Бахус без Эроса. Заметки алкоголика

Римского-Корсакова, 17. Кафе при магазине «Ленточка». Водка от 18 рублей, нестрашные сорта от 30 рублей. Закусок много, и полиэтиленовых, и самодельных, холодных и горячих. Есть телевизор. Туалет 5 рублей. Круглосуточно, но один раз из десяти можно легко напороться на «закрыто» без объяснения причин.

Гражданский проспект, 36. «Рюмочная Бистро». Водка от 18 рублей, нестрашные сорта от 21 рубля. Место непроходное, компания посетителей местная и устойчивая; ощущение, что отдельные персонажи сидят сутками (работает 22 часа, с двумя часовыми пересменками). Закуски — пирожки из пакетов (с капустой съедобно), полиэтиленовые салаты. Туалет, телевизор.

Пушкинская, 1. Кафе «Рюмочная». Водка от 40 рублей. Рюмочная нового типа: для модной молодежи. Вкусная недорогая еда (супы от 60 рублей; десерты, впрочем, по ценам кофеен). Второе заведение от тех же хозяев — Некрасова, 19.

Литейный, 12. Распивочная в торговом зале гастронома: уходящий жанр. Водка от 15 рублей; приличных сортов не разливают. Два-три вида бутербродов, но никто не мешает купить в соседнем отделе качественный развесной салат. Или мороженое. Три стоячих столика. Туалета, разумеется, нет.

Ланское шоссе, 2. «Рюмочная». Водка от 13 рублей, нестрашные сорта от 20 рублей. Портрет Есенина на стене. Два сидячих столика, три стоячих, туалета нет. С 8 до 21 часа. Разогревают местного приготовления пищу (плов, чахохбили), традиционный набор бутербродов.

Большой проспект ПС, 12. Рюмочная «Робин-Бобин». Стояк-закуток, водка от 15 рублей, нестрашная от 20 рублей. Из закуски — Мало видов бутербродов. Работает с семи утра, редкий случай. Туалета нет.

Московский проспект, 3, в подворотне. «Рюмочная». Водка от 15 рублей, нестрашные сорта от 21 рубля. Стояк, закуски — колбаски охотничьи, яишница и строго 4 вида бутербродов (копч. колб., сало, селедка-яйцо, сыр). Вечерами часто можно встретить компанию милиционеров. До 22 часов, но норовит закрыться максимум в половине десятого. В туалет отсылают в кафе в соседнем переулке, но глухая подворотня гораздо ближе. «Петербургские фундаменталисты» нарекли заведение «рюмочная имени Носова»…

В чем петербургским фундаменталистам нельзя не сочувствовать: в инициативах по защите рюмочных. Публикации, акции, семинары. Это подчеркивает шутовской характер движения, но в основе здравое соображение: лояльность граждан государству зависит от доступности дешевого алкоголя. Горбачев начал «развал СССР» с антиалкогольной компании. Человек, вынужденный покупать ночью водку у таксистов, рискуя обнаружить в емкости обыкновенную воду, не пойдет в народное ополчение. Развитие событий было предсказано еще брежневским фольклором: «Если будет восемь, все равно не бросим, Передайте Ильичу, нам и десять по плечу, Если станет больше — сделаем как в Польше».

В какой-то момент казалось, что забегаловкам в Питере приходит кирдык а ля Москва, кафетерии и пирожковые посыпались под натиском фаст-фудов и спа-салонов, но тут, слава Богу, невидимая рука рынка сыграла на стороне горожан. Новые сети рюмочных (и, кстати, пышечных)- тренд последних двух лет, и старые почти все на местах.

Право же, что может быть слаще пятидесяти грамм на ходу, без церемоний и по щадящей цене, когда твои трубы поют душерасщепляющие романсы? Что может быть естественнее, даже никаких романсов не слыша, заглянуть мельком, кивнуть «как-всегда», заметнуть, крякнуть… Гражданин, имеющий такую возможность, гораздо реже вспоминает о коррумпированности властей и звериной сущности капитализма. Рюмочная — аналог церкви; если в душе ад, в семье разлад, а в бизнесе смрад, зайди на мгновение, поставь свечку, опрокинь даже и пятьдесят — и будет тебе утешение.

Конечно, последние идиотские установления по типу ограничения продажи алкоголя со стольки-то часов и запрета на уличное распитие, резко приубавляют градуса идилличности. Но в половине магазинов крепкое ночью из-под прилавка достанут, а на распивающих на набережных рек и каналов особо зверских облав, кажется, не устраивается. Власть чувствует, что за какие-то вещи — пусть опосредованно и отложенно — можно получить по башке даже от терпеливого моего народа.

