Дайджест литературных событий на ноябрь: часть 1

Урожайный осенний сезон остается щедрым на литературные события. В Москве никак не утихнут дискуссии о присуждении Нобелевской премии Светлане Алексиевич, пять встреч с читателями готовит Людмила Улицкая, а Захар Прилепин устраивает празднование своего юбилея.

Программа для петербуржцев по традиции более одомашнена. В первую неделю ноября можно будет побеседовать с Мариной Кацубой о лирике в творчестве Noize MC, поужинать с Александром Секацким и отдохнуть с умом на интеллектуальной вечеринке InCrowd.

14 ноября

• Юбилей Захара Прилепина

В честь собственного сорокалетия писатель Захар Прилепин организовывает творческий вечер в Центральном доме литераторов. Автор заметных романов «Обитель», «Грех» и «Патологии» не менее известен в роли публициста и общественного деятеля, что вызывает на встречах с Прилепиным серьезные дискуссии о гражданском обществе, истории и судьбе России.

Время и место встречи: Москва, Центральный дом литераторов, ул. Большая Никитская, 53. Начало в 19.00. Вход по билетам.

12–15 ноября

• Фестиваль премии «Просветитель»

Фестиваль, приуроченный к вручению ежегодной премии «Просветитель», которая присуждается за лучшую книгу в сфере научно-популярной литературы, можно назвать настоящим интеллектуальным праздником. Программа чрезвычайно разнообразна и соответствует разным областям знания: дискуссия об императорской России, показ фильма Джонатана Глейзера «Побудь в моей шкуре», разговор об общем в науке и поэзии с Бахытом Кенжеевым и Петром Образцовым, лекция по астрономии, мастер-класс по чтению газет, экскурсия с зоотехником, метеорологом и многое другое.

Время и место встречи: Москва. Адреса площадок, время начало мероприятий и условия прохода на них — на официальном сайте фестиваля.

8 и 15 ноября

• Лекции исследовательского центра «Прагмема»

Совместный проект БДТ им. Г.А. Товстоногова и исследовательского центра «Прагмема» — это цикл увлекательных лекций известных фольклористов, антропологов, социологов и литературоведов. Новый цикл носит говорящее название «Эпоха просвещения». 8 ноября архитектор Максим Атаянц расскажет о том, чем Петербург похож на древнюю Пальмиру. 15 ноября филолог, профессор СПбГУ Петр Бухаркин прочтет лекцию о «Недоросле» Дениса Фонвизина.

Время и место встречи: Санкт-Петербург, наб. Фонтанки, 65. Начало в 15.00. Вход по билетам.

13 ноября

• Лекторий «Образовача» в Петербурге

В Петербурге под знаком премии «Просветитель» пройдет открытая дискуссия о псевдонауке. Участие примут номинанты премии научный журналист Александр Соколов, автор книги «Мифы об эволюции человека», и историк науки Игорь Дмитриев, автор книги «Упрямый Галилей». Актуальная для XXI века тема псевдонауки будет обсуждаться в том числе в аспекте борьбы с ней: разговоры пойдут не только о том, как отличить настоящую науку от обмана, но и как предотвратить распространение ложных знаний.

Время и место встречи: Санкт-Петербург, пространство Welcome, Невский пр., 48. Вход свободный, регистрация обязательна.

9, 11, 13, 16, 18 ноября

• Презентации нового романа Людмилы Улицкой

«Лестница Якова», по словам Людмилы Улицкой, — ее последняя книга. Писательница расскажет об истории ее возникновения и написания, а также о том, почему документальная проза берет верх над художественной. Кроме того, на встрече в Электротеатре «Станиславский» актеры Елена Морозова и Дмитрий Чеботарев прочитают отрывки из романа.

Время и место встречи: Москва, 9 ноября, Электротеатр «Станиславский», ул. Тверская, 23. Начало в 18.00. Вход по предварительной регистрации. 11 ноября, книжный магазин «Москва», ул. Воздвиженка, 4/7, стр. 1. Начало в 19.00. Вход свободный. 13 ноября, книжный магазин «Читай-город», Малая Сухаревская пл., 12. Начало в 19.00. Вход свободный. 16 ноября, книжный магазин «Республика», Цветной бульвар, 15, стр. 1. Начало в 19.00. Вход свободный. 18 ноября, книжный магазин «Библио-Глобус», ул. Мясницкая, 6/3, стр. 1. Начало в 19.00. Вход свободный.

11 ноября

• Презентация книги Александра Соколова «Мифы об эволюции человека»

Научный журналист, главный редактор портала Антропогенез.ру написал книгу, которая разоблачает мифы об эволюции человека. Был ли Чарльз Дарвин верен своей теории до конца жизни, видели ли древние люди динозавров, кто такой йети — ответы на эти вопросы, как и автограф автора, можно получить на презентации новинки.

Время и место встречи: Санкт-Петербург, магазин «Буквоед», Невский пр., 46. Начало в 19.00. Вход свободный.

9 ноября

• Лекция «Зачем читать Айн Рэнд в России?»

Обозреватель американского Forbes, исполнительный директор Ayn Rand Institute Ярон Брук объяснит, почему книги писательницы, русской эмигрантки и любимицы американских читателей Айн Рэнд в России воспринимаются столь неоднозначно. Кто-то пишет хвалебные отзывы на роман «Атлант расправил плечи», а кто-то обвиняет ее в радикализме идей и слабом литературном таланте. Встречу, на которой станет понятно, для чего же нужны книги этого автора в России, проведет главный редактор сайта InLiberty Андрей Бабицкий.

Время и место встречи: Санкт-Петербург, ул. Казанская, 7. Начало в 19.30. Вход по предварительной регистрации.

8 ноября

• «Урок литературы» с Мариной Кацубой

В рамках проекта «Урок литературы» читатели библиотеки Гоголя знакомятся с творчеством современных писателей. Тема нового занятия — «Образность и язык символов в современном русском рэпе. На примере лирики в творчестве Ивана Алексеева (Noize МС)». О текстах известного музыканта расскажет Марина Кацуба, поэт, победитель в телепередаче «Битва Поэтов».

Время и место встречи: Санкт-Петербург, Библиотека Гоголя, Среднеохтинский пр., 8. Начало в 16.00. Вход свободный.

• Интеллектуальная вечеринка «InCrowd. Литература»

Завершить выходные с пользой можно на очередной интеллектуальной вечеринке InCrowd, посвященной литературе. Ведущий программы «Искусственный отбор» на телеканале «Дождь» Денис Катаев посоветует, как читать книги в эпоху смартфонов, литературовед Владимир Тимофеев выяснит, в какой степени Владимир Набоков является русским или американским писателем, актер московского театра «Практика» представит моноспектакль «Brodsky. Retweet». Также в программе — музыка и общение со спикерами.

Время и место встречи: Санкт-Петербург, клуб «Море», ул, Малая Морская, 20. Начало в 18:00. Вход по билетам.

7 и 8 ноября

• «Открытый университет»

Новый просветительский проект «Открытый университет» позволит петербуржцам получить знания в самых разных областях науки. Два дня ученые из Европейского университета, Санкт-Петербургского политехнического университета и Университета ИТМО буду рассуждать об истории города и урбанистике, биополитике и роботах, возможности создать вакцину от СПИДа и рака и о многом другом. Регистрация на события уже закрыта. Но организаторы обещают, что накануне мероприятия билеты еще появятся.

Время и место встречи: Санкт-Петербург, Новая сцена Александринского театра, наб. р. Фонтанки, 49А. Начало в 14.00 и 12.30. Вход по предварительной  регистрации.

7 ноября

• Лекции писателей и философов о скифском коммунизме

Программа лектория, организованного проектом «Белая Индия», называется «Скифский коммунизм». Она посвящена исследованиям о том, как идеалы социализма развивались в русской общине. Этот исторически важный вопрос затронут директор Центра Льва Гумилева Павел Зарифуллин, философ, писатель и публицист Александр Секацкий, писатель и публицист Герман Садулаев.

Время и место встречи: Санкт-Петербург, Библиотека им. Маяковского, набережная Фонтанки, 46 (вход со двора), конференц-зал на втором этаже. Начало в 19.00. Вход свободный.

6 и 7 ноября

• Концерт Веры Полозковой

Петербуржцы уже познакомились с новой поэтической программой Веры Полозковой, теперь очередь москвичей. Услышать новые и уже хорошо знакомые стихи поэтессы, оценить специально написанную к ним музыку и видеоряд из 3D-изображений в столице можно будет в течение двух дней.

