Метка: Издательство «Альпина нон-фикшн»

Предисловие к книге Юрия Сигова «Необычная Америка: За что ее любят и ненавидят»

О книге Юрия Сигова «Необычная Америка: За что ее любят и ненавидят»

Мой давний приятель, человек, который много чего повидал
в жизни и много где побывал, как-то с разочарованием посетовал,
что надоело ему искать по белу свету приключения
и чуть ли не ежемесячно совершать новые открытия. Посещение
самых экзотических стран его больше не привлекало,
знакомиться даже с самыми интересными и неординарными
людьми вконец опостылело, но каких-то новых «адреналиновозатаскивающих» авантюр где-то «подкорно» ему все же хотелось,
а вот где их взять — непонятно.

И тогда он решил заняться, так сказать, «глубинным копанием» того, что ему казалось абсолютно понятным и известным.
Иными словами, заняться своего рода «духовнофилософской
археологией», в которой есть место не столько
обычным земным радостям, сколько сплошным сомнениям и разочарованиям: вот что-то казалось совершенно понятным
и ясным, а потом вдруг — раз! — и полное замыкание.

Между прочим, вы никогда не задумывались, что больше
всего (по крайней мере последние лет пятьдесят) в России
любят пообсуждать? Оказывается, склонны мы вести разговор
вовсе не о погоде, не о здоровье первых лиц государства
или последнем писке моды — что отечественной, что забугорной
— и даже не о «светских» скандалах… Любят у нас
поговорить, оказывается, о двух самых доступных и в то же
время абсолютно далеких для большинства вещах — о футболе
и об Америке.

Ведь кого ни спросишь — вне зависимости от возраста,
уровня интеллекта или наличия чувства юмора, — всяк
на пальцах вам объяснит, что надо сделать, чтобы любимая
команда (не важно, как она называется — «Амкар» или Chelsea)
всегда выигрывала, и кого надо поставить главным тренером
сборной, чтобы она в конце концов куда-нибудь прорвалась.

И не столь важно, что сам рассуждающий, возможно (и скорее
всего), никогда в своей жизни даже резиновый мяч по асфальту
не гонял, не говоря уж о гроссмейстерском кожановиниловом.
Но, уверяю вас, лишь затронь эту тему, и любой,
будь то министр или дворник, тут же выскажет свое веское
мнение по всем футбольным вопросам, стараясь ни в коем случае
не показать себя дилетантом или клиническим невеждой.

С Америкой дело посложнее. О ней не просто любят рассуждать,
на нее при случае (и при отсутствии такового) могут
со знанием дела сослаться, попенять каким-нибудь крепким
американского замеса словцом или выражением (зачастую
не понимая его подлинного смысла, но это в конце концов
не самое главное!) и даже пригрозить неведомым «американским
агрессорам», которые, словно назло России и многим
другим странам мира, стремятся всех выстроить по ранжиру,
а непокорных — так еще и прилюдно проучить.

Когда над бывшим Союзом висел прочно скроенный «железный
занавес», об Америке не то чтобы втайне мечтали, но говорили
каким-то завороженно-таинственным тоном. Всем было
известно, что где-то там, в заграничном далеке, такое государство
вроде бы как и существует, но попасть туда простой человек
(да и непростой тоже) с одной шестой части света ни при каких
условиях никаких шансов не имел. А те, кто «от партии и правительства» в Штаты попадал «в короткую или длинную командировку» в силу своей профессии (да и для того, чтобы пустили
в Америку еще хотя бы разок), упорно твердили об ужасах
«развитого империализма», будто все эти «ужасы» их любимой
стране (какой, правда, не уточнялось) из-за «бугра» угрожают.

В этом плане ничего не изменилось и в «послезанавесные»
времена: все те же «доверенно-проверенные лица» все так же
рвутся в Америку во все те же «ответственные командировки»,
в душе изо всех сил завидуя (не дай бог признаться!) этим самым
американцам. Но по роду своей оплачиваемой государством
работы они вынуждены с Соединенными Штатами бороться
перманентно и — что показательно! — абсолютно бессмысленно.
Причем более всего опасаются они не столько того,
что США действительно что-то плохое сделают той же России,
сколько того, что по каким-то причинам может «не сложиться»
их прорыв в» американское» будущее.

И даже покинувшие СССР еще в 1970-х десятки тысяч бывших
советских граждан, осевшие на Брайтон-Бич самого «капиталистически
загнивающего» города мира Нью-Йорка, ничего
особого в наше понимание Америки не внесли. Да, кое-какой
народ по разного рода родственным линиям (да и то с распадом
Союза) в Америку попадал, что-то оттуда привозил и даже
кое-что рассказывал о той малопонятной и абсолютно чуждой
для нашего человека заокеанской жизни.

На первый взгляд может показаться удивительным, но это
действительно так: не способствовала пониманию Америки
и долгие годы активно работавшая на создание образа «империалистического
врага» советская медийная пропаганда. Были
времена, когда в США находилось одновременно до 30 советских
корреспондентов всех мастей, названий и «крыш». Они регулярно
и в точно установленное время с экранов телевизоров
и страниц центральных газет вещали то о пышно-шевелюрной
Анджеле Дэвис, то о неугомонном докторе Хайдере, то о чудодевочке
Саманте Смит, с которой в тогдашнем Союзе отождествлялось
некое «новое американское мышление».

И уж хлебом не корми, а дай порассуждать об Америке,
что раньше, что сегодня, российским политикам и ответственным
государственным мужам. Причем чем чаще они попадают
с визитами «заклятой дружбы» и «взаимоневыгодного сотрудничества» в Америку, тем с большей уверенностью вещают
о всяких таинственных американских напастях — от направленных
на Россию тысячах американских ракет с самонаводящимися
и самоотворачивающимися головками до зловредных
торгашей с Уолл-стрит, которые то ли российский рубль хотят
куда-то опустить, то ли сделать цену за баррель нефти такой,
что вся российская экономика разом развалится. А уж что тогда
будет и произойдет с самой Америкой и со всем остальным
миром — просто страшно подумать.

И что больше всего поражает в этих «компетентных рассуждениях» — отсутствие ясности: зачем и для чего «американскими
примерами», вывезенными из собственных командировок,
люди козыряют? И стоит ли вообще так уж откровенно
демонстрировать свой псевдоантиамериканизм, чтобы понравиться
таким же псевдопатриотам?

Ведь, по правде говоря, у каждого из этих критиков, кого
ни возьми, именно там, в «загнивающих Штатах», и деньги
(причем немаленькие) лежат в банках или крутятся на бирже,
и особнячок давно облюбован и построен, и американский паспорт
или уже есть, или хотя бы разрешение на жительство получено (а если не у самого, так у ближайших родственников,
а у детей — обязательно).

Так что если «попросят» его по каким-то причинам с уютного
и насиженного места во властных структурах в России (где
почти всегда такой «попрошенный» как раз и занимался тем,
что поносил эту самую Америку почем зря), то именно там,
в Соединенных Штатах, он и найдет себе приют-прикрытие
в виде стипендиатства от фонда или иной структуры, обслуживающей
американское правительство.

Это только несведущим кажется, что российская власть
и все те организации, которые определяют международную политику
страны, являются по духу антиамериканскими. Смею
заверить, отнюдь нет: просто в России принято и необходимо
все время поносить Америку, обличать ее скрытую от глаз
трудящихся политическую вредность, военную наглость и финансовую
алчность. А еще для борьбы со всем этим «злом» создавать
разного рода отделы, главки и службы. На деле основная
цель работающих в этих теплых местечках (пусть в душе,
а не официально, на бумаге) — попытаться самим хоть немного
пожить в Америке. Либо на худой конец за счет каждодневной
критики США создать себе в России условия, максимально
приближенные к «ненавистным» американским «реалиям».

Поговорите с нашими хоккеистами, баскетболистами, разного
рода учеными — доцентами с кандидатами, которым удалось
волей судьбы оказаться в Америке и получить тамошний
паспорт… Российский-то, правда, они, как правило (исключения
есть, но правилом они так и не становятся, хотя для их детей,
родившихся в Америке, ситуация уже кардинально меняется
с отношением к этой стране), хранят для одной-единственной
цели: чтобы навещать родных и близких, не утруждая себя получением
российской визы.

А вот для жизни у них на руках самый надежный и, как оказывается,
втайне желаемый паспорт США, с которым и визы многих стран не нужны, и жить куда комфортнее и безопаснее,
чем по российским официальным документам.

Тут стоит отметить еще вот какой вроде бы небольшой,
но весьма, думаю, показательный нюанс. В Америке значительное
количество бывших и нынешних российско-советских
граждан живет потому, что чувствуют они себя там комфортно
и в безопасности. Но вот в американское общество большая
часть из них «перетекать» не намеревается (хотя не особо это
у них получается), да и желания они не проявляют, чтобы понять
это уникальное для всего остального мира общество.

И дело здесь вовсе не в чужеродном английском языке, который
все же не китайский или венгерский и минимальному
освоению и изучению элементарно поддается. Просто так намного
удобнее: американскую политику знать не желаю, а американцев
в душе круто-люто ненавижу — на праздники с ними
по-людски не выпьешь, да и с размахом не погуляешь.

Но зато в этом вечнозеленом долларовом обществе любому
уютно и тепло, особенно в Майами с Лос-Анджелесом. Так
что лучше (да и намного престижнее) обосноваться и строить
будущее и свое, и своих детей с внуками именно в Америке,
какой бы империалистически-алчной она ни была и как бы
скучно с американцами по сравнению с русскоязычным братом
ни было.

Проработав много лет в США, я поначалу удивлялся, какое
же количество наших граждан, на словах понося и желчно
критикуя эту страну, стремятся тем не менее при любой возможности
осесть в ней, а если самим не удастся, то непременно
привезти в нее своих детей. И при этом приложить все усилия,
чтобы именно с американским, а не каким-то другим будущим
связать свои дальнейшие жизненные перспективы.

Скажу откровенно, что почти всегда речь в таких случаях
шла вовсе не о конченых циниках или «продажных антисоветчиках», для которых традиционно все то, что плохо для СССР и России, — непременно в радость Америке и ее начальству.

Нет, речь идет о людях вроде бы самых обычных и цивилизованных
— о биологах и хоккеистах, физиках с химиками, компьютерщиках
с математиками, о музыкантах многочисленных
симфонических оркестров. В общем, о всех тех, кому не столько
нужна была таинственная и никем до сих пор не осознанная
«американская мечта», сколько укромное и комфортное место,
где не будет «доставать» все еще живущая и процветающая совковая
бюрократия и давящее всех подряд без разбору — причем
по никому не понятным причинам — не меняющееся с годами
совковое государство.

И здесь сформировался весьма любопытный парадокс.
Народу из бывшего СССР в Америку по всем направлениям
— что официальным, что разного рода «иммиграционнодопускающим» — попадает с каждым годом все больше
и больше. А вот осознанного неповерхностного понимания
Америки что у живущих в России, что у тех, кто из нее перебрался
в Штаты, как не было, так и нет.

Может быть, и нужды-то особой в этом «глубококопании
американских руд» не просматривалось. Действительно,
ну зачем голову ломать? И так все ясно: Америка для России
— это сильный и коварный соперник (может быть, уже
и не враг, но кто его знает?), мешающий России везде, где
только можно.

А уж если копать всерьез и попытаться понять, как так получилось,
что США при всех издержках и минусах превратились
в сильнейшую мировую державу, то тогда неизбежно придется
задумываться о самой России, о ее мало кому понятном
нынешнем социальном строе и тех людях, которые управляют
вверенным им государством.

Безусловно, многие в той же Америке из российских
что бывших, что нынешних граждан (вне зависимости от того,
удалось им обзавестись вожделенными американскими паспортами или нет) периодически сталкиваются и со сложностями
юридической системы этой страны, и с ее весьма ненадежно
и избирательно функционирующей медициной, и с имеющей
все шансы дать сто очков вперед российской, поразительной
по бестолковости и бессмысленности местной бюрократией,
да и с полицией, о которой, правда, по сравнению с ее российскими
коллегами принято выражаться только в возвышенных
чувствах.

Многие из наших соотечественников годами работают
в Соединенных Штатах и, естественно, вращаются в насквозь
«проамериканских» трудовых коллективах. А в них правила
игры не просто сильно отличаются от тех, по которым мы
играем у себя дома, они в корне другие и замешены на абсолютно
других и философии, и понимании самой сути отношений
между людьми.

Что же касается самих американцев, то им Россия, откровенно
говоря, по барабану: лишь бы ракеты оттуда не полетели
и не сотрясали ее социальные и другие, идущие волнами через
границы катаклизмы.

Большей части американцев вообще кажется, что было бы
намного лучше жить, если бы не только Россия, но и весь мир
были населены если уж не точными их копиями, то по крайней
мере очень похожими на них индивидуумами. И на полном
серьезе считают, что остальным просто не повезло, что они
уродились «неамериканцами». И, знаете, в чем-то они, как мне
кажется, правы: ведь миллионы людей со всего света рвутся
перебраться на жительство именно в США, а отнюдь не американцы
бегут из своей страны как черт от ладана.

Или вот еще: американцы вроде бы давно всем осточертели
со своей назойливой демократией во всех ее проявлениях —
особенно за границами США. И чем больше они ее навязывают
окружающему миру, тем их все больше терпеть не могут (даже
некоторые номинальные союзники). Но на деле это не так.

«Достав» весь остальной мир своим «продемократическим мессианством», Америка, как это ни кажется странным, именно
за счет подобного поведения неизбежно укрепляет, на удивление
многочисленных недругов, свои позиции в самых различных
уголках нашей планеты.

Возьмем еще одно устоявшееся заблуждение: дескать, Америка
— чуть ли не самая свободная в мире страна и в плане
«народопользования» этими свободами ей на земле нет равных
(чего стоит свобода продажи оружия, а потом пальба
по всем подряд — от школьников и учителей до конгрессменов
и президентов). Но все, как известно, в нашей жизни
относительно. А уж в американской — тем более. Прожив
немалое время в Соединенных Штатах, я воочию убедился,
что свободы как таковой в стране по большому счету не так
уж и много.

Пока не столкнешься с американским государством и чудовищной
бюрократией местного разлива, то о приличном уровне
свобод в США вполне можно и потолковать. Если сравнить
имеющиеся в распоряжении американских граждан свободы
(особенно те, что существовали до событий 11 сентября) с тем,
что я, например, видел в Саудовской Аравии или тех же постсоветских
государствах Центральной Азии, то разница на самом
деле отнюдь даже не символическая.

Однако за исключением малого и в какой-то степени среднего
бизнеса, в Америке в плане некой «полной свободы», которую
себе многие, не знающие этой страны, представляют,
особо не разгуляешься. Правда, большинство американцев
не считает все это какой-то «несвободой» или неким гибридом
«ограниченной вольности». Зато любые ограничения, накладываемые
на них родным государством (многие из которых
невероятно абсурдны и нелепы), американцы рассматривают
как неизбежные и даже «правильные издержки» свободного
развития страны и ее граждан.

При всех подобных «свободных метаморфозах» американцы,
по моим наблюдениям, вообще не видят в мире себе
равных, сколько бы они ни заседали в Совете безопасности
ООН и какими бы «стратегическими партнерами» ни нарекали
периодически то Россию, то другие страны. А посему невероятно
наивен тот, кто ждет от США некоего мифического
«равноправного партнерства». Потому и Россия, и постсоветские
страны, да и многие другие крайне заблуждаются, ожидая
от Соединенных Штатов какого-то даже минимального учета
их интересов (опять-таки не стоит придавать особого значения
риторике и прописным буквам, фиксируемым в двусторонних
соглашениях между Соединенными Штатами и другими
государствами). Этого никогда не было раньше и не будет
в будущем.

При том что рядовые американцы на порядок свободнее
граждан многих других стран, их отношение к религии
или церкви в стране можно сравнить, по моим наблюдениям,
только с самыми «зацикленными» исламскими государствами,
где религиозные начала — сама суть жизни, ее философское
осознание.

Многие почему-то уверены, что большая часть из того,
что у себя дома построили американцы, базируется исключительно
на протестантской религии и ее ключевых постулатах.
Я не совсем с этим согласен, и вот почему. Наверняка так было
на начальном этапе возникновения США как независимого государства
и еще сравнительно недавно, то есть как минимум
до обрушения башен Всемирного торгового центра и дымящихся
развалин Пентагона.

А вот затем, на мой взгляд, безграничная вера в свободу
и демократию стала гораздо чаще подменяться как внутри самой
Америки, так и вне ее бизнес-прагматизмом, который с религиозными
добродетелями пересекается все чаще, но реально
взаимодействует все реже и реже.

Кстати, есть еще одна любопытная черта американского
общества, о которой многие иностранцы предпочитают либо
вообще не думать, либо пенять гражданам США, ссылаясь
на их якобы клиническое невежество и малообразованность.
Судите сами: за всю свою историю Америка дала миру (я имею
в виду деятелей культуры с мировым именем) не так уж много
великих художников, поэтов и музыкантов, даже если учесть
тот факт, что они сюда съезжались тысячами в течение прошлого
века со всех концов света.

Но зато именно Соединенные Штаты прославились на весь
мир плеядой неординарных и ярких политических деятелей
(со времен отцов-основателей США до сегодняшних дней).
Причем эти люди не только оказывали и продолжают оказывать
огромное влияние на жизнь самих американских граждан,
но и чуть ли не полностью переписывали и, вне сомнения, будут
перекраивать мировую историю и ход ее важнейших событий
(здесь достаточно упомянуть Ф. Рузвельта, Г. Трумэна
и Дж. Буша-младшего, да и Б. Обама еще своего последнего
слова не сказал).

Именно американские политики сначала у себя дома, а потом
«на выезде» стали ярыми противниками таких типично
британских общественных институтов, как монархия, аристократия,
тирания по отношению к собственным гражданам
и отказ от религиозных свобод.

