Метка: кризис

Глава из экономического бестселлера Нассима Талеба «Черный лебедь»

Тысяча и один день, или Как не быть лохом

Не ожидали? — Хитрые методы извлечения уроков из будущего. — Секст всегда впереди. — Главное — не быть лохом. — Давайте переедем в Среднестан, если удастся его найти

Вернемся к проблеме Черного лебедя в ее изначальном виде.
Представьте себе человека, облеченного властью и чином и функционирующего в структурах, где чин имеет вес, — например, в правительственном учреждении или в большой
корпорации. Это может быть многословный политический
комментатор «Фокс ньюс», торчащий у вас перед глазами
в тренажерном зале (где невозможно не смотреть на экран),
председатель компании, разглагольствующий о нашем «блестящем будущем», платонизирующий врач, который категорически отрицает ценность материнского молока (потому что
лично он ничего особенного в нем не видит), или профессор
Гарвардской бизнес-школы, который не смеется вашим шуткам. Он принимает свою образованность слишком уж всерьез.

И, предположим, в один прекрасный день, в момент отдохновения, какой-нибудь проказник потихоньку сунет ему
в нос перышко. Как его гордая напыщенность перенесет подобный сюрприз? Как шок от столкновения с чем-то совершенно неожиданным и непонятным повлияет на его важный
вид? В то краткое мгновение, пока он еще не успеет взять
себя в руки, вы увидите на его лице смятение.

Я должен признаться, что очень полюбил эту невинную
шутку в то первое лето, что провел в детском лагере. Если
вставить перышко в ноздрю спящего товарища, он испытает приступ внезапной паники. Я посвятил порядочную
часть своего детства изобретению вариаций этой шалости:
вместо тонкого перышка можно скатать в тонкую длинную
«палочку» кусочек ткани. Я достаточно попрактиковался на
младшем брате. Еще одна эффектная шалость — это бросить
кубик льда за шиворот человеку, когда он меньше всего этого
ожидает, например во время официального приема. В юношеском возрасте мне, к сожалению, пришлось от таких шуток отказаться, но я невольно вспоминаю о них каждый раз,
когда мне приходится помирать от скуки в компании жутко
серьезных бизнесменов (в темных костюмах и со стереотипным мышлением), которые теоретизируют, что-то растолковывают или рассуждают о случайностях, пересыпая свою
речь множеством «так как». Я выбираю одного из них и мысленно представляю, как у него по спине соскальзывает кубик
льда — или мышь, что менее стильно, но более живописно,
особенно если жертва боится щекотки и носит галстук, который блокирует грызуну путь к отступлению¹.

Проказы бывают милосердными. Я помню, что в дни своей
трейдерской юности, когда мне было лет двадцать пять и деньги стали доставаться легко, я любил ездить на такси и, если
водитель знал по-английски всего несколько слов и выглядел
совсем понуро, давал ему сто долларов на чай, просто чтобы
он удивился, а я бы порадовался его изумлению. Я смотрел,
как он разворачивает купюру и смотрит на нее с некоторым
недоумением (миллион долларов сработал бы лучше, но мне
это было не по карману). Заодно я ставил простой гедонистический опыт: приятно расцветить человеку целый день
жизни таким пустяком, как сотня долларов. В конце концов
я прекратил этим баловаться; все мы становимся скупыми
и расчетливыми по мере того, как наше состояние растет
и мы начинаем относиться к деньгам все серьезнее.

Мне не нужно, чтобы судьба меня развлекала чем-то сногсшибательным: обыденная реальность довольно часто заставляет людей пересматривать прежние взгляды, и порой
это выглядит весьма захватывающе. В сущности, процесс
накопления знаний основывается на том, что традиционные
представления и признанные научные теории разносятся
в пух и прах при помощи новых, противоречащих здравому
смыслу фактов, либо в микромасштабе (любое научное открытие — это попытка породить Черного микролебедя), либо
в масштабе покрупнее (как в случае с относительностью по
Пуанкаре и Эйнштейну). Ученые часто смеются над своими
предшественниками, но немногие понимают, что кто-то посмеется над их теориями в (до обидного близком) будущем. В данном случае мы с моими читателями смеемся над нынешним состоянием общественных наук. Надутые профессора
не предвидят, что их концепции скоро будут радикально пересмотрены — стало быть, можно не сомневаться: их ждет
большой сюрприз.

