Опыты над кушающими людьми

В Вагенингене (Нидерланды) любят биологию. На ней специализируется местный университет и разнообразные исследовательские центры. Один из них — Restaurant of the Future Research Foundation — проводит опыты над кушающими людьми.

Вы приходите в «ресторан будущего» (это название), выбираете себе рыбу или спаржу и не подозреваете, что ваш выбор зависит от того, насколько разинуты на окнах занавески, какой формы светильник поставлен на стол и от прочих столь же малозаметных, но важных вещей. Ученый сидит за шторкой, грызет карандаш, задорно почесывается, фиксирует результаты наблюдений. Стул одновременно работает весами: стулу, а через него и ученым ведомо, насколько вы потолстели (или похудели, бывают и такие оригиналы) после обеда. Цель этих хитрых экспериментов обычная — сделать людей счастливыми. Пока не вышло, но все впереди.

Егор Стрешнев

Существа с присосками

В Токио в храме Конфуция выставлены вот такие Существа с присосками.

Их создатель — Йоиширо Кавагучи — не только компьютерный художник, но и технический профессор. Художник бросил профессору вызов: а можно ли оживить этих существ? Нет, речь пока не о биологических объектах (всему свое время), а о роботах нового поколения, которые должны всеми вот этими присосками шевелить не хуже, чем настоящие органические многоножки. Роботы приживутся — потом и о биологии речь зайдет. Конфуций учил не останавливаться ни перед чем. Первые результаты обещаны уже через два года.

Егор Стрешнев

Эксгумация грандиоза

Соединение Zlystra & Pupstrip (Злюстра и Пупстрип — псевдонимы поэта и «коллажиста» Ильи Жигунова и музыканта Марии Поваляевой) осуществило проект (videopoetry.narod.ru) «Эксгумация и пряники». Это сборник заснятых на видео положений и ситуаций, в которых современные петербургские стихотворцы читают сочинения авангардных поэтов столетней выдержки. Бродят по набережным и паркам, курят и выпивают, моются и бреются и при этом читают. Владимир Антипенко — Игоря Северянина (как раз Антипенко не читает: северянинское идиотское «Что это? — спичек коробок? Лучинок из берез? И ты их не заметить мог? Ведь это ж грандиоз!» дано титрами), Владимир Беляев — Хармса, Белла Гусарова — Введенского, Елена Косякова — Елену Гуро и так далее.

На создание каждой единицы проекта потрачен неслабый грандиоз усилий. Подложено по три-четыре музыки, плавают коллажные птицерыбы, вмонтированы кадры хроники (Николай Сличенко танцует, опа!), натолчены, как стекло в ступе, компьютерные эффекты, поэты выряжены и срежиссированы, титры продуманы и выписаны. Результат так себе, особой высокохудожественностью не блещет, но тут важно отметить инициативу: да, в культурном городе принято развлекать себя и товарищей культурными акциями, а не тупо водку пить, чтобы стать легкой добычей вечерних гопников. Жизнь продолжается, пока Беляев перепевает Хармса.

фото: videopoetry.narod.ru

Иван Желябов

Дом из стекла

В Саффолке (Англия) соорудили амбар не амбар, дом не дом, а вот такое нечто под названием Sliding house. Внутри конструкции
Дом из стекла, а снаружи шарахается по рельсам деревянный кожух. То есть не так: внутри дом из стекла и обычный дом, а уж сверху кожух, и потому обитатели строения могут выбирать из трех вариантов коротания вечности: за стеклом, за стеклом, спрятанным в кожух, или за двумя комплектами деревянных стен. Снаружи выглядит симпатично, да и внутри, наверное, симпатично. У нас бы через неделю сломались все четыре мотора… Да и в Саффолке, полагаю, они тоже скоро сломаются.

фото: therussellhouse.org

Егор Стрешнев

Виктор Топоров. Литературные андроиды

Глава из книги «Креативная редактура»

Лет шесть назад на торжественной премиальной церемонии жена одного из финалистов с презрением бросила сопернику мужа по шорт-листу: «А ты вообще не писатель! Ты издательский проект!» Реплика изрядно позабавила публику и на какое-то время стала крылатой, все принялись пенять друг дружке непервородством, оно же андроидность: и тебя, мол, в колбе вырастили!

— И тебя!
— А ты — продукт местной сборки из импортных запчастей!
— А за тебя пишут «негры»!
— От «негра» и слышу!
— А ты зато пишешь сам — и сразу видно, что сам, потому что никому твоя писанина и на фиг не нужна!
— А твоя нужна?
— Или!
— Что ж ты у меня взаймы клянчишь, если так?..

Впрочем, выражение «не писатель, а издательский проект», уверенно перевешивало прочие оскорбления.

Меж тем, при заведомой пейоративности подобной характеристики, не говоря уж о целом комплексе подразумеваемых корпоративно-корыстных коннотаций, терминологическая четкость в подобных инсинуациях отсутствует. Хотя бы потому, что издательский проект сплошь и рядом путают с литературным и с авторским, тогда как у них принципиально разные генезис, целеполагание, практика и (в широком смысле) логистика. Вот и в нашем конкретном примере обиженный чужой писженой (то есть писательской женой) прозаик мог бы возразить, что проект он вовсе не издательский (или как минимум не только издательский), но и авторский, причем с претензией на — бери выше! — литературный. Этого горемыку — очередного сына лейтенанта Шмидта, то бишь мнимого правнука Льва Толстого — мы уже «разъяснили» в одной из первых глав), а сейчас попробуем все-таки поупражняться в искусстве дефиниций.

*****

С авторским проектом проще всего. Авторский проект — то, что автор придумал (или актуализировал) и сумел — пусть порой и не на все 100% и уж подавно не навсегда — монополизировать, превратив в личный бренд.. Наиболее характерны примеры из области парапоэзии: одностишия Вишневского, «гарики» Губермана, и т.п. Все мы, подобно мольеровской госпоже Журден, даже не догадывались, что говорим прозой (то есть как раз наоборот — одностишиями и четверостишиями), пока два ловкача не продемонстрировали, что даже из этого бесхитростного умения можно шить шубы. Авторским проектом — уже «не в столбик, а в строчку» — были довлатовские хохмы как бы из жизни общих знакомых (натужное объединение в повести их только портило) — и, отступая еще дальше, «опавшие листья» Розанова; катаевский «мовизм»; «Архипелаг ГУЛАГ»; «Одесские рассказы» Бабеля, Йокнапатофа Уильяма Фолкнера, «Антология Спун-ривер» Мастерса — если перечислять навскидку лишь самое известное. Естественно, каждый удавшийся авторский проект (а неудавшиеся мы просто не замечаем) воспроизводится десятками подражателей, однако всякий раз, по слову Пастернака, «в траве терзается образчик». Авторский проект, как правило (хотя и не обязательно), предполагает некий конкорданс творческих и личностных (биографических) параметров: Губерман посидел, Бабель повоевал, Катаев был редкой сволочью, и т. д. Иногда, впрочем, срабатывает и противоположный принцип диссонанса: безобиднейший Мамлеев как автор мерзопакостных страшилок; буффон Рейн в амплуа лирического поэта; опальный (и беглый) олигарх Юлий Дубов в роли серьезного прозаика, пишущего групповой портрет героев эпохи первоначального (разбойничьего) накопления капитала.

Авторский проект создает и презентирует сам автор — на свой страх и риск и сплошь и рядом — на собственные деньги (или, расширительно, — расходуя накопленный им ранее символический капитал). Скажем, песни Галича «с антисоветским душком» (как тогда выражались) начали расходиться по Москве главным образом потому, что такую «крамолу» принялся сочинять и запел не какой-нибудь жалкий бомж или никому не интересный мнс из НИИ, а знаменитый и, безусловно, преуспевающий советский драматург (пьеса «Вас вызывает Таймыр» и многие другие). «Архипелаг ГУЛАГ» создавался в подполье и до поры хранился в «укрывище». После многочасового допроса одна из машинисток, перепечатывавших рукопись, повесилась. Авторский проект «Жванецкий» существовал в устной форме — и, будучи реализован в печатной форме (в издательстве «Время» вышло собрание сочинений сверхпопулярного сатирика) благополучно сдулся. Впрочем, «итальянский Жванецкий», скорее даже «итальянский Задорнов», Дарио Фо ухитрился получить за свои по преимуществу эстрадные хохмы Нобелевскую премию по литературе!

