КАЛЕНДАРЬ. 22–30 сентября

22.09.1926

писатели Томас Вульф и Джеймс Джойс посетили Ватерлоо на одном туристическом автобусе, но так и не встретились.

22.09.1951

в Швеции запрещены поцелуи в общественных местах.

23.09.1848

американец
Джон Куртис у себя дома произвел
первую жевательную резинку.

24.09.1942

под Сталинградом советская летчица Ольга Ямщикова стала первой в мире женщиной-пилотом, сбившей вражеский самолет.

26.09.1960

Фидель Кастро
произнес самую длинную речь в истории ООН
(4 ч 29 мин).

27.09.1905

в Нью-Йорке женщина арестована за курение в автомобиле.

27.09.1937

в городе Альбион (штат Нью-Йорк) открылась первая школа по обучению Санта-Клаусов.

27.09.2003

Украина ограничила импорт российских спичек.

28.09.2003

река Хуанхэ в Китае внезапно изменила курс, затопив сотни городов и деревень, более 100 тыс. человек утонули.

29.09.1993

Ельцин потребовал от депутатов Верховного Совета покинуть Белый дом в срок до 4 октября. К тому времени cреди шведских грабителей банков и сберкасс утвердилась мода совершать налеты в резиновых масках, изображающих руководителей США и России. Вот и в этот день в городке Ярна сберегательную кассу «взяли» два молодчика, один из которых изображал Билла Клинтона, а второй — Бориса Ельцина.

29.09.1902

Эмиль Золя угорел в своем доме из-за неисправности (либо умышленной блокировки) дымохода.

30.09.1632

согласно классику, в  Йорке родился
Робинзон Крузо.

30.09.1659

Согласно классику, Робинзона Крузо выбросило на необитаемый остров.

30.09.2003

грузинские депутаты
назвали Иисуса Христа своим земляком.
Еще 30 сентября мы
отмечаем День рунета.

Полина Фомина

Мания Золушки

«Всяк сверчок знай свой шесток» — вот что должно быть начертано на многозвездном флаге Европейского сообщества

Отношение к расширению Евросоюза людей, в нем живущих, может быть каким угодно, в любом случае — и положительное, и отрицательное — оно будет навязано СМИ. Грубо говоря, обычным людям с их повседневными проблемами и бытом совершенно безразлично, расширяется Евросоюз или нет: их волнуют цены в магазинах, будущее детей, пенсия и количество новоприбывших людей с выраженной южной внешностью в их маленькие тихие города.

Моя родная Эстония вступила в Евросоюз наравне с другими «младшими сестрами» в 2004 году. Разумеется, туда все рвались, все были уверены, что прекрасно быть частью большой, старой, богатой Европы, забыв тотчас о борьбе за независимость, о которой кричали на каждом углу за пару лет до того. Всем захотелось красивых фантиков, захотелось чувствовать, что они что-то значат на европейской арене. Золушка напялила свою обувку, но оказалось, что это не хрустальная туфелька, как значилось в переводе, а козловый башмак, о чем и было написано в оригинале.

Совершенно очевидно, что такая страна, как Эстония, не играет никакой роли в большой игре. Ей нечего поставить и нечем крыть. Полная зависимость от иностранных инвестиций, тупая политическая озлобленность против России, подобострастный взгляд снизу на страны «старшей группы» — вот основные черты стран бывшего социалистического лагеря, милостиво принятых в хоровод больших желтых звезд на синем полотнище. Не знаю, что получила Эстония от Европы как государство, но ее граждане точно не получили ничего. А уж что это государство может дать Европе, кроме кильки и трикотажа, — бестактный вопрос.

Мы думаем, что живем в Европе, и нам нравится эта мысль, но мы снимаем очки и видим то же, что было десять, пятнадцать, двадцать лет назад. Прибавилось магазинов и новых зданий, но убитые спальные кварталы остались теми же, подростки в них все так же нюхают клей, русские девушки толкают перед собой коляски, уравновешивая ситуацию демографического кризиса и способствуя интеграции. Мы понимаем, что продукты стали дороже и хуже, плата за квартиру равняется половине среднего оклада. Зато мы можем без визы летать за границу бюджетными авиалиниями, жить там в дешевых отелях и даже оставаться работать — мести полы, выносить горшки за стариками или мыть посуду. Где-то в необозримом будущем мы, наверное, сможем учиться в европейских университетах и наслаждаться всеми последствиями этого обучения. Я говорю «мы», подразумевая большую — скажем, 85% — часть населения моей маленькой гордой страны. Оставшиеся 15% пользуются преимуществами европейских паспортов и, возможно, счастливы. Но кто возвращается в Таллинн после учебы в Сорбонне? Единицы. И чем они занимаются? Преподают французский госчиновникам.

Расширяя свои границы, Европа вплотную приблизилась к России. Прибалтийские страны как пограничная гряда, по крайней мере, имеют стратегическое значение, хотя при — не дай Бог — возникновении неприятных обстоятельств их сметут и не заметят. А какое значение имеют Словения, Хорватия, Сербия, Словакия? Несомненно, помощь получать любят все.

Я, допустим, укатила жить в Россию и счастлива этим. Многие другие русско? язычные жители Эстонии вряд ли выработали какое-то отношение к Евросоюзу и просто в ужасе от того, что скоро все цены переведут в евро, потому что их зарплаты едва ли станут больше. Шведы-то, например, или датчане не хотят на евро переходить, а у них с экономикой всяко получше, чем в Прибалтике. Знают они, наверное, что евро — есть зло.

Коренные эстонцы будут до потери сознания кичиться тем, что теперь они европейцы, не вспоминая о национальном самосознании, которым они кичились до того. И никогда в жизни не признаются, что «европеец» — всего лишь лейбл фирменной одежды, все так же отшиваемой на фабрике им. Клементи. Но им все лучше, чем при Советах. Вопрос престижа всегда тревожил провинциалов.