Существует еще одно заблуждение, касающееся Америки.
Якобы здесь возникла какая-то особая, искусственно созданная
всемирная нация — ни на кого не похожая и, может быть,
поэтому никому не желающая подчиняться. Как только ни называют
Америку — и «плавильным котлом», и «сборной перебродившей
солянкой», и даже родиной «новой человеческой
расы».

На самом же деле в Америке происходит действительно
уникальный по своей сути мировой социальный эксперимент по сбору со всего света желающих жить богато и свободно.
И хотя эксперимент этот еще далеко не окончен, в плане «нового
многонационального единения» людей в США каких-то особых
успехов (по крайней мере пока) добиться, на мой взгляд,
по разным причинам не удается.

Как бы ни пыжились китайцы, индусы, арабы, африканцы,
латиноамериканцы или восточноевропейцы (особенно
в первом поколении) вызубрить слова американского гимна
или имена президентов страны, они гарантированно по жизни
будут объединены только американскими паспортами общеустановленного
образца (да и то только те, кому повезет). А вот
обитать в Штатах они будут по большей части внутри замкнутых
национальных иммигрантских районов (причем знаменитый
нью-йоркский Брайтон-Бич — еще далеко не худший
вариант), по минимуму соприкасаясь с окружающей их «новорасовой» Америкой.

Кстати, многие американцы вообще не понимают, почему им
вообще надо с кем-то за пределами собственной территории считаться
и уж тем более учитывать чьи-то интересы. В их восприятии
даже самые позитивные события или отдельные аспекты
жизни граждан других стран не воспринимаются как нечто такое,
что заслуживало бы если не уважения, то как минимум тщательного
изучения на предмет перенятия позитивного опыта.

Для американцев и в политике, и в повседневной жизни
(в отличие от тех же китайцев или японцев) абсолютно
не характерно что-то планировать на годы вперед, искать
какие-то «длинные ходы» в тех или иных жизненных ситуациях.
Они традиционно действуют решительно и если уж бьют,
то непременно первыми и наотмашь.

Говорят, что американцы вообще ни с чьим мнением
не считаются (даже с мнением своих союзников), поэтому даже
самым верным друзьям с ними неуютно. На самом деле Америка
долгие годы была сама по себе — пуп земли, ни от кого особо не зависящий и одновременно диктующий всем, кто попадал
под «горячую руку», как жить им на земле бренной.

Попробуйте убедить простого американца, что где-то живут
лучше, чем в его родной стране, умнее, практичнее да и просто
счастливее. Гарантирую, результата вы добьетесь обратного.

Всех, кто с подобным подходом не согласен, американцы
привыкли при необходимости воспитывать не только словесными
увещеваниями, но и на межгосударственном уровне —
с помощью «большой военной дубинки». Если учесть, что военный
бюджет США намного больше, чем затраты на военные
нужды следующих за ними 19 стран мира, то бояться что рядовым
американцам, что самому сильному в мире государству
вроде бы некого.

Но наступило на горе Америки 11 сентября, и стало очевидно,
что все американские стереотипы восприятия жизни
не просто безнадежно устарели, но и стали создавать огромные
проблемы остальному миру. И этот самый «неамериканский
мир» весьма туманно стал оценивать поведение Соединенных
Штатов в том, что касается дальнейшего развития человечества,
а также будущего этой страны.

А еще остальному миру кажется (и он абсолютно уверен
в этом), что американцы — самая воинственная нация на земле.
Этим американцам не просто до всего есть дело, в попытках нести
«добро и счастье» всем другим Соединенные Штаты готовы
снести голову любому, кто им в этом мешать попытается.

Мало того, все войны, которые вели США в последние несколько
десятков лет (и ведут нынче в Ираке и Афганистане)
и от которых страдали миллионы людей на планете, в самой
Америке воспринимались как действия неизбежные и правильные,
потому как направлены они были на разгром враждебных
американской философии жизни сил.

Тут уж впору не просто принимать к сведению такую особенность
характера американцев и политики этой страны (особенно если с ней приходится иметь дело), но и все время надо
быть готовым к бурной реакции Соединенных Штатов на то,
что им может показаться «неправильным» или «не совсем демократичным».

А если учесть, что ответить США военным путем мало
у кого на сегодня хватит возможностей и решительности,
то не стоит удивляться, что «новая мировая раса» может в любой
момент и в любой точке планеты фактически любого «построить», оставшись при этом абсолютно безнаказанной.

Давно принято считать, что само выражение «открыть Америку» уже потеряло какой бы то ни было рациональный смысл.
Об Америке, по крайней мере у нас в стране, всё и все давнымдавно
знают. И в том, что она из себя представляет и представляла
раньше, разбираются не хуже самих американцев.

Будет любопытно и познавательно, как мне кажется, прочитать
здесь написанное и тем, кто об Америке давным-давно
все знает (или думает, что знает, что на практике оказывается
далеко не одним и тем же), и тем, кто не особо этой страной
интересуется, но сохраняет в душе некую «недосказанную зависть» к тому, что она и в окружающем мире, и у себя дома
вытворяет и — что еще загадочнее — собирается выкинуть
дальше.

Так уж сложилась жизнь нашей весьма небольшой,
но агрессивно настроенной планеты, что от Америки на ней
не спрятаться, да и «забить» на США и их мировое влияние
при всем желании не удается. Слишком уж большая Америка
страна во всех смыслах, и слишком многое в мире от ее поведения
зависит. Да и всем ее соседям, что ближним, что дальним,
от американского характера достается по полной программе,
а в будущем такая тенденция, на мой взгляд, гарантированно
сохранится.

Сразу хочу предупредить: возможно, о чем-то, написанном
здесь, вы уже слышали или читали. Но это будет лишь первое
и, смею вас уверить, достаточно обманчивое впечатление. Американцы
и сами признают, что при своем практически неконтролируемом
доступе к информации они слишком мало знают
как о себе, так и о своей стране.

Поэтому не удивляйтесь, что, возможно, и вы откроете
для себя «неизвестную Америку». Тем более что каждый
по жизни волен открывать ее для себя ровно столько раз, сколько
раз попытается осознать сущность бытия и свои перспективы
на будущее, причем и в том случае, если они к Америке
никакого отношения абсолютно не имеют…

Купить книгу на сайте издательства

Глава из книги

О книге Этери Чаландзия «Стадия зеркала: Когда женщина знает, чего хочет»

В некотором смысле вся наша жизнь зависит
от того, как мы относимся к сексу.
Для одних он существует только в браке,
и точка. Позиция четкая, присуща обычно
женщинам, внушает одновременно восхищение
и ошеломление. Проблемы две. Первая
связана с тем, что дамы, изо всех сил
педалирующие тему брачной моно гамии,
в какой-то момент начинают внушать то же
самое своим мужчинам. Те не так просты,
как кажется, и только первые несколько лет
брака послушно вторят безумным идеям своей
рыбки о супружеской верности до гробовой
доски, но по истечении положенного
срока принимаются железной рукой наводить
порядок. Так свекровь возвращается
на собственную жилплощадь, женщина прекращает
заниматься карьерными глупостями
и прирастает к плите и люльке, а мужчина,
сбрасывая вечером перепачканную чужой
косметикой рубашку на руки ошеломленной
жены, невозмутимо заявляет, что его кобелиные потребности неизменны уже несколько
тысячелетий. Alas!

Вторая проблема связана с самими женщинами.
Дело в том, что вот это «я другому отдана
и буду век ему верна» является прекрасным
слоганом и неплохо портит настроение менее
удачливым подружкам, но на деле часто трагически
не соответствует физиологическим
и романтическим потребностям вечно неспокойных
души и тела. Обнаруживается это
несоответствие часто в самый неподходящий
момент. Так, например, девушка-красавица совершает
невозможное, женит на себе богатого
и прославленного джентльмена, перебирается
в восьмой округ Парижа, доводит в своем
облике до совершенства все, над чем природа
подхалтурила, и тут бы ей жить-поживать
и нажитым добром наслаждаться, но как бы
не так. Непременно в самый неподходящий
момент в эпицентре этого искусственно созданного
райка появляется мускулистый торс
разносчика почты или пиццы, прекрасная дева
ахает и понимает, что теперь, когда у нее есть
все, ей не хватает только сексуальной горячки
и воспламеняющих кровь страстей. Она начинает
с тоской смотреть на огонь в камине
и отвисший живот своего прославленного,
но бесполезного в постели джентльмена.

Если он еще не бесполезен, все равно дело
плохо, поскольку сексуальная лихорадка подвержена
энтропии, а подколоченная гвоздями
брака, она в какой-то момент и вовсе иссякает
и, в соответствии с законом сохранения энергии, переходит в творческую, политическую,
хозяйственную или просто бессмысленную
активность. Даже когда отношения перерастают
в «глубокое чувство», секс неизбежно
линяет. И вот тогда на горизонте появляется
неизбежная дилемма — с одной стороны,
надежная жизнь с мужем, его положением,
банковским счетом и пузом, с другой — несколько
страниц горячего романа с молодым
и честолюбивым разносчиком пиццы. Расчет
и страсть входят в конфликт, добродетель колеблется,
и самолет добропорядочного брака
грозится сорваться в штопор. Дальше все зависит
от того, кто и что победит. Если расчет
и чувства к мужу, то брак будет односторонне
спасен, благосостояние и положение
не рассосутся в воздухе и вчерашняя леди
не очнется в придорожной гостинице с зубочистками
в кармане. Если страсть к любовнику,
то жизнь совершит незапланированную
кривую и останется надеяться только на чудо
и грамотно составленный брачный договор.
Ну и на то, что любовник — это следующий
этап жизни, а не системная ошибка.

Третий вариант — когда побеждает сама
девица-красавица. Муж и любовник вписываются
в извилистое сексуальное расписание,
и овцы остаются целы, и сексуальные аппетиты
удовлетворены. Да, безупречная репутация
самой верной и безупречной женщины
на свете, которая в сексе, как кактус в поливе,
не нуждается, оказывается подпорченной,
но нет на свете тех пятен, которые женщина
не вывела бы при желании. Кроме того, многие
пошли по стопам мужчин. Те так долго
и убедительно доказывали, что семья — это
одно, а связь на стороне — совсем другое,
что жены решили сами проверить. Проверили,
убедились, что мужья не врали, и принялись
жить в свое удовольствие, придерживаясь
раздельного сексуального питания. Те, у кого
совесть особенно кушать не просит, отлично
устроились.

Однако вопреки заверениям анатомов центры
удовольствия у всех находятся в разных
местах. И если одна женщина самоутверждается
за счет секса, другая — за счет отказа
от него. Эти железные леди скорее утопят
себя в броме, уедут в деревню или другую
страну, от греха подальше, но не дадут ход
адюльтеру и не позволят своей нечаянной
страсти к какому-то сопляку испортить самое
важное в жизни — семью. Я их уважаю. Меня
вообще всегда привлекают крайности. В особенности
те, на которые способны женщины.
Одно «но». Часто за примерами такой убежденной
верности стоит тривиальный страх
потерять все нажитое непосильным трудом
и оказаться перед необходимостью начинать
все сначала. Для женщины так важно чувствовать
себя защищенной и обеспеченной,
что многие готовы на стальные цепи посадить
все свои сексуальные потребности и наслаждаться
стабильностью и уверенностью в завтрашнем
дне. Кроме того, любовник — это
не мороженое, слишком много внутренних запретов и внешних табу надо преодолеть,
чтобы позволить себе полакомиться и не лечь
потом под поезд.

Но, странное дело, выходит, что надо
иметь мужество не только хранить верность,
но и изменить. И получить-таки после пятнадцати
лет воздержания то, о чем уже не просит
— вопиет отчаявшийся организм, — здоровый,
страстный, воскрешающий и омолаживающий
секс. А после этого, возможно, пойти
дальше и сделать то, что давным-давно нужно
было сделать, покончить наконец с почившим
союзом и дать всем желанную свободу. Это
довольно деликатный момент, потому что,
с одной стороны, нельзя почем зря разрушать
семьи и ломать судьбы. С другой — страх мешает
открыть глаза и увидеть очевидное —
секса нет, потому что между людьми давно
вообще ничего нет. И хватит уже мучить друг
друга и пора начинать мучить кого-то нового.
Но это всегда сложно, требует размышлений,
взвешиваний, исследований «за» и «против»
и отчаянного и бездумного броска в бездну.

А что, если женщина не обременена никакими
отношениями, вполне себе самостоятельна
и свободна и, боже, какой ужас, хочет
секса? Кажется, ну тут ей и флаг в руки —
но как бы не так!

Вот странно, мужчина, который смотрит
на незнакомую женщину с вожделением и говорит
ей, что хочет ее, — он герой. Женщина,
которая вожделеет мужчину и прямо в глаза
говорит ему об этом, вызывает подозрения.

Еще вопрос, дадут ли смелому и воодушевленному
мужчине отставку в бескомпромиссной
форме, но вот «озабоченную» женщину
наверняка оценят как маньячку. Есть во всем
этом какая-то беспробудная вековая несправедливость.
Дескать, что взять с мужчины,
он ходок, его природа таким сделала, а женщина
— она для другого, она — семья, опора,
тыл, она должна сохранять достоинство
и неприступность, стирать, готовить, шить
и штопать, а не вожделеть незнакомцев. А
если она по каким-то причинам еще не шьет
и не штопает, то должна смотреть на этого
перспективного незнакомца с позиции, даст
он ей в будущем возможность шить и штопать
или нет.

Согласна, отношение к запретам формирует
человека, и способность сказать «нельзя!»,
когда очень хочется, воспитывает характер.
Но во-первых, самые сладкие плоды всегда
висят за забором, а во-вторых, зачем задавать
человеку неразрешимую задачку — дескать,
секс полезен для здоровья и необходим женскому
организму, но практически все способы
его достижения аморальны и недостойны.
Кроме супружеской спальни, в которой секс
сам собой угасает в обратной зависимости
от крепости брака.

Вообще, в нашем сознании все слишком
сложно устроено. Казалось бы, давно в космос
летаем, а непереработанные формы «ответственности
» и «вины» продолжают беспокоить
сознание. Дескать, переспал с женщиной —
женись, переспала с незнакомцем — все, конец,
пропала репутация, теперь ты гулящая
дешевка и клейма на тебе негде ставить. Нет,
я против того, чтобы без единой мысли в голове
скакать по мало знакомым постелям, нетнет,
в век заразы и мужской непорядочности
это весьма сомнительное развлечение. И такие
прекрасные женские козыри, как гордость,
недоступность и неприступность, при умелом
использовании могут привести к осуществлению
стратегических планов в ущерб тактическому
«славно переспать». Проблема в том,
что зачморенная чужими запретами женщина
сама не понимает, где заканчивается то, чего
от нее хотят и ждут, и начинается то, чего она
сама хочет. У большинства ведь на подкорке
навечно нацарапано, что мужчины не любят
доступных, а секс без чувств — это проституция.
То, что эта проституция процветает
в давно остывших супружеских спальнях, —
это другое, это благородная жертва на алтарь
сохранения брака, будь он неладен.

Но секс, если не усложнять все матримониальными
подвигами, — это интимные отношения,
в которые вступают взрослые люди
по взаимному согласию с желанием хорошо
провести время и доставить друг другу удовольствие.
Что в этом плохого?! Почему, когда
женщина видит приятного ее глазу мужчину,
с которым ей хочется провести ночь, а наутро,
о ужас, расстаться, она не улыбается ему
нежно и призывно, а по привычке цепенеет,
впивается в бокал, сигарету или руку подруги и принимается перебирать в сознании свои
бесценные добродетели — недоступна, неприступна,
горда, холодна, секс даром не нужен,
секс с незнакомым мужчиной — только через
собственный труп. И вообще, что он обо мне
подумает, что подруга решит, что бармен скажет
и как я сама потом буду смотреть в собственное
отражение в зеркале?..

Я не верю в мораль, когда оказывается,
что лучше отказать самой себе и остаться
один на один с подругой или добродетелью,
чем провести прекрасную ночь с мужчиной
и презервативом и нимало не поступиться
этой самой добродетелью. Детский сад
какой-то — или у нас все серьезно и наутро
мы поженимся, или ничего мне не надо, я биологическая
ошибка, я не женщина, я конвоир
своих чувств!

Тут есть еще одно осложнение, и не только
несчастная женская голова, напичканная
рецептами целомудрия чужого приготовления,
оказывается во всем виновата. Это
осложнение — мужчины. Поскольку без них
в нашем деле никак не обойтись, приходится
признать, что бoльшая их часть приучена потреблять,
совершенно не приучена к ненавязчивому
флирту и непригодна для отношений,
рассасывающихся на рассвете. Во-первых,
мужчины так боятся потерять свою свободу,
что сами не верят в сказки о сексе на одну
ночь. Их тоже преследуют рудиментарные
воспоминания о том, что, переспав, придется
менять всю свою жизнь, разъезжаться с любимой мамой и влетать на большие деньги,
фату и женские слезы. Во-вторых, очевидно,
с этой женщиной, которая строит глазки
из-за стойки, что-то не в порядке. Да, она, конечно,
хороша в полумраке бара, но при ближайшем
рассмотрении наверняка окажется
семидесятилетней ведьмой в подтяжках, которая
отчаялась до такой степени, что в открытую
ловит на живца. Но если улыбнуться
ей в ответ, отступать уже будет поздно. Так
что сидим ровно, от газеты не отвлекаемся.
Да и настроения у меня сегодня нет. И вообще,
я женат! Последняя спасительная мысль
подытоживает мужские сомнения, женщина
вычеркивается из планов на вечер, и что-то,
что могло случиться по взаимному согласию,
опять не происходит.

