Франк Тилье. Головокружение

Франк Тилье. Головокружение

  • Франк Тилье. Головокружение / Пер. с фр. О. Егоровой. — М.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2015. — 320 с.

    В новом триллере «Головокружение» Франку Тилье удается создать леденящую и одновременно удушающую атмосферу захлопнувшейся ловушки. Герой романа альпинист Жонатан Тувье, покоривший главные вершины планеты, однажды ночью обнаруживает, что прикован к скале в странной пещере, выход из которой завален. Вокруг холод, лед, тьма, рядом его пес и два незнакомца: один, как и Тувье, прикован цепью к скале, другой может передвигаться, но на нем железная маска с кодовым замком, которая взорвется, если он в поисках спасения переступит красную линию. Невольные узники теряются в догадках: как и из-за чего они оказались здесь, кто манипулирует ими?

    5

    Несомненно, мечта о блинчике — это всего лишь мечта, а не блинчик. А вот мечта о путешествии — это всегда путешествие.

    Высказывание Марека Хальтера, которое Жонатан Тувье любил повторять, сидя в палатке в экспедиции

    Мишель и мы с Поком подошли к палатке. Я был вынужден держать пса и все время его успокаивать, потому что он все норовил броситься на парня, который гремел цепью. Пок воспринимал это как угрозу. В обычной обстановке Пок довольно миролюбив. Фарид — Фарид Умад, так звали парня, — пытался разбить цепь о каменную стену. Я думаю, это нелучший способ справиться с ситуацией. Неистовство, рефлексия, гнев… А результат один: мы все оказались здесь, в подземелье, в плену, с нацепленными на спину жуткими надписями.

    У меня за спиной послышался звук расстегиваемой молнии. Мишель, согнувшись, полез в палатку. Из нас троих он был самым высоким и массивным.

    — Можете посветить? Ни черта не видно.

    — Секундочку…

    Я выпустил Пока и подошел к Фариду. Внешне он чем-то походил на меня. Вжавшись лицом в скалу, он казался скалолазом на маршруте свободного лазания: заостренные скулы, подбородок опирается о карниз, запавшие глаза глядят пристально, не мигая. Фарид Умад… Я готов был отдать руку на отсечение, что ему не больше двадцати. Интересно, смешение каких кровей дало такие прекрасные голубые глаза? Ведь у арабов это большая редкость.

    — Пойдем в палатку. Попробуем хотя бы разобраться, что происходит.

    — Что происходит? А я вам скажу, что происходит. Нас похоронили заживо. Вы ведь это мне только что прочли?

    Я потрогал письмо у себя в кармане:

    — Насчет цепи я уже все перепробовал. Бесполезно. Ладно, пошли.

    — А ваш пес? Чего он на меня рычит? Не любит арабов?

    — Он тебе ничего не сделает.

    — Хорошо бы… Только не это… — Фарид подошел, вызывающе коснувшись Пока.

    Пес заворчал, но не пошевелился. Фарид нырнул в палатку. Этот паренек, хоть и невелик ростом — не выше 165 сантиметров — и явно в весе пера, но энергии ему не занимать. Я испугался, как бы он не наэлектризовал нашу компанию.

    Я приказал Поку лежать и тоже вошел в палатку. Она была просторная, метра четыре в длину и два в ширину. Как и наши цепи, ее колышки были вбиты в скалу.

    Фарид замахал руками у меня перед носом:

    — А перчатки? Где мои перчатки?

    — Сожалею, но здесь только две пары.

    — Только две? Но нас ведь трое?

    Мишель ничего не сказал, только натянул на руки рукавицы и забрал себе спальник, сунув его под мышку. Фарид схватил металлический ящик с кодовым замком и встряхнул:

    — А что там?

    — Посмотри сам.

    Я, естественно, говорил ему «ты», ведь он годился мне в сыновья. Я тоже потряс ящик. Он явно тяжелее, чем если бы был пустым, и какой-то предмет внутри его ударялся обо что-то мягкое. Что же до замка… Пожалуй, через некоторое время я размолочу его камнем… В худшем случае нам останется подобрать комбинацию цифр. Их шесть… Значит, миллион вариантов… Невозможно.

    — Понятия не имею, что там.

