- Кейт Аткинсон. Жизнь после жизни. — СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2014. — 544 с.
Есть такая птичка, которой кажется, что с заходом солнца она умрет.
А утром она просыпается, потрясенная тем, что еще жива.
И начинает петь самую прекрасную песню.Гас Ван Сент «Не сдавайся»
История популярной английской писательницы Кейт Аткинсон о «зациклившейся» девочке Урсуле, которая раз от раза проживает свою жизнь, неизменно рождаясь 11 февраля 1910 года, сначала напоминает набор черновиков. Такое количество отрывков с примерно одинаковым развитием событий и разными развязками, кажется, свидетельствует о том, что автор просто не знал, как начать, и аккуратно выписал несколько вариантов.
Некоторое время спустя становится ясно, какую игру затеяла Аткинсон.
«Все вокруг почему-то знакомо.
— Это называется „дежавю“, — объяснила Сильви. — Обман памяти. Память — это бездонная тайна.
Урсула якобы помнила, как в свое время лежала в коляске под деревом.
— Нет, — возражала Сильви, — человек не может помнить себя в младенческом возрасте.
Но Урсула-то помнила: листья, как зеленые ладошки, машут ветру; под капюшоном коляски висит игрушечный заяц, он вертится и приплясывает у нее перед глазами».
Полагая, что у ребенка чрезвычайно живое воображение, и воспитывая, помимо Урсулы, еще дочку и двоих сынишек, Сильви не придает особенного внимания болезни девочки и довольствуется несколькими визитами к психиатру. Урсула же, несколько раз случайно умерев, начинает пусть не всегда хорошо, но ориентироваться в пространстве и предсказывать будущее.
Мнение о том, что Кейт Аткинсон прознала тайну роулинговского маховика времени, недалеко от истины. Урсула вынуждена появляться на свет и умирать, исправляя свои и чужие ошибки, чтобы протянуть на земле чуть дольше, чем в предыдущий раз. По словам Томаса Элиота, жизнь слишком длинна. Что бы сказал классик, если бы узнал, что, умерев в 76 лет, он вновь родится и попадет практически в те же обстоятельства? Иными будут лишь детали, другой кусочек торта в кафе, например.
Однако, несмотря на невероятность описываемого, которая ощущается лишь спустя много дней после прочтения книги, Аткинсон отчетливо дает понять: происходящее с нами в реальности в девяноста процентах случаев от нас и зависит. Желания начать жизнь с чистого листа не возникает, но мысль постараться изменить все то, что много лет не дает покоя, — еще как!
Аллюзии на произведения великих, пронизывающие текст, не слишком-то легко распознаются русскими читателями. Влюбленная в британских классиков вроде Роберта Бернса, Джона Китса и Кеннета Грэма, автора сказочной повести «Ветер в ивах», Кейт Аткинсон и главную героиню романа наделяет страстью к литературе и способностью цитировать наизусть отрывки из произведений.
Переехав из одного города в другой и распаковывая коробки, Урсула «обнаружила Данте в красном сафьяновом переплете — подарок Иззи, под ним томик стихов Джона Донна (ее любимый), поэму „Бесплодная земля“ (библиографическая редкость, первое издание, зачитанное у Иззи), полное собрание Шекспира под одной обложкой, милых ее сердцу поэтов-метафизиков и, наконец, на самом дне коробки — предписанную школьной программой потрепанную книжку Китса с надписью: „Урсуле Тодд за успехи в учебе“».
После гибели брата Тедди во время боевых действий Второй мировой войны Урсула, знающая, что время не циклично, оно «новые письмена поверх старых», берется за мел судьбы. Уснув в 57 лет, дожить до которых в ее случае — большая удача, женщина перерождается вновь во имя любви к брату, которая оказалась сильнее жизни и уж точно сильнее смерти, имеющей в этой книге ограниченные права.
По мнению Сильви, «мука мученическая — произвести на свет ребенка. Доведись ей самой создавать род человеческий, она бы устроила все совершенно иначе. (Для зачатия — золотой луч света в ухо, а девять месяцев спустя — разрешение от бремени через какой-нибудь скромный ход.)» Хорошо, что мать Урсулы даже не подозревала, сколько раз рождалась ее дочь. А еще лучше, что никто из нас ни о чем таком не подозревает.
Метка: рецензия
Хочу верить
- Антон Понизовский. Обращение в слух. — СПб.: Издательская группа «Лениздат», «Команда А», 2013. — 512 с.
Верить в человека уже и означает любить его. Для этого нужно всего лишь его расслышать — когда он говорит, рассказывает тебе что-то, не думать о своем, не готовиться к ответу, выбирая, на что можно возразить, с чем согласиться, но просто слушать. Слушать, чтобы услышать, вот и все!