Похоже, пока совсем немногие созрели
для секса как для удовольствия. Нет-нет,
есть легкие головы (я не имею в виду беспорядочно
спаривающуюся между собой
молодежь), которые, не испытывая никаких
морально-нравственных метаний, предаются
безопасному сексу без обязательств и драм.
И как-то на ловцов и звери бегут — сами собой
находятся мужчины-энтузиасты, которые
оказываются предупредительны в постели
и ненавязчивы с утра. Они непринужденно
обмениваются номерами телефонов и не впадают
в депрессию, если дальнейшее общение
не складывается. Похожие на них в этом отношении
женщины тоже живут моментом и,
переспав, не начинают выгрызать на безымянном пальце место для обручального кольца.
И кстати, на моей памяти из парочки таких
безумных ночей в одном случае получилась
семья с детьми, а в другом — отношения длиной
почти в восемь лет. Понравились люди
друг другу, переспали, разлетелись в разные
части света, подумали, созвонились, встретились,
улыбнулись, поняли, что неплохо бы
продолжить, и продолжили. И никто не выедал
десертной ложечкой мозг ни партнеру,
ни себе, терзаясь, не пострадали ли за прошедшую
ночь их добродетель, свобода, репутация
и прочая ерунда.

Повторяю, я против беспорядочных связей,
я за любовь и крепкую семью до ее логического
завершения. С другой стороны,
я за смелость, умение красиво жить и оставлять
в своей жизни место приключению
и празднику. За умение прислушиваться
к собственным желаниям и не делать вид,
что вы живете в монастыре кармелиток. За то,
чтобы была найдена грань между распутством
и целибатом, чтобы мы позволяли себе быть
самими собой и не впадали в крайности.

Кажется, это был какой-то праздник у знакомых,
когда гостей так много, что никто
за тобой не следит и не кормит с рук. Высокий
расслабленный бонвиван, который глаз
не сводил с одной женщины весь вечер. Прелестная
болтовня на веранде. Вино, остроты,
призывный блеск в глазах. Сумасшедшая ночь
в гостинице. Ни минуты сна, блаженство и пустота
во всем теле. Самая вкусная сигарета в мире, выкуренная на двоих с видом на восход
и спящий город. Апельсиновый сок, королевский
завтрак, бешеное продолжение с новыми
силами и расставание, полное глубокой
симпатии и искреннего восторга.

Потом пару раз они разговаривали по телефону,
он прислал ей очаровательный подарок,
и однажды они случайно столкнулись в аэропорту.
Никакой неловкости. Похоже, именно
с этим человеком ее связали самые прекрасные
и ничем не подпорченные воспоминания
об отношениях, которых не было…

Всем, кто еще не попробовал, от всей души
желаю. Одно предупреждение. От ошибок
не застрахован никто, и, вполне возможно,
секс с незнакомцем вместо приятных воспоминаний
оставит ощущение недоразумения и неловкости.
Секрет хорошего секса — как формула
прекрасных духов, бог знает, что должно
смешаться в безошибочной пропорции, чтобы
в душе, как в небе, полыхнуло фейерверком.
Иногда этого не происходит, даже когда вы
с принцем Монако пьете шампанское на его
яхте в открытом море. Ничего не поделаешь.
Потенциально надо быть готовой ко всему,
делать правильные выводы и не лезть на рожон,
когда он весь вечер проедает вас глазами,
но при этом обнимает за талию совершенно
другую женщину (правда, возможно,
у всех троих взгляды на секс совсем широкие
и полностью совпадают). Незапланированный
секс — это всегда приключение, от которого
при прочих равных условиях не стоит отказываться. Поскольку нельзя отказываться рисковать
и пить с утра шампанское.

P.S. Единственное, чем нельзя рисковать, так
это здоровьем! Секс, а тем более с незнакомцем,
всегда должен быть защищенным. Какими
бы честными и восхищенными глазами он
на вас не смотрел!

Купить книгу на сайте издательства

Несколько эссе из книги

О книге под редакцией Джона Брокмана «Во что мы верим, но не можем доказать»

Предисловие

Вопрос проекта Edge

В 1991 году я выдвинул идею третьей культуры: «к ней
относятся ученые и мыслящие практики, которые благодаря
своей работе и внятным высказываниям вытесняют
традиционных интеллектуалов в формировании
зримых глубинных смыслов нашей жизни, по-новому
определяя, кто мы и что мы». В 1997 году благодаря
развитию Интернета мы создали «дом» третьей культуры
в Сети, веб-сайт Edge.

Проект Edge — торжество идей третьей культуры,
новое сообщество интеллектуалов в действии. Они
представляют здесь свои исследования, идеи и комментируют
работу и идеи других мыслителей третьей
культуры. Они понимают, что их гипотезам необходима
критика. В итоге возникает острая научная дискуссия,
посвященная важнейшим вопросам цифровой
эры и ведущаяся в весьма напряженной атмосфере, где
умение по-настоящему думать торжествует над анестезиологией
мудрости.

Идеи, представленные на сайте Edge, гипотетичны;
они знакомят с новыми областями эволюционной
биологии, генетики, компьютерных наук, нейрофизиологии, психологии и физики. Здесь обсуждаются
фундаментальные вопросы: как возникла Вселенная?
как возникла жизнь? как возник разум? А в результате
рождаются новая натурфилософия, новое понимание
физических систем, новые взгляды на само мышление,
заставляющие пересматривать традиционные представления
о том, кто мы и что значит быть человеком.

Каждый год на сайте Edge в рамках The World
Question Center проводится опрос. Впервые он состоялся
в 1971 году, это был концептуальный арт-проект
моего друга и коллеги, художника Джеймса Ли Байерса,
ныне покойного. Он умер в Египте в 1997 году.
Я познакомился с Байерсом в 1969 году. Он связался
со мной после выхода в свет моей первой книги By the
Late John Brockman. Мы оба принадлежали миру искусства,
нас обоих интересовали лингвистика, умение
задавать вопросы и «Штейны» — Эйнштейн, Гертруда
Стайн, Витгенштейн и Франкенштейн. Именно Байерсу
принадлежат идея проекта Edge и его девиз:

Чтобы достичь переднего края мировых знаний,
найдите самые лучшие и оригинальные умы, соберите
их вместе, и пусть они зададут друг другу
те вопросы, которые обычно задают самим
себе.

Джеймс считал, что для постижения аксиологии
(теории ценностей. — Прим. ред. ) общественных знаний
вовсе не обязательно отправляться в библиотеку
Гарварда и читать все шесть миллионов книг. (На полке
в его комнате, где почти не было мебели, одновременно
находилось не больше четырех книг, а прочитанные он заменял новыми.) Он хотел собрать вместе
сто лучших умов человечества, запереть их вместе
«и предложить им задать друг другу те вопросы, которые
обычно задают самим себе». Результатом должен
был стать синтез всех соображений. Но на пути
от идеи к ее реализации нас всегда ждет множество ловушек.
Байерс нашел эти сто лучших умов, позвонил
каждому из них и спросил, какие вопросы они задают
самим себе. В итоге семьдесят человек из ста просто
не удостоили его ответом.

К 1997 году Интернет и электронная почта открыли
новые возможности для реализации грандиозного
плана Байерса. Так на свет появился проект Edge. Среди
первых его участников были Фримен Дайсон и Мюррей
Гелл-Манн, участники того самого списка ста лучших
мыслителей мира, составленного Байерсом.

Для каждого из восьми ежегодных выпусков Edge
я использовал один и тот же метод: задавал вопросы
самому себе, а потом просил участников проекта ответить
на какой-нибудь из этих вопросов, посетивших
среди ночи меня или кого-то из моих корреспондентов.
В 2005 году вопрос проекта Edge предложил психологтеоретик
Николас Хамфри.

Великие умы иногда угадывают истину до того,
как появятся факты или аргументы в ее пользу.
(Дидро называл эту способность «духом прорицания».) Во что вы верите, хотя не можете
этого доказать?

В 2005 году вопрос проекта Edge оказался очень
показательным (радиостанция BBC 4 назвала его «фантастически возбуждающим… кокаином научного
мира»). В книге я собрал ответы, посвященные сознанию,
познанию, разным представлениям об истине
и доказательствах. В целом, я бы сказал, что эти ответы
демонстрируют, как мы справляемся с излишней определенностью.
Мы живем в эру поисковой культуры,
когда Google и другие поисковые системы ведут нас
в будущее, изобилующее точными ответами и в сопровождении
наивной убежденности. В будущем мы
сможем ответить на вопросы — но хватит ли нам ума
их задать?

Эта книга предлагает другой путь. Нет ничего
страшного, если мы в чем-то не уверены и просто выдвигаем
предположения. Вскоре после публикации
ответов на вопрос в 2005 году Ричард Докинз, британский
эволюционный биолог, заметил в одном интервью:
«Было бы совершенно ошибочно предполагать,
что наука уже знает все на свете. Наука развивается,
выдвигая догадки, предположения и гипотезы, иногда
под влиянием поэтических идей и даже эстетических
образов. А затем пытается подтвердить их путем
экспериментов или наблюдений. В этом и заключается
красота науки — в ней есть стадия воображения,
но за ней следует стадия доказательств, стадия подтверждения».

В этой книге также есть свидетельства того, что ученые
и другие интеллектуалы не ограничиваются своей
профессиональной сферой. Они работают в своей
области, но при этом серьезно размышляют о том,
каковы пределы человеческих знаний. Они считают,
что наука и технологии не просто помогают приобретать
новые знания, но способны найти ответы на более глубокие вопросы о том, кто мы и как мы осознаем
то, что знаем.

Я верю, что мужчины и женщины третьей культуры
— выдающиеся интеллектуалы нашего времени.
Но не могу этого доказать.

Джон Брокман

Введение

Доказательства в науке, философии, в уголовном
праве или в обычной жизни — понятие растяжимое,
причудливо формируемое всевозможными человеческими
слабостями и человеческой изобретательностью.
Когда ревнивец Отелло требует доказательств
неверности своей юной жены (хотя она, конечно же,
чиста), Яго не составляет труда дать своему хозяину
именно то, чего он так мазохистски жаждет. Веками
блестящие христианские богословы с помощью рациональных
аргументов доказывали существование Бога
на небесах, хотя прекрасно понимали, что не могут
позволить себе других выводов. Мать, несправедливо
обвиненная в убийстве своих детей на основании профессионального
мнения педиатра, вправе сомневаться
в вере суда в научные доказательства существования
синдрома внезапной смерти младенцев. Пенелопа
не уверена, что оборванец, объявившийся в Итаке, —
действительно ее муж Одиссей, и поэтому придумывает
хитроумный способ выяснить это, спрашивая
незнакомца о том, как устроено их супружеское ложе.
Подобное доказательство удовлетворило бы почти всех, но только не специалиста по логике. Не по годам
развитый десятилетний математик, с восторгом
обнаруживший доказательства того, что сумма углов
треугольника всегда составляет 180 °С, еще до первого
бритья узнает, что в других математических системах
это не всегда так. Едва ли многие из нас знают, как доказать,
что при любых обстоятельствах два плюс два
равняется четырем. Мы просто верим, что это так.
Если только нас не угораздило жить в условиях политического
режима, заставляющего поверить в невозможное;
Джордж Оруэлл в литературе, а Сталин, Мао,
Пол Пот и многие другие в реальной жизни с успехом
доказали, что человека вполне можно заставить поверить,
что два плюс два равняется пяти.

Точно установить истину на удивление сложно,
практически в любом вопросе, даже самом простом.
Почти всегда сложно осознать свои внутренние предположения.
И когда-то было не принято ставить
под сомнение мудрость старейшин или традиций,
сохранявшихся в течение столетий, и опасно навлекать
на себя гнев богов — как минимум их наместников
на земле. Возможно, величайшее достижение
человечества, превосходящее даже изобретение колеса
и земледелия, — это постепенное развитие системы
мышления, науки, в основе которой лежит опровержение
и главная задача которой — самокоррекция.
Лишь недавно, примерно в последние пятьсот лет,
значительная часть человечества начала обходиться
без откровений, предположительно ниспосланных
сверхъестественными сущностями, и отдала предпочтение
масштабной умственной деятельности, основанной
на накоплении фактов, открытых дискуссиях, постоянных уточнениях, а иногда весьма радикальных
гипотезах. Здесь нет священных текстов — можно сказать,
что это богохульство, приносящее практическую
пользу. Эмпирические наблюдения и доказательства,
конечно же, крайне важны. Но иногда наука — это
не только точные описания и классификации. Иногда
идеи «приживаются» не потому, что они доказаны,
а потому что созвучны чему-то уже известному из других
областей знаний, или они точно предсказывают
или ретроспективно объясняют те или иные явления,
либо принадлежат людям, которые убедительно их аргументируют
и обладают влиянием — естественно, человеческие
слабости проявляются и в науке. Но амбиции
молодых, новые методы и наша смертность — могущественные
силы. Как заметил один комментатор,
наукой движут похороны.

В то же время некоторые научные теории кажутся
верными просто благодаря их элегантности — они лаконичны
и при этом очень многое объясняют. Несмотря
на гневное неприятие со стороны церкви, теория
естественного отбора Дарвина быстро получила признание,
по крайней мере, по стандартам интеллектуальной
жизни викторианской эпохи. Чтобы доказать
свою теорию, Дарвин привел огромное количество
примеров, которые выбрал с великой тщательностью.
Он показал, что его довольно простая теория применима
в самых разных случаях и обстоятельствах. И этот
факт не остался незамеченным армией англиканских
викариев из деревенских приходов, посвящавших все
свое свободное время, коего было в избытке, естественной
истории. В теории общей относительности
Эйнштейн предложил революционные идеи о том, что гравитация — следствие не притяжения между
телами в зависимости от их массы, а искривлений
пространства-времени, созданных материей и энергией.
Всего через несколько лет после рождения этой
теории она появилась во всех учебниках. Стивен Вейнберг
пишет, что начиная с 1919 года астрономы не раз
пытались проверить эту теорию, измеряя отклонение
света звезд Солнцем во время затмения. Но достаточно
точные измерения, способные ее обосновать, удалось
получить только после появления радиотелескопа,
в начале 1950-х годов. В течение сорока лет, несмотря
на недостаток доказательств, теорию относительности
просто принимали на веру, потому что, как говорит
Вейнберг, она была «невероятно красива».

О воображении в науке написано много: внезапные
догадки, мгновенные вспышки интуиции, изящные
подсказки повседневных событий (вспомним о том,
как химик Кекуле увидел во сне структуру бензольного
кольца — ему приснилась змея, пожирающая свой
хвост) и редкие победы красоты над истиной. Джеймс
Уотсон вспоминает, как биолог Розалинд Франклин,
стоя перед окончательной моделью молекулы
ДНК, «сказала, что ее структура настолько прелестна,
что не может не быть истинной». Тем не менее обычные
люди вроде нас с вами до сих пор твердо убеждены,
что ученые не верят в то, чего не могут доказать.
Как минимум мы требуем от них более строгих доказательств,
чем от литературных критиков, журналистов
или священников. Именно поэтому ежегодный вопрос
проекта Edge — во что вы верите, хотя не можете этого
доказать? — привлек такой большой интерес. Он демонстрирует
парадокс: те, кто создал себе репутацию благодаря строгим доказательствам, высказывают самые
разные недоказуемые убеждения. Разве скептицизм
не должен быть родным братом науки? Те самые мужчины
и женщины, которые осуждают нас за то, что мы
упорно держимся за некие туманные понятия, не прошедшие
проверки святой троицей слепого, управляемого
и выборочного тестирования, наконец-то сами
преклоняют колени, объявляя о своей вере.

Но этот парадокс мнимый. Отвечая на вопрос Edge,
лауреат Нобелевской премии Леон Ледерман пишет:
«Верить во что-то, зная, что это невозможно доказать
(пока), — суть физики». Это собрание ответов действующих
ученых нельзя назвать антитезой науке.
Это не просто вольные размышления профессионалов
на досуге. Их ответы связаны с самыми разными сферами
и отражают дух научного сознания в его лучшем
проявлении — это открытые, гибкие, смелые гипотезы
просвещенных умов. Многие ответы описывают
разные версии будущего в разных областях знаний.
Читатели, имеющие гуманитарное образование и привыкшие
к пессимизму, который, как принято считать,
отличает истинного интеллектуала, будут удивлены
оптимистическим настроем этих страниц. Некоторые,
например психолог Мартин Селигман, верят, что мы
не так уж порочны. Другие уверены в том, что человечество
вполне может стать лучше. В целом настоящий
сборник — торжество чистого удовольствия познания.
Есть ли жизнь, или разумная жизнь, за пределами Земли?
Существует ли время на самом деле? Является ли
язык предпосылкой сознания? Есть ли сознание у тараканов?
Какова теория квантовой механики? А может
быть, мы выжили в процессе естественного отбора, благодаря нашей вере в то, что невозможно доказать?
Читатель найдет в этом сборнике благоговейный трепет
перед миром живой и неживой природы, не имеющий
аналогов, скажем, в исследованиях культуры.
Возможно, в искусстве подобные чувства выражает
лирическая поэзия.

Еще одно интересное свойство: в этом сборнике
мы видим то, что Э. Уилсон называет «непротиворечивостью
». Ученые все чаще заимствуют идеи и процедуры
из смежных или полезных для них областей,
и границы между узкими, специализированными
областями знаний начинают исчезать. Старая мечта
Просвещения о единой системе знаний становится более
достижимой: биологи и экономисты заимствуют
идеи друг у друга; нейрофизиологи обращаются к математикам,
специалисты по молекулярной биологии
пасутся на плохо охраняемых территориях химиков
и физиков. А представители космологии обращаются
даже к теории эволюции. И, разумеется, им всем
нужны сложные компьютеры. Чтобы помочь коллегам
из других областей, ученым приходится откладывать
в сторону свою специальную терминологию и переходить
на лингва франка — обычный английский. Конечно,
это пойдет на пользу и читателю, не обязанному
владеть тайным языком науки. Одним из следствий —
а, возможно, и символом — этого нарождающегося
единства научного сообщества стал веб-проект Edge
и его чрезвычайно впечатляющая интеллектуальная
культура. На этих страницах представлена лишь малая
часть этого непрерывного и увлекательного коллоквиума,
открытого для всех.

Иэн Макьюэн

Мартин Рис

СЭР МАРТИН РИС — профессор космологии
и астрофизики, преподаватель колледжа Тринити
Кембриджского университета. Обладатель почетного
звания Королевского астронома, приглашенный
профессор Имперского колледжа (Лондон)
и Лестерского университета. Автор нескольких
книг, в том числе «Всего шесть цифр», «Наша космическая
обитель» и «Наш последний час».