    Он выхватил ящик у меня из рук, вышел из палатки и принялся швырять его о скалу. Два раза, три… На сейфе даже царапины не появилось.

    Фарид вернулся в палатку и властно щелкнул пальцами:

    — Письмо… Прочтите-ка мне это чертово письмо.

    Я протянул ему письмо, стараясь угадать в его взгляде хоть искру, которая подсказала бы мне, что я знаю этого неведомого мне паренька. Прошло несколько секунд, и он прижимает письмо к моей груди:

    — Что вы такое сделали, чтобы я здесь оказался?

    Я осторожно положил шприц возле стенки палатки.

    — Сдается мне, ты меня невзлюбил. Почему?

    — Почему? У вас фонарь, перчатки, у вас цепь длиннее, чем у меня, и у вас собака. Вот почему!

    Подошел Мишель. Он так и не расстался со спальником, и у меня возникло подозрение, что он вообще собрался надеть его на себя и в нем ходить.

    — Это верно. Зачем здесь собака? У меня тоже дома собака. Почему только у вас такая привилегия?

    — Вы называете это привилегией?

    — В такой дыре — конечно да.

    — Прежде чем разобраться с этим, нам надо понять, что с нами произошло. И поразмыслить над тем, что написано на наших спинах.

    Фарид не сводил с меня глаз. Уже по тому, как он стискивал зубы, я догадался, что парень он вспыльчивый, и такой характер выковался, скорее всего, на улице. Этих ребят из пригородов, с вечно свирепым лицом, я видел на телеэкране. У меня создалось впечатление, что парень на все горазд. Гетто, всяческие рисковые кульбиты, сожженные автомобили… Он подышал на руки, все так же пристально глядя на меня:

    — А в чем ваше-то преступление?

    — Преступление? Я не совершал никакого преступления. Может, ты? Это ведь у тебя на спине самая ужасная надпись.

    Фарид пожал плечами и присвистнул:

    — Не катит…

    Он отвернулся и уселся в углу палатки.

    Мишель решился предложить свой комментарий:

    — «Кто будет убийцей, кто будет лжецом, кто будет вором…» Почему не написать прямо: «Кто убийца?» Все эти деяния еще предстоит совершить, так, что ли?

    — Или предстоит разоблачить… А это, так сказать, определяет будущее амплуа. Так что на всякий случай: есть ли среди нас убийца?

    Я оценивающе уставился на обоих. Фарид обернулся. Он завладел вторым спальником, глянул на пластинки и подпер подбородок кулаками.

    — А что это за музыка? Пение птиц… И вот это…

    «Wonderful World». На фиг это здесь нужно?

    Он пошарил вокруг себя, заметил фотоаппарат и по- вертел его в руках.

    — Над нами что, издеваются, что ли?

    — Думаю, там остался всего один кадр.

    — Ага, фотку щелкнуть, ладно… А мне вот нужна сигаретка, и побыстрее. Вообще-то, я предпочитаю «Голуаз», но согласен на что угодно. Даже на самокрутку. Есть у вас закурить? Что, ни у кого?

    Я устроился в центре палатки и положил белую каску у ног, так чтобы свет распространялся равномерно. Ацетиленовый баллон я с себя снял. Холодная сырость леденила лицо, из носа капало, и я вытер его рукавом куртки.

    — Предлагаю представиться друг другу. Возможно… у нас есть что-то общее.

    — Блестящая идея, — заметил Фарид, — потреплемся, вместо того чтобы попытаться отсюда выбраться. У меня нет ничего общего с тобой и еще меньше — с тем, другим.

    Он тоже перешел на «ты» и все время отчаянно тер руки. А он мерзляк, без сомнения. А пещеры мерзляков ох как не любят.

    — Приступим, я начну. Меня зовут Жонатан Тувье, мне пятьдесят лет. Жена Франсуаза, девятнадцатилетняя дочь Клэр. В молодости занимался альпинизмом, работал в журнале об экстремальных видах спорта

    «Внешний мир». Теперь живу в Аннеси, работаю в конторе, которая называется «Досуг с Пьером Женье».

    Ее организовал один из моих друзей. Разные походы, каноэ, рафтинг — в общем, приманка для туристов.

    — Так ты из тех, кто спит в спальниках? То есть тебя это не напрягает? Ты в своей стихии, парень, а мне непривычно.