Майя Кучерская «Бог дождя»
Боязнь чистого листа исчезла сразу после появления на нем эпиграфа, а вот с боязнью чистых помыслов — когда свет истины рассеял перед глазами марево заблуждений — пришлось бороться несколько недель. Так вовремя и так уместно была прочитана книга Антона Понизовского (в фамилии автора есть что-то пронзительное!), даже страшно. Мало кто думал и гадал, что тележурналист станет врачевателем душ русских. Искренность намерений автора легко постичь, еще не приступая к чтению романа, — по листу благодарностей. Человек, восхваляющий за успех Господа, вероятно, способен явить миру чудо познания.
«Обращение в слух», как добротная деревенская баня с березовыми веничками, дарует очищение плоти и духа каждому вдохнувшему полной грудью горячий пряный воздух. Надолго хотелось сохранить это ощущение, да и невозможно было его потерять. Спустя некоторое время, вновь перечитывая полюбившиеся места в романе, красоту мысли автора начинаешь воспринимать как должное и даже жалеешь немного, что уже обращен.
Пять дней — пять глав. Подзаголовки — и десятки невыдуманных историй, по слухам, собственноручно записанных Понизовским на диктофон. Одиссея XXI века. Кажется, роман о том, как живут в разных уголках России и почему не уезжают из страны, несмотря ни на что. На самом деле — о любви, которая все объясняет.
Федор, русский «юноша бледный со взором горящим», седьмой год одиноко жил в Швейцарии и занимался под руководством местного профессора антропологией национальной культуры, а именно — исследованием русской души. Волею судеб он взял под опеку
Познакомившись в дешевом ресторане с супружеской парой из России — Дмитрием и Анной Белявскими, — Федор решил поделиться с приятными собеседниками (Леля отличалась особенной молчаливостью) материалами «свободного нарратива», над которыми он усердно работал. Так начались вечера обращения в слух, сопровождаемые достойными литературоведческими рассуждениями о Достоевском, аллюзиями, отсылающими к романам Саши Соколова. Герои познавали друг друга и родную Россию, разговоры об инфантильности народа которой впоследствии и стали причиной расхождения во взглядах.
Хранитель православных идеалов, Федор, встречая общее сопротивление, «не мог взять в толк, каким образом это могло произойти, что умные и хорошие люди объединились против него в таком простом, очевидном вопросе», например о том, что занятие стриптизом убивает душу. Надо отметить, что удивляться Феде, твердо верующему в вечность жизни, пришлось не единожды.
На яростные реплики Белявского: «…в России больше нет ничего, все сгнило, все умерло! …в России нет русской души! И никакой души нет!..» — Федор, качая головой, отвечал: «Это внешнее… Это земное царство», — и доводил своей непоколебимой верой Дмитрия Всеволодовича до исступления.
Теория его жены «о жечках и мучиках» искусственна до колик в животе. Анна не произносит вслух слова «женщина» и «мужчина», словно они потеряли свой смысл и опошлись настолько, что даже упоминание их всуе невозможно. На контрасте рассуждений зрелой женщины Федор внезапно различил голос немногословной, далекой Лели, начал слышать ее. «На обращенной к нему правой щеке — впервые увидел нежный, просвеченный солнцем пух… Он вдруг почувствовал что-то тугое и будто бы угловатое между легкими и животом… стало трудно глотать — и дышать приходилось очень мелкими вздохами…»
Прочитанное Федором наизусть «Видение Антония Галичанина» было признанием в любви и прощением грехов человеческих. Желание запомнить полосу от самолета и закат — «даже если сейчас ты со мной не согласишься, просто оставь пока, опусти на дно души…» — стало величайшим проявлением заботы и нежности. Умение вовремя понять, что «сейчас» так же реально и ценно, как «вечность», — переворотом в сознании, инициацией, обращением в веру. А слова Господа, не записанные в Евангелии: «В чем застану, в том и буду судить» — явились самым страшным из когда-либо постигнутых откровений.
Представьте, что вы попадаете в рай… Вы попадаете, а кто-то из ваших близких нет. Как вы можете радоваться в раю, зная, что родной вам человек обречен на вечные муки? Стирается после смерти противоречие между «я» — и «не-я», уверен Федор: «Если я знаю кого-то, то он уже часть меня. Даже если хотя бы я слышал о нем, слышал имя, читал в газете — значит, уже в этой маленькой мере он — часть меня…» Пусть бы так.
Закрыла Книгу познания. Задула свечу. «Ей, Господи, услыши мя грешнаго и убогаго раба Твоего, изволением и совестию…»
— Тебе слышно?
— Все слышно.