Время и место встречи: Москва, клуб Red, Болотная наб., 9, стр. 1. Начало в 20.00. Вход по билетам.

5 ноября

• Дискуссия о творчестве Светланы Алексиевич

Присуждение Нобелевской премии Светлане Алексиевич вызвало нешуточные споры. В кругу литературных критиков оказались те, кто не согласен с мнением жюри и убежден, что произведения писательницы — не художественная, а документальная литература. Разобраться, что же представляет из себя феномен прозы Светланы Алексиевич, помогут ученые — историки и социологи. В их числе — Александр Бикбов, Александр Дмитриев, Михаил Эдельштейн, Дмитрий Рогозин и другие.

Время и место встречи: Москва, Малый Гнездниковский пер., 9/8, стр. 3а. Начало в 19.00. Вход свободный.

• «Ужины с чудаками» с Александром Секацким

Тринадцатая встреча цикла «Ужины с чудаками», которые стартовали этой весной в арт-клубе «Книги и кофе», будет посвящена евразийству. О том, как проявляется это философское направление в геополитике и искусстве, попытаются объяснить телеведущий, экономист и искусствовед Роман Герасимов и философ, этнопсихолог Александр Секацкий.

Время и место встречи: Санкт-Петербург, арт-клуб «Книги и кофе», Гагаринская ул., 20. Начало в 20.00. Вход за donation.

3, 5, 10, 12 ноября

• Лекции Константина Мильчина о современной литературе

Краткий курс новейшей литературы — с 1991 по 2014 год — стартует в Москве под руководством Константина Мильчина, литературного критика и редактора. В ноябре он расскажет о литературе 1995–2002 годов и, в частности, о романах Георгия Владимова, Виктора Пелевина, Владимира Сорокина, Александра Проханова, а также будет сравнивать современную русскую литературу с зарубежной.

Время и место встречи: Москва, Дирекция образовательных программ, пр. Мира, 20, корп. 1. Начало в 19.30. Вход свободный, по предварительной регистрации.

2, 9 ноября

• Лекции Дмитрия Воденникова о современной поэзии

Две лекции — две части увлекательного разговора о поэтах, чьи имена известны сегодня только узкому кругу специалистов. Первая лекция Дмитрия Воденникова, поэта и филолога, будет посвящена Вениамину Блаженных, Яну Сатуновскому, Елене Шварц, Дмитрию Соколову, Станиславу Красовицкому. Вторая — Ивану Ахметьеву, Всеволоду Некрасову, Елене Ширман, Ольге Седаковой, Виктору Куллэ и другим. Посетители услышат стихи этих авторов, а также смогу приобрести книги тех, чье творчество особо понравилось.

Время и место встречи: Москва, Культурный центр ЗИЛ, ул. Выставочная, 4. Начало в 19.00. Вход по предварительной регистрации.

Книги разных широт

По воспоминаниям Сергея Чупринина, в 1960-е годы все пляжи Союза пестрили одинаковыми обложками литературного журнала «Юность». Сейчас выбор книг для летнего чтения настолько непредсказуем, что для выявления фаворитов «Прочтение» решило сравнить рейтинги продаж пяти книжных магазинов России. Новосибирск, Красноярск, Воронеж, Петербург и Москва — вкусы жителей этих городов оказались разными.

Книжный магазин «Перемен»

Новосибирск

Бывший магазин Uniqstore получил новое название. «Перемен» — место, которое посещают люди, готовые плыть против течения и не боящиеся пробовать новое. Такой вывод позволяет сделать рейтинг продаж, большинство мест в котором занимают книги издательства «Манн, Иванов и Фербер», рассказывающие о том, как стать лучше и успешнее. Перенимая опыт талантливых управленцев и бизнесменов, сибиряки не забывают и о бестселлерах художественной литературы. Рядом с ними — книга местного священника и художника Себастиана Ликана со светлым названием «Душа улыбается» и рассказ для детей о летающем мышонке, подготовленный издательством «Поляндрия».

1. Игорь Манн. Номер 1. Как стать лучшим в том, что ты делаешь. — М.: Манн, Иванов и Фербер, 2015.

2. Себастиан Ликан. Душа улыбается. — Новосибирск, 2015.

3. Максим Батырев. 45 татуировок менеджера. — М.: Манн, Иванов и Фербер, 2015.

4. Айн Рэнд. Атлант расправил плечи. — М.: Альпина Паблишер, 2015.

5. Барбара Шер. Мечтать не вредно. Как получить то, чего действительно хочешь. — М.: Манн, Иванов и Фербер, 2015.

6. Дарья Бикбаева. Включите сердце и мозги. Как построить успешный творческий бизнес. — М.: Манн, Иванов и Фербер, 2015.

7. Мариам Петросян. Дом, в котором… — М.: Livebook, 2015.

8. Торбен Кульманн. Линдберг. Невероятные путешествия летающего мышонка. — СПб.: Поляндрия, 2015.

9. Говард Шульц. Как чашка за чашкой строилась Starbucks. — М.: Манн, Иванов и Фербер, 2015.

10. Вера Полозкова. Осточерчение. — М.: Livebook, 2015.

Книжный магазин «Бакен»

Красноярск

Очевидно, что в Красноярске следят за новостями литературы и не пропускают книги авторов, чьи имена отмечены в списках литературных премий — «Зулейха открывает глаза» Гузель Яхиной и «Осень в карманах» Андрея Аствацатурова тому подтверждение. Интерес горожан к криминальным историям показывает спрос на «Таинственную историю Билли Миллигана» и «Анархию и хаос» Олега Иванца. Впрочем, серьезные издания об искусстве, культуре и местных достопримечательностях здесь тоже находит своих читателей.

1. Гузель Яхина. Зулейха открывает глаза. — М.: АСТ, 2015.

2. Дэниел Киз. Таинственная история Билли Миллигана. — М.: Эксмо, 2015.

3. Майкл Соркин. Двадцать минут на Манхэттене. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2015.

4. Андрей Аствацатуров. Осень в карманах. — М.: АСТ, 2015.

5. Анна Разувалова. Писатели-«деревенщики»: литература и консервативная идеология 1970-х годов. — М.: Новое литературное обозрение, 2015.

6. Рэй Брэдбери. Марсианские хроники. — М.: Эксмо, 2014.

7. Рэйвин Коннелл. Гендер и власть: Общество, личность и гендерная политика. — М.: Новое литературное обозрение, 2015.

8. Сэм Филлипс. …Измы: как понимать современное искусство. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2014.

9. Памятные места Святителя Луки Войно-Ясенецкого в Красноярске. — Красноярск, 2015.

10. Олег Иванец. Анархия и хаос. — М.: Common place, 2014.

Книжный клуб «Петровский»

Воронеж

Выход «Воронежской азбуки» Александра Флоренского, представляющей город в забавных картинках и подписях к ним, был восторженно встречен местными жителями. Благодаря их поддержке  краудфандинговый проект был успешно реализован, и альбом занял первое место в рейтинге продаж книжного клуба «Петровский». Похоже, горожане активно интересуются искусством: среди лидеров — творение воронежских художников «Цветы на земле: графические адаптации рассказов Андрея Платонова» и книга Сэма Филлипса о современных арт-направлениях. Не обошлось без популярных авторов — Конан-Дойл, Набоков, Донна Тартт — и детской литературы, на которую всегда особый спрос.

1. Александр Флоренский. Воронежская азбука. — Воронеж: Фауст, 2014.

2. Цветы на земле: графические адаптации рассказов Андрея Платонова. — Воронеж: Гротеск, 2015.

3. Сэм Филлипс. …Измы: как понимать современное искусство. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2014.

4. Торбен Кульманн. Линдберг. Невероятные путешествия летающего мышонка. — СПб.: Поляндрия, 2015.

5. Туве Янссон. Все о Муми-троллях. — М.: Азбука, 2015.

6. Оля Апрельская. Сказки про кота Боньку и всех-всех-всех. — М.: Серафим и София, 2015.

7. Артур Конан-Дойл. Опасная работа. — М.: Paulsen, 2014.

8. Донна Тартт. Щегол. — М.: Corpus, 2014.

9. Владимир Набоков. Стихи. — СПб.: Азбука, 2015.

