Подсказки о сказках

Подсказки о сказках

В последнее время мне все чаще приходится слышать о том, что сказки, которые мы читали в детстве, никак не подходят для гуманистического воспитания добрых и великодушных людей.

И действительно, дети боятся Бабу-Ягу, Бармалея и Карабаса-Барабаса. А народные сказки бывают просто удивительно жестокими. И еще кажется, будто мир меняется так быстро, что старые сказки уже совсем никуда не годятся.

Что именно нам не нравится в детских сказках?

Во-первых, сказки часто не подходят к типу современного мышления. Моя знакомая представительница работающей и довольно обеспеченной части населения гневно восклицала: «Читать ребенку про этого бездельника Ивана-дурака, который ничего не делает, но всего добивается? Ни за что!» — далее шло подробное описание причин, по которым эта мама не любит иванушек-дурачков и в их лице весь российский народ. Я не распространяю неприязнь к бездельникам на целую нацию, но факт остается фактом — разнообразные варианты сказок о везучести младшего придурковатого сына и его преимуществе перед старшими деловыми и энергичными братьями действительно как-то устарели. И действительно, безделье для России — сродни национальной катастрофе, причем бездельничают именно мужчины, а женщины (вспоминаем героинь русских сказок) трудятся не покладая рук.

Во-вторых, сказки часто бывают страшные и жестокие. Вот, например, сказки Чуковского. Их вроде как положено читать совсем маленьким детям. А там полно всего страшного! «Тараканище» и «Краденое солнце», например,— это же кошмар. Помнится, в детстве они мне нравились, а вот сейчас мне про этого таракана читать и смешно, и жутко. А почему? А потому, что взрослый видит сказку в контексте знаний об эпохе и жизни автора, среди исторических символов и мифов. Наш фонд общих знаний нам мешает. Мы, взрослые, просто так ничего прочесть не можем. У нас сразу тараканы в голове появляются — с Тараканищем возникают какие-то подозрительные политические ассоциации, причем совершенно беспочвенные, а «доблестный Ваня Васильчиков» кажется просто чекистом.

Неужели дети не боятся? Еще как боятся. И Бармалея, и волка, и Бабу-Ягу. Детям снятся тревожные сны, они просыпаются и лезут в родительскую кровать, а потом дрыгают ногами, не дают взрослым нормально отдохнуть. Родители не высыпаются. В общем, у страшных сказок могут быть трагические последствия.

Зачем же тогда нужны страшные сказки?

Психологи утверждают, что страх нужен для переживания катарсиса, для «очищения души». Взрослые читают детективы и не считают, что это вредно. Захватывающий сюжет: интрига, кульминация и… развязка. У-у-х. Вот это «у-у-х» и есть катарсис. Страшные истории позволяют пережить запретные в реальности ощущения: гнев, ненависть, агрессию, злость. Лучше злиться на подлого крокодила, сожравшего солнышко, чем на родную маму.

За последний век появилось так много хорошей детской литературы, что вопрос «что читать?» кажется нелепым. В любом книжном магазине помимо полупережеванных детских детективчиков в красивых обложках обязательно найдется что-нибудь стоящее. Так что скорее стоит разобраться не в том, что читать, а в том, как читать.

Для начала вам лучше самим ознакомиться с содержанием книги, которую вы собираетесь прочесть ребенку. Тут действует простое правило: если вам не нравится, не читайте. Если вы будете читать скучным голосом, думая о своем, пользы ребенку это не принесет. Конечно, есть список литературы для дошкольного возраста, и если ваш ребенок не будет знаком с теми же сказками Чуковского, его могут не взять в хорошую школу. Уж придется потерпеть, в двадцатый раз перечитывая навязшее в зубах «Федорино горе». Но здесь, кстати, вам на помощь могут прийти аудиосказки, мультфильмы и детский сад. Там, по идее, должны накрепко вбивать детям в головы всю дошкольную программу. В остальном полагайтесь на родительский инстинкт: обязательно найдется книжка, которая понравится и вам, и ребенку.

Как бы кощунственно это ни звучало, сказки, которые вы собираетесь читать вместе с ребенком, должны быть адаптированными. «Адаптированный», в данном случае, не значит «неполноценный», тем более что изменять текст в соответствии с возрастом и развитием ребенка отлично может тот, кто взялся почитать ему книгу. Я лично по ходу дела пропускаю четверостишия, пересказываю затянутые пассажи в двух словах, а главное, щедро добавляю свою оценку героя там, где это необходимо. Мы с дочкой обсудили предосудительное безделье Ивана-дурака, незаслуженно оставленную без похвалы энергичность старших братьев, обманчиво безнаказанную хитрость лисы. При этом обсуждать нужно, не столько рассказывая, сколько слушая,— ребенку, как правило, есть что сказать по поводу прочитанного.

Если бы дети не читали сказок, не встречались в раннем детстве с отрицательными персонажами, не подозревали о том, что существует смерть, болезнь и прочие неприятности, они выросли бы другими. Им было бы несвойственно умение сопереживать, преодолевать свой страх, они бы не оказались причастными к мировой культуре, выраженной в сказках. Это были бы совсем другие люди, может быть, они обладали бы какими-то потрясающими качествами, но им было бы нелегко в нашем мире.

Так что лишать ребенка сказок только на том основании, что в них присутствует жестокость или «неправильная мораль», по меньшей мере, странно и опрометчиво. Как сказала мне одна мама, «без „Красной Шапочки“ и „Тараканища“ до Пушкина не добраться».