*****

Яркий и противоречивый авторский проект был реализован в последние годы не без моего участия. Я имею в виду, конечно, «Анти-Ахматову» Тамары Катаевой. Никто не знает, почему эта молодая интеллигентная внешне симпатичная и, как мне показалось, счастливая в личной жизни женщина с такой яростью возненавидела пусть и не великую, но все же, несомненно, выдающуюся поэтессу, умершую задолго до появления на свет самой Тамары (которая, кстати, к писательскому семейству Катаевых никаким боком отношения не имеет, равно как и ее муж — не более чем однофамилец прекрасного писателя Замятина), — однако это произошло и, произойдя, побудило ее, потратив несколько лет, наполовину написать, наполовину составить эту странную полубезумную книгу.

С «Анти-Ахматовой» Катаева обратилась ко мне в «Лимбус». Понятно, почему ко мне, — ряд моих уже опубликованных к тому времени статей был посвящен не разоблачению, разумеется, но существенному уточнению культа Ахматовой, на мой взгляд, все же чрезмерно раздутого. Я принял рукопись в работу, сразу же предупредив автора, что намереваюсь подвергнуть текст существенному сокращению и переработке. Эту работу я заказал внешнему редактору — университетскому филологу-русисту. Изюминка рукописи (во многом повторяющей вересаевских «Пушкина» и «Гоголя в жизни») заключалась во всестороннем «разоблачении» Ахматовой устами ее самых преданных поклонников и поклонниц — то есть в разоблачении невольном. Авторские комментарии Катаевой (порой вопиюще грубые) дело только портили — и я предупредил Тамару, что сокращения и стилистическая обработка коснутся в первую очередь ее авторского текста (тогда как из фрагментарных мемуаров я предполагал убрать лишь заведомые повторы).

Однако работа в какой-то момент разладилась по независящим обстоятельствам: издательство переживало не лучшие дни. Катаева предложила издать книгу за собственный счет — и, хотя я категорически предостерег ее против этого, — обратилась через мою голову с этим предложением к директору издательства. Две дамы (директором у нас тогда была тоже дама и тоже молодая) не сошлись по вопросу о цене, и с идеей издания «Анти-Ахматовой» в «Лимбусе» было тем самым покончено раз и навсегда.

Катаева однако не сдалась. Через год-другой она все же нашла издателя (причем, сказала она мне, они с мужем не вложили в это издание ни копейки) и попросила меня написать предисловие, на что я, разумеется, согласился. Печатая книгу в маленьком никому не известном издательстве, Катаева убрала всю проделанную в «Лимбусе» редактуру и восстановила все сделанные там купюры. «Анти-Ахматова» с моим предисловием вышла в авторской редакции — и разлетелась мгновенно! Массовым тиражом книгу переиздал один из главных отечественных «монстров» (правда, не в Москве, а в минском филиале, — чего-то там схимичили с налогами). Катаева проснулась знаменитой и раз и навсегда прославилась — или дурно прославилась, смотря как смотреть: ведь не пнул ее и не вытер о нее ноги (в критических откликах на ее книгу) только ленивый.

Досталось, понятно, и мне. Одни (безбожно льстя Катаевой) объявили, что такому «умищу» просто неоткуда взяться у простой женщины-дефектолога (именно таков институтский диплом Тамары, хотя вообще-то они с мужем работают в рекламном бизнесе), а значит, книгу составил и написал Топоров — вот только он на всякий пожарный укрылся под ничего не значащей маской. Другие утверждали, будто Катаева-то настоящая, — вот только она моя любовница, — поэтому, дескать, я так о ней и пекусь… Саму Тамару я видел, кстати, один раз в жизни: они с мужем в свой единственный приезд в Питер угостили меня ланчем в кафетерии гостиницы, в которой остановились.

Я излагаю эту историю столь подробно, потому что на этом примере отчетливо видна разница между издательским проектом (о нем ниже) и авторским. Если бы «Анти-Ахматова» вышла в «Лимбусе», будучи предварительно подвергнута креативной редактуре по заданным мною направлениям, а затем раскручена PR-службой — это был бы издательский проект. А так, как всё сложилось на самом деле (включая даже мое предисловие), — перед нами авторский проект Тамары Катаевой. И проект — при всей своей неоднозначности — успешный.

То есть креативному редактору с авторским проектом делать нечего. Вернее, после вмешательства креативного редактора, проект перестает быть авторским и превращается в издательский.

*****

Издательский проект — явление многоплановое и, вопреки распространенному мнению, не лишенное романтического налета. Прежде чем превратить рукопись в книгу (и безымянного графомана в знаменитость; или наоборот: далекую от литературы знаменитость — в хотя бы чисто номинального писателя), издатель непременно в нее влюбляется (о чем у нас уже шла речь в начале книги). В нее — или в ее потенциал; рукопись плюс потенциал (или личность, под которую можно подогнать рукопись: был бы человек, а статья, то есть рукопись, найдется!) — это и есть самая грубая формула издательского проекта. Издатель влюбляется в рукопись как в богатую невесту (в большинстве случаев), но может влюбиться и в бесприданницу. «Пишите бескорыстно, за это платят больше всего!» — советовал молодым сочинителям прожженный циник Чуковский. То же самое — печатайте бескорыстно — можно порекомендовать и издателям, благо, все они у нас сравнительно молоды если не по возрасту, то по стажу.

Важно осознать, что издательский проект это не упаковка (каковой в данном случае являются собственно издание с сопутствующими PR и рекламой), а сам продукт. Издательский проект в издательстве и создается — из «давальческого» (то есть привлеченного со стороны) сырья, хотя и это не обязательно. Издательский проект это на первом этапе идея, под реализацию которой проводится кастинг. Нанимаются «негры» в одних случаях, придумываются захватывающие или трогательные биографии в других, переформатируется и подается как первооткрытие нечто давно известное в третьих, клонируется чужой успех в четвертых. Разумеется, все эти — и многие другие — разновидности издательских проектов для достижения максимального коммерческого (но не только коммерческого) успеха выступают не только порознь, но и вкупе, — иначе говоря, они контаминируются.

Литературные «негры» писали еще за Дюма-отца. Тихая евреечка из журнала «Знамя» сочинила «Щит и меч» за главного редактора Вадима Кожевникова. Главный редактор другого журнала — «Дружбы народов» — Сергей Баруздин скупал в советское время стихи у непечатающихся поэтов и публиковал под собственным именем. «Негры» пишут за современных раскрученных детективщиков — скажем, за Фридриха Незнанского и, скорее всего, за Александру Маринину. Пишут — и хулиганят: ведь трудно поверить, что эта почтенная дама, подполковник милиции, могла бы, описывая любительницу кошечек, скаламбурить на тему феллацио и фелинизма, то есть любви к кошечкам и орального секса, меж тем именно такую шутку можно найти на страницах романа «Седьмая жертва». А вот создатель «Бешеного» Виктор Доценко писал — пока его печатали — явно сам. В издательстве ему всего лишь присочинили уголовное прошлое. В переделкинском Доме творчества мы сидели в столовой за одним столиком: литературный «авторитет» не употреблял спиртного и питался главным образом манной кашей, зато всякий раз требовал «добавки»…

В издательском доме «Нева» реализовали проект «Марина Воронцова» (то есть Маринина плюс Донцова, разрабатываемые другими издательствами). Под это дело поднаняли начинающую писательницу Лилию Ким, печатавшую затем серьезную прозу под собственным именем у меня в «Лимбусе». Здесь же, в «Неве», не сумев перекупить у киевской «Софии» Паоло Коэльо, начали вовсю гнать некоего Анхело де Кутиньо — якобы, живущего в Москве и пишущего по-русски слепого девяностолетнего латиноса. В каком-то московском издательстве выпустили собственноручно сляпанную книгу, приписав ее Карлосу Кастанеде. Межиздательским мегапроектом (хотя вообще-то его начала «Амфора»; реализующая, наряду с прочим, издательские проекты «ФРАМ» и «Стогофф», а также «Библиотека кинодраматурга») является «импортозамещение»: популярность Павича, Мураками, какой-нибудь «Бриджит Джонс» вызывает к жизни огромное количество как искусных (порой заметно превосходящих первоисточник), так и неумелых подражаний. Иногда, как в случае с Гарри Поттером и его доморощенными клонами, эта практика приобретает чуть ли не криминальный оттенок и появляются — на международном уровне — обвинения в плагиате.

