Метка: Религия

• М.: Новое литературное обозрение, 2006 г.
• Переплет, 392 стр.
• ISBN 5-86793-443-8
• Тираж: 2000 экз.

Вторая половина XIX века. Россия входит в эпоху потрясений. Все, что было незыблемым и, казалось, таким и останется, меняется. Нет больше автаркии, невозможно жить без влияний извне. А что принесет окружающий мир — неизвестно. А оттого неуютно в настоящем и страшно в будущем. В таких условиях человеку свойственно найти опору, искать маяк. Причем бессознательно он должен отвечать двум критериям: демонстрировать укорененность и обладать способностью, как сейчас сказали бы, креативностью. Тот, кто сможет соответствовать этому, станет не просто авторитетом — он станет властителем, причем не только поведения, но и мыслей.

Одним из них (впрочем, не единственным) и стал Иоанн Кронштадтский; символ увядания старой, уходящей «матушки Руси». Он родился при Николае I (1829), в эпоху Пушкина («золотой век»), а умер при Николае II (1908), в «век серебрянный». Вдумайтесь! Это ведь два совершенно разных мира. Много ли сходств найдем мы в них… Буду благодарен, если укажете. Люди узнавали, что у них все больше и больше возможностей для удовлетворения своих желаний… Но вот что оказалось странным: они обнаружили, что особой радости это обстоятельство не приносит. Наоборот, тревога и головная боль с суетой (причем все более и более бессмысленная по ощущениям) одна. И тогда возникает вопрос: «Зачем?» Вопрос о смысле жизни… А что за структура более всего претендует на четкое решение этой проблемы? Правильно — религия. Но старая, в нашем случае государственная, синодальная версия в новых условиях неадекватна. Нужно новое, но с опорой на старое. Потому-то и оказался востребован герой книги. Ничто не действует на подсознание так эффектно, как набор притягивающих и манящих символов. Религиозный культ — один из примеров набора таковых. И если служба не казенная, а предельно экзальтированная, не останавливаемая даже в случае смерти прихожан, то это сильный ход. Человек нуждается в том, что бы кто-то поговорил с ним по душам. Исповедь — форма такового разговора. А если она проводится не в «часы приема», а в любое время суток?.. Потянешься ведь к тому, кто готов тебя выслушать даже ночью. И вот уже распространяется мнение о праведнике. Поможет всем. А ближний-то уже не способен на это. У каждого свои проблемы, каждый за чем-то гонится. Вековая общинность рушится на глазах… Непривычно и страшно.

Понятно, что стали задаваться известными русскими вопросами: «Что делать?» и «Кто виноват?». Себя обвинить всегда сложнее, чем другого. И поскольку все новое пришло извне, значит корень проблем в чужих, не русских и не православных. Это было политическое кредо отца Иоанна и, надо сказать, нашло (и сейчас находит) определенный отклик верующей паствы. Интересно почитать об его взаимоотношениях с «Союзом русского народа».

Нельзя не сказать об отношениях Иоанна с «хозяевами жизни», с теми, кто парадоксальным образом сочетает в себе безудержную любовь к земным благам и экзальтированную религиозность. Подобный симбиоз весьма показателен и достоин внимания. Тем более что эта тенденция в нашем обществе сейчас реанимирована. Да и стремление найти опору в традициях, когда не знаешь, что будет в следующий момент опять в моде. Яркий пример — магнитные иконы в автомашинах. Хотим мы этого или нет, но это — подавленное проявление страха. Это пример совмещения нового и старого. И, в общем, не каноническое православие.

Алексей Яхлов

• СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2005
• Обложка, 288 с.
• ISBN 5-288-03746-9

Что такое религия? Ответить на этот очевидный, казалось бы, вопрос достаточно сложно. Вера в единого Бога? Но есть религии, где эта вера отсутствует, — например, буддизм. Институт церкви или какой-то иной центральной организации? Но подобного института нет в ранних религиях, нет его и в индуизме. На самом деле однозначного определения религии не существует. А из множества имеющихся определений (и при этом их число продолжает увеличиваться!) невозможно выбрать такое, которое полностью устраивало бы весь ученый мир.

Петербургские ученые-религиоведы (М. М. Шахнович, Р. В. Светлов, Е. А. Торчинов и другие) в учебном пособии «Религии мира» рассматривают понятие религии прежде всего в историческом ключе — религия предстает здесь в виде конкретных традиционных учений, изменявшихся от эпохи к эпохе, от региона к региону.

