Дмитрий Данилов. Митино, Сходненская

Дмитрий Данилов — автор восьми книг прозы и трех книг стихов. Дважды финалист премии «Большая книга» (2011, 2013), финалист премий Андрея Белого и «НОС» (2011), лауреат премий журналов «Новый мир» (2012) и «Октябрь» (2013), лауреат поэтической премии Anthologia (2015).

артем новиченков и кирилл корчагин:

— Проза Дмитрия Данилова настолько бытописательна, что ее хочется назвать глубоким реализмом. Обстоятельность, с которой Данилов описывает происходящее, обещает как минимум длинный захватывающий сюжет или неожиданный финал, но читатель оказывается обманут. Потому что в жизни обычно не бывает ни того ни другого. Она сама по себе сюжет, такая, какая есть. Ждешь чего-то, а оно уже было.

Поэтому, когда читаешь тексты Данилова, складывается впечатление, что он просто описывает жизнь, со всей бытовухой, ничего не прибавляя и не убавляя. В действительности так оно и есть, но не совсем. Потому что помимо окружающего города и мелких событий, есть еще отношение субъекта к тому, что с ним происходит. Но и тут загвоздка. Никаких особенных событий с героем не происходит: Данилов описывает человека не в момент судьбоносного поступка, а в обыкновенные будни, поэтому персонажи как будто просто существуют, с ними ничего не случается.

Автор оставляет человека один на один с городом и проверяет его терпение, укрощая и смиряя. Люди вокруг выглядят отчужденными, их тоже словно не существует, но на самом деле все они такие же, как главный герой, — брошены в этот мир, и у каждого внутри происходит своя борьба.

Все это подчеркивает минималистичный язык, обыденный, бедный, контрастирующий с тем глобальным метафизическим разрывом, который переживает герой.

 

митино, сходненская

Трудность вот в чем заключается. Трудность в том, что сегодня придется надеть другую куртку, нежели вчера. Вчера был еще мороз, а сегодня резкая оттепель. И надо надеть другую куртку, не такую теплую, как та, которую надевал вчера, менее теплую.

И надо из той куртки, более теплой, переложить в эту все мелкие предметы из карманов. И ничего не забыть, потому что обязательно что-нибудь в таких случаях забывается.

Так, паспорт. Паспорт взял. Вот он, лежит во внутреннем кармане менее теплой куртки.

Хорошо. Паспорт — это главное.

Ключи. Вот, переложил. Ключи на месте.

Впрочем, ключи забыть довольно трудно, потому что надо при выходе из квартиры закрывать входную дверь, хотя и возможно.

Деньги. Осталось девяносто рублей. И еще два дня. Сегодня и завтра. Ладно, на дорогу хватит. Есть еще проездной на метро. Нормально, хватит.

Мелочь еще надо переложить. Мелочи четырнадцать рублей. Нормально. Переложил мелочь.

Телефон.

Вроде все. Главное паспорт. Паспорт на месте, во внутреннем кармане менее теплой куртки, которую сегодня надо надеть (уже надел) в связи с оттепелью.

Облезлый, темноватый коридор однокомнатной квартиры так называемой улучшенной планировки. Через открытую дверь виден угол неубранной постели.

Прислонился лбом к стене, постоял. Ох, ох. Ладно. Надо идти.

Вроде все взял. Пропуск на работу должен лежать в паспорте. Надо проверить на всякий случай, вдруг. А что, собственно, вдруг. Ну, мало ли. Дурная привычка, которая может перерасти в психическое заболевание.

Проверил. Пропуск лежит в паспорте.

Надо идти.

Погасил свет, вышел, запер дверь, положил ключи в карман.

Долгое ожидание лифта. Дом семнадцатиэтажный, и лифт все время останавливается на разных этажах. Бесконечные школьники и взрослые люди, идущие в школу и на работу.

Вот вроде лифт уже близко. Нет, опять остановился. Вот, подъехал.

Лифт полностью, до отказа набит школьниками.

Нет, только не по лестнице. Ждать.

Лифт опять останавливается на разных этажах.

Есть еще грузовой лифт, большой. Вот он как раз подъехал. Он тоже набит школьниками, но не совсем до отказа, есть еще место.

Спустился вниз. Забыл проездной на метро.

Блин. Вот всегда так бывает. Почему так. Почему.

Поехал наверх. Взял проездной. Проверил паспорт.

Опять вниз. Теперь уже лифт переполнен не школьниками, а взрослыми.

Вдруг приехал совершенно пустой лифт. Это невероятно, так не бывает. А вот, поди ж ты. Бывает.

Вышел во двор. Вокруг, куда не глянь, раскинулся район Митино.

Два семнадцатиэтажных дома стоят перпендикулярно друг другу. Один подъезд полностью заселен жителями деревни Митино, которая здесь раньше располагалась и которую уничтожили ради возведения городского района Митино. Деревянные избы сносили, а жителей переселяли в бетонные дома.

Немолодые корявые мужики собираются около подъезда с самого утра с целью пить. Особенно летом, но и зимой тоже, зимой тоже можно пить. И они пьют. Возможно, они при этом вспоминают жизнь в деревне. Иногда они вяло дерутся, но редко. В основном, просто пьют.

Вокруг много домов, вокруг домов много машин.

Люди со всех сторон света вереницами устремляются к пересечению Дубравной и Митинской улиц. Там остановка 266 автобуса, главного митинского маршрута.

Очень много народу.

Кроме 266 автобуса, который идет до метро «Тушинская», есть еще много разного транспорта. Есть 267 автобус, он идет до метро «Сходненская». Есть маршрутка № 17, которая тоже идет до «Тушинской», и еще маршрутка, которая идет по маршруту 267 автобуса до «Сходненской».

Все они до отказа набиты людьми-пассажирами.

Куда пойти-то.

Очень не хочется ехать в переполненном автобусе, стоя. Хочется ехать сидя, пусть и в переполненном автобусе, подремывая.

Проще всего поймать тачку за полтинник до «Тушинской». Но сейчас нет денег.

На углу формируются группы людей, которые ловят машины, садятся вчетвером, и получается дешевле.

Подошел. Сформировалась группа. Поймали машину. Водитель сказал, что полтинник, но не в сумме, а с каждого. Давай стольник за всех, а. Нет, полтинник с каждого.

Слушайте, что же это такое. Совсем обалдел парень. Совсем обнаглели. Все можно что ли. Оборзели эти водилы совсем.

Алчность.

266 автобусы идут один за другим, практически как поезда метро. Все они до отказа набиты людьми. Можно, конечно, втиснуться, но как же не хочется висеть на поручне, стоять в бесконечной пробке у радиорынка и потом на Волоколамке, ох.

Вообще, есть еще время.

 

В маршрутках до «Сходненской» иногда бывают свободные места.

Отошел по Дубравной улице немного назад, туда, где тормозят маршрутки.

Прошла одна маршрутка, мест нет. Прошла вторая маршрутка, мест нет. Прошла третья маршрутка, мест нет. Прошла четвертая маршрутка, мест нет, и даже кто-то едет стоя, согнувшись в три погибели.