В свободном мире, между прочим, с этим делом тоже амбивалентно. Америку я знаю плохо, но помню, например, гостиницу в Нью-Джерси, в которой даже днем не подавалось алкоголя (а без машины до цивилизации не доберешься), или ночь в Санта-Барбаре, когда в поисках глотка в баре по-любой-цене мы с приятелем шатались по спящему городу без малого два часа. Реалии Старого света знакомы мне ближе: удивитесь, например, тому факту, что в свободолюбивой Голландии алкогольные магазины закрываются в пять-шесть часов вечера и работают по пять-шесть дней в неделю (не говоря уж о том, что даже в Амстердаме вы будете час искать такой магазин). В Финляндии спецмагазинов больше и режим работы терпимее, но схема та же. На французской дороге водитель (хорошо, пусть пассажир), страждущий опохмела, рискует умереть от разочарования на заправочной станции, ибо там ему не продадут даже ничтожного пива.

Немецкая жизнь организована гуманнее — и на заправках все нормально (те, что на автобане, торгуют алкоголем крепче пива только до полуночи, но если очень хочется, найдется заправка в городской черте), и охотно придет на помощь заведение с привычным русскому уху турецким именем «киоск», где есть далеко не все, но то, что вам надо — есть. Да, киоск закроется максимум в два ночи, но надо же и совесть иметь; кроме того, на вокзале крупного города он с высокой вероятностью окажется круглосуточным. Да, киоски неравномерно распределены по стране: в Берлине, Бремене и Кельне их навалом, а вот, скажем, во Франкфурте-на-Майне то ли вообще нет, то ли нет почти.

Помню трагичнейшую историю 200.. года, когда на Франкфуртской книжной ярмарке был «русский год» и 150 наших писателей посетили это мероприятие за счет министерства печати. В последний день писателям пообещали банкет, писатели банкеты уважают, но ждал их облом невероятного масштаба: вывези в ресторан на окраине, угостили сосиской и пивом, а потом танцы, а писатели хотят водки, но она уже за свой счет, а ресторанная водка в Европе по три, скажем, евро за 20 грамм, что глупо и бесполезно, и не уйдешь никуда: или соборного автобуса жди два часа, или на такси. Половина с гаком писателей грустно ждало автобуса, предвкушая возместить в центре, но в центре магазины уже закрылись, а киосков, повторяю, там нет, а то, что заправку надо искать, не каждый писатель сообразит. Однако же: волшебное спасение в виде заправки остается почти всегда.

Иное преимущество европейского алкогольного универсума — вино в скромной таре. Я, скажем, просыпаясь на Сенной площади в г. СПб в жаркое утро, желаю плавно начать день с шампанского. Где мне его взять? В заведениях попроще его не разливают, отпускают только бутылками. В заведениях посложнее могут налить, затребовав три евро за сто грамм. Но еще надо найти такое заведение, а главное — сухое шампанское встречается через два раза на третий, все норовят напоить несъедобным полусладким. В то время как в любом гамбурге или брюсселе я куплю в ближайшем киоске нужную бутылочку в 200 гр. за те же три евро, а то и за два; не буду утверждать, что в каждом универсаме такая бутылочка есть в холодильнике, но во многих — есть, а в универсаме эти 200 гр. обойдутся мне вовсе в евро с небольшим. Еще спокойнее, если душа вожделеет красного: 250 гр. за аналог наших 35 рублей, и сиди со своей бутылочкой в тени каштана, а у нас вина на улице официально можно выпить лишь на террасе ресторана — минимум пять евро за гр.150.

Впрочем, вино — тема не русская и сторонняя. Вернемся к водке. Водка — страшное зло, разрушает семьи и все такое. Если автор этих строк не перестанет любить водку, то будущее его — сомнительно. С другой стороны, как же ее не любить. Гармония ледяной водки с салом, соленым огурцом, горячим борщом и пр. не нуждается в комментариях: ни Вагнеру, ни Прокофьеву таких гармоний создавать не удавалось.

Водка должна быть холодна и доступна; это очевидно, как заповедь «Не убий!». Не буду даже искать слов для тех деятелей общепита, что в припадке европейскости пытаются вводить в России издевательскую порцию 40 гр. С горчайшим сердцем вынужден констатировать, что в одно время эта гнилая мода завелась даже в мекке петербургской культуры, в Мариинском театре. Граммы, впрочем, скоро вернулись к человеческой норме, но цены в мариинских буфетах растут по три раза за сезон. Вышел меломан в антракте, позволил себе полтинничек, а больше уже позволить не может, а антракты в Мариинке богатырские, достигают пятидесяти минут.