10. Йохан Хёйзинга. Homo Ludens. Человек играющий. Опыт определения игрового элемента культуры. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2015.

Книжный магазин «Фаренгейт 451»

Санкт-Петербург

Посетители «Фаренгейта» не отстают от моды и покупают книги, названия которых у всех на слуху. Наделавший шума в конце апреля комикс о холокосте «Маус» с полок этого магазина не уходил никогда, потому и занимает первое место в топе продаж. Чуть ниже — новинка от Умберто Эко и бестселлер Даниеля Киза, «Мы — это наш мозг» Дика Свааба, произведения Рея Бредбери и Туве Янссон. Кажется, жители Петербурга читают все и сразу: ироничные стихи Натальи Романовой, злободневную «Зону затопления» Романа Сенчина, ставшие классикой «Метаморфозы» Николая Заболоцкого. И, конечно, «Песни в пустоту» — о рок-культуре, с которой Петербург знаком не понаслышке.

1. Арт Шпигельман. Маус. — М.: Corpus, 2014.

2. Туве Янссон. Муми-Тролль и конец света. — СПб.: Бумкнига, 2012.

3. Николай Заболоцкий. Метаморфозы. — М.: ОГИ, 2015.

4. Рэй Брэдбери. 451 градус по фаренгейту. — М.: Эксмо, 2014.

5. Наташа Романова. Людоедство. — СПб.: Лимбус-пресс, 2015.

6. Умберто Эко. Нулевой номер. — М.: Corpus, 2015.

7. Дэниел Киз. Таинственная история Билли Миллигана. — М.: Эксмо, 2015.

8. Дик Свааб. Мы — это наш мозг. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2014.

9. Александр Горбачев, Илья Зинин. Песни в пустоту. — М.: Corpus, 2014.

10. Роман Сенчин. Зона затопления. — М.: АСТ, 2015.

Книжный магазин «Ходасевич»

Москва

Столичные жители ощутимо поддерживают небольшие издательства и выбирают книги, с которыми можно почувствовать себя представителем новой интеллигенции. В рейтинге «Ходасевича» предпочтение отдано молодым писателям Евгению Алехину, Антону Секисову, авторам сборника «Россия без нас» и новым толстым журналам о науке и литературе. В летние месяцы популярностью пользовались также книги о других странах: Индии, Англии и Италии — видимо, у тех, кто так и не смог вырваться с работы.

1. Евгений Алехин. Птичья гавань. — Казань: ИЛ-music, 2015.

2. Курцио Малапарте. Проклятые тосканцы. — М.: Барбарис, 2015.

3. Райнер Мария Рильке. Книга Часов. — М.: Libra Press, 2015.

4. Светлана Гусарова. Индия. Книги странствий. — М.: Издатель И.Б. Белый, 2014.

5. Кот Шрёдингера, № 7-8. Научно-популярный журнал. — М., 2015.

6. Россия без нас. — М.: АСТ, 2015.

7. Антон Секисов. Кровь и почва. — Казань: ИЛ-music, 2015.

8. Анри Лафевр. Производство пространства. — М.: Strelka Press, 2015.

9. Питер Акройд. Английские приведения. — М.: Издательство Ольги Морозовой, 2014.

10. Журнал «Носорог», № 3. — М., 2015.

Надежда Сергеева

Айн Рэнд расправила плечи

Растущая популярность книг Айн Рэнд, американской писательницы российского происхождения, обращает на себя внимание не только литературоведов. Ее биография, творчество и общественная жизнь стали объектом пристального изучения журналиста Гэри Вайса, автора книги «Вселенная Айн Рэнд».

Откуда прорастают корни основанной писательницей «философии разумного эгоизма» и почему эта идея распространилась именно в последние годы, Вайс решил выяснить в ходе встреч с противниками и сторонниками деятельности Айн Рэнд. Остроумный стиль автора, его почти шерлок-холмсовское умение подмечать детали и представлять образы своих героев «под лупой» делают чтение книги занятием сродни разгадыванию детектива.

Наблюдая волну интереса российского читателя к фигуре Рэнд, впору задаться вопросом, не повторит ли ее успех на отечественном книжном рынке рекорд продаж в Америке, по результатам которых ее знаменитый роман «Атлант расправил плечи» был признан второй по популярности книгой после Библии.

Сопоставлять факты, строить свои логические заключения и не поддаваться иллюзиям призывает исследование Гэри Вайса.

Айн Рэнд. Ответы. Об этике, искусстве, политике и экономике

  • Издательство «Альпина паблишер», 2011 г.
  • Айн Рэнд (1905–1982) — наша бывшая соотечественница, крупнейшая
    американская писательница, автор бестселлеров «Атлант
    расправил плечи», «Источник», «Мы живые». Яростный пропагандист
    идей капитализма, свободы личности, ограничения роли государства.
    Создатель философии объективизма — мировоззренческой системы,
    снискавшей последователей и горячих приверженцев во всем мире.

  • Активно занимаясь лекционной деятельностью, в конце своих
    публичных выступлений Айн Рэнд отвечала на вопросы слушателей
    на самые разные темы. Лучшие ответы вошли в эту книгу. Около
    половины из них связаны с философией и политикой, остальные
    касаются этики, эпистемологии, метафизики и эстетики. Каждый,
    кому интересно творчество Айн Рэнд, найдет в этих ответах нечто
    значимое и новое для себя.

  • Купить книгу на сайте издательства

Декларация независимости

Кого из отцов-основателей вы особенно почитаете и почему?

Если выбирать кого-то одного, я бы назвала Томаса Джефферсона.
Декларация независимости — пожалуй, величайший документ
в истории человечества как с философской точки зрения, так
и в литературном отношении.

Мы отталкивались от Декларации независимости, и вот сегодня
летим в тартарары. Что бы вы внесли в Декларацию
независимости или вычеркнули из нее?

Если кто-то составил величайший в истории политический документ,
из этого еще не следует, что впоследствии само собой построится
идеальное общество. По-вашему, если страна летит в тартарары,
значит, Декларация независимости несостоятельна.
Ничего подобного. Вспомните, каких высот мы как нация достигли
с тех пор, как ввели принципы Декларации. И если вы видите
фундаментальные расхождения с ней, не стоит винить в этом документ.

Некоторые из журналистских аллюзий Декларации не применимы
к действительности. Но ее принципы никуда не делись —
и прежде всего концепция прав человека. На базовом уровне,
впрочем, сделана одна маленькая ошибка: я имею в виду мысль,
будто неотъемлемые права даны человеку Творцом, а не Природой.
Но это вопрос терминологии. С философской точки зрения
смысл Декларации от этого не меняется.

Свобода и права человека

Имеет ли место ущемление личных свобод в нашей стране?

«Свобода» в контексте политики означает отсутствие принуждения
со стороны государства (которое по закону имеет монопольное право
на применение физической силы). Так что «ущемление» при нынешних
тенденциях — это слишком мягко сказано. Мы неудержимо
скатываемся к утрате всяких свобод. Однако эта тенденция не обязательно
должна сохраняться, ее можно преломить.

Разве государство не должно обеспечить американцам досуг
и экономическую безопасность, без которых свобода — непозволительная
роскошь?

Говоря, что свобода доступна только в праздности, мы превращаем
само слово «свобода» в метафору. В политическом контексте
«свобода» — это отсутствие принуждения. Если государство берет
под контроль все новые сферы нашей жизни, если мы все сильнее
отдаляемся от объективной закономерности и отдаем все больше
тиранической власти в руки правительства — о какой свободе
вообще может идти речь?

Мы живем не в XVII в., когда население земли составляло одну
десятую нынешнего. Не следует ли из этого, что государство
должно вырасти и брать на себя намного больше?

Вы считаете, что по мере усложнения общества государство должно
брать на себя больше функций. Но сегодня технологии настолько
развиты, что мы смогли отправить человека в космос.
Чем разумнее общество, тем меньше грубой силы требуется, чтобы
им управлять. По мере развития общества все острее становится
необходимость дать человеку свободу.

Вопрос из разряда «что было раньше, курица или яйцо?»: является
ли свободное предпринимательство следствием политических
свобод, или наоборот?

Политическая и экономическая системы дополняют друг друга;
ни политика не создает экономику, ни наоборот. И ту и другую
создают единые идеи. Политическая система, защищающая свободное
предпринимательство, и капиталистическая экономика —
результаты процесса исторического развития. Обе следуют из философии
разума, свободы и прав личности — вырастают на том же
фундаменте, на котором создавалась наша страна.