Я верю, что разумная жизнь в настоящее время существует
только на Земле, но вполне может распространиться
по всей Галактике и за ее пределы. Возможно, мы
уже на пороге этого процесса. Если программа поиска
внеземного разума (SETI, Search for Extra-Terrestrial
Intelligence) ничего не даст, это вовсе не будет означать,
что жизнь — случайный космический эксперимент;
напротив, это только повысит нашу самооценку. Земная
жизнь и ее будущее станут вопросом вселенской
важности. Даже если сегодня разум существует только
на Земле, остается достаточно времени, чтобы он распространился,
по крайней мере, по нашей Галактике и эволюционировал в такие сложные формы, которые
мы даже не способны себе представить.

Почему-то принято считать, что человечество
проживет на Земле еще около 6 миллиардов лет
и сможет наблюдать последнюю вспышку и смерть
Солнца. Но формы жизни и разума, которые возникнут
к этому времени, будут так же отличаться от нас,
как мы от бактерий. Это не подлежит сомнению, даже
если в будущем эволюция продолжится с той же скоростью,
с какой возникают новые виды в последние
3,5–4 миллиарда лет. Но постчеловеческая эволюция
(будут ли это органические или искусственные виды)
пойдет гораздо стремительнее, чем перемены, которые
привели к появлению человека, ведь в отличие
от естественного отбора Дарвина эта эволюция будет
разумно направлена. В нынешнем столетии изменения
значительно ускорятся — посредством намеренных
генетических модификаций, фармакологических
средств направленного действия, возможно, даже
кремниевых имплантов в мозг. Может быть, человечеству
осталось быть единственным разумным биологическим
видом всего пару столетий, особенно если
к тому времени возникнут поселения за пределами
нашей планеты.

Но пара столетий — это всего лишь миллионная
доля продолжительности жизни Солнца, а у Вселенной,
вероятно, еще более долгое будущее. Пока что отдаленное
будущее остается в ведении научной фантастики.
Возможно, высокоразвитые разумные существа
будущего даже научатся создавать новые вселенные.
Возможно, они смогут выбирать, какие законы физики
будут в них действовать. Возможно, эти существа будут обладать такой вычислительной мощью, что создадут
вселенную, не менее сложную, чем наша.

Может быть, мою точку зрения не удастся доказать
еще миллиарды лет. Возможно, она будет признана
ошибочной гораздо раньше — например, мы сами
или непосредственные потомки человечества создадут
теории, которые обнаружат внутренне обусловленные
пределы сложности. Но это уже напоминает религиозную
веру, и я надеюсь, что так и будет.

Рей Курцвейл

РЕЙ КУРЦВЕЙЛ — изобретатель, предприниматель.
Ведущий разработчик первого устройства
для перевода печатного текста в слышимую речь
для незрячих; первого устройства, синтезирующего
печатный текст и слышимую речь; первого
плоского сканера CCD; первой коммерческой системы
распознавания речи с большим словарным
запасом и автор множества других изобретений.
Обладатель Национальной медали за достижения
в области технологий и многих других наград,
автор нескольких книг, среди них — «Сингулярность
рядом: когда люди выходят за пределы биологии».

Мы найдем способ преодолеть скорость света,
и она уже не будет предельной скоростью передачи
информации.

Мы расширяем возможности своих компьютеров
и систем коммуникаций и внутри, и снаружи. Чипы
становятся все меньше, и при этом мы вкладываем
все больше материальных ресурсов и энергии в вычисления
и коммуникации (каждый год мы производим
все больше чипов). Через десять или двадцать
лет мы перейдем от двумерных чипов к трехмерным
самоорганизующимся схемам, состоящим из молекул.
В конце концов мы дойдем до предела материи
и энергии, способных поддерживать растущий объем
вычислений и коммуникаций.

Мы приближаемся к пределу развития внутрь (т. е.
использования все более мелких устройств), но наши
вычисления продолжат распространяться вовне, с помощью
материалов, уже существующих на Земле, например,
углерода. В итоге мы исчерпаем ресурсы нашей
планеты, но продолжим расширять свое влияние
вовне — на другие части Солнечной системы и за ее
пределы.

Как скоро это произойдет? Мы могли бы отправить
в космос крохотных самовоспроизводящихся роботов,
летящих со скоростью света, в сопровождении
электромагнитных волн, содержащих необходимое
программное обеспечение. Эти нанороботы могли бы
колонизировать дальние планеты.

Здесь мы приближаемся к пределу, который на первый
взгляд представляется непреодолимым, — к скорости
света. Может показаться, что миллиард футов
в секунду — это очень быстро, но Вселенная простирается
на такие расстояния, что скорость света оказывается
основным ограничением, с которым развитая
цивилизация (которой мы надеемся стать) может расширять
свое влияние.

Но есть предположение, что эта граница не так
непреодолима, как может показаться. Физики Стив
Ламоро и Джастин Торгерсон из Лос-Аламосской Национальной
лаборатории проанализировали данные
древнего природного ядерного реактора, 2 миллиарда
лет назад создавшего реакцию деления ядра, длившуюся несколько сотен тысяч лет. Этот реактор находился
в регионе, который мы сейчас называем Западной
Африкой. Анализируя радиоактивные изотопы, оставшиеся
от этого реактора и сравнивая их с изотопами
современных ядерных реакторов, ученые выяснили,
что физическая константа . (альфа, которую также называют
постоянной тонкой структуры), определяющая
силу электромагнитного излучения, два миллиарда
лет назад имела другое значение. Скорость света
обратно пропорциональна ., и обе эти величины считаются
неизменными. Похоже, . уменьшилась. Если
эта гипотеза подтвердится, это будет значить, что скорость
света увеличилась.

Есть и другие исследования, позволяющие делать
подобные предположения, и сейчас в Кембриджском
университете проводится настольный эксперимент,
призванный выяснить, способны ли мы хотя бы немного
изменить скорость света техническими средствами.
Конечно, его результаты потребуют тщательной проверки.
Если их удастся подтвердить, это будет очень
важно для будущего цивилизации. Если скорость света
увеличилась, то, скорее всего, не потому, что прошло
много времени, а потому, что изменились те или иные
условия. Подобные научные открытия лежат в основе
развития технологий. Разработчики технологий часто
находят простой, незначительный научный результат
и начинают искать способы использовать его на практике.
Если скорость света изменилась вследствие изменения
условий, это открывает новые возможности,
а интеллект и технологии будущего смогут их использовать.
Именно так развивается инженерная мысль.
Вспомним, например, как мы усиливали неочевидные признаки принципа Бернулли (что атмосферное давление
воздуха над искривленной поверхностью несколько
ниже, чем над плоской), чтобы в итоге возник
целый новый мир авиации.

Если же окажется, что скорость света изменить
не в наших силах, мы можем пойти другим путем,
используя пространственно-временные тоннели
(wormholes — «кротовые норы»). Это некие искривления
во Вселенной, имеющие больше трех видимых измерений,
которые можно использовать как короткий
путь к отдаленным территориям. В 1935 г. Эйнштейн
и физик Натан Розен предположили, что электроны
и другие частицы можно описать как крохотные тоннели
пространства-времени. Двадцать лет спустя физик
Джон Уиллер впервые употребил термин wormhole. Он
проанализировал пространственно-временные тоннели
и показал, что их существование целиком и полностью
соответствует теории общей относительности,
которая гласит, что пространство, главным образом,
искривлено в других измерениях.

В 1988 году физик из Калифорнийского технологического
института Кип Торн и его аспиранты Майкл
Моррис и Ури Йертсевер довольно подробно описали,
как можно создать подобные пространственновременные
тоннели. На основании квантовых флуктуаций
так называемый вакуум постоянно создает
крохотные тоннели размером с субатомную частицу.
Добавив энергии и следуя другим правилам квантовой
физики и общей теории относительности (хотя эти две
сферы очень сложно интегрировать), пространственновременные
тоннели теоретически можно расширить
до такой степени, чтобы сквозь них могли пролететь объекты, превышающие размер субатомных частиц.
Возможно, люди в них тоже поместятся, хотя это будет
очень сложно. Но, как я уже говорил, достаточно будет
отправить в космос нанороботов и информацию, а они
смогут пролететь сквозь тоннели размером с микрон.
Специалист по вычислительной нейробиологии Андерс
Сандберг считает, что пространственно-временной
тоннель диаметром в один нанометр способен передавать
целых 1069 бит / с. Торн, Моррис и Йертсевер
описали метод, соответствующий общей теории относительности
и квантовой механике, позволяющий быстро
создавать пространственно-временные тоннели
между Землей и отдаленными регионами Вселенной,
даже если пункт назначения находится на расстоянии
многих световых лет.

Физики Дэвид Хочберг и Томас Кефарт из университета
Вандербильдта указывают, что вскоре после
Большого взрыва сила гравитации оказалась достаточной
для того, чтобы обеспечить энергию, необходимую
для спонтанного возникновения огромного
количества самостоятельно стабилизирующихся тоннелей.
Возможно, многие из них до сих пор существуют
и даже распространяются, образуя широкую сеть
коридоров, простирающихся по всей Вселенной. Возможно,
нам проще будет обнаружить и использовать
эти естественные тоннели, чем создать новые.

Суть в том, что если существуют малейшие способы
выйти за пределы скорости света, то технические
мощности, которых достигнет будущая цивилизация
людей и машин, обнаружат их и смогут использовать.

Купить книгу на сайте издательства

Несколько рассказов из книги

О книге Сергея Шаргунова «Книга без фотографий»

Тайный альбом

Фотографии не оставляют человека. Всю
жизнь и после смерти.

Кладбище — фотоальбом. Множество лиц,
как правило, торжественных и приветливых.
Едва ли в момент, когда срабатывала вспышка,
люди думали о том, куда пойдут их снимки. А эти
улыбки! Фамилия, годы жизни и спокойное,
верящее в бессмертие лицо. Вокруг жужжание
мух, растения, другие лица, тоже не знающие,
что они — маски, за которыми бесчинствует распад.

Как-то, идя по широкому московскому кладбищу,
я встретил соседа по лестничной площадке.
Почувствовав на себе взгляд, повернул голову
влево и столкнулся глаза в глаза с Иваном Фроловичем
Соковым из 110-й квартиры. Праздничный,
в генеральской форме. Фотография красовалась
на черном, отполированном мраморе:
солнце отражалось, слепя. «Вот мы и встретились
опять, — подумал я, — Случайная встреча — все
равно, что в толпе, где-нибудь в метро…»

Но и до рождения нас фотографируют.

Вспоминаю: Аня пришла от врачей с большим
пластиковым листом, на котором замерли диковинные
светотени.

— Это он! — воскликнула она.

Это был наш сын, внутриутробный плод, будущий
Ванечка.

Жизнь моя начиналась, когда фотография
ценилась высоко. Отдельные чародеи-любители
в комнатах без света проявляли пленку, что вызывало
у детей зависть и благоговение. Первые
лет семь жизни я снят только черно-белым. Зато
потом шли уже цветные фото, хотя и бумажные.
После двадцати пяти — почти все электронные,
в изрядном количестве.

Я верю в тайну фотографии, еще не разгаданную.

Космические снимки позволяют видеть внутренние
слои земли. По фотографии человека
можно определить его недуг. Над фотографиями
колдуют: привораживают и наводят порчу.
Едва ли с частым успехом, но есть злая забава,
укорененная в народе: поганить вражью фотку.
Теперь, вероятно, это колдовство облегчают возможности
фотошопа.

Одна тетка, в сельмаге торгующая, простодушно
поделилась:

— У меня моих карточек целая куча. В ночь
на воскресенье сяду у плиты, разглаживаю их,
все глажу и глажу, и в огонь бросаю. А чтоб молодеть! Чтоб морщинки мои уходили… — Она
кокетливо засмеялась.

Фотографий нынче лавина, как и видеороликов,
мир ими заполнен, мир помешан на съемке.
Но одновременно тревожиться о снимках старомодно.
Они слишком легко возникают и утратили
цену. Пожалуй, фотографии остались в двадцатом
веке, и все больше становятся мусором…

Фотографий у меня мало. Не собираю и не
храню. А это и неважно. То и дело я возвращаюсь
к событиям и людям, фотографически отпечатавшимся
в мозгу. И книга эта, наверное,
еще продолжится.

Иногда мне кажется, что все мои фотографии,
утраченные, отсутствующие и несбывшиеся,
где-то хранятся. Когда-нибудь их предъявят.

Может быть, когда выхода уже не будет
(на ближайшей войне или в старческой постели),
я увижу этот альбом своей жизни, торопливо
и безжалостно пролистываемый.

И вот тогда пойму какую-то главную тайну,
изумленно ахну и облегченно ослепну в смерть.

Мое советское
детство

Осень 93-го. Я убежал из дома на баррикады.
Здесь — бедняки и не только, и единственный
лозунг, который подхватывают все с готовностью:
«Советский Союз!»

Я стою на площади у большого белого здания,
словно бы слепленного из пара и дыма, и вокруг
— в мороси и дыму — переминается Русь
Уходящая. Любовь и боль доверчивых лиц, резкие
взмахи рук, размытые плакатики. Горячий
свет поражения исходит от красных флагов.

— Сааавейский Сааюз!.. — катится крик,
волна за волной.

— Сааавейский Сааюз!.. — отчаянно и яро
хрипит, поет, стенает и стонет вся площадь.
Рядом со мной старушка. Ветхая и зябкая,
она не скандирует, а протяжно скулит имя своей
Родины…

С далекого балкона нам обещают скорый приход
сюда — в туман и дым — верных присяге
воинских частей…

В детстве я не любил Советский Союз, не мог
любить, так был воспитан.

Но в тринадцать лет, когда Союз уже погиб,
я, следуя порыву, прибежал на площадь отверженных,
которые, крича что есть силы, вызывали
дух его…

…Читать я научился раньше, чем писать. Брал
душистые книги с тканными обложками без заглавий,
в домашних, доморощенных переплетах.
Открывал, видел загадочно-мутные черно-белые
картинки, переписывал буквы. Бывало, буква изгибалась,
как огонек свечи: плохой ксерокс. Книги
влекли своей запретностью. Жития святых,
убитых большевиками, собранные в Америке монахиней
Таисией. Так постепенно я стал читать.

Мне было четыре года, мама позвала ужинать.
Папа с нашим гостем, рыжебородым дядей
Сашей, шли на кухню по узкому коридору,
я следом.

— Нужно будет забрать книги… — бубнил
гость, и вдруг они остановились как вкопанные,
потому что отец резко схватил его за локоть.

— Книги? — спросил он каменным голосом.

— Какие книги?

Секунда, обмен взглядами. Дядя Саша оторвался
от пола и в легком прыжке пальцами
коснулся низкого коридорного потолка. И выпалил:

— Детские! — с радостью и ужасом.

Затем, в странном, бесшумном танце приближаясь
к кухне, они оба вытянули правые руки
с указательными пальцами, возбужденно устремленными
в угол подоконника, где скромно зеленел
телефонный аппарат.

На пороге кухни я забежал, просочился вперед,
рискуя быть растоптанным, и мне запомнились
эти пальцы, пронзившие теплый сытный
воздух.

Я помню сцену так, будто наблюдал ее минуту
назад. Все разыгралось стремительно, но столь
ярко, что я мгновенно загорелся карнавалом.

Бросившись к телефону, я сорвал трубку и,
ликуя, закричал:

— Книги! Книги! Книги!

Мама уронила сковороду, папа выдрал штепсель
из розетки и отвесил обжигающий шлепок,
а гость, схватив меня, заплакавшего, за локоток
хищным движением, наставил светлые сухие
глазищи и зашелестел с присвистом из рыжей
бороды:

— Ты хочешь, чтобы папу посадили? У тебя
не будет папы…

Спустя какие-то годы я узнал, что отец, будучи
священником, владел подпольным маленьким
типографским станком, спрятанным в избе
под Рязанью. Там несколько посвященных, включая
гостя, печатали книги: молитвенники и жития
святых (в основном — новомучеников, включая
последнюю царскую семью) по образцам, присланным
из города Джорданвиль, штат Нью-Йорк.

И дальше эти миссионерские книги путешествовали
по России. Случись утечка, я стал бы сыном
узника. Телефон — главное орудие прослушки,
считали подпольщики. Он живой. Он слушает
даже с трубкой, положенной на рычаг. «Книга,
книги» — были те ключевые сладкие и колючие
слова, которые говорить не следовало.

Мне было пять, когда в Киеве арестовали
мужа знакомой нашей семьи Ирины. Она приходила
к нам с дочкой Ксенией. Серенькая, пугливая,
зашуганная девочка с большими серьезными
глазами. Ее папу посадили за книгу. Он
барабанил на печатной машинке, и якобы в прослушиваемую
через телефон квартиру пришли
с обыском на этот звон клавиш.

В шесть лет я тоже принялся за книгу. Не потому
что хотел отправиться за решетку, просто
запретность манила. Я нарисовал разных священников,
и монахов, и архиереев, пострадавших
за времена советской власти. Эту книгу с неумелыми
детскими каракулями и бородатыми лицами
в колпаках клобуков у меня изъяли родители.
Я длинную тетрадь не хотел им отдавать, прятал
в пододеяльник, но они ее нашли и унесли.
С кухни долетел запах жженой бумаги. Они опасались.

Но я продолжал рисовать и писать протестные
памфлеты и запретные жития. А однажды,
заигравшись в страх, решил уничтожить горку
только что нарисованного и исписанного — это
была репетиция на случай, если в квартиру начнет
ломиться обыск. Я придумал — не жечь, а затопить листы. Сгреб их и уложил в игрушечную
ванночку, туда же зачем-то поместил свою фотографию
из времени, которого я не помню: грудного
и блаженного меня окунает в купель блаженный
и седовласый отец Николай Ситников.
Я почему-то подумал, что этот снимок тоже улика.
Сложив листы и снимок, я залил их водой, краска
расплылась, и вскоре запретное стало цветной бумажной
кашей. Родители заметили пропажу фотографии,
но что с ней стало, я им не признался.