В самые последние годы общее внимание привлекли к себе два издательских проекта: «Девятный Спас» некоего Анатолия Брусникина и творчество столь же загадочной Анны Борисовой (романы «Там» и «Креативщик). В обоих случаях удивляло и вместе с тем настораживала щедрость, с какой крупные издательства рекламировали произведения никому не известных авторов (растяжки и стенды на улицах столицы, плакаты в метро и прочее). Сама эта расточительность породила слухи, которые, в свою очередь, способствовали дополнительной раскрутке столь шумно рекламируемых книг. О «Девятном Спасе» говорили (и писали, и спорили, и заключали пари), будто его под новой, или вернее старо-новой, маской сочинил Борис Акунин* (Георгий Чхартшвили), указывая, наряду с прочим, на то, что имена А. Брусникина и Б.Акунина складываются из одних и тех же букв, хотя и не представляют собой полную анаграмму, — таким образом, дескать, создатель Фандорина намекнул читателю на то, что, как минимум, приложил руку и к новому псевдоисторическому опусу.

Сам я придерживаюсь на сей счет несколько иной теории: на мой взгляд, Чхартшвили, подобно Дюма-отцу, пишет только синопсис своих романов и сам проводит затем их окончательную стилистическую правку (а также креативную реадактуру!), тогда как «объем» нагоняют за него все те же «негры». Акунинских «негров» несколько — одни поталантливее, другие — побездарнее, отсюда и резкие перепады качества от романа к роману и даже от одной сюжетной линии романа к другой. И вот один из акунинских «негров» ударился в бега и, «перебравшись в северные штаты», сочинил под псевдонимом Анатолий Брусникин вроде бы типично акунинский и, вместе с тем, не вполне акунинский роман.

Ситуация с Анной Борисовой еще запутаннее. Ходят слухи, будто под этим именем сочиняет и выпускает романы кто-то из олигархов. Называют, в частности, имя Александра Мамута, неожиданно (и в общем-то не слишком продуктивно) вошедшего в последние годы и в издательский бизнес. Правда, «Креативщик» увидел свет не в принадлежащем Мамуту «Аттикусе» — и это вроде бы опровергает версию об его авторстве. Хотя, с другой стороны, если уж заметать следы, то почему бы не замести их еще хитрее? И, в любом случае, никому не известно, пишет ли под псевдонимом Анна Борисова сам олигарх (тот или другой) или нанятые им «негры».

Еще один примечательный издательский проект осуществил в собственном издательстве «Популярная литература» Константин Рыков. Идея «Поплита» сводится к тому, что, если взять никому не известного автора, напечатать его сразу стотысячным (минимум!) тиражом и агрессивно разрекламировать, то разойдется не только первый тираж, но и две-три допечатки, а то и больше. Писателей Сергея Минаева, Эдуарда Багирова, Марину Юденич, Дмитрия Глуховского (и ряд других) Рыков раскрутил с нуля (а в отдельных случаях — и с отметки ниже нуля). Правда, подлинный коммерческий успех принесли ему всего два автора — Минаев и Глуховский, — и, хотя тиражи обоих перевалили за полмиллиона, еще не известно, «отбил» ли Рыков расходы на рекламную кампанию всей славной когорты.

С какого-то момента «поплитовских» авторов начали переманивать (при этом прокатился слушок о миллионных — в долларах! — гонорарах или, как минимум, посулах). Да и саму рыковскую тактику — издавать неизвестных авторов массовым тиражом — взяли на вооружение в самых разных местах. Правда, с неоднозначными результатами. Скажем, удачно раскрутив по описанной выше схеме пермяка Алексея Иванова, петербургская «Азбука» (с некоторых пор она слилась с мамутовским «Аттикусом») попробовала было теми же методами сбыть покупателю пятидесятитысячный тираж иркутчанина Алексея Шаманова — и хорошо если продала хотя бы десятую часть.

Роль редактора (креативного редактора) в разработке и реализации издательского проекта многопланова. Чаще всего он участвует в предварительном мозговом штурме — что бы такое нам придумать, чтобы разбогатеть; иногда предлагает «счастливую» (или, увы, несчастливую) идею сам; становится по поручению начальства куратором того или иного проекта; и, наконец, проводит креативную (да и нормативную) редактуру рукописи как таковую. А уж что это за проект — Салман Рушди по-русски или, допустим, Оксана Робски (и многочисленные лже-Робски) — значения в интересующем нас аспекте не имеет; бывает, знаете ли, очень по-разному.

*****

Литературный проект поддается дефиниции в наименьшей степени, потому что каждая удача в этой области обладает неповторимостью. То есть повторить — клонировать — ее как раз можно, но это всякий раз низводит литературный проект на уровень издательского или межиздательского (а порой и авторского). Литературный проект родится на стыке авторского и издательского и обеспечивает им обоим кумулятивный эффект. Кроме того, здесь не так уж много материала для обобщений. По сути дела, полностью удавшимся (да и то если отвлечься от чисто художественной стороны дела) на сегодня является один-единственный литературный проект. И имя этому проекту — все тот же Борис Акунин.

Здесь важно осознать следующее. Цикл романов о сыщике Фандорине, равно как и цикл романов о любительнице частного сыска Пелагее — это авторские проекты, полностью сопоставимые в таком качестве с циклом романов Леонида Юзефовича о сыщике Путилине; хуже того, во многом повторяющие авторский проект Юзефовича и, к тому же, заметно уступающие ему как произведения, проходящие по ведомству изящной словесности. Романы о Фандорине, сочиненные загадочным Б. Акуниным, — это, вместе с тем, и издательский проект «Захарова», запущенный в 1998 году (практически одновременно со стартом самого издательства) и в конце концов принесший как таинственному автору, так и начинающему издателю успех, славу и деньги. Хотя первые полтора-два года влюбленный в свой проект издатель терпел на нем сплошные убытки. А вот сам по себе Борис Акунин, вознамерившийся переписать заново и сделать приятной во всех отношениях отечественную классическую литературу, — это и есть литературный проект в чистом виде. Художественные достоинства которого, равно как и гипотетический вопрос об использовании «негритянского» труда, здесь не обсуждаются как не релевантные. Критерием состоятельности литературного проекта является его успех, в данном случае оглушительный.

Еще раз повторю для самых умных: «Бондиана» Йэна Флеминга — авторский проект; «Библиотека приключений» или ЖЗЛ (как «Жизнь замечательных людей», так и «Жизнь запрещенных людей») — издательские проекты; Вильям Шекспир (особенно если он сам, как утверждается многими, не написал ни строки), или Михаил Шолохов, или братья Стругацкие — проекты литературные. Да и братья Вайнеры, кстати, тоже. Оба братских дуэта сформированы по одной и той же модели: один из братьев, якобы, знает (Стругацкий — астроном, Вайнер — сыщик), а другой — умеет (Стругацкий — переводчик, Вайнер — журналист). Ну, и Козьма Прутков, разумеется. Ну, и Борис Акунин, обратившийся однажды к знаменитым писателям современности с призывом о соавторстве, потому что у Григория Чхартшвили, по его собственному признанию, «иссякли слова, но остались мысли». На призыв вроде бы никто не откликнулся, но продуктивность Акунина с тех пор, как вы наверняка заметили, только возросла.

