительная улыбка, тонкие духи, легкие спортивные тела, интеллектуальные чтения, радикальное искусство, теннис и поло, „бугатти“ и „бомбардье“. И если это счастливое, омытое экологически чистой волной пространство и обращено к обывателю казенной гербовой доской, то ее следует воспринимать лишь как самую несовершенную в эстетическом отношении часть, своего рода обнаженный засасывающий анус».)
Виктор служит в Министерстве недр и природных ресурсов Российской Федерации. Там он узнает, что где-то на Алтае есть некая «Мишень», советский заброшенный астрофизический комплекс, аккумулирующий космическую энергию и дающий вечную молодость. Он уговаривает жену поехать туда. К ним присоединяются их знакомые: Николай (Виталий Кищенко) и Митя (Данила Козловский).
Собственно, парадоксы и искривления и начинаются тогда, когда герои выезжают из Москвы в Россию (это популярное саркастическое разделение Сорокин горячо поддерживает). Из эклектичного мегаполиса, где сталинские высотки начинены суперсовременной китайской техникой, а причудливые, воплощенные в жизнь «концепт-кары» возят на работу людей, которые, как и пятьдесят лет назад, обслуживают Трубу, персонажи фильма попадают в абсолютно пустое, безлюдное, залитое первобытным ослепительным солнцем пространство. Классическая трехдворовая деревушка близ Мишени выглядит точно так же, как выглядит и сейчас любой забытый богом уголок за Уралом: заброшенные гаражи, ржавые цистерны, колизеи старых хозяйственных бетонных построек, пустые коробки бревенчатых изб. Несколько человек, оставшихся в деревне, живут тем, что возят «туристов» к Мишени и обратно и берут их на постой. И все они — и тут мы встречаем истинно сорокинское определение, которое в книге было бы выделено курсивом — остановились. Например, как красавица Тая (Нина Лощинина), которая остановилась в 19, побывав внутри Мишени, и выглядит на 19, хотя ей уже за 50.
Столичные гости, спустившись внутрь Мишени, останавливаются, испытывают странную, небывалую эйфорию и возвращаются в Москву, казалось бы, измененными навсегда. Но в какую сторону? — и после этого вопроса и начинается основное действие фильма, сплошь состоящее из жестоких, подлых, нелепых поступков героев. Их как будто подменили: все дольше длятся сцены, где герои минутами сидят неподвижно, говорят чеховские несообразности и смотрят в никуда остановившимися глазами. Зоя влюбляется в Николая и заводит с ним роман; муж Зои, Виктор, бросает здоровый образ жизни и начинает пить, а вскоре пробирается в усадьбу к Николаю, страстному любителю лошадей, и убивает всех его драгоценных скакунов. Когда наутро Зоя подходит к Николаю, чтобы утешить его, тот страшно бьет ее по лицу и буквально вышвыривает за ворота усадьбы.
Митя, ведущий кулинарного шоу на телевидении (пародия на этот жанр в фильме груба, но точна и смешна), сначала забрасывает важных гостей приготовленной ими же пищей, а затем, вскрыв себе за кулисами вены, поит гостей собственной кровью под видом «Кровавой Мэри», поднимая тост за Россию.
Зоя, оставшись одна, на загадочной загородной вечеринке, с виду гламурной, встречает мужа, который готов простить ее, но… к Зое подходят какие-то криминальные личности и со словами «Ты же наша, с Курского», начинают ее насиловать и убивают вступившегося за нее Виктора. Зоя после этого прыгает с моста под поезд (похожий на «Сапсан», но, конечно же, на деле китайский).
Что с ними со всеми произошло? Кто и когда их подменил? Почему богатые, благополучные люди вдруг начинают вести себя как сумасшедшие, последовательно уничтожая собственные судьбы и судьбы окружающих? Не в Мишени же они сломались; там они просто остановились и плакали от счастья, наблюдая неземной свет, божью благодать, ни с того ни с сего сошедшую на них на самом краю земли…
Чем ближе к финалу, тем абсурднее и запутаннее становятся события фильма. Мастерство Зельдовича в том, что необязательно пытаться понять, кто, когда и почему; стоит отдаться этому медленному течению затянутых, плавных сцен — и станет понятно, как во сне, что так и должно быть, что поправить ничего нельзя. Такому восприятию сюжета немало способствует великолепная музыка Леонида Десятникова — «трагически-шаловливые вещицы» (определение самого композитора), декадентские, ломаные фокстроты, тоже, словно герои, остановившиеся, кружащиеся на одном месте.
Сорокин в одном интервью, отвечая на вопрос, хотел бы он жить вечно, ответил: «Вечно? На этой планете? Не дай бог!» Тема вечной молодости в искусстве не так уж нова и оригинальна. Но заслуга писателя не в том, что он написал об обреченности этой идеи, а в том, что он увидел красоту этой обреченности, нашел черную жемчужину в истоптанном литературном саду. И большая удача, что Зельдович смог показать эту красоту в длинном, медленном, задумчивом фильме. Удача, сладость.