В принципе, время-то еще есть. Даже если немного опоздать, ничего страшного.

Постоял еще немного на Дубравной улице, просто так, от нежелания совершать движения.

Как-то все плохо складывается. В федерации сказали, что все мероприятия переносятся в лучшем случае на осень. Это в лучшем случае. И еще неизвестно, будет ли вообще продолжена деятельность. В общем-то, все понимают, что, скорее всего, не будет. Сколько было планов. Сколько уже сделали. Все теперь коту под хвост. И, естественно, никаких авансов обещанных, ничего.

А еще вчера позвонил Николай и сообщил такое, что вообще непонятно теперь, как быть, как выкручиваться и какие отговорки придумывать. Безвыходная ситуация, фактически. Хотят все получить назад, полностью. Передают проект другим. Зачем ввязались, сидели бы тихо, ходили бы себе на работу спокойно, от зарплаты до зарплаты. Что делать, что делать. А что делать. Ничего не делать. Делать нечего.

От всего этого хочется не ехать и не идти никуда, а просто выть или кататься по снегу, или хотя бы просто стоять на месте, стоять и все.

Но все-таки надо ехать, все-таки надо.

Кстати, послезавтра зарплата.

Хотя, чего уж теперь.

Надо перейти Дубравную улицу, сесть на 267 автобус, доехать на нем до конечной остановки «8 мкрн Митино», там уже сесть в пустой автобус и поехать обратно, до «Сходненской».

Люди все идут и идут к пересечению Митинской и Дубравной улиц.

Как много народу живет в районе Митино, просто ужас.

Везде стоят семнадцати- и двадцатидвухэтажные дома, и в них во всех живут люди.

И кругом магазинчики, магазины, большие магазины. Но сейчас люди не заходят в магазины. Заходить в магазины они будут вечером, после работы. А сейчас люди идут (едут) на работу.

По Дубравной улице движется сплошной поток машин.

Перешел улицу, пошел к остановке. Автобус, и в нем тоже довольно много людей, хотя он идет не к метро, а в обратную сторону, на самый край Митино, многие люди так делают — едут до конечной, а там уже всей толпой штурмуют пустые автобусы.

Теплостанция, маячащая вдали, похожа по форме на красный гроб, к которому приделали огромную высокую трубу.

Автобус медленно продвигается мимо микрорайона «Митинский оазис». Оазисность заключается в том, что кучу домов построили на некотором отдалении от другой кучи домов.

Дома в «Митинском оазисе» не лишены некоторой внешней привлекательности. К тому же, они разноцветные. На окнах тут и там приклеены огромные вывески «продажа квартир» с номером телефона.

Квартиры в «Митинском оазисе» продаются плохо. Рынок недвижимости переживает спад.

На конечной толпится народ, вожделеющий пустых автобусов. В стороне виднеются край Пенягинского кладбища и кургузые крыши остатков деревни Пенягино.

Скоро деревню и кладбище сравняют с землей, и на их месте построят новые дома.

И люди будут говорить: вот, на костях все стоит, на костях.

Так всегда говорят. На костях.

А что делать.

Люди штурмуют пустые автобусы, которые мгновенно становятся полными.

Удалось втиснуться, рвануть, занять место у окна.

Теперь можно подремать. Очень хочется спать.

Дремать и не видеть, как автобус едет мимо «Митинского оазиса», гробообразной теплостанции, Митинского радиорынка, угрюмо-серого поселка Новобратцевский, краснокирпичной Новобратцевской фабрики, чахлых голых деревьев бульвара Яна Райниса.

«Сходненская», приехали. Все выходят. Вышел.

Пока ехал до конечной, пока ехал до «Сходненской», прошло очень много времени. Опоздал.

Сильно опоздал. И еще сколько на метро ехать.

Какое-то уж совсем неприличное опоздание получается.

И вообще что делать, что делать.

Стоял, стоял в оцепенении.

Серовато-коричневые старые пятиэтажки в начале Сходненской улицы. Кинотеатр «Балтика», увешанный нелепыми афишами. Мебельный магазин на Химкинском бульваре.

Когда-то давно здесь был аэродром полярной авиации. Теперь от него осталась только Аэродромная улица, в качестве напоминания.

Присел на каменный парапет у входа в метро.

Сейчас, наверное, будут звонить. Что случилось, в чем дело, где, что. Хотя, деньги на телефоне кончились. Ну и хорошо.

Нет, не то чтобы там какие-то мысли о самоубийстве или отчаяние или еще что-то такое, просто тупое оцепенение, при котором любое действие кажется бессмысленным (и так оно и есть), и полный упадок сил, и не хочется ничего делать, только бы оставили в покое, говорят, это признаки депрессии, ну, может быть, депрессия, да, наверное, лечь под теплое одеяло, свернуться калачиком, чтобы ничего и никого вокруг, чтобы не было ничего и чтобы только оставили в покое.

Холодно.

Из стеклянного магазинчика вышел молодой человек с бутылкой водки в руке.

Из стеклянного магазинчика вышел молодой человек с бутылкой пива в руке.

Из стеклянного магазинчика вышел молодой человек, который там, в магазинчике, купил бутылку водки и две бутылки пива, и убрал их в сумку, и вот он идет, с сумкой на плече, а там, в сумке, тихонько булькают водка и пиво.

Из стеклянного магазинчика вышел молодой человек с бутылкой пива в руке, остановился и стал пить пиво прямо из бутылки.

Недалеко от стеклянного магазинчика лежит человек, прямо в снегу.

Мимо то и дело с грохотом проезжают трамваи шестого маршрута.

Холодно.

Спустился в метро, сел на скамейку, там, где останавливается первый вагон.

Вот уже пронеслось мимо двадцать или тридцать поездов в сторону центра, а он все сидит и сидит, неподвижно уставившись на составленную из железных букв надпись «Сходненская» на стене. И он будет здесь сидеть еще очень долго, а потом встанет, выйдет из метро и поедет назад, домой, в Митино.

28 октября 2004 года

 

Иллюстрация на обложке рассказа :Wiktor Jackowski

Литературное камлание

  • Дмитрий Данилов. Есть вещи поважнее футбола. — М.: РИПОЛ классик, 2015. — 320 с.

     

    Поэт и писатель Дмитрий Данилов выпустил книгу о футболе. Это был его эксперимент — описать один спортивный сезон клуба «Динамо», сходить на все домашние матчи, съездить в несколько городов за командой. В свою очередь книга стала читательским экспериментом — и не только потому, что она может оказаться в руках человека, далекого от футбола, но и потому, что жанр дневниковых записей обычно распознается как стоящий внимания лишь тогда, когда эти записи посвящены чему-то экзистенциальному, вечному.