Выбравшись из царства советского, малые и неразумные попали в другое искусственно сформированное сообщество. В 20-е годы красная Россия завоевывала территории штыком и брала города измором, в начале XXI века хитрые буржуи заманивают так толком и не созревшие умы примерно такой же красивой идеей, как коммунизм. Разве Евросоюз не есть улучшенная модель коммунистического общества? Все вместе, под одним флагом, с новеньким евро в кармане идем к каким-то неясным, но, безусловно, красивым целям. И в достижении этих целей расцветающая золушкоподобная Эстония не постоит ни перед чем — будет тщательно отделять зерна от плевел, проверять, правильно ли дали гражданство, а тем, кто не заслуживает великого европейского паспорта, будет выдавать паспорт иностранца, учить нерадивых русских прекрасному эстонскому языку, а сама прилежно заниматься французским и английским. Будет запрещать пить и курить на улицах и в общественных местах, с тем чтобы упиваться и накуриваться дома. По великолепной европейской модели маленькая прибалтийская страна уже научилась жить в долг, не видя, как в кредитном пароксизме возникают переизбыток дорогого жилья и явная перенасыщенность дорогими товарами, которые мало кто может купить. Зато есть к чему стремиться…

Я не политический и не экономический обозреватель и не могу рассматривать проблему расширения Евросоюза с точки зрения оборонной способности и каких-то других мудреных факторов. Я — просто обладатель паспорта, на котором написано по-эстонски «Европейский союз». И мне от этого ни жарко ни холодно.

Лидия Койдула, гражданка Эстонии

Ровшан Аскеров в Доме Книги

3 сентября (вторник) в 17-00

В гостях у Дома Книги Ровшан Аскеров — игрок интеллектуального клуба «Что? Где? Когда?»,
бывший спортивный обозреватель газеты «Спорт-Экспресс».

Презентация книги «Страно(в)едение».

Невский пр., 28

С микрофоном только девушки

— Здравствуйте, мы с вами отправляемся в увлекательное путешествие по рекам и каналам Санкт-Петербурга…

О своем опыте работы гидом на туристическом кораблике рассказывает поэт
Любовь Лебедева