Вправе ли государство вмешиваться в дела родителей, которые
жестоко обращаются с детьми?

Да, при наличии доказательств физического насилия — скажем,
если детей бьют или морят голодом. Это вопрос защиты прав человека.
Поскольку дети не в силах сами защититься от физического
насилия и зависят от родителей, государство имеет право вмешаться,
чтобы защитить права ребенка, как вправе оно не позволить
одному взрослому избивать, сажать под замок или морить
голодом другого взрослого. Само выживание ребенка зависит
от родителей, и государство вправе проследить за тем, чтобы жизни
ребенка ничего не угрожало. Но на проблемы интеллектуального
характера это не распространяется. У государства нет никаких
прав вмешиваться в воспитание ребенка, всецело являющееся
обязанностью и правом родителей.

В чем права детей отличаются от прав взрослых, особенно
в свете того, что ребенок нуждается в родительской опеке?

И у взрослого, и у ребенка есть право жить, быть свободным
и стремиться к счастью. Но эти права обусловлены разумом
и знаниями индивида. Подросток не может себя содержать, а маленький
ребенок не способен реализовать свои права и не знает,
что значит стремиться к счастью, в чем состоит свобода и как ею
пользоваться. Все человеческие права неотъемлемы от природы
человека как существа разумного. Следовательно, ребенку придется
подождать, пока он не разовьет свой ум и не приобретет
достаточно знаний, чтобы самостоятельно и в полном объеме
осуществлять свои права. Пока он мал, о нем должны заботиться
родители. Это заложено природой. Можно декларировать
какие-то права детей — но реальностью эти «права» не станут.
Идея права коренится в существующем положении вещей. Это
значит, что родитель не вправе морить ребенка голодом, пренебрегать им, причинять ему физический вред или убивать его.
Государство должно защищать ребенка как любого своего гражданина.
Но ребенок не может требовать прав взрослого, поскольку
еще не способен их реализовать. Он должен подчиняться родителям.
Если родители ему не нравятся, пусть уходит из семьи,
как только будет способен любым законным способом зарабатывать
себе на жизнь.

Есть ли права у умственно отсталых людей?

Не права в буквальном смысле — не те же права, что у нормальных
людей. Фактически у них есть право на защиту, как у вечных
детей. Как и дети, умственно отсталые люди имеют право на защищенность,
поскольку являются людьми, а значит, могут со временем
развиться и обрести хотя бы частичную самостоятельность.
Защита их прав — жест великодушия по отношению к ним
за то, что они люди, пусть несовершенные. Но считать, что недоразвитый
человек может осуществить свои права на деле, нельзя,
ведь он неспособен действовать разумно. Поскольку все права
вытекают из человеческой природы, существо, не способное
воспользоваться правами, не может их иметь в полной мере.

Если мы вынуждены отказаться от одного из проявлений свободы
— свободы первыми применять силу — во избежание
анархии, почему бы не поступиться другими проявлениями
свободы, чтобы дать государству возможность защитить
нас, например, от загрязнения окружающей среды?

Я никогда не прибегала к такой формулировке: «Мы должны отказаться
от одного из проявлений свободы». Об этом говорят консерваторы, а не я. Заметьте, сколько проблем создает неточность
высказывания. Если нам придется отказываться от проявлений
свободы, в итоге мы потеряем все — ведь для любого «отказа»
найдется уважительная причина. Отрицая личную месть, я вовсе
не имею в виду, что кто-либо должен отказаться от части своих
свобод. У нас нет свободы нападать на других — первыми применять
силу, но у нас есть право на самозащиту. Однако, поскольку
это право затрагивает другого индивида, а мы хотим поддерживать отношения с другими людьми и жить в обществе, то следует
установить законы, в рамках которых будет осуществляться
самозащита. Создание нормальной формы правления не имеет
ничего общего с отказом от свободы. Это возможность защитить
себя самого и любого другого человека от иррационального применения
силы.

Ограничить свою свободу из-за загрязнения окружающей среды
— значит отказаться от свободы формировать суждение, производить
и контролировать собственную жизнь. Фактически это
права, неотчуждаемые в силу нравственного закона, и отбрасывать
их нельзя. Даже если экологам что-то такое известно — а это
явно не так, — пускай сначала убедят нас в этом. Тогда в нашей
воле будет им подчиниться. Но даже если они знают больше нас,
это не дает им права требовать, чтобы мы отказались от своей
свободы.

Есть ли нечто общее между падением Рима и самоубийственными
тенденциями развития нашего общества?

Да. Параллелей между современной западной цивилизацией и ситуацией
в Римской империи много, и они поражают. Самая очевидная:
Рим достиг величия в период свободы, пока был республикой,
и рухнул после того, как превратился в империю, когда усилилось
государственное регулирование (вот оно, государство
всеобщего благосостояния, прославившееся лозунгом «хлеба и зрелищ
»). Рост налогов и ужесточение государственного контроля разрушили
экономику Рима, и варвары смогли его захватить. Нечто
подобное происходит сейчас. Мы не должны капитулировать перед
варварами, но очевидно — они этого ждут.

Сила

Что вы подразумеваете под силой?

Сила — это нечто первичное, это вот что [сжимает кулак]. То,
что делается не убеждением, а физическим принуждением. Когда
вы вынуждены что-либо делать, поскольку альтернатива —
физический ущерб: вас схватят, бросят в тюрьму, лишат собственности или убьют. В этой грубой форме сила есть то, что с вами
творят не по справедливости, не в соответствии с законами
природы, а по произволу. По сути, государство владеет монополией
на силу, поскольку призвано предотвращать бандитские
разборки между несогласными с чем-то гражданами. Государству
следует применять силу только против тех, кто прибег к ней
первым; но ни в коем случае государство не должно инициировать
применение силы. Но сегодня все правительства именно
так и поступают. Закон — это сила, поскольку его приходится
соблюдать под угрозой наказания. Если вы не согласны с частным
лицом, ему остается лишь одно — не иметь с вами дела. Если же
государство требует от вас чего-то, с чем вы не согласны, оно
может посадить вас в тюрьму или отобрать вашу собственность.
Это легализованная сила.

Полицейский, закладывающий за воротник, — это грубая сила?

Нет. Бюрократ, сажающий в тюрьму бизнесмена, — вот грубая
сила. Грубая сила — это дискреционные полномочия, власть,
для которой не существует объективных законов, из-за чего
действия правительства совершенно невозможно предугадать.
Антитрестовское законодательство — вот клубок противоречий!
Поскольку нет единого толкования законов, каждый
судья толкует их по-своему. И если человека швыряют в тюрьму
по этим законам, — это грубая сила, не подчиняющаяся
никаким конституционным или объективным процессуальным
нормам.

Почему в главе «Природа государства» (см. книгу «Добродетель
эгоизма») вы утверждаете, что индивид не вправе отвечать
силой на силу?

Я пишу, что люди имеют право отвечать силой на первое применение
силы. Но если люди хотят жить вместе в свободном
обществе, они должны делегировать это право государству.
Индивидуальное возмездие неправомерно, поскольку в свободном
обществе государство подчиняется объективным законам — и этими законами определяется, что есть преступление и, самое
главное, что есть защита. Соответственно, государство должным
образом выполняет функции арбитра и представителя пострадавшей
стороны, защищает этого человека и карает от его
имени.

Если же любой станет пользоваться своим «правом», чтобы
отплатить за себя, возникнет хаос — страной будут править случайные
прихоти и полнейшая иррациональность. Общество станет
чем-то невозможным, поскольку самый честный и разумный
человек может оказаться во власти человека бесчестного и неразумного,
за которым сила. Итак, человек не может прибегать
к силе, пока есть государство, которое защищает его в соответствии
с объективными нормами. Силу нельзя использовать
по собственному произволу. (Случись кому-нибудь наставить
на вас пистолет, вы вправе в него выстрелить. Но это не есть
право инициировать применение силы. Это право на самозащиту.)

Когда прагматики высказываются о студенческих волнениях
[1960-х гг.], то заявляют, что они против применения силы.
Разве на самом деле они не на стороне силы?