Ксения Долинина

Мечта — человек, которого я не знаю

Мечта — человек, которого я не знаю

В краткой энциклопедии «Американская мудрость на все случаи жизни» говорится: «Для того чтобы быть счастливой в браке с мужчиной, надо немножко его любить и очень хорошо его понимать. Для того чтобы быть счастливым в браке с женщиной, надо очень сильно ее любить и даже не пытаться ее понимать». Как показывает практика, совет достойный. Только счастье тут ни при чем, как мне кажется.

В каждом приличном (то есть толстом и с цветными картинками) женском журнале всегда есть полезные советы, как разобраться в том, что творится в голове у мужа и/или бойфренда. При этом в каждом приличном мужском журнале (там, где реклама сигарет, виски и дорогих автомобилей, интервью с Николя Саркози и Андреем Аршавиным) говорится, как избежать штрафа в ГИБДД, что будет на ближайших выборах и как накачать пресс, чтобы он напоминал кубик Рубика. Что о мужчине и о жизни думает жена или подружка, современного успешного представителя сильного пола, видимо, нисколько не беспокоит. Кроме одного аспекта. Чисто технического. И про него в журнале есть. Та же история с массовым кино-комедиями, в основном. Все узнают себя в героях и смеются. Значит, мы думаем, что стереотипы — во многом правда.

Вывод печальный. Если согласиться с общественным мнением, то получается, что женщины, несмотря на всю эмансипацию, все-таки продолжают искренне интересоваться мужчинами. А мужчины женщинами — нет. Как не интересовались, так вроде бы и не интересуются. Безнадежное занятие. Если не считать одного аспекта — технического.

Я в стереотипы не верю. Мне хочется думать, что когда красивые, умные и во всех отношениях интересные люди разных полов вдруг осознают необходимость провести вместе некоторое время, им любопытно, что творится в голове друг у друга. А уже потом взаимное непонимание и быт портят отношения, и то, что любимый человек сделан совсем из другого теста, не возбуждает чувства, а вызывает раздражение и непреодолимую тоску. Это сценарий в духе «С кем такого не бывало?». Видимо, так. Или не так?

Серьезно задуматься над тем, насколько на самом деле интересен мужчине противоречивый мир женщины, меня заставил Орхан Памук, точнее, его «Черная книга». Если отвлечься от криминально-политической интриги, получится, что некто Галип больше всего мечтает узнать о том, что думает и чем живет его жена-домохозяйка Рюйя («мечта»). Что из этого получается, дело предпоследнее, по большому счету… но меня зацепило и замучило то, сколько Галип готов сделать, чтобы лучше понять Рюйю. Каждый его шаг в этом направлении вызывал во мне уважение и восхищение.

Роман закончился, хэппи-энда не случилось. Его герой был простым турецким конторщиком, который любил простую турецкую домохозяйку. Это вышло трогательно и отчаянно, и мне показалось, что в этом открылась правда настоящей любви. Сегодня истории типа «Ромео и Джульетты», как испанские романсы, не говорят ни о чем. Просто вендетты неактуальны. А истории типа «Черной книги» говорят о том, что ты, я или он могли бы сказать необыденного человеку, который рядом, и сделать жизнь богаче, интереснее и правильнее.

Стоит отметить, что такие печальные и красивые истории сочиняют в основном мужчины. Женщины придумывают и выпускают провокационные романы и фильмы, пишут и читают журнальные статьи о своей самоценности. И их можно понять, потому что мужчины в основном молчат о самом важном и интимном (как Галип), и их рассуждений никому не видно. Женщина от этого молчания мучается и звереет, и ей остается только провоцировать мужчину, насильно заставляя его выговориться. Она настолько отчаивается, что готова поставить на карту все — пусть лучше сбежит, лишь бы не молчал и не думал про себя неизвестно что, потому что от этой неизвестности холодно в животе и мучительно страшно.

Откуда я это знаю? По собственному опыту. Так, каждая вторая из нас затевает скандал, говорит злую глупость. Разрушает свое счастье, как кажется некоторым. Однако на самом деле счастье в большинстве случаев стало крошиться и комкаться намного раньше — из-за какой-нибудь мелочи. Он не заметил, она не заметила. С невнимательности начинается все самое страшное.

Если вас интересуют женщины за гранью нервного срыва, мужчины, которые не могут этого перенести, и счастливые люди, которые могут все это починить, посмотрите фильм Кристофа Оноре «Парижская история». Там одна женщина будет страшно оскорблять одного мужчину, и он не найдется, что сказать в ответ. Вероятно, он просто никогда не думал, что надо что-то говорить. А другой мужчина в ответ на грубые слова найдет пару… ласковых. И у него, то есть у них, все будет хорошо. Да, собственно, у всех все будет хорошо, когда необходимость понять ход мыслей другого человека, привычного, почти как телевизор, будет осознана.

Иллюстрация: Алексей Бутаков.

Любовь Родюкова

«Выставка со стульями» в библиотеке им. В. В. Маяковского

«Выставка со стульями» в библиотеке им. В. В. Маяковского

Выставка открывается 8 февраля в 18:00 по адресу: Невский пр., д. 20 (Дом Голландской церкви), БИКЦИМ ЦГПБ им. В. В. Маяковского, выставочный зал.

На выставке Александра Гущина представлены произведения, написанные в 2007 году. Первая часть — работы, выполненные в Италии в марте,— имеет свое отдельное название «Покидая Тоскану».

Вторая часть — работы, которые и дали название выставке. Они были написаны художником за десять дней августа 2007 года, в псковской деревне. Причудливая, независимая, совсем отдельная от человека жизнь венских стульев — вот тема очередной экспозиции известного петербургского художника Александра Гущина.