Возраст экскурсоводов разный, от 17 до 50, но в 95% случаев это женщины. Это объясняется спецификой работы: в летнее время самыми свободными людьми оказываются преподаватели ВУЗов и школ, а также их подопечные, именно они и выходят на водные просторы Питера, чтобы подзаработать себе на хлеб с маслом. За два года работы я видела только четырех экскурсоводов-мужчин, да и то трое из них вели экскурсии для иностранцев, что гораздо более прибыльное занятие.
Зато ни девушек, ни женщин не берут ни в матросы, ни в капитаны. Матросят в основном школьники старших классов и студенты первых курсов, а средний возраст капитанов – лет 25–35. Есть, конечно, и исключения, но те, кому исполняется 50, чаще всего становятся судовладельцами, и им выгоднее нанимать человека с «правами», чем работать самим. Владельцев часто можно встретить на понтоне: зачастую один понтон поделен между несколькими хозяевами, и они по очереди несут вахту, то есть выходят в определенный день, чтобы заносить в журнал сведения о том, как прошла смена. Они записывают время отправления катеров, заносят информацию о штрафах, если капитан проспал (а это случается часто), и то количество денег, которое принес в общак ушедший в рейс теплоходик. В смену ставят три-четыре, а на том понтоне, где когда-то работала я, шесть-семь кораблей, и за «средний» день очередь прокручивается два раза.
Русскоговорящий гид получает столько же денег в час (а стандартная экскурсия рассчитана именно на это время), сколько стоит билет без льгот: одна ходка дает аж 400 рублей. 800 рублей в день – совсем неплохо, особенно если учитывать тот факт, что есть еще и «заказы»: за них платят меньше, но сами люди нередко дают чаевые, а если заказчиками был оплачен еще и фуршет, тебя, несомненно, угостят с барского стола. Кроме того, заказы удобны и точным временем: на понтоне нет четкого расписания, когда отправится кораблик, – он уходит только после того, как хозяин-администратор даст отмашку: мол, сумма «сидит» сносная, отправляйся. Если погода плохая, а катерок открытый, люди могут собираться очень долго, занимать места, уходить, возвращаться вновь. Бывает так, что ни один катер не покидает причал, тогда смену закрывают часа на 2–3 раньше (ждут до последнего, надеясь на чудо), и после закрытия смены капитаны работают сами на себя.
Особенной популярностью пользуются ночные катания, так называемая «разводка», – это когда кораблики проходят сначала под медленно ползущими вверх крыльями Дворцового моста, а потом и Троицкого. Одновременно с Троицким поднимается впереди и Литейный мост, а на Неве тем временем творится беспредел: по воде на бешеной скорости несутся быстроходные катера, поднимая резкие волны, которые не страшны «калошам», но открытым маленьким лодкам, которых становится на Мойке и Фонтанке все меньше и меньше (в них приятнее на воде, но нет удобств и некуда скрыться от дождя), доставляют ощутимое беспокойство. Пассажиры, уже позабыв о красотах ночного Петербурга, судорожно хватаются за борта, а гид улыбается: «Не волнуйтесь, разве же это волны?!» Но гидов на ночные экскурсии берут все реже и реже: людям, отправляющимся в ночной рейс, не нужны анекдоты времен Петра и Екатерины, они хотят выпить пива и посмотреть на иллюминацию Васильевского острова.
Лично мне больше всего нравились именно лодочки: из-за своей компактности (хотя у прижимистого капитана на лодку помещалось до 40 человек) они могут проходить под самыми низкими мостами Петербурга, тогда как «калоши» со своими барами-ресторанами ходят купированным маршрутом («малый круг»), например Зеленый мост (Мойка) – Зимняя канавка – Нева до Медного всадника – разворот – Нева до Летнего сада – поворот в Фонтанку и – возвращение в Мойку через 1-й Инженерный мост мимо Марсова поля и дома Пушкина обратно к Зеленому мосту. В моей практике был пугающий случай, когда вода была очень высокой, но капитан не хотел идти «малый круг» (их не любят за их однообразность: сначала рассказываешь про один берег Невы, потом про второй, а люди-то уже все успели посмотреть) и пошел через канал Грибоедова. Все время приходилось втягивать голову в плечи, и, кроме того, мы чуть не застряли сначала под Каменным (это третий по ширине мост Петербурга), а потом под Ново-Конюшенным мостом. Каменный мост – это темный тоннель кирпичной кладки шириной в 95 метров. В тот раз было очень много иностранцев, и, думаю, они надолго запомнили тот русский экстрим: металлические поручни кораблика высекали пестрые искры, и на палубу гулко падали большие куски кирпича и кирпичной крошки, пока мы продирались сквозь темень.
«Большие круги» бывают самыми разными, но в основной своей массе они захватывают или Мойку – Неву – почти всю Фонтанку – Крюков канал – канал Грибоедова, или связаны с прохождением всей Мойки с выходом на Неву и подходом к Арке Новой Голландии. Авторские экскурсии гидов быстро становятся продуктом массовым, так как сами девушки в свободные дни (рабочий график на понтоне два через два) любят покататься и узнать что-нибудь новое «вон про тот дом». Основными требованиями к гидам являются пунктуальность (хотя о ней к концу лета вспоминают все реже и реже: сказывается усталость) и хорошая дикция, потому что не только кораблики (раз в смену обязательно кто-то ломается, и его берут на буксир или возвращают пассажирам деньги за сорванную прогулку) , но и микрофоны барахлят. За качество звука отвечает капитан, но туристы об этом не подозревают и поэтому претензии типа «ой, или вы так тихо говорили» предъявляют гиду. Он обычно первым выпрыгивает из катера и помогает людям выходить на понтон после того, как путешествие закончилось, так что от справедливого втыка он, подлец, не уйдет.
Еще надо отметить тот факт, что часто гиды стоят спиной к направлению движения корабля, поэтому они не только хорошо должны знать, какой мост сейчас будет, какой дворец вырастет на набережной через минуту, но и научиться не путать право и лево. Иногда перед отправлением некоторые гиды, зная, что в этот раз им идти задом-наперед, на тыльной стороне правой руки пишут «лево» и на левой – «право».
Люди, оккупировавшие реки и каналы, любят свою работу. Она дает неплохую зарплату, свободный график, интересные знакомства, загар, тренировку иностранного языка, да много еще чего. Можно упросить капитанов сгонять на середину Невы, где вода чище, и там понырять с лодки. Но, к сожалению, в этот бизнес не приходят со стороны. Люди здесь работают по нескольку лет, а на освободившиеся места стараются приглашать знакомых. При этом все равно считают деньги друг друга и завидуют, если у товарища в день было больше рейсов. Эта «рабочая» болезнь особенно проявляется у новичков, но к третьему месяцу пахоты сходит на нет. Также к профессиональным болезням можно отнести и сорванный голос (этим страдают не только гиды, но и зазывалы, без которых работать было бы гораздо сложнее: они объясняют маршрут
заинтересовавшимся людям и отвечают на стандартные вопросы).
У гида в жизни много событий веселых (типа выпрыгнувшего посередине Невы описавшегося юноши) и грустных (типа ссоры с капитаном из-за облитых «солярой» белых штанов), но мне почему-то чаще всего вспоминаются две такие.
Мы сидим на понтоне, и приходит мальчик лет одиннадцати-двенадцати. Серьезный, пухлый, в кепке и с пакетом в руках. Он спрашивает администратора и говорит, что хотел бы работать у нас, что окончил курсы гидов, что у него есть диплом, что он может вести экскурсии и – неплохо вести. Администратор почему-то смущается и начинает объяснять, что ты хороший парень и, я вижу, умный, но – пойми, у нас тут дяди и тети, а тебе еще всего двенадцать. И я вспоминаю, как я искала работу в четырнадцать, мне также объясняли, что тут дяди и тети и надо вот совсем чуть-чуть подрасти…
А еще была история, когда мы плыли по Фонтанке и уже заворачивали в Крюков канал, когда кто-то из пассажиров сказал: «Смотрите, человек будто бы тонет!» На Фонтанке ближе к Египетскому мосту низкие берега, и часто летом тут загорают пьянчуги, спят, купаются. Я обернулась, но мы уже входили в Крюков, и никого не было видно. Кто-то ответил: «Да нет, купаются!» А потом мы плыли там же через 2 часа, и стояла милиция, и лежало накрытое простыней тело. И я как-то не могла найти в себе силы рассказывать о Никольском соборе и святом Николае, покровителе всех моряков.

Любовь Лебедева

Бахус без Эроса. Заметки алкоголика

Римского-Корсакова, 17. Кафе при магазине «Ленточка». Водка от 18 рублей, нестрашные сорта от 30 рублей. Закусок много, и полиэтиленовых, и самодельных, холодных и горячих. Есть телевизор. Туалет 5 рублей. Круглосуточно, но один раз из десяти можно легко напороться на «закрыто» без объяснения причин.

Гражданский проспект, 36. «Рюмочная Бистро». Водка от 18 рублей, нестрашные сорта от 21 рубля. Место непроходное, компания посетителей местная и устойчивая; ощущение, что отдельные персонажи сидят сутками (работает 22 часа, с двумя часовыми пересменками). Закуски — пирожки из пакетов (с капустой съедобно), полиэтиленовые салаты. Туалет, телевизор.

Пушкинская, 1. Кафе «Рюмочная». Водка от 40 рублей. Рюмочная нового типа: для модной молодежи. Вкусная недорогая еда (супы от 60 рублей; десерты, впрочем, по ценам кофеен). Второе заведение от тех же хозяев — Некрасова, 19.