    Чаще всего писателей привлекает что-то из ряда вон выходящее, некое уникальное событие. В этом смысле образцом для эксперимента Данилова стал «Болельщик» Стивена Кинга — хроника матчей бейсбольной команды «Бостон Ред Сокс», которые выиграли сезон впервые за 86 лет. Надеясь на то, что его книга зафиксирует триумф «Динамо», Данилов в то же время показывает, как история, начавшаяся ремейком на книгу Стивена Кинга, приобрела и свое лицо, и то самое экзистенциальное значение.

     

    Когда все начиналось, были безумные надежды повторить фокус Стивена Кинга — самим фактом написания книги привести Динамо к долгожданному чемпионству.

    Несмотря на даниловское литературное камлание, для футбольного клуба «Динамо» сезон 2014–2015 года остается «одним из» — чемпионами России они вновь не стали, некоторое время удерживали шансы, но потом начали раз за разом проигрывать. Смысл же книги скрывается во внимании к повседневности, обыденности.

    Слово «будни» имеет некоторое уничижительное значение в русском языке. Но нет более непростой задачи для человеческой силы воли, чем неделю за неделей уделять внимание каждому дню — ну, пусть не дню, но каждому рядовому матчу. Данилов скрупулезно конспектирует, в каком состоянии он приходил на игру, на сколько опаздывал, на какой трибуне болел. Читателю может показаться, что в описаниях авторских чувств и деталей матча нет ничего сложного. Но на деле отслеживать все подробности, уделять им время и внимание, радоваться в равной степени удачам и упущениям — задача, которая требует немалой выдержки. Ее выполнение не должно зависеть от таких факторов, как меняющаяся погода или настроение, —Данилов же сталкивается с проблемами посерьезнее. Когда до обидного быстро проигрывает твоя команда, твой практически рыцарский орден, говорить и писать об этом хочется в последнюю очередь.

     

    В общем,
    Надо быть благодарным,
    Вообще, по жизни
    Идешь по улице — будь благодарен,
    Сидишь в кафе — будь благодарен,
    Лежишь в постели — будь благодарен
    И в ситуации боления — тоже
    Будь благодарен
    Хотя бы за эти чудесные виды,
    Которые открываются
    С трибуны А,
    Где еще такое увидишь.

    А все остальное приложится.

    Гармония приходит тогда, когда удается «сосредоточиться просто / на самом процессе». Недавно у Данилова вышла еще одна книга, которая называется «Сидеть и смотреть». В ней он, действительно, сидит и смотрит — в Мадриде, Вене, Брянске, Москве, Великом Новгороде. А еще записывает все, что происходит вокруг. Не упустить ничего, но при этом не делить окружающие события на «важные» и «неважные», по сути, отказываясь от своей точки зрения, перестать ощущать себя демиургом и подчиниться текущим событиям — вот что пытается реализовать Данилов в ходе своих экспериментов как с проектом «Сидеть и смотреть», так и с текстом «Есть вещи поважнее футбола».

    Магия этой книги, намеренно написанной без изысков в сюжете (хотя и с ответвлениями о маленькой футбольной команде «Олимп-СКОПА» и российской сборной), в том, что Данилов решился примерить на себя личину пророка, создателя большой победы «Динамо». Однако команда от этого, как заметил автор, начала проигрывать еще сильнее.

     

    Получилось ровно наоборот — самим фактом написания книги были пробуждены какие-то неведомые злые силы, которые, похоже, собрались окончательно угробить наше несчастное Динамо.

    Величия не случилось — команда как играла, так и играет. Отказавшись от амбиций «прописать» победный сезон футбольной команды, автор как бы отказывается и от амбиций создать великий текст. Эта книга ни на что не замахивается, никуда не метит — она исполняет функцию, всего лишь справляется с поставленной перед ней задачей. Это правило хороших книг на каждый день, которые должны появляться столь же часто, сколь и Великие Русские Романы.

Елена Васильева

Дмитрий Данилов. Сидеть и смотреть

  • Дмитрий Данилов. Сидеть и смотреть: Серия наблюдений. — М.: Новое литературное обозрение, 2016. — 240 с.

     

    Книга Дмитрия Данилова «Сидеть и смотреть», жанр которой обозначен как «серия наблюдений», возникла из эксперимента длиной в год. В режиме реального времени автор описывал наблюдаемое им в 14 городах России, Европы и Израиля. Из книги можно узнать кое-что новое не только об атмосфере, духе этих городов, но и о самом феномене включенного наблюдения за реальностью. В качестве приложения в книгу помещен текст «146 часов», родственный по методу создания: автор проехал в поезде от Москвы до Владивостока и скрупулезно фиксировал происходящее за окном вагона и в самом вагоне при помощи той же техники — записей в смартфоне. Текст публикуется в сокращенном варианте и с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

     

    Великий Новгород, 30 августа 2013 года, 14:00

    Кремль, центральная аллея, небольшая площадка со скамейками.

    Если повернуть голову налево примерно на семьдесят градусов, можно увидеть странное шарообразное сооружение на массивном постаменте, увенчанное крестом и облепленное многочисленными скульптурными изображениями людей.

    Пришла экскурсионная группа. Женщина-экскурсовод сказала: имеется в виду православие, самодержавие и народность.

    Женщина-экскурсовод показала рукой на скульптурные изображения людей и сказала: не все они нам хорошо известны.

    Девушка с зеркальной камерой фотографирует все подряд.

    Если повернуть голову направо примерно на девяносто градусов, можно увидеть Софийский собор.

    Женщина-экскурсовод сказала: печенеги отрубали головы, делали из черепов чаши и пили из них вино.

    Рядом на скамейке сидит женщина неопределенного возраста и смотрит в пустоту перед собой. К женщине подходит мальчик. Женщина мальчику: где Леша? Мальчик женщине: там.

    Еще одна экскурсия подошла. Женщина экскурсовод говорит: вон, видите, это Петр, а рядом стоит на коленях побежденный швед.

    К женщине и мальчику подошел Леша неопределенного возраста. Женщина мальчику: сфоткай нас. Мальчик берет у женщины фотоаппарат-«мыльницу» и фотографирует женщину и Лешу на фоне массивного шарообразного сооружения.

    Женщина-экскурсовод говорит: Ермак Тимофеевич был разбойником, участником Ливонских войн и покорителем Сибири.

    Теперь на скамейке вместо женщины, мальчика и Леши сидит мужчина с усами и смотрит в пустоту перед собой.

    Один человек фотографирует другого человека при помощи мобильного телефона.

    Парень на скейте проехал с грохотом.

    Мужчина, женщина, мальчик и девочка прошли. Женщина сказала: сходим, сходим. И туда тоже сходим.

    Человек фотографирует группу людей при помощи планшетного компьютера.

    Девушка в теплой куртке и перчатках прошла, невзирая на примерно плюс тридцать.

    Сидящий рядом на скамейке мужчина с усами сфотографировал женщину на фоне шарообразного сооружения. Потом они поменялись местами, и вот уже женщина фотографирует, а мужчина позирует.

    Диалог мужчины и женщины: это Софийский собор. А мы там были? Да.

    У проходящего мимо человека в руке видеокамера, а на шее висит бинокль.

    Женщина и мужчина проходят мимо. Доносится реплика женщины: 1862 год.