А потом, словно в остросюжетном «Кортике»
Рыбакова (я исполнял роль мальчика-бяки, сына
контрреволюционного попа), к нам в квартиру
вселились останки последней царской фамилии.
Расстрелянных отрыл среди уральских болот один
литератор и часть схоронил у священника.

Пуговицы, ткани, брошь, черепа и кости —
все это впитывали детские глаза, но детские уста
были на замке. Мир еще ничего не знал об этой
находке. Не знал СССР. Москва. Фрунзенская
набережная. Двор. Не знал сосед Ванька.

Вот так я провел свое советское детство — в одной
квартире с царской семьей.

(Парадокс: моя бабушка Валерия, мамина
мама, училась в Екатеринбурге в одном классе
гимназии с дочкой Юровского, расстрелявшего
царя).

Через год после того, как останки у нас появились,
к нам (и сейчас помню, в сильный дождь)
пришла Жанна, француженка-дипломат, розовое
простое крестьянское лицо. Католичка, она
обожала православие. Иностранцам нельзя было
покидать Москву, но она, повязав платочек, выезжала
поутру на электричке в Загорск, стояла
всю литургию в Троицкой Лавре и возвращалась
обратно. Может быть, чекисты снисходительно
относились к набожной иностранке.

Она подарила мне кулек леденцов, от чая
отказалась, и направилась прямиком в кабинет
к отцу. И они завозились там. Послышалось
как бы стрекотание безумного кузнечика. Не вытерпев,
я приоткрыл дверь и вошел на цыпочках.
Жанна все время меняла позы. Она вертелась вокруг
стола. Один глаз ее был зажмурен, а у другого
глаза она держала большой черный фотоаппарат,
выплевывавший со стрекотом голубоватые
вспышки. Стол был накрыт красной пасхальной
скатертью, поверх которой на ровном расстоянии
друг от друга лежали кости и черепа, мне уже
знакомые.

Я приблизился. Отец почему-то в черном
подряснике стоял у иконостаса над выдвинутым
ящичком, где ждали свой черед быть выложенными
на стол горка медных пуговиц, крупная,
в камешках брошь, два серебряных браслета,
и зеленоватые лоскуты.

Увидев меня, он беззвучно замахал рукой,
прогоняя. Рукав его подрясника развевался,
как крыло.

В то же время мой дядя делал карьеру в системе.
Дядя приезжал к нам раз в полгода из Свердловска,
где он работал в обкоме.

Дядя был эталонным советским человеком.
Гагарин-стайл. Загляденье. Подтянутый, бодрый,
приветливый, с лицом, всегда готовым
к улыбке. Улыбка мужественная и широкая.
На голове темный чуб, на щеках ямочки, в глазах
шампанский блеск. У него был красивый,
оптимистичный голос. Дядя Гена помнил наизусть
всю советскую эстраду, и мог удачно ее
напевать. Когда он приезжал, то распространял
запах одеколона, они с отцом пропускали несколько
рюмашек, дядя облачался в махровый
красный халат, затемно вставал, делал полчаса
гимнастику, брился и фыркал под водой и уходил
в костюме, собранный и элегантный, на весь
день по чиновным делам.

Но как-то он приехал без улыбок. Сбросил
пальто на диван в прихожей. Тапки не надел,
прошлепал в носках. Сел на кухне бочком, зажатый.
Даже мне не привез гостинца, а раньше
дарил весомую еловую шишку с вкусными орешками.

— Брат, ты меня убил… — Голос дяди дрогнул,
и стал пугающе нежным. — Ты сломал мой
карьерный рост. Я не мог об этом говорить по телефону.
Теперь победил Стручков. А у меня все
шло, как по маслу. Ельцин меня вызвал. Говорит:
«Это твой брат священник? Это как так? Как?»
И ногами на меня затопал.

Дядя схватил рюмку, повертел, глянул внутрь,
нервно спросил, словно о самом главном:

— Чего не разливаешь?

— Кто такой Ельцин? — спросил папа.

— Мой начальник, ты забыл? — Дядя шумно
втянул воздух, откупорил бутылку, наполнил
рюмку. — Тебе моя жизнь по барабану? Он, знаешь,
скольких живьем ел? Воропаев у нас был.
Птухина до инфаркта допилил. Ельцин — это
глыба! О нем ты еще услышишь! Он не посмотрит…
Ты ему палец в рот… Он Козлова Петра
Никаноровича в день рождения заколол. Поздравил
увольнением, а, каково? — Не договорив,
дядя с решимостью суицидника опрокинул рюмку
полностью в себя, тотчас вскочил, и заходил
по кухне.

Заговорила мама, рассудительно:

— Геннадий, садитесь, ну что вы так переживаете.
А вам не кажется, что все это как-то несерьезно
в масштабе жизни: Козлов, Птухин, кого
вы еще называли? Сучков, да? Елькин…

— Не Елькин, а Ельцин! Не Сучков, а Стручков!

— Дядя топнул носком по линолеуму. — 
Это аппарат! Это власть! Это судьба ваша и моя,
и всех! Зачем ты попом стал? Ни себе, ни людям…
И сам сохнешь, и родне жизни нет!

Потом я сидел в другой комнате и слышал доносившиеся
раскаты кухонной разборки.

Итак, я с самых ранних лет знал, что мало
с кем можно говорить откровенно.

Был такой священник, которого мои родители
подозревали в том, что он агент КГБ. И говорили:
«Прости, Господи, если мы зря грешим на невинного
человека!». Он с настойчивой частотой
приходил к папе, и когда он приходил, мне говорили «цыц!». Его звали отец Терентий. Он источал
аромат ладана. Я брал у него благословение,
вдыхал душистое тепло мягких рук, но лишнего
с ним ни гу-гу. Был он с длинными черно-седыми
волосами и лисьим выражением лица. Все время
кротко опускал веки. И еще у него был хронический
насморк. Он утирался платком. От этого
насморка у него был загнанно-мокрый голос.

— Отец Терентий, — говорила ему мама, провожая,
— почему вы приходите больным? У нас
маленький ребенок.

И в этих ее словах звучал намек на другое —
с чистой ли совестью ходите вы к нам, дорогой
отец Терентий?

Я слышал разговоры взрослых про заграницу.
Но в своих мечтах я никогда не бывал за границей,
все месил и пылил тута. Я дорожил нашей
квартирой в огромном доме со шпилем и деревянным
домом на даче. Я хотел рыть окопы, ползти
в траншеях, хорониться с ружьем за елью, кусая
ветку и чувствуя на зубах кисло-вяжущий вечнозеленый
сок. Глина и пыль дорог — такой была
«визитка» желанной войны. Я был почвенник
и пыльник… Да, я часами скакал на диване, поднимая
столбцы пыли, как будто еду на телеге, окруженный
полками, и мы продвигаемся по стране.
Выстрелы, бронетехника, стрекот, белые вспышки
на ночном небосклоне, раненые, но не смертельно,
друзья, и какая-то русая девочка-погодок
прижалась головой к командирскому сердцу. Нам
по шесть лет. Крестовый поход детей. И сердца
у нас работают четко, как моторчики: тук-тук-тук.
И белая вспышка нас связала.

Взятие Москвы. Ветер и победа. Размашистые
дни. По чертежам заново отстраиваем храм Христа
Спасителя. Снаряжаем экспедицию за вывезенным
в эмиграцию спасенным алтарем, снимаем
сохранившиеся барельефы с Донского собора.
Мой папа служит молебен на Москве-реке, кропит
святой водицей тяжелые сальные городские
воды, и начинается возведение огромного храма.
И в то же время специальные службы приступают
к очистке этой грязной реки, чтобы она воскресла,
повеселела и в ней можно было спокойно
купаться, как в старину.

Так я мечтал.

Теперь фантазирую иначе.

Я был бы совпис. Нет, слушайте: предположим,
я совпис. Советский писатель. И что?

А другие? Колхозник? Рабочий? Шахтер?
Ученый? Военный? Учитель? Врач? Думаю, бывает,
что каждый переносится в то время и себя
воображает там.

Я враждовал с Советским Союзом все детство,
не вступив в октябрята — первым за всю историю
школы. И в пионеры тоже не вступил.

И все же мне жаль Родины моего детства.
Я вспоминаю ощущение подлинности: зима —
зима, осень — осень, лето — лето. Вспоминаю
кругом атмосферу большой деревни, где скандал
между незнакомцами всегда как домашний, распевность женских голосов, хрипотца мужских,
и голоса звучат так беспечно и умиротворенно,
что даже от ребенка это не скроется.

Осенью 93-го, хотя уже было поздно, подростком
я возвращал долг Советскому Союзу. Убежал
из дома, бросился на площадь.

Собравшиеся там были сырые, пар мешался
с дымом. Сквозь серую пелену изредка сверкали
костры, так, будто солнце жалобно просится
из трясины.

На следующий день появилась газетная фотография
той площади — последний митинг перед
тем, как белое здание обнесут колючей проволокой.
Фотография сделана с балкона. Удачная
фотография, хотя черно-белая. Запрокинутые
лица, сжатые кулаки, поднятые флаги… Народ
кричит: «Советский Союз!»

Там, где я встал, обильный дым стелился,
скрывая полсотни голов, поэтому на фотографии
я не виден.

Как я был алтарником

Я застал не только антисоветское подполье.
Я застал Красную Церковь — весомую часть
Советской Империи.

В четыре года на пасхальной неделе я первый
раз оказался в алтаре. В храме Всех Скорбящих
Радости, похожем на каменный кулич, большом
и гулком, с круглым куполом и мраморными драматичными
ангелочками внутри на стенах.

Через годы я восстановлю для себя картину.

Настоятелем был актер (по образованию и
приз ванию) архиепископ Киприан. Седой, невысокий,
плотный дядька Черномор. Он любил
театр, ресторан и баню. Киприан был советский
и светский, хотя, говорят, горячо верующий.
Очаровательный тип напористого курортника.
Он выходил на амвон и обличал нейтронную бомбу, которая убивает людей, но оставляет вещи.
Это символ Запада. (Он даже ездил агитировать
за «красных» в гости к священнику Меню и академику
Шафаревичу.) На Новый год он призывал
не соблюдать рождественский пост: «Пейте
сладко, кушайте колбаску!» Еще он говорил
о рае: «У нас есть, куда пойти человеку. Райсовет!
Райком! Райсобес!» Его не смущала концовка
последнего слова. Папе он рассказывал про то,
как пел Ворошилов на банкете в Кремле. Подошел
и басом наизусть затянул сложный тропарь
перенесению мощей святителя Николая. А моя
мама помнила Киприана молодым и угольно черным.
Она жила девочкой рядом и заходила сюда.
«На колени! Сталин болен!» — и люди валились
на каменные плиты этого большого храма. Каменные
плиты, местами покрытые узорчатым железом.

Однажды Киприан подвозил нас до дома
на своей «волге».

— Муж тебе в театр ходить разрешает?
А в кино? — спрашивал он у мамы.

Меня спросил, когда доехали:

— Папа строгий?

— Добрый, — пискнул я к удовольствию родителей.

— Телевизор дает смотреть?

— Да, — наврал я, хотя телевизор отсутствовал.
И вот, в свои четыре, в год смены Андропова
на Черненко, на светлой седмице я первый раз
вошел в алтарь.

Стихаря, то есть облачения, для такого маленького
служки не было, и я остался в рубашке
и штанах с подтяжками. Архиерей обнял мою
голову, наклонившись с оханьем: пена бороды,
красногубый, роскошная золотая шапка
с вставленными эмалевыми иконками. Расцеловав
в щечки («Христос воскресе! Что надо отвечать?
Не забыл? Герой!») и усадив на железный
стул, поставил мне на коленки окованное
старинное Евангелие. Оно было размером с мое
туло вище.

Потом встал рядом, согнулся, обняв за шею
(рукав облачения был ласково-гладким), и просипел:

— Смотри, милый, сейчас рыбка выплывет!

Старая монахиня в черном, с большим стальным
фотоаппаратом произвела еле слышный
щелчок.

Я навсегда запомнил, что Киприан сказал вместо
птичка — рыбка. Возможно, потому что мы
находились в алтаре, а рыба — древний символ
Церкви.

В отличие от папы, сосредоточенного, серьезного,
отрицавшего советскую власть, остальные
в алтаре выглядели раскованно. Там был дьякон
Геннадий, гулкий весельчак, щекастый, в круглых
маленьких очках. Сознательно безбородый
(«Ангелы же без бороды»). «И тросом был поднят
на небо», — при мне прочитал он протяжно
на весь храм, перепутав какое-то церковнославянское
слово, и после хохотал над своей ошибкой,
трясясь щеками и оглаживая живот под атласной
тканью, и все спрашивал сам себя: «На лифте
что ли?»

В наступившие следом годы свободы его изобьют
в электричке и вышибут глаз вместе со стеклышком
очков…

В алтаре была та самая старуха в черном
одеянии, Мария, по-доброму меня распекавшая
и поившая кагором с кипятком из серебряной
чашечки — напиток был того же цвета,
что и обложка книжки Маяковского «У меня
растут года», которую она подарила мне в честь
первого мая.

— Матушка Мария, а где моя фотография? — 
спросил я.

— Какая фотография?

— Ну, та! С Владыкой! Где я первый раз
у вас!

— Тише, тише, не шуми, громче хора орешь…
В доме моем карточка. В надежном месте. Я альбом
важный составляю. Владыка благословил.
Всех, кто служит у нас, подшиваю: и старого,
и малого…

Под конец жизни ее лишат квартиры аферисты…

С ужасом думаю: а вдруг не приютил ее
ни один монастырь? Где доживала она свои дни?
А что с альбомом? Выбросили на помойку?

Еще был в алтаре протоиерей Борис, будущий
настоятель. Любитель борща, пирожков с потрохами
(их отлично пекла его матушка). Мясистое
лицо пирата с косым шрамом, поросшее жесткой
шерстью. Он прикрикивал на алтарников: «У семи
нянек дитя без глазу!» Он подражал архиерею
в театральности. Молился, бормоча и всхлипывая,
закатывая глаза к семисвечнику: руки воздеты
и распахнуты ладони. Колыхалась за его спиной
пурпурная завеса. Я следил, затаив дыхание.

В 91-м отец Борис поддержит ГКЧП, и когда
танки покинут Москву, сразу постареет, станет
сонлив и безразличен ко всему…

За порогом алтаря был еще староста, мирское
лицо, назначенное властями («кагэбэшник», —
шептались родители), благообразный шотландский
граф с голым черепом, молчаливый и печальный,
но мне он каждый раз дарил карамельку
и подмигивал задорно.

А Владыка Киприан здесь и умер, в этом красивом
просторном храме, на антресолях, куда вели
долгие каменные ступеньки, мартовским утром,
незадолго до перестройки. Остановилось сердце.
Среди старушек мелькнула легенда, что он споткнулся
на ступенях и покатился, но было не так,
конечно.

В перестройку церквям разрешили звонить
в колокола. Колокола еще не повесили. Регентша
левого хора, рыжая востроносая тетя, захватила
меня с собой — под небеса, на разведку.
Путь почему-то был дико сложен. Полчаса мы
карабкались ржавыми лесенками, чихали среди
желтых груд сталинских газет, задыхались
в узких и бесконечных лазах, и все же достигли
голой площадки, перламутрово-скользкой
от птичьего помета. Я стоял на итоговой лесенке,
высунув голову из люка. Женщина, отважно выскочив, закружилась на одной ноге и чуть
не улетела вниз, но я спасительно схватил ее
за другую ногу, и серая юбка накрыла мою голову,
как шатер.

Я любил этот торжественный огромный храм,
я там почти не скучал, хотя и был невольником
отца. Дома я продолжал службу, только играл
уже в священника. Возглашал молитвы, размахивал
часами на цепочке, как кадилом, потрясал
маминым платком над жестянкой с иголками,
словно платом над чашей…

И вот раз вечерком, наигравшись в папу, который
на работе, я заглянул в ванную, где гремел
слесарь.

— В попа играешь! — Сказал он устало и раздраженно,
заставив меня остолбенеть. — Ладно,
не мухлюй. У меня ушки на макушке. Запомни
мои слова: не верь этому делу! Я тоже раньше
в церковь ходил, мать моя больно божественная
была. Потом передачу послушал, присмотрелся,
что за люди там, старые и глупые, да те,
кто с них деньги тянет, и до свидания. Спасибо,
наелся! — ребром почернелой ладони он провел
возле горла.

Ни жив ни мертв, я покинул ванную, и молча
сидел в комнате, вслушиваясь, когда же он
уйдет.

В девять лет меня наконец-то нарядили в стихарь,
сшитый специально монахиней Марией,
белый, пронизанный золотыми нитками, с золотистыми
шариками пуговиц по бокам, длинный,
ботинки не видны.

Я стал выходить с большой свечой к народу
во время чтения Евангелия. Помню, как стоял
первый раз, и свеча, тяжелая, шаталась, воск
заливал руки, точно кошка царапает, но надо
было терпеть. Зато потом приятно отколупывать
застывшую холодную чешую. В те же девять
я впервые читал на весь храм молитву — к Причащению.
Захлебывался, тонул, выныривал, мой
голос звенел у меня в ушах — плаксиво и противно,
и вертелась между славянских строк одна
мысль: а если собьюсь и замолчу, а если брошу,
если захлопну сейчас молитвослов, выбегу прочь
в шум машин — что тогда?..

Накануне краха СССР папе дали беленький
храм по соседству, мне было одиннадцать. Внутри
находились швейные цеха, стояли станки в два
этажа, работники не хотели уходить и скандалили
с теснившей их общиной — правильно почуяв,
что больше реальности не нужны. Помню первый
молебен в храме. Толпа молилась среди руин,
свечи крепили между кирпичами. Маленькая
часть храма была отгорожена фанерой, и оттуда
вопреки звонам кадила звонил телефон, вопреки
хору доносился злой женский голос: «Алло!
Громче, Оль! А то галдят!» — и вопреки ладану
сочился табачный дым, но дни конторы с длинным
трудным названием были кончены.