Литейный, 12. Распивочная в торговом зале гастронома: уходящий жанр. Водка от 15 рублей; приличных сортов не разливают. Два-три вида бутербродов, но никто не мешает купить в соседнем отделе качественный развесной салат. Или мороженое. Три стоячих столика. Туалета, разумеется, нет.

Ланское шоссе, 2. «Рюмочная». Водка от 13 рублей, нестрашные сорта от 20 рублей. Портрет Есенина на стене. Два сидячих столика, три стоячих, туалета нет. С 8 до 21 часа. Разогревают местного приготовления пищу (плов, чахохбили), традиционный набор бутербродов.

Большой проспект ПС, 12. Рюмочная «Робин-Бобин». Стояк-закуток, водка от 15 рублей, нестрашная от 20 рублей. Из закуски — Мало видов бутербродов. Работает с семи утра, редкий случай. Туалета нет.

Московский проспект, 3, в подворотне. «Рюмочная». Водка от 15 рублей, нестрашные сорта от 21 рубля. Стояк, закуски — колбаски охотничьи, яишница и строго 4 вида бутербродов (копч. колб., сало, селедка-яйцо, сыр). Вечерами часто можно встретить компанию милиционеров. До 22 часов, но норовит закрыться максимум в половине десятого. В туалет отсылают в кафе в соседнем переулке, но глухая подворотня гораздо ближе. «Петербургские фундаменталисты» нарекли заведение «рюмочная имени Носова»…

В чем петербургским фундаменталистам нельзя не сочувствовать: в инициативах по защите рюмочных. Публикации, акции, семинары. Это подчеркивает шутовской характер движения, но в основе здравое соображение: лояльность граждан государству зависит от доступности дешевого алкоголя. Горбачев начал «развал СССР» с антиалкогольной компании. Человек, вынужденный покупать ночью водку у таксистов, рискуя обнаружить в емкости обыкновенную воду, не пойдет в народное ополчение. Развитие событий было предсказано еще брежневским фольклором: «Если будет восемь, все равно не бросим, Передайте Ильичу, нам и десять по плечу, Если станет больше — сделаем как в Польше».

В какой-то момент казалось, что забегаловкам в Питере приходит кирдык а ля Москва, кафетерии и пирожковые посыпались под натиском фаст-фудов и спа-салонов, но тут, слава Богу, невидимая рука рынка сыграла на стороне горожан. Новые сети рюмочных (и, кстати, пышечных)- тренд последних двух лет, и старые почти все на местах.

Право же, что может быть слаще пятидесяти грамм на ходу, без церемоний и по щадящей цене, когда твои трубы поют душерасщепляющие романсы? Что может быть естественнее, даже никаких романсов не слыша, заглянуть мельком, кивнуть «как-всегда», заметнуть, крякнуть… Гражданин, имеющий такую возможность, гораздо реже вспоминает о коррумпированности властей и звериной сущности капитализма. Рюмочная — аналог церкви; если в душе ад, в семье разлад, а в бизнесе смрад, зайди на мгновение, поставь свечку, опрокинь даже и пятьдесят — и будет тебе утешение.

Конечно, последние идиотские установления по типу ограничения продажи алкоголя со стольки-то часов и запрета на уличное распитие, резко приубавляют градуса идилличности. Но в половине магазинов крепкое ночью из-под прилавка достанут, а на распивающих на набережных рек и каналов особо зверских облав, кажется, не устраивается. Власть чувствует, что за какие-то вещи — пусть опосредованно и отложенно — можно получить по башке даже от терпеливого моего народа.

В свободном мире, между прочим, с этим делом тоже амбивалентно. Америку я знаю плохо, но помню, например, гостиницу в Нью-Джерси, в которой даже днем не подавалось алкоголя (а без машины до цивилизации не доберешься), или ночь в Санта-Барбаре, когда в поисках глотка в баре по-любой-цене мы с приятелем шатались по спящему городу без малого два часа. Реалии Старого света знакомы мне ближе: удивитесь, например, тому факту, что в свободолюбивой Голландии алкогольные магазины закрываются в пять-шесть часов вечера и работают по пять-шесть дней в неделю (не говоря уж о том, что даже в Амстердаме вы будете час искать такой магазин). В Финляндии спецмагазинов больше и режим работы терпимее, но схема та же. На французской дороге водитель (хорошо, пусть пассажир), страждущий опохмела, рискует умереть от разочарования на заправочной станции, ибо там ему не продадут даже ничтожного пива.

Немецкая жизнь организована гуманнее — и на заправках все нормально (те, что на автобане, торгуют алкоголем крепче пива только до полуночи, но если очень хочется, найдется заправка в городской черте), и охотно придет на помощь заведение с привычным русскому уху турецким именем «киоск», где есть далеко не все, но то, что вам надо — есть. Да, киоск закроется максимум в два ночи, но надо же и совесть иметь; кроме того, на вокзале крупного города он с высокой вероятностью окажется круглосуточным. Да, киоски неравномерно распределены по стране: в Берлине, Бремене и Кельне их навалом, а вот, скажем, во Франкфурте-на-Майне то ли вообще нет, то ли нет почти.

Помню трагичнейшую историю 200.. года, когда на Франкфуртской книжной ярмарке был «русский год» и 150 наших писателей посетили это мероприятие за счет министерства печати. В последний день писателям пообещали банкет, писатели банкеты уважают, но ждал их облом невероятного масштаба: вывези в ресторан на окраине, угостили сосиской и пивом, а потом танцы, а писатели хотят водки, но она уже за свой счет, а ресторанная водка в Европе по три, скажем, евро за 20 грамм, что глупо и бесполезно, и не уйдешь никуда: или соборного автобуса жди два часа, или на такси. Половина с гаком писателей грустно ждало автобуса, предвкушая возместить в центре, но в центре магазины уже закрылись, а киосков, повторяю, там нет, а то, что заправку надо искать, не каждый писатель сообразит. Однако же: волшебное спасение в виде заправки остается почти всегда.