В сущности, прагматики поддерживают инициаторов использования
силовых методов, но не в обычном понимании. Например,
коммунисты высказываются за первое применение силы. Прагматик
же в определенном смысле еще хуже — он и ни за, и ни против.
Ему кажется, что в кампусах царили мир и спокойствие,
как вдруг случилась вспышка насилия и студенты-бунтари пустились
чего-то там требовать. Руководство колледжей не знало,
что делать. И ни одна из сторон не получила удовлетворения в конфликте.
Значит, заявляют прагматики, нужен приемлемый компромисс
. Такой подход ставит прагматиков на сторону агрессоров,
пусть они и не одобряют агрессии. В порядке критики прагматизма
можно сказать, что он совершенно внеморален, а любая внеморальная
система поддерживает аморальных. Но прагматик
взирает на силу беспристрастно. Кто-то хочет пробить вам голову?
Предложите ему приемлемый компромисс — пусть взамен сломает
себе ногу.

Сфера ответственности государства. Налоги

По-вашему, государство нас обкрадывает?

С одной стороны, да. На вопрос «Должно ли быть у государства
право облагать нас налогами?» я бы ответила: «Нет, налоги должны
быть исключительно добровольными» (см. главу «Финансирование
государства в свободном обществе» в сборнике «Добродетель
эгоизма»). Государство, однако, нельзя назвать вором в том
смысле, в каком мы зовем вором отдельного человека. Слишком
часто в условиях смешанной экономики государство посягает
на имущество, на которое не имеет никаких прав. Но эта проблема
должна решаться конституционно; это вовсе не дает нам
право обкрадывать государство.

Есть ли у человека право отказаться платить налоги?

Да, моральное право. К сожалению, политически такого права нет,
и тот, кто не заплатит, понесет слишком жестокое наказание.

Нужно ли заставить федеральное правительство платить
налог на собственность местным муниципальным образованиям
там, где оно владеет землей?

Никогда не слышала о подобном предложении. Не уверена,
что из этого что-нибудь выйдет. Но в порядке шутки я его поддерживаю.
Однако лучше было бы снизить налоги.

Платите ли вы подоходный налог и если да, то почему?

Да, потому что его вырывают у меня под дулом пистолета.

Как вы, такая противница налогов, можете поддерживать
увеличение расходов на оборону?

В общем и целом я против налогов. Предложенную мной альтернативу
налоговой системе вы найдете в книге «Капитализм:
Незнакомый идеал». Но пока наше государство финансируется с помощью
системы налогообложения, люди, не желающие оплачивать
оборону, — если они достаточно честны и последовательны — должны
немедленно покинуть страну. Какое право вы имеете жить в стране,
если не желаете тратить деньги на дело первостепенной важности
— защиту от вооруженного нападения! А если кому-то кажется,
что сегодня нам оборона не нужна, то ему место в психушке.

Загрязнение окружающей среды и закон о его предотвращении

Должно ли государство ради сохранения здоровья населения
контролировать уровень загрязнения воздуха и воды?

Нет. Единственная адекватная функция государства — защита
прав индивида. Для этого существуют армия, полиция, судебные
органы. Такие проблемы, как загрязнение окружающей среды,
могут решаться путем договоренностей свободных индивидов.
Если кто-то понес ущерб в результате загрязнения окружающей
среды, пусть обратится в суд и докажет обоснованность своих претензий.
Никаких особых законов или государственного контроля
для этого не требуется.

К вопросу о загрязнении: чьей собственностью являются вода
и воздух?

Я выступаю против любого превентивного государственного контроля.
Докажите, что вам действительно причинили вред, и тогда
конкретный виновник загрязнения среды предстанет перед судом.
Скажем, вы создали на своей территории антисанитарные условия,
и это не только отвратительно выглядит, но и создает реальную
угрозу здоровью, в том числе здоровью вашего соседа. Он
сможет привлечь вас к суду, если докажет, что источник опасности
— ваша собственность. Тогда он получит должное возмещение,
а вас обяжут все вычистить. Такие законы существуют, и регулируют
они отношения между собственниками. Более того, спокойное обсуждение проблемы загрязнения вообще невозможно, пока
затрагиваются групповые интересы! Для иных людей жалобы
на загрязнение окружающей среды — кусок хлеба. Я не верю,
что владельцы фабрик и другие капиталисты хотят загрязнять
воздух. Если — и в том случае, когда — вы сумеете доказать,
что они причиняют вред, действуйте, как полагается. Но не вынуждайте
их закрывать предприятия и лишать людей работы,
за что вы их же потом будете проклинать.

Правда ли, что некоторые источники загрязнения приносят
больший вред в помещении, чем на открытом воздухе (я имею
в виду лаки для волос или мастика для пола)?

Смотря какой дом. Не думаю, что вещи, которые вы назвали,
опасны. К слову, мой парикмахер вчера пожалел лака, и я из-за этого
чувствую себя некомфортно. Это вопрос личного выбора: люди
вольны пользоваться всем, что им нравится, пока не причиняют
ущерба другим. Никакой государственный плановик не имеет
права запрещать какие-либо товары ради блага потребителя.
Пусть потребитель решает сам.

Дайте прогноз: что станет с такими городами, как Лос-Анджелес,
в которых ситуация с загрязнением воздуха с годами
только ухудшается? И что нужно сделать?

В отличие от экологов, я могу говорить только о том, что знаю.
Сегодня ни у кого нет достаточных знаний о загрязнении окружающей
среды. Экологи сами заявляют, что у них нет доказательств.
Но если их нет, то на каком основании они требуют права
самовластно планировать нашу жизнь? Все, что я читала на эту
тему, слишком ненаучно — даже если написано учеными. Пока
никто не в состоянии определить степень опасности, связанной
с загрязнением, включая смог. Смог виден невооруженным глазом
и может доставлять неудобство. Некоторые жалуются, что он раздражает
глаза. Я восемь лет прожила в Лос-Анджелесе, и мне он
не повредил. Но, предположим, смог вредит людям с больными
легкими — это мы можем предполагать на сегодняшний день.
Что нужно сделать? Люди, которым смог вреден, должны переехать
в другой район, если это им посоветуют врачи или им самим
некомфортно тут жить. У нас большая свободная страна. Никто
не может приказать человеку жить в Лос-Анджелесе или Нью-Йорке.
Если какое-то место вредно для вашего здоровья, не нужно
там жить. Но не запрещайте это остальным.

Какая сила может воспрепятствовать загрязнению окружающей
среды в условиях капитализма?

Экологическое движение — политическое мошенничество.
В реаль ных случаях загрязнения окружающей среды превентивной
«силой» выступает общественное мнение. Суть его не сила,
а власть убеждения — люди протестуют и взыскивают ущерб через
суд. Если факт причинения физического вреда городу, его воздуху
или чьей-то собственности доказуем, можно подать иск в суд.
Промышленное предприятие не заинтересовано в загрязнении
окружающей среды, когда это возможно. Однако промышленность
не должна избегать загрязнения окружающей среды или спасать
вымирающие виды животных ценой массовой безработицы
и уничтожения отрасли. Экологическому движению не должно
сходить с рук все то, что оно творит, даже в обществе частичной
свободы, если, конечно, люди еще не сошли с ума.

Вы бы передали атомную энергетику в частные руки?

То, что атомную энергетику с самого начала развивало государство,
— это огромная ошибка. Поскольку по сути это государственная
собственность и патенты или права на нее принадлежат государству,
то конфликты следуют один за другим, и ничего с этим
не поделаешь, поскольку каждый новый шаг только ухудшает
дело. В итоге сегодня вообще нет средств контроля атомной энергетики.
И кому бы вы ее передали?

В полностью свободной экономике развитие любой отрасли
контролируют индивиды. С изобретением динамита или оружия
и пороха тоже возникла опасность для людей. Разница только
в масштабах. Никто не использовал динамит, чтобы взорвать весь
мир. А если какой-либо промышленник, производящий взрывчатые
вещества, располагал свой завод слишком близко к жилым
домам или школам и была возможность доказать, что производство
представляет угрозу для людей, то его можно по закону заставить перенести завод. И если бы было доказано, что ядерное
испытание опасно, то это испытание запретили бы или, вероятнее
всего, перенесли в другое место.

Я не специалист по ядерной физике, но не верю страшилкам
о радиоактивном заражении, потому что все они рассказываются
левацкими обожателями Советской России. Если бы мы получили
серьезные научные доказательства опасности, то могли бы и отнестись
к ней серьезно. Нам подсовывают пресс-релизы и толкования,
а не факты. Так что, решая, какая экономическая система лучше,
не стоит исходить из таких аспектов, как радиоактивное заражение.