Церковь восстанавливалась быстро. За советским
слоем, как будто вслед заклинанию, открылся
досоветский. На своде вылезла фреска:
чудо на Тивериадском озере, реализм конца девятнадцатого
века: много сини, мускулистые тела,
подводная стайка рыб, кораблик. Во дворе, где
меняли трубы, обнаружилось кладбище, и картонная
коробка, полная темных костей, долго хранилась
от непогоды под грузовиком за храмом,
после с панихидой их зарыли, я разжигал уголь
для кадила и обжег палец так, что ноготь почернел
и слез. В самом храме завелся неуловимый сверчок
— хулиган, любивший отвечать возгласам священника
на опережение, быстрее, чем хор. Дорога
на колокольню оказалась несложной — прямой.
Колокола поднимали целый день. На следующее
утро затемно я ударил железом о железо и неистовствовал,
грохоча, а гражданин из дома поблизости,
в ужасе проснувшийся в новом мире,
ворвался в храм, умоляя дать ему поспать.

Сын настоятеля, я начинал алтарничать, уже
догадываясь, что все, кто рядом — мальчишки
и мужчины — обречены по законам этой проточной
жизни, по правилам любого человеческого
сообщества рано или поздно исчезнуть. Мальчики
вырастут и пошлют своих набожных матерей,
кто-то оскорбится на что-нибудь и сорвет стихарь,
кто-то пострижется в монахи или станет священником
и уедет на другой приход. Кто-то умрет,
как один светлый человек, синеглазый, чернобородый,
тонкоголосый, очень любивший Божью
Матерь. Он годами оборонялся от наркотиков,
но завернула в гости подружка из прошлого, сорвался
и вскоре погиб…

К двенадцати мне стало скучно в храме,
но я был послушным сыном. Я все мечтал о приключении:
пожар или нападут на храм сатанисты-головорезы — выступлю героем и всех избавлю,
и восхищенно зарозовеет девочка Тоня из многодетной
семьи. Миниатюрная, нежная, шелковая,
она стоит со своей очкастой мамой и восьмью
родными и приемными братиками и сестрами
на переднем крае народа: я подсматриваю за ней
сквозь щели алтарной двери и кручу комок воска
между пальцев.

Как-то осенью в 92-м году, когда я приехал
с папой на вечернюю службу как всегда заранее,
мне выпало приключение.

Людей было мало, десяток, папа скрылся в алтаре,
я замешкался и вдруг повернулся на стремительный
шум. Из дальнего предела пробежал
человек, прижимая к груди квадратный предмет.
Икона! Он рванул железную дверь. «Господи!» — выдохнула прислужница от подсвечника,
блаженная тетеря. В два прыжка я достиг дверей
и выскочил за ним.

Я не чувствовал холода в своей безрукавке,
нацеленный вперед на синюю куртку. Он перебежал
Большую Ордынку. Дети бегают легко,
я почти догнал его. Он глянул через плечо и тотчас
пошел широким шагом. Я на мгновение тоже
притормозил, но затем побежал еще скорее, хотя
увидел себя со стороны: маленького и беззащитного.

Он стоял возле каменных белых ворот Марфомариинской
обители. Руки на груди. Я остановился
в пяти шагах со сжатыми кулаками и выпрыгивающим
сердцем.

Он тихо позвал:

— Ну, щенок! Иди сюда!

— Отдайте икону! — закричал я на «вы».

Он быстро закрутил головой, окидывая улицу.
Подмога за мной не спешила. Вечерне-осенние
прохожие были никчемны. У него торчала борода,
похожая на топор. Может быть, отпущенная
специально, чтобы не вызывать подозрений
в храмах.

— Какую икону? — Сказал он еще тише.

— Нашу! — Я сделал шаг и добавил с сомнением.

— Она у вас под курткой.

— Спокойной ночи, малыши! — Сказал он
раздельно.

Резко дернулся, с неожиданной прытью понесся
дальше, опять перебежал улицу и растворился.
Я перебежал за ним — и пошел обратно.
Звонил колокол. При входе в храм было много
людей, они текли, приветствовали меня умиленно,
не ведая о происшествии, я кивал им
и почему-то не сразу решился войти внутрь,
как будто во мне сейчас опознают вора.

Там же в храме однажды я видел, что еще бывает
с иконой. Святитель Николай покрылся
влагой, и отец служил молебен. Я стоял боком
к иконе, держал перед отцом книгу, тот, дочитав
разворот, перелистывал страницу. А я косился
на загадочный, желто-коричневый, густой,
как слиток меда, образ, по которому тянулись
новорожденные сверкающие полосы. После вслед
за остальными целовал, вдыхая глубоко сладкий
мягкий запах. Целуя, подумал: «Почему, почему
же я равнодушен?»

На том молебне нас фотографировали у иконы,
но больше, понятно, саму икону, и, говорят,
одна фотография тоже замироточила.

Меня возили в самые разнообразные святые
места, монастыри, показывали нетленные мощи
и плачущие лики, я знал знаменитых старцев, проповедников,
с головой окунался в обжигающие
студеные источники, но оставался безучастен.

Был везде, разве что не был на Пасху в иерусалимском
Храме Гроба Господня, где, как считается,
небесный огонь ниспадает и божественные
молнии мешаются с бликами фотоаппаратов…

Были ли озарения, касания благодати?

Было иное. Летним душным днем прислуживал
всю литургию, и уже на молебне, при последних
его звуках зарябило в глазах. В полной темноте
вместе со всеми подошел к аналою с иконой
праздника, приложился лбом со стуком и, интуитивно
узнав в толпе добрую женщину-звонаря,
прошелестел: «Я умираю…» — и упал на нее.

Или — спозаранку на морозце колол лед возле
паперти, красное солнце обжигало недоспавшие
глаза, в тепле алтаря встал на колени, распластался,
нагнул голову и среди терпкого дыма
ладана не заметил, как заснул.

Было еще и вот что: прощальный крестный
ход. Семнадцатилетний, на Пасху, я шел впереди
процессии с деревянной палкой, увенчанной фонарем
о четырех цветных стеклах, внутри которого
бился на фитиле огонек. Накануне школьного
выпускного. Давно уже я отлынивал от церкви,
но в эту ночь оделся в ярко-желтый конфетный
стихарь и пошел — ради праздника и чтобы доставить
папе радость.

Я держал фонарь ровно и твердо, как профи,
и негромко подпевал молитвенной песне, знакомой
с детства. Следом двигались священники
в увесистых красных облачениях и с красными
свечами. Летели фотовспышки. Теплый ветерок
приносил девичье пение хористок и гудение множества
людей, которые (я видел это и не видя)
брели косолапо, потому что то и дело зажигали
друг у друга свечи, каждый за время хода обязательно
потеряет огонек и обязательно снова
вернет, так по нескольку раз. А мой огонь был
защищен стеклами. Я медленно, уверенно шел,
подпевая, мысли были далеко…

Впереди была юность, так не похожая на детство.
Я скосил глаз на яркое пятно. Щиток рекламы
за оградой: «Ночь твоя! Добавь огня!»
«Похристосуюсь пару раз, потом выйду и покурю», — подумал с глухим самодовольством подростка
и подтянул чуть громче: «Ангелы поют
на небеси…», и неожиданно где-то внутри кольнуло.

И навсегда запомнилась эта весенняя ночь
за пять минут до Пасхи, я орал «Воистину воскресе!» и пел громко, и пылали щеки, и христосовался
с каждым.

И никуда не вышел за всю службу, как будто
притянуло к оголенному проводу.

Но потом все равно была юность, не похожая
на детство.

Купить книгу на сайте издательства

Отрывки из книги «WikiLeaks. Избранные материалы»

О книге «WikiLeaks. Избранные материалы»

Путин отходит от дел?

4 марта 2009 г., 14:02

Секретно Москва 000532

SIPDIS (для распространения через SIPRNET (англ. Secret Internet
Protocol Router Network), интернет-систему Минстерства обороны
и Госдепартамента США. (Здесь и далее — примеч. редакторов.))

E. O. 12958 Рассекретить: 03 / 04 / 2019

Теги: PGOV PHUM PINR RS SOCI

Тема: Об отношении Путина к делам

Гриф секретности определил: посол Джон Байерли

Основание: 1.4 (d)

1. (C) Синопсис: По Москве распространились слухи об отдалении
премьер-министра Путина от своих обязанностей;
высказывается мысль, что он утратил «остроту»
в принятии важных решений по мерам, связанным
с экономическим кризисом. Сообщается, что над многими
проблемами Путин «работает из дома», передав
основную нагрузку по руководству правительством своим
заместителям, в основном — первому заместителю
премьер-министра Игорю Шувалову. Некоторые расценивают
отдаление Путина как повышение вероятности
его ухода с должности, но большинство по-прежнему
отводит ему центральную роль в политическом созвездии,
считая, что его тактика невмешательства свидетельствует
об отсутствии у кремлевской элиты приемлемого компромисса по сложным экономическим
вопросам. Конец синопсиса.

2. (C) В подтверждение сказанного имеются сообщения,
что Путин недоволен объемом работы, возложенной
на него как на премьер-министра, или сопротивляется
ей, с тем чтобы взбодрить российскую бюрократию.
Обладающий обширными связями <…> (обозначает пропуск текста в оригинальном документе, опубликованном
на сайте WikiLeaks. Это может быть как пропущенное имя
или название, так и опущенный отрывок.) сказал нам,
что поговаривают, будто Путин «отвлечен» и «не заинтересован» и поручил оперативное управление российским
правительством Шувалову. <…>, бывший член
<…>, сказал, что только у Путина есть полномочия
возглавлять российское правительство, и в его отсутствие
реакция экономической политики на кризис была
полностью произвольной. <…> рассматривал продолжающийся
процесс пересмотра бюджета как новое
свидетельство усталости Путина; в более решительный
период своего правления Путин быстро покончил бы
с этой финансовой возней. Теперь же, во время тяжелейшего
за десятилетие финансового кризиса, это дело
растянулось на два месяца. Видный <…> согласился
с нами по поводу изоляции Путина, говоря, что премьерминистр
все более отстраняется, регулярно общаясь
только с Шуваловым и Кудриным.

3. (C) <…> также сказал, что Путин бывает в российском
Белом доме нерегулярно, предпочитая поручать
повседневную работу с правительством «фактическому
премьер-министру» Шувалову, причем эту оценку разделяет
<…>. <…> утверждал, будто скопилось множество документов, ждущих подписи Путина, причем
некоторые из них касаются правительственного антикризисного
пакета и связаны с реализацией важных
проектов. <…> сообщил, что хорошо известно о нежелании
Путина появляться в российском Белом доме, где
его ждут горы бумаг по пустяковым вопросам, на которые
ему жаль тратить силы. Проблема заключается
в том, отметил <…>, что российская управленческая
система предполагает принятие решений по принципу
«сверху вниз», и частенько застой в делах — следствие
бездействия Путина.

4. (C) Усиление подобных слухов позволяет допустить,
что под напором российских экономических неурядиц
Путин может стать уже не таким «тефлоновым»,
по крайней мере среди элиты. Тем не менее недавние
опросы, проведенные Левада-Центром, говорят о том,
что большинство россиян продолжают видеть в Путине
«управляющего» страной (число респондентов, считающих
его властной фигурой, увеличилось до 87% по сравнению
с прошлогодними 74%). И хотя некоторые полагают,
что отстраненность Путина свидетельствует о готовности
уйти с должности, большинство по-прежнему
признает его центральную роль в правящей структуре
и его личную значимость как «спасителя» России. Его
отстраненность, скорее всего, отражает давнюю склонность
уходить от решения трудных вопросов, а также
осознание им того, что резкое сокращение средств
ограничивает его способность находить приемлемые
компромиссы с кремлевской элитой.

Байерли

Кем был дедушка Путина

28 апреля 2004 г., 14:02

Секретный раздел 01 из 02 Брюссель 001868

SIPDIS

E.О. 12958 Рассекретить: 04 / 29 / 2014

Теги: PREL, PGOV, PINR, PBTS, EUN, USEU BRUSSELS

Тема: Обед с Крисом: разрозненные мысли комиссара ЕС
по вопросам внешней политики Паттена

Гриф секретности определил: советник-посланник
по политическим вопросам Кайл Скотт

Основание: 1.4 (b), (d)

<…> (Эта телеграмма приводится в сокращении.)

8. (C) Паттен сказал, что Путин сделал для России много
хорошего благодаря высоким мировым ценам
на энергоносители, но у него имеются серьезные сомнения
насчет личных качеств этого человека. Паттен
заметил, что не утверждает, будто все дело в генах, после
чего рассмотрел историю семьи Путина: дедушка
состоял в личной охране Ленина, отец был аппаратчиком
в коммунистической партии, а сам Путин еще в молодости
решил делать карьеру в КГБ. «Обсуждая Ближний
Восток или энергетическую политику, он выглядит
вполне благоразумным человеком, но если разговор
переходит на Чечню или исламский экстремизм, глаза
Путина превращаются в глаза убийцы».

<…>

Шнабель

Сердюков за бутылкой водки: президентов-то двое!

19 марта 2009 г., 12:12

Секретно Баку 000226

SIPDIS

DEPARTMENT EUR / PRA-ANITA FRIEDT, EUR / CARC, DAS BRYZA,
INR (PSTRONSKI), DEFENSE FOR OUSD (P) DMELLEBY

E.O. 12958 Рассекретить: 03 / 20 / 2034

Теги: PREL, PGOV, AJ, RU, PINR

Тема: Министр обороны о Габале, Армавире и России

Гриф секретности определил: посол Энн Дерси

Основание: 1.4 (b), (d)

<…> (Эта телеграмма приводится в сокращении.)

Беседы с Сердюковым

5. (S) Абиев (министр обороны Азербайджана.) рассказал послу о своем визите в Москву
в конце января для обсуждения предъявленных Азербайджаном
России обвинений в крупных поставках
оружия в Армению в 2008 году. На официальных встречах,
сказал Абиев, его русский коллега придерживался
обсуждаемых тем, отрицая любую причастность России.
Однако тем же вечером, после «второй бутылки
водки», сказал он, русские разоткровенничались и подтвердили
факт передачи оружия в Армению. Интересно
примечание: на вопрос Абиева «Вы подчиняетесь приказам
президента?» Сердюков ответил: «Я подчиняюсь
приказам двух президентов».

<…>

Дерси

Робин и Бэтмен, или Кто есть кто в тандеме Медведев—Путин

19 ноября 2008 г., 06:06

Секретно Москва 003343

SIPDIS

E.O. 12958 Рассекретить: 08 / 15 / 2017

Теги: PGOV, PHUM, SOCI, RS

Тема: Обращение Медведева и политика тандема

Ссылки: Москва 03265

Гриф секретности определил: заместитель посла Эрик Рубин

Основание: 1.4 (d)

1. (C) Синопсис: Обращение Медведева к Федеральному
Собранию на прошлой неделе стало своего рода призмой,
позволяющей увидеть соотношение сил в тандеме
Медведев—Путин и преломляющей мнения наших
контактов, разделяя их на три лагеря с очень разными
взглядами. В первом на Медведева смотрят как на лидера,
постепенно обретающего власть в успешной
борьбе с экономическим кризисом. Второй лагерь,
более скептично настроенный, считает, что Медведев
продолжает играть роль Робина при Бэтмене-Путине.
Медведев окружен командой лояльных премьеру лиц,
и его сдерживает влияние Путина на законодательные
органы и региональную элиту. Сторонники третьего лагеря, принимая за чистую монету внешнее единодушие
в целях и взглядах тандема, считают, что между Путиным
и Медведевым нет большой разницы. Всем трем
мешают непроницаемость политики Кремля и плодородная
почва для слухов и домыслов, порождаемая
информационным вакуумом. Яснее понять баланс сил
в тандеме позволит обращение Путина к «Единой России», которое состоится 20 ноября и будет транслироваться
по Первому каналу. Конец синопсиса.

Поклонники Медведева

2. (C) Бравада «главнокомандующего» Медведева перед
общественностью в ходе войны в Грузии, а также его
активный подход к ухудшающейся экономике позволяют
некоторым нашим источникам сделать вывод,
что в последние несколько месяцев президент начал
приоткрывать свое истинное лицо. Алексей Мухин,
директор Центра политической информации, сообщил
нам, что обращение Медведева продемонстрировало,
как далеко зашел президент, научившись у своего предшественника
искусству уравновешивать противоречивые
интересы и желания элиты. Мухин не был удивлен
резкими заявлениями Медведева в адрес США, поскольку
риторика Медведева с августа (то есть с начала конфликта с Грузией) стала жестче.
Но в напористой речи Мухин видит прежде всего уступку
Путину и сторонникам жесткого курса, сделанную
Медведевым перед переходом к обсуждению программы
своих реформ. Увеличение президентского срока
даст Медведеву возможность оставаться у власти 10 лет,
достаточных для него (или его преемника), чтобы провести
реформы. Мухин пояснил, что главная цель политических
реформ — заставить региональных лидеров
теснее взаимодействовать с местными законодательными органами и избирателями. Он считает, что это
первый шаг Медведева в его стремлении приобрести
сторонников среди «Единой России» и региональной
элиты, которые станут его опорой на новых выборах
2012 года.

3. (C) Марк Урнов из Высшей школы экономики считает,
что Путин — главный в принятии решений, но из-за финансового
кризиса все больше и больше попадающий
под давление. Урнов полностью отверг предположение
о том, что обращение Медведева было «пиар-акцией»,
которая могла бы показать населению, что он способен
жестко высказаться по вопросам внешней политики
и безопасности. Как и Мухин, Урнов утверждает,
что элементы политической реформы при ближайшем
рассмотрении являются первыми шагами Медведева
по созданию собственной команды. Программа президента
по противодействию коррупции стала сигналом
для элиты о том, что у него есть желание и достаточно
власти для удара по их экономическим интересам. Урнов
ожидает, что он будет избирательно пользоваться
этой властью для того, чтобы снимать с должностей людей
в министерствах (министров и их заместителей),
а также некоторых региональных лидеров, заменяя
их «своими людьми».