Телефон для справок 571–77–77, 571–01–06. Вход свободный.

Иду на грозу

Иду на грозу

Театр — пространство особого надзора и тирании: режиссер, по недоразумению профессии взявший на себя роль Господа Бога; актер, беспрестанно пытающийся найти свое отражение в глазах режиссера, коллег, избалованной публики; наконец, зритель — тиран, вкусам которого стремятся угодить, и мученик, обязанный занимать места согласно купленным билетам под надзором увядших дам в форменной одежде, обреченный сидеть на неудобных креслах и поедать глазами предложенное действо, страдать, скучать и веселиться по прихоти режиссера.

В Театре Юных Зрителей степень надзора возрастает. Да вы и сами прекрасно знаете, как водят школьников в театр. Вот учительница по литературе сообщает радостную новость, назначает место встречи и собирает деньги на билеты. Отроки и отроковицы, не успевшие по дороге упиться до смерти дешевыми коктейлями, процент технического спирта которых может выдержать только этот пока еще здоровый молодой организм, хмуро подтягиваются в назначенный час к храму Мельпомены. Там их ждет надзиратель этого вечера в бархатном, непременно фиолетового цвета, платье, с залитой лаком «Прелесть» высокой прической. Он объясняет им, что не жевать, как смотреть и о чем при этом думать. Он знает лучше о «Грозе», об Островском, о театре. Этот надзиратель умеет должным образом реагировать на все: сверкнуть очами при звуках мобильного телефона, стереть своим отвратительно пахнущим носовым платком ярко-розовую помаду с губ четырнадцатилетней нимфетки и позже поставить двойку за сочинение, написав уверенной рукой, не знавшей мук сомнения в собственной правоте: «Меня не интересует, что ты думаешь, я хочу знать, что думал Островский». Впрочем, малолетние заключенные не уступают в упорстве: вот с маминого бутерброда пальцем снимается масло и по выверенной траектории приземляется аккурат на лысину нижесидящего петербургского театрала, уличный херувим делает замысловатый акробатический этюд и мгновенно опустошает запасенную фляжку, а подновленный макияж несовершеннолетней кокетки после недолгого затемнения остается на губах удачливого начинающего ловеласа.

Такие эсхатологические картины представали передо мной, пока я шла в ТЮЗ на спектакль Михаила Бычкова «Гроза». Однако вместо сцен из жизни колонии для малолетних преступников меня ждала почти богемная атмосфера малой сцены в семь рядов, журналистская суета вокруг выписанных билетов, томные петербуржцы, потягивающие маленький двойной, и воспитанные барышни с кавалерами.

Такой обстановке, безусловно, способствует заслуженная слава одного из самых талантливых современных сценографов Эмиля Капелюша и режиссера Михаила Бычкова (его «Трамвай Желание» был номинирован на три золотые маски: «Лучший спектакль (малая форма)», «Лучшая работа режиссера», «Лучшая мужская роль»).

Театральные критики недовольны. Устали от навязчивой советской эстетики в театральном пространстве. После спектакля гневно восклицали: «Доколе?! Ватники, ушанки, бараки — опять эта платоновщина и замятиновщина!» Спорить с ними сложно, так как нарочитыми советскими аллюзиями действительно пронизан весь спектакль. Но что есть «Гроза», как не жизнеописание человека, лишенного права на открытую дверь, на свежий воздух, на надежду вырваться? Принимая во внимание исторический опыт, не вижу ничего удивительного в том, что для русского интеллектуала двадцать первого века драма насилия и надзора почти всегда будет с советским душком. Сменится еще не одно поколение режиссеров и зрителей, прежде чем подобная рифма утратит свою актуальность.

«Гроза» Михаила Бычкова — хороший спектакль. Спектакль, где интересные формальные театральные приемы наполнены содержанием. Актеры не матерятся, не ходят нагишом и даже (о, ужас!) не поливают друг друга жидкостью из бассейна на сцене. Экие реакционеры! Актеры честно и самоотверженно играют трагедию. Трагедию насилия человека над человеком. Сидящая рядом американка-славистка восторженно шептала: “Russian Hamlet!”, а молодые барышни понимающе кивали — видимо, их свадебный кураж тоже угас под всевидящим взором свекровей-кабаних и безразличием пьющих супругов. Одним словом, очень современная книга — пьеса Островского «Гроза». Я, к счастью, не имею столь плачевного опыта, посему внимание мое больше привлекла форма, нежели содержание. Спектакль формально решен современно, но просто и внятно: «Это — кошка, это — мышка. Это — лагерь, это — вышка». Сценография Эмиля Капелюша вызывает воспоминания и о лагерной вышке, и о дантовских кругах ада.

Актеры играют точно и убедительно. Ирина Соколова, исполняющая роль Кабанихи, предстает строгим серым генералом, тираном в штатском. Катерина, православная святая и восторженная комсомолка (постановка полна отсылок к авангардным надеждам на светлое будущее), играет без лишних сантиментов и романтических безумств. Цветовые решения органичны игре актеров — сближенные цвета с понятной символикой.

На этом живописном и актерском фоне выделяется игра Максима Фокина, исполняющего роль Бориса Григорьевича. Акробатика молодого возбужденного кузнечика завораживает и в то же время вызывает вопрос: «Зачем?» Зачем тонкому режиссеру понадобилось вводить в сдержанную постановку элементы хореографии Фабрики Эксцентрического Актера (ФЭКС)? Почти детективные догадки обуревают сознание интерпретатора: может, у актера, не вынесшего гнет и тиранию деспота-режиссера, родился коварный план мести, и эта ФЭКСовщина — личный выпад поднадзорного, желающего скомпрометировать своего надсмотрщика? Почти по Фрейду отомстить «отцу» необузданным буйством телодвижений? Загадка остается неразрешенной.