    На площадке никого нет, кроме уныло бредущей женщины. Женщина уныло убредает с площадки, и примерно через две секунды на площадке появляется бодро идущий парень.

    Парень бодро прошел — и опять никого, за небольшим, единичным исключением.

    Появились две девушки, одна из них громко сказала: оооооо.

    Человек в шортах подъехал к скамейке на сложноустроенном велосипеде, прислонил сложноустроенный велосипед к скамейке, сел на скамейку и углубился в изучение содержимого своего айфона.

    Три парня прошли. Реплика одного из них: ну, Кирилл ничего, более-менее, а мне больше всех понравился Алеша.

    Очередная экскурсионная группа появилась, чтобы ознакомиться с шарообразным сооружением.

    Женщина-экскурсовод сказала: это главный памятник в России, так написали петербургские газеты в 1862 году.

    Женщина-экскурсовод сказала: дорогие мои, а теперь пойдем осмотрим Софийский собор. И экскурсионная группа пошла осматривать Софийский собор.

    Человек в шортах оседлал сложноустроенный велосипед и уехал куда-то по направлению к Волхову.

    Группа молодых людей идет. Один из молодых людей говорит: так, я это тоже хочу сфотографировать. Достает смартфон и фотографирует шарообразное сооружение.

    Женщина, мальчик и девочка прошли. Женщина говорит: пойдем, еще кое-что посмотрим. Девочка орет: батут-батут-батут. Женщина говорит, что батут будет потом.

    На площадке опять стало пусто, наползли облака, стало тихо, прохладно и хорошо.

    Человек с усами пришел, посмотрел на шарообразное сооружение и громко сказал: красиво.

    Откуда-то со стороны Волхова доносится ритмичная мелодия, исполняемая на скрипке. Мелодия призвана продемонстрировать виртуозность исполнения, но вместо восхищения вызывает, скорее, отвращение.

    Опять солнце и жара. Человек фотографирует двух людей.

    Теперь со стороны Волхова доносится мелодия, исполняемая на фортепьяно, гораздо более приятная, чем предыдущая, скрипичная.

    Девушка на высоких каблуках идет мимо и громко говорит по телефону: прикинь, я подхожу и его обнимаю, а он меня не пускает.

    Люди азиатского вида подошли и сфотографировали друг друга по очереди на фоне шарообразного сооружения.

    Прошла женщина с кошелкой, не обращая ни малейшего внимания на шарообразное сооружение.

    Голуби в большом количестве прилетели и что-то жрут.

    Немолодые мужчина и женщина в одинаковых красных футболках и с одинаковыми фотоаппаратами-«мыльницами» идут мимо, реплика мужчины: ну мы попали.

    Пришла свадьба. Жених и невеста фотографируются на фоне шарообразного сооружения. Свадьба в полном составе фотографируется на фоне шарообразного сооружения.

    Два молодых человека обмениваются репликами: сколько лет Новгороду? Вроде, тыщ пять. Не, шесть вроде.

    В составе свадьбы имеется девушка в неприлично коротком белом платье и в черных сапогах.

    Сфотографировались и ушли.

    И тут же пришла другая свадьба.

    У одного молодого человека фиолетовая лента через плечо. У другого — стопка пластиковых стаканчиков.

    От основной процессии отстает пара: молодой человек с бутылкой вина в руке и девушка в неприлично коротком черном платье и в фиолетовых туфлях на неприлично высокой платформе. Правая нога девушки примерно через каждые два шага подворачивается.

    Свадьба прошла и, не останавливаясь, ушла.

    Пришла группа людей и выстроилась для фотографирования. Реплики: Валя, ты в середке, у тебя рубашка красная. У Иры тоже красная. Ты нас с ножками сними, ближе подойди. Или ближе, или с ножками. Вы влезли, а вы не влезли. А теперь вы влезли, а вы не влезли.

    Рядом на скамейку сели две немолодые женщины. Одна из них фотографирует шарообразное сооружение при помощи мобильного телефона устаревшей модели. Другая фотографирует Софийский собор при помощи мобильного телефона более современной модели.

    Завершили фотографирование и ушли.

    Странноватого вида парень и девушка стремительно прошли мимо. Обмен репликами: ну как, как жить счастливой? Думаю, лучше всего втроем.

    Девушка в черной куртке громко говорит по телефону: ну вот я и пробудила в тебе истинную женщину, крошка.

    Пришел человек с фотоаппаратом, посмотрел некоторое время на шарообразное сооружение, не стал его фотографировать и ушел.

    Толстый парень и стройная девушка с фотоаппаратом подошли. Девушка парню: против солнца не получится. Парень девушке: да ладно, получится. Девушка делает несколько снимков.

    Очередная экскурсионная группа незаметно подкралась. Экскурсовод говорит: Борис Годунов, царевич Алексей, Меншиков. Реплики экскурсантов: они о России не думали, 1862 год, в собор пойдем, конечно, пойдем, в собор обязательно пойдем.

    Молодой человек с пустой плетеной корзиной в руках сел на скамейку, а другой молодой человек его сфотографировал при помощи камеры-ультразума.

    И снова экскурсионная группа. Женщина-экскурсовод говорит: обратите внимание на фигуру русского крестьянина, который тысячу лет держал на своих плечах российское государство.

    В составе экскурсионной группы есть священник и монахиня. Практически все женщины имеют на головах платочки.

    Женщина-экскурсовод говорит: венчание на царство Михаила Романова.

    На скамейку рядом сел молодой человек с портфелем и двухлитровой бутылкой в руках, в бутылке жидкость ядовито-зеленого цвета. Полный человек в сером костюме остановился у шарообразного сооружения, показал на него пальцем и сказал: Петр Первый.

    Молодой человек с ядовито-зеленой жидкостью что-то пишет в блокнотике. Таким образом, в данный момент на скамейке два человека заняты записыванием: один при помощи ручки и блокнотика, другой при помощи стилуса и коммуникатора Samsung Galaxy Note II.

    Молодой человек с ядовито-зеленой жидкостью прекратил записывание и ушел куда-то по направлению к Волхову.

    И на площадке никого не осталось, за одним небольшим исключением.

    Наблюдение временно прекращается.

Объявлен шорт-лист Григорьевской премии

В Петербурге жюри премии, учрежденной в память о поэте Геннадии Григорьеве, назвало имена пяти финалистов.

В число поэтов, претендующих на победу, вошли Дмитрий Данилов, Юрий Смирнов, Михаил Крупин, Мирослав Немиров, Александр Моцар. Их номинаторы — известные поэты, писатели и публицисты — Андрей Родионов, Игорь Караулов, Захар Прилепин, Александр Кабанов.

Имя лауреата станет известно 14 декабря, в день рождения Геннадия Григорьева. Премиальный фонд в 2015 году составляет $ 10 000.

В 2014 году премию получил Андрей Пермяков.