Задача креативного редактора (правда, скорее в ипостаси главного редактора или владельца издательства) — суметь вовремя — то есть загодя — разглядеть в перспективном авторском проекте, во-первых, перспективность саму по себе, а во-вторых, возможность превращения авторского проекта в литературный проект, иначе говоря, увидеть или угадать в лягушке будущую царевну.

В современных условиях, оценивая перспективность литературного или, во вторую очередь, издательского проекта, издателю необходимо учитывать и его мультимедийный потенциал, заглядываясь на журавля в небе (каким станет голливудская экранизация того же Акунина Брайаном де Пальмой), но не упуская из виду и таких вполне «съедобных», чтобы не сказать лакомых синиц, как, допустим, Мосфильм или Первый канал. Подробный разговор об этом увел бы нас далеко в сторону от темы, поэтому отмечу лишь, что чем лучше вы «приберете» издаваемую вами книгу, чем в большей степени доведете ее до ума, тем выше вероятность того, что на нее упадет (а главное, на ней остановится) благосклонный взгляд какого-нибудь продюсера или режиссера.

Затевая литературный проект, важно определиться и с тем, готовы ли вы (в идеальном случае, разумеется) довольствоваться успехом на национальном уровне или же вам хочется вывести данный проект на международный. Там и тут игра идет, мягко говоря, по несколько отличающимся друг от друга правилам. Объединяет перспективный литературный проект для внутреннего пользования с его интернациональным аналогом лишь одно: об авторе должно быть известно, что он уже написал (или, как минимум, пишет) что-то еще, помимо положенной в основу литературного проекта книги. Литературный проект (как, впрочем, и издательский) крайне редко бывает одноразовым; в его раскрутку с самого начала вкладываются силы и средства, оправдать которые можно будет только несколькими удачными книгами, — ну, или грандиозным успехом одной-единственной. Но тогда уж совершенно грандиозным.

* Внесен в реестр террористов и экстремистов Росфинмониторинга.

Зауроподы шею вверх не вытягивали

В многомудром журнале Biology Letters лондонские ученые опубликовали статью, доказывающую, что девятиметровошееи зауроподы шею вверх не вытягивали (как это любит показывать нам Голливуд), а маневрировали ею сугубо по горизонтали. То есть не срывали листья и прочие бананы с высоких деревьев, а могли дотягиваться до дальних кустов.

Ученые подсчитали, что если бы зауропод вытягивал голову вверх, то половину всей жизненной энергии он тратил бы на это необязательное действие. Вот он ее и не поднимал, молодец!

Егор Стрешнев

Когда нельзя, но очень хочется

Вступившие в силу Правила землепользования и застройки, вообще-то, ждали как ксиву, способную остановить строительный беспредел. Высотный регламент наконец-то, все дела. «Охта-центру» не бывать, жилым мансардам на куполе Казанского собора — тоже!

И есть в них пункт, аккуратно прописывающий, как преодолеть высотный регламент, если сильно захочется.

Еще раз: прямо в законе прописано, как его обойти.

Заметьте, я не говорю, что депутаты ЗАКСа специально составили закон, предусматривающий преодоление ПЗЗ за ту или иную (по сумме или по форме) взятку. Конечно, такая возможность образовалась случайно. Но она все же образовалась. Насколько уважительно власти собираются относиться к правилам, судите по такому примеру: месяц прошел, как их ввели в действие, а главный архитектор города Юрий Митерев, обсуждая возможность построить театр Льву Додину в защищенной зеленой зоне (за ТЮЗом), сообщил, что готов запустить процедуру преодоления. Так что будет сия процедура привычной, и вряд ли ее будут менее охотно запускать ради офис-центров и элитного жилья.

На этом фоне маленькие победы петербургофилии — слезы. Да, скандальную новую биржу на Васильевском укорачивают, работа идет. Из-за нее, правда, тут же высунулся жилой комплекс, который укорачивать никто не станет, но и укорот биржи — удача: вид не спасет, зато бизнесмены будут знать, что укорот возможен, и не станут в другой раз высовываться.

Но в этом последнем тезисе ваш покорный слуга уже усомнился. Сейчас идет могучая атака жилой высотки у Новодевичьего монастыря. Строители, получив (задним числом!) разрешение за два, кажется, дня до начала действия ПЗЗ, торжествовали победу, но вмешалась высокая политика. После посещения монастыря новым Патриархом и прокуратура возобновила свой интерес к ситуации, и Росохранкультура сочинила бумажку президенту Медведеву, которому, как и Патриарху Кириллу, не помешает пиар. Очень может быть, что «Империал» (имя дома) тоже придется подрезать.

Только не остановит это строителей, когда они будут планировать небоскреб в очередном живописном месте. Да, бизнес — это зона риска, иногда можно и проиграть. Но поскольку встроены строители в финансовую и политическую систему, постольку проколов всегда будет сильно меньше, нежели триумфов. В следующий раз хоть во дворе монастыря построят — два раза подряд никакой Патриарх не выручит. А убытки понести: что же, важнее сохранить лояльность и место в системе.

Иван Желябов

Целлулоидное величие

Российская кинематография против грузин и поляков

Даром свой хлеб порядочные люди не едят, совесть не позволяет даром есть, так что едят — не даром. Вот и кремлевские пропагандисты не подвели благодетелей: на Первом канале прошел фильм «Олимпус Инферно», посвященный грузино-осетино-российской войне. Московско-американская парочка энтомологов (охотников за насекомыми; название фильма — это порода бабочки) случайно снимает в соответствующих горах вместо бабочки эпизод с участием человеческих особей, который неопровержимо доказывает, что войну начала Грузия.

После чего у энтомологов начинаются очень большие проблемы, понятно.

Грузины выведены в фильме прожженными негодяями, которые, прекрасно понимая неправедность своей войны, все равно активно мажут руки в крови, ибо негодяи и не могут не мазать.

На больших же экранах одновременно с инфернусом появился святикус, а именно «Тарас Бульба» в трактовке режиссера Бортко, который после прекрасного «Собачьего сердца» посвятил жизнь доказательству сугубой случайности своего единственного успеха. В «Бульбу» Бортко вписал от себя горстку нелепостей (православных парней выгоняют из костела как неверных: очень глупая клюква), но мог бы и не вписывать, достало бы интонации. Тут условно наши казаки бьются с поляками, любимое развлечение которых — пытать казаков во все щели всеми доступными шомполами. Лаконичная, но яркая характеристика национального характера.

Подразумевается, надо полагать, что зрители соответствующих шедевров кинематографии должны подняться с дивана и выйти из зала, будучи преисполненными лютой ненавистью к бывшим братским народам.

Мне как русскому за пропагандистов своих стыдно по двум как минимум причинам.

Во-первых, усилия их определенно избыточны. В вопросе о начале войны с Грузией они вовсе ломятся в открытую дверь. С тем, что Саакашвили — невменяемое чудовище, соглашаются даже и самые ярые наши западники. Саакашвили — фигура консенсуса между либералами и патриотами. В августовской войне россияне болели, разумеется, за своих. Доказывать тут нечего и некому. Что касается поляков — то к ним российское общество, кажется, совершенно индифферентно. Нет такой фигуры любви или ненависти, как «поляк». «Грузин», может, и есть, несомненно, есть обобщенный «хач», есть в какой-то мере «америкос», не очень актуален, но существует и всегда готов актуализироваться «еврей», а вот «поляка» нет. Про Януша Вишневского далеко не каждый читатель вспомнит, что это — перевод с польского. Так, с какого-то.

Во-вторых, махать кулаками помимо драки, где-то в безопасной сторонке, на карманном канале, в хорошо охраняемой киностудии, — это как-то слишком позорно. Нет ничего беспомощнее, чем убеждать нацию, что она великая, средствами искусства, а не жизни. С теми же поляками вспомните хохму три года назад: побили в Варшаве гопники детей русских дипломатов, после чего в Москве в течение недели трижды аккуратно избивались польские граждане из разных социальных групп. Мелкая вшивая месть. Нет, чтобы заняться делом. Чеченский криминалитет устраивает междоусобные разборки не в Гудермесе, а в Петербурге и Москве, и никто ему не мешает. Белоруссия вытирает о нас ноги (свежий изящный пример: кинули с обещанным признанием независимости все той же Осетии). Уж коли мы не можем справиться ни с чеченами, ни с белорусами, остается утверждать свое величие на киноэкране.