Самые древние типы религии: тотемизм, магия, мантика и шаманизм; национальные религии, в своем бытовании не выходившие за пределы отдельных народов (как уже прекратившие свое существование религии античного мира, так и живые, развивающиеся религии Индии, Китая, Японии, и распространенные на Ближнем и Среднем Востоке зороастризм и иудаизм); мировые религии — буддизм, христианство и ислам… Авторы рассказывают о мифах и ритуалах разнообразных религиозных систем, описывают священные тексты — христианскую Библию, мусульманский Коран, буддийскую Трипитаку и многие другие.

Книга содержит массу информации, представляющей интерес не только для студенческой аудитории.

Прочитанное незаметно подталкивает к выводу о том, что в мире много было и есть разных религий, однако по большому счету ни одна из них не может претендовать на абсолютную истину. Такая «равноудаленность» религий — следствие бесстрастного научного подхода. Ведь исследователь религиозных систем не является проповедником. Будучи ученым, религиовед просто предлагает наиболее адекватные сведения о религиях, максимально отстраняясь от их оценивания. Возможно, какие-то из них лично ему могут нравиться или нет, что-то в них он считает ценным или бессмысленным, однако с научной точки зрения оценочная позиция может только повредить пониманию. Внимательный, умный читатель сумеет сам расставить необходимые акценты и, быть может, решить для себя, какую из сонма религиозных традиций считать истинной.

Сергей Пахомов

• СПб.: Амфора, 2006
• Переплет, 272 с.
• ISBN 5-367-00062-2
• Тираж: 3000 экз.

Герман Гессе, вспоминая о том, как создавал свою знаменитую индийскую повесть, писал: «Мне необходимо было… провести часть своей жизни в аскезе и медитации, прежде чем святой и близкий мне с юных лет мир индийской духовности вновь мог стать по-настоящему родным».

Познакомившись с романом Дмитрия Орехова, написанным почти век спустя, чувствуешь, что «мир индийской духовности» тоже стал вполне родным для ее автора. Впрочем, маловероятно, чтобы Д. Орехов, подобно немецкому классику, проводил время в аскезе и медитации. Скорее всего, нет. Автор «Будды из Бенареса» явно не трепещет перед мистиками Востока. Однако при этом ему удается — и это весьма важно — не затыкать своим героям рот, не навязывать им собственных мыслей.

Язык героев — это язык Ригведы и Дхаммапады. Их одежда, еда, образ жизни вполне достоверны. Отшельники медитируют, испытывают экстатические состояния сознания и даже парят над землей «на высоте двух-трех локтей». Однако все эти моменты воспринимаются вполне естественно. Перед нами не сказка, а притча. Притча о восточном мистицизме или, если угодно, об оккультизме.

Роман можно отнести к столь популярному сейчас жанру «альтернативной истории». Фабула произведения строится на допущении: исторических будд было два. (Следует оговориться, что с точки зрения буддологической науки подобная версия вполне правомочна. Неслучайно современный исследователь Эдвард Томас, автор книги «Будда. История и легенды» (М., 2003), сообщает, что Девадатта, двоюродный брат Сиддхарты Гаутамы, основал свою — альтернативную — буддийскую общину.)

Первая часть романа вполне, если так можно выразиться, «канонична» — герои действуют согласно историческому преданию. Перед читателем появляется царевич Сиддхарта, покинувший дворец после встреч с больным, стариком, мертвецом. Однако уже в самом начале книги появляется ощущение, что дальше без сюрпризов не обойдется. Во-первых, Ананда, любимый ученик Будды, предстает перед нами двухлетним ребенком. Во-вторых, человека, знакомого с «канонической» биографией Будды, не может не удивить маршрут путешествия Сиддхарты и Девадатты. Это путешествие начинается в городе Кушинаре. А ведь согласно буддийской легенде, именно возле Кушинара Будда окончил свои дни, отравившись свининой в гостях у кузнеца Чунды! В романе Орехова Сиддхарта тоже угощается у кузнеца парной свининой, а потом преспокойно продолжает свой путь. Дальше — больше. Маршрут путешествия в точности повторяет последнее путешествие Будды, за одним исключением — это путешествие в обратном направлении!

Во второй части действие решительно съезжает с накатанных рельсов исторического предания. Это происходит в тот момент, когда Девадатта, решившись захватить власть в общине, покушается на жизнь своего двоюродного брата. Согласно буддийским легендам, Сиддхарта вышел победителем из этой дуэли: бешеного слона он «наполнил любовью» и остался во главе общины. В романе Орехова все происходит несколько иначе. Впрочем, ощущение достоверности происходящего не покидает нас до последней страницы.