На днях стали известны лауреаты премии журнала «Октябрь»

Старейшее литературное издание России, выпускаемое с 1924 года, по традиции огласило список победителей — авторов лучших публикаций 2013 года. Церемония награждения состоялась в московском театре «Эрмитаж». Туда были приглашены не только сотрудники, но и друзья журнала: писатели, критики, художники, кинематографисты и читатели.

В списке лауреатов достаточно знакомых имен. Писатель Андрей Битов удостоен премии за повесть «Что-то с любовью…», ставшую завершающей частью его романа «Преподаватель симметрии», работа над которым велась еще с середины 1970-х. Кроме того, награду получил режиссер, народный артист РФ Леонид Хейфец за статью «Всполохи», рисующую картину довоенного детства и послевоенных трудностей. Еще одна премия досталась публицисту Илье Смирнову. Победу ему принесла серия заметок о современном левом движении под заглавием «Старческий маразм левизны». Лауреатом стал и поэт Лев Козловский с подборкой стихов «Сухой мост».

В номинации «Дебют» премию присудили сразу двум авторам: кинорежиссеру Алексею Федорченко, знакомому по экранизациям романов Дениса Осокина «Овсянки» и «Небесные жены луговых мари», и писателю Дмитрию Данилову, чей роман «Описание города» побывал в шорт-листе «Большой книги» 2013 года. У Федорченко «Октябрь» отметил цикл миниатюр «Спички», а у прозаика Данилова — дебютный цикл стихотворений.

Дмитрий Данилов. Черный и зеленый

Отрывок из сборника повестей и рассказов

Дорога между гаражами

Работал в информационном агентстве Postfactum. Три
раза в неделю надо было написать обзор прессы, чтоб
к утру был готов. Обзор вставлялся в ленту новостей,
которую потом продавали подписчикам за деньги,
впрочем, без особого успеха, судя по событиям, которые
произошли позже.

То есть надо было приходить поздно вечером, ночью.
Это было зимой. Жил в Митино. Postfactum располагался
в огромном кубическом здании в районе метро Ленинский
проспект. Уходил из дома поздно, в десять, в одиннадцать.
Большинство людей ехало, наоборот, домой,
в светящееся теплыми уютными огнями Митино. Это
было неприятно. Ехал в холодном автобусе № 266 до
метро Тушинская. В автобусе холодно, окна покрыты
толстым слоем замерзшей воды, и не видно, что происходит
на улице. Местоположение автобуса определялось
благодаря телесным ощущениям, возникающим при
поворотах: вот повернули на Первый Митинский, вот
повернули на Пятницкое шоссе. Вот повернули к метро.
Метро Тушинская. Народу мало. До Китай-города, переход
там удобный, просто перейти через платформу. До
Ленинского проспекта.

Дальше можно было двояко. Первый маршрут —
длинный и ужасный. Второй — тоже длинный, но покороче,
но еще более ужасный.

Первый. Вышел из метро, это тот выход, который
ближе к улице Вавилова. Углубился в переулки. Глухие,
пустые. На улицу Орджоникидзе в сторону Серпуховского
Вала. Потом направо, опять в пустынные переулочки.
Если посмотреть наискосок, можно увидеть Донское
кладбище за кирпичной стеной, и там, вдалеке,
в глубине кладбища возвышается такое неприятное
здание, серое, там вроде бы находится Первый Московский
крематорий. А напротив кладбища — здание Университета
дружбы народов имени Патриса Лумумбы,
огромное, с белыми на красном фоне колоннами, похожими
на кости в ошметках мяса. В переулочки, поворот,
еще поворот, еще немного вперед — и вот уже огромное
кубическое здание, где располагается информационное
агентство Postfactum.

Второй. Вышел из метро, тот же выход, но надо сразу
на улицу Вавилова идти. Перейти улицу Вавилова.
Дальше — просто дорога, не улица, а Дорога между гаражами.
Очень длинная и довольно широкая. Как только
человек отрывает ногу от улицы Вавилова и ставит ее
на Дорогу между гаражами, на Дорогу между гаражами
выходит примерно двадцать—тридцать собак. Они начинают
лаять, громко лаять, и лают все время, пока человек
идет по Дороге между гаражами, идет сквозь строй
лающих собак. Они просто лают, не приближаясь и не
нападая. Если к этому привыкнуть, можно просто идти
и считать, что играет какая-то необычная музыка или
что это шум ночного города. Справа, параллельно Дороге
между гаражами, проходит Окружная железная дорога,
там товарная станция Канатчиково, а за железной дорогой
— ТЭЦ, исторгающая пар. Лай собак, шум поездов,
диспетчеры станции Канатчиково переговариваются
по громкой связи, регулируют транспортные потоки.
Идти, идти дальше, собак не слышно, впереди горят
уличные фонари — и вот уже огромное кубическое
здание, где располагается информационное агентство
Postfactum.

Охранник что-то ворчит, поздно приходите, надо
раньше приходить, а вы поздновато, да, поздновато приходите,
надо раньше, часов в девять, а вы очень поздно,
вы давайте, давайте-ка пораньше, а то поздно очень, да.
Его можно не слушать, хотя лучше показать, что слушаешь,
ему будет приятно, это примерно как собаки
на Дороге между гаражами, главное — не дергаться.
Наверх, наверх. Вахта, непосредственно перед офисом.
Тоже охранник. Поздно вы опять приходите, вы
в следующий раз пораньше давайте, ладно? Ладно. На
вахте — стопка газет. Российская газета, известия, комсомольская
правда, московский комсомолец, правда,
российские вести. Из этой стопки надо сделать обзор.

Большой зал с огромным столом посередине. Этот зал
иногда использовался для пресс-конференций, Горбачев,
там, или Явлинский выступали перед журналистами
иногда, а по стеночке — столы с компьютерами.
Это рабочее место. В углу работающий телевизор. Надо
сесть за компьютер и при помощи программы MS Word
5.5 (досовская программа, синенький такой фон, белые
буковки) написать обзор, чтоб к утру, к девяти часам,
был готов.
Садился смотреть телевизор, ложился смотреть
телевизор. Было очень удобно лежать на огромном
столе и смотреть телевизор. По телевизору показывали.
Ближе к часу ночи начиналась сплошная, почти
до утра, программа биз-тв, это в честь, кажется, Бориса
Зосимова она так называлась, он был хозяин этой программы,
а потом сделал над собой усилие и организовал
в России программу эмтиви, а программа биз-тв
была им мужественно прекращена. Программа биз-тв
вся состояла из клипов. Часто показывали клипы Лены
Зосимовой, однажды было с ней интервью, и она рассказывала,
как папа долго не пускал ее на большой
телеэкран, дескать, еще низок профессиональный уровень,
надо расти, ты должна быть лучше всех, и она чуть
ли не плакала в подушку и росла профессионально, и,
видать, выросла, потому что ее стали очень часто показывать
по программе биз-тв, и все увидели, насколько
она выросла профессионально. В ротации постоянно
крутилось примерно пять клипов Лены Зосимовой,
и каждый клип за ночь показывали раза три-четыре.
Еще частенько показывали Ирину Салтыкову, поющую
что-то про серые глаза. Мелькала обычно ближе к утру
группа Агата Кристи с депрессивной песней про тайгу
и луну, что-то такое, облака в небо спрятались, хорошая
песня. Были и другие исполнители разные, но редко.
Потом просто засыпал на столе, укрыться было нечем,
было холодно и жестко, и толком уснуть не удавалось,
часа в четыре биз-тв исчезало. Вставал, рассматривал
газеты. Писать нечего, не о чем. Ничего не произошло.
Что же написать? Нет, что-то, конечно, происходило. Ох.
Еще поспать. В шесть утра опять начиналось биз-тв, а по
другим каналам бодряческие антипохмельные передачи
из серии доброе утро. Смотрел, бодрился. В восемь
уже начинали подтягиваться первые, самые дисциплинированные
сотрудники — редакторы, журналисты. Ну
как, написал? Нет еще, заканчиваю, сейчас, немного еще
осталось. Садился писать. За сорок минут писал четырехстраничный
обзор. «Ничего не произошло» превращалось
в «что-то все-таки произошло». Без десяти девять
обзор отдавался выпускающему редактору, симпатичной
невысокой худенькой женщине с немного гротесковым,
но очень симпатичным лицом, имя и фамилия
стерлись из памяти, она просматривала, говорила «нормально», можно было идти.