Что касается частного производителя, над ним как раз есть сила,
которая его контролирует: ему запрещено взрывать своих соседей,
и он не может никого принуждать. Все, чем он располагает, — экономическая
власть. Власть производить товар, предлагать его людям,
у которых есть желание и деньги его купить. Если он будет
выпускать плохой товар, общественность проявит свою власть и откажется
иметь с ним дело, уйдет к его конкурентам, и он разори тся.
А если бы промышленник попытался применить силу против кого
бы то ни было, власти легко осадили бы его.

Но сегодня ядерное оружие в руках чиновников и правительства.
Два государства участвуют в гонке: одно совершенно безответственное
(Россия), другое частично ответственное (Соединенные Штаты), но на сегодняшний день склонное двигаться в сторону все
большей безответственности, т.е. к большей централизованности
и тоталитарности. Вы опасаетесь, что в руках частного предпринимателя
окажется атомная энергия, а то и ядерное оружие? Но почему
вас не страшат чиновники, облеченные всей полнотой власти
и вообще ни за что не отвечающие?

Единственная страховка от атомной войны — свобода. А именно
страна, в которой никто не может применять силу, а закон
запрещает людям к чему-либо принуждать своих сограждан. Тогда
никто не сможет сбросить на вас атомную бомбу и никакому
диктатору не удастся шпионить за вами и красть секреты, как это
происходит в действительности. Ни одно государство не может
представлять угрозу для свободной страны. Но, если страна не свободна,
возможно все что угодно. И ведь что-нибудь может произойти
по чистой случайности, поскольку у чиновников есть власть,
но никакой ответственности и их никто не контролирует. Так
что не стоит волноваться, если атомная энергия попадет в руки
каких-нибудь частных капиталистов через пару сотен лет.

Должно ли государство устанавливать строительные нормы
и правила?

Введением этих норм государство никого не защищает. Оно регулирует,
т. е. диктует определенные правила или решения людям,
занятым в строительной отрасли. Государство навязывает свое
представление о том, что такое правильное здание: таким образом,
это недопустимое вмешательство властей. Но разве государственные
инспекторы не защищают нас от ошибок в строительстве
и от обрушения зданий?

Вот ответ на этот вопрос: а) эта «защита» не предохраняет
ни от чего, и на сегодняшний день среди наших зданий столько же
опасных, сколько их было бы и без официальных строительных норм;
и б) в свободном обществе жильцов защищают законы против мошенничества.
Не следует принуждать застройщиков подчиняться
произвольным, нередко противоречивым правилам. Но, если застройщик
сдаст в аренду дом, жить в котором опасно, и жильцы его
пострадают, последуют самые жесткие меры. Наниматели вправе
засудить владельца до полного разорения — за то, что объявил опасный
дом безопасным. Разумеется, потребуются объективные доказательства,
что землевладелец или застройщик допустил небрежность.
Он не должен платить за неумение предотвратить то, чего
не может предотвратить никто. В свободном обществе личный интерес
застройщика удержал бы его от таких поступков, как возведение
рассыпающихся домов. Не потребовалось бы и случаев обрушения
домов, чтобы удержать застройщиков от ошибочной практики
в строительстве. Законов против мошенничества достаточно, чтобы
защитить людей от немногочисленных нечестных строителей. А честных
строителей следует оставить в покое.

Должно ли государство лицензировать деятельность терапевтов
и зубных врачей?

У государства нет никакого права выносить решение о профессиональном
соответствии специалистов. Что в таком случае защитит
нас от шарлатанов в свободном обществе? Свободное решение
индивидов, а также профессиональные организации и публикации,
информирующие о профессионализме практикующих врачей.
Лицензии государственного образца и дипломы медицинских
учебных заведений не защищают от шарлатанов. Мы все равно
руководствуемся собственным суждением при выборе врача,
т. е. делаем то же, что будем делать в свободном обществе. Государственное
лицензирование не защищает нас ни от чего, но с его
помощью можно не допускать достойных людей в профессию,
подконтрольную государству.

Должно ли государство сделать прививки обязательными
или вводить карантин для больных заразными заболеваниями?

Требовать от людей, чтобы они прививались от болезней, — безусловно,
вне компетенции государства. Если медицина доказала
целесообразность той или иной прививки, желающие могут ее
сделать. Если же кто-то не согласен и не хочет прививаться, это
опасно только для него, поскольку все остальные будут привиты.
Никто не имеет права принуждать человека делать что-либо, даже
если это в его же интересах, вопреки его желанию.

Однако если кто-то страдает заразным заболеванием, от которого
не существует вакцины, то государство имеет право подвергнуть
его карантину. Суть в том, чтобы помешать больным людям распространять
заболевание. В данном случае имеет место очевидная
угроза здоровью людей. Во всех случаях официальной защиты граждан
от физического ущерба власти не могут действовать законным
порядком, пока отсутствует объективное доказательство реального
вреда. Изоляция больных людей — не попрание их прав. Это мера,
не позволяющая им причинить вред окружающим.

Психоэпистемология искусства

Отрывок из книги Айн Рэнд «Романтический манифест»

О книге Айн Рэнд «Романтический манифест»

Положение искусства на шкале человеческого знания, быть может,
самый красноречивый симптом диспропорции в развитии разных
его ветвей. Гигантская пропасть разделяет прогресс физических
наук и стагнацию (а в последнее время — регресс) сферы гуманитарных
знаний.

В физических наук ах до сих пор сохраняют главенствующие
позиции остатки рационалистической эпистемологии (которая
стремительно уничтожается), в то время как гуманитарные дисциплины
практически полностью отданы на откуп примитивной
эпистемологии мистицизма. Физика достигла уровня, где человек
в состоянии изучать субатомные частицы и межпланетное пространство,
а такое явление как искусство остается тайной: мы ничего
или почти ничего не знаем о его природе и функции в жизни
человека, об истоках той огромной силы, с которой оно воздействует
на нашу психику. А ведь для большинства людей искусство
значимо глубоко и лично, и оно присутствовало во всех известных
цивилизациях задолго до изобретения письменности, постоянно
сопровождая человечество еще с доисторической эпохи.

При том, что в других отраслях знания люди отказались от
привычки обращаться по любому поводу к мистическим оракулам,
чьим фирменным стилем была невразумительность, в области
эстетики эта практика полностью осталась в силе и сегодня
предстает перед нами со всей возможной наглядностью. Первобытные люди принимали явления природы как данность, как
первичную сущность, не сводимую ни к чему другому, не допускающую
сомнений и не подлежащую анализу, как исключительные
владения непознаваемых демонов. И точно так же современные
эпистемологические дикари принимают как данность и первичную
сущность искусства. Для них это область, где безраздельно
правят непознаваемые демоны особого вида — их эмоции. Единственное
отличие заключается в том, что доисторические дикари
заблуждались искренне.

Один из самых мрачных памятников альтруизму — это навязываемая
человеку культурой самоотверженность, его готовность
жить с собой как с чужим, игнорировать и подавлять личные (не
социальные) потребности собственной души, убегать от этих потребностей,
знать меньше всего о том, что наиболее значимо.
В результате главнейшие человеческие ценности оказываются
ввергнутыми в подземелье бессильного субъективизма, а жизнь —
в ужасную пустыню хронической вины.

Пренебрежительное отношение к научному исследованию искусства
сохраняется именно потому, что искусство не социально.
(Это еще одно проявление бесчеловечности альтруизма, его грубого
безразличия к наиболее глубоким потребностям человека —
реальной человеческой личности; бесчеловечности любой этической
теории, рассматривающей нравственные ценности как чисто
социальную сущность.) Искусство относится к не социализируемому
аспекту действительности, универсальному (то есть применимому
ко всем людям), но не коллективному, — к природе
человеческого сознания.

Один из отличительных признаков произведения искусства
(включая литературу) — то, что оно не служит практической, материальной
цели, а является самоцелью; оно предназначено только
для созерцания и размышления, и удовольствие от этого процесса
такое сильное и глубоко личное, что произведение воспринимается
как самодостаточная и не нуждающаяся в оправдании первичная
сущность. Это ощущение часто заставляет людей наотрез отказываться
от любых предложений о том, чтобы проанализировать то
или иное произведение, — такие предложения кажутся им посягательством
на их собственное «я», на глубинную суть их естества.