4. (C) Урнов сообщил нам, что жесткая риторика Медведева
в адрес США полностью обусловлена его низким
авторитетом среди военных, а также неспособностью
Путина и его ближайших советников совладать с напряжением,
вызванным спадом в экономике. Что касается
первого, Урнов заявил, что недавние опросы (результаты
которых не публикуются) среди офицеров показали,
насколько плохо относятся к Медведеву военные. Обещания
об увеличении финансирования останутся лишь
обещаниями, которые вкупе со словами о важности военных
в защите российских интересов и принижении
США как безответственного интересанта. С другой стороны,
Путин и косвенно Медведев не понимают, как вести
политику в условиях экономического кризиса. Они
понимают, как выгодно для себя использовать периоды
благополучия, но не то, как выжить в периоды неблагоприятные.
Урнов заметил, что с такой риторикой они
далеко не уйдут, особенно сейчас, после победы Обамы
на выборах в США и смены администрации, им все
сложнее обвинять Вашингтон в трудном положении
в России.

Человек Путина

5. (C) Другие наши источники не столь лестно отзываются
о Медведеве, считая его орудием в руках Путина,
а не независимым деятелем. Анализ обращения Путина
деловой газетой «Ведомости» показал, что многие
предложенные «либеральные реформы», такие как выдвижение
кандидатов на пост губернатора решением
партийного большинства и ввод отчетности Думы
перед правительством по некоторым вопросам, направленные
на усиление роли путинской «Единой России
», говорят о том, что политическую линию тандема
продолжает формировать стратегия Путина. Кроме
того, по мнению прессы, другие предложения, такие
как выделение одного-двух мест партиям меньшинства
и меры по облегчению процесса регистрации партий,
не оказали бы никакого влияния на предыдущие выборы
и едва ли свидетельствуют о расширении политического
плюрализма. Если вкратце, по мнению этих
аналитиков, несмотря на демократическую риторику
обращения Медведева, предлагаемая им программа
реформ направлена на усиление позиции Путина.

6. (C) В подтверждение тому, что Медведев не является
реальным соперником, <…> процитировал фразу Сталина
«кадры решают всё» (<…> считает президента в действительности третьим по важности человеком
после Путина и вице-премьера Игоря Сечина). По его
словам, Путин остается главным арбитром в конфликте
элит и поддерживает баланс между двумя неравными
группировками. Для лидера оппозиции Бориса Немцова,
чья партия СПС была куплена Кремлем, Медведев
остается лилипутом главнокомандующего Путина. Нестабильность
и недостаток легитимности будут определять
путинскую политику, и Немцов подчеркнул,
что дергает за ниточки именно Путин.

Неразлучная парочка

7. (C) Другие источники прокомментировали, что поиск
различия между позициями двух лидеров — жалкая
надежда прозападных либералов на политическую оттепель
либо наследие «советологии», полагающей конфликт
в высших политических кругах непременным
условием русской политики. Пожалуй, важнее их указание
на единство взглядов Путина и Медведева по самым
важным вопросам: восстановление статуса России
как сверхдержавы, необходимость борьбы с коррупцией
внутри системы и улучшение качества жизни рядовых
россиян. Живущий в США, но при этом связанный
с «Единой Россией» аналитик Николай Злобин сообщил
нам свой вывод, что «тандем работает». Никто, кроме
Медведева и Путина, не посвящен в тонкости этой политической
договоренности, но непрозрачность, заметил
он, не означает политическую неэффективность.
(C) Татьяна Становая из Центра политических технологий
— представитель лагеря, придерживающегося того
мнения, что «тандем — это команда», и не видит серьезных
причин гадать на кофейной гуще, произойдет ли
раскол. Она охарактеризовала обращение Медведева
как противоречивую смесь «путинской линии», направленной
на усиление государства, и «курса Медведева», направленного на ограничение государственного регулирования.
И Кремль, и Белый дом одобрили послание
Медведева, которое в конечном счете указывает на координацию
и компромисс между двумя лидерами. Становая
подчеркнула, что приписываемые Путину аспекты
обращения, в частности увеличение президентского
срока до шести лет, очень скоро вступят в силу, а то,
что считается «курсом Медведева», — например, снижение
барьеров для партий меньшинства — проявится
только в будущем. И, пожалуй, самое важное: Становая
подчеркнула, что все составляющие обращения,
как и все прочие элементы политики, имеют по крайней
мере некоторую поддержку обеих сторон тандема,
иначе они бы не попали в обращение.

Изменения в Конституции

9. (C) Самым противоречивым в обращении президента
было предложение об увеличении президентского
срока до шести лет, а для членов Думы — до пяти лет.
Пресса, как и раньше, кишит слухами о том, что изменения
в Конституции рассчитаны на создание условий
для возвращения Путина на президентский пост в результате
ухода Медведева в отставку либо в результате
внеочередных выборов, которые потребуются в результате
этих изменений. По другим слухам, включая
комментарии лидера коммунистов Зюганова, предложенная
поправка станет «удобным» предлогом для Путина
уйти с поста премьера, прежде чем экономика
рухнет, что вызовет необходимость нового круга выборов
в Думу и последующий роспуск сегодняшнего
правительства. Поспешность администрации — все
три чтения и голосование за принятие поправки могут
состоятся до 21 ноября, и нет видимых препятствий
ратификации региональными думами предлагаемого
изменения — служит поводом для множества домыслов о причинах будущей поправки к Конституции, первой
за 15 лет ее существования.

10. (C) Большинство наших источников полагают, что вопрос
об изменении сроков — скорее часть долгосрочных
планов тандема, нежели ближайших намерений совершить
быструю перестановку в правящей верхушке.
Становая напомнила нам, что Путин предложил идею
увеличения сроков, когда был президентом, но не захотел
потерять уважение Запада и собственного народа,
изменив Конституцию. Теперь, утверждает она, когда
к власти пришел преемник Путина, пора внести поправки.
Урнов считает, что причина нынешнего предложения
Медведева — давление набирающего силу
экономического кризиса. Урнов заметил, что в обращении
не стоило говорить о необходимости внесения
поправки — и на самом деле в первоначальных вариантах
обращения ее не было. Это решение продиктовано
политикой: Путин и Медведев видят, что их рейтинги
доверия падают, и боятся их дальнейшего снижения.
По мнению Урнова, тандем предпочитает использовать
подходящую политическую ситуацию, которая сложилась
благодаря грузинскому конфликту, чтобы внести
поправку в Конституцию сейчас.

11. (C) Лишь немногие из наших контактов подтвердили
слухи о том, что Путин покинет свой пост. <…> едко заметил,
что «Путин — не Ганди: достигнув главных политических
целей, он не удовольствуется ролью духовного
лидера своей партии». По словам <…>, Путин знает:
покинув сейчас политическую арену, его верная команда
рискует потерять власть, богатство и даже рискует
попасть за решетку. Мухин опроверг слухи о возможной
отставке Путина, которая разрушит все, что ему удалось
создать к настоящему моменту. По его словам, Путин
понимает, что его отставка означает столкновение двух
кланов элиты и, скорее всего, приведет к политической, экономической и даже социальной нестабильности.
К тому же есть много козлов отпущения, которых Путин
сможет обвинить, если экономический спад усугубится.
Злобин, однако, считает, что поправки к Конституции,
которые упрочат контроль партии над политическими
лидерами, являются подготовкой к тому, что Путин
станет постоянным главой «Единой России», не отвечая
за спасение рушащейся экономики.

В каждой избушке свои погремушки

12. (C) В общих чертах анализ тандема отражает политические
взгляды аналитика. Как говорилось ранее, наши
источники из лагеря «демократов-либералов» отвергают
любые предложения правительственного тандема,
считая их подрывающими основы российской демократии
(см. ссылку на телеграмму). «Либералы истэблишмента», такие как Мухин и Урнов, склонны придавать
идеям большее значение, считая прогрессивную риторику
Медведева знаком возможных перемен и в конечном
счете противовесом государственническим склонностям
Путина. Менее идейные аналитики больше сосредоточены
на системных вещах, подчеркивая широчайшую
популярность Путина у общественности, его
контроль кадровой политики и главенствующее положение
в «Единой России», что препятствует восхождению
Медведева. На самом деле «системные» аналитики
не считают, что внутри тандема есть соперничество,
что противоречило бы самой структуре власти.

13. (C) Непрозрачность политики Кремля, а также склонность
комментаторов российской политики к теории
заговора, создали плодородную почву для самых разных
домыслов и помешали возникновению более широкого
консенсуса по поводу будущего курса тандема.
Усугубляющиеся экономические проблемы, однако,
являются серьезной проблемой для тандема и могут поколебать его объединенное лидерство. Речь Путина
на съезде «Единой России», которая будет транслироваться
по телевидению, — беспрецедентная демонстрация
укрепления позиции премьера — даст возможность
проанализировать различия или, возможно, единство
двух лидеров. Мы будем внимательно следить за тем,
станет ли Путин использовать общественную трибуну,
чтобы обрисовать события в другом ключе, или продемонстрирует
программу действий, идущую вразрез
с программой Медведева, и отправим дополнительную
сводку.

Байерли

Купить книгу на сайте издательства

Глава из книги Джереми Кларксона «Рожденный разрушать»

О книге Джереми Кларксона «Рожденный разрушать»

Mercedes ML 320

В Норвегии мой мочевой пузырь пошел ко всем чертям.
Обычно я могу выпить не меньше пинты, не выходя в туалет.
Но здесь, в стране лосей и вечной мерзлоты, стоит такой адский
холод, что мне пришлось проводить у писсуара почти все
свободное время.

Прошу простить за неаппетитные реплики, но, между прочим,
от холода съеживался не только мой мочевой пузырь.
Жизнь сильно осложняется, когда на тебе кальсоны, джинсы
и толстая непромокаемая куртка.

Вот такие норвежские ужасы. Вообще-то, на первый взгляд
эта страна кажется холодной черно-белой версией Британии.
Та же североевропейская деловитость, то же чувство юмора,
а в центре города полно вандалов, которые мечтают исцарапать
твою машину. Я пробыл там 10 дней и получил море удовольствия.

Но, несмотря на видимость обыденности, здесь можно запросто
свихнуться. Для начала попробуйте прочесть их дорожные
указатели! Норвежский язык не похож ни на что. Как-то не верится,
что он мог развиться сам или прийти из других мест.
Норвежский это вам не какой-нибудь сплав диалектов, европейская
смесь звуков и выражений. Я бы сказал, что он происходит
от шума, производимого лосями.

Например, я почти сразу узнал, что «парковаться»
по-норвежски будет «паркеринг». Но с другими словами
это не работает. Например, «говорить» по-норвежски вовсе не «говоритеринг». И если вы скажете, что хотите «естеринг»
или «питеринг», то вас просто не поймут.

Видимо, все потому, что на этом отмороженном севере ты
вынужден проехать 500 миль в поисках пива, а найдя его, заплатить
почти 500 фунтов. И особой приятности вечеру придает то,
что здесь нельзя пить на улице и курить в помещении. Мне
приходилось все время стоять в дверном проеме, промерзая
насквозь.

Вы, наверное, думаете, что в Норвегии все знают английский.
Конечно, большинство норвежцев его и правда знают —
даже группа A-ha. Но есть и исключения. Недавно в горной
деревушке я спросил у хозяина кафе, где здесь туалет, а он
в таком ужасе отпрянул от меня, что я подумал: наверное, «туалет
» по-норвежски значит «слышь, тролль, у меня пушка, так
что гони все деньги, дубина, не то пристрелю».

Языковыми трудностями можно объяснить и тот факт,
что в моей гостинице над кроватью была прибита раскладная
белая доска — из тех, на которых пишут маркером. Так что постоялец
при помощи схем и первобытных рисунков может объяснить
подруге, что собирается делать дальше.

Не могу представить, чтобы эта доска была нужна для
каких-то серьезных совещаний, потому что за всю историю
человечества вклад Норвегии в мировые технологии ограничился
ножом для сыра и канцелярской скрепкой. Только Австралия
ухитрилась дать миру еще меньше — вращающуюся
сушилку для белья. И все.

В общем, секс, общение, курение и выпивка в этой стране
сопряжены со множеством проблем. Остается только гулятеринг.
Притом что, хотя 2006 год в тех краях, к ужасу экологов,
выдался аномально теплым, на курорт это все равно не было
похоже — в Лиллехаммере, например, было —9.

А это означает, что все улицы покрыты толстым слоем льда.
Чтобы гулять по нему, нужна особая походка. Когда-то у группы
Bangles была песня «Египетская походка». Думаю, они вполне
могли бы назвать это «Норвежской походкой».

Так вот, сначала нужно осторожно поставить ногу и слегка
подвигать бедрами. Убедившись, что нога никуда не уезжает,
можно перенести на нее вес тела. И только потом оторвать
от земли вторую ногу. Я называю это «походкой Элвиса», и она
работает безотказно. Во вторник, например, я не упал вообще
ни разу.

При таком необычном способе ходьбы понятно, почему
в Норвегии нет толстяков. Ни одного. Но все еще непонятно,
почему в Норвегии нет автомобилей.

Нет, правда! Однажды вечером в Лиллехаммере я вышел
на воздух покурить. Я стоял на одной из центральных площадей,
этакой местной Пикадилли-серкус, и мимо меня не проехала
ни одна машина. Более того, я не видел ни одной припаркованной
машины. Жуткое ощущение. Как будто над городом
пронесся сам Джонатан Поррит¹ на своем гигантском
пылесосе.

---

¹Джонатон Поррит — британский эколог и общественник, видный борец
с глобальным потеплением.

Впрочем, может быть, это все потому, что вождение в Норвегии
тоже требует специальных навыков. Если бы у нас в Британии
выпала хотя бы десятая часть тамошнего снега, страну
парализовал бы «снежный хаос». Полиция настоятельно рекомендовала
бы всем сидеть по домам и садиться за руль только
в том случае, если от этого зависит жизнь Ее Величества.

Даже главные магистрали Норвегии укрыты снегом.
Что уж говорить о второстепенных — они похожи на сногсшибательный
ледяной каток, политый жидким мылом и усыпанный
банановой кожурой.

Вы, наверное, подумали, что все норвежцы ездят на внедорожниках.
Не ездят. За десять дней я не видел ни одного. А все
потому, что Land Rover Discovery, например, стоит здесь больше
100 000 фунтов. Так что приходится покупать обычный автомобиль
с одной ведущей осью… и справляться.

Чтобы помочь вам в этом, скорость ограничили чуть ли
не до 4 миль в час и понатыкали везде контрольных видеокамер, испускающих ослепительный красный свет такой силы,
что кажется, с капота машины готова слезть вся краска. В этой
стране за превышение скорости не лишают прав. Лишают зрения.

Однажды такая камера сработала, когда я ехал ночью в метель,
— и мне показалось, что я въехал прямиком в галлюцинацию.
Я настолько растерялся, что вынужден был остановиться
и передать управление коллеге. Что было очень досадно, поскольку
мы ехали на новом Mercedes M-class, и он мне очень
нравился.

Предыдущая модель была ужасна. Ее разработали незадолго
до того, как фирма BMW повысила ставки, выпустив новые
Range Rover и X5. А собирали ее в Алабаме, где люди привыкли
собирать хлопок, а не сложную технику, и она вышла вульгарной,
непрактичной и старомодной. Неудивительно, что в обозрении
за 2004 год она не поднялась выше последнего места.
Это был самый плохой автомобиль, который можно купить
за деньги.

Совершенно очевидно, что концерн Mercedes не захотел наступать
на эти грабли дважды. Поэтому рабочим запретили
петь спиричуэлс и велели заняться делом, а дизайнеров проинформировали
о том, что на дворе 2005 год, а не 1956-й.

В результате новая машина выглядит отлично, сделана
на совесть и вообще ведет себя как Mercedes, а не как трактор
со стеклоподъемниками.

Хочу, однако, уточнить пару моментов, прежде чем вы побежите
к местному дилеру, размахивая чековой книжкой. Вопервых,
эта машина не продается в семиместном варианте,
увы. Ну а второе, конечно, цена. Вас попросят заплатить минимум
36 700 фунтов за сам автомобиль, а потом, нарушая все правила
приличия, сдерут еще 1320 фунтов за какую-то штуку, которая
называется «пакет Off-Road Pro».

Это как если бы вы заплатили .50 за обед, а потом еще отдельно
за нож и вилку. Кроме того, в пакет входят разные дифференциалы,
что очень даже хорошо, и пневматическая подвеска, что совсем не хорошо. Одно без другого взять невозможно.
Низя — и все тут.

Впрочем, на вашем месте я бы не стал заморачиваться
ни с тем, ни с другим. Не польстился бы я и на пакет «Off-Road
Exterior Styling» за 270 фунтов. Все, что вы за них получите, — это защита
нижней части автомобиля, которой вы все равно не видите,
и хромированная решетка радиатора, с которой вы будете
похожи на наркодилера.

Однако самое ужасное, что есть в этой машине, это рычаг
коробки передач. Он установлен на рулевой колонке! Такая
система распространена в Америке, где подростки любят смотреть
кино, сидя в машине и прижимаясь друг к другу. А в Европе
она не популярна, потому что мы предпочитаем выйти
из машины, чтобы посмотреть фильм. И заняться сексом.

Обидно. На машины, предназначенные для Европы, Mercedes
устанавливает держатель для чашки меньшего размера. Так
что, нельзя установить и европейский рычаг переключения
передач? Нет, я не хочу сказать, что, когда рычаг на рулевой
колонке, он хуже работает. Просто это еще одно свидетельство
ползучего американского империализма, который тихой сапой
пробирается везде и всюду. Как сказал мне один водитель такси
в Сан-Франциско: «Скоро весь мир будет играть в американский
футбол, а соккер забудут ко всем чертям».

Таким образом, мои ощущения от Mercedes M-class такие
же, как и от Норвегии. Надежно, практично, очень мило,
но слишком дорого и странно.

