Метка: Издательство «Азбука»

Отрывок из романа

Я сижу в комнате отдыха на одном из жестких деревянных стульев, стоящих вдоль стены. Никого нет, здесь собираются только покурить или посидеть у маленького телевизора, который висит на стене.

Не могу совладать с руками, они все время в движении, задеваю самокрутку и роняю пепел на брюки, отряхиваюсь. Скоро мне идти на прием к доктору Петерсону.

По коридору проходит Кристиан. Его видно сквозь большие окна из плексигласа, отделяющие комнату отдыха от прохода. Ему чуть за тридцать, голова с редкими волосенками, как всегда, опущена на грудь. Просто поразительно, насколько он ни во что не вникает. Он не обращает на меня внимания, его вообще мало что трогает.

Кристиан — шизофреник, как и я, но его болезнь серьезнее. Большую часть взрослой жизни до больницы он прожил со своей старой матерью. Она кормила его, подтирала за ним, а он все больше уходил в себя. Пока не заблудился. Стал совсем тихим, и всё, вот мать и не думала, что ему нужно к врачу: он ведь просто тихоня… Положили его после того, как он выпрыгнул с третьего этажа. Он упал на стоящие под окном велосипеды, которые смягчили падение, так что с ним ничего страшного не случилось. В больнице выяснилось, что он страдает аутизмом.

Термос с кофе мы с Кристианом увидели одновременно: белый термос с коричневыми кофейными пятнами на столике у стены. Реакция почти комическая: глаза Кристиана округляются, рот растягивается в глуповатой улыбке. Обычно термосы у нас убирают, но сегодня днем приходили студенты-медики, с нашими правилами, по-видимому, не знакомые.

Кристиан высматривает санитаров. Он стоит, вытянув шею, и напоминает суслика. Затем медленно проскальзывает в комнату отдыха, останавливается у двери и снова смотрит, нет ли санитаров. На меня ему плевать, меня здесь просто нет. В данный момент во всем мире существуют только он и белый термос, и санитары — единственное, что может встать у него на пути. Всё, медлить нельзя. Кристиан кидается к термосу, откидывает крышку и подносит его ко рту. Он пьет, из горла валит пар. Слышно бульканье.

Кофе течет по груди, окрашивая белую футболку с Колдинского фестиваля. Его тошнит, коричневая блевотина лежит на полу и дымится. А он снова подносит термос ко рту.

Проблема Кристиана в том, что он все время хочет пить. Дай ему волю, он бы упился до смерти.

Это я нашел его в тот раз, когда мы должны были красить наши комнаты. Задумано это было как часть терапии для трудоспособных пациентов. Ну и конечно, в целях экономии. И вот Кристиан исчез, все его искали. Он был на складе. Я нашел его опрокидывающим пятилитровое ведро с белой краской прямо в глотку. После того случая термосы и запретили.

В комнату входит Карин, санитарка. Заметив Кристиана, она быстро разворачивается, выбегает в коридор и зовет на помощь. Она пробует отнять у него термос, сил не хватает; ошпарив руку, она ругается от боли. Вбегают два санитара. Они дерутся с Кристианом, не могут его удержать. Всё в комнате забрызгано кофе. Появляется четвертый санитар с каталкой. Вот они надевают на него смирительную рубашку. Кристиану все равно, он по-прежнему борется за термос.

Его укладывают и делают укол. Кристиан крутится, пока укол не начинает действовать, затем его увозят. Карин смотрит на меня с упреком. И она права. Я мог позвать на помощь. Мог сбегать за санитаром. Но Карин знает, что я не лезу в чужие дела. Не хочу, чтобы на мне лежала вина за то, что мой товарищ провел всю ночь после припадка привязанным к кровати. И еще мне, наверное, было интересно посмотреть, сколько кофе в него влезет.

До прихода Микаеля я успел выкурить полсигареты: пора отправляться к Петерсону.

Мы идем по длинному светло-зеленому коридору. Репродукции Моне в рамках так прочно прикреплены к стенам, что их не отодрать даже в буйном припадке.

Микаель смотрит на меня:

— Чудно́, что тебя больше здесь не будет. Останутся одни придурки, грызущие ногти на ногах.

— Я хочу выйти сегодня.

— Конечно, конечно. Будем надеяться, что шведский гений не передумал…

Микаель — самый младший из санитаров, у него длинные волосы, собранные в хвост. Он не скрывает, что работает здесь, только чтобы по вечерам заниматься музыкой. Микаель слывет веселым малым. Верно, потому, что у него больше общего с пациентами, чем с кем-то из врачей или других санитаров. Случись ему на ночном дежурстве застукать кого-нибудь с косячком, он запросто может сесть рядышком и покурить за компанию.

Навстречу нам идет один из новых пациентов. Ему еще не принесли одежду, и он ходит в длинной больничной рубашке. Микаель кладет руку ему на плечо:

— По_моему, тебя ищет Гите. У тебя ведь в два бассейн?

Глаза безумные:

— Я не хочу… плавать…

— Не дергайся, я не знаю, что ей надо, она просто тебя искала.

Микаель отправляет его дальше по коридору. Он медленно, с пыхтением продвигается вперед.

— Не плавать… — бормочет он.

— Похоже, его перекормили лекарствами.

Микаель улыбается мне. Не будь на нем бейджика с именем, мы могли бы подружиться.

Мы идем дальше. Он ободряюще похлопывает меня по плечу:

— Конечно, он тебя выпишет. Конечно выпишет…

Я хочу выйти сегодня. Хочу выйти. Если Петерсон скажет: давай посмотрим, как пойдут дела, давай подождем пару недель или месяцев, я возьму с полки справочник по психологии — большой том в кожаном переплете, он достает его, только когда к нему приходят родственники пациентов, — разобью им оконное стекло, и — только меня и видели.

Я сделал все возможное, чтобы меня выписали. Последние несколько месяцев я много работал. Когда начинался приступ, я прятался в туалете. Кусал одеяло, чтобы не кричать. Следил за тем, как хожу, как ем, говорю. Усаживался, закидывал ногу на ногу, осознавал и признавал, сначала неохотно, но затем им удалось меня убедить. Меня потрепали по плечу, все были рады: их система работает, они могут больше, чем просто пичкать нас лекарствами.

О книге Юнаса Бенгтсона «Письма Амины»

Отрывок из романа

Все хорошее заканчивается до обидного быстро.

А прекрасное еще быстрее.

В том числе крепкий безакцизный алкоголь, хотя, казалось бы, он неисчерпаем. Да, неисчерпаем, но где-то там, за порогом конкретной жилплощади. А в двухкомнатной квартире на южной окраине Санкт_Петербурга он уже безвозвратно растворился в крови двух находящихся здесь молодых людей. Конечно, можно было бы сгонять в ближайший гастроном за дополнительной порцией, но… Алкоголь не спасал. Наоборот. Действовал так, будто свежую рваную рану поливали соляной кислотой и посыпали солью мелкого помола.

Рана была у гостя. Вадика. Типичного представителя офисного поколения с ярко выраженной сутулостью. Совершенно не приспособленного к употреблению большого количества водки. Уже дважды за вечер он соскальзывал с кухонного табурета, и другу по школьной скамье Никите приходилось прилагать серьезные физические усилия, чтобы водрузить его на место. Сам Никита представлял собой полную противоположность другу — круглолицый бодрячок, у которого живот начинался сразу от короткой шеи, минуя грудь, а щеки были видны со стороны спины даже в густой питерский туман. Коварная наследственность, а не беспечные просчеты в питании. Лысина, оккупировавшая к двадцати восьми годкам голову, словно Гитлер Европу, тоже досталась от папеньки. Но Никита не комплексовал по этому поводу, в шутку заявляя, что главное в человеке не внешняя оболочка, а скрытые пороки. Женат он не был, жил с матушкой-одиночкой, предпочитая семейному очагу случайные нелицензионные связи. Упомянутый папенька присутствовал только в архивном семейном альбоме на первых страницах. Потом, как водится, поехал покорять Арктику. Иными словами, свалил насовсем.

Вадика ранило тяжело. Прямое попадание в голову и сердце. В голову попал кулак, а в сердце… Как человек впечатлительный, он получил нервную контузию пятой степени по четырехбалльной школе. Водочная анестезия не помогала, как они не старались.

Никита настойчиво успокаивал одноклассника, но лишь вхолостую тратил словарный запас.

— Постой? А ты ее подозревал? Может, уже были тревожные звоночки? Не бывает такого ни с того ни с сего… А вдруг ты что-то не так понял? Не разобрался сгоряча?

— Ага… Заказное изнасилование… Там и слепой бы понял. И даже слепоглухонемой.

— Ладно… Ну и что? С кем не случается? Фигня полная. Не принимай близко к сердцу — оно единственное, а женщин много. Ищи плюсы. По сравнению с жертвами вчерашнего землетрясения в Японии ты в полном шоколаде.

— Спасибо, Никита, но я, наверное, предпочел бы землетрясение в Японии, — тихо ответил Вадик и в третий раз загремел с табурета.

И неудивительно. Сохранить равновесие в данной ситуации мог, наверное, только человек высоких морально-волевых качеств. А качества Вадика не были столь высоки. Говоря по-японски — размазня-сан. И как любой размазня-сан он не спешил признаваться в этом себе.

Упомянутая ситуация, к слову сказать, с первобытных времен служила человечеству одной из популярнейших тем для детских анекдотов. Классика жанра. Обычно анекдот начинался фразой «Вернулся муж из командировки». Реже встречались варианты. У Вадика случился вариант. Он не вернулся из командировки, в смысле — он не ездил ни в какую командировку. Как обычно, потел в питерском филиале столичного банка, помогая безграмотному населению разбираться с плаcтиковыми карточками. Сидел, скрючившись, в кабинетике-пенале, где не поместился бы и пятилитровый аквариум, и отвечал клиентам на различные идиотские вопросы, типа «Что делать, если назвал пин-код случайному знакомому и дал ему поносить кредитку?» или «А много ли наличности загружается в банкомат и сколько он весит?» В общем, суровая мужская работа, сопряженная с героизмом. Ибо клиент попадался все больше туповатый, но агрессивный, и норовил оскорбить невинного клерка словом и действием.

Но сегодня проявить героизм до означенного на табличке «Время работы» часа не сложилось. Примерно в начале седьмого банковский компьютер плотно завис по причине вирусной атаки хакера-смертника, и руководство учреждения позволило персоналу отбыть на пару часов пораньше. Сделать, так сказать, сюрприз домашним.

Вадика же самого ждал сюрприз. Не сказать, что приятный. Единственная жена, Валерия Ивановна, в простонародье Лерка, согласно официальным данным, должна была находиться на работе — в салоне красоты «Фантазерка», где занимала должность администратора и по совместительству массажиста. Единственный сын Алешка две недели назад отбыл к бабушке и дедушке в деревню на весь летний сезон. А, следовательно, дверь должна быть закрыта на оба замка. Он уходил сегодня последним и доподлинно это знал. А сейчас заперта только на верхний. У Вадика мелькнула тревожная мысль — не воры ли забрались в двухкомнатное семейное гнездо, купленное по ипотеке вскладчину с супругой? И не стоит ли позвать на помощь сознательных соседей, службу спасения и, наконец, милицию?

Вадик как можно тише повернул ключ в замке, аккуратно толкнул дверь. Та подло и громко заскрипела, и скрип был похож на эвук сирены. Петли новые, еще не притерлись, а смазать лень. В прихожей близорукий клерковский глаз ничего подозрительного не отсканировал, но острый нюх уловил инородный тошнотворный запашок, шедший откуда-то снизу. Включил бра, нагнулся, увидел. Посторонние мужские туфли минимум сорок четвертого размера. Жизненный опыт подсказал, что сами туфли придти сюда не могли.

Пока он анализировал, кому может принадлежать дурно пахнущая обувь, дверь спальной распахнулась, и по коридору прямиком в ванну прошмыгнула Лерка, на ходу повязывая поясок от халатика. Именно прошмыгнула, словно застуканный на месте преступления воришка. То, что под халатиком нет ничего, кроме обнаженной плоти, Вадик мог бы засвидетельствовать в любом суде.

Не разуваясь, он решительно проследовал в спальню, за порогом которой его боевой запал куда-то резко улетучился. Да, пожалуй, специальные службы сейчас не помешали бы. Хотя бы какой-нибудь захудалый участковый. Ибо хозяин потных туфлей отличался не только размером ноги, но и шириной торса. Просто натуральный спартанец, только что из фитнес-центра. Бицепсы, трицепсы, двуглавая мышца — все на месте и нужного объема. Хоть Церетели вызывай — статую лепить. На бедрах махровое полотенце с изображением русалки — подарок Вадика подлой Лерке на минувший Новый год. Из других предметов гардероба только тапочки с эмблемой «Зенита» — ответный презент жены под ту же елочку.

Самое обидное, что спартанец был совершенно спокоен, словно инквизитор, только что отправивший на костер десяток-другой еретиков. Улыбаясь, неспешно стал натягивать полосатую майку, затем влез в трусы боксеры. Хотя с такой фактурой — чего переживать? Это Вадику переживать надо с его сколиозом и близорукостью.

