Метка: Издательство «Амфора»

• Пер. с тур. А. Аврутиной
• СПб.: Амфора , 2006
• Переплет, 542 с.
• ISBN 5-367-00143-2
• Тираж: 5000 экз.

С чем приходит человек в наш мир? С камнем за пазухой и с желанием причинить боль другим? Или с желанием понять тех, кому больно?

Поэт и журналист Ка приехал в маленький турецкий городок, чтобы понять самого себя. В прошлом он оставил много неразрешенных вопросов. Его жизнь до приезда в Карс нельзя было назвать счастливой. Политический изгнанник, Ка долгое время прожил в Германии. Там он был одинок и не мог писать стихи. Теперь же он приехал в город, где хотел встретить женщину, в которую раньше был влюблен. В город, где скоро должны пройти выборы в муниципалитет и где совсем недавно несколько девушек совершили самоубийства, скорее всего — по религиозным причинам. Приехав в Карс, Ка и не думал, что на три дня город занесет снегом так, что выехать отсюда будет невозможно. За эти три дня в городе произойдет военный переворот, а сам Ка встретится с целой вереницей персонажей, у каждого из которых будет свое представление о счастье, страдании и религии.

«Если нет Аллаха, то значит, нет и рая. Тогда миллионы людей, которые живут в нужде, нищете и страданиях, не смогут даже в рай попасть. В таком случае, какой смысл в том, что бедняки так много страдают? Для чего мы живем и зачем так много и напрасно страдаем?» Этот вопрос задаст поэту юноша по имени Неджип. Вскоре он будет убит, как и многие другие персонажи романа. Никто из них так и не узнает правды.

Не узнает правды и Ка; он только почувствует радость от встречи с любимой женщиной и напишет лучшие свои стихи. Все остальное время он будет стараться понять и ярых сторонников ислама, и приверженцев европейского образа жизни, но так и не поймет, откуда берутся страдания.

Для Ка Бог и Аллах не одно и то же. «Я хочу Бога, перед которым мне не надо снимать обувь, не надо вставать на колени и целовать кому-то руку. Бога, который поймет мое одиночество». Поиски Бога заведут Ка слишком далеко, и его путь будет омрачен трагедиями многих его знакомых, но он не разочаруется.

Роман «Снег» написан человеком, который и сам не знает ответов на поставленные вопросы. Но главное — роман написан с нежностью к его персонажам. Памук любит всех своих героев, вне зависимости от их религиозных убеждений. Он не знает, как сделать их счастливыми, но он готов понять каждого. Неслучайно в конце романа, в последней главе, в Карс приезжает сам автор. Он расспрашивает им же придуманных героев о судьбе Ка и таким образом сам становится героем собственного произведения. Писатель чем-то похож на жителей Карса. Он здесь не чужой. Он один из них. Один из тех, кого раздирают противоречия, но кто мечтает понять и принять этот мир, кто мечтает навсегда избавиться от страданий.

В романе Памука нет особых литературных изысков. Это почти документальное повествование. Но сквозь густой, перенасыщенный придаточными предложениями язык проскальзывает главное — искренняя любовь к человеку и желание верить.

Виталий Грушко

• СПб.: Амфора, 2005
• Переплет, 496 с.
• ISBN 5-94278-903-7
• Тираж: 5000 экз.

Известный геополитик выпустил очередной, как всегда объемный, том своих авторских рассуждений. Думаю, не стоит напоминать, как модно в интеллектуальных кругах рассуждать о событиях, происходящих на «Великой шахматной доске» (пользуясь термином идейного антипода автора, проживающего на том конце нашей планеты, — Збигнева Бжезинского).

Вообще-то, строго говоря, геополитика — не наука. Она презентует себя в качестве таковой, претендуя на некую универсальную значимость знания, которое в ней генерируется. В реальности, читая тексты ее авторов, мы имеем дело со своеобразным видом литературы, достаточно увлекательным чтивом, не лишенным флера романтизма, фантастики и мистики.

Любая наука, как известно, не только базируется на фактах. Она строит на них новое знание, основанное на принципе Sine ire et Studio — «без гнева и пристрастия». В самом деле — никакому физику не придет в голову рассуждать о добре и зле технологии ядерного распада, а биологу — о справедливости и нравственности закономерностей генетики. Любой же геополитик, и Дугин тому яркий пример, дает обширные авторские комментарии фактов (а иногда и умозрительных гипотез), основываясь на своих субъективных ценностях, которые очень хочется сделать всеобщими. Причем высказывания носят, так сказать, комплексный характер. Своеобразный микст собственно политики, культуры, экономики и социальности.