Тьфу.

Иван Желябов

Киллер

  • Беспомощная драма с четырьмя неизвестными
  • Режиссер Джон Мэдден
  • США, 84 мин

Как «Киллер» попал в российский прокатный график — большая загадка, даже в США его выпустили сразу на DVD. Вероятнее всего, этот разложившийся труп везут к нам на волне успеха промо-компании фильма «Рестлер»: фрик-шоу, устроенное Микки Рурком сначала в студии программы «Время», а потом и у смешариков из «Прожекторпэрисхилтона», на несколько месяцев превратило актера в самого популярного в России экранного персонажа. Теперь «на Рурке» можно зарабатывать.

В фильме Мэддена Рурк (со смешной седой косичкой, нарисованными бровями и завитыми ресницами) играет индейца-киллера, который проваливает очередное задание: вместе с жертвой он убивает еще и любовницу заказчика. Тот в ярости и грозится отомстить, а индеец в это время зачем-то ввязывается в еще одну идиотскую историю с участием малолетнего психопата и семейной пары на грани развода. До конца фильма все четверо неоднократно попытаются друг друга пристрелить.

«Киллер» — не столько полноценное кино, сколько его выкройка. Экранизацией романа Элмора Леонарда на самом деле должен был заниматься Тони Скотт, а на главные роли в свое время были утверждены Роберт Де Ниро и Квентин Тарантино. После конфликта студий Miramax и Disney работу над ней заморозили, и в итоге постановкой занялся Джон Мэдден, автор «Влюбленного Шекспира» и «Доказательства». На тест-просмотрах фильм забраковали, потом несколько раз перемонтировали. То, что от него осталось, нельзя назвать ни психологической драмой, ни криминальным детективом: здесь нет ни характеров, ни леонардовского юмора, ни саспенса. Нет, есть, конечно, косичка Рурка. Но уж больно она тоненькая.

Ксения Реутова

Игорь Губерман, Александр Окунь. Путеводитель по стране сионских мудрецов

Отрывок из книги «Путеводитель по стране сионских мудрецов»

Церковь Святой Анны, построенная крестоносцами, на наш взгляд, — самая красивая во всем Иерусалиме: дивные пропорции, чудная акустика, и вся она какая-то торжественная, чистая, светлая. Находится эта церковь прямо напротив грандиозных бассейнов Бефесды. Только глядя на эти циклопические сооружения, начинаешь понимать, каким же невероятным городом был древний Иерусалим. Там есть еще и остатки римского храма, византийской церкви и небольшой бассейн, у которого стоит доска с трогательной надписью: «Это не там, а здесь Иисус исцелил паралитика». Надпись с очевидностью дает нам право очередной раз воскликнуть: это было здесь!

Следующий после рождения эпизод из жизни Марии переносит нас в деревушку (сегодня — район Иерусалима) Эйн-Керем, место настолько очаровательное, что в конце недели лучше к нему не приближаться: после потения в пробке, которая начинается еще наверху, у чудовища Ники де Сен-Фаль, вы будете обречены любоваться сотнями туристов с риском оглохнуть от криков и воплей на разных языках. А вот в будний день у вас есть все шансы провести время, как и подобает культурному человеку: посидеть в одном из ресторанов (весьма неплохих), полюбоваться пасторальными видами, цветочками, старинными каменными домиками, побродить по переулкам, зайти в одну из студий художников, которых здесь обитает немало (особо рекомендуем чудного художника и человека Ицхака Гринфельда, скульптора Аарона Бецалеля и дорогую подругу нашу Хедву Шемеш). А если вам вздумается учинить пикник, то мы с радостью присоветуем вам свое заветное место. Для того чтобы туда добраться, надо выйти на небольшую площадь, где слева от вас будет чрезвычайно древний источник, куда Мария ходила за водой и около которого повстречала свою дальнюю родственницу, тоже беременную Елизавету. А если повернуть направо и пройти вверх сотню с чем-то метров, то можно добраться до вполне впечатляющей церкви Сретения времен крестоносцев, где произошло то же самое событие. Удивляться этому не надо, мы же вас предупреждали: на этой земле все у всех двоится. Короче, где бы это ни произошло, это произошло здесь, а не в Тель-Авиве, Москве или Лиссабоне.

Зато если двинуться вперед, оставив по правую руку музыкальный центр Тарг, где по субботам бывают замечательные концерты, а в антракте кормят супчиком и поят вином (отчего второе отделение, как правило, еще лучше первого), подняться метров семьдесят вверх по дороге и около большого куста с неведомым нам названием свернуть налево, то вы окажетесь на древней римской дороге, среди совершенно дикой природы с удивительными видами и, главное,- в полном одиночестве. Короче, чтобы приятно провести время на природе, совсем не нужно ехать черт знает куда. Надо просто знать и любить родимый город. И в дополнение необходимо отметить, что именно в Эйн-Кереме стоит Горненский женский монастырь, весьма знаменитый в русской литературе, хоть Бунина почитайте. Он, кстати, здесь бывал. На этом месте мы Эйн-Керем временно покинем.

Как известно, Мария вместе с мужем своим Иосифом проживала в Назарете, в те времена — маленьком еврейском местечке. В 1099 году Назарет захватил знаменитый рыцарь и король Танкред. Он даже перенес туда свою столицу, которая раньше была в Бейт-Шеане, о котором мы уже рассказывали.

Из других знаменитых полководцев мы упомянем имя нашего любимого героя Наполеона. Да! Император был здесь и даже молился на месте, где потом был построен собор Благовещения, ибо тут некогда стоял дом Марии и Иосифа. (А сразу за собором — церковь, внутри которой есть столярная мастерская папаши Иосифа.) Как всем хорошо известно, именно здесь архангел Гавриил сообщил Марии то, что сообщил. Счастливые родители отправились рожать в Вифлеем, о котором мы рассказывать не будем, ибо он теперь у палестинцев, но когда-то мы очень даже любили навещать этот прелестный городок с отменной базиликой Рождества и гротами, где похоронен святой Иероним — тот самый, который, почесывая ручного льва, перевел Библию на латынь. А еще в Вифлееме был дешевый рынок, где было полно покупателей-евреев, в забегаловках — хороший кофе, и улыбчивые арабы-христиане торговали свининой и вертелами из масличного дерева… А теперь евреев вовсе нету, христиан с каждым годом становится все меньше и меньше, уж почти и вовсе не осталось, потому что больно агрессивны мусульмане и к христианам относятся… да чего там говорить, всем известно, как относятся. Кстати, вот уже долгое время пытаются они напротив собора Благовещения в Назарете выстроить мечеть. Именно что напротив, и именно что мечеть, и именно очень большую. Будто другого места нет. А с другой стороны, их можно понять. Если это вам интересно, обратитесь к европейской левой интеллигенции — они объяснят. А мы не можем — извините.