Последний не стал задавать наводящих вопросов типа «А что это вы тут делаете?» Иначе выглядел бы в глазах окружающих не просто рогатым, но еще и дураком. Картина не допускала никаких иных трактовок, хотя вернувшаяся из ванной Валерия и пыталась выдвинуть версию, что это клиент из салона. Пришел на массаж. Мол, возникла накладка, двоих записали на одно время, пришлось взять работу на дом.

Ага, охотно верю. Плохо, что не предупредила, зачем-то устроила забег спальня—ванная. И, вообще, стоит тут в одном халатике на голое тело. Так, наверное, массировать удобнее.

О книге Андрея Кивинова «Три дня без любви»

Фрагмент книги по телепроекту Алексея Иванова и Леонида Парфенова

«Наш фильм — это не рассказ о роли Урала в российской истории. Это рассказ о самой России. В уральском можно прочитать многое о всей стране. По одной ископаемой косточке можно достроить весь скелет динозавра, а тут не косточка — целый хребет».

Леонид Парфенов

«Уральский хребет — это линия, по которой тектоническая плита Европы налезла на тектоническую плиту Азии. И этот геологический удар имеет „феномен преображения“. Урал — всегда место встречи: Европы с Азией, Руси с Сибирью, христианства с исламом и язычеством, славян с тюрками и финно-уграми. Здесь контакт двух явлений неизменно порождает третье, получившееся из первых двух. Такова „уральская матрица“. Она производит сверхпродукт, новые идеи, образы, смыслы…»

Алексей Иванов

Истинные арийцы

Но самое удивительное место встречи на Урале — в челябинских степях.

В 1984 году степной колхоз решил построить на речке Караганке небольшое водохранилище. Как раз имелась подходящая долинка между покатых холмов. Уже возводили плотину, когда в долинку приехал археолог Геннадий Зданович. Закон обязывал обследовать территорию перед затоплением. Зданович обнаружил земляные руины города возрастом четыре тысячи лет — и стал Шлиманом ХХ века.

Четыре тысячелетия назад была удивительная эпоха. Вилистых долинах междуречья Тигра и Евфрата несметные толпы рабов лепили из глины гигантские ступенчатые башни зиккуратов. На вершины зиккуратов сойдут беспощадные боги месопотамских деспотов. В раскалённых каменоломнях долины Нила египтяне вырубали первые глыбы для первых пирамид. Пирамиды — это каменные звездолёты, которые унесут в вечность фараонов Египта.

А на Урал пришли древние арии. На одном краю земли, в стране, которую потом назовут Британией, страшные дикари волокли по вересковым склонам и вкапывали дыбом кривые мегалиты Стоунхенджа. А на другом краю земли, в джунглях Инда, гудел кирпичный город Мохенджо-Даро — главный мегаполис человечества. От Стоунхенджа до Мохенджо и простиралась ойкумена ариев.

Найденный город археологи назвали Аркаим. И вскоре после его открытия всплыли из земли другие города, получившие фантастические казахские имена: Синташта, Чекотай, Исиней, Берсуат, Журумбай. Всего 21 город. Страна Городов.

Арии прожили на Урале лет 50–80. Врагов здесь у них не было, а ресурс нашёлся — медные руды. Арии изобрели свою технологию: соединили колодцы с плавильными печами. Это ноу-хау обеспечило их самым совершенным оружием.

Вот только на чужие богатства арии не зарились. Они поклонялись огню, а в их городах царил культ суровой простоты, даже девушки не имели украшений. Никто ариям не был нужен, да и сами они здесь никому не были нужны. Но Урал продиктовал свои правила: ресурс следует оберегать державой в державе. И арии построили свои бесполезные крепости — Страну Городов. А затем всё сожгли и ушли навсегда. Сорок столетий руины лежали под степным ковылём.

С земли, в общем, и не видно Аркаима: насыпи его валов совсем невысокие. Но с неба город ариев проявляется, как нарисованный. Два концентрических круга толстых стен, и по секторам — жилые помещения. Весь город — одно-единое круглое здание из бревенчатых срубов, толсто обмазанных глиной. В центре — площадь. Она словно ступица колеса, радиальные перегородки — спицы, а стены — обод. Аркаим сориентирован по звёздам. Похоже, что в уральских степях лежит колёсо Зодиака. Вот только откуда оно прикатилось и куда укатилось потом?

Острова архипелага

После Гражданской войны надо было восстанавливать разрушенную страну. Хорошо помог НЭП, но слишком уж он напоминал царскую Россию, и ему быстро скрутили голову. И тогда на Урале из подсознания всплыла Матрица — самый простой и экономичный способ ведения хозяйства. И пускай, что бесчеловечный.

Главный ресурс определил ещё Акинфий Демидов: люди. Формат — неволя. Осталось только совместить детали. Их совместил Рейнгольд Берзин. В 1928 году он возглавил строительство целлюлозно-бумажного комбината на реке Вишере.

Комбинат строили на развалинах французского завода. Французы в 1900 году сумели навербовать рабочих, а Берзин не сумел. И предложил перевести на стройку заключённых Соловецкого лагеря. Так на Урале тюрьма совместилась с производством, и родился ГУЛаг. За три года до Беломорканала.

Для производства бумаги требуется огромное количество древесины. Лес сплавляют по Вишере. Перед комбинатом напротив скалы Ветлан зэки строят огромный рейд: систему плавучих заграждений для отлова и сортировки брёвен.

Плавучие заграждения крепятся к искусственным островам. Их на Вишере возводят около сотни. Каждый остров — высоченный сруб в виде утюга, засыпанный доверху камнем и щебнем. Это первые острова «архипелага ГУЛаг».

Остров похож на бревенчатый крейсер. Крейсер террора. На одном из крейсеров матросом работает зэк, студент возраста Джека Лондона и Александра Грина. Но он не напишет «Морского волка» или «Алых парусов». Зэка зовут Варлам Шаламов. Он напишет «антироман» «Вишера» и «Колымские рассказы».

В страшных «Колымских рассказах» Шаламов поведал миру о маргинальных ценностях — ценностях рабов. Советская власть возрождала на Урале Матрицу, возрождала решительно и быстро. Неволя была основой Матрицы. Но советская власть довела до апофеоза и Матрицу, и неволю. Неволя превратилась в беспросветную каторгу, где рабы могли выжить, только пожирая других рабов. И ценности такой жизни дико изуродовали дух Урала.

Потому что рабов на Урале было не меньше, чем «свободных», да и «свободные» были свободны весьма относительно. В 35 уральских лагерях содержалось больше миллиона зэков. В одном только лагере в Нижнем Тагиле — 400 тысяч. Зэки были всюду, на каждом заводе, на каждой стройке. И «свободные» пропитывались их ценностями. Урал для всех, даже для своих коренных жителей, становился злой, проклятой чужбиной, ненавистной землёй каторги, которую нечего жалеть, с которой надо рваться прочь — сколько есть сил.

А в 1928 году, обретя выход через Матрицу, советской власти осталось решить последнюю проблему ГУЛага: откуда брать невольников?

О книге Алексея Иванова «Хребет России»

Трейлер Первого канала к телепроекту:

Отрывок из романа

Как вам Цугшпитце?

Бесподобно! Мы побывали на самой высокой вершине Германии.

Понятно.

И оттуда видно далеко-далеко вглубь Австрии.

И что видно — везде скопления людей в форме?

Пожалуйста, будь так добр…

А вы купили на память наци-китча?

Телеман, по-моему, это не смешно.

Ты права.

А ты?

Да — а я?

Много написал?

Я записал четыре или пять слов.

Хорошо.

Нет, это не хорошо.

Понятно.

Ты знаешь, кто такая Сара Кейн?

Что?

Я спрашиваю, говорит ли тебе что-нибудь имя Сара Кейн?

Боюсь, что нет. А его надо знать?

Давай оставим в стороне «надо — не надо». Меня интересует, знаешь ты или нет.

Я ничего о ней не знаю.

Ясно.

А кто она?

Она написала несколько брутальных пьес, настоящий театр, а в двадцать восемь лет повесилась.

Фу-у.

То-то же.

Фу.

Час спустя:

А почему ты спросил, знаю ли я эту драматургиню?

Интересно.

Как-то ты нехорошо спросил.

Да?

Ты спрашивал не из любопытства.

Думаешь?

Да. Это была проверка.

Не хотел.

Именно что хотел, думаю я.

Ты меня экзаменовал.

Нет.

Это была проверка на вшивость, ты хотел знать, чего я стою.

Эй, очнись! Мне просто было интересно.

Нет, ты меня экзаменовал.

Послушай: я подумал о ней, потому что случайно уже говорил о ней сегодня днем с другим человеком. И мне стало любопытно, а вдруг ты тоже ее знаешь, потому что тогда мы могли бы сейчас еще поговорить о ней. Я люблю говорить о Саре Кейн. И лишний раз убедился в этом во время той беседы днем.

С кем ты говорил о ней?

С русской мамашей на корте.

Она красивая?

Не знаю.

Не знаешь?

Я никогда ее не видел.

Ты же с ней разговаривал.

Так ты о русской?

Естественно.

Красивая ли она с лица?

Да.

Я не присматривался.

Не смеши меня. Она красивая?

Да.

Папа, ты со мной почти никогда не играешь.

Но, Бертольд, это не совсем правда.

Это правда.

Нет.

Ты думаешь только о театре.

Да нет же.

Нет да.

Но ты прав, о театре я думаю много. Я его люблю.

Меня ты должен любить больше.

И тебя я очень люблю. Между прочим, сегодня мы с тобой играли в футбол.

Каких-то пять минут. И я футбол тем более почти не люблю.

Не любишь?

Нет.

Так надо было об этом сказать.

Вот я и говорю.

Очень хорошо, тогда мы можем поиграть еще во что-то. Буду только рад, потому что я тоже не фанат футбола.

Так что ж ты молчал?

Вот говорю. Ровно как ты. Но про тебя я и правда думал, что ты футбол любишь.

И поэтому ты делал вид, что тоже его любишь?

Ну, я не делал вид. Родители часто включаются в то, чем увлечены их дети.

Но говорю же, я футбол не люблю.

Не любишь, но я не знал.

Теперь знай.

Да. Хорошо. Давай во что-нибудь другое. Твои предложения?

Нету. Ты решай.

Хорошо. Что бы такое придумать? А ну-ка — что, если нам написать пьесу, нам вдвоем? Чтобы по-настоящему озвучить голос ребенка.

Нет.

Не надо говорить «нет». Сначала попробуем, а если окажется скучно, тогда найдем другое дело. Именно так люди узнают себя и свои пристрастия.

Нет.

Не некай.

Телеман, хочешь послушать?

Давай.

Сядь.

Мне надо сесть?

Да.

Сел.

Über allen Gipfeln ist Ruh, in allen Wipfeln spürest du kaum einen Hauch…

Что это значит?

Да это не важно.

Не важно?

Просто послушай.

Но что это такое?

Гёте.

О-о.

Мне его Бадер дал.

Бадер дал тебе стихотворение?

Да.

Ни черта себе.

Слушай же.

Давай.

Über allen Gipfeln ist Ruh, in allen Wipfeln…

Это ты уже читала.

Важно услышать все целиком.

Понятно.

Über allen Gipfeln ist Ruh, in allen Wipfeln spürest du kaum einen Hauch. Die Vögelein schweigen im Walde, warte nur, balde, ruhest du auch… Красиво?

О да. Очень. Такое звучание. Жалко, не понимаю, о чем речь.

Не надо так зацикливаться на смысле.

Думаешь, не надо?

Нет. Смысл — это самая банальная составляющая текста, Телеман.

Это кто сказал?

Это я сказала.

Понял.

И Бадер.

Он тоже так говорит?

Да.

Угу. Так что это значит?

Ночная тьма опустилась на горные вершины, все спит, замолкли птицы, скоро и ты отдохнешь.

Я?

Ну, не ты, хотя ты тоже. Тот, кто читает стихотворение. Или слушает его.

Значит, и я.

Ну да.

И я скоро отдохну?

Да.

Хорошо.

Что ты думаешь об этом?

Звучит неплохо.

Это гораздо больше, чем неплохо, Телеман.

Допустим.

Я готова сформулировать это резче — я люблю Германию из-за этого стихотворения.

Ого! Не слишком ли сильно сказано?

Нет, не слишком.

Ничего себе.

Я хочу, чтобы ты понял, насколько это прекрасно. Ты в состоянии разделить мой восторг?

Боюсь, не в полной мере.

Но отчасти?

Да.

В твоих словах сквозит скепсис?

Чуть-чуть.

Почему?

Пфа. Гёте мастер, конечно, и в стихотворении есть и ритм, и полнозвучие, все отлично, но разве оно отвратило людей от нацизма? А, Нина? И главное — разве в нем есть театр? Вот о чем я себя всегда спрашиваю. Есть в этом произведении театр или нет?

Нина, я тут вот о чем подумал.

О чем?

Ты по-немецки говоришь и читаешь…

Да?

Но не пишешь.

Немного пишу.

Но стесняешься.

Да.

Почему?

Не знаю.

Ты не веришь в себя, в этом смысле?

Наверно, так.

А может, проблема глубже?

Поясни.

Не в том ли дело, что ты по сути неуверенный в себе человек?

Не думаю.

Ты считаешь, что уверена в себе?

Еще как.

Ты говоришь это неуверенно.

Я такого не заметила.

Ну вот, опять.

Что опять?

Опять говоришь без уверенности.

Да нет такого.