Но прощаешь все при виде игры Шапкина и Глаши, горожан, слуг и городских сумасшедших. В ТЮЗе не бывает маленьких ролей. Вот стоит Сергей Надпорожский, играющий Шапкина. Внимание большинства зрителей сосредоточено на диалоге главных героев, а я упоенно слежу, как тонко и верно играет актер свою роль там, в дальнем углу сцены. Играет взглядом, желваками, жестами. Он знает, что за ним следит не только зритель, партнер-актер и режиссер, ему отвечать за свою работу не перед этими надсмотрщиками.

Спектакль Михаила Бычкова можно критиковать за навязчивую советскую эстетику, за излишнюю формализацию, за чрезмерное, почти шахматное построение мизансцен, за не всегда гармоничную игру актеров. Но при этом увиденное провоцирует на умную и тонкую дискуссию, а не на обескураженное разведение руками и риторические вопросы «К чему?», «Зачем?». А ведь еще недавно это были две главные интриги каждой новой театральной постановки, предлагаемой публике. «Гроза» свидетельствует о выздоровлении петербургского театра. На наших глазах происходит отказ от дешевых трюков и не связанного с материалом режиссерского самовыражения. Из зрительного зала я выходила с чувством облегчения: не потому, что представление наконец-то закончилось, а потому, что после спектакля стало очевидно — петербургский театр вырвался из провинциальной лужи квазиоригинальных решений, эпатирующих только собственной глупостью, и способен предложить актуальное прочтение классических текстов.

Полина Ермакова

Фотомногоборье в библиотеке им. В. В. Маяковского

Фотомногоборье

К 5-летию Санкт-Петербургского фотографического общества при Центральной городской публичной библиотеке им. В. В. Маяковского

2 февраля 2008 года в 13.00 часов в Центральной городской публичной библиотеке им. В. В. Маяковского, наб. р. Фонтанки, 46, конференц-зал. Вход свободный.

  1. Открытие юбилейной фотовыставки членов Фотографического Общества при ЦГПБ им. В. В. Маяковского.
  2. Соревнования по фотомногоборью.

Часть 1. Фотографы и фотобренды

Цель соревнований — продемонстрировать совершенное владение фотоаппаратом как в техническом, так и в творческом плане.

Выявление лучшей марки фотоаппарата среди известных фотобрендов (Canon, Nicon, Pentax, Sony).

В программе состязаний фотографов:

  • «Глаз-алмаз».
  • «Твердая рука».
  • «Стоп-миг».
  • «Фотоковбой».
  • «Фотоэкстрим».

Часть 2. Мастерство фотомодели (впервые!)

В программе состязаний среди фотомоделей:

  • «Вот я какая!».
  • «Ой! Кто это?».
  • «Движение в эмоциях».

Часть 3. Концертная программа

Справки по телефонам: (812) 712–5242, 8–921–300–5951

Схема: оттепель + застой

Схема: оттепель + застой

— Ольга, что скажешь об этой воронке? — спросил я.
— Непреодолимо.
‹…›
— Небо серое, мир серый. И делать ничего не хочется… Все смысл утратило. Устала я, Антон. Вот весна наступит — все пройдет.
Сергей Лукьяненко «Ночной дозор»

За последние годы петербургский климат катастрофически потеплел. Снега нет, и с середины осени тьма полностью поглощает город. А теплый сырой январь теперь, пожалуй, самый тусклый и неопределенный месяц в году.

Половина его отводится на праздники. Причем в большинстве случаев обстоятельства складываются так, что потом бывает очень трудно вспомнить хоть что-нибудь стоящее о первых неделях года. Остаток месяца проходит в состоянии оттаивания от бесконечного «веселья» — при этом большинству еще и не очень понятно, как дожить до следующей зарплаты. В результате имеем следующее — из элементарных экономических соображений невыгодно запускать в январе какие-либо проекты, устраивать шоу, выпускать в прокат новые фильмы. Все это становится актуальным только в феврале, когда у публики появляются потребности и возможности для того, чтобы вести светскую жизнь. Таким образом, период с конца декабря по конец января как бы выпадает из общественной и культурной жизни. Возникает этакий провал, который затем начинает интенсивно заполняться.

К искусственно создаваемой в начале каждого года пустоте в самых разных сферах жизни можно относиться философски-оптимистично. Новый сезон начинается как бы с нуля, гарантируя свежесть восприятия, новизну подходов, решений и так далее. Однако, оглянувшись назад, в январскую пустоту, приходится признать, что оснований для оптимизма не так уж и много. Начнем с начала.

В последние годы многие стали замечать, что каждый Новый год «начинается» немного раньше, чем предыдущий. Уже в конце ноября стартует новогодняя «кампания» по продвижению на рынок сезонных продуктов всех мастей. В это время любые товары, от парфюмерии до майонеза, выпускаются в специальных новогодних упаковках. Формируется понятие «первый фильм года» (вспомним «Дневной дозор» и «Иронию судьбы 2»), который полагается посмотреть каждому. Но если «Дозор» вышел, что называется, по-честному, в ночь на 1 января, то «Ирония судьбы» вовсю шла в кинотеатрах уже в конце декабря. В следующий раз, вероятно, «самым новогодним» фильмом станет шестой «Гарри Поттер». Его премьера ожидается в ноябре. Итак, околоновогодняя эйфория массового потребления длится все дольше и требует все больше ресурсов.

