Уже скоро! Скоро грянет буря: все критики нашей необъятной Родины, посчитавшись на белых и красных, обрушат свой гнев на многосерийный фильм «Страсти по Чапаю», премьера которого, состоялась 13 февраля на Первом канале. Его будут отчаянно ругать. Хоть бы и за одно название, а также за шаблонные характеры, клишированные диалоги, но, главным образом, за образ неутомимого героя любовника, коммуниста во Христе, которым представлен Чапаев. Тем временем, Илья Симановский решил не тратить времени на современные поделки и пересмотреть классику — легендарного «Чапаева» братьев Васильевых 1934 года.
Впервые лет с тринадцати пересмотрел вчера фильм, про который уважаемая мной В. И. Новодворская недавно сказала «И сколько еще поколений будут травить „Чапаевым“, как стрихнином?»
И, знаете, я посмотрел его с тем же волнением, что и в тринадцать лет.
За 80 лет вся идеология (стрихнин) из этого фильма давно выветрилась. И это произошло еще при советской власти — в период появления лавины анекдотов про Чапая. Если их почитать, то с удивлением обнаруживаешь, что тема противостояния красных и белых в них решительно не раскрыта. Практически все они — про странную семью Чапаев-Анка-Петька и примкнувшего к ним чудаковатого Фурманова, который играет роль третьего, а точнее, четвертого лишнего.
Если белые и появляются, то они выступают в роли какой-то неконкретной, никак не окрашенной силы, неизменно остающейся за кадром.
В самом деле, в фильме белые ярко не персонифицированы за исключением лысого полковника, наигрывающего «Лунную сонату». Но его образ в отличие от портретов главных героев фильма, внутренне неубедителен и сейчас воспринимается только, как карикатурный прием. Слова у этого умного человека расходятся с делом: он наставительно поучает поручика, что к подчиненным надо относиться так, чтобы они не воткнули тебе нож в спину. И сам же доводит до гибели брата своего денщика, которого до смерти забивают шомполами.
Единственная яркая сцена с белыми — та, про которую потрясенный фильмом Мандельштам написал:
Начихав на кривые убыточки,
С папироской смертельной в зубах,
Офицеры последнейшей выточки
На равнины зияющий пах…
Именно этот эпизод уравновешивает фильм, не давая ему восприниматься, как тупая агитка. Главные чудеса храбрости демонстрируют именно белые, которые держат строевой шаг под пулями, а командир во главе отряда не перестает командовать наступление, когда передние ряды офицеров уже вовсю косят пулеметные очереди. В чистом виде «Атака легкой кавалерии».
И все же всякая политика из фильма давно ушла и вся его историчность (вернее, антиисторичность) может нагнетаться только искусственно. Если что и устарело в фильме за все эти годы — именно исторический контекст.
Да какие, к черту, красные и белые? Главное — другое.
Это полные юмора сцены с диалогами, которые, как быстро выясняешь, можешь дословно продолжить с любого места. А это — щечки. Чапай думать будет. Эх, ты, дядя! Ты за коммунистов или за большевиков? Наплевать и забыть! А в мировом масштабе?
Это внезапная конница Чапаева, в последний момент атакующая казаков. Какие там красные-белые? Наши! Резкий переход от безнадежности к победе — и все то же радостное волнение, и гипноз зрелища, и эйфория, и Анка бросает пулемет.
Это чахлые русские пейзажи перед рассветом: туман, осока, деревца вдоль берега и плывущие над темной рекой облака. И безнадежно голая, пустая излучина Урала в ил которого только что засосало человеческие тела.
Это, наконец, то, что фильм — про людей и людей жалко.
И Митьку, который перед смертью так и не поел ухи.
И добрейшего Петьку, который отпустил человека, стрелявшего в него упор из ружья.
И вздорного, тщеславного, но такого живого Чапая, который почти доплыл, и который уже никогда не прочтет про Александра Македонского.
Концовка фильма получилась честной. Для 1934 года эта честность была в том, что эти люди, мечтавшие о новой, счастливой жизни, ее не увидели. Сейчас эта честность заключается в том, что мы знаем: они не просто за нее погибли, они погибли за нее совершенно зря.
Взял он саблю, взял он остру и зарезал сам себя.
Веселый разговор!..
Вот тебе и вся идеология.