Есть, и тогда я задаю себе следующий вопрос — не в этой ли неуверенности корень твоей любви ко всему немецкому?

Чего?

Ты полна неуверенности. Германия полна неуверенности. Вот откуда ваше родство душ.

Телеман, довольно!

Германия была раздавлена, ей пришлось жить с тем, что все ее презирают, она шестьдесят лет не смела распрямиться. Это напоминает твое ощущение жизни.

Сейчас тебе лучше замолчать.

Нина, тебе надо больше бывать в театре.

Что?

Неуверенным в себе людям очень полезен театр.

Что?

И Германии надо больше увлекаться театром.

Телеман!

Да, и тебе, и ей прописан театр.

Нина, я начал составлять список знакомых, больных раком. Хочешь взглянуть?

С удовольствием.

Я разделил их на три колонки.

Хорошо.

В одной уже умершие, в другой вылечившиеся, а про третьих пока решается, выживут или нет.

Я поняла.

Это непростая работа, чтобы ты знала.

Я и не думала, что она простая.

Во-первых, очень переживаешь, во-вторых, невозможно всех упомнить. Такое впечатление, что рак у всех подряд.

Ну, довольно у многих.

У всех.

Нет, Телеман, не у всех.

Рак — это театр.

Правда?

Еще бы! Ты шутишь, что ли? Мало найдется вещей, в которых театра больше, чем в раке.

Другими словами, для тебя составление такого списка — важная работа?

Очень важная, Нина. И страшно своевременная. С этим нельзя было дальше тянуть.

Я подружилась с Бадерами, пока мы ездили на Цугшпитце.

У-у. С обоими или как?

В общем-то, с обоими, но с ним мне даже проще.

Понятно.

Он учитель.

Как и ты, да?

Да.

Здорово.

И он хвалит мой немецкий.

Я тоже.

Он говорит, что скорее принял бы меня за уроженку Берлина. И что в жизни бы не подумал, что я норвежка. Он так сказал.

Так и сказал?

И они придут сегодня на обед.

Сегодня?

Я забыла сказать.

Ладно. Хорошо. Я что-нибудь придумаю.

Отлично. И вот еще — тебе не стоит, я считаю, заводить бесед о войне.

Да? А о неудавшемся покушении на Гитлера?

Нет.

Но это было движение Сопротивления.

Пожалуйста, сегодня ничего такого. Не надо вообще касаться нацизма.

Понятненько.

Ни слова о том, что происходило с тридцать третьего по сорок пятый год где бы то ни было в мире.

А как насчет Первой мировой войны?

Нет.

Тысяча восемьсот семьдесят первый год и создание Германской империи?

Нет.

Берлинская стена?

Не стоит.

Но ты не хочешь, чтобы я просто весь вечер не открывал рта?

Нет.

Можно ли мне высказываться о театре?

Не приветствуется.

Еда?

Еда подойдет. И хорошо бы, ты рассказал какую-нибудь историю, желательно смешную и милую, которая не задевает достоинства ни конкретных людей, ни каких бы то ни было меньшинств. Лучше всего такую, которую я еще не слышала.

Телеман прочесывает город в поисках померанцевой воды. В «Лидле» на Олимпиаштрассе нет. Подошла бы какая-нибудь мигрантская лавчонка, но где ее искать. Кому стукнет в голову мигрировать в Малые Перемешки? В конце концов, он все-таки обнаруживает какого-то турка и покупает в его магазинчике вожделенную воду. Телеман собирается напечь арабских блинчиков с сиропом из флердоранжа. То-то Бадеры будут озадачены, думает Телеман. Они рассчитывают на свиное колено с квашеной капустой или на что-нибудь исконно норвежское типа вареной трески, а вот вам арабские блинчики с флердоранжем. Не ждали? Телеман, не удержавшись, улыбается. А на десерт ананас в карамели с горячим шоколадным соусом. Все от Найджелы. Он, кстати, не думал о ней уже несколько дней. Тот дневной сон о Найджеле и Кейт оказался очень пряным блюдом. Его так сразу не переваришь. Немало сил ушло на то, чтобы просто признать — и он тоже устроен примитивно. Я сам себя не знаю, думает Телеман. Считаю себя таким, сяким, а стоит отпустить чувства на волю, — и нате вам, совсем другой человек. Я ни разу не встретился сам с собой по-настоящему. Вот почему у меня не идет моя пьеса. Ее стопорит то, что я не знаю самого себя. Честность, внезапно осеняет Телемана. Полная честность во всем. Если я примитивен, то должен рискнуть быть откровенно примитивным во всем. Если это кого-то ранит, пусть. Нечестный театр — плохой театр. Телеман замирает на месте. Пакет с бутылкой померанцевой воды вяло болтается в занемевшей руке. Средь бела дня посреди главной улицы Малых Перемешек Телеману открылась Истина. Все лучшее не терпит фальши. Он должен быть честен на все сто, честен с Ниной, с детьми, с Бадерами. It is myself I have never met*, писала Сара Кейн. А он только что додумался до той же мысли сам. Он думает как человек театра. Театральное мышление. Ни черта себе! Наконец-то. Из этого выйдет Пьеса.

---

* А вот себя я не встречала никогда (англ).

Что он говорит?

Господин Бадер говорит, что ананасы в карамели очень вкусны и что он, пожалуй, попросит добавки.

Да сколько угодно.

Что ты сказала?

Я сказала господину и госпоже Бадер, что ты хочешь рассказать одну историю, и что я тоже ее еще не слышала и с нетерпением жду рассказа.

Ну, это не бог весть что. Просто один эпизод. Он случился со мной в апреле. Несчастный случай.

Несчастный случай?

Небольшой.

И ты ничего не рассказал?

Нет.

Почему?

Думаю, я вытеснил страшное происшествие из сознания.

Но теперь вспомнил?

Да.

Понятно. Ну рассказывай.

Ты будешь переводить синхронно или мне делать паузы для перевода?

Синхронно.

Отлично. Это случилось, когда ты была на семинаре, не помню где.

Я была в Воксеносен.

Воксеносен?

Да, это местечко в районе Холменколлена, которое Норвегия отдала Швеции после войны.

Мы вроде должны были не поминать войну.

Я случайно.

Хорошо. Короче, это случилось, когда ты была там.

Понятно.

Что ты сейчас сказала?

Объяснила, что собственно история еще не началась.

Начинаю.

Прекрасно.

Значит, ты была на семинаре, я отвез Хейди на тренировку и должен был забрать Бертольда и Сабину из гостей, я спускался в сторону Скёйена и собирался свернуть с маленькой улочки направо, на главную дорогу, когда справа на тротуаре нарисовался велосипедист, а было уже темно, снега полно, велосипедист поздно увидел меня и резко затормозил, хотя я тихо полз, это я хотел бы подчеркнуть: я ехал медленно и осторожно. Как обычно. Велосипедист резко сжал ручной тормоз и тут же перелетел через голову, сделал сальто и ударился о бок машины. Я не трогался с места несколько секунд, но не услышал никаких новых звуков, тогда я тихо подал вперед, завернул за угол и встал. Видимо, я был немного не в себе, потому что мне не пришло в голову сперва выйти из машины и посмотреть, что к чему. В заднее зеркало я увидел, что велосипедист поднялся и идет ко мне, я опустил пассажирское стекло и нагнулся в его сторону. Я спросил, как он, велосипедист ответил, что легко отделался. Потом сказал, что я переехал ему руку.

Переехал руку?

Видимо. Я видел, что предплечье как-то распластано, но он нормально шевелил пальцами и улыбался, как будто все нормально, хотя улыбка была немного вымученная.

И что?..

Я спросил, не надо ли мне отвезти его куда-нибудь, но он отказался. Тогда я пожелал ему скорейшего выздоровления и уехал.

Ты уехал?

Да.

И больше не вспоминал эту историю?

Нет, но недавно потихоньку стал припоминать.

Ты поэтому так замкнулся в себе?

Это вряд ли. Но я стал думать, что в столкновении не было моей вины. Это целиком и полностью его вина. А я виноват в том, что не остался на месте, а поехал за угол, видимо, в этот момент я и переехал его руку. Что он говорит?

Что ты не должен был ехать за угол.

Это я сам сказал только что. А что он сейчас сказал?

Он говорит, что ты обязан был остановиться, выйти из машины и посмотреть, что к чему.

Скажи господину Бадеру, чтобы он лучше следил за своими делами.

Этого я говорить не буду.

Скажи!

Нет.

Скажи.

Нет.

Я сказала, что мы признательны, что они приняли приглашение и пришли. И что ты и твоя жена, я то есть, хотим поблагодарить за наш чудесный домик.

Черт, пора учить немецкий.

Будь так добр.

Что они опять говорят?

Благодарят за вкусный обед, приятную беседу и твою интересную историю.

Жрите на здоровье.

Мне неприятна мысль, что ты что-то от меня скрываешь.

Я ничего не скрываю.

Ты наезжаешь людям на руки, а потом об этом ни слова. По-моему, это странно. Меня это тревожит.

Это было так ужасно, что я не мог думать об этом и вытеснил эпизод из памяти. Я не вспоминал об этом происшествии ни разу.

А теперь внезапно вспомнил?

Да.

Почему?

Потому что ты попросила меня рассказать историю, которой еще не слышала. Довольно трудная просьба, но я отнесся к ней серьезно, стал вспоминать — и вспомнил этот случай.

Он единственный или есть другие?

Что значит — другие?

Еще какие-то случаи, о которых ты умолчал.

Не думаю.

Не думаешь?

Нет.

Другие несчастные случаи, крупные, мелкие?

Нет.

Ты никого не убил?

Нет.

Хотя в этом ты не можешь быть уверен.

Не понял?

Раз тебя так ужаснуло, когда ты раздавил руку велосипедисту, то что-нибудь гораздо отвратительнее, например убийство, ты бы и вовсе забыл.

Тут ты права.

Но у тебя ничего в мозгу сейчас не щелкнуло? Звоночек не зазвенел?

Нина, помоему, ты хочешь довести все до абсурда.

А, по-моему, было довольно странно с твоей стороны рассказать историю о покалеченном велосипедисте при иностранцах, которых мы пригласили на семейный обед. Ты представляешь не только лично себя, Телеман, но также и меня и, по сути дела, свою страну. Теперь Бадеры наверняка решат, что все норвежцы — с большим приветом.

Хорошо. В следующий раз я расскажу другую историю.

Если следующий раз будет.

Что ты имеешь в виду?

Не знаю.

Но что ты хочешь сказать?

Что я по твоей милости, Телеман, не знаю, на каком я свете. У меня нет уверенности, что ты отличаешь реальность от фантазий и что другие взрослые люди могут уловить в этом логику.

Я тебя не совсем понимаю.

Ты живешь в мире, где воспоминания сливаются с фантазиями, но это не театр, Телеман, нет, это мы, ты, я, наши дети. Мы, например, пытались пообщаться с некими людьми, но из-за тебя все превратилось непонятно во что, в сцену, и даже если в твоей голове все это как-то состроено, людям вокруг тебя об этом ничего не известно.

Это серьезная проблема?

Да.

Но так было. Велосипедист налетел на машину, и я переехал его руку.

Я понимаю.

И рука выглядела приплюснутой.

О’кей, спокойной ночи.

Спокойной ночи.

О книге Эрленда Лу «Тихие дни в Перемешках»

Отрывок из романа

Времени на поиски тележки ушло очень много. Наконец выдернул ее из сугроба, достал рюкзак, вытряхнул и спрятал в него одно из одеял. Затем сложил кучей все вещи в тележку, поднял мальчика, усадил сверху, расшнуровал и снял с него ботинки. Вытащил нож, начал вырезать из пальто портянки. Обернул портянками ноги мальчика. Использовал пальто целиком и взялся за полиэтилен. Вырезал большие квадратные куски. Вот так: нога ровно посередине, края поднять и на лодыжке обвязать лентами, вырезанными из подкладки рукавов. Получились онучи. Отошел назад. Мальчик рассматривал обновку.

— Теперь твоя очередь, пап.

Накинул на мальчика еще одно пальто, сел на полиэтилен, обмотал свои ноги на тот же манер. Встал, спрятал руки под куртку, погрел немного, засунул ботинки в рюкзак. Туда же — бинокль и игрушечный грузовик. Встряхнул полиэтилен, и сложил вместе с оставшимися одеялами, и привязал сверху на рюкзак. Закинул рюкзак на плечо, внимательно осмотрел тележку, не забыл ли чего, скомандовал:

— Пошли.

Мальчик в последний раз посмотрел на тележку, а потом поплелся за ним к дороге.

Он и представить себе не мог, как трудно будет идти. За час преодолели, наверно, не больше одной мили. Остановился, оглянулся, посмотрел на мальчика, спросил:

— Чувствую, ты решил, пришла пора умирать?

— Я не знаю.

— Мы не умрем.

— Хорошо.

— Ты мне не веришь.

— Не знаю.

— С чего ты решил, что мы скоро умрем?

— Не знаю.

— Перестань повторять «не знаю».

— Хорошо.

— Почему ты думаешь, что мы скоро умрем?

— У нас нечего есть.

— Мы что-нибудь найдем.

— Хорошо.

— Как ты думаешь, сколько люди могут прожить без еды?

— Не знаю.

— Ну, а сам ты как думаешь?

— Несколько дней, наверное.

— И что потом? Падаешь замертво?

— Ну да.