Обратно идти и ехать было уже повеселее, чем ночью
ехать и идти туда, но все-таки не очень весело. Недосып,
тупая усталость от отягощенного работой безделья,
голос Лены Зосимовой в ушах и сердце. Собаки на
Дороге между гаражами теперь не лаяли, вернее, лаяли,
но их лай растворялся в лае людей, которые ремонтировали
машины и спорили о стоимости кузовных работ.
Белый день, трамваи. В ларьке покупал какое-нибудь
пищевое вещество, чипсы или пепси-колу, ехал домой.

Возвращаться домой лучше вечером, чем утром, тем
более поздним утром, даже днем, когда все мельтешат
и истязают себя действиями. И Митино вечером гораздо
уютнее, чем утром и днем, вечером уютно и тепло горят
огоньки, а утром и днем работает радиорынок, на Пятницком
шоссе пробки, мокрая снежная жижа, и спать
уже толком не хочется, и начинается какая-то мелкая,
суетливая деятельность, имеющая целью дожить до
вечера, до ночи и наконец уснуть. А весь следующий
день отравлен необходимостью вечером выходить из
дома в холод и ехать на Ленинский проспект и идти
по Дороге между гаражами или смотреть наискосок на
Донское кладбище и Первый Московский крематорий
и слушать Лену Зосимову и в восемь утра писать обзор
и ехать обратно унылым белым днем в Митино.

Денег обещали платить много и регулярно, а платили
мало и нерегулярно. Чтобы добиться выплаты денег,
надо было несколько раз позвонить какому-то начальнику
и сказать, что денег до сих пор не заплатили, и раз
на четвертый-пятый он говорил подъезжай, подъезжал,
получал деньги, мало. Но деньги.А через несколько дней
подходил день очередной зарплаты, и опять звонить,
и подожди пару дней, позвони на той неделе.

Весной полегче стало, Дорога между гаражами подсохла,
но собаки лаяли, как и зимой, и даже с большим
энтузиазмом, наверное, из-за бурлящих в них весенних
жизненных сил. Обратно идти-ехать тоже получше,
поприятней — солнышко, листочки. Хотя, в сущности,
какая разница.

Заговорился с женой, спорили о чем-то, препирались,
а уже половина первого ночи, побежал к остановке,
ждал, ждал, подошла маршрутка. Во втором часу подъехали
к метро Тушинская. Поезда до Планерной еще
ходят, а в центр уже не ходят. Тепло, хорошо. Пошел
пешком в центр, через туннель под каналом, мимо
большого магазина с круглосуточным обменным пунктом,
по мосту через Рижское направление Московской
железной дороги, слева виднеется платформа
Покровское-Стрешнево, медленно и гулко едет товарный
состав, все подрагивает, дальше через зеленые
заросли Покровского-Стрешнева, по мосту через Окружную
железную дорогу, справа виднеется товарная станция
Серебряный Бор, там ведутся маневровые работы,
вагоны перетаскивают туда-сюда, медленно и гулко
едет товарный состав, все подрагивает, вообще, Окружная
дорога предназначена только для грузового движения,
а жаль, было бы интересно проехать по ней в электричке,
хотя Окружная дорога не электрифицирована,
но можно было бы пустить так называемый дизельпоезд,
дальше сквозь район Сокол, мимо метро Сокол,
здесь уже ощущение, что ты в центре, огни, все сияет,
мимо метро Аэропорт, справа аэровокзал, слева Петровский
замок, в котором Военно-воздушная академия
имени Жуковского, там готовят смертоносных летчиков,
дальше, мимо стадиона Динамо, это уже считай
центр, слева гостиница Советская, справа ажурный дом,
памятник архитектуры, Ленинградский проспект, дом
27, хорошо, что так получилось, что заговорился и пришлось
идти пешком, приятно идти пешком по Москве
весенней теплой ночью, мимо фабрики то ли Большевик,
то ли Большевичка, нет, Большевичка — это где
костюмы шьют, а это, наверное, Большевик, кондитерская
фабрика со сладким запахом, Белорусский вокзал.

Метро еще не ходит, а уже как-то устал, надо посидеть.
Пошел на вокзал. Заплатил милиционеру семь
тысяч рублей за возможность сидеть. Стоять можно
было бесплатно, а для того, чтобы принять сидячее положение,
надо заплатить. Заплатил, сел. Подремал. Милиционер
гонял бомжей. Утро, метро заработало. Пошел
в метро, сел в синий поезд, поехал на Ленинский проспект.
Дорога между гаражами, собаки. Охранник удивился,
что-то вы рано, вы же говорили пораньше, вот
рано пришел. Восемь утра, начал писать обзор. В десять
закончил. Посмотрел немного телевизор, ночью ведь
не удалось, Лена Зосимова, Агата Кристи, облака в небо
спрятались. Уже народу много пришло, люди уже работают,
телевизор уже нельзя смотреть. Пошел домой.

Платят все меньше и реже. Говорят, сейчас-сейчас.
Слышал краем уха, что Postfactum нанял кучу сейлсменеджеров
на процент, чтобы они в срочном порядке
продали всем, кому только можно, ленту новостей и другие
продукты компании. Говорят, сейчас все наладится.

Начало лета. Звонят как-то домой, говорят, подъезжайте
в агентство. Днем причем. Подъехал. Говорят:
сейчас денег вообще нет, платить мы вам не можем, так
что вы пока свободны, но скоро все наладится, и мы вам
позвоним.

В последний раз прошел по Дороге между гаражами.
Собаки приветственно-прощально лаяли, а люди спорили
о стоимости кузовного ремонта.

Перистые облака

Работа для вас, работа сегодня, из рук в руки. Нет работы.
Нет редакторской, журналистской работы. Надо, как это
называют некоторые, «кормить семью». Объявление:
что-то про книги, про книготорговую сеть. Пошел.

