Автор: Arseny Shmartsev

Чингиз Айтматов: Все вместе взятое. Понимаете, мой герой не тот человек, который, как солдат, отдает честь, шагает, выполняет приказы — и все. Нет, он совмещает в себе слишком многое, он многогранная личность. И кроме того, его восприятие действительности не совпадает с какими-то идеалами, которые он носит в себе. Вот вам пример: Арсен Саманчин хочет осуществить постановку оперы о Вечной невесте. Между тем оперное искусство полностью рухнуло, исчезло, попс растоптал его. Но Арсен не желает мириться с этим, он хочет доказать, что это великая легенда, которая веками существует в народной памяти. И он стремится обогатить искусство своей задумкой.

Ч. А.: Да. Есть такие, конечно есть. Они везде есть.

Ч. А.: Ну, этот недоброжелатель один из тех, кто сейчас цинично смотрит на прошлое, на то, что являла собой перестройка. Поэтому он издевается над Саманчиным. Саманчин верил, что перестройка что-то изменит, и многие поэтому над ним посмеивались. Ну и что? Мне тоже сегодня некоторые говорят: «Смотрите, как вы были вдохновлены перестройкой, как верили в Горбачева. А что получилось?» А я говорил и говорю: «Не было бы перестройки, многого бы сейчас не было». Во всяком случае, Вы не смогли бы задать мне этот вопрос!

Ч. А.: Главное, что сдвиг произошел. Помните, что нас всех тогда захватило? Гласность! Мы тогда говорили друг другу на каждом шагу: «Гласность, мы вошли в гласность, давайте гласность!» Потом ускорение — помните ускорение? — это было ускорение развития экономики и вообще в целом цивилизации — тут тоже сдвинулось, а иначе бы… Ну и потом, то, что СССР был все-таки на грани своего распада и перестройка его не смогла спасти.

Ч. А.: Да, примерно то же самое. Все эти великие звезды эстрады, экранов — они поют для тех, кто предоставляет им какие-то миллионные контракты. Звездность, имя, престиж — все это выражается в суммах. Помните Майкла Джексона: я его называл шаманом XX века, он же как шаман был! Но он накопил такие огромные средства, что это потом обернулось против него. Мне жалко его, но нельзя так спекулировать на всеобщем внимании молодежи, которая собирается на стадионах.

Ч. А.: Это очень труднообъяснимые вещи. Если б судьбу можно было точно, четко определить, понять, что это есть, как это есть, то это было бы, конечно, здорово. Но в том-то вся и суть, что судьба неуловима, непредсказуема во многих случаях. И мы не можем с ней не считаться. Мы все списываем на судьбу, поэтому здесь своя философия. Тут все включено — начиная от религии, предсказаний, религиозных учений и заканчивая индивидуальными обстоятельствами, социальным положением.

Вот вы прочли мой роман, так? Что сказала Вам эта книга?

Ч. А.: …страсти, эмоции.

Ч. А.: А вот эпилог, который был написан раньше романа, а потом к нему приставлен. Как Вы его восприняли?

Ч. А.: Да, в том-то и противоречие. Это рассказ о войне, а на войне невозможно не убивать. Поэтому в душе героя происходит внутренняя борьба. И это перекликается с тем, что пережил Арсен Саманчин, когда он в действительности собирался совершить убийство и тут же самоубийство. Он настолько оказался отринут современной рыночной действительностью, что у него ничего больше не оставалось. И только когда совершилась трагедия, тогда он понял, что тоже мучился этими вопросами: убить? не убить? Эти вопросы всегда будут мучить людей. И человек должен преодолевать это.

А что Вы думаете по поводу Джаабарса?

Ч. А.: Мой-то да, а вот как читатель его воспринимает? Это же на грани фантастики, мифологии какой-то…

Ч. А.: Да, может быть так…

Ч. А.: Из разных источников. Оно существует в пословицах, в поговорках, в преданиях, в сказках. В том горном краю, о котором я написал, оно существует. Люди знают о Вечной невесте и ссылаются на это предание. Оно существует в памяти и сознании людей, живущих в горах; в этом его великая сущность. Многое уходит, а Вечная невеста живет. Живет, потому что пережила такую трагедию, когда зло, злые силы разрушили высшее достояние человеческое — любовь. И хотя все это исчезло, желание, мечта о том, чтобы это оставалось в бессмертии, дает здесь о себе знать.