— Представь себе, нет. Это долгий процесс. У нас есть вода. Это — самое главное. Без воды долго не продержишься.

— Хорошо.

— Ты мне все равно не веришь.

— Не знаю.

Он внимательно смотрел на сына. Стоит, засунув руки в карманы широченного пальто в тонкую полоску.

— Думаешь, я тебе вру?

— Нет.

— Но считаешь, могу обмануть — не сказать про близкую смерть?

— Да.

— Ладно. Наверное, могу. Только мы не умираем.

— Хорошо.

Он часто рассматривал небо. Бывали дни, когда тучи пепла редели, и тогда на снегу появлялись еле заметные тени от стоящих вдоль дороги деревьев. Продолжали двигаться вперед. Мальчик шагал с трудом, отставал. Отец подождал его, проверил онучи, покрепче затянул завязки. Как только снег начнет таять, ноги тут же промокнут. Часто останавливались перевести дух. Сил тащить сына на руках у него не было. Примостились на рюкзаке и съели по пригоршне грязного снега. К полудню снег начал таять. Миновали сгоревший дом, от которого осталась посреди двора одна кирпичная труба. На дороге провели весь день, те немногие часы, которые можно считать днем. Прошли мили три, не больше.

Решил, что никому в голову не придет отправиться в путь по такой погоде. Как потом выяснилось, ошибался. Остановились на ночь почти на самой дороге, развели огромный костер. Он выуживал из снега ветки и бросал их в языки пламени. Шипение, пар. Не согреться. Те немногие одеяла, что у них были, тоже не могли защитить от холода. Старался не уснуть. Вздрагивал, и просыпался, и искал на ощупь револьвер. Мальчик так исхудал. Изможденное лицо, ввалившиеся глаза. Странная красота.

Поднялся, и натаскал побольше веток, и бросил в костер.

Утром вышли на дорогу, остановились. На снегу — колеи. Повозка. Что-то на колесах. Шины резиновые, судя по ширине отпечатков. Следы подошв между колеями. Кто-то прошел здесь ночью. На юг. Самое позднее — на рассвете. Двигаются по ночам. Стоял и размышлял. Внимательно рассматривал отпечатки: люди прошли в пятидесяти футах от костра и даже не притормозили. Стоял и смотрел на дорогу у себя за спиной. Мальчик не спускал с отца глаз.

— Надо уйти с дороги.

— Почему, пап?

— Сюда идут.

— Плохие люди?

— Боюсь, что да.

— А может, хорошие. Может ведь?

Он не ответил. По старой привычке посмотрел на небо, ничего там не увидел.

— Что нам теперь делать, пап?

— Пошли.

— Мы можем вернуться к костру?

— Нет. Пойдем. Скорее всего, у нас не так много времени.

— Очень хочется есть.

— Знаю.

— Что будем делать?

— Надо переждать. Уйти с дороги.

— Они заметят наши следы?

— Да.

— И что же тогда делать?

— Не знаю.

— Они поймут, кто мы?

— Что?

— Ну, когда увидят наши следы. Поймут, кто мы?

Посмотрел на их собственные отчетливые отпечатки ног на снегу.

— Догадаются.

Остановился.

— Надо подумать. Пошли к костру.

Сначала он решил, что надо найти участок дороги, где снег совсем растаял, но потом сообразил, что это не поможет. Наоборот, может вызвать подозрения: следы были и внезапно исчезли. Закидали костер снегом и отошли в лес, покружили там, вернулись назад. Торопились оставить после себя лабиринт следов и уйти лесом на север, не упуская из виду дорогу.

Место, что они выбрали, находилось на возвышении, оттуда хорошо было наблюдать за дорогой и ее окрестностями. Смотри хоть вперед, хоть назад. Расстелил полиэтилен на мокром снегу, укутал мальчика в одеяла.

— Тебе будет холодно. Но, надеюсь, долго мы тут не задержимся.

Меньше чем через час на дороге показались два человека. Мужчины. Идут быстрым шагом, почти бегут. Когда пронеслись мимо, он встал поглядеть, что они будут делать. Стоило ему выпрямиться, как они остановились, и один обернулся. Отец замер. Закутан в серое одеяло, так что не особенно выделяется на фоне серого пейзажа, но кто его знает… Может, уловили запах дыма. Постояли, поговорили. Пошли дальше. Он сел.

— Все в порядке, — сказал сыну. — Только нужно подождать. Но, думаю, все обошлось.

Уже пять дней у них крошки во рту не было. И спали мало. Обессилевшие, голодные, на окраине небольшого городишка набрели на старинную усадьбу, расположившуюся на холме над дорогой. Мальчик стоял, не отпуская его руки. Снег на асфальтированной дороге почти весь растаял. Не было его ни в полях, ни в лесу на южной стороне. Стояли перед домом. Онучи давно прохудились, ноги стыли от холода и сырости. Дом — высокий, величественный, с белыми дорическими колоннами при входе. Крытая подъездная арка сбоку. Гравийная дорога вьется по полю среди мертвой травы. Удивительно, но все оконные стекла целы.

— Что это за дом, пап?

— Ш-ш-ш, давай помолчим и послушаем.

Ничего подозрительного. Только ветер шелестит сухими ветками придорожного кустарника да неподалеку что-то скрипит — может, дверь, а может, ставень.

— Пожалуй, надо войти.

— Папа, давай не пойдем.

— Не бойся.

— Нам не надо туда идти.

— Не бойся. Надо же посмотреть.

Медленно приближались к дому по подъездной дороге. Местами снег еще не успел полностью растаять. Но и там никаких следов, снег лежит нетронутый. Высокая изгородь из сухой бирючины. Древнее птичье гнездо, в самой гуще веток. Стояли перед входом, разглядывая фасад. Кирпичная кладка. Похоже, в ход пошли кирпичи, вылепленные вручную. Глину брали прямо тут же, пока рыли котлован под дом. С колонн и покореженного навеса свисают закрученные спиралью завитки краски. Фонарь на длинной цепи при входе. Пока поднимались по ступеням, мальчик не отпускал его руку. Одно из окон чуть-чуть приоткрыто, через него протянута веревка: один конец уходит в дом, другой теряется в траве. Пересекли террасу. Он крепко держал сына за руку. Когда-то по этим доскам бегали рабы, приносили в дом кушанья и напитки на серебряных подносах. Подошли к окну и заглянули внутрь.

— А что, если там кто-нибудь есть?

— Никого здесь нет.

— Пошли отсюда, пап.

— Нужно найти что-нибудь съестное. У нас нет выбора.

— Можем в другом месте поискать.

— Все будет хорошо. Пошли.

Вытащил из-за пояса револьвер, толкнул дверь. Она медленно открылась, поворачиваясь на массивных медных петлях. Стояли и слушали. Затем прошли в огромный вестибюль с выложенным мраморными плитками полом: черная, белая, черная, белая, набор домино. Широкая лестница ведет на второй этаж. На стенах топорщатся дорогие обои, все в пятнах и разводах от сырости. На потолке разбухшая от воды известка местами выпячивается, как брюхо толстяка. Желтоватая лепнина с узором из треугольников под потолком изогнулась и отошла от стен. В соседней комнате слева большой ореховый буфет. Дверцы и ящики исчезли, сохранился только остов, слишком большой, не спалить. Наверное, когда-то это была столовая. Постояли в дверном проеме. В углу комнаты бесформенной кучей навалена одежда. Не только одежда. Обувь. Ремни. Пальто. Одеяла и старые спальные мешки. У него еще будет время обо всем этом подумать. Мальчик испугался — вцепился в его руку. Пересекли вестибюль, вошли в комнату на противоположной стороне, остановились. Скорее не комната, а зал с высоченным потолком. Камин, облицованный обычными кирпичами, со следами каминной доски и окантовки очага, давным-давно отодранных и пущены в дело. Перед камином на полу разложены матрасы и постельное белье.

— Папа, — прошептал мальчик.

— Ш-ш-ш.

Холодные угли. Вокруг камина несколько закопченных горшков. Он присел на корточки, поднял один, понюхал и поставил на место. Встал, выглянул в окно: серая вытоптанная трава, серый снег. Веревка, протянутая через окно, оказалась привязанной к медному колокольчику. Колокольчик в свою очередь закреплен в самодельном деревянном зажиме, прибитом к оконной раме. Взял мальчика за руку, и они пошли по узкому темному коридору на кухню. Повсюду валяется мусор, раковина в пятнах ржавчины, запах гнили и испражнений. Прошли в соседнюю небольшую комнату, которая, вероятно, раньше служила кладовкой.

В кладовке на полу увидели то ли дверь, то ли люк, закрытый на большой замок из стальных пластин. Мальчик попросил:

— Пап, пойдем отсюда.

— Интересно, почему ее заперли.

Мальчик потянул его за руку, вот-вот заплачет:

— Пап?!

— Нам нечего есть.

— Я не голоден, пап. Ни чуточки.

— Нам нужен лом или что-то в этом роде.

Вышли через заднюю дверь наружу, мальчик почти висел на отце. Засунул револьвер за пояс и остановился, рассматривая двор. Вымощенная кирпичом дорожка, вдоль которой торчат бесформенные колючие кусты самшита. На кирпичные столбики кто-то водрузил старую железную борону и сверху закрепил чугунный котел литров на сто пятьдесят, который раньше использовали для вытапливания свиного сала. Под котлом — пепел кострища и обуглившиеся деревяшки. Немного в стороне — повозка на резиновых шинах. Он как будто видел и одновременно не видел эту картину. В дальнем углу двора заметил старую коптильню и сарайчик для садового инвентаря. Пошел туда, почти волоком таща за собой мальчика. В сарае перебрал инструменты в бочке, остановил свой выбор на лопате на длинном черенке. Взвесил в руке и сказал сыну:

— Пошли.

В кладовой отколол дерево вокруг замка, только тогда смог просунуть острый край лопаты под скобу, сильно нажал. Замок был крепко прикручен болтами к люку, выдрать его не получилось. Зато удалось приподнять крышку люка и засунуть под нее лопату. Выпрямился, достал зажигалку. Встал на конец черенка, выше приподнял край люка, наклонился и схватился за него руками.

— Пап, — прошептал мальчик.

Остановился. Сказал:

— Послушай меня. Прекрати истерику. Мы голодаем. Тебе непонятно?

Поднял крышку люка и откинул ее до упора, так что она упала на пол.

— Жди меня здесь.

— Я с тобой.

— А не страшно?

— Страшно.

— Ну хорошо, иди за мной, только не отставай.

Начал спускаться по грубым деревянным ступенькам. Пригнул голову, щелкнул зажигалкой, поводил ею туда-сюда, будто в знак приветствия. Холодно и сыро. Невыносимый смрад. Мальчик цеплялся сзади за его куртку. Смог разглядеть кусок каменной стены. Глиняный пол. Старый матрас в темных пятнах. Согнулся и спустился еще на одну ступеньку. Вытянул руку с зажигалкой как можно дальше. Около задней стены, загораживая руками лица, пытаясь спрятаться, сбились в кучу голые люди, мужчины и женщины. На матрасе лежит мужчина, ноги отрезаны по самые бедра, концы культи — черные и обожженные. Ужасающая вонь.

— Боже! — прошептал он.

Один за другим они повернулись к нему, щурясь с непривычки от тусклого света.

— Помогите, — зашептали. — Спасите нас.

— О боже, — сказал он. — О боже.

Развернулся, схватил мальчика.

— Скорее! — крикнул. — Скорей!

Выронил зажигалку. Нет времени ее искать. Толкал мальчика наверх.

— Помогите нам, — призывали они.

— Быстрей!

У основания лестницы появилось бородатое лицо. Моргает.

— Пожалуйста, прошу вас, пожалуйста.

— Да быстрей же! Ради всего святого…

Протолкнул мальчика в лаз, тот вылетел в кладовую и растянулся на полу. Отец вылез, схватился за крышку, поднял и отпустил. Крышка с грохотом захлопнулась. Повернулся, чтобы поднять мальчика. Тот уже вскочил и приплясывал от страха. Разозлился:

— Умоляю, сейчас же перестань.

Но мальчик указывал на что-то в окне. Он взглянул туда и похолодел: через поле по направлению к дому шли четверо бородатых мужчин и две женщины. Схватил мальчика за руку.

— Боже! Бежим!

Вихрем понеслись к входной двери. Скорее, вниз, во двор! Пробежав половину подъездной дороги, свернули в поле. Оглянулся. Изгородь из бирючины частично их скрывала, но он знал — в лучшем случае в их распоряжении несколько минут. На краю поля они врезались в стену сухого тростника, выскочили на дорогу, пересекли ее и углубились в лес. Крепче сжал руку мальчика.

— Беги, — прошептал ему. — Надо бежать.

Повернулся, поискал глазами дом. Ничего не видно. Если люди свернули на подъездную дорогу, то наверняка видели, как он бежал с мальчиком среди деревьев. Сейчас решается их судьба. Сейчас решается их судьба. Бросился на землю, потянув мальчика за собой.

— Ш-ш-ш.

— Они нас не убьют, пап?

— Ш-ш-ш.

О книге Кормака Маккарти «Дорога»

Мадам Бланш приняла его без единого слова. Черные лоснящиеся волосы, безукоризненное восточное лицо. На пальцах, словно кольца, крохотные ярко-голубые цветки. Длинное белое платье, полупрозрачное. Босые ноги.