Чтобы последовательно описать механизм типового празднования Нового года в России, выделим его основные элементы. Во-первых, это корпоратив. Новый год и любой другой праздник, организованно отмечаемый всем коллективом, является не «отличной возможностью собраться и вместе выпить», а важным элементом корпоративной культуры. Сам праздник может быть более или менее удачным в зависимости от того, насколько на самом деле сплочен каждый конкретный коллектив, но не в этом суть. Истинный смысл вашего присутствия на корпоративе состоит в том, что таким образом вы подтверждаете вашу причастность, лояльность и горячую заинтересованность в благополучии собственного предприятия.

Для многих корпоратив — это статусное мероприятие с дресс-кодом и присными. На такой вечеринке ваша основная цель — сохранить лицо, поддержать или даже повысить свой престиж. Это не отдых. А значит в это мероприятие придется вложить много сил, чтобы затем терпеливо ждать результатов — когда-нибудь в новом году. Итак, вы потратитесь на костюм или платье (дамы также — на новую косметику, обувь, украшения, SPA-процедуры, маникюр и т. п.), будете долго продумывать и выискивать подарки для коллег, готовиться к «празднику» физически и морально. Затем целый вечер вам придется принимать поздравления и поздравлять (признайтесь — не всегда искренне). Еще придется участвовать в развлечениях, которые вам совершенно не по вкусу (потому что невозможно придумать развлечения, которые понравятся всему коллективу, особенно, если он большой). И к тому же придется пить с не слишком приятными вам людьми. Ради сохранения добрых отношений в коллективе, обеспечения непрерывности производственного процесса и возможности карьерного роста. Если ваш корпоратив проходит душевно, весело и искренне, значит, вам просто очень повезло с работой. То есть в жизни.

После корпоративного праздника (или нескольких праздников — это уж у кого как), наступает очередь домашних мероприятий. Это значит, нужно навестить друзей и приготовиться встречать Новый год дома. В любом случае предполагается обильное угощение. Легкая абсурдность ситуации состоит в том, что проблема снабжения провизией в нашей стране для многих давно утратила свою актуальность, а постсоветская привычка накрывать шикарный новогодний стол осталась. Следовательно, если вы хотите, чтобы ваша праздничная трапеза отличалась от будничных, перед вами альтернатива: можете либо просто очень много есть на Новый год, либо попытаться изыскать какие-нибудь невероятно экзотические деликатесы или заказать столик в роскошном ресторане. Соответственно, под Новый год спрос на элитные продукты питания чудовищно возрастает, а рестораны оказываются сплошь забронированными.

То же самое касается новогодних подарков. Национальная привычка праздновать с размахом попадает на почву буржуазного благополучия и превращается в потребительский беспредел. Многие полностью теряют здравый смысл, получив возможность продемонстрировать свой успех на деле при помощи щедрых подарков домашним, родственникам, друзьям, приятелям, дальним родственникам… Пожалуй, самое забавное новогоднее зрелище — обеспеченный мужчина мечется по парфюмерному магазину в поисках подарков для жены. Во-первых, он в панике, во-вторых, готов купить что угодно. Лучше — подороже, потому что так, наверно, качественнее.

В итоге к тридцать первому декабря практически ни у кого из нас не остается сил, чтобы радостно встретить надвигающийся год. Зачетные недели, срочные заказы, годовые отчеты — все это накладывается на утомительные предпраздничные хлопоты, и к началу самого праздника все, в общем, выжаты до последней капли и способны разве что на вульгарный пьяный дебош или топорные посиделки.

Получается, что к концу года нас успевают использовать все, кому не лень. Сначала — марафон на работе, потом — «отступные» магазинам, ресторанам и всевозможным заведениям, специализирующимся на организации досуга. И, наконец, надо не забыть отдать должное телеканалам, ведь и так ясно, что значительную часть бесконечных новогодних каникул все проведут перед телевизором. Хотя бы чтобы отдохнуть от гостей и еды. Или чтобы просто бессмысленно полежать на диване. Праздничная телевизионная программа как раз рассчитана на похмельного и усталого зрителя — в ассортименте юмористические шоу (по большей части — прошлогодние), сборные концерты эстрадных звезд, средние по качеству комедии и не первой свежести блокбастеры. И эту мешанину смотрит практически вся страна, оправдываясь перед собой усталостью или привычкой. Если очень повезет — подворачивается хороший советский фильм. Один и тот же. По старой памяти.

Отупляющее посленовогоднее состояние парализует — этот эффект наступает, в самом худшем случае, уже утром первого числа. Удивительно и страшно выглядят магазины — особенно второго и третьего января. Невозможно отделаться от впечатления, будто по городу прошел Мамай. Или Батый. После пика празднований наступает странное время, когда очень редкие наши сограждане знают, куда податься, и чувствуют себя спокойно и радостно. К январю старый год выжимает из человека все — от последних сил до тринадцатой зарплаты — и тот остается лежать на диване, никому не нужный, обессилевший, с бутылкой выдохшегося шампанского и включенным телевизором.