Критиковать ценовую политику любимого театра не стану, тем более что в парижских операх порция шампанского или виски и вовсе — десять евро. Меломанам, однако, дам полезный совет. В окрестностях Мариинки хватает рюмочных, которые за время антракта можно посетить при желании и дважды. «Белые ночи» на Печатников переименовались и временно без лицензии, но, скажем, —

Ул. Декабристов, 53. «Рюмочная». Водка от 12 рублей, нестрашная — от 21 рубля. На закуску разогревают полиэтиленовые шашлыки. Нет бутербродов. Есть туалет. В интерьере — старые радиоприемники, бюсты Ленина и Сталина, чучела тетеревов. Открыто с 9 до 23. Флегматичный усатый буфетчик записывает долги опойных завсегдатаев в толстую книгу.

Вячеслав Курицын

Не берут в космонавты

Игорь Бондар-Терещенко — украинский журналист, сочиняющий веселые и острые очерки о незалежных мастерах культуры. В редакции «Прочтения» оказалась целая книга таких очерков, вернее — рукопись, поскольку книгу Игорь не может пока опубликовать ни в России, ни на Украине (да простят нас братья-славяне, но предлог «в» рука не ставит не из-за имперских амбиций, а в силу привязанности к традициям русского языка)

— Насколько украинская массовая (и не самая массовая) культура зависит от российского контекста?

— Не скажу, насколько именно украинская культура до сих пор зависит от чьего бы то ни было контекста, но отчаянные попытки как отрешиться от «старого мира», так и зацепиться хоть краешком судьбы за всесоюзную кузницу талантов вроде Москвы здесь налицо. С одной стороны, Россию в упор стараются не замечать даже молодые и неопытные культуртрегеры вроде Толика Ульянова (тем не менее на всякий случай дружащего с Маратом Гельманом). В то же время мало какое здешнее культурное событие происходит без российских варягов: будь то поэтический фестиваль «Киевские Лавры» с приглашенными Бахытом Кенжеевым и Андреем Родионовым или львовский Форум издателей с Виктором Ерофеевым и Борисом Гребенщиковым. С другой стороны, на Россию постоянно оглядываются, с ней соревнуются. Президент Украины, любящий народное искусство, принимает у себя Филиппа Киркорова. Издатели вроде Ивана Малковича то и дело хвастают, что на три дня раньше издали очередной бестселлер типа «Гарри Поттера». Нам бы своим заняться, да, видать, «контекст» не позволяет. Соблазнительный, как забор соседа, за который так и тянет заглянуть. Возможно, Украина и встала с колен колониализма, да только для того, чтобы переменить позу. Как это там поется? «Дай-ка встану погляжу — хорошо ли я лежу?»

— Были ли у вас проблемы с героями ваших очерков?

— Куда ж без проблем в «независимом» колхозе! Полной обструкции, конечно, пока нет, но темные силы нас уже злобно гнетут. Это называется «воспитание коллективом», когда уже «не берут в космонавты», то есть не печатают в «своих» изданиях (которые в Украине сплошь и рядом свои, корпоративные, как «Критика» или «Сучасність»), но сами авторы очерков вроде Юрия Макарова, телеведущего и редактора журнала «Укра§ нський тиждень», писателя Юрия Андруховича или Сергея Жадана покуда только за глаза обижаются, проклинают и заочно расплевываются…

— Почему вы не можете издать свою книгу на Украине?

— Во-первых, по чисто «техническим» причинам. Дело в том, что ни одно из украинских издательств, куда я обращался, не стало связываться с одиозным автором в силу то ли колхозной корпоративности, то ли из-за боязни рассориться с «живыми» героями и персонажами книги. Ведь они, издательства, их издают, бабки на них делают, а тут откровенная сатира! Во-вторых, даже те издательства, которые вроде бы специализируются на выпуске книжек подобного «разоблачительного» формата про украинских политиков, все равно проигнорировали сию «бомбу» в области национальной культуры. О чем это говорит? Думаю, о том, что упомянутые «разоблачения» наши политики сами себе заказывают для пиара, а в данном случае налицо сплошная скандальная «отсебятина»? Единоличников в колхозе завсегда били, не так ли?