Эрве Жонкур сел напротив. Вынул из кармана письмо.

— Вы меня помните?

Мадам Бланш неуловимо кивнула.

— Вы снова мне нужны.

Он протянул ей письмо. У нее не было ни малейших оснований брать это письмо, но она взяла его и раскрыла. Проглядев один за другим все семь листов, она подняла глаза на Эрве Жонкура.

— Я не люблю этот язык, месье. Я хочу его забыть. Я хочу забыть эту землю, и мою жизнь на этой земле, и все остальное.

Эрве Жонкур сидел неподвижно — руки вцепились в ручки кресла.

— Я прочту вам это письмо. Прочту. Денег я с вас не возьму. А возьму только слово: не возвращаться сюда больше и не просить меня об этом.

— Слово, мадам.

Она пристально взглянула на него. Затем опустила взгляд на первую страницу письма: рисовая бумага, черные чернила.

— Мой любимый, мой господин,

произнесла она,

— ничего не бойся, не двигайся и молчи, нас никто не увидит.

Оставайся так, я хочу смотреть на тебя, я столько на тебя смотрела, но ты был не моим, сейчас ты мой, не подходи, прошу тебя, побудь как есть, впереди у нас целая ночь, и я хочу смотреть на тебя, я еще не видела тебя таким, твое тело — мое, твоя кожа, закрой глаза и ласкай себя, прошу,

— мадам Бланш говорила, Эрве Жонкур слушал —

не открывай глаза, если можешь, и ласкай себя, у тебя такие красивые руки, они столько раз снились мне, теперь я хочу видеть их, мне приятно видеть их на твоей коже, вот так, прошу тебя, продолжай, не открывай глаза, я здесь, нас никто не видит, я рядом, ласкай себя, мой любимый, мой господин, ласкай себя внизу живота, прошу тебя, не спеши,

— она остановилась; пожалуйста, дальше, сказал он —

она так хороша — твоя рука на твоем члене, не останавливайся, мне нравится смотреть на нее и смотреть на тебя, мой любимый, мой господин, не открывай глаза, не сейчас, тебе не надо бояться, я рядом, ты слышишь? Я здесь, я могу коснуться тебя, это шелк, ты чувствуешь? это мое шелковое платье, не открывай глаза, и ты познаешь мою кожу,

— она читала не торопясь, голосом женщины-девочки —

ты изведаешь мои губы; в первый раз я коснусь тебя губами, и ты не поймешь, где именно, ты вдруг почувствуешь тепло моих губ и не сможешь понять где, если не откроешь глаза — не открывай их, и ты почувствуешь мои губы совсем внезапно,

— он слушал неподвижно; из кармашка серой тройки выглядывал

белоснежный платок —

быть может, на твоих глазах: я прильну губами к твоим векам и бровям, и ты почувствуешь, как мое тепло проникает в твою голову, а мои губы — в твои глаза; а может, ты почувствуешь их на твоем члене: я приложусь к нему губами и постепенно их разомкну, спускаясь все ниже и ниже,

— она говорила, склонившись над листами и осторожно касаясь рукой шеи —

и твой член раскроет мои уста, проникая меж губ и тесня язык, моя слюна стечет по твоей коже и увлажнит твою руку, мой поцелуй и твоя рука сомкнутся на твоем члене одно в одном,

— он слушал, не сводя глаз с пустой серебряной рамы, висевшей на стене —

а под конец я поцелую тебя в сердце, потому что хочу тебя; я вопьюсь в кожу, что бьется на твоем сердце, потому что хочу тебя, и твое сердце будет на моих устах, и ты будешь моим, весь, без остатка, и мои уста сомкнутся на твоем сердце, и ты будешь моим, навсегда; если не веришь — открой глаза, мой любимый, мой господин, и посмотри на меня: это я, разве кому-то под силу перечеркнуть теперешний миг и мое тело, уже не обвитое шелком, и твои руки на моем теле, и устремленный на меня взгляд,

— она говорила, подавшись к лампе; пламенный свет заливал бумагу, сочась сквозь ставшее прозрачным платье —

твои пальцы у меня внутри, твой язык на моих губах, ты скользишь подо мной, берешь меня за бедра, приподнимаешь и плавно сажаешь меня на свой член; кто сможет перечеркнуть все это: ты медленно движешься внутри меня, твои ладони на моем лице, твои пальцы у меня во рту, наслаждение в твоих глазах, твой голос, ты движешься медленно, но все же делаешь мне больно — и так приятно, мой голос,

— он слушал; в какое-то мгновение он обернулся к ней, увидел ее, попробовал опустить глаза, но не смог —

мое тело на твоем, выгибаясь, ты легонько подбрасываешь его, твои руки удерживают меня, я чувствую внутри себя удары — это сладостное исступление, я вижу, как твои глаза пытливо всматриваются в мои, чтобы понять, докуда мне можно сделать больно: докуда хочешь, мой любимый, мой господин, этому нет предела и не будет, ты видишь? никто не сможет перечеркнуть теперешний миг, и ты вечно будешь с криком закидывать голову, я вечно буду закрывать глаза, смахивая слезы с ресниц, мой голос в твоем голосе, ты удерживаешь меня в своем неистовстве, и мне уже не вырваться, не отступиться, ни времени, ни сил больше нет, этот миг должен был настать, и вот он настал, верь мне, мой любимый, мой господин, этот миг пребудет отныне и вовек, и так до скончания времен.

— она говорила чуть слышно и наконец умолкла.

На листе, который она держала в руке, не было других знаков: тот был последним. Однако, повернув лист, чтобы положить его, она увидела на обратной стороне еще несколько аккуратно выведенных строк — черные чернила посреди белого поля страницы. Она вскинула глаза на Эрве Жонкура. Он смотрел на нее проникновенным взглядом, и она поняла, какие прекрасные у него глаза. Она опустила взгляд на лист.

— Мы больше не увидимся, мой господин.

— сказала она —

— Положенное нам мы сотворили, и вы это знаете. Верьте: сделанное нами останется навсегда. Живите своей жизнью вдали от меня. Когда же так будет нужно для вашего счастья, не раздумывая, забудьте об этой женщине, которая без сожаления говорит вам сейчас «прощай».

Некоторое время она еще смотрела на лист бумаги, затем присоединила его к остальным, возле себя, на столике светлого дерева. Эрве Жонкур сидел не двигаясь. Он лишь повернул голову и опустил глаза, невозмутимо уставившись на едва намеченную, но безукоризненную складку, пробороздившую его правую брючину от паха до колена.

Мадам Бланш встала, нагнулась к лампе и потушила ее. В комнате теплился слабый свет, проникавший туда через круглое окошко. Она приблизилась к Эрве Жонкуру, сняла с пальца кольцо из крохотных голубых цветков и положила его рядом с ним. Потом сделала несколько шагов, отворила маленькую расписную дверцу, спрятанную в стене, и удалилась, оставив дверцу полуоткрытой.

Эрве Жонкур долго сидел в этом необыкновенном свете и все вертел в руках цветочное кольцо. Из гостиной доносились звуки усталого рояля: они растворяли время почти до неузнаваемости.

Наконец он встал, подошел к столику светлого дерева, собрал семь листов рисовой бумаги. Пересек комнату, не глядя миновал полуоткрытую дверцу и вышел.

Купить электронную книгу на Литресе

DVD «Шелк» / Silk / 182 руб.

О книге Алессандро Барикко «Шелк»

Финляндская уроженка, женщина средних лет, схоронив мужа, умершего от злой чахотки, осталась почти без всяких средств к существованию. К счастью, она нашла постоянную работу в мастерской дамских шляп. Тяжела и скучна была её жизнь; единственной отрадой и целью в жизни был семилетний сын, за которого она готова была положить свою душу.

Она вечно дрожала за его жизнь: от больного отца не мог быть здоровый ребёнок. Это было хрупкое, нежное создание; по внешнему виду он был больше похож на девочку, чем на мальчика; длинные вьющиеся локоны льняного цвета, который так часто бывает у финляндцев, тоненький голосок, узкие плечи и стройная талия настолько вводили всех в обман, что соседи удивлялись фантазии матери наряжать девочку в мужское платье.

Болезненный ребёнок требовал постоянного за собой ухода, не отходил от матери и, пристрастившись к женским работам, скоро стал искусно владеть иглой и помогать матери в её работе.

Прошло десять лет. За это время мать, хотя сама и не получившая образования, сделала всё, чтобы датьобразование сыну, однако, учение далеко не пошло. Сообразно с годами вполне умственно развитой, понятливый, сметливый и способный, юноша по-прежнему физически был очень слаб, постоянные болезни и малокровие не могли в слабом организме поддерживать бодрости духа и развили изнеженность и лень. Слепо любившая его мать не имела стойкого характера и не могла принудить себя заставлять его приучаться к труду; тем не менее, он всё-таки ходил в школу и дошёл до третьего класса, которым и закончил своё образование.

Насколько книжное учение шло плохо, настолько хорошо шло шитьё, а в искусстве отделки дамских шляп он стал положительным артистом. Он обладал таким оригинальным вкусом, что выходившие из его рук шляпки трудно было отличить от парижских моделей.

Вдруг мать, вдвоём с которой он дружно работал, скоропостижно умирает. Он почувствовал себя совершенно беспомощным и одиноким, хотя у него и была бабушка, но это была дряхлая старушка, не всегда принимавшая даже его; ни материальной, ни нравственной поддержки ожидать от неё нельзя было.

Продав убогую обстановку, он поселился в одной комнате и не знал, чем заняться, что делать с собой. Случайно он встретился с одним из своих бывших школьных товарищей, юношей очень сомнительной нравственности, и близко сошёлся с ним.

Как непривычного к упорному труду и избегавшего его, товарищу не нужно было долго уговаривать его присоединиться к компании молодых людей, живущих лёгкой наживой. От природы он был изобретателен на разные выдумки и имел изворотливый ум, и поэтому явился желанным и деятельным товарищем. Скоро хроника происшествий стала обогащаться описанием разных ловких мошенничеств.

Как, однако, ни был он изворотлив, всё-таки попался, был уличён и присуждён к тюремному заключению.

В тюрьме, как страдающий грудной болезнью, он скоро попал в тюремную больницу. Скромный, неглупый молодой арестант возбудил симпатию к себе в лице больничного фельдшера, с разрешения последнего нашёл себе занятия в тюремной аптеке, и там оказывал помощь фельдшеру, помогая ему приготовлять лекарство для больных арестантов. Работая, он пытливо расспрашивал о действии и свойствах каждого лекарства, в особенности же интересовали его яды.

По окончании тюремного заключения он ухитрился похитить из аптеки и унести с собой несколько сильнодействующих веществ.

Выйдя на свободу, он побоялся примкнуть опять к прежней компании, да к тому же это и сделать было трудно, так как почти все его компаньоны сидели в тюрьме. Он дал себе слово добывать средства к жизни честным путем и с этой целью, прежде всего, решил воспользоваться своим искусством делать дамские шляпы, но привести в исполнение это решение на деле оказалось не особенно лёгким.

В мастерской, на которую он с матерью работал, знали о его похождениях, и его не приняли, в другой — над ним только посмеялись, заявив, что это дело женских, а не мужских рук. Тогда он решился на хитрость: перешив на свой рост оставшееся послесмерти матери платье, он нарядился в него и в качестве приходящей модистки был принят в большой модный магазин.

Хозяйка была довольна работой новой модистки, но не поведением: ей приходилось делать выговоры за то, что она мешает работать своим новым подругам, приставая к ним с поцелуями.

Однажды явился в магазин один из постоянных заказчиков и попросил показать ему для подарка особенно изящную шляпку. Хозяйка пригласила его в отдельную комнату и призвала, как обладающую большим вкусом, новую модистку, в это время пришли новые заказчики, и хозяйка вышла, оставив их вдвоём.

Когда она возвратилась, то нашла свою модистку сконфуженной, и заказчика умирающим от хохота.

— Это очень остроумно, — сказал он. — Только как бы вам не пришлось отвечать, если полиция узнает. Это ведь мужчина! Ха-ха-ха.

Хозяйка бросила изумлённый вопросительный взгляд на модистку, та, улыбаясь, молчала. Тотчас же она, или, вернее, он, был изгнан.

Работая в магазине, он прислушивался к разговорам и узнал несколько тайн и адресов богатых клиенток магазина и тотчас же решил извлечь из этого пользу.

В тот же вечер к одной знатной даме явился молодой человек с большим узлом в руках. Он объяснил, что его хорошая знакомая портниха, которую назвал по имени и отчеству, прислала его, как комиссионера, узнать, не нужно ли продать подержанные платья: такие платья нашлись. Искусно вставив в разговор описание домашней обстановки портнихи (к которой ему как-то пришлось отнести один разшляпку), он упомянул, что бархатное чёрное платье несколько месяцев тому назад было продано при его посредстве.

Приличный костюм, хорошие манеры, вкрадчивый голос возбуждали симпатию, а сообщение секрета о проданном платье доказывало правдивость его слов. Вполне доверяя ему, дама приказала принести три дорогих платья.

Чтобы отклонить от себя всякое подозрение, он сначала сказал, что зайдёт за ними через час, так как должен отнести сначала узел с очень дорогим бельём, также данным на комиссию, но потом согласился взять платья немедленно, с тем условием, что ему будет разрешено оставить временно узел на сохранение.