Иное преимущество европейского алкогольного универсума — вино в скромной таре. Я, скажем, просыпаясь на Сенной площади в г. СПб в жаркое утро, желаю плавно начать день с шампанского. Где мне его взять? В заведениях попроще его не разливают, отпускают только бутылками. В заведениях посложнее могут налить, затребовав три евро за сто грамм. Но еще надо найти такое заведение, а главное — сухое шампанское встречается через два раза на третий, все норовят напоить несъедобным полусладким. В то время как в любом гамбурге или брюсселе я куплю в ближайшем киоске нужную бутылочку в 200 гр. за те же три евро, а то и за два; не буду утверждать, что в каждом универсаме такая бутылочка есть в холодильнике, но во многих — есть, а в универсаме эти 200 гр. обойдутся мне вовсе в евро с небольшим. Еще спокойнее, если душа вожделеет красного: 250 гр. за аналог наших 35 рублей, и сиди со своей бутылочкой в тени каштана, а у нас вина на улице официально можно выпить лишь на террасе ресторана — минимум пять евро за гр.150.

Впрочем, вино — тема не русская и сторонняя. Вернемся к водке. Водка — страшное зло, разрушает семьи и все такое. Если автор этих строк не перестанет любить водку, то будущее его — сомнительно. С другой стороны, как же ее не любить. Гармония ледяной водки с салом, соленым огурцом, горячим борщом и пр. не нуждается в комментариях: ни Вагнеру, ни Прокофьеву таких гармоний создавать не удавалось.

Водка должна быть холодна и доступна; это очевидно, как заповедь «Не убий!». Не буду даже искать слов для тех деятелей общепита, что в припадке европейскости пытаются вводить в России издевательскую порцию 40 гр. С горчайшим сердцем вынужден констатировать, что в одно время эта гнилая мода завелась даже в мекке петербургской культуры, в Мариинском театре. Граммы, впрочем, скоро вернулись к человеческой норме, но цены в мариинских буфетах растут по три раза за сезон. Вышел меломан в антракте, позволил себе полтинничек, а больше уже позволить не может, а антракты в Мариинке богатырские, достигают пятидесяти минут.

Критиковать ценовую политику любимого театра не стану, тем более что в парижских операх порция шампанского или виски и вовсе — десять евро. Меломанам, однако, дам полезный совет. В окрестностях Мариинки хватает рюмочных, которые за время антракта можно посетить при желании и дважды. «Белые ночи» на Печатников переименовались и временно без лицензии, но, скажем, —

Ул. Декабристов, 53. «Рюмочная». Водка от 12 рублей, нестрашная — от 21 рубля. На закуску разогревают полиэтиленовые шашлыки. Нет бутербродов. Есть туалет. В интерьере — старые радиоприемники, бюсты Ленина и Сталина, чучела тетеревов. Открыто с 9 до 23. Флегматичный усатый буфетчик записывает долги опойных завсегдатаев в толстую книгу.

Вячеслав Курицын

Сергей Носов проходил мимо Плеханова тысячи раз

— Как давно ты описываешь питерские памятники, сколько уже настрелял?

— Лет десять назад решил разобраться с памятниками Менделееву и Плеханову: мимо них я проходил без преувеличения тысячи раз, так что совсем уж не занимать никакого места в моей жизни они не могли. А года полтора назад увлекся темой, написал очерков двадцать — мои герои в основном малоизвестные памятники, «притаившиеся», иногда даже несанкционированные или спрятанные от посторонних глаз…

— Какой внутренний смысл ты находишь в этом занятии?

— Идентичность памятников, психология памятников, приспособляемость памятников к изменяющимся условиям — вот темы, которые меня по-человечески волнуют, потому что, будучи человеком, я с некоторыми памятниками установил своего рода контакт. Вообще говоря, меня интересуют памятники со сложной судьбой, сильным характером, памятники, которым есть что сказать.

— Воплощает ли памятник как явление имперскую идею?

— Те или иные идеи памятникам часто приписывают, еще чаще навязывают. Никто не может сказать достоверно, какую идею в настоящий момент воплощает памятник.

— В памятнике больше Логоса, Бахуса, Марса или Эроса?

— Логоса больше, потому что любой памятник это высказывание. Что касается Бахуса, он обнаруживает себя ситуативно. В Петербурге есть несколько памятников, привлекающих к себе выпивох. Было бы легкомысленно объяснять феномен простым наличием скамеек. Составляющую Марс отнесем к определенным тематическим монументам, но не будем забывать, что в принципе каждый памятник изначально занимает оборонительную позицию: памятники уязвимы ровно настолько, насколько позволяют себе быть уязвимыми. Эрос находит выражение у памятников на нескольких уровнях, и это исключительно интересная тема, требующая особого разговора. От себя добавлю еще одну смысловую координату — Танатос — куда более важную, чем Бахус и Марс.

КАЛЕНДАРЬ. 15–21 сентября

15.09.1812

в нескольких местах подожжена Москва, взятая Наполеоном. Ни продовольствия, ни отдыха французы не получили. Москва горела. Французы грабили и пили.

15.09.1998

американец Джон Марден разбил о свою голову рекордное количество кирпичей за 30 секунд — двадцать девять.

15.09.1890

родилась Агата Кристи, классик детективного жанра. Перепробовав все виды деятельности на свете и снискав мировую славу по крайней мере в одном из них, она все же продолжала писать в анкетной графе «род занятий» — «замужняя дама», считая это самым верным ответом.

16.09.1987

впервые в ЮАР роль Отел? ло исполнена темнокожим актером.

19.09.1982

профессор Университета Карнеги-Меллона Scott  E. Fahlman впервые предложил использовать три символа, идущих подряд: двоеточие, дефис и закрывающую скобку, для того чтобы обозначать «улыбающееся лицо» в компьютерном тексте. Это стало чуть ли не самым серьезным пополнением электронного лексикона.

20.09.1792

во Франции разрешены разводы.

20.09.1918

расстреляны 26 бакинских комиссаров.