КНИГА ИЩЕТ ИЗДАТЕЛЯ

Игорь Бондар-Терещенко

НЕ(EAST-WEST)НАЯ УКРАИНА

Содержание

І. Герои и персонажи

1. МАРИЯ БУРМАКА. ДЕВУШКА С ГИТАРОЙ

2. ТАРАС ПРОХАСЬКО. МАСТЕР КОРАБЛЯ

3. ОЛЕСЬ БУЗИНА. МИССИЯ ВЫПОЛНИМА

4. ЛЮБКО ДЕРЕШ. ВУНДЕРКИНД ОТ ЛИТЕРАТУРЫ

5. МАРИНА И СЕРГЕЙ ДЯЧЕНКО. ПИКНИК НА ОБОЧИНЕ

6. ИВАН ДРАЧ. ЦЕПИ ДЛЯ ПРОМЕТЕЯ

7. ТАРАС ФЕДЮК. ЗАВХОЗ ЛИТЕРАТУРЫ

8. ВАСИЛЬ ГЕРАСИМЬЮК. ПОЭТ В НЕВЕСОМОСТИ

9. ОЛЕКСАНДР ИРВАНЕЦ. В ТЕНИ ВЕЛИКОГО КЛАССИКА

10. БРАТЬЯ КАПРАНОВЫ. ДВОЙНОЙ УДАР ПО ЧИТАТЕЛЮ

11. ТИНА КАРОЛЬ. ВООРУЖЕННЫЙ ГОЛОС УКРАИНЫ

12. ОЛЕГ КУЛИК. СОБАЧЬЯ РАДОСТЬ ХУДОЖНИКА

13. ЮРИЙ МАКАРОВ. БОГЕМНАЯ РАПСОДИЯ

14. ИВАН МАЛКОВИЧ. НАЧАЛЬНИК ДЕТСТВА

15. МАРИЯ МАТИОС. ЖИЗНЬ ОТ РУКИ

16. НАТАЛЬЯ МОГИЛЕВСКАЯ. ПОЛЮБИТЬ ЕЕ ТАКОЙ

17. ПАВЛО МОВЧАН. ПРОСВЕТИТЕЛЬСТВО С КУЛАКАМИ

18. АНТОН МУХАРСКИЙ. ТОГДА ОН ИДЕТ К ВАМ!

19. ЮРИЙ ПОКАЛЬЧУК. ЗАСТЕНЧИВЫЙ ПОРНОГРАФ

20. МИХАИЛ ПОПЛАВСКИЙ. И ОДИН В ПОЛЕ РЕКТОР

21. ВЕРКА СЕРДЮЧКА. ВЗБИТОЕ МАСЛО УСПЕХА

22. КУЗЬМА СКРЯБИН. ШАНС ДЛЯ ШАНСОНА

23. ВЛАДИМИР ЦЫБУЛЬКО. ПОЭТ В ЗАКОНЕ

24. ВЛАДИМИР ЯВОРИВСКИЙ. ПИСАТЕЛЬ ЗА ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ

25. СэКОНД-ХЕНД ОКСАНЫ ЗАБУЖКО

26. СЕРГЕЙ ЖАДАН. ПРОСТУЖЕННЫЙ ГОЛОС ПОКОЛЕНИЯ

27. СВЕТЛАНА ЗОРИНА. СТОЛИЧНАЯ КУЛЬТУРА НЕКРИМИНАЛЬНЫМ ВЗГЛЯДОМ

II. Интервью (Сергей Жадан, Юрий Издрык, Ирэна Карпа, Григорий Гусейнов, Маруся Климова)

III. E-mailирование реальности: ИБТ — Жадан

Предложения адресуйте на mail@prochtenie. ru

Беседовала Илона Мух

Аккорды метамузыки

Меня приятно удивил тот факт, что взгляды, высказываемые Курицыным, по многим пунктам близки установкам петербургских фундаменталистов. Ведь можно сказать (как это, в сущности, и делали большинство представителей мыслящего меньшинства еще десятилетие назад): да идите вы в жопу со своей государственностью, чем ее меньше, тем лучше. Вячеслав так не думает, он, так же как и мы, озабочен правильным государственным обустройством, — ибо человеку все же свойственно заботиться о своей сущностной определенности. Ведь полнота и подлинность присутствия требуют расширения — в сферу отношений с родными и близкими, в то или иное пространство символического (например, поэт инвестирует в стихию поэзии свое бытие) и, в том числе, в сферу, которую принято называть res publica, то есть «вещь общая».

Существует органическая государственность, в свою очередь имеющая множество форм, и, так сказать, государственность механическая. Последняя возникла в Новое время под влиянием протестантизма на англо-саксонской почве и получила название правового государства. Более точным было бы название «контрактное государство», поскольку оно образуется (легитимируется) путем общественного договора. Вскоре это выдающееся социальное изобретение начинает свое триумфальное шествие по всему миру, которое продолжается и по сей день, хотя уже исключительно по инерции. Дело в том, что все более очевидными становятся две вещи.

Во-первых, степень чужеродности контрактного типа государственности для других социальных образований: чужеродность нарастает по мере удаления от родного англо-саксонского очага. Сегодня Америка фактически оплачивает контрактную государственность за пределами «родного региона» или поддерживает ее, точнее ее имитацию, с помощью угроз.