Серия, в которой опубликована книга, называется «Личное мнение», и это важно иметь в виду. Таковым и является произведение, хотя сам автор, похоже, так не считает. Уверенный и практически не допускающий апелляций стиль формально ориентирован на выявление связи культурного контекста, который господствует ныне в российском обществе, и умонастроений людей в нем.

Фактически это сборник ранее опубликованных эссе и интервью А. Дугина; в этой связи большая часть текста представлена жанром, который предложен еще Платоном, — «Диалог». Я не случайно поставил кавычки. Как у Платона в его работах есть только один носитель и критерий истины (Сократ), а все остальные участники действа a priori заблуждаются, так и у Дугина явно проскальзывает настрой в исключительной собственной правоте. Я думаю, читатель сам найдет массу примеров этого, прочитав текст.

Автор презентует себя как «евразиец». В этом качестве он создает концепт построения (или, если угодно, возрождения) авторитарной империи. Идея вообще-то не нова. Но вот что любопытно. Утверждая, что осуществить это могут только русские, автор сообщает, что на пути реализации плана стоят враги. Их много, конечно. Но самые главные, как вы думаете, кто? Нет, не евреи. И не кавказцы… И даже не Запад! Украинцы — «человеконенавистническое тайное общество» (с. 90) ведет с Россией войну. Каким образом — рассказывать не буду. Прочитаете сами. Смею вас уверить, читатель, любопытно и познавательно.

Алексей Яхлов

• СПб.: Амфора, 2006
• Твердый переплет, 302 с.
• ISBN 5-94278-999-1
• Тираж: 3000 экз.

«Парфянская стрела» Льва Данилкина вышла в издательстве «Амфора» в серии «Личное мнение». Ее подзаголовок: «Контратака на русскую литературу 2005 года».

«Работа моя состоит в том, чтобы публично лоботомировать писательские черепа…» — заявляет автор. Однако в аналитическом путеводителе по сталкеровскому полю родной речи мы найдем все что угодно, но не брутальную одномерность — которая, впрочем, вполне выразилась в безвкусной картинке на обложке книги. (Фамилия автора «многофигурной композиции» предусмотрительно не указана.)

Книга критической прозы, посвященной литературной продукции одного года, — проект рискованный. Но: в очередь на лоботомию выстраиваются наряду с другими Д. Быков и А. Проханов, Л. Лосев и С. Носов, В. Пелевин и О. Робски. Что же отражается на томографическом снимке? Например, парадоксальный литературоцентризм современного общества: как во времена Горация, пишут все — от охранника до «рублевской бырыни». Также экспертиза выявила одержимость коллективными фобиями (захват АЭС террористами) и маниями (паранойя: Россия под властью тайных оккупантов). Кроме того, нельзя оставить без внимания поиски национальной и личной идентичности, а также русский вариант «американской мечты». Случаются и курьезы: в роли литературного героя выступает, например, В. Сорокин. Но главным героем при ревизии-смотре литературы за год a la Белинский, бесспорно, становится язык, в котором, как на водной пленке из «черного золота», играют все цвета спектра. Сначала столкновение разных культурных и семантических полей в критической прозе Данилкина ослепляет, затем начинаешь слушать тему, проводимую по очереди в разных регистрах.

Изумляет то, что «Парфянская стрела» — это именно книга, а не, скажем, сборник статей. Однако темп повествования — как на хорошем шоссе, а «сюжет» — что удивительно для такого жанра — закручен как горный серпантин (высота над уровнем моря с учетом перепадов авторского стиля).

Похожа ли О. Робски на скифскую принцессу — автору виднее. А вот «Контратака» Льва Данилкина явно оборачивается совсем другим военным маневром — ложным отступлением с целью завлечь противника на свою территорию. Территорию русскоязычной словесности — все еще не верится — XXI века.

Екатерина Захарова

• Пер. с нем. Т. Набатниковой
• СПб.: Амфора, 2006
• Переплет, 622 с.
• ISBN 5-367-00046-0 (рус.)
• ISBN 3-499-22161-6 (нем.)
• Тираж: 25 000 экз.

В этом романе нет ни одного диалога. Сюжет запутан — сквозь изощренный текст приходится продираться. Но это роскошный роман, написанный мастером. Его надо читать вдумчиво, не торопясь, смакуя каждое слово. Такой подход продиктован нервной, но в то же время скрупулезной манерой повествования, внушительным объемом романа и его резкой «непохожестью» ни на одно значительное литературное произведение, написанное прежде.

Роман называется «Дети мертвых», на первой же странице автор благодарит за помощь исследователя сатанизма Йозефа Дворака, а из аннотации мы узнаем, что, «смешавшись с группой отдыхающих австрийского пансионата, трое живых мертвецов пытаются вернуться в реальную жизнь». Но «Дети мертвых» — это вовсе не «страшилка». Елинек мыслит слишком нестандартно, чтобы ее текст мог всерьез кого-нибудь напугать. Роман можно назвать жестким, жестоким, но отнюдь не страшным.