Кстати, о Назарете. Вплотную к этому городу, где христиан становится тоже все меньше и меньше и где можно поесть хороший хумус и бараньи ребрышки, построен город под названием Верхний Назарет, что на иврите звучит как Нацрат-Илит. В этом городе живут евреи, и в частности, несколько лет назад поселилась там пара молодых людей родом из Питера. По прошествии положенного времени у них тоже родился ребенок. Тоже мальчик. Хорошенький такой. Глазки голубые. Волосики золотыми локонами вьются. Родители души в своем первенце не чаяли и более всего болели душой, чтобы мальчик не отпал от великой русской культуры и русского языка. И так они старались, что он не только не отпал, а совершенно напротив: знал наизусть «Сказку о рыбаке и рыбке» и другие сочинения А. С. Пушкина и читал их вслух совершенно безо всякого акцента. Надо сказать, что и воспитания ребенок был отменного — говорил голосом нежным, вежливо и красиво. И вот когда минуло ребенку шесть лет, то повезли его родители в Петербург, дабы проживающие там дедушка с бабушкой восхитились. И бабушка с дедушкой очень даже восхитились. И немедля повели дитя гулять в Летний сад, где много парковой скульптуры и памятник дедушке Крылову. Вот гуляет ребенок вокруг памятника, разглядывает изображенных на постаменте героев дивных басен, а рядом на скамеечке сидит старая старушка и постанывает и кряхтит. Здесь надо сказать, что израильские дети (даже впитавшие в себя русскую культуру) непосредственны и безо всякого смущения вступают в разговор с незнакомыми людьми. Вот и этот мальчик, слыша печальное бабкино кряхтенье, подошел к ней и спросил:
— Бабушка, а что ты стонешь?
— А как же мне не стонать, милок? — грустно ответила старуха. — Сердце мое — совсем никудышное, ноги не ходют, уши не слышат, глаза не видют, и вся я разваливаюсь на мелкие части.
— Не печалься бабушка, — сказало дитя и подняло правую руку. — Все у тебя пройдет: и сердечко, и ушки, и глазки, и будешь ты бегать, как молодая, и жить тебе до ста двадцати лет.
— Господи, — умилилась старуха, — да откуда же ты такой, ангел мой?
— Из Назарета, — ответил мальчик…

…В общем, старушку отвезли куда надо, ибо врачебная помощь ей уже была не нужна. А ведь было бы дите как все дети, то крикнуло бы гортанно: «Из Нацрат-Илит!» И была бы старушка жива по сей день…

Вернувшись из Вифлеема, счастливое семейство продолжало жить в Назарете, где и прошли детство и юность Иисуса. Мальчик рос, а времена кругом стояли, как принято на этой земле, ох какие непростые.

Еврейский дух всегда кипел и метался в поисках неприятностей — немедленных или грядущих. И очень в этом преуспел. Время, о котором мы сейчас напомним, было чрезвычайно тяжким для евреев. Шла унизительная жизнь под римским сапогом (неважно, что обут в сандалии был римский воин, образ есть образ). Поборы были непосильны и с жестокостью взимались. Мечта о мятеже кружила головы. Никак не шел Мессия, а его приход, несущий избавление, со дня на день предвещали мелкие бродячие пророки. Приступая к описанию того, что в те годы произошло, мы испытывали некоторый трепет. И простая байка объяснит несвойственную нам душевную заминку.

Как-то раз одна бывалая экскурсоводша привезла группу туристов на речушку Иордан, где бойко и привычно рассказала, что некогда в этой речке (а возможно, и на этом самом месте) Иоанн Предтеча крестил молодого Иисуса Христа. И некий молодой человек из этой группы проявил живое любопытство.

— А почему же тогда, — спросил он робко, — вся христианская религия не названа по имени того, кто был первым и крестил Иисуса?
Экскурсоводша с ужасом сообразила, что раньше никогда не думала об этом, и ответила вопросом на вопрос:
— Вы христианин?
— Нет, — ответил любознательный турист. И просто душно добавил: — Я — еврей, инженер, из Кёльна я.

И со свирепой назидательностью даже не сказала, а скорее выдохнула опытная и находчивая экскурсоводша:
— Не лезьте в эти их дела!

Нам, однако, эту тему миновать никак нельзя, и мы, чтобы наш трепет оправдать, напомним для начала некую забавную цифру. В середине прошлого века было подсчитано, что только за минувшее столетие об Иисусе Христе было написано шестьдесят тысяч книг. Легко себе представить, как это число выросло к сегодняшнему дню. И какую бы подробность этой давней и высокой исторической трагедии мы ни помянем — нас одернут десятки ученых авторов, стоящие на иной точке зрения и по-иному видящие эту подробность, а то и почитающие ее фальшивкой позднего времени. Но мы рискнем.

А для начала мы ответим на вопрос того туриста.

Иоанн Предтеча (он же — Иоанн Креститель) никакого нового вероучения не создавал и не пытался. Он родился в той самой деревушке Эйн-Керем, о которой мы недавно говорили, на месте, где теперь стоит монастырь Святого Иоанна Крестителя, опять же плод пребывания крестоносцев в этих краях. И неплохой, скажем мы сразу, плод! Во дворе и внутри можно видеть остатки византийских мозаик, и пресс для отжатия оливкового масла, и цитаты из Священного Писания на разных языках, а еще садик, цветочки и все такое прочее. А внутри — ну чистый парадиз, ей-богу! Все облицовано прелестными изразцами, словно в Португалии, а на стенах — картины, правда, уж очень темные. В одном путеводителе написано, что Джордано, а в другом — Эль-Греко. Ну-ну! Всякое может быть. Вот в таких условиях и рос маленький Иоанн, но выросши, отринул пастораль и стал кем стал. Он был один из множества проповедников, которые возвещали, что близится конец земного времени, приход Мессии, и пора поэтому покаяться, очистив свою греховную душу. Сам он жил в пустыне и питался только мелкой саранчой (акриды) и медом диких пчел. Житейский аскетизм он полагал необходимой и единственно праведной подготовкой к приходу Спасителя. А очищение души посредством омовения плоти он называл крещением и знаком покаяния в грехах. Он говорил, что послан Господом и царство Божьей справедливости уже вот-вот наступит. К нему стекались толпы, он был яркой фигурой своего времени, хотя имелось еще множество разных сект, по-своему искавших утешения от невыносимо тяжкой жизни.

Однажды Иоанн крестил еврея лет тридцати по имени Иисус и произвел на него огромное впечатление. Этот сын плотника из города Назарета Галилейского почувствовал в себе призвание пророка и учителя.

И вскоре принялся ходить по родной ему Галилее новый бродячий проповедник и учитель жизни Иисус. Надо сразу сказать, что ходить по Галилее — чистое удовольствие. Воздух здесь хороший, гористый, есть леса, поля, горки разные и, наконец, озеро Кинерет. Вот здесь, на берегах Кинерета, и расположены места, которые известны каждому просвещенному человеку, поэтому распространяться про них мы не будем, а упомянем только для порядка. Итак: Капернаум с его роскошной синагогой, из которой Иисус изгнал нечистого духа, и где исцелил тещу Шимона, и откуда сам был изгнан оппонентами (не стоит волноваться: в синагогах это обычное дело). Здесь же раскопан дом того самого Шимона, который в дальнейшем был назначен Петром и в честь которого названа водящаяся в этом озере рыба (надо сказать — вкусная).

Кстати, лодка, в которой рыбачил Шимон (ну, может, и не эта самая, но точь-в-точь такая и того же времени), находится в киббуце Гиносар. Ее отыскали на дне Кинерета в наши дни и после большого тарарама выставили аж в Ватикане, но потом вернули назад.
Кстати, ловить рыбу в Кинерете не так просто, как кажется. Бывают там опасные шторма, встречаются водовороты. Озеро, между прочим, находится приблизительно на двести десять метров ниже уровня моря. Точной отметки уровня у него нет, ибо весной она выше, а осенью — наоборот. Конечно, в любом случае это уровень не столь выдающийся, нежели уровень Мертвого моря, но тоже порядочный. Чуть ниже по течению Иордана, вытекающего из Кинерета, находится Ярденит — место, где паломники воспроизводят обряд крещения, а повыше Ярденита — электростанция Рутенберга, о котором мы еще непременно поговорим.

Но все-таки самые привлекательные места для путешественника, которому небезразлично христианство и вообще древняя история, находятся на северном побережье. О Капернауме мы уже говорили, а теперь пару слов о Табхе. По-гречески это место называлось Гептанегон, что по-нашему «Семь источников». На самом деле их там семьдесят. Остается предположить, что-либо потомки Пифагора дальше семи считать не умели, либо… нет, мы даже и думать не хотим, что именно «либо». Впрочем, для нас куда более важно, что здесь Иисус пятью хлебами и двумя рыбами накормил пять тысяч человек, не считая женщин и детей, как пишет апостол Марк (попробовал бы он сегодня их не посчитать!). А еще здесь Иисус ходил по водам, и, наконец, здесь Иисус явился ученикам после воскрешения, что хорошо известно каждому по картине А. Иванова «Явление Христа народу». Видели картину? Это было именно здесь.