Купить книгу на сайте издательства

Отрывок из книги

О книге Масару Ибуки «После трех уже поздно»

Вступление к английскому изданию

Если за добротой и благожелательностью, с которой
написана эта книга, вы почувствуете и важность
того, о чем она повествует, то, возможно,
вместе с другими подобными книжками она совершит
в ваших представлениях одну из самых
великих и добрых революций в мире. И я искренне
желаю, чтобы эта цель была достигнута.

Представьте себе революцию, которая принесет
самые замечательные перемены, но обойдется без
кровопролития и мучений, без ненависти и голода,
без смерти и разрушений.

У этой самой доброй из революций есть только
два врага. Первый — закоснелые традиции, второй
— существующее положение вещей. Не обязательно,
чтобы укоренившиеся традиции разбивались
вдребезги, и древние предрассудки исчезали
с лица Земли. Не надо разрушать то, что все еще
может приносить хоть какую-то пользу. Но то, что
сегодня кажется ужасным, пусть постепенно исчезнет
за ненадобностью.

Теория Масару Ибуки делает возможным уничтожение
таких реалий, как невежество, неграмотность,
неуверенность в себе, и, кто знает, может
быть, принесет, в свою очередь, уменьшение бедности,
ненависти и преступлений.

Книга Масару Ибуки не дает этих обещаний, но
проницательный читатель все время будет иметь
перед глазами такую перспективу. По крайней мере
такие мысли рождались во мне, пока я читал
эту книгу.

Эта удивительно добрая книга не делает ошеломляющих
заявлений. Автор просто предполагает,
что маленькие дети обладают способностью
научиться чему угодно.

Он считает, что то, что они усваивают без каких-
либо усилий в два, три или четыре года, в
дальнейшем дается им с трудом или вообще не
дается. По его мнению, то, что взрослые осваивают
с трудом, дети выучивают играючи. То, что
взрослые усваивают со скоростью улитки, детям
дается почти мгновен но. Он говорит, что взрослые
иногда ленятся учиться, тогда как дети готовы
учиться всегда. И утверждает он это ненавязчиво
и тактично. Его книга проста, прямолинейна
и кристально ясна.

По мнению автора, одним из самых сложных занятий
для человека является изучение иностранных
языков, обучение чтению и игре на скрипке
или фортепьяно. Такими навыками взрослые овладевают
с трудом, а для детей — это почти неосознанное
усилие. И моя жизнь — яркое подтверждение тому. Хотя я пытался выучить целую дюжину
иностранных языков, поскольку работал учителем
на всех континентах, обучая детей как из самых
привилегированных слоев общества, так и из самых
низов, по-настоящему я знаю только родной
язык. Я люблю музыку, но не умею играть ни на
одном музыкальном инструменте, даже не могу
как следует запомнить мелодию.

Чтобы наши детишки, подрастая, свободно говорили
на нескольких языках, умели плавать, ездить
верхом, писать маслом, играть на скрипке — и
все это на высоком профессиональном уровне, —
нужно, чтобы их любили (что мы и делаем), уважали
(что мы делаем редко) и предоставляли в их распоряжение
все то, чему мы бы хотели их научить.

Нетрудно представить себе, насколько мир будет
богаче, здоровее, безопаснее, если все дети будут
знать языки, искусство, основы наук прежде,
чем достигнут подросткового возраста, чтобы затем
использовать последующие годы для изучения
философии, этики, лингвистики, религии, а
также искусства, науки и так далее на более продвинутом
уровне.

Нетрудно представить себе, каким был бы мир,
если бы огромное желание детей учиться не притуплялось
игрушками и развлечениями, а поощрялось
и развивалось. Нетрудно представить себе,
насколько лучше был бы мир, если бы голод
познания трехлетнего ребенка удовлетворялся
не только Микки-Маусом и цирком, но и произведениями
Микеланджело, Мане, Рембрандта, Ренуара, Леонардо да Винчи. Ведь маленький ребенок
обладает безграничным желанием узнать
все, чего он не знает, и у него нет ни малейшего
понятия о том, что плохо и что хорошо.

Какие же у нас основания доверять советам Масару
Ибуки? Что говорит в его пользу?

1. Он не специалист в теории образования, следовательно,
   не знает, что можно, а что нельзя: необходимое
   условие для совершения значительного
   прорыва в устоявшейся области.

2. Он, безусловно, гений. Начав свою деятельность
   в 1947 году, когда его страна была опустошена,
   он с тремя молодыми компаньонами и 700 долларами
   в кармане основал фирму, которую назвал
   «Сони». Он был одним из тех первопроходцев, которые
   подняли Японию из руин и отчаяния на
   уровень мирового лидера.

3. Он не только говорит, он делает. В качестве
   исполняющего обязанности директора Ассоциации
   раннего развития и директора организации
   «Обучение талантов» в Мацумото он в настоящее
   время дает возможность тысячам японских детей
   учиться по той программе, которую описал в этой
   книге. Масару Ибука предлагает изменить не содержание,
   а способ обучения ребенка.

Выполнимо ли все это или это розовые мечты?
И то и другое. И я тому свидетель. Я видел,
как в Австралии плавают новорожденные дети
супругов Тиммерман. Я слышал, как четырехлетние
японские малыши говорили по-английски с
доктором Хонда. Я видел, как совсем маленькие
детишки выполняли сложные гимнастические
упражнения под руководством Дженкинса в США.
Я видел, как трехлетние дети играли на скрипке
и на рояле с доктором Сузуки в Мацумото. Я видел
трехлетнего ребенка, который читал на трех
языках под руководством доктора Верса в Бразилии.
Я видел, как двухлетние дети из Сиукса катались
на взрослых лошадях в штате Дакота. Я получил
тысячи писем от мам со всего мира с просьбой
объяснить им те чудеса, которые происходят с их
детьми, когда их учат читать по моей книге.

Я думаю, что предлагаемая книга — одна из самых
важных книг, когда-либо написанных. И я думаю,
что ее должны прочитать все живущие на
Земле родители.

Глен Доман,
директор Института развития
потенциальных возможностей человека,
Филадельфия, США

Предисловие автора

С древних времен считается, что выдающийся талант
— это прежде всего наследственность, каприз
природы. Когда нам говорят, что Моцарт дал свой
первый концерт в возрасте трех лет или что Джон
Стюарт Милл читал классическую литературу полатыни
в этом же возрасте, большинство реагирует
просто: «Конечно, они же гении».

Однако подробный анализ ранних лет жизни
и Моцарта, и Милла говорит о том, что их строго
воспитывали отцы, которые хотели сделать своих
детей выдающимися. Я предполагаю, что ни Моцарт,
ни Милл не были рождены гениями, их талант
развился максимально благодаря тому, что
им с самого раннего детства создали благоприятные
условия и дали прекрасное образование.

И наоборот, если новорожденный воспитывается
в среде, изначально чуждой его природе, у него
нет шансов развиваться полностью в дальнейшем.
Самый яркий пример — история «волчьих
девочек», Амалы и Камалы, найденных в 1920-е годы в пещере к юго-западу от Калькутты (Индия)
миссионером и его женой. Они приложили все
усилия, чтобы вернуть детям, воспитанным волками,
человеческий облик, но все усилия оказались
напрасны. Принято считать само собой разумеющимся,
что ребенок, рожденный человеком, —
человек, а детеныш волка — волк. Однако у этих
девочек и в человеческих условиях продолжали
проявляться волчьи повадки. Получается, что образование
и окружающая среда, в которую попадает
младенец сразу после рождения, скорее всего
и определяет, кем он станет — человеком или
волком!

Размышляя над этими примерами, я все больше
и больше думаю о том, какое огромное влияние
на новорожденного оказывают образование
и окружающая среда.

Эта проблема приобрела величайшее значение
не только для отдельных детей, но и для здоровья
и счастья всего человечества. Поэтому в 1969 году
я занялся созданием организации «Японская ассоциация
раннего развития». Наши и зарубежные
ученые собрались, чтобы в экспериментальных
классах изучить, проанализировать и расширить
применение метода доктора Шиничи Сузуки обучения
малышей игре на скрипке, который привлекал
тогда внимание всего мира.

По мере того как мы продвигались в своей работе,
нам стало совершенно ясно, насколько порочен
традиционный подход к детям. Мы привычно
считаем, что знаем о детях все, тогда как
очень мало знаем об их реальных возможностях.
Мы уделяем много внимания вопросу о том, чему
учить детей старше трех лет. Но согласно современным
исследованиям к этому возрасту
развитие клеток головного мозга уже завершено
на 70–80 процентов. Не значит ли это, что
мы должны направить свои усилия на раннее
развитие детского мозга до трехлетнего
возраста? Раннее развитие не предлагает насильственного
вскармливания грудных детей фактами
и цифрами. Главное — введение нового опыта
«вовремя». Но только тот, кто ухаживает за ребенком
изо дня в день, обычно это мама, может распознать
это «вовремя». Я написал эту книгу, чтобы помочь этим мамам.

Масару Ибука

Часть 1. Потенциальные
возможности
ребенка

1. Важный период.
Детский сад —
это уже поздно

Наверное, каждый из вас помнит из школьных
лет, что в классе был особо одаренный ученик, который без видимых усилий становился лидером
класса, в то время как другой тянулся в хвосте, как
бы ни старался.

В мои годы учителя поощряли нас примерно
так: «Умный ты или нет, это не наследственность.
Все зависит от своих собственных усилий». И все
же личный опыт ясно показывал, что отличник —
всегда отличник, а двоечник — всегда двоечник.
Казалось, что интеллект предопределен с самого
начала. Что было делать с этим несоответствием?
Я пришел к выводу, что способности и характер человека не предопределены от рождения, а
большей частью формируются в определенный
период его жизни. Давно идут споры: формирует
ли человека наследственность или то образование и воспитание, которое он получает. Но до сегодняшнего дня ни одна более или менее убедительная теория не положила конец этим спорам.

Наконец, исследования физиологии мозга, с
одной стороны, и детской психологии, с другой,
показали, что ключ к развитию умственных способностей
ребенка — это его личный опыт познания
в первые три года жизни, то есть в период
развития мозговых клеток. Ни один ребенок не
рождается гением, и ни один — дураком. Все зависит
от стимуляции и степени развития головного
мозга в решающие годы жизни ребенка. Это
годы с рождения до трехлетнего возраста. В детском
саду воспитывать уже поздно.

Каждый ребенок
может учиться хорошо —
все зависит от метода
обучения

Читатель может удивиться, почему я, инженер
по профессии и в настоящее время президент
компании, занялся вопросами раннего развития
человека. Причины частично «общественные»:
мне совсем не безразличны сегодняшние бунты
молоде жи, и я спрашиваю себя, насколько современное
образование виновато в неудовлетворенности
жизнью этих молодых людей. Есть и личная
причина — мой собственный ребенок отставал в
умственном развитии.

Пока он был совсем маленьким, мне и в голову
не приходило, что ребенок, рожденный с такими
отклонениями, может развиться в нормального
образованного человека, даже если его правильно
обучать с самого рождения. Глаза мне открыл
доктор Шиничи Сузуки, утверждающий, что «нет
отсталых детей — все зависит от метода обучения». Когда я впервые увидел, какие потрясающие
результаты дал метод «Воспитание таланта» доктора Сузуки, метод обучения малышей игре
на скрипке, то очень пожалел, что как родитель
не смог в свое время ничего сделать для собственного
ребенка.

Когда я впервые занялся проблемой студенческих
беспорядков, то глубоко задумался о значении
образования и пытался понять, почему наша
система порождает столько агрессивности и
не удовлетворенности. Сначала мне казалось, что
корни этой агрессивности в системе университетского
образования. Однако, углубляясь в проблему,
я понял, что она характерна уже и для средней
школы. Потом я изучил систему средней и младшей
школы и в конце концов пришел к выводу,
что и в детском саду влиять на ребенка уже поздно.
И неожиданно эта мысль совпала с тем, чем
занимался доктор Сузуки и его коллеги.

Доктор Сузуки практикует свой уникальный
метод уже 30 лет. До этого он преподавал в младших
и старших классах, используя традиционные
методы обучения. Он обнаружил, что разница
между способными и неспособными детьми
очень велика в старших классах, и поэтому решил
попробовать заниматься с детьми более младшего
возраста, а потом и с самыми маленькими, постепенно
продолжая снижать возраст детей, которых
обучал. Доктор Сузуки обучает игре на скрипке,
потому что сам скрипач. Когда я понял, что этот
метод можно успешно применять в любой области
образования, я решил серьезно изучить проблему
«раннего развития».

Раннее развитие
не ставит целью
воспитание гениев

Меня часто спрашивают, помогает ли раннее
развитие воспитывать гениев. Я отвечаю: «Нет».
Единственная цель раннего развития — дать ребенку
такое образование, чтобы он имел глубокий
ум и здоровое тело, сделать его смышленым и добрым.

Все люди, если они не имеют физических недостатков,
рождаются приблизительно одинаковыми.
Ответственность за разделение детей на умных
и глупых, забитых и агрессивных ложится на
воспитание. Любой ребенок, если ему дать то, что
нужно и когда нужно, должен вырасти смышленым
и с твердым характером.

С моей точки зрения, основная цель раннего
развития — это предотвратить появление несчастных
детей. Ребенку дают слушать хорошую
музыку и учат играть на скрипке не для того, чтобы
вырастить из него выдающегося музыканта.
Его учат иностранному языку не для того, чтобы
воспитать гениального лингвиста, и даже не для
того, чтобы подготовить его в «хороший» детский
сад и начальную школу. Главное — развить в ребенке
его безграничные потенциальные возможности,
чтобы больше стало радости в его жизни
и в мире.

Сама недоразвитость
человеческого детеныша
говорит об его огромных
потенциальных
возможностях

Я считаю, что раннее развитие связано с огромным
потенциалом новорожденного. Конечно, новорожденный
абсолютно беспомощен, но именно
потому, что он так беспомощен, так велики его
потенциальные возможности.

Дитя человеческое рождается гораздо менее
развитым, чем детеныши животных: он умеет
только кричать и сосать молоко. А детеныши животных,
например собаки, обезьяны или лошади,
умеют ползать, цепляться или даже сразу вставать
и идти.

Зоологи утверждают, что новорожденный ребенок
отстает от новорожденного детеныша животного
на 10–11 месяцев, и одна из причин этого —
человеческая поза при ходьбе. Стоило человеку
принять вертикальное положение, и плод уже не
смог находиться в утробе до полного своего развития,
поэтому и рождается ребенок еще совсем
беспомощным. Ему приходится учиться пользоваться
своим телом уже после рождения.

Точно так же он учится пользоваться мозгом.
И если мозг любого детеныша животного практически
сформировался к моменту рождения, то
мозг новорожденного ребенка — как чистый лист
бумаги. От того, что будет записано на этом листе,
зависит, насколько одаренным станет ребенок.

Структуры мозга
формируются
к трем годам

Человеческий мозг, говорят, насчитывает примерно 1,4 миллиарда клеток, но у новорожденного большинство из них еще не задействовано.

Сравнение клеток головного мозга новорожденного
и взрослого человека показывает, что в
процессе развития мозга между его клетками формируются
особые мостики-отростки. Клетки головного
мозга как бы протягивают друг другу руки,
чтобы, крепко держась друг за друга, откликаться
на информацию извне, которую они получают
через органы чувств. Этот процесс очень напоминает
работу транзисторов в электронном компьютере.
Каждый отдельный транзистор не может работать
сам по себе, только соединенные в единую
систему, они функционируют как компьютер.

Период, когда связи между клетками формируются
наиболее активно, — это период от рождения
ребенка до трех лет. В это время зарождается
примерно 70–80 процентов таких соединений.
И по мере того, как они развиваются, возрастают
возможности мозга. Уже в первые шесть месяцев
после рождения мозг достигает 50 процентов своего
взрослого потенциала, а к трем годам — 80 процентов.
Конечно, это не значит, что мозг ребенка
после трех лет перестает развиваться. К трем годам
в основном созревает задняя часть мозга, а уже к
четырем годам в этот сложный процесс включается
та его часть, которая называется «лобные доли».

Фундаментальная способность мозга принимать
сигнал извне, создавать его образ и запоминать
его и есть та основа, тот самый компьютер, на
котором держится все дальнейшее интеллектуальное
развитие ребенка. Такие зрелые способности,
как мышление, потребности, творчество, чувства,
развиваются после трех лет, но они используют базу,
сформированную к этому возрасту.

Таким образом, если в первые три года не образовалась
прочная база, бесполезно учить, как
ее использовать. Это все равно, что пытаться достигнуть
хороших результатов, работая на плохом
компьютере.

Робость малыша
в присутствии незнакомых
людей — доказательство
развития способности
распознавать образы

Мне хотелось бы объяснить особое использование
слова «образ» в моей книге.

Слово «образ» чаще всего используется в значении
«схема», «устройство образца», «модель».
Я же предлагаю использовать это слово в более
широком, но специальном смысле, чтобы обозначить
процесс мышления, с помощью которого
детский мозг распознает и воспринимает информацию.
Там, где взрослый человек схватывает
информацию, главным образом используя способность
логически мыслить, ребенок пользуется
интуицией, своей уникальной способностью
создавать моментальный образ: способ мышления
взрослого недоступен ребенку и придет к нему
позже.

Самое яркое свидетельство этой ранней познавательной
деятельности — способность младенца
различать лица людей. Мне особенно запомнился
один малыш, которого я увидел в детской больнице.
Говорили, что он способен был различать
50 человек в возрасте, когда ему было всего чуть
больше года. Более того, он не только узнавал их,
но и давал каждому свое прозвище.

«50 человек» — цифра, может быть, не очень
впечатляет, но даже взрослому трудно запомнить
50 разных лиц в течение одного года. Попробуйте
записать поточнее черты лица всех ваших знакомых
и посмотрите, можете ли вы отличить одно
лицо от другого аналитическим путем.

Распознавательные способности ребенка становятся
очевидными примерно к полугоду, когда
появляется застенчивость. Его маленькая головка
уже может отличить знакомые лица, например
мамы или папы, от незнакомых, и он ясно дает
это понять.

Купить книгу на сайте издательства