Кто же главные герои этого странного произведения? Чей голос здесь доминирует? Голос мертвецов? Нет, мертвецы находятся под надежной опекой автора, который видит каждый их шаг, слышит каждый их вздох. Тогда, может быть, основной персонаж романа — сам автор? Тоже нет. И он подчиняется некой силе, которая, кажется, вместо него водит пером по бумаге. Эта сила не что иное, как дух повествования (определение, впервые появившееся на страницах романа Томаса Манна «Избранник»). Дух повествования проникает в самые отдаленные закоулки перенасыщенного пространства книги. Он путешествует по альпийским склонам, по местам автокатастроф, по неубранным номерам гостиниц, по церквам, бассейнам, наконец, по телам и душам мертвецов (да, да, у мертвецов в романе есть души). Это надежный проводник, без которого не могла обойтись автор и не сможет обойтись читатель, впервые открывший «Детей мертвых». Вот кто главный герой романа. Вот от кого зависит автор.

Другие герои, которых невозможно обойти вниманием, — Природа и Государство (в данном случае Австрия). Природа пожирает своих детей. Государство тоже. Дети становятся мертвецами, они жаждут освобождения. «Для животных существует привязь, а для людей — правила». Живущий по правилам трудолюбивый народ Австрии приговорен автором книги. Автор помнит о том, что было здесь полвека назад. Надо отвечать за грехи прошлого, и кара не заставляет себя долго ждать.

Впрочем, «Дети мертвых» — более мистический, нежели политический роман. К тому же он слишком красиво написан, и его жутковатая красота затмевает социальный подтекст. Необычные метафоры, игра слов, афоризмы — язык романа богат. Об этом можно судить по великолепному переводу, выполненному Татьяной Набатниковой. Насколько сложна была ее задача и насколько блестяще она ее воплотила в жизнь, узнает каждый, кто прочтет «Детей мертвых». Теперь остается с нетерпением ждать новых переводов. Елинек из тех писателей, кого просто необходимо переводить.

Виталий Грушко

• СПб.: Амфора, 2006
• Переплет, 272 с.
• ISBN 5-367-00062-2
• Тираж: 3000 экз.

Герман Гессе, вспоминая о том, как создавал свою знаменитую индийскую повесть, писал: «Мне необходимо было… провести часть своей жизни в аскезе и медитации, прежде чем святой и близкий мне с юных лет мир индийской духовности вновь мог стать по-настоящему родным».

Познакомившись с романом Дмитрия Орехова, написанным почти век спустя, чувствуешь, что «мир индийской духовности» тоже стал вполне родным для ее автора. Впрочем, маловероятно, чтобы Д. Орехов, подобно немецкому классику, проводил время в аскезе и медитации. Скорее всего, нет. Автор «Будды из Бенареса» явно не трепещет перед мистиками Востока. Однако при этом ему удается — и это весьма важно — не затыкать своим героям рот, не навязывать им собственных мыслей.

Язык героев — это язык Ригведы и Дхаммапады. Их одежда, еда, образ жизни вполне достоверны. Отшельники медитируют, испытывают экстатические состояния сознания и даже парят над землей «на высоте двух-трех локтей». Однако все эти моменты воспринимаются вполне естественно. Перед нами не сказка, а притча. Притча о восточном мистицизме или, если угодно, об оккультизме.

Роман можно отнести к столь популярному сейчас жанру «альтернативной истории». Фабула произведения строится на допущении: исторических будд было два. (Следует оговориться, что с точки зрения буддологической науки подобная версия вполне правомочна. Неслучайно современный исследователь Эдвард Томас, автор книги «Будда. История и легенды» (М., 2003), сообщает, что Девадатта, двоюродный брат Сиддхарты Гаутамы, основал свою — альтернативную — буддийскую общину.)

Первая часть романа вполне, если так можно выразиться, «канонична» — герои действуют согласно историческому преданию. Перед читателем появляется царевич Сиддхарта, покинувший дворец после встреч с больным, стариком, мертвецом. Однако уже в самом начале книги появляется ощущение, что дальше без сюрпризов не обойдется. Во-первых, Ананда, любимый ученик Будды, предстает перед нами двухлетним ребенком. Во-вторых, человека, знакомого с «канонической» биографией Будды, не может не удивить маршрут путешествия Сиддхарты и Девадатты. Это путешествие начинается в городе Кушинаре. А ведь согласно буддийской легенде, именно возле Кушинара Будда окончил свои дни, отравившись свининой в гостях у кузнеца Чунды! В романе Орехова Сиддхарта тоже угощается у кузнеца парной свининой, а потом преспокойно продолжает свой путь. Дальше — больше. Маршрут путешествия в точности повторяет последнее путешествие Будды, за одним исключением — это путешествие в обратном направлении!