Неделя выходных, которая теперь неизбежно следует за первым января, очевидно, необходима. Народу нужно восстановиться после утомительного декабря. Однако если бы все мы знали, что этих десяти дней безделья не будет, то Новый год, очевидно, переносился бы легче. Это интуитивно понятно уже потому, что, например, пять лет назад, когда выходных было всего два, истерии вокруг Нового года было значительно меньше. Долговременная праздность завершает цикл новогоднего разгула. Она, во-первых, окончательно выкачивает наличные средства, которые еще остались у населения, во-вторых, делает сам порядок празднования одинаковым для всех. Сначала огромные людские массы оказываются вовлеченными в нагнетание обстановки «праздника», потом они же «отходят» после кульминации. Массовость — основная примета Нового года, и то, что масштабы именно этого праздника так непостижимо разрастаются, начинает пугать.

По некотором размышлении становится очевидно, что Новый год — это уже не веселый «семейный» праздник, а масштабная коммерческая акция. И это в лучшем случае. В худшем — психологический эксперимент в области манипуляций массовым сознанием.

Неприятно даже себе признаваться в том, что тоже поддаешься действию этих, в общем, довольно грубых гипнотических приемов: веришь рекламе, телевидению, витринам. Однако, только осознав происходящее, можно с ним по-настоящему бороться. Мы сами должны начать двигаться против течения — ведь только так можно вернуть романтику праздника и серьезно позиционировать себя как свободную личность, которую невозможно подогнать под шаблон. Самое время начать ценить индивидуальное. Для этого можно, например, принципиально не обсуждать в феврале повышение цен на транспорт, растительное масло и молоко — назло этому повышению. Примерно так, как назло антитабачной компании никто не бросит курить. Поэтому давайте назло массовым явлениям относиться к жизни творчески, чтобы никто не смог превратить нашу судьбу в бесконечный ремейк. В сериал. В рутину.

Любовь Родюкова

Вечер творчества В. Шимборской

Вечер творчества В. Шимборской

Впервые в России вышла книга избранных стихотворений Виславы Шимборской, польской поэтессы, лауреата Нобелевской премии 1996 года.

Издательство «Текст» будет радо видеть Вас 30 января на вечере в Польском культурном центре, посвященном творчеству В. Шимборской.

Улыбнитесь, вас снимают!

Улыбнитесь, вас снимают!

 — такая игривая надпись часто попадается на глаза в супермаркетах для среднего класса, где уровень сервиса предполагает, что за вами не следуют по пятам уборщица или охранник, готовые каждую минуту схватить вас за руку. Или, например, по-другому:

В зале ведется видеонаблюдение

 — здесь уже говорят прямо: игры кончились, за вами следят, не совершайте резких движений, впрочем, как хотите, это неважно. Ничто не укроется от того, кто, прильнув к экрану монитора, смотрит, как вы готовитесь сыграть свою роль в этой феерии общества потребления.

Иногда кто-то, кого мы никогда не видим, словно оправдываясь, старается сделать всю эту процедуру не такой тягостной:

В целях вашей безопасности ведется видеонаблюдение

 — и вы начинаете чувствовать себя увереннее, поскольку знаете, что ничего плохого не произойдет, а если что-то вдруг не заладится, кто-то сильный и могущественный сразу придет на помощь.

Но может случится и так, что при входе в магазин, офис, при въезде на платную стоянку не висит никакого предупреждающего объявления. Тем не менее, из этого вовсе не следует, что за нами там никто не подглядывает. Наверное, думаешь, забыли предупредить или, наоборот, играют с тобой в прятки, проверяют хороший ли ты, можно ли тебе верить? Конечно, можно! Посмотрите, сама законопослушность и благонадежность!

В конце концов, мы уже совершенно привыкли к тому, что за нами все время кто-то наблюдает,— продавцы в магазине, Родина, которая слышит и которая знает… Ситуация наблюдения никого не пугает и не настораживает. Возможно, потому, что все это уже приелось, или потому, что философы давно уже объяснили нам работу подобных механизмов и рассказали, как мы докатились до такой жизни.

То, что сейчас происходит, на самом деле имеет длинную традицию, возникшую в Европе XVIII века, в эпоху торжества разума и просвещения. Мишель Фуко, автор нашумевшей в свое время книги «Надзирать и наказывать», описывал ее как «социальную дисциплину» и связывал со становлением «дисциплинарного общества», того самого, в котором посчастливилось жить и нам с вами. Контроль, наблюдение, наказание за провинности составляют основу его функционирования. Образы такого надзора, созданные европейской культурой, различны, и, только сопоставляя их, можно понять, насколько далеко человечество продвинулось на этом пути. Их эволюция действительно впечатляет: от тюремного надзирателя и школьного учителя, обозревающего с высоты кафедры свой класс, до стеклянных домов в знаменитой антиутопии Евгения Замятина «Мы», подглядывающих экранов телевизоров в оруэлловском романе «1984» и образов тотальной слежки в вендерсовском «Конце насилия». Главное при этом — не забывать, что феномен надзора (постоянного, ни на минуту не прерывающегося наблюдения) связан, в первую очередь, с определенным типом власти. Это не власть короля, предстающего перед толпой во всем блеске своего могущества, а та особая власть, которая становится невидимой и всегда существует за закрытыми дверями. А если кому-то вдруг случайно удастся заглянуть за эту дверь, то там…

Что находится за дверью?

Образцовая модель надзора — Паноптикон, обязанный своим появлением английскому философу Иеремии Бентаму. Паноптикон разрабатывался как инструмент контроля над рабочими в колониальных странах. Мишель Фуко дает такое его описание: «По периметру — здание в форме кольца. В центре — башня. В башне — широкие окна, которые выходят на внутреннюю сторону кольца. Кольцеобразное здание разделено на камеры. В камере — два окна: одно выходит внутрь (против соответствующего окна башни), а другое — наружу (таким образом вся камера насквозь просматривается). Стало быть, достаточно поместить в центральную башню одного надзирателя, а в каждую камеру по одному умалишенному, больному, осужденному, рабочему или школьнику.