В ознаменование всех этих чудес византийцы построили тут церковь, которая неоднократно разрушалась, но ее мозаики, по счастью, уцелели. Это, надо сказать, такие мозаики, просто всем мозаикам мозаики! И конечно же, здесь есть те самые две рыбы, а с хлебами вышла неувязка: их всего четыре. Ученые придерживаются мнения, что это для того, чтоб вышел крест, но мы полагаем, что пятый хлеб попросту кто-то стащил. И наконец, над Табхой (чуть наискосок) находится место, с которым связано одно из самых важных (на наш вкус) упомянутых в Евангелиях событий — Нагорная проповедь. Здесь Иисус избрал апостолов, здесь была впервые произнесена молитва «Отче наш». На этом самом месте стоит церковь, выстроенная итальянским архитектором Берлуцци — францисканцем и фашистом. Тут есть одна милая деталь, а именно: в финансировании строительства принимал участие лично Муссолини. Кстати, Берлуцци выстроил и церковь на горе Фавор, где произошло Преображение Господне, всем хорошо известное по картине Рафаэля. Вид с горы Фавор захватывает дух. Особенно на закате и восходе. Кстати, если кому интересно, то на этой горе бывали и тот самый Танкред, и Иосиф Флавий, и знаменитая пророчица Дебора, и много других достойных людей. Так что вы тут в хорошей компании.

Иисус проповедовал смирение и воздержание, любовь к людям и соблюдение всех заповедей, справедливость и воскресение из мертвых, то есть вечную жизнь в том Царстве Божием, что наступит после скорого и неизбежного прихода Мессии — избавителя. А главное — он проповедовал блаженство и праведность бедности, поскольку в этом грядущем Царстве Божием последние станут первыми, получат полной мерой благодать все те, кто был несчастлив и унижен, скорбен, мучим, угнетаем и гоним в жизни земной. Какой утешной музыкой, какой живительной надеждой звучало это обещание, понятно каждому. Но этот проповедник был еще целителем незаурядным, он излечивал больных и недужных, с легкостью совершал чудеса и даже оживлял уже было умерших! И те, кого он звал идти за ним, немедленно и благодарно откликались, с легкостью бросая все свои дела по прокормлению семей. Он нес благую весть (по-гречески — евангелие), и столько было обаяния в его словах, в его манере говорить и в облике его, что слух о нем стремительно разнесся по Иудее.

Во всем, что проповедовал этот учитель жизни, не было ничего, что противоречило Торе и предыдущим пророкам, и ошеломляюще нового не было тоже, только воедино было собрано талантливо и очень убедительно поэтому звучало. Зажигая веру и надежду. И уже ученики его (впоследствии апостолы) догадкой озарились, что ведет их Сын Божий, столь давно ожидаемый Мессия (что на греческом — Христос). Но сам он ничего об этом им не говорил.

Все, что случилось далее, мы знаем из четырех Евангелий, признанных каноническими (ибо их был еще десяток, если не больше, но лишь часть дошла до нашего времени).

В основе всей сегодняшней морали —
древнейшие расхожие идеи,
когда за них распятием карали,
то их держались только иудеи.

На тридцать третьем году своей жизни учитель Иисус с учениками появился в Иерусалиме накануне праздника Песах. Жить ему оставалось — несколько дней. Он проповедовал, учил и исцелял больных. Он, как и прежде, говорил, что люди, нарушающие предписания Торы, пусть не надеются на грядущую вечную жизнь в Царстве Божием. Но более всего он проповедовал любовь и милосердие. Только о Храме отзывался он пренебрежительно: дескать, разрушен будет этот Храм, но он, Иисус, легко воздвигнет новый.

Слух о том, что в городе появился чудотворец, а может быть — и сам Мессия, стремительно облетел Иерусалим. Не потому ли сюда срочно прибыл из Кейсарии, где была его резиденция, римский наместник Понтий Пилат в сопровождении своих легионеров?

Дымкой непонятностей окутаны дальнейшие события, взаимные противоречия всех четырех Евангелий — основа споров сотен толкователей и ученых всего мира. Очевидна только внешняя канва событий: был он арестован римскими легионерами при участии храмовых стражников, отведен в дом первосвященника, с утра предстал перед Понтием Пилатом, был допрошен, осужден Пилатом на распятие и погиб на кресте. Прокуратор позволил снять его и похоронить, но на третий день могила оказалась пуста, и он живым являлся своим апостолам. Уже не скрывая от них, что он — Сын Божий и что послан Богом искупить своей смертью первородный грех Адама и Евы и вообще все грехи человечества. И что все, кто верит в него, — спасутся и обретут вечную жизнь.

Пребывание Иисуса в Иерусалиме расписано наилучшим образом, и рассказ об этих днях сам по себе может составить отдельную книгу. Мы же (в тесных рамках нашего ученого труда) вкратце и поверхностно (как и все, что мы делаем) коснемся лишь нескольких мест, связанных с событием, случившимся около двух тысяч лет назад. Итак, Иисус появился в городе в канун праздника Песах и, как подобает, в урочный час отпраздновал Исход из Египта вместе со своими учениками. О том, как это происходило, можно узнать, посмотрев на довольно известную фреску Леонардо и работы других художников. Что же касается места ужина, то оно, как тут заведено, находится сразу в двух местах.

Первое и наиболее известное расположено на горе Сион, в симпатичном старинном доме на втором этаже, как раз над гробницей царя Давида, что, очевидно, должно подчеркивать преемственность и все такое прочее. То, что это здание было построено на тысячу с лишним лет позже события, которое в нем произошло, никого смущать не должно. В жизни и не то бывает. Само помещение очень даже ничего: чистый романский стиль, а в углу — там, где лестница, соединяющая второй этаж с первым, — на колонне есть капитель, изображающая пеликанов, которые являются одним из символов христианства. То, что Тайная вечеря проистекала здесь, известно каждому, а вот тот факт, что именно на этом самом месте, на этом вот полу, под этим самым потолком и среди этих стен происходило учреждение Ордена Сиона (Приората, если хотите), — известен не каждому. Да, тот самый Приорат Сиона, который стоял за тамплиерами и который получил столь оглушительную рекламу благодаря Дэну Брауну. И это святая правда.

Неподалеку отсюда, в Армянском квартале, находится другое место, где состоялась Тайная вечеря. Это церковь Святого Марка, а называется она так потому, что находится в доме этого самого Марка, в том смысле, что дом принадлежал его матери, Марии Иерусалимской, но он там жил. Место это — резиденция епископа одной из древнейших в мире церквей — сирийской, а родным языком паствы этой церкви, как утверждает одна малоприятная тетка, которая кормится на этом месте и сквалыжным голосом промывает мозги редким туристам, является арамейский, то есть тот самый язык, на котором говорили практически все современники Иисуса, да и он сам.
Если отвлечься от назойливой бабки, то церковь эта просто замечательна: небольшая, с прекрасным резным алтарем, отменными коврами, первоклассной примитивной живописью и, наконец, с портретом (в смысле иконой) Девы Марии, писанным самим святым Лукой с натуры! Картина со временем изрядно потемнела, почему и называется «Черная мадонна». Судя по всему, святой Лука был хороший живописец, но к технологии своего ремесла относился спустя рукава, ибо все его (нам, по крайней мере, известные) портреты потемнели и все называются «Черными мадоннами». Несмотря на это, а может быть — благодаря этому, все они исключительно чудотворны — и та, что в Риме, и еще одна (в Ченстохове), но эта особенно.