Во второй части действие решительно съезжает с накатанных рельсов исторического предания. Это происходит в тот момент, когда Девадатта, решившись захватить власть в общине, покушается на жизнь своего двоюродного брата. Согласно буддийским легендам, Сиддхарта вышел победителем из этой дуэли: бешеного слона он «наполнил любовью» и остался во главе общины. В романе Орехова все происходит несколько иначе. Впрочем, ощущение достоверности происходящего не покидает нас до последней страницы.

Но дело, конечно же, не в том, насколько точно книга реконструирует историю или жизнь ранней буддийской общины. Автор и не ставил такой задачи. Роман «Будда из Бенареса» — это соединение истории, мифологии и фантазии автора, причем все в нем подчинено одной идее, одному важнейшему вопросу: может ли задача внутреннего самосовершенствования быть оправданием отказа от нравственных норм? Сиддхарта в романе Орехова (впрочем, как и исторический Будда Шакьямуни) убежден, что страдания проистекают от желаний. Следовательно, надо побороть в себе абсолютно все желания. Получается, что с точки зрения буддийской доктрины желание поквитаться с обидчиком или желание протянуть руку ближнему равноценны — они одинаковым образом держат человека в «плену сансары». Сиддхарта упорно пытается провести в жизнь свою философию. Так создается коллизия: Сиддхарта-человек борется с Сиддхартой-отшельником. Кто же из них победит? Напряжение не спадает до самой последней страницы…

Н. Н.

• СПб.,: Амфора, 2005
• Переплет, 304 с.
• ISBN 5-94278-951-7
• Тираж: 5000 экз.

На повестке дня роман украинского писателя Андрея Куркова «Пикник на льду». Вообще, Курков не просто какой-то там украинский писатель. Он, по уверениям компетентных людей, «современный русскоязычный писатель номер один в Европе». Так-то! Автор бесчисленных книжек, которые переведены на двадцать два языка мира. По его сценариям снято более двух десятков художественных, короткометражных и телевизионных фильмов. Словом, послужной список будь здоров. Немудрено, что взял я тоненькую, весело оформленную книжицу с некоторым трепетом. Тем паче, что роман «Пикник на льду» был в 2003 году признан книгой года в Швейцарии.

Коротенько о сюжете. Журналист Виктор Золотарев получает необычное задание от крупной газеты: писать некрологи на видных людей, хотя все оные пока еще живы. И что интересно, граждане, на которых некролог написан, долго на этом свете не задерживаются. Постепенно герой понимает, что втянут в криминальные игры теневых структур.

После первых страниц немного отлегло. Оказалось, что Курков — это Владимир Кунин, помноженный на Оксану Робски. «Дома перед сном Виктор пил чай и думал о смерти. Думалось ему легко». И так далее. Без изысков. Читать книгу легко. Не читать — еще легче.

Нет, сама идея очень даже ничего. Свеженькая, с неплохим потенциалом. Но… Вот есть книги, которые напоминают мне кастрированного кота. То есть вроде бы и кот, но уже не совсем кот. Главную свою функцию выполнять не может. Так и с книжками. И слова в ней есть, и сюжет какой-то, и герои что-то делают, «а включаешь — не работает», как сказал Жванецкий. «Пикник на льду» как раз из этой оперы.

В романе все происходит само собой, персонажам суетиться не надо. Нужна работа — нашлась, нужны деньги — принесли, и так далее. Главный герой ходит, бродит, кофе пьет. Причем не потому, что хочет, а потому, что автор его пинками заставляет. Сам бы ни черта не сделал. Остальные персонажи не лучше — музей восковых фигур. Сказали то, что автору нужно, сделали что-то невразумительное и ушли со сцены, пока снова автору не понадобятся. Веревки, за которые он их дергает, видны за версту. Разве что пингвин Миша порадовал. Всем пингвинам пингвин. Очень естественно ест рыбу и купается в проруби.

Ну и философские размышления. Простенькие, такие, чтобы каждому школьнику было все ясно. Как я понимаю, единственная их задача — не дать роману скатиться до обычного детектива в духе Донцовой. Это удалось. Действительно получилось скучнее. С претензией вроде как на прозу.

Впрочем, ничего удивительного во всем этом нет. Сам Курков о своем творчестве говорит прямо: «Когда писатель хочет купить бутылку хорошего шампанского, то, чтобы заработать на нее деньги, ему нужно стать на две ступеньки ниже и написать что-нибудь попроще».
На шампанское Андрей Курков себе заработал, это уж точно.

Кирилл Алексеев