Во-вторых, правовое государство, безусловно, знало свой золотой век (например, Британия прошлого столетия), но эти времена прошли, как все проходит в истории. На наших глазах правовое государство выродилось в служебное государство, подобно тому (и параллельно с тем) как гуманизм переродился в политкорректность. Ведь эффективное правовое государство опирается на жизнеспособное гражданское общество, на союз граждан — сегодня гражданское общество мертво, из союза граждан оно превратилось в сборище первых встречных. Курицын и сам это признает, ведь прогрессирующая контрколонизация Европы это как раз симптом отмирающей механистической государственности, которая теперь может быть захвачена, подобно добыче. Не извне, так изнутри.

Глубокий кризис контрактной государственности способствует возрождению органических форм, обес? печивающих прочное единство социального тела. Типы органической государственности простираются от греческого полиса до империи, задавая трансцендентное расширение присутствия, например смысл жизни или иерархическую упорядоченность бытия. В принципе, органическое государство есть порождение изначальной воли — воли жить в осмысленном мире.

Курицын пишет о «вредности» имперской идеи, совершая, увы, чрезвычайно распространенную ошибку — путая империю и тоталитарной режим. В действительности тоталитаризм куда более характерен для «взбесившегося» контрактного государства, когда суверен грубо нарушает условия сделки, посягая на так называемые неотчуждаемые права, то есть на те права, передача которых не была предусмот? рена в контракте. Поскольку бытие империи руководствуется не сделкой, а имперским сознанием и имперским самочувствием, там всякое нарушение глубинного строя (лада) воспринимается как кричащая фальшивая нота и устраняется восстановлением общей согласованности. Исторические империи, будь то Рим, Поднебесная, Османская империя или Австро-Венгрия, отличались удивительной веротерпимостью и способностью сохранять различия в общем трансцендентном единстве. Сама суть империи и ее основное отличие от механической государственности состоит в том, что единство целого складывается не из абстрактного равенства атомарных индивидов (таков идеал правового государства), а из согласованности различных вхождений — сословных, национальных, конфессиональных и т. д. Скажем, особенность служения самураев, крестьян, буддийских монахов определяла их способ вхождения в имперское пространство Японии; ясно, что введение абстрактного равенства тут же разрушило бы высокую согласованность. В применении к России можно говорить о казаках и старообрядцах: в конце концов, сила Империи есть ее способность позволить себе какую-нибудь «дикую дивизию» без ущерба для собственного единства на основе понимающего согласия «остальных подданных».

Итак, о России. Логика Курицына — не до империи, уберечься бы от пьяного мента, зажравшегося, некомпетентного чиновника, от собственной лени и дурости… Решить бы маленькому человеку свои маленькие, но нешуточные проблемы — вот был бы патриотизм! Но подлинное решение — перестать быть маленьким человеком, стать большим, войдя, например, в смыслообразующий имперский резонанс. Вся история России показывает, что для этой страны других приемлемых решений не существует: все попытки увлечь народ ситцевыми занавесочками и прочим обустройством быта кончались грандиозными социальными катаклизмами. Если внимательно вслушаться в смутный гул коллективного самосознания, можно отметить, что жалобы на частный произвол (гаишник на врача, врач на соседа по коммуналке, а тот, в свою очередь, на гаишника) заглушают друг друга, и ты с удивлением услышишь то, чего, наверное, не ожидал. Например: верните нам наше присутствие в четырех океанах! Это всего-навсего будет означать, что империя еще жива и бренд «Россия» по прежнему существует. Важнейшим источником популярности Путина было и остается умение вслушиваться хотя бы в отдельные аккорды имперской метамузыки.

О диаспорах. В принципе, это альтернативный способ хранения национальной и культурной идентичности. Многие народы владеют этой «альтернативной техникой», некоторые владеют ею виртуозно. Этнические китайцы, хуацяо, сохраняют аутентичность уже на протяжении примерно столетия в любой стране — что уж говорить о двухтысячелетней истории еврейских диаспор! Но история со всей безжалостностью показывает, что русские, т. е. носители русского языка, практически полностью ассимилируются уже в третьем поколении. В этом смысле Российская империя безальтернативна — она, если угодно, и есть самое величественное произведение социального народного творчества, вполне сопоставимое по своей яркости с русской литературой в целом.

Нельзя забывать и еще об одном аргументе, быть может для кого-то второстепенном, но чрезвычайно важном для петербургских фундаменталистов:
служебное государство, в отличие от Империи, эстетически незащитимо.

Александр Секацкий

Зрелище ледохода

Два этих фрагмента принадлежат коллективному перу «петербургских фундаменталистов», литературной группы, сформировавшейся в начале нового тысячелетия. Собиратель жуков Павел Крусанов, интервью с которым вы уже прочли, и собиратель памятников Сергей Носов, интервью с которым прочтете через страницу, состоят в «фундаменталистах» наряду с Налем Подольским, Александром Секацким, Сергеем Коровиным, Владимиром Рекшаном (также примыкали к группе Илья Стогов и Андрей Левкин).