Никакое человеческое чувство не беспричинно, и это распространяется
на сильные чувства, связанные с искусством: они тоже
не могут быть беспричинными, ни к чему не сводимыми и не
связанными с источником эмоций (и ценностей) — жизненно необходимыми
потребностями живого существа. У искусства есть
назначение, и оно служит некой потребности человека, только
не материальной — это потребность нашего сознания. Искусство
неразрывно связано с выживанием, но не физическим — оно нужно
для сохранения и выживания разума, без чего не может существовать
тело.

Искусство проистекает из концептуального характера человеческого
познания, из того факта, что люди приобретают знания
и управляют своими поступками, основываясь не на единичных
впечатлениях, а на абстракциях.

Чтобы понять природу и функцию искусства, необходимо понимать
природу и функцию абстрактных понятий — концептов.

Концепт — это мысленное соединение (интеграция) двух
или более единиц, изолированных друг от друга посредством
абстрагирования и объединенных с помощью специфического
определения. Организуя материал своих впечатлений (перцептов)
в концепты, а эти концепты — в концепты следующего
уровня абстракции, человек в состоянии воспринять, удержать
в памяти, идентифицировать и интегрировать неограниченный
объем знаний, простирающихся далеко за пределы непосредственно
воспринимаемых реалий любого заданного конкретного
момента.

Концепты позволяют человеку постоянно держать в фокусе
своего сознательного восприятия намного больше объектов, чем
он мог бы воспринять непосредственно. Диапазон перцептуального
восприятия ограничен: наш мозг способен работать одновременно
лишь с небольшим числом перцептов. Мы можем зримо
представить себе четыре-пять объектов — к примеру, пять деревьев
— но не сотню деревьев и не расстояние в десять световых
лет. Лишь понятийное мышление дает нам возможность оперировать
такого рода знаниями.

Для удержания концептов в памяти нам служит язык. За изъятием
имен собственных каждому используемому нами слову соответствует концепт, представляющий неограниченное количество
конкретных сущностей такого-то рода. Концепт — как математический
ряд конкретно определенных единиц, расходящийся
в обоих направлениях, открытый с обоих концов и включающий
все элементы некоторого типа. Например, концепт «человек»
включает всех людей, которые живут сейчас, когда-либо жили или
будут жить, — такое количество людей, что невозможно было бы
всех их воспринять визуально, не говоря уже о том, чтобы их изучать
или что-либо о них узнавать.

Язык — это код из аудиовизуальных символов, выполняющий
психоэпистемологическую функцию преобразования абстракций
в конкретные сущности, или, точнее, в психоэпистемологический
эквивалент этих сущностей, в обозримое количество конкретных
единиц.

(Психоэпистемология — это исследован ие когнитивных процессов
с точки зрения взаимодействия между сознанием человека
и автоматическими функциями его подсознания.)

Подумаем о том, какой гигантский объем концептуальной интеграции
участвует в каждом предложении, — неважно, произносится
ли оно в разговоре с ребенком или в ученой беседе. Подумаем
о длинной цепочке абстракций, которая начинается от простых,
прямых определений и поднимается на все более и более высокие
уровни обобщения, формируя столь сложную иерархическую структуру
знания, что с ней не справится ни один электронный компьютер.
Именно такие цепочки служат человеку для приобретения
и хранения знаний об окружающей действительности.

Но это — лишь одна часть психоэпистемологической задачи,
решаемой человеком, и она сравнительно проста. Есть и другая
часть, которая еще сложнее. Она заключается в применении человеком
собственных знаний, то есть оценке фактов действительности,
выборе целей и поведении, соответствующем этому выбору.
Для осуществления всего этого необходима вторая понятийная
цепочка, производная от первой и зависимая от нее, но тем
не менее отдельная и в некотором смысле более сложная — цепочка
нормативных абстракций.

В то время как посредством когнитивных абстракций мы идентифицируем
факты действительности, нормативные служат нам
для оценки фактов, предписывая тем самым некоторый выбор
ценностей и линию поведения. Когнитивные абстракции относятся
к тому, что есть, нормативные — к тому, что должно быть
(в областях, открытых человеку для выбора).

Этика, нормативное учение, основана на двух когнитивных
ветвях философии — метафизике и эпистемологии. Чтобы предписать
человеку, что ему делать, нужно сначала знать, что он
собой представляет и где находится, то есть какова его природа
(включая средства познания) и какова природа вселенной, в которой
он действует. (В данном контексте не имеет значения,
истинна или ложна метафизическая основа системы этики; если
она ложна, ошибка сделает этику неприменимой. Нас же интересует
только связь этики и метафизики.)

Постижима ли вселенная для человека или непостижима и непознаваема?
Может ли человек найти счастье на земле или обречен
на горе и отчаяние? Есть ли у него свобода выбора, в состоянии
ли он самостоятельно ставить себе цели и достигать их,
управляя ходом своей жизни, или он — беспомощная игрушка
не подвластных ему сил, полностью определяющих его судьбу?
Каков человек по природе, добр или зол, и, соответственно, следует
ли его ценить или презирать? Все это — метафизические
вопросы, но ответы на них определяют тот тип этики, который
человек примет и станет применять: именно здесь метафизика
и этика связываются между собой. Хотя метафизика как таковая
не относится к нормативным дисциплинам, ответы на вопросы
данной категории предполагают, что человеческое сознание способно
к построению метафизических оценочных суждений — основе
всех наших моральных ценностей.

Сознательно или подсознательно, явно или неявно, человек
понимает, что ему нужно всеобъемлющее представление о бытии,
чтобы формировать свои ценности, выбирать себе цели, строить
планы на будущее, поддерживать цельность и связность собственной
жизни. Ему также ясно, что его метафизические оценочные
суждения присутствуют в каждом мгновении его жизни, в каждом
его выборе, решении и поступке.

Метафизика — наука о фундаментальной природе действительности
— работает с самыми широкими абстракциями человеческого сознания, охватывая, таким образом, все конкретные предметы
и события, с которыми когда-либо сталкивался индивид.
Этот комплекс знаний столь огромен, а понятийная цепочка столь
длинна, что человеку не под силу непосредственно держать их
целиком в фокусе внимания. И все же он в этом нуждается —
чтобы руководить своими поступками, ему необходима способность
осознанно фокусироваться на метафизических абстракциях
во всей их полноте.

Такой способностью его наделяет искусство.

Искусство — это избирательное воссоздание действительности
в соответствии с метафизическими оценочными суждениями
художника.

Посредством избирательного воссоздания искусство выделяет
и интегрирует те аспекты действительности, которые представляют
фундаментальный взгляд человека на себя самого и собственное
бытие. Из бесчисленного множества конкретных предметов
и явлений, из отдельных, никак не упорядоченных и на первый
взгляд противоречащих друг другу атрибутов художник выделяет
вещи, которые считает метафизически значимыми, и интегрирует
их в отдельный новый конкретный объект, представляющий воплощенную
абстракцию.

Рассмотрим, например, две скульптуры, изображающие человека:
в первом случае — в виде греческого бога, во втором — в виде
деформированного средневекового чудища. Обе они — метафизические
оценки человека, отображающие взгляд художника на
человеческую природу, конкретные воплощения философии соответствующих
культур.

Искусство — это конкретизация метафизики. Искусство переносит
концепты на уровень чувственного восприятия, делая возможным
их непосредственное постижение, так, как если бы они
были перцептами.

Именно в этом заключается психоэпистемологическая функция
искусства, такова причина, по которой оно столь важно
в жизни человека (и суть объективистской эстетики).

Как и язык, переводящий абстракции в психоэпистемологический
эквивалент конкретных объектов — обозримое количество
специальных единиц, — искусство преобразует метафизические
абстракции в эквивалент конкретных объектов — особые сущности,
доступные непосредственному восприятию. Слова «искусство
— это универсальный язык» — вовсе не пустая метафора,
они верны буквально, в смысле психоэпистемологической функции,
исполняемой искусством.

Заметим, что в истории человечества искусство начиналось ка к
придаток (и часто монополия) религии. Религия была примитивной
формой философии — она снабжала людей общей картиной
мира. Обратите внимание — искусство в таких примитивных
культурах представляло собой конкретизацию метафизических
и этических абстракций соответствующей религии.