Около метро Аэропорт, в подвале. Фирмочка, торгующая
оптом книгами и открытками. Сизов торговал
на вокзале рождественскими открытками. Его поймали,
связали, и вот он умер под пытками. Книги, как
и открытки, не свои. Покупают книги и открытки, продают
книги и открытки. Работают по Москве, Московской
области и немножко по соседним областям. Было,
например, сказано: мы очень агрессивно работаем во
Владимирской области. Хозяин — улыбчиво-хитрый
дядька, бывший театральный режиссер, сыплет шутками.
Намекает на то, что вы (пришло несколько соискателей),
я вижу, люди интеллигентные, может быть,
творческие, надо отказаться от своих амбиций и быть
просто распространителями книг и открыток. Он вот,
значит, тоже театральный режиссер, отказался от творческих
амбиций, и теперь он просто владелец маленькой
оптовой фирмочки по продаже книг и открыток.
Почему бы и нет. Почему бы и не отказаться от амбиций
автора никому не нужных ночных обзоров прессы и не
стать распространителем книг и открыток. Нормально.

Весь подвал хаотически завален пачками книг
и открыток. Схема работы такая. Взять прайс-лист на
продукцию и альбом с образцами открыток, оставив
в залог сто тысяч рублей (альбом с открытками — материальная
и чуть ли не духовная ценность). По заданию
главного менеджера (второй человек в фирмочке,
тоже приветливый улыбающийся молодой дядька) поехать
по определенному маршруту, посетить определенные
торговые точки и предложить им закупить товар.

Товар с собой возить не надо (кроме образцов открыток),
потом на газели товар развозят по точкам в соответствии
с заказами. Открытие новых точек приветствуется.
Оклада нет, только процент. При нормальной
работе в месяц должно выходить примерно два миллиона.

Ну ладно, давайте попробуем. Спросили: далеко поехать
сможешь? Да. Маршрут: Киржач—Карабаново—
Александров—Струнино. Своим ходом, то есть электричками.
Вот адреса магазинов. Вот прайс-лист. Вот
альбом. Вот сто тысяч рублей в залог за альбом. Вот
деньги на дорогу.

Почему-то захватила, очаровала перспектива такой
поездки. Это ж надо — Киржач. Да еще Карабаново.
Душевный подъем, ветер дальних странствий, как перед
дальним путешествием. Было еще рано, и не поехал
сразу домой, а доехал до Тушинской, потом на автобусе
до платформы Трикотажная, оттуда на подмосковном
автобусе № 26 по петляющему Путилковскому шоссе
и сереньким химкинским улочкам до станции Химки,
на электричке до Ленинградского вокзала, потом на
метро до Тушинской и на автобусе № 266 в Митино,
домой. Приятно ехать, удовольствие от процесса езды,
от мелькающих за окном неприметных угрюменьких
пейзажей. Переночевал у мамы, в районе Курского вокзала,
потому что ехать рано.

Встал в четыре, пошел на Ярославский вокзал. Лето,
прохладно-тепло, приятно. Купил билет. Электричка
на Александров I. А есть ведь еще Александров II, да.
Поехали. Проносятся неказистые куски Москвы,

Северянинский мост. Платформа с диковатым названием
Лось. Она особенно диковато выглядит и звучит
из-за того, что перед ней была станция Лосиноостровская.
Лосиноостровская. Следующая Лось. Интересно,
есть где-нибудь станция Белка, или Хорек, или Морская
Свинка, или Осел? Нет, не интересно. Замелькала
дачность. Тайнинская. Где-то здесь взорвали памятник
Николаю II. Памятник стоял просто в поле. И его взорвали.
Мытищи. В вагоне еще два пассажира, они сидят
друг напротив друга, и один все время говорит своему
спутнику агрессивные слова: у, гад или у, сука, гад или
у, падла, сволочь, гад и так слегка размахивает руками
и делает как бы страшное лицо, а тот, другой, непонятно
как на это реагирует и реагирует ли вообще, он совершенно
неподвижен и молчалив, и непонятно даже, жив
ли он. Софрино. Здесь находится фабрика, производящая
церковную утварь, огромное производство, свечи,
иконы, облачения, чуть ли не гробы даже. На фабрике
крупными буквами написано: Русь святая храни веру
православную. Директор софринской фабрики ездит на
большом красном джипе. Вошли контролеры. Ваш билетик.
Прокомпостировали. Сергиев Посад. Невозможно
высокая ажурная колокольня, синяя с белым. У тех
двоих билетов не было, и их вывели, значит, тот, второй,
все-таки был жив, потому что он тоже вышел, подал
признаки жизни. Сплошные леса. Скоро Александров.
Скоро Александров. Подремать немного. Скоро Александров.
Александров. Приехали.

Александров — железнодорожный узел, скопление
транспорта и людей. Здесь останавливаются все поезда,
идущие по Ярославскому направлению. Даже великий поезд Москва—Владивосток здесь останавливается.
Диктор все время объявляет — прибыл поезд, отправляется
поезд, на таком-то пути, с такого-то пути. Поезда
ездят туда-сюда. Чуть вдали бесконечными рядами
стоят товарные вагоны.

На соседнем пути — электричка. На ней написано:
Орехово-Зуево. Это как раз то, что нужно. Говорят, на
станции Орехово-Зуево орудует банда, которая ночами
грабит проходящие поезда Нижегородского направления.
Купил билет до станции Киржач. Электричка
заполнена рабочими, которые, судя по всему, едут работать.
Рабочие трезвые, бодрые, улыбающиеся, и можно
даже подумать, что предстоящий труд доставляет им
радость, и так, наверное, и есть. Рабочие что-то оживленно
обсуждают, говорят про третий цех. Хорошие
рабочие. Поехали. Станция Карабаново. Рабочие вышли
и пошли работать. Сюда надо будет еще вернуться, здесь
книжный магазин, возможно, жаждущий открыток или
даже книг. Станция Бельково, пустая станция в чистом
поле, но это тоже хоть и маленький, но железнодорожный
узел, одна линия идет на Орехово-Зуево, а другая
на Иваново и Кинешму. Просто маленькая станция,
павильончик, низкая платформа. Никого. И поле. Ясно,
что здесь нет книжного магазина, не было и никогда
не будет. Грустная станция Бельково. Дальше. Остановочный
пункт 138 км. Голое место. Однако если здесь
учрежден остановочный пункт, значит, где-то поблизости
притаилась жизнь, не видимая из окна проходящего
поезда. Станция Киржач.