22.09.1926

писатели Томас Вульф и Джеймс Джойс посетили Ватерлоо на одном туристическом автобусе, но так и не встретились.

22.09.1951

в Швеции запрещены поцелуи в общественных местах.

23.09.1848

американец
Джон Куртис у себя дома произвел
первую жевательную резинку.

Полина Фомина

Не берут в космонавты

Игорь Бондар-Терещенко — украинский журналист, сочиняющий веселые и острые очерки о незалежных мастерах культуры. В редакции «Прочтения» оказалась целая книга таких очерков, вернее — рукопись, поскольку книгу Игорь не может пока опубликовать ни в России, ни на Украине (да простят нас братья-славяне, но предлог «в» рука не ставит не из-за имперских амбиций, а в силу привязанности к традициям русского языка)

— Насколько украинская массовая (и не самая массовая) культура зависит от российского контекста?

— Не скажу, насколько именно украинская культура до сих пор зависит от чьего бы то ни было контекста, но отчаянные попытки как отрешиться от «старого мира», так и зацепиться хоть краешком судьбы за всесоюзную кузницу талантов вроде Москвы здесь налицо. С одной стороны, Россию в упор стараются не замечать даже молодые и неопытные культуртрегеры вроде Толика Ульянова (тем не менее на всякий случай дружащего с Маратом Гельманом). В то же время мало какое здешнее культурное событие происходит без российских варягов: будь то поэтический фестиваль «Киевские Лавры» с приглашенными Бахытом Кенжеевым и Андреем Родионовым или львовский Форум издателей с Виктором Ерофеевым и Борисом Гребенщиковым. С другой стороны, на Россию постоянно оглядываются, с ней соревнуются. Президент Украины, любящий народное искусство, принимает у себя Филиппа Киркорова. Издатели вроде Ивана Малковича то и дело хвастают, что на три дня раньше издали очередной бестселлер типа «Гарри Поттера». Нам бы своим заняться, да, видать, «контекст» не позволяет. Соблазнительный, как забор соседа, за который так и тянет заглянуть. Возможно, Украина и встала с колен колониализма, да только для того, чтобы переменить позу. Как это там поется? «Дай-ка встану погляжу — хорошо ли я лежу?»

— Были ли у вас проблемы с героями ваших очерков?

— Куда ж без проблем в «независимом» колхозе! Полной обструкции, конечно, пока нет, но темные силы нас уже злобно гнетут. Это называется «воспитание коллективом», когда уже «не берут в космонавты», то есть не печатают в «своих» изданиях (которые в Украине сплошь и рядом свои, корпоративные, как «Критика» или «Сучасність»), но сами авторы очерков вроде Юрия Макарова, телеведущего и редактора журнала «Укра§ нський тиждень», писателя Юрия Андруховича или Сергея Жадана покуда только за глаза обижаются, проклинают и заочно расплевываются…

— Почему вы не можете издать свою книгу на Украине?

— Во-первых, по чисто «техническим» причинам. Дело в том, что ни одно из украинских издательств, куда я обращался, не стало связываться с одиозным автором в силу то ли колхозной корпоративности, то ли из-за боязни рассориться с «живыми» героями и персонажами книги. Ведь они, издательства, их издают, бабки на них делают, а тут откровенная сатира! Во-вторых, даже те издательства, которые вроде бы специализируются на выпуске книжек подобного «разоблачительного» формата про украинских политиков, все равно проигнорировали сию «бомбу» в области национальной культуры. О чем это говорит? Думаю, о том, что упомянутые «разоблачения» наши политики сами себе заказывают для пиара, а в данном случае налицо сплошная скандальная «отсебятина»? Единоличников в колхозе завсегда били, не так ли?

КНИГА ИЩЕТ ИЗДАТЕЛЯ

Игорь Бондар-Терещенко

НЕ(EAST-WEST)НАЯ УКРАИНА

Содержание

І. Герои и персонажи

1. МАРИЯ БУРМАКА. ДЕВУШКА С ГИТАРОЙ

2. ТАРАС ПРОХАСЬКО. МАСТЕР КОРАБЛЯ

3. ОЛЕСЬ БУЗИНА. МИССИЯ ВЫПОЛНИМА

4. ЛЮБКО ДЕРЕШ. ВУНДЕРКИНД ОТ ЛИТЕРАТУРЫ

5. МАРИНА И СЕРГЕЙ ДЯЧЕНКО. ПИКНИК НА ОБОЧИНЕ

6. ИВАН ДРАЧ. ЦЕПИ ДЛЯ ПРОМЕТЕЯ

7. ТАРАС ФЕДЮК. ЗАВХОЗ ЛИТЕРАТУРЫ

8. ВАСИЛЬ ГЕРАСИМЬЮК. ПОЭТ В НЕВЕСОМОСТИ

9. ОЛЕКСАНДР ИРВАНЕЦ. В ТЕНИ ВЕЛИКОГО КЛАССИКА

10. БРАТЬЯ КАПРАНОВЫ. ДВОЙНОЙ УДАР ПО ЧИТАТЕЛЮ

11. ТИНА КАРОЛЬ. ВООРУЖЕННЫЙ ГОЛОС УКРАИНЫ

12. ОЛЕГ КУЛИК. СОБАЧЬЯ РАДОСТЬ ХУДОЖНИКА

13. ЮРИЙ МАКАРОВ. БОГЕМНАЯ РАПСОДИЯ

14. ИВАН МАЛКОВИЧ. НАЧАЛЬНИК ДЕТСТВА

15. МАРИЯ МАТИОС. ЖИЗНЬ ОТ РУКИ

16. НАТАЛЬЯ МОГИЛЕВСКАЯ. ПОЛЮБИТЬ ЕЕ ТАКОЙ

17. ПАВЛО МОВЧАН. ПРОСВЕТИТЕЛЬСТВО С КУЛАКАМИ

18. АНТОН МУХАРСКИЙ. ТОГДА ОН ИДЕТ К ВАМ!