Благодаря свету, бьющему из башни, можно наблюдать четко вырисовывающиеся фигурки пленников в камерах „кольцевого“ здания. Сколько камер-клеток, столько и театриков одного актера, причем каждый актер одинок, абсолютно индивидуализирован. Паноптическое устройство организует пространственные единицы, позволяя постоянно видеть их и немедленно распознавать».

Умалишенные, больные, осужденные, рабочие или школьники — список можно продолжать до бесконечности — это все те, кто подвергается репрессивному воздействию социальных институтов, это точки пересечения человека с властью, выполняющей, в основном, функцию молчаливого наблюдателя. И в этом случае совершенно неважно, кто именно оказывается наделен властью. Это может быть плюгавенький старикашка с протертыми локтями или офицер в форме колониальных войск, бесстрастно фиксирующий все, что попадает в поле зрения. Неважно. Внутри башни может вообще никого не быть: надзиратель ушел пить кофе, а видеокамеры на стенах не подключены, и их главная функция — служить элементом интерьера. Не будучи до конца уверены, есть кто-нибудь в башне или нет (подключена камера или нет), мы ведем себя так, словно на нас кто-то непрерывно смотрит. И мы начинаем сами постоянно надзирать за собой. Так формируется пространство самонадзора.

Вполне возможно, что мы вообще не задумываемся над всеми этими тонкостями, над тем, кто, почему и зачем смотрит за нами и, тем более, имеет ли он на это право. Мы живем в высокотехнологическом обществе, принцип которого состоит в умножении посредников между человеком и миром. Человек засовывает карточку в банкомат, чтобы снять деньги, поворачивает кран, чтобы пошла вода, вводит пароль, чтобы выйти в сеть или получить доступ к информации. Все это, с одной стороны, облегчает жизнь, а с другой стороны, ставит нас в зависимость от исправно функционирующих механизмов, которыми мы сами себя, на свой страх и риск, окружили.

Видеонаблюдение — одна из таких вещей. Это посредник между нами и нашим правом выбирать по своему усмотрению различные варианты поведения. Система бытового надзора мягко внушает нам мысль, что лучше поступать правильно, так, как принято, и тогда все будет хорошо.

Таким образом, мы платим за свои комфорт и спокойствие, и никуда от этого не деться, поскольку это же хорошо — комфорт и спокойствие! При этом мы не только выступаем как объект наблюдения, но и сами наблюдаем, контролируем. Общество надзора связано своеобразной круговой порукой. На нас смотрят объективы камер в супермаркете, и мы, словно в отместку, устанавливаем камеры в детских, чтобы в любое мгновенье прийти на помощь нашему первенцу или убедиться, что нянька хорошо исполняет свои обязанности, звоним на мобильник, чтобы узнать что? где? как? когда? Каждую секунду мы на связи, и это позволяет бесперебойно действовать всей цепи социальных отношений.

Тотальный надзор, который ведется сейчас во многих публичных местах, только в последние годы стал заявлять о себе в качестве предупреждений на стенах, поскольку в цивилизованных странах (такова уж их странная прихоть!) почему-то не принято снимать или фотографировать человека без его разрешения. За человеком можно подглядывать просто так, спрятавшись в укромном (или не очень) месте — допустимая форма бытового вуаеризма, от которого в той или иной мере страдают все. При этом считается, что человек имеет право знать об оставленном им на пленке или жестком диске изображении, о своем существовании в качестве документа, свидетельства, которое можно подшить к делу.

В одном кинотеатре я увидел объявление, которое очень хорошо, не хуже, чем Паноптикон, представляет ситуацию современного общества:

Во время киносеанса в зале ведется видеонаблюдение

Ситуация наблюдения, подглядывания здесь оказывается удвоенной: человек смотрит на экран, а кто-то в это время смотрит на человека. Зритель следит за историей, которая создана специально для него, и одновременно сам становится героем новой истории — истории, которая пишется камерами слежения. И ведь это тоже делается для кого-то.

Однако жизнь от этого в целом не проигрывает, а становится только удобней и даже приобретает карнавальный оттенок. Поэтому всегда старайтесь хорошо выглядеть: вас снимают.

Иллюстрация: Алексей Бутаков.

Дмитрий Калугин

Презентация книги Анджея Иконникова-Галицкого

Презентация книги Анджея Иконникова-Галицкого

Дорогие друзья!

Сообщаем о том, что презентация третьей книги Анджея Иконникова-Галицкого из серии «Хроники петербургских преступлений» — «В тихом омуте нэпа» — состоится 7 февраля в 19.00 в Доме книги (Дом компании «Зингер»).

Напоминаем, что первые две книги — «Блистательный и преступный» и «Чёрные тени красного города» вышли в конце минувшего года.

Автор и издательство «Азбука» будут рады видеть Вас на презентации.