Дама согласилась, платья были взяты, а узел оставлен и спрятан.

Прошли сутки, за узлом никто не являлся. Дама, не столько интересуясь тем, будут ли её платья проданы и за какую цену, сколько беспокоясь за целость дорогого белья, невольной хранительницей которого она сделалась, послала к портнихе. Немедленно явилась портниха, которая объяснила, что она за платьями не посылала и никакого комиссионера не знает. Оставленный узел был развязан: вместо дорогого белья там лежали тряпки и газетная бумага.

Реализировав платья, молодой человек купил цилиндр и отправился в «Аквариум» («Аквaриум» — увеселительный сад в Петербурге, на Петроградской стороне, с аттракционами, летними залами для выступления музыкантов и артистов, с буфетами и ресторанами. В «Аквариуме» выступали с концертами известные исполнители, в том числе приглашённые из-за границы, и в то же время это было местом, где постоянно проводили время проститутки, эти дамы, как их называли завуалированно, в ожидании клиентов. При советской власти на месте сада была построена кинофабрика «Севзапкино», ставшая затем «Ленфильмом».). Переходя от одной группы гуляющих к другой, он подслушал разговор посетителей о том, что стоявший в стороне господин, которого они называли по имени, получил назначение в известный губернский город и на следующий день уезжает в отпуск на два месяца. Молодой человек тотчас же вынул папиросу, подошёл к чиновнику и попросил позволения закурить. Поблагодарив за одолжение, он назвал его по имени и отчеству, тот удивлённо взглянул на него. Молодой человек объяснил, что знает его потому, что живёт в том городе, куда он едет на службу, и где однажды видел его. Поговорив несколько минут об условиях жизни в том городе, они разошлись.

На следующий день молодой человек с утра был на вокзале и всматривался в отъезжающих. Отошёл один поезд, другой, наконец, перед отходом третьего, он увидел того, кого ждал, уезжавшего в отпуск чиновника. Он развязно подошёл к нему как к старому знакомому, и, объяснив, что провожает даму, пожелал счастливой дороги, тот поблагодарил и уехал.

С вокзала молодой человек отправился в адресный стол, а затем, захватив какой-то пустой чемодан, явился на квартиру уехавшего. Отворившему двери лакею он заявил, что барин, его хороший знакомый, уезжая, разрешил ему прожить на квартире до его возвращения.

Лакей видел, как барин разговаривал с молодым человеком на вокзале, и поэтому, поверив на слово, впустил его.

Проснувшись на следующее утро, лакей был неприятно изумлён: гость незаметно исчез, и вместе с тем исчезли и лежавшие на столе серебряные карманные часы лакея. Осмотрев квартиру, лакей убедился, что всё остальное имущество в целости, стоял и запертый чемодан гостя.

Лакей был в большом затруднении, заявлять или не заявлять полиции о пропаже часов. Ясно было, что часы украдены; ложась спать, он положил их настол, и теперь их нет. В квартире никого, кроме гостя, не было, и, следовательно, взял их он. Как бы самому не влетело от полиции. Кроме того, оставлен чемодан. Да и знакомый он барина.

Поразмыслив, он решил никому о краже часов не говорить и подождать возвращения гостя.

«К тому же, — подумал он, — барин ответит за знакомого и уплатит двойную стоимость часов».

Прошло два дня. Поздно вечером неожиданно раздаётся в квартиру звонок, лакей отворяет и видит гостя. — Здравствуй! Это я взял твои часы, — начал он сразу. — Должно быть, ты испугался. Ты никому не говорил?

— Нет, не заявлял.

— Ну, и молодец! Видно, что отличный слуга и понимаешь хороших господ. Мне нужны были деньги до зарезу, и я пустил твои часы в оборот; теперь я получил деньги из своего имения, и вот тебе награда за молчание.

Лакею были даны вместо серебряных золотые часы и десять рублей, он сиял от счастья, кланялся и благодарил.

Гость вынул из кармана бутылку пива и велел откупорить её. Через несколько минут была подана откупоренная бутылка и стакан.

Гость выпил и велел принести другой стакан. Наполнив его до краёв, он подал его лакею.

— Ну, за моё здоровье. Залпом!

Лакей хватил и моментально повалился без чувств на пол.

Очнулся он только под утро; в квартире было тихо и пусто. Все шкафы и ящики комода были раскрыты, и всё господское платье и бельё на несколько сот рублей было похищено. Исчезли также и подаренные золотые часы и десять рублей и, кроме того, его личные деньги около тридцати рублей.

Теперь уж он не стал раздумывать и немедленно заявил полиции. Хотя он ни имени, ни фамилии молодого человека не знал, но по описанным приметам полиция сразу догадалась, чьих рук было дело.

Установлено было особенное наблюдение за домом, где жила бабушка молодого человека. Зная, что он переодевается в женское платье, дворникам было внушено следить и за приходящими туда женщинами.

Через несколько времени, вечером, дворник обратил внимание на проскользнувшую мимо него во двор женщину в шляпке, которая показалась ему чересчур тоненькой и высокой. Он спросил, кого ей нужно, та ответила, что идёт к знакомым, и пошла ещё быстрее. Дворник не удовлетворился этим ответом и пошёл вслед за ней на лестницу. Заметив преследование, женщина хотела было убежать, но тотчас же была поймана и сдана городовому.

На предложенные вопросы, кто она такая и к кому шла, женщина ответила, что она оскорблена и идёт жаловаться в участок. Отправился с ней и городовой.

Дорогой шли молча. Когда дошли до дверей помещения участка, женщина повернулась к городовому, швырнула ему в лицо каким-то порошком и бросилась бежать.

Городовой, протирая глаза, чихая и задыхаясь, с криком кинулся за ней и успел схватить её за подол платья. Изнемогая, он дотащил её до дверей участка, втолкнул в комнату, а сам тут же упал в обморок.

Пока побежали за доктором и приводили в чувство городового, околоточный надзиратель позвал приведённую женщину в другую комнату и, сев за стол, стал составлять протокол. Вдруг у него закружилась голова, он побледнел, перо выпало из рук, и сам он свалился со стула: в комнате распространился удушливый запах.

Пользуясь суматохой, женщина пробовала было скрыться, но ей это не удалось.

Явившийся доктор приказал раскрыть двери и освежить комнаты. Скоро ему удалось привести в сознание городового и околоточного надзирателя, и тогда занялись женщиной.

В кармане платья у неё нашли пузырёк с хлороформом и остатки порошка вератрина: этим порошком она бросила в лицо городовому и посыпала пол около стола, за которым сидел околоточный надзиратель.

Когда с женщины снята была шляпка, под ней оказался парик с длинной косой: женщина превратилась в мужчину. Сначала его не узнавали, так как разыскивался блондин, а это был сильный брюнет, но потом догадались, что волосы выкрашены.

Молодой человек не стал скрывать своего имени и откровенно сознался во всех своих проделках.

Ему не пришлось долго отбывать наказание, так как он вскоре умер в тюремной больнице от чахотки.

В День Всех Святых для полноты ощущений недостаточно напялить на себя тыкву. Чтобы как следует испугаться, хорошо бы запастись тематическими дисками. Глава из книги Лесли Прайт Беннатайн «Хеллоуин. Американский праздник, американская история»

Музыка

Накануне Хеллоуина вы можете практически везде купить записи с любимой музыкой к празднику. Выбирайте тщательно. На вечеринке, где люди собираются танцевать, вам не нужна вызывающая дрожь композиция «Tubular Bells»¹ из фильма «Изгоняющий дьявола» (The Exorcist). С другой стороны, вы же не хотите, чтобы созданная вами мистическая атмосфера была разрушена такой песней, как «Monster Mash»². Нижеприведенные диски, песни и композиции всего лишь предложения — то, с чего стоит начинать.

СБОРНИКИ

«Elvira Presents Haunted Hits», CD
(1993)
Включает поп-классику типа «Monster Mash» (Bobby «Boris» Pickett and the Crypt Kickers) и «Ghostbusters» (Рэй Паркер-младший), а также «I Was a Teenage Werewolf» (The Cramps) и «Welcome to my Nightmare» (Элис Купер). На кассетах можно найти еще больше необычных мелодий: «Little Demon» в исполнении Скримин Джей Хокинса, «Attack of the Fifty-Foot Woman» — песни группы «The Tubes» и «Attack of the Killer Tomatoes» Ли Льюиса.

«New Wave Halloween: Just Can’t Get Enough», CD
(1998)
Этот альбом включает 15 записей разных исполнителей: Роки Эриксона Дейва Эдмундса, групп «The B-52», «Ministry», «Sonic Youth», «Oingo Boingo», «The Ramones». Здесь также вы найдете запись основной музыкальной темы из сериала «Семейка Монстер» (The Munsters) и песню «Time Warp» из кинофильма «Шоу ужасов Рокки Хоррора» (The Rocky Horror Picture Show). Как вы уже поняли, перед вами — танцевальная шумная музыка, лишь иногда перемежающаяся мрачными композициями. Если вам нравится такая музыка, то вы выберете и сборник «Halloween Hootenanny», CD (1998), с записями песен Джона Закерли, Роба Зомби, групп «Reverend Horton Heat», «Satan’s Pilgrims» и др.

АТМОСФЕРНАЯ МУЗЫКА
(также она подойдет в качестве фоновой во время игры в «Угощение или пакость!»)

«Midnight Syndicate»
Альбом «Realm of Shadows», CD
(2000)
Назовем ее готической атмосферной музыкой — зловещей, пророческой,
вызывающей дрожь звуковой картиной безлунной ночи. Мрачная оркестровка
и небольшие вокальные партии (в основном речитативы) в треках
«Into the Abyss», «The Summoning» и «Witching Hour» ведут основную сюжетную
линию.

«Dead Can Dance»
Альбом «Aion», CD
(1990)
Все композиции группы «Dead Can Dance» могут быть пригодны в качестве
фоновой музыки в Хеллоуин. Назовем ее неземной, литургической,
готической, фольклорной. Запись на диске звучит так, как будто эта музыка
существовала веками, здесь много песнопений, баллад, слышатся барабанный бой и плач волынки. В воображении слушателя возникают самые
разные картины: от средневековых соборов до причитающих банши³.

Музыка из кинофильма «Дом с привидениями» (Haunted Mansion), CD
Целый диск с записью музыкальных тем, использованных в фильме «Дом
с привидениями», снятом на киностудии «Уолт Дисней пикчерз». Поклонники
утверждают, что музыка просто потрясающая, как, впрочем, и сам «Дом».

Дэнни Элфман
«Music for a darkened Theatre — Film and Television Music», vol. II, CD
(1996, два диска)
Вызывающая дрожь музыка в искусно составленном, эклектичном по
подборке сборнике музыкальных произведений к фильмам, которые Элфман
делал вместе с Тимом Бёртоном («Эдвард Руки-ножницы» (Edward
Scissorhands), «Бэтмен возвращается» (Batman Returns), а также Гасом Ван
Сентом («Умереть во имя» (To Die For).

Филип Гласс
«Dracula», CD
(1999)
Современный (и превосходный!) квартет «Kronos Quartet» записал этот саундтрек
Филипа Гласса к фильму 1931 года «Дракула» (Dracula) (режиссер
Тод Браунинг). 26 музыкальных композиций для поклонников новой музыки.

Эллиот Голденталь
«Interview with a Vampire: Original Motion Picture Soundtrack», CD
(1994)
Леденящая кровь музыка, дополнение к визуальному ряду фильма «Интервью
с вампиром»: диск содержит как классические аранжировки, так и
переложение «Sympathy for the Devil» в исполнении группы «Guns’ n’ Roses».
Музыка отражает все сюжетные линии и повороты в фильме, включены такие
композиции, как «Lestat’s Tarantella», «Madeleine’s Lament», «Armand’s
Seduction» и «Louis’ Revenge».

Анджело Бадаламенти
«Twin Peaks: Fire Walk With Me», CD
(1992)
Это как раз то, что вы ожидаете от фильма Дэвида Линча, — сексуальный,
зловещий и интуитивный. Бадаламенти привлек к работе некоторых превосходных джазовых музыкантов. Джули Круз поет песню «Questions in
a World of Blue». Вы можете слушать музыку, использовать ее в качестве фона
и даже танцевать под нее.

Также хорош диск «Twin Peaks the Series» (1990). Если вы были одним
из тех миллионов телезрителей, которые еженедельно сидели как приклеенные
перед экраном телевизора, пытаясь понять, кто же убил Лору Палмер, то
вы узнаете каждую из представленных здесь музыкальных композиций. Если
же нет, то достаточно сказать, что это завораживающая сюрреалистическая
музыка, которая создаст идеальную атмосферу для вечеринки. Музыка не только
приводит в трепет — вы улоґвите в ней и романтическую составляющую.

«The Alan Parsons Project»
«Tales of Mystery & Imagination», CD
(1987, новая версия; 1976, первая запись)
 В качестве основы для своего альбома Алан Парсонс использовал произведения
Эдгара Аллана По. Созданный в 1970-е, альбом был несколько переделан
и осовременен в 1987 году. Половина записей диска представляет
собой напряженную музыку оркестрового типа, другая половина содержит
песни. Включены такие композиции, как «The Raven», «The Telltale Heart» и
«The Cask of Amontillado». Текст читает Орсон Уэллс.