19. ЮРИЙ ПОКАЛЬЧУК. ЗАСТЕНЧИВЫЙ ПОРНОГРАФ

20. МИХАИЛ ПОПЛАВСКИЙ. И ОДИН В ПОЛЕ РЕКТОР

21. ВЕРКА СЕРДЮЧКА. ВЗБИТОЕ МАСЛО УСПЕХА

22. КУЗЬМА СКРЯБИН. ШАНС ДЛЯ ШАНСОНА

23. ВЛАДИМИР ЦЫБУЛЬКО. ПОЭТ В ЗАКОНЕ

24. ВЛАДИМИР ЯВОРИВСКИЙ. ПИСАТЕЛЬ ЗА ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ

25. СэКОНД-ХЕНД ОКСАНЫ ЗАБУЖКО

26. СЕРГЕЙ ЖАДАН. ПРОСТУЖЕННЫЙ ГОЛОС ПОКОЛЕНИЯ

27. СВЕТЛАНА ЗОРИНА. СТОЛИЧНАЯ КУЛЬТУРА НЕКРИМИНАЛЬНЫМ ВЗГЛЯДОМ

II. Интервью (Сергей Жадан, Юрий Издрык, Ирэна Карпа, Григорий Гусейнов, Маруся Климова)

III. E-mailирование реальности: ИБТ — Жадан

Предложения адресуйте на mail@prochtenie. ru

Беседовала Илона Мух

Зрелище ледохода

Два этих фрагмента принадлежат коллективному перу «петербургских фундаменталистов», литературной группы, сформировавшейся в начале нового тысячелетия. Собиратель жуков Павел Крусанов, интервью с которым вы уже прочли, и собиратель памятников Сергей Носов, интервью с которым прочтете через страницу, состоят в «фундаменталистах» наряду с Налем Подольским, Александром Секацким, Сергеем Коровиным, Владимиром Рекшаном (также примыкали к группе Илья Стогов и Андрей Левкин).

Написано про «зрелище ледохода» хорошо, что не удивительно: все «фундаменталисты» — первоклассные литераторы. Мысль о том, что новые пассионарии «едва ли станут обустраивать резервации для аборигенов», не только справедлива, но и кричаще актуальна: она высказывается гораздо реже и невнятнее, чем взыскует того Ближайшее Будущее. И необходимость национальной и государственной воли — пренасущная, но сограждане наши, променируя по курортным набережным под радужной сенью нефтяного зонтика, с легкостью забывают о воле в пользу дюжины-другой устриц и прочих шабли во льду.

Проблемы, однако, вполне очевидны, обозначить их — заслуга невеликая. Важнее пути решения. Бритоголовый говнопатриот, сбившись в стаю, решает схожие проблемы путем отмудохивания отдельно гуляющего вьетнамца или узбека: ясно, что это путь не особенно перспективный. «Империя» звучит красиво-благородно, но, по сути, эта идея столь же малополезна и даже вредна.

Опустим мистические соображения о том, что срок жизни империи начертан на хрустальной сфере между седьмым и девятым небесами. Сделаем вид, что российский народ способен найти в себе силы на духоподъемное государственное строительство: он, на самом деле, не слишком способен, ему бы от гаишника улизнуть, под руку пьяному менту не попасть, от застройщика, посягающего на последний скверик, а то и на саму лубяную избушку, отбиться, от чиновника спрятаться… но мы ловко сделаем такой вид. Но не уйти от того, например, факта, что демографический забег уже проигран, хотя спортсмены еще на середине дистанции: доля этнических русских будет снижаться с каждым кругом (десятилетием) все бодрее. Никуда не уйти от того, что православие ныне религия утешения, а не религия строительства. Империя нам элементарно не по средствам. Состояние армии в комментариях не нуждается. Нашей государственной мощи хватает только на ввод железнодорожных ? войск в Абхазию (с упреждающим суетливым комментарием: мы на минуточку, примус починим и сбрызнемся взад) да на клоунаду «Наших» у эстонского посольства. То ли кетчупом посольство закидывали, то ли хезали у будки охраны, не помню, что-то в этом роде: называлось протестом против переноса «бронзового солдата». Результат, ясно, был нулевой — в смысле судьбы солдата, а в смысле имиджа России отрицательный — все лишь посмеялись, какие русские бессильные дурачки.

Провоцировать в России имперские амбиции — это и значит желать ей быть бессильной дурочкой.

«Русские задачи», несомненно, стоят в полный рост: это, однако, не имперские, а государственные задачи. Надо так умно и аккуратно интегрировать китайцев на Дальний Восток, чтобы к периоду массового его заселения (которое не за горами) русские там остались как уверенная в себе администрация, а не как угнетаемые аборигены. Надо выгодно и аккуратно отдать Курилы, Калининград и Карелию японцам, немцам и финнам: с тем, чтобы там остались — лучше сказать «появились» — мощные русские центры, а бывшее наше население благоденствовало и размножалось (патриотизм — это забота о людях, а не о бренде «Россия»). Надо умно и аккуратно подумать, а нет ли у нас территорий, которые нам не просто не нужны, но и опасны. Надо хищно и аккуратно скупать земли и все, что можно, в Башкирии и Татарстане, чтобы сила русского бизнеса защищала тамошних христиан от нарастающей мусульманизации. То же самое нужно делать в Прибалтике, где — в отличие от своей территории — у нас как раз может быть демографическое преимущество; то же — в Грузии, на Украине и в Белоруссии.

Самое обидное: нефтяной праздник вполне позволяет все эти задачи решать. Для этого, однако, нужна ответственная власть, с которой… которая… Которая, впрочем, тема отдельная.

И более серьезная, чем лингвистические «имперские» упражнения служителей Аполлона, расслабившихся от обилия дешевой водки в сонном городе над вольной Невой.