Но дело, конечно же, не в том, насколько точно книга реконструирует историю или жизнь ранней буддийской общины. Автор и не ставил такой задачи. Роман «Будда из Бенареса» — это соединение истории, мифологии и фантазии автора, причем все в нем подчинено одной идее, одному важнейшему вопросу: может ли задача внутреннего самосовершенствования быть оправданием отказа от нравственных норм? Сиддхарта в романе Орехова (впрочем, как и исторический Будда Шакьямуни) убежден, что страдания проистекают от желаний. Следовательно, надо побороть в себе абсолютно все желания. Получается, что с точки зрения буддийской доктрины желание поквитаться с обидчиком или желание протянуть руку ближнему равноценны — они одинаковым образом держат человека в «плену сансары». Сиддхарта упорно пытается провести в жизнь свою философию. Так создается коллизия: Сиддхарта-человек борется с Сиддхартой-отшельником. Кто же из них победит? Напряжение не спадает до самой последней страницы…

Н. Н.

• СПб.: Азбука, Петербургское Востоковедение, 2005
• Переплет, 544 с.
• ISBN 5-352-01370-7 (Азбука-классика)
• ISBN 5-85803-274-8 (Петербургское Востоковедение)
• Тираж 3000 экз.

Выражение «опыт запредельного» привлекает читателя надеждой на встречу с каким-то таинственным, но при этом до боли знакомым миром. Автор книги, известный петербургский востоковед и религиовед Евгений Торчинов (1956—2003) ставит своей целью отыскать суть религиозности. В прежние годы в религиоведении правил бал социологический подход, когда религия рассматривалась как некая общественная функция. Торчинов же опирается на психологический метод и полагает, что в основе всякой религии лежит некий опыт запредельного. Что же это за опыт?

Автор творчески развивает идеи так называемой трансперсональной психологии, в частности школы Станислава Грофа. Этот широко известный ученый-психиатр уже много лет устраивает по всему миру психотренинги, на которых погружает всех желающих в причудливые бездны бессознательного с помощью специфических дыхательных техник. На его семинарах человек, к примеру, может вспомнить свои предыдущие воплощения, а то и отождествиться с каким-нибудь зверем, птицей, насекомым или божеством, оказаться в аду или в раю, слиться с космосом или пустотой.

Такого рода переживания называются «трансперсональными», то есть выходящими за пределы обыденных, «дневных» впечатлений конкретной личности. В этом случае сознание находится в «измененных» состояниях. Эти особые измененные состояния можно как-то упорядочить. В частности, Гроф выделяет четыре «базовые перинатальные матрицы» (БПМ), или типы переживаний младенца в утробе матери либо при выходе из нее. Торчинов применяет эту идею по отношению к разным сторонам религий. Например, БПМ I, которая означает первоначальное единство плода с матерью до начала родов, сопоставляется с видением рая, а БПМ III (плод проходит по родовому каналу) может быть соотнесена с кровавыми жертвами ацтеков или страданиями и смертью Христа.

Религиозные перинатальные переживания — это переживания образов утраченного блаженства, страданий, смерти, воскресения и возрождения, расширение сознания. На них выросли древние мистериальные культы, шаманизм. Но от этого опыта отличаются собственно трансперсональные переживания, в которых отдельное сознание выходит за свои пределы с помощью развитой психотехники.

Есть религиозные традиции, которые стремятся постоянно воспроизводить этот «опыт запредельного». Торчинов называет их «религиями чистого опыта». К ним, например, относятся индуистская йога и, особенно, буддизм. В буддизме нет каких-то догматических правил, которым надо слепо доверять. От буддиста требуется умение погружаться в глубины своего сознания и только там находить подлинный смысл существования. Но есть и такие религии (христианство, ислам, иудаизм), в которых роль догматизма и каноничности довольно велика. В этом случае «опыт запредельного», не исчезая вообще, оказывается монополией основателя традиции, а всем прочим верующим предлагается поверить в него и следовать ему в своем поведении.

У многих может возникнуть резонный вопрос: а насколько эти переживания оправданы с точки зрения психического здоровья? Но автор уверяет, что они ничуть не являются психопатологическими. Напротив, они могут приводить к творческому развитию и реализации личности.

Думается, что вслед за Евгением Торчиновым мы бы согласились с тем, что «таинственный лик трансперсональной Гекаты поможет понять и светозарное чело социологического Аполлона». Действительно, трансперсональная матрица оказывается плодоносной почвой, на которой возрастает пышное древо социальных религиозных институтов.

Сергей Пахомов