ЗВУКОВЫЕ ЭФФЕКТЫ

«Halloween Sound Effects», CD (Laserlight)
(1999)
Собранные здесь звуковые эффекты идеально подходят для озвучания любых
ваших шуток. На диске записано 60 звуков, в том числе скрипы двери,
безудержный смех, крики о помощи и др.

«Scary Sound Effects: Nightmarish Noise for Halloween», CD
(1994)
Диск подобен тому, о котором мы рассказали выше, и включает в себя
41 запись, среди которых «рычание оборотня», «песнопения вуду», «вот идет
маленькая девочка», «мы выкапываем ваши угощения» и «оркестр терменвоксов» (терменвокс производит тот самый колеблющийся пронзительный
свист, который вы слышите в фильме «День, когда Земля остановилась» (The
Day the Earth Stood Still)⁴.

ШЕДЕВРЫ КЛАССИЧЕСКОЙ МУЗЫКИ
Список составлен Джексоном Брейдером, WGBH Radio, Бостон (штат Массачусетс)

Идеальная фоновая музыка для самых изысканных вечеринок. Сделайте
свою подборку из шедевров.

Шарль Гуно
«Похоронный марш марионеток»
Стал также известен широкой публике благодаря использованию в качестве
музыкальной темы для телевизионного шоу Альфреда Хичкока.

Иоганн Себастьян Бах
Токката и фуга ре минор: BWV 565
Это органное музыкальное произведение стало особенно популярным
после выхода фильма «Призрак Оперы» (Phantom of the Opera)⁵.

Морис Равель
«Ночные призраки» («Ночной Гаспар»)
Романтическая сказка, рассказанная посредством фортепианной музыки,
чудесное музыкальное произведение, полное внезапно затихающих бурных
каскадов.

Фредерик Шопен
«Похоронный марш» (из Сонаты № 2 си-бемоль минор. Op. 35)
Если бы у смерти был свой фирменный знак, то вот он — там-там-татамтам-татам-татам-татам. Вы можете услышать эту музыку во всех мультфильмах,
где есть похороны.

Модест Мусоргский
«Ночь на Лысой горе»
Возможно, вы помните эту музыку по мультфильму Диснея «Фантазия»
(Fantasia)⁶, а точнее, по кадрам, где запечатлен полет душ тех, кто так и не
нашел покоя.

Поль Дюка
«Ученик чародея»
Также из «Фантазии» — сцены, в которой Микки-Маус с помощью волшебной шляпы заставил метлу помогать ему в уборке.

Эдвард Григ
«В пещере горного короля» (из сюиты № 1 «Пер Гюнт». Op. 46)
Вы слышите эту музыку в момент, когда тролли идут по горному склону.
Она начинается тихо, словно крадется, но набирает силу и переходит в продолжительный
вихрь скрипок.

Гектор Берлиоз
«Фантастическая симфония»
Более длинное музыкальное произведение, которое включает такие части,
как «Шествие на казнь» и «Сон в ночь шабаша».

Антонин Дворжак
«Полуденница» и «Водяной»
Симфонические поэмы, основанные на народных сказках Богемии.

Рихард Вагнер
«Валькирия»
Это произведение послужило основой для музыкальной темы «Убей кролика» в мультфильмах про Багза Банни.
Все вышеперечисленные классические шедевры не существуют на одном
диске, вы сможете найти их на дисках с записями произведений каждого из
композиторов. Но вот сборник, который облегчит ваши поиски:

«Fright Night — Music That Goes Bump in the Night», CD
(1989)
Сюда входят произведения «Ночь на Лысой горе», «Похоронный марш
марионеток», «Валькирия» (в исполнении Филадельфийского оркестра под
управлением Юджина Орманди); «В пещере горного короля» (Филармонический
оркестр под управлением Эндрю Дейвиса); Токката и фуга ре минор:
BWV 565 (в исполнении Эдварда Пауэра Биггса); «Ученик чародея»
(Национальный оркестр радио и телевидения Франции под управлением
Лорина Мазеля) и «Фантастическая симфония» (только четвертая часть,
«Шествие на казнь»).

Видеофильмы

Для создания необходимой атмосферы организуйте на своей вечеринке
показ фильмов. Устройте киносеанс прямо в окне рядом с дверью — для гостей
и тех, кто придет «попрошайничать». Вот несколько вариантов на выбор.
Они распределены по категориям: «Монстры», «Дракула», «Дома с привидениями», «Классика», «Детские», «Пародии» и «10 самых страшных
фильмов всех времен». Если фильм имеет ограничения для просмотра, то
это указывается.

«МОНСТРЫ»

Кортланд Халл руководит музеем кино «Склеп ведьмы» в Бристоле (штат
Коннектикут). Это самый старый среди музеев фильмов ужасов и фэнтези
в стране. В экспозиции музея воссозданы в натуральную величину хорошо
известные киномонстры. Они являются частью представленных посетителю
сценок из старых фильмов, до сих пор бросающих в холодный пот, — «Муха» (The Fly) и «Франкенштейн» (Frankenstein).

«Я впервые познакомился с классическими фильмами ужасов в возрасте
семи лет, — говорит Халл. — Я упросил родителей разрешить мне не ложиться
спать после 11 часов вечера, чтобы посмотреть по телевизору „Мумию“
(The Mummy) с Борисом Карлоффом. После той ночи я подсел на
фильмы ужасов».

Каковы же его любимые классические фильмы ужасов?

«Сложно выбрать несколько. Есть нечто общее, что объединяет большинство
классических фильмов ужасов и фэнтези, — каждый просмотр подобен
встрече со старым другом. Как сказал однажды Багз Банни: „Монстры такие
интересные ребята!“».

Вот пятерка лучших фильмов из списка Халла:

1. «Призрак Оперы» (The Phantom of the Opera)
(1925)
Режиссер Руперт Джулиан, в ролях: Лон Чейни-старший и Мэри Филбин.

«Лона Чейни-старшего называли человеком с тысячью лиц, — говорит
Халл. — Но наиболее известен он в роли Эрика, Призрака. Когда Мэри
Филбин срывала маску с Чейни и под ней оказывалось лицо, напоминающее
череп, зрители часто теряли сознание. Несомненно, именно стилистика
фильма и игра Чейни вдохновили Эндрю Ллойда Уэббера на написание мюзикла».

2. «Дракула» (Dracula)
(1931)
Режиссер Тод Браунинг, в ролях: Бела Лугоши, Хелен Чандлер, Дуайт
Фрай и Дэвид Мэннерс.

«Подобно тому как Борис Карлофф является непревзойденным Франкенштейном,
Бела Лугоши всегда будет лучшим Дракулой. Режиссер Тод Браунинг
предназначал роль графа Лону Чейни-старшему, так как актер уже создал
образ вампира в фильме Браунинга „Лондон после полуночи“ (London
After Midnight). Но незадолго до начала съемок Чейни умер. Хотя Лугоши
исполнял эту роль на сцене множество раз, ему пришлось побороться за то,
чтобы получить ее в кино».

Бела Лугоши, знаменитый граф Дракула из классического фильма 1931 года, наклонился,
чтобы сделать укус Хелен Чандлер. (Фото любезно предоставлено музеем «Подземелье ведьмы»)

Халл также замечает:

«Начальные сцены в Трансильвании прекрасно воссоздают необходимую
атмосферу. Но когда действие перемещается в Англию, язык фильма становится
менее образным. И лишь благодаря завораживающей игре Лугоши и
поддержке Дуайта Фрая, который играет Ренфилда, фильм занял свое место
среди классики».

3. «Невеста Франкенштейна» (The Bride of Frankenstein)
(1935)
Режиссер Джеймс Уэйл, в ролях: Борис Карлофф, Эльза Ланчестер, Колин
Клайв.

Вот что говорит Халл в своем кратком обзоре:

«Режиссер Джеймс Уэйл превзошел в этом сиквеле свой первый фильм
„Франкенштейн“. С кинематографической точки зрения лента снята в готическом
стиле, она является самой красивой в списке фильмов о Франкенштейне.
Идея Уэйла заставить монстра говорить вызвала разногласия с Борисом
Карлоффом. Однако речь придала боґльшую глубину этому образу».

4. «Лондонский оборотень» (The Werewolf of London)
(1935)
Режиссер Стюарт Уокер, в ролях: Генри Халл и Уорнер Оланд.

Герой Генри Халла становится оборотнем после путешествия в Тибет, где
его кусает другой оборотень в исполнении Уорнера Оланда (более известного
как Чарли Чан). Вот что Кортланд говорит о своем двоюродном дедушке:

«Генри Халл был не согласен с первоначальным обликом оборотня, созданным
гримером Джеком Пирсом. Он заявил, что грим не согласуется со
сценарием, по которому оборотня узнаёт его жена. Халл убедил „Студиос
юниверсал“ в том, что грим следует изменить. Позднее Пирс использовал
свой изначальный вариант грима в образе персонажа, которого играл Лон
Чейни-младший в фильме 1941 года „Человек-волк“ (The Wolf Man)».

5. «Ужасный доктор Файбс» (The Abominable Dr. Phibes)
(1971)
Режиссер Роберт Фьюэст, в ролях: Винсент Прайс, Джозеф Коттен.

Следуя библейскому тексту «10 казней египетских», доктор Файбс ищет
отмщения виновным в смерти своей жены.

«Доктор Антон Файбс — один из наиболее запоминающихся персонажей
из мира ужасов, сыгранных Винсентом Прайсом, — говорит Халл. — Прайс
обладал уникальной способностью напугать аудиторию даже простым подмигиванием.
Иронический характер фильма заставляет зрителей одновременно
содрогаться и улыбаться, и очевидно, что команда, снимавшая „Файбса“,
до этого работала на Британском телевидении над сериалом „Мстители“
(The Avengers). „Файбс“, поставленный в период „ар-деко“ в конце 1920-х,
также производит поразительное впечатление на зрителей».

«ДРАКУЛА»

Лениво мигает змеиный глаз;
И глаза Джеральдины сузились вдруг;
Сузились вдруг до змеиных глаз,
 В них блеснуло злорадство, блеснул испуг,
Искоса бросила взгляд она,
Это длилось только единый миг…⁷
Сэмюэл Тейлор Колридж. Кристабель

Английский профессор Элизабет Миллер изучает вампиров. Однажды
она наткнулась на рассказ под названием «Вампир» (1819) автора Джона Полидори — первое художественное произведение о вампирах в английской
литературе. Миллер была захвачена этой темой. Она посвятила годы
исследованию литературы про Дракулу и изучению истории Румынии. В итоге ею было написано множество статей и книг.

Доктор Джин Кейес Янгсон — автор и основатель клуба «Империя Вампиров» — всю жизнь является поклонником кино и создателем фильмов, за
которые она не раз получала награды. Работая в Музее современного искусства
(Нью-Йорк) в середине 1950-х, она имела возможность ознакомиться с
редкими черно-белыми фильмами ужасов. После чего ею было написано
несколько биографий актеров, игравших в них главные роли: Дуайта Фрая,
Джорджа Зукко и Питера Лоррея.

Кто же, как не эти двое, может рекомендовать лучшие фильмы про Дракулу?!

Примечание: список далеко не полный! Если вы станете искать какой-либо
из перечисленных фильмов, не забудьте про дату выхода его на экран и
фамилию режиссера. Существует более шестисот кинокартин про вампиров,
и многие из них имеют сходные названия.

«Носферату: Симфония ужаса» (Nosferatu. Eine Symphonie des Grauens)
(1922)
Режиссер Фридрих В. Мурнау, в ролях: Макс Шрек, Александр Гранах и
Грета Шрёдер.

«Лично для меня, — говорит доктор Янгсон, — Шрек есть и всегда будет
самым настоящим Носферату».

А Миллер добавляет:

«Да, по странному совпадению его фамилия Шрек (Schreck) в переводе с
немецкого означает „ужас“! Даже если вам не нравятся немые фильмы, вы
должны посмотреть эту картину. Использование теней для создания эффекта
никогда не было столь успешным! Вы узнаете некоторые элементы, заимствованные
Френсисом Фордом Копполой для его фильма „Дракула Брэма
Стокера“».

«Эббот и Костелло встречают Франкенштейна» (Abbot and Costello Meet
Frankenstein)
(1948)
Режиссер Чарльз Т. Бартон, в ролях: Бад Эббот и Лу Костелло.

И Миллер, и Янгсон включили в свой список эту классику, предназначенную
для любителей комедий, где один комик лупит другого.

«Вопреки названию фильм в такой же степени о Дракуле, как и о Франкенштейне», — говорит Миллер.

«Замечательная пародия, которая всегда вызывает смех. Сцены на складе
уморительные, хотя комедийность слегка выветривается к концу фильма, — комментирует Янгсон. — Жалко смотреть на то, как Лугоши становится
смешным. Зато в фильме есть Лон Чейни-младший, играющий Человекаволка,
Глен Стрейндж в роли монстра Франки, а под конец все безошибочно
узнают голос Винсента Прайса, который играет Человека-невидимку».

«Любовь с первого укуса» (Love at first bite)
(1979)
Режиссер Стэн Драготи, в ролях: Джордж Гамильтон и Сьюзан СентДжеймс.
(Имеет ограничение «на усмотрение родителей».)