Кстати, Деву Марию крестили именно в этом доме. Не знали? Теперь знаете. По ступеням можно спуститься этажом ниже, в комнату, где ужинал Иисус с апостолами. Кстати, сирийцы утверждают, что эта церковь — самая первая в мире. Не исключено, хотя нам известны, по крайней мере, еще три столь же первых. При крестоносцах она была изрядно разрушена, но потом королева Мелисанда распорядилась ее восстановить. Конечно, нет никаких сомнений, что Тайная вечеря была и на горе Сион тоже, но нам все-таки кажется, что скорее здесь. Объяснить почему — мы не можем, просто сердцу не прикажешь…

Перед тем как вернуться к теме нашего разговора, мы хотим сказать пару слов о самом Армянском квартале. Начнем с того, что мы любим армян. Это началось у нас еще с первого визита в Армению и продолжается до сего дня. Судьба этого народа, поразительно напоминающая еврейскую судьбу, близка нашему сердцу. Нас до слез трогают армянские песни и музыка Комитаса, и даже «Танец с саблями». Мы восторгаемся армянской архитектурой и армянским искусством. Мы ценим и любим армянскую кухню. И если эта книга случайно попадет в руки Генриха Игитяна и жены его Армине, а также Ваника Егяна и его супруги Веры, то пусть знают эти замечательные люди, что мы их часто вспоминаем с любовью и признательностью.

Так вот, основная достопримечательность Армянского квартала, помимо Патриархии, — это собор Иакова, выстроенный как раз на том месте, где этому брату евангелиста Иоанна по приказу царя Ирода отрубили голову. Святому Петру во время Иродовых гонений удалось уцелеть, но завидовать ему не надо, он тоже от своей судьбы не ушел. Место, где беднягу Иакова обезглавили, — слева от входа. Сам собор весьма впечатляет: он весь в изразцах, два старинных патриарших трона, а когда в него входят красавцы монахи в высоких клобуках и начинается служба, то мы ощущаем прикосновение к чему-то очень подлинному. Такого ощущения, увы, у нас не возникает на службах в православных и католических церквях Иерусалима.

А теперь, хоть это нарушает плавность повествования, мы упомянем монастырь Креста, который находится в долине под Музеем Израиля. Мы его вне очереди упомянем потому, что его в свое время (точнее, во II веке) построили грузины, а к грузинам мы тоже очень хорошо относимся. И к архитектуре их, и к живописи, и к музыке, и к кино, и к дивному многоголосному пению, и наконец — к чудному Резо Габриадзе и его куколкам, которыми восхищались в Тбилиси, и к Дато, хозяину «Кенгуру» — лучшего грузинского ресторана Израиля и окрестностей, и к жене его — несравненной Лине.

А что до монастыря, то он построен как раз на том самом месте, где росло дерево, посаженное Лотом (помните такого?). Это был очень интересный образец древней селекции: Лот посадил в одну лунку сразу три саженца — кедр, сосну и оливу. В результате выросло нечто такое, что с тех пор никогда нигде не вырастало. Из этого самого дерева и был сделан крест, на котором распяли Иисуса. Потом он затерялся, покуда не был обнаружен царицей Еленой (о которой позже) там, где сейчас находится ее церковь (внутри церкви Гроба Господня). В дальнейшем крест исчез (есть много версий его пропажи), однако щепки от него (в количестве, сильно превышающем древесную массу целого креста) находятся сегодня во многих церквях мира.

В монастыре этом (сегодня принадлежащем грекам) есть ресторан, и нечто вроде музея, и старинные фрески, доведенные художником и философом Андреем Резницким до совершенства, и не снившегося их авторам. В частности, Шота Руставели, здесь похороненный, теперь намного более похож на Шота Руставели. Он некогда, поссорившись с любимой им царицей Тамарой, с горя ушел из Грузии и окончил свои дни в этом монастыре. Существует еще одна версия: царица Тамара завещала похоронить ее в Святой земле, но тайно. Руставели, однако, вычислил царицу и отправился вслед за ней. И что вы думаете? Под фреской Андрюши — там, где он нарисовал великого Шота, точнее — под столбом, на котором изображен Руставели, — нашли могилу, в которой лежали мужчина и женщина! Так если это не доказательство, то что?
А теперь вернемся в Старый город, в место, которое находится на склоне Масличной горы напротив восточной стены Старого города и которое называется Гефсиманский сад. Когда-то здесь из росших в изобилии маслин давили масло. Гат на иврите — пресс, шемен — масло. Отсюда Гефсиман, но вам это, конечно, и без нас известно. Здесь — на месте, где безуспешно молил Иисус, чтобы участь его сложилась иначе, — стоит базилика Агонии, или церковь Всех Наций, которую выстроил (понятное дело — на развалинах византийской) все тот же Берлуцци. Свет туда проникает через окна, в которые вставлены полупрозрачные слюдяные пластины. Церковь, как и все, что строил Берлуцци, — не шедевр, но совсем неплохая.

А вот через дорогу находится изумительная подземная церковь Гробницы Святого Семейства. Там (а вовсе не в Эфесе!) похоронена Дева Мария (умерла она на горе Сион, где сейчас высится аббатство Дормицион) вместе с родителями Иоахимом и Анной, а также и святым Иосифом. Правда, ученые утверждают, что могилы родителей и мужа Марии — это на самом деле могилы королевы Мелисанды и прочих членов царствующего дома крестоносцев. Мы в духе времени, политической корректности и поисков мирного сосуществования науки и религии склонны думать, что правы все. Как бы то ни было, если вам повезет случиться в Иерусалиме в день Успения Богоматери, вы увидите чудное зрелище уходящей под землю широкой лестницы, на ступенях которой мерцают сотни свечей, увидите колеблющееся пламя сотен лампад, и, возможно, что-то шевельнется в вашей душе. В нашей, например, — шевельнулось.

В убогом притворе, где тесно плечу
и дряхлые дремлют скамейки,
я Деве Марии поставил свечу,
несчастнейшей в мире еврейке.

В Гефсиманском саду сияет золотыми куполами-луковками русская церковь Марии Магдалины. Здесь похоронены великая княгиня Елизавета Федоровна, убитая в России в 1918 году. Церковь дорога всем любителям русской живописи: ее иконостас — работы Верещагина, и еще есть пейзаж Александра Иванова. Кроме того, отсюда на небо вознеслась Дева Мария. Почему она не вознеслась из церкви, где похоронена, нам неизвестно.

Зато известно, откуда вознесся Иисус. Это на вершине горы — в мечети, где покоится большой кусок скалы с сохранившимся отпечатком ноги Иисуса. По израильской традиции на причастность к этому событию также претендует находящаяся неподалеку церковь Патер Ностер. В любом случае очевидно, что вознесение произошло, и совершенно неважно, где именно. Тем более что мусульмане считают этот отпечаток несомненным следом ноги Магомета, оставленный со времени, когда он возносился для беседы с Аллахом. Правы, как нам почти всегда кажется, и те, и другие, и третьи.

Дело только в том, что район этот — очень арабский, и ходить мы туда не очень рекомендуем, если только вы не хотите быть ограбленными под дулом пистолета, как это произошло с нашими московскими знакомыми профессором Н. Богатыревым и женой его Чудой. С другой стороны, традиция грабить паломников — это старинная многовековая традиция, так что выбор за вами.

Тут же недалеко, в арабской деревне Эль-Азария, находятся могила Лазаря и церковь на месте дома, где жили Мария с Марфой и Вифания. Тут же и Елеонская обитель. Об особенностях туризма в этих местах смотрите выше.

Короче говоря, Масличная гора — богатое объектами место. Но если вы спросите нас, то мы честно признаемся, что самое большое впечатление производят на нас несколько гигантских древних олив, растущих около церкви Агонии. Этим невероятным, похожим на живые существа деревьям больше двух тысяч лет, и только они знают точно, что именно и как произошло в ту далекую ночь. Они были свидетелями мольбы Иисуса, объятий и поцелуя апостола, которого звали Иуда, и ареста, который, согласно Евангелиям, был произведен когортой римских солдат, что не одному исследователю дало основание предположить, что в Иисусе римляне видели вождя (или одного из вождей) готовящегося против них восстания. И надо сказать, что доводы их выглядят достаточно убедительно. Знаете ли вы, сколько солдат составляло когорту? Двести пятьдесят человек. Вряд ли столько солдат нужно было, чтоб арестовать бродячего проповедника.

Но перед тем как двинуться дальше, мы непременно должны поговорить о человеке, без которого драма, пролог которой был сыгран в Гефсиманском саду, никогда не была бы доведена до финала.