Написано про «зрелище ледохода» хорошо, что не удивительно: все «фундаменталисты» — первоклассные литераторы. Мысль о том, что новые пассионарии «едва ли станут обустраивать резервации для аборигенов», не только справедлива, но и кричаще актуальна: она высказывается гораздо реже и невнятнее, чем взыскует того Ближайшее Будущее. И необходимость национальной и государственной воли — пренасущная, но сограждане наши, променируя по курортным набережным под радужной сенью нефтяного зонтика, с легкостью забывают о воле в пользу дюжины-другой устриц и прочих шабли во льду.

Проблемы, однако, вполне очевидны, обозначить их — заслуга невеликая. Важнее пути решения. Бритоголовый говнопатриот, сбившись в стаю, решает схожие проблемы путем отмудохивания отдельно гуляющего вьетнамца или узбека: ясно, что это путь не особенно перспективный. «Империя» звучит красиво-благородно, но, по сути, эта идея столь же малополезна и даже вредна.

Опустим мистические соображения о том, что срок жизни империи начертан на хрустальной сфере между седьмым и девятым небесами. Сделаем вид, что российский народ способен найти в себе силы на духоподъемное государственное строительство: он, на самом деле, не слишком способен, ему бы от гаишника улизнуть, под руку пьяному менту не попасть, от застройщика, посягающего на последний скверик, а то и на саму лубяную избушку, отбиться, от чиновника спрятаться… но мы ловко сделаем такой вид. Но не уйти от того, например, факта, что демографический забег уже проигран, хотя спортсмены еще на середине дистанции: доля этнических русских будет снижаться с каждым кругом (десятилетием) все бодрее. Никуда не уйти от того, что православие ныне религия утешения, а не религия строительства. Империя нам элементарно не по средствам. Состояние армии в комментариях не нуждается. Нашей государственной мощи хватает только на ввод железнодорожных ? войск в Абхазию (с упреждающим суетливым комментарием: мы на минуточку, примус починим и сбрызнемся взад) да на клоунаду «Наших» у эстонского посольства. То ли кетчупом посольство закидывали, то ли хезали у будки охраны, не помню, что-то в этом роде: называлось протестом против переноса «бронзового солдата». Результат, ясно, был нулевой — в смысле судьбы солдата, а в смысле имиджа России отрицательный — все лишь посмеялись, какие русские бессильные дурачки.

Провоцировать в России имперские амбиции — это и значит желать ей быть бессильной дурочкой.

«Русские задачи», несомненно, стоят в полный рост: это, однако, не имперские, а государственные задачи. Надо так умно и аккуратно интегрировать китайцев на Дальний Восток, чтобы к периоду массового его заселения (которое не за горами) русские там остались как уверенная в себе администрация, а не как угнетаемые аборигены. Надо выгодно и аккуратно отдать Курилы, Калининград и Карелию японцам, немцам и финнам: с тем, чтобы там остались — лучше сказать «появились» — мощные русские центры, а бывшее наше население благоденствовало и размножалось (патриотизм — это забота о людях, а не о бренде «Россия»). Надо умно и аккуратно подумать, а нет ли у нас территорий, которые нам не просто не нужны, но и опасны. Надо хищно и аккуратно скупать земли и все, что можно, в Башкирии и Татарстане, чтобы сила русского бизнеса защищала тамошних христиан от нарастающей мусульманизации. То же самое нужно делать в Прибалтике, где — в отличие от своей территории — у нас как раз может быть демографическое преимущество; то же — в Грузии, на Украине и в Белоруссии.

Самое обидное: нефтяной праздник вполне позволяет все эти задачи решать. Для этого, однако, нужна ответственная власть, с которой… которая… Которая, впрочем, тема отдельная.

И более серьезная, чем лингвистические «имперские» упражнения служителей Аполлона, расслабившихся от обилия дешевой водки в сонном городе над вольной Невой.

Вячеслав Курицын

Из обращений петербургских фундаменталистов

К общественности

Зрелище ледохода вызывает головокружение. Обидно самому оказаться на оторванной от берега льдине. Тем более тающей.

Ложу Грибоедов представляет в миру писатель Пелевин, положивший свой недюжинный талант на алтарь пропаганды поганок. Суровый устав Ордена Землеебов, инициацию в котором прошел писатель Сорокин, обязывает адепта дышать воздухом испражнений.

Мы сочувствуем художникам, чьи творческие удачи отвечают интересам увядающих сообществ. Блаженны встающие в позу дерзости. Безумству храбрых поем мы колыбельную песню.

Наш путь не таков.