В этой комедии про вампиров Граф покидает свой замок в Трансильвании
и переезжает в Нью-Йорк. Вот что говорит доктор Янгсон:

«Изощренная пародия с умным и смешным сценарием, практически каждая
сцена — это чистое наслаждение комедией, привлекательностью и профессионализмом
актеров. Чувство такое, что все занятые в этом фильме, актеры
в особенности, отлично проводили время на съемочной площадке.
Поэтому жаль, что они не выпустили последующих серий».

Миллер рекомендует этот фильм как самую лучшую комедию о Дракуле.

«Носферату. Призрак ночи» ( Nosferatu. Phantom der Nacht)
(1979)
Режиссер Вернер Херцог, в ролях: Клаус Кински и Изабель Аджани.
(Имеет ограничение «на усмотрение родителей».)

В этом ремейке фильма 1922 года Янгсон обожает Кински:

«Я всегда считала Кински одним из величайших актеров в мире. Он отлично
поработал над своей ролью. Посмотрите ленту хотя бы ради сцены с
крысами. Оригинальный грим из первого „Носферату“ был использован как
в новом фильме, так и в „Участи Салема“ (Salem’s Lot)».

Миллер соглашается с мнением о Кински:

«Фильм медленный, мощный, западающий в душу. Клаус Кински незабываемо
играет вампира, которого женщина заставляет остаться с ней до
восхода солнца».

«Дракула Брэма Стокера» (Bram Stoker’s Dracula)
(1992)
Режиссер Френсис Форд Коппола, в ролях: Вайнона Райдер и Гэри Олдман.
(Не рекомендуется лицам до 16 лет.)

«Историю „Дракулы“ в прочтении Копполы я люблю больше всего, — признается Миллер. — Я знаю, что многие не разделяют моего мнения.
Я знаю, что сценарий вольно трактует роман Стокера (как, впрочем, и многие другие), и, может быть, фильм не следовало называть „Дракула Брэма
Стокера“. Но все же он великолепен! В нем сочетается все: текст, исторические
сцены (хотя и подпорченные модой на постмодернизм), заимствование
из ранних фильмов о Дракуле, превосходные костюмы и чудесное музыкальное
оформление».

СТАРОМОДНЫЕ «СТРАШИЛКИ» ИЗ РАЗДЕЛА КЛАССИКИ

Для составления следующего списка фильмов я воспользовалась советами
заядлых киноманов, независимых создателей фильмов, ведущих кинокритиков
и, упоминаемых мною последними, но не менее важными, продавцов
из видеомагазинов. Приведем здесь наиболее часто упоминаемые картины.

«Франкенштейн» (Frankenstein)
(1931)
Режиссер Джеймс Уэйл, в главных ролях: Борис Карлофф и Колин
Клайв.

Хотя этот фильм послужил началом кинокарьеры Бориса Карлоффа, его
имя не появляется в заглавных титрах! Сюжет вполне предсказуем: доктор
Франкенштейн создает наивное, но кровожадное существо, которое вырывается
на свободу и терроризирует местное население Баварии. Снятый полностью
в звуковом киносъемочном павильоне, этот поистине ностальгический
фильм отличается превосходной игрой актеров и огромным количеством
страшных эпизодов.

«Люди-кошки» (Cat people)
(1942)
Режиссер Жак Тюрнер, в ролях: Симона Симон, Кент Смит.

Юная сербская девушка не решается выйти замуж, так как верит, что в
этом случае превратится в жестокое создание из семейства кошачьих. Большинство
сцен ужасов представлено воображению зрителей: многозначительные
кошачьи взгляды в ресторане, тени на стене, рычание, отдающееся эхом
в цементных плитах бассейна, когда там в одиночестве плавает женщина…
Все очень зловеще.

«Психоз» (Psycho)
(1960)
Режиссер Альфред Хичкок, в ролях: Энтони Перкинс и Джанет Ли.
(Не рекомендуется лицам до 16 лет.)

«Психоз» прорвал плотину и открыл дорогу фильмам ужасов 1970-1990-х. В этом фильме впервые женщина показана в нижнем белье, впервые снято, как смывается унитаз, впервые главный герой погибает в самом
начале действия. Прекрасная Марион Крейн, которая только что промотала
40 тысяч долларов, останавливается в уединенной гостинице и знакомится
с застенчивым, странным владельцем гостиницы Норманом. В известной
сцене в душе мы воспринимаем действие как череду сменяющихся
кадров: блеск ножа, кровь, воронкой уходящая в сливное отверстие…
Напряженный и полный неизвестности фильм «Психоз» представляет в
главной роли Энтони Перкинса, с его исключительно нервной и захватывающей
игрой.

«Ночь живых мертвецов» (Night of the Living Dead)
(1968)
Режиссер Джордж Ромеро, в ролях: Дуэйн Джонс и Джудит О’Дей.

Типичный фильм про зомби: главные герои оказываются в доме как в западне
и не имеют возможности спастись, поскольку окружены плотоядными
зомби. Скорее бросающий в дрожь, чем кровопролитный, фильм был
новаторским для своего времени. Некоторые считают его политическим:
драматическое противостояние зомби и людей трактуется как аналог расового
напряжения в конце 1960-х.

ФИЛЬМЫ О «ДОМАХ С ПРИВИДЕНИЯМИ»

«Незваные» (The Ininvited)
(1944)
Режиссер Льюис Аллен, в ролях: Рей Милланд и Рут Хасси.

Ужас в этом фильме нагнетается в такой же степени тем, чего вы не
видите, как и тем, что вы видите. Музыкальный критик/композитор и его
сестра покупают особняк на вершине утеса, зная, что в доме могут быть
привидения. И они там есть. Известный как один из самых изысканных
фильмов о «домах с привидениями», этот триллер пропитан ароматом
страха.

«Дом на холме призраков» (House on Haunted Hill)
(1958)
Режиссер Уильям Касл, в ролях: Винсент Прайс и Кэрол Омарт.

Богатая пара устраивает вечеринку в доме, который, по слухам, населяют
привидения. Хозяева предлагают гостям по тысяче долларов каждому, если
те проведут здесь ночь и останутся в живых, чтобы затем обо всем рассказать. В этой очень напряженной картине трудно разобрать, кто живой, а кто
нет и что же существует реально, а что иллюзорно.

«Невинные» (The Innocents)
(1961)
Режиссер Джек Клейтон, в ролях: Дебора Керр, Мартин Стивенс, Памела
Франклин.

Поставлен по повести Генри Джеймса «Поворот винта». Гувернантку,
старую деву, нанимают для присмотра за двумя детьми, которые одержимы
духами умерших слуг. Фильм пропитан готической жутковатостью. Трумэн
Капоте был соавтором сценария.

«Призрак дома на холме» (The Haunting)
(1963)
Режиссер Роберт Уайз, в ролях: Ричард Джонсон, Клэр Блум, Расс Тэмблин
и Джули Харрис.
Некоторые критики полагают, что это один из самых страшных фильмов.

В основе его — сюжет романа Ширли Джексон «Призрак дома на
холме» (The Haunting of Hill House) 1959 года. Парапсихолог, две неуравновешенные
женщины и молодой человек собираются в большом доме, в котором
якобы обитают призраки. Фильм сделан без всяких трюков и крови,
он просто заставляет работать ваше воображение.

«Сияние» (The Shining)
(1980)
Режиссер Стэнли Кубрик, в главных ролях: Джек Николсон и Шелли
Дюваль. (Не рекомендуется лицам до 16 лет.)

Писатель с женой и маленьким сыном поселяется в отдаленном отеле,
где хочет поработать смотрителем. Когда-то здесь его предшественник убил
свою семью. Место явно посещается привидениями, и отец теряет рассудок:
история может повториться. «Сияние» относится к провидческому дару, которым
обладает мальчик, — кровавые образы, возникающие в его голове,
предупреждают об опасности. Фильм снят в эффектных, насыщенных тонах.
Музыкальная партитура частично основывается на произведениях Белы Бартока.

ФИЛЬМЫ ДЛЯ ДЕТЕЙ

«Топпер» (Topper)
(1937)
Режиссер Норман З. Маклеод, в ролях: Констанс Беннет, Кэри Грант.

Фильм снят по роману Торна Смита. Два игривых призрака, видимых
только Космо Топперу (герою картины), вносят хаос в его жизнь.

«Это Великая Тыква, Чарли Браун» (It’s the Great Pumpkin, Charlie Brown)
(1968)
Режиссер Билл Мелендез. Мультипликационный фильм.

Все надевают костюмы, чтобы отметить Хеллоуин, кроме вечно надеющегося
Лайнуса, который всю ночь сидит на грядке с тыквами и ждет, ждет
прихода Великой Тыквы с подарками для всех хороших девочек и мальчиков.

«Битлджус» (Beetlejuice)
(1988)
Режиссер Тим Бёртон, в ролях: Майкл Китон, Алек Болдуин. (Просмотр
с разрешения родителей.)

Пара «только что погибших» супругов призывает на помощь биоэкзорциста,
чтобы избавиться от людей, поселившихся в их бывшем доме. Все
предметы живут своей собственной жизнью, а декорации представляют собой
причудливую смесь мультипликации и сюрреалистической живописи.

ПАРОДИИ, РОЗЫГРЫШИ И МЮЗИКЛЫ ДЛЯ «ХЕЛЛОУФИЛОВ»

«Маленький магазинчик ужасов» (Little Shop of Horrors)
(1960)
Режиссер Роджер Корман, в ролях: Джонатан Хейз и Джеки Джозеф.

Это малобюджетная черная комедия-фэнтези о кровожадном цветке-людоеде.
Садовод-любитель Сеймур выводит новое растение, которое пьет
кровь, и называет его Одри II. Вскоре Сеймуру уже не хватает крови для
цветка, и он решается на убийство, чтобы прокормить растение. Молодой
Джек Николсон играет одного из чокнутых персонажей.

«Шоу ужасов Рокки Хоррора» (The Rocky Horror Picture Show)
(1975)
Режиссер Джим Шарман, в ролях: Тим Кэрри, Сьюзен Сарандон.

«Проклятие, Джанет…» В этой культовой классике нормальная молодая
пара сталкивается с эксцентричными иноземными трансвеститами. Ныне
известная песня «Time Warp» пришла к нам из этого фильма, как и идея о
том, что Земля может быть завоевана пришельцами в подвязках.

«Логово Белого Червя» (Lair of the White Worm)
(1988)
Режиссер Кен Рассел, в ролях: Аманда Донахью, Хью Грант. (Не рекомендуется
лицам до 16 лет.)

Действие начинается, когда археолог из Шотландии находит доисторический
череп. В центре событий — соседка, леди Сильвия с ее тайной: она
скрывает логово Белого Червя, монстра наподобие Лох-Несского чудовища,
который питается девственницами и веками находится в заключении под
землей. Этот иронический фарс ужасов о вампирических змеях-людях создан
по рассказу Брэма Стокера, написанного им после «Дракулы».

«План 9 из открытого космоса» (Plan 9 from Outer Space)
(1956)
Режиссер Эдвард Д. Вуд-младший, в ролях: Грегори Уэлкот, Мона Маккиннон.

Это последний фильм с участием Белы Лугоши. Он рассказывает о пришельцах,
пытающихся захватить Землю. Прославился как малохудожественный
фильм и получил статус культового благодаря бездарной игре актеров,
ужасным диалогам и дешевизне производства (например, летающие тарелки
сделаны из колпаков автомобильных колес и подвешены на нитках).

10 САМЫХ СТРАШНЫХ ФИЛЬМОВ ВСЕХ ВРЕМЕН

www.reel.com — это сайт интернет-магазина фильмов, который создан группой любителей кино в Калифорнии. Вот их десятка лучших фильмов ужасов для просмотра в Хеллоуин:

1. «А теперь не смотри» (Don’t Look Now, 1973)
2. «Ребенок Розмари» (Rosemary’s Baby, 1968)
3. «Суспирия» (Suspiria, 1977)
4. «Хеллоуин» (Haloween, 1978)
5. «Чужой» (Alien, 1979)
6. «У холмов есть глаза» (The Hills Have Eyes, 1977)
7. «Изгоняющий дьявола» (The Exorcist, 1973)
8. «Попутчик» (The Hitcher, 1986)
9. «Зловещие мертвецы» (The Evil Dead,1982)
10. «Жилец» (The Tenant, 1976)

¹ Автор композиции — Майк Олдфилд.

² Веселая песня из репертуара Бобби «Бориса» Пикета, который совместно с группой «The
Crypt Kickers» исполнил и записал ее в 1962 году. Песня мгновенно стала хитом.

³ Банши — в Ирландии духи умерших, которые оплакивают только членов старинных родов.

⁴ «День, когда Земля остановилась» — черно-белый фантастический триллер, снятый в 1951 году
режиссером Робертом Уайзом. В ролях: Майкл Ренни, Патриция Нил и др.

⁵Имеется в виду фильм британского режиссера Теренса Фишера, поставленный в 1962 году.

⁶ «Фантазия» — музыкальный мультфильм, снятый в 1940 году компанией «Уолт Дисней
продакшнз». Состоит из восьми частей, сюжетно не связанных между собой. Произведения
выдающихся композиторов (Бах, Чайковский, Мусоргский, Стравинский, Бетховен и др.), за
исключением «Ученика чародея» Поля Дюка, исполняются Филадельфийским оркестром
под руководством Леопольда Стоковского. Признана классикой диснеевской мультипликации.

⁷ Перевод с англ. Г. Иванова.