Ч. А.: Да, времена настали тяжелые. Но все равно, как бы ни было тяжко, эти журналы существуют. Я уверен, что периодические издания, толстые журналы — это великое достижение советской культуры. Поезжайте сейчас в Европу, на Запад, куда угодно — нигде таких журналов нет. Их там и не было, хотя все печатается — сегодня в этом журнале, завтра в другом, то в глянцевом, то в научном и т. д. Иногда большие отрывки печатаются даже в газетах. Но такого периодического ежемесячного издания, как в России, нигде нет. Да, у них на Западе издательства очень динамичные, быстрые. Если надо, они могут за два дня издать вам любую книгу. Но мы должны ценить и беречь то, что возникло в советское время, культуру литературных журналов. К сожалению, толстые журналы находятся сейчас в крайне тяжелом положении. Выживут? Не выживут? Поэтому я тоже хотел как-то подсобить «Дружбе народов» — напечатал там свой роман. А ведь раньше у нас была традиция: писатель писал свои произведения, потом печатал в том или ином журнале, это была первая заявка, первое объявление. А потом уже выходила книга.

Ч. А.: Да, они хотят быть популярными, хотят тоже быть звездами. Теперь без телевидения попробуйте! Современный человек обязательно должен видеть все на экране. Должен видеть все в действии.

Ч. А.: Ну, таких писателей, которые только пишут и ни в какую политику не вмешиваются, нет. Может быть, сейчас только Солженицын остался. И то возраст тут сказывается, положение и здоровье. Он свое дело сделал. А остальные все, наоборот, ищут свою нишу. А эта ниша сегодня в основном в телепередачах.

Ч. А.: К сожалению, я не смогу сейчас сказать. Я современную литературу читаю не так часто. Кругом бесконечные детективы, а я не могу все это освоить. Но надежда у меня есть. Я верю, что из этого множества, из этого даже хаоса все равно должен появиться кто-то, кто совершит открытие. А если все будут заниматься только юридическими делами, экономикой, бизнесом, банковскими счетами, то интересные фигуры вряд ли появятся. Мне говорили, что есть пермский писатель, достаточно молодой, — Алексей Иванов. Я не читал, но мне обещали дать его книги.

Ч. А.: С этим романом вышло вот что. В издательстве «Молодая гвардия» придрались к названию «И дольше века длится день», сказали, что оно очень длинное. Мне пришлось укоротить название, и тогда появился «Буранный полустанок». А новелла «Белое облако Чингисхана» появилась как приложение к роману только спустя много лет. Я понимал, что один этот отрывок может осложнить судьбу романа. Потому что в те времена еще был сталинистский дух в сознании и самосознании людей, а там говорилось об идее власти и любви как двух несовместимых явлениях.

Ч. А.: То, что мои книги переводятся на общеизвестные языки — английский, итальянский, немецкий, — это для меня в порядке вещей. Я обычно говорю коллегам: «А ваши книги издавались на языке маратхи?» На меня смотрят как на сумасшедшего, а я сам, когда мне прислали эту книгу на языке маратхи, не знал, что существует такой язык. Оказывается, это один из языков Индии. Двадцать миллионов человек, говорящих на нем, живут вокруг Бомбея. Мои книги выходили и на непальском языке, и на сорбском — не на сербском, а на сорбском. Это европейский язык. А так за сто пятьдесят зашкалило. Больше всего переводят на немецкий, французский, турецкий, японский и китайский.

Ч. А.: К сожалению, сейчас все время дожди и пасмурно, поэтому я больше езжу на машине, любуюсь городом. Для меня Москва и Петербург на фоне многих величайших городов, столиц мира, — центр моей вселенной. Тем более издательство «Азбука-классика» становится моим традиционным местом издания. Я рад и счастлив, что прибыл к вам сюда в Санкт-Петербург и что это совпало с открытием литературного салона. Мне сказали, что вчера за два-три часа была распродана тысяча книг. Это большая победа. Если Бог даст, буду приезжать почаще.