Нас объединяет немногое, но прочно. Мы свободны в выборе пищи и способов отправлений. Мы признаем симбиоз четырех начал: Логоса, Бахуса, Эроса и Марса. Мы дорожим непринужденностью артикуляций, простотой жестов и широтой порывов. Художник не обязан быть предусмотрительным и разумным. Политкорректность не должна подменять эстетические критерии. Мы плачем над либеральным мифом, смеясь, и отстаиваем преимущество бифштекса с кровью перед морской капустой.

К президенту России

Коллективный невроз вины давно поразил Европу. Капитулянтские настроения, табу на все виды традиционной дискриминации — следующей стадией будет утрата дееспособности, всегда сопровождающаяся потерей суверенитета. Это произойдет под давлением колонизаторов-мстителей, высадившихся на континент после распада прежних колониальных систем. Они настроены решительнее западных колонизаторов XIX века и едва ли станут обустраивать резервации для аборигенов.

Утрата имперского самосознания приводит не только к смягчению нравов и плюрализму мнений, но также к размягчению мозгов и параличу воли. У России есть шанс избежать подобной развязки. Территориальные потери России в конце ХХ века огромны, но есть еще незримые границы, и нет для имперского самоощущения более важной задачи, чем оборона этих рубежей. Мы назовем эти рубежи прямо: Царьград, Босфор, Дарданеллы — и, если угодно, возможность нанести Америке неприемлемый ущерб.

Джеффри Хоскинг. Россия и русские

  • М.: АСТ: Транзиткнига, 2003

Книга 1

  • Пер. с англ. Р. А. Арсланова и др.
  • Переплет, 496 с.
  • ISBN: 5-17-018847-1

Книга 2

  • Пер. с англ. В. М. Заболотного, А. Ю. Кабалкина
  • Переплет, 496 с.
  • ISBN: 5-17-019229-0

Сейчас для многих совершенно очевидно, что взаимопонимание стран и народов важно как никогда. И взаимопонимание это требует освещения разных точек зрения. Вероятно, именно поэтому современному российскому читателю, сколько-нибудь увлекающемуся русской историей, не стоит проходить мимо исторических сочинений зарубежной россики, интересных в плане оригинальности, новизны и неоднозначности взгляда. Вот и я, поддавшись общим настроениям, также обратил внимание на работу Джеффри Хоскинга «Россия и русские», представляющую собой не что иное, как всеобъемлющую историю Российского государства с древнейших времен до современности.

Имя Дж. Хоскинга, одного из крупнейших британских историков, не очень известно в России. Между тем его книга, которую автор предлагает лишь неискушенному в русской истории читателю, явно превосходит не только обобщающие исследования британской россики XX столетия, но также многие капитальные труды современных российских ученых. Излагая основные факты отечественной истории, необходимые для читателя, впервые знакомящегося с темой, Хоскинг предпринял попытку отыскать корни противоречивого отношения к России как иностранцев, так и русских, сфокусировав внимание на имперской политике Российского государства, развитии демократических общественных институтов и «малых общностей», «разнообразии форм самосознания, которые менялись в России в течение веков».

Исходные принципы и положения Дж. Хоскинг формулирует в первой главе, которая может заинтересовать и начинающего, и хорошо осведомленного в отечественной истории читателя. Его рассуждения о роли географического фактора, особенностях национального менталитета, миграциях и колонизационном процессе при известной традиционности и хрестоматийности все-таки вызывают очевидный интерес, а главное — заставляют размышлять и спорить.

Книга 2

Основная идея Хоскинга, которую он интересно и изобретательно разрабатывает в концептуальном плане и доказывает многочисленными фактами, достаточно проста. Стремясь истолковать формирование и развитие российского общества и государства на протяжении многовековой истории, автор исходит из характерной для России «двусмысленной геополитической позиции», которой придает даже чрезмерно большое значение, возвращаясь отчасти к традициям дореволюционной историографии в лице С. М. Соловьева и В. О. Ключевского. В соответствии с этой позицией Российское государство, преодолевая «трудные, даже отчаянные исторические периоды», пыталось играть великую «евразийскую геополитическую роль» и последовательно осуществляло на протяжении столетий территориальную экспансию, покоряя соседние народы и государства, что вовсе не было следствием исключительно оборонительной стратегии России. Иначе говоря, Хоскинг рассматривает государственное развитие России как процесс империостроительства, целью которого была эксплуатация внутренних ресурсов имперского центра, консервация традиционных общественных отношений и поддержание контроля над многонациональными окраинами.