Электричка поехала дальше, в Орехово-Зуево, где
орудуют бандиты. На станции Киржач тихо. Города
как-то не видно. Разузнал, расспросил. Да, книжный
магазин есть, но он в городе (что, если разобраться,
логично). До города идти надо, милок. Минут двадцать,
может, полчасика. Там, на площади, увидишь. Спасибо.
Рано еще, есть еще время. Забрел в какой-то тихий
(здесь все тихое) дворик, сел на лавочку. Хороший день,
небо, как это обычно случается, голубое, в небе облака,
очень высокие, они вроде называются «перистые» —
такие, говорят, были в небе после падения Тунгусского
метеорита. Смотрел на небо. Присутствия людей не
ощущалось. Только скрипнула дверь в стоящем рядом
домике, и вышел человек, и ушел. Тихо, небо. Как-то
стало хорошо и все равно. Все равно, что будет, просто
хорошо, неважно, купят открытки или книги или
не купят или просто даже пошлют, и, если не удастся
заработать денег или удастся, все равно, хорошо, ровно,
неподвижно. Равнодушная радость разливалась по
тихим деревянно-бетонным окрестностям. Можно так
сидеть до конца рабочего дня, до последней электрички,
потом отчитаться о поездке, сказать: достигнуто состояние
тишины путем созерцания облаков. Но это было
бы неправильно с точки зрения продаж, менеджмента.
Фирма направила, дала денег на дорогу, возложены
определенные надежды, и надо этим надеждам соответствовать.

Уже почти девять, пошел в город. Мост через речку,
речка называется Киржач. Дошел до тихой оживленности.
Площадь, книжный магазин. Состояние радостного
равнодушия сохраняется. Вошел. С кем я могу поговорить.
Я представляю фирму такую-то, мы распространяем
книги и открытки, да-да, мы у вас заказывали, да,
месяц назад, а у вас есть с собой, покажите, ой, девчонки,
смотрите, открыточки какие, девчонки, идите сюда,
это из Москвы, да, ой, ну прелесть просто, открыточки,
я бы вот такую взяла, почем такие, а вот эти, ой, смотри,
с днем рожденья, а вот гляди, твой пупсик, миленькие
какие, прелесть просто, а эта даже с музыкой, ой, я бы
себе, конечно, взяла, а для магазина мы сейчас не сможем,
денег совсем нету, лето сейчас, это осенью хорошо,
а так, чтоб для себя, у вас можно, нет, жалко, только
образцы, мы только оптом, жалко, вы ближе к осени приезжайте,
в магазине деньги будут, учебники, тетради
будут все покупать, как раз открыточки тоже к первому
сентября, приезжайте, а сейчас нет, никак не получится,
вы приезжайте ближе к осени, спасибо, такие открыточки
милые, вот ведь как у вас там в Москве делают,
надо же, вот умеют же, спасибо вам, до свидания, до свидания.

Хорошо, тихо, радостно. Все равно. Прошелестела
под мостом речка Киржач. Вернулся на станцию. Теперь
надо в Карабаново. Скоро уже электричка. Медленно
проехал какой-то мелкий унылый поезд. И опять тихо.
Стрекочут насекомые. Пахнет шпалопропиточным
веществом.

Теперь обратно. Пустой остановочный пункт 138 км.
Грустная станция Бельково. Станция Карабаново. От
станции под косым углом отходит нечто среднее между
улицей и просто асфальтированной дорогой. Слева просто
трава и беспорядочные деревья, за ними — железная
дорога. Справа — тоже трава и беспорядочные деревья,
за ними — торцами стоящие к дороге-улице серые четырехэтажные
дома. Больше ничего. Беспорядочно бродят
потерянного вида люди. Немного в стороне невеселые
дети играют неизвестно во что. На некоторых домах
заметны номера. Сориентировался по номерам.В одном
из домов — крошечный книжный магазин. Вошел.
Пусто. На полках вроде бы книги, но то, что здесь продается,
трудно назвать книгами, это просто более или
менее аккуратно нарезанные и сшитые стопки бумаги,
что-то такое про домашнее консервирование, ремонт
автомобилей, какие-то альбомы для раскрашивания.
Продавщица, она же товаровед, она же вообще все здешнее.
Да, помню, мы у вас заказывали, можно прайс на
книги? Смотрит, делает пометки в бланке заказа, открыточки
покажите, да, открытки у вас хорошие, давайте
я у вас возьму вот этих десять и вот этих пятнадцать,
больше сейчас не получится, лето все-таки, но вообще
они у нас хорошо идут, мы ближе к осени у вас еще возьмем,
побольше, конечно, приедете, да, конечно, приеду,
спасибо вам, спасибо вам, до свидания, до свидания.

Первый заказ, но ощущения примерно такие же,
как в Киржаче, хотя там никакого заказа не было. Нормально.
Электричка до Александрова будет теперь не
скоро. На автобусе. Полуразваливающийся похрюкивающий
автобус отвалился от станции Карабаново,
похрипел недолго и причалил к станции Александров.

Напротив станции Александров стоят два дома. На
одном из них сверху написано: слава чему-то, вроде
труду. В этом доме, внизу, — книжный магазин. Почти
в подвале. Как-то темновато там. Переговоры вел мужичок.
Собственно, переговоры ограничились заявлением
мужичка о том, что ничего они у нас брать не будут.
Дорого, мол, невыгодно, вот если бы вот такие были бы
условия, тогда бы да, а поскольку они не такие, тогда нет.
И еще если б на реализацию вы давали, тогда да, а вы не
даете, тогда нет. Понятно. Спасибо, до свидания. До свидания.

Организм потребовал восстановления. Купил ему
изделие из теста и мяса, что-то вроде пирожка, в пристанционном
ларьке. Попил газированной воды. Купил
еще одно изделие из теста и мяса, что-то вроде беляша.
Возникла небольшая сытость, и радостно-равнодушное
состояние, достигнутое в Киржаче, постепенно развеялось.
Стало обычно. Ум занялся подсчетами выгоды.
Заказ в Карабаново маленький совсем, Киржач и Александров
— мимо. Ладно, еще Струнино осталось.

Струнино располагается совсем недалеко от Александрова.
Доехал на электричке. Струнино живописно,
если смотреть на него со стороны станции Струнино.
Огромный овраг, внизу речка, по краю оврага изогнулась
дорога, а вдали, в вышине, парит Струнино. На
переднем плане — большое краснокирпичное фабричное
здание, типичная текстильная фабрика 2-й пол.
XIX в., тогда был бум капитализма, и повсюду в маленьких
и больших городах строили такие фабрики. Сейчас,
судя по всему, фабрика не работает. Проехал на
автобусе по дороге над оврагом. Вышел на площади.
Где тут книжный магазин, не подскажете. Вон там, вон
туда пройдите, и за углом вон за тем как раз магазин.
Пошел. Действительно, книжный магазин. Магазин
закрыт. Табличка висит, из содержания которой трудно
понять, почему магазин закрыт. То ли ремонт, то ли банкротство.
Понятно только, что закрыт он надолго и даже
почти навсегда. Программа дня окончена. Электричка, Сергиев Посад с невозможно высокой ажурной синебелой
колокольней, Софрино с надписью про веру православную,
Тайнинская, где взорвали памятник Николаю
II, Лось, Лосиноостровская, Северянинский мост,
унылые полупромышленные уголки Москвы. Москва,
Ярославский вокзал.