Реальное шоу: вы этого не хотели, но вы это получите

Реальное шоу: вы этого не хотели, но вы это получите

«В Вегасе каждый должен присматривать за каждым. Поскольку игроки стремятся нагреть казино, дилеры присматривают за игроками, боксмены присматривают за дилерами, флормены присматривают за боксменами, контролеры присматривают за флорменами, начальники смены присматривают за контролерами, менеджер казино присматривает за начальниками смены, я присматриваю за менеджером, а Глаз в Небе присматривает за всеми нами».
(«Казино», 1995)

Так, описывая неумолимый и совершенный механизм по сравнительно честному отъему средств у населения, американский кинорежиссер Мартин Скорсезе формулирует саму суть организации пространства надзора в современном обществе. По большому счету в повседневной реальности дело обстоит точно так же, как и в художественной интерпретации криминальной закулисы игрового бизнеса. Каждый день и практически повсюду любой из нас, в зависимости от обстоятельств, может оказаться игроком, боксменом, а то и главным менеджером. И только статус Глаза в Небе со множеством интересных и желанных полномочий для большинства чаще всего остается недосягаемым.
Эти высшие полномочия надзора, недосягаемые для отдельно взятого индивида, успешно прибирает себе напичканный современными средствами контроля и слежения социум в своей совокупности, а его отдельные участники, сами того не подозревая, обеспечивают все необходимые для полноценного функционирования гигантского глаза процессы. И, при всем желании, трудно сказать, что происходит это вопреки здравому смыслу или противоречит желанию большинства.

Скорсезе в своем фильме описывает социальную иерархию, в которой каждая последующая ступень предполагает надзор над все большим количеством людей. Степень могущества в современном понимании может быть выражена по аналогичной шкале — она определяется количеством индивидов, за которыми ты уполномочен следить, иными словами, массовостью твоего надзора. Кому-то он достается в необходимом объеме по работе, кто-то добирает его в семье и в отношениях с близкими, тем, кому оба пути не приносят желаемого результата, предлагается медийный и технологический эрзац.

Технологии дают определенные возможности надзора рядовому обывателю и обходятся во всех отношениях недорого. Локализация собеседника в пределах сотовой сети, видеозвонки, гайдфоны и устройства слежения за детьми с помощью GPS-датчика, встроенного в мобильный телефон,— все это уже абсолютная повседневность.

В перспективе мы можем ожидать появления «умных домов», напичканных высокотехнологичными решениями,— именно на них делает упор создатель антиутопии «Бразилия» Терри Гиллиам, описывая полностью подконтрольную Глазу в Небесах жизнь: человек за номером Y не может и винтика сменить в своем доме X на улице Z в городе N без его ведома. Корпорация отреагирует на несанкционированную замену и покарает.

Для тех, у кого с освоением гаджетов и активным наслаждением надзором дело обстоит плохо, заготовлен пассивный вариант приобщения ко всеобщему слежению и контролю — реалити-шоу. Шевеление телекукол в ящике, а, точнее, сам факт слежения за их жизненным циклом дает ощущение власти над действующими лицами. «Мы даем тебе возможность следить за самым интимным в жизни реальных людей: Полное проникновение в чужое личное пространство, подслушивание и подглядывание почти онлайн — это же власть». Зарубежье предлагает внимать совершенно отчуждающим от здравого смысла образцам этого вида пластиковой каши. У всех на слуху скандальное реалити-развлекалово с определением счастливых обладателей донорских органов по результатам смс-голосования (пускай и липового) и вариации на тему «Повелителя мух» с участием живых американских детишек.

Конечно, масштабы, а главное, схема надзора при вдумчивом рассмотрении мало в чем превосходят нерегулярное наблюдение за жизнью питерского двора-колодца и его обитателей, поэтому для пущего эффекта в шоу привлекаются медиа-люди. А если привораживающий эффект от появления узнаваемых лиц оказывается исчерпан, то тогда затрагиваются скандальные темы — то, к чему уже пришел передовой Запад.

Почему так происходит? Потому что так люди перестают замечать, что все глубже и глубже проваливаются в охотничью яму огромного размера. Для вырывшего ее охотника они всего-навсего стая мышей. Яма эта настолько велика, что, не видя ее краев, мыши просто не представляют себе, что кроме нее вообще что-то существует. Следить за запертыми в яме мышами — что может быть проще?

Тем более, они поглощены рассматриванием себе подобных, отсаженных в отдельные клетки и выставленных на всеобщее обозрение. Да-да, по-настоящему в надзор играет только один игрок — Глаз в Небе. Разговоры в сетях всех сотовых операторов записываются, доступ к ним по запросу имеет любая уважающая себя спецслужба. Электронная почта отслеживается на предмет возможных угроз национальной безопасности с помощью специальных программ, мгновенно реагирующих на заданный набор слов. В США небезызвестное ведомство получает премию-издевку Big Brother Awards как раз за такую программу — Carnivore. Программа устанавливается в сети провайдера и перехватывает информационные сообщения, проходящие через сервер. Департамент юстиции США подтвердил, что Carnivore способен перехватывать частную электронную почту, равно как и следить за действиями пользователей на ресурсах Сети, например в чатах.

Сети видеонаблюдения незаметно охватывают каждый угол более-менее крупного города, упоминать внутрикорпоративные механизмы контроля и отчетности вообще не стоит — мы герои впечатляющего реалити-шоу, глобального, всеобщего и почти неизбежного. Самое невеселое в нем то, что оно уже никогда не закончится, а развитие технологий, сделавшее его постановку возможным, в перспективе обеспечит нам такую степень онлайна, что избавиться от него можно будет только с куском собственной плоти. Уже создан имплантируемый в тело человека микрочип, который позволяет определить местоположение носителя с помощью GPS практически в любой точке планеты. Информация о местонахождении чипа передается в Интернет, где сохраняется в базе данных, доступной для авторизированных пользователей.

Всё. Вот тут игры заканчиваются. Какие, помилуй Бог, телешоу, какие Web 2.0, вездесущий Google и демонический Microsoft… А уж Вегас 70-х — это совсем несерьезно.

Григорий Васюков