Вячеслав Курицын

Аккорды метамузыки

Меня приятно удивил тот факт, что взгляды, высказываемые Курицыным, по многим пунктам близки установкам петербургских фундаменталистов. Ведь можно сказать (как это, в сущности, и делали большинство представителей мыслящего меньшинства еще десятилетие назад): да идите вы в жопу со своей государственностью, чем ее меньше, тем лучше. Вячеслав так не думает, он, так же как и мы, озабочен правильным государственным обустройством, — ибо человеку все же свойственно заботиться о своей сущностной определенности. Ведь полнота и подлинность присутствия требуют расширения — в сферу отношений с родными и близкими, в то или иное пространство символического (например, поэт инвестирует в стихию поэзии свое бытие) и, в том числе, в сферу, которую принято называть res publica, то есть «вещь общая».

Существует органическая государственность, в свою очередь имеющая множество форм, и, так сказать, государственность механическая. Последняя возникла в Новое время под влиянием протестантизма на англо-саксонской почве и получила название правового государства. Более точным было бы название «контрактное государство», поскольку оно образуется (легитимируется) путем общественного договора. Вскоре это выдающееся социальное изобретение начинает свое триумфальное шествие по всему миру, которое продолжается и по сей день, хотя уже исключительно по инерции. Дело в том, что все более очевидными становятся две вещи.

Во-первых, степень чужеродности контрактного типа государственности для других социальных образований: чужеродность нарастает по мере удаления от родного англо-саксонского очага. Сегодня Америка фактически оплачивает контрактную государственность за пределами «родного региона» или поддерживает ее, точнее ее имитацию, с помощью угроз.

Во-вторых, правовое государство, безусловно, знало свой золотой век (например, Британия прошлого столетия), но эти времена прошли, как все проходит в истории. На наших глазах правовое государство выродилось в служебное государство, подобно тому (и параллельно с тем) как гуманизм переродился в политкорректность. Ведь эффективное правовое государство опирается на жизнеспособное гражданское общество, на союз граждан — сегодня гражданское общество мертво, из союза граждан оно превратилось в сборище первых встречных. Курицын и сам это признает, ведь прогрессирующая контрколонизация Европы это как раз симптом отмирающей механистической государственности, которая теперь может быть захвачена, подобно добыче. Не извне, так изнутри.

Глубокий кризис контрактной государственности способствует возрождению органических форм, обес? печивающих прочное единство социального тела. Типы органической государственности простираются от греческого полиса до империи, задавая трансцендентное расширение присутствия, например смысл жизни или иерархическую упорядоченность бытия. В принципе, органическое государство есть порождение изначальной воли — воли жить в осмысленном мире.

Курицын пишет о «вредности» имперской идеи, совершая, увы, чрезвычайно распространенную ошибку — путая империю и тоталитарной режим. В действительности тоталитаризм куда более характерен для «взбесившегося» контрактного государства, когда суверен грубо нарушает условия сделки, посягая на так называемые неотчуждаемые права, то есть на те права, передача которых не была предусмот? рена в контракте. Поскольку бытие империи руководствуется не сделкой, а имперским сознанием и имперским самочувствием, там всякое нарушение глубинного строя (лада) воспринимается как кричащая фальшивая нота и устраняется восстановлением общей согласованности. Исторические империи, будь то Рим, Поднебесная, Османская империя или Австро-Венгрия, отличались удивительной веротерпимостью и способностью сохранять различия в общем трансцендентном единстве. Сама суть империи и ее основное отличие от механической государственности состоит в том, что единство целого складывается не из абстрактного равенства атомарных индивидов (таков идеал правового государства), а из согласованности различных вхождений — сословных, национальных, конфессиональных и т. д. Скажем, особенность служения самураев, крестьян, буддийских монахов определяла их способ вхождения в имперское пространство Японии; ясно, что введение абстрактного равенства тут же разрушило бы высокую согласованность. В применении к России можно говорить о казаках и старообрядцах: в конце концов, сила Империи есть ее способность позволить себе какую-нибудь «дикую дивизию» без ущерба для собственного единства на основе понимающего согласия «остальных подданных».

Итак, о России. Логика Курицына — не до империи, уберечься бы от пьяного мента, зажравшегося, некомпетентного чиновника, от собственной лени и дурости… Решить бы маленькому человеку свои маленькие, но нешуточные проблемы — вот был бы патриотизм! Но подлинное решение — перестать быть маленьким человеком, стать большим, войдя, например, в смыслообразующий имперский резонанс. Вся история России показывает, что для этой страны других приемлемых решений не существует: все попытки увлечь народ ситцевыми занавесочками и прочим обустройством быта кончались грандиозными социальными катаклизмами. Если внимательно вслушаться в смутный гул коллективного самосознания, можно отметить, что жалобы на частный произвол (гаишник на врача, врач на соседа по коммуналке, а тот, в свою очередь, на гаишника) заглушают друг друга, и ты с удивлением услышишь то, чего, наверное, не ожидал. Например: верните нам наше присутствие в четырех океанах! Это всего-навсего будет означать, что империя еще жива и бренд «Россия» по прежнему существует. Важнейшим источником популярности Путина было и остается умение вслушиваться хотя бы в отдельные аккорды имперской метамузыки.

О диаспорах. В принципе, это альтернативный способ хранения национальной и культурной идентичности. Многие народы владеют этой «альтернативной техникой», некоторые владеют ею виртуозно. Этнические китайцы, хуацяо, сохраняют аутентичность уже на протяжении примерно столетия в любой стране — что уж говорить о двухтысячелетней истории еврейских диаспор! Но история со всей безжалостностью показывает, что русские, т. е. носители русского языка, практически полностью ассимилируются уже в третьем поколении. В этом смысле Российская империя безальтернативна — она, если угодно, и есть самое величественное произведение социального народного творчества, вполне сопоставимое по своей яркости с русской литературой в целом.

Нельзя забывать и еще об одном аргументе, быть может для кого-то второстепенном, но чрезвычайно важном для петербургских фундаменталистов:
служебное государство, в отличие от Империи, эстетически незащитимо.

Александр Секацкий