Очень хорошей иллюстрацией психоэпистемологического процесса
в искусстве может служить один аспект одного конкретного
искусства — создание литературного образа. Человеческий характер
— со всеми его бесчисленными возможностями, добродетелями,
пороками, непоследовательностью и противоречиями — настолько
сложен, что самая большая загадка для человека — он сам.
Очень сложно изолировать и интегрировать черты характера даже
в чисто когнитивные абстракции, дабы держать их в голове, стараясь
понять встреченного тобой человека.

Теперь рассмотрим образ Бэббита из одноименного романа
Синклера Льюиса. Он конкретизирует абстракцию, охватывающую
бесчисленное множество наблюдений и оценок, объектами
которых были бесчисленные свойства бесчисленного множества
людей определенного типа. Льюис изолировал существенные
черты их характеров и интегрировал эти черты в конкретную
форму одного-единственного персонажа. Если сказать о ком-нибудь:
«Он — Бэббит», короткая фраза вберет в себя весь огромный
комплекс свойств, которыми автор наделил своего героя.

С переходом к нормативным абстракциям — к задаче определения
нравственных принципов и отображения того, каким должен
быть человек, — необходимый психоэпистемологический
процесс становится еще сложнее. Выполнение самой задачи требует
многих лет работы, а результат практически невозможно
передать другим людям без помощи искусства. Философский
трактат, содержащий исчерпывающие определения нравственных
ценностей и длинный список добродетелей, которые следует практиковать, не позволит сообщить главное — каким следует
быть идеальному человеку и как он должен поступать: никакой
ум не справится с такой огромной массой абстракций. «Справиться» здесь означает перевести абстракции в представляющие их
конкретные объекты, доступные для чувственного восприятия
(то есть вновь связать их с действительностью), и сознательно
удерживать все это вместе в фокусе внимания. Не существует
способа объединить такого рода комплекс, иначе как создав образ
реального человека — интегрированную конкретизацию, проливающую
свет на теорию и делающую ее доступной для понимания.

Отсюда бесплодная скука и бессодержательность великого
множества теоретических споров об этике и часто встречающееся
неприязненное отношение к ним: нравственные принципы
остаются в сознании людей парящими в пустоте абстракциями.
Человеку навязывают цель, недоступную пониманию, и предлагают
перекроить собственную душу по этому образу, взваливая
на него бремя не поддающейся определению моральной вины.
Искусство — незаменимое средство для передачи нравственного
идеала.

Заметьте: во всякой религии есть мифология — драматизированная
конкретизация ее морального кодекса, воплощенная в образах
персонажей — ее высшего продукта. (То, что одни персонажи
убедительнее других, определяется степенью рациональности
или иррациональности представляемой ими этической теории.)

Это не означает, что искусство выступает как замена философской
мысли: не имея концептуальной этической теории, художник
не мог бы конкретизировать идеал, воплотив его в конкретном
образе. Но без помощи искусства этика не выходит за
пределы теоретического конструирования: действующую модель
строит искусство.

Многие читатели «Источника» говорили мне, что образ Говарда
Рорка помог и м принять решение в ситуации нравственного
выбора. Они спрашивали себя: «Как поступил бы на моем месте
Рорк?», и ответ приходил быстрее, чем их ум успевал определить
верный способ применения всех относящихся к делу сложных
принципов. Почти мгновенно они чувствовали, что сделал бы
Рорк и чего он не стал бы делать, а это помогало им выделить
и идентифицировать причины, моральные принципы, лежащие
в основе такого поведения. Такова психоэпистемологическая
функция персонифицированного (конкретизированного) человеческого
идеала.

Однако важно подчеркнуть, что, хотя нравственные ценности
неразрывно связаны с искусством, они выступают как следствие,
а не как определяющая причина: первичный фокус искусства
находится в сфере метафизики, а не этики. Искусство — не «служанка» морали, его основное назначение не в том, чтобы кого-то
просвещать, исправлять или что-то отстаивать. Конкретизация
нравственного идеала — не учебник по достижению такового.
Искусство в первую очередь не учит, а показывает — держит
перед человеком конкретизированный образ его природы и места
в мире.

Всякий метафизический вопрос обязательно оказывает огромное
влияние на поведение человека и, как следствие, на его этическую
систему. А поскольку произведение искусства всегда обладает
темой, из него непременно вытекает некоторый вывод,
«сообщение» для аудитории. Но это влияние и это «сообщение» —
лишь побочные следствия. Искусство — не средство достижения
какой-либо дидактической цели. В этом отличие произведения
искусства от средневекового моралите (нравоучительной пьесы)
или пропагандистского плаката. Тема истинно великого произведения
всегда глубока и универсальна. Искусство — не средство
буквальной транскрипции. В этом отличие произведения искусства
от газетной новости или фотографии.

Место этики в том или ином произведении искусства зависит
от метафизических воззрений художника. Если он, сознательно
или подсознательно, придерживается взгляда, что люди обладают
свободой воли, произведение приобретет ценностную (романтическую)
ориентацию. Если же он полагает, что человеческая
судьба определяется силами, над которыми люди не властны,
ориентация произведения будет антиценностной (натуралистической).
Философские и эстетические противоречия детерминизма
в данном контексте не имеют значения, точно так же как
правильность или ошибочность метафизических воззрений художника
не важна с точки зрения природы искусства как такового. Произведение искусства может отображать ценности, к которым
следует стремиться человеку, и показывать ему конкретизированную
картину той жизни, которой он должен достичь.
А может утверждать, что человеческие усилия тщетны, и предъявлять
людям конкретизированные образы поражений и отчаяния
в качестве судьбы, ожидающей их в конечном итоге. Эстетические
средства — психоэпистемологические процессы — в обоих
случаях одни и те же.

Экзистенциальные последствия, разумеется, будут различны.
В своем повседневном бытии человек то и дело оказывается
перед сложнейшим выбором и должен принимать бесчисленное
множество решений в потоке событий, где победы чередуются
с поражениями, радости кажутся редкими, а страдания длятся
слишком долго. Очень часто есть опасность, что он утратит перспективу
и ощущение реальности собственных убеждений. Вспомним,
что абстракции как таковые не существуют — это лишь
эпистемологический метод, посредством которого человек воспринимает
то, что есть в действительности, а действительность
конкретна. Чтобы приобрести полную, убедительную, необоримую
силу реальности, наши метафизические абстракции должны
представать перед нами в конкретной форме — то есть в форме
искусства.

Рассмотрим, как будут различаться результаты, если кто-либо —
в поисках философского руководства, подтверждения своих мыслей,
вдохновения — обратится к искусству Древней Греции и если
он обратится к средневековому искусству. Достигая одно временно
разума и чувств, оказывая комплексное воздействие сразу и на абстрактное
мышление, и на непосредственное восприятие, искусство
в первом случае говорит человеку, что беды преходящи, а его
правильное, естественное состояние — величие, красота, сила,
уверенность. Во втором же случае человеку сообщается, что счастье
преходяще, а быть счастливым дурно, что сам он — искаженный,
бессильный, жалкий грешник, преследуемый злобными чудищами
и ползущий в страхе по краю обрыва, под которым —
вечный ад.

Практические последствия того и другого очевидны — и известны
из истории. За величие первой эпохи и ужасы второй
искусство ответственно не само по себе, а как голос философии,
доминировавшей в соответствующих культурах.

Что же касается роли, принадлежащей — как в процессе художественного
творчества, так и при восприятии произведений
искусства — эмоциям и подсознательному механизму интеграции,
то она связана с особым психологическим феноменом —
ощущением жизни. Так мы называем доконцептуальный эквивалент
метафизики, эмоциональную оценку человека и бытия, интегрированную
на уровне подсознания. Но это уже другая тема,
хотя и непосредственно вытекающая из нашей (я пишу о ней
в главах 2 и 3). Здесь же обсуждается только психоэпистемологическая
роль искусства.

Теперь должен быть понятен ответ на вопрос, поднятый в начале
главы. Причина, по которой искусство так глубоко лично
значимо для нас, в том, что, поддерживая или отвергая основы
нашего мировоззрения, произведение искусства подтверждает
или отрицает силу и действенность нашего сознания.

Сегодня этот неимоверно мощный и важный инструмент находится
по преимуществу в руках людей, с гордостью, будто предъявляя
верительные грамоты, заявляющих: мы не знаем, что делаем.

Поверим им — они не знают. А мы знаем.

Апрель 1965 г.

Купить книгу на сайте издательства