При этом Дж. Хоскинг, в противоположность А. Каппелеру, автору фундаментальной работы «Многонациональная российская империя» (Каппелер А. Многонациональная Российская империя: Возникновение. История. Распад (1996) / Russland als Vielvoelkerreich: Entstehung: Geschichte: Zerfall. Muenchen (1993)), утверждает, что процессы империостроительства тормозили русский национальный проект. По его мнению, «у россиян слабо развито национальное сознание», так как в значительной части своей истории Россия являлась империей, включавшей огромное количество самых разных народов. Таким образом, русские были не в состоянии развивать свои национальные институты, как это делали другие народы. Согласно Дж. Хоскингу, «русский национализм — оптическая иллюзия; его не существует. То, что люди называют русским национализмом, на самом деле является русским империализмом». В контексте современного обсуждения проблемы национализма и ксенофобии, присущих россиянам, эти рассуждения вызывают явный интерес.

Одновременно Хоскинг считает, что, несмотря на очень слабое национальное сознание у русских, они сильны на общественном уровне, а также глубоко осознают ценность своей культуры и языка. Отсюда стремление английского историка подчеркнуть особое место и роль демократических общественных институтов, малых общностей и солидарной ответственности в сооружении фундамента российского государства. В связи с этим он избегает модных ныне рассуждений о политическом деспотизме, якобы свойственном государственному строю России. Подобным идеям автор противопоставляет мнение об «эластичности» российского общества, его чрезвычайной гибкости и способности к адаптации. При этом в отличие от историков-государственников, которые еще в XIX веке говорили о «бродячей Руси», видит в этом явное достоинство.

Конечно, книга Джеффри Хоскинга не исчерпывает всего многообразия русского исторического процесса, но она является прекрасным введением в сложный и неоднозначный мир российской истории. Думается, что эта книга не должна пройти незамеченной для русского читателя. И не только потому, что отечественная литература, особенно учебная, зачастую скучна и неинтересна, но прежде всего потому, что перед нами действительно классический труд британской россики, удачно сочетающий научную критику и объективность с уважительным отношением к нашему историческому прошлому.

Владимир Кучурин

Александр Дугин. Поп-культура и знаки времени

  • СПб.: Амфора, 2005
  • Переплет, 496 с.
  • ISBN 5-94278-903-7
  • Тираж: 5000 экз.

Известный геополитик выпустил очередной, как всегда объемный, том своих авторских рассуждений. Думаю, не стоит напоминать, как модно в интеллектуальных кругах рассуждать о событиях, происходящих на «Великой шахматной доске» (пользуясь термином идейного антипода автора, проживающего на том конце нашей планеты, — Збигнева Бжезинского).

Вообще-то, строго говоря, геополитика — не наука. Она презентует себя в качестве таковой, претендуя на некую универсальную значимость знания, которое в ней генерируется. В реальности, читая тексты ее авторов, мы имеем дело со своеобразным видом литературы, достаточно увлекательным чтивом, не лишенным флера романтизма, фантастики и мистики.

Любая наука, как известно, не только базируется на фактах. Она строит на них новое знание, основанное на принципе Sine ire et Studio — «без гнева и пристрастия». В самом деле — никакому физику не придет в голову рассуждать о добре и зле технологии ядерного распада, а биологу — о справедливости и нравственности закономерностей генетики. Любой же геополитик, и Дугин тому яркий пример, дает обширные авторские комментарии фактов (а иногда и умозрительных гипотез), основываясь на своих субъективных ценностях, которые очень хочется сделать всеобщими. Причем высказывания носят, так сказать, комплексный характер. Своеобразный микст собственно политики, культуры, экономики и социальности.

Серия, в которой опубликована книга, называется «Личное мнение», и это важно иметь в виду. Таковым и является произведение, хотя сам автор, похоже, так не считает. Уверенный и практически не допускающий апелляций стиль формально ориентирован на выявление связи культурного контекста, который господствует ныне в российском обществе, и умонастроений людей в нем.

Фактически это сборник ранее опубликованных эссе и интервью А. Дугина; в этой связи большая часть текста представлена жанром, который предложен еще Платоном, — «Диалог». Я не случайно поставил кавычки. Как у Платона в его работах есть только один носитель и критерий истины (Сократ), а все остальные участники действа a priori заблуждаются, так и у Дугина явно проскальзывает настрой в исключительной собственной правоте. Я думаю, читатель сам найдет массу примеров этого, прочитав текст.

Автор презентует себя как «евразиец». В этом качестве он создает концепт построения (или, если угодно, возрождения) авторитарной империи. Идея вообще-то не нова. Но вот что любопытно. Утверждая, что осуществить это могут только русские, автор сообщает, что на пути реализации плана стоят враги. Их много, конечно. Но самые главные, как вы думаете, кто? Нет, не евреи. И не кавказцы… И даже не Запад! Украинцы — «человеконенавистническое тайное общество» (с. 90) ведет с Россией войну. Каким образом — рассказывать не буду. Прочитаете сами. Смею вас уверить, читатель, любопытно и познавательно.

Алексей Яхлов