    Я не обратил внимания на реплику Фарида и кивнул в сторону Мишеля:

    — Теперь вы.

    Человек с закованным лицом нервно теребил рукавицы.

    — Меня зовут Мишель Маркиз, мне сорок семь лет… исполнится… двадцать седьмого февраля, через два дня. Дома намечалось небольшое торжество, и вот… — Он вздохнул. — У меня жена Эмили… детей нет. Три года я жил в Бретани, в Планкоэте, в деревне, занимался свиньями. — Он стащил рукавицу и показал руку без двух пальцев.

    — Я хотел сказать, убоем скота. Ну да, механизмы иногда барахлят… Теперь живу в собственном доме возле Альбервиля и снова занимаюсь свиноводством. Что еще? Ненавижу снег, сырость и туманы.

    — А почему Альбервиль, если вы ненавидите снег?

    — Да все из-за Эмили. Ее специальность — спортивная обувь. Дизайн, всякие там чертовски сложные штуки. Ее перевели туда по службе, у нас не было выбора.

    — Да, Альбервиль — не лучший выбор, там даже купаться негде.

    — Ну, это кому как.

    Я повернулся к Фариду. Он сразу выпалил:

    — Фарид Умад, ты это уже знаешь. Двадцать лет. Живу при богадельне на севере Франции. Детей нет, жены тоже. И никаких неприятностей.

    — Ты учишься? Или работаешь?

    — Да так, перебиваюсь случайной работой, то тут, то там…

    — А еще? Что-то ты не особенно словоохотлив.

    — Все, что мне хочется, так это выбраться отсюда, и поскорей.

    — Вот в этом, я думаю, мы все заодно.

    Я сдвинул рукав пуховика, чтобы посмотреть на часы. Забыл…

    — У меня украли часы. А у вас?

    Мишель согласно кивнул. Фарид не пошевелился. Он засунул руки под куртку и свернулся, как маленькая гусеница.

    — А я часов не ношу. Не люблю.

    У нас и время украли. Вся эта тщательность, это внимание к деталям ставили меня в тупик и явно говорили о том, что наша ситуация просто так не разрешится, несколькими часами дело не обойдется. Я все больше опасался худшего. «Вы все умрете». Мне надо выиграть время. Я подошел к Мишелю и начал внимательно изучать маску, особенно замок:

    — Ничего не сделать. Надо бы дать вам в челюсть и посмотреть, сдвинется ли маска хоть на несколько сантиметров.

    — Нет уж, как-нибудь обойдусь.

    — Ладно… Предлагаю обследовать пропасть. Мы с Фаридом ограничены в передвижении, зато вы, так сказать, более свободны. Позади палатки есть галерея. Дойдите-ка до нее и скажите, не ведет ли она наверх.

    — Я бы с радостью, да у меня на голове штуковина, которая может взорваться, если я правильно понял.

    — Вы правильно поняли. Но судя по тому, что написано в письме, вы имеете право отойти от нас на пятьдесят метров.

    Он пожал плечами:

    — Не знаю. А если письмо врет? И она взорвется через пять или десять метров?

    Фарид, будучи парнем нервным, развлекался тем, что выдувал облачка пара.

    — А может, она и вовсе не взорвется? Если все это блеф? И у тебя на башке нет никакой бомбы? Ты можешь свободно передвигаться, и это неспроста! Иначе тебя бы тоже приковали цепью, соображаешь? А потому пойди-ка в галерею и посмотри, можно ли через нее выбраться.

    Мишель кивнул:

    — Ладно, попробую.

    Я поднял баллон с ацетиленом:

    — Отлично. Вперед.

    — Погодите, я вот что подумал, — сказал Фарид. — Если эта штука может взорваться, отдалившись от нас, значит где-то на нас должен быть взрыватель, так? Надо проверить. Давайте обшарим свою одежду.

    Мы обследовали все: карманы, подкладку…

    — Хорошо бы совсем раздеться, похититель мог прилепить его скотчем прямо к нашей коже.

    Я сжал зубы и сухо бросил:

    — Это потом, позже.

    — Почему позже? Почему не сейчас?

    — Потому что не хочу раздеваться догола перед типами, которых не знаю.

    — Ты не хочешь или тебе есть что скрывать?