ЧЕМУ МОЖНО ПОУЧИТЬСЯ У ИНДЮШКИ

Суперфилософ Бертран Рассел использует крайне злой вариант моей шалости в своей иллюстрации того, что люди его
профессии называют Проблемой Индукции, или Проблемой
Индуктивного Знания (большие буквы — потому что дело
нешуточное), которая, бесспорно, является матерью всех
жизненных проблем. Как можно логическим путем прийти
от конкретных примеров к общим выводам? Насколько мы
знаем то, что знаем? Откуда нам взять уверенность, что наших наблюдений за объектами и событиями достаточно для
того, чтобы домыслить их прочие свойства? В любом знании,
почерпнутом из наблюдений, таятся ловушки.

Представьте себе индюшку, которую кормят каждый день.
Каждый день кормежки будет укреплять птицу в убеждении,
что в жизни существует общее правило: каждый день дружелюбные представители рода человеческого, «заботящиеся
о ее благе», как сказал бы политик, насыпают в кормушку
зерно. Накануне Дня благодарения с индюшкой произойдет
нечто неожиданное. Это нечто повлечет за собой пересмотр
убеждений².

Оставшаяся часть главы будет посвящена проблеме Черного лебедя в ее исходной форме: как мы можем предсказывать будущее, основываясь на знании прошлого; или более
обобщенно: как мы можем определить свойства (бесконечного) непознанного на основании (конечного) познанного?
Подумайте еще раз про кормежку: что индюшка может
узнать о своей завтрашней судьбе исходя из вчерашних событий? Возможно, немало, но, бесспорно, чуть меньше, чем
ей кажется, и именно в этом «чуть меньше» — вся загвоздка.

Ситуация с индюшкой обобщается так: та рука, что вас кормит, может впоследствии свернуть вам шею. Вспомните
об интегрировавшихся в Германии 1930-х годов евреях или
о том, как население Ливана (о чем я рассказывал в главе 1)
дало себя убаюкать видимостью всеобщего дружелюбия и
терпимости.

Сделаем шажок вперед и рассмотрим самый злостный аспект индукции: ретроспективное обучение. Представьте
себе, что опыт индюшки имеет не нулевую, а отрицательную ценность. Она строила свои заключения на наблюдениях, как нам всем рекомендуют (в конце концов, это
и считается научным методом). Ее уверенность возрастала
по мере того, как увеличивалось число дружеских угощений, и ее чувство безопасности тоже росло — хотя судный
день неотвратимо приближался. Как ни странно, чувство
безопасности и риск достигли максимума одновременно!
Но проблема гораздо шире; она касается природы эмпирического знания как такового. Что-то функционировало
в прошлом, пока… пока неожиданно не перестало, и то, что
мы узнали из этого прошлого, оказывается в лучшем случае
несущественным или ложным, в худшем — опасно дезориентирующим.

На рисунке 1 представлен прототипический случай проблемы индукции в том виде, в каком она встречается в реальной жизни. Вы наблюдаете за поведением гипотетической
переменной тысячу дней. Это может быть что угодно (с небольшими видоизменениями): продажи книги, артериальное
давление, преступления, ваш доход, акции компании, проценты по кредиту, количество воскресных прихожан в конкретном приходе Греческой православной церкви. Далее, на
основании только накопленных данных вы делаете какие-то
выводы о тенденциях и прогноз на следующую тысячу дней,
а то и на пять тысяч. На тысяча первый день — бабах! — происходит существенный перелом, никак не подготовленный
событиями прошлого.

Рисунок 1. Индюшка до и после Дня благодарения. История процесса на протяжении
более чем тысячи дней ничего не говорит о том, что произойдет дальше.
Это наивное прогнозирование будущего по образу прошедшего может относиться к чему угодно.

Подумайте о том, какой неожиданностью оказалась Первая мировая война. После наполеоновских конфликтов мир
так долго находился в состоянии мира, что любой наблюдатель был готов поверить в неактуальность крупных деструктивных конфликтов. Но — какой сюрприз! — следующий
конфликт оказался самым смертоносным (на тот момент) за
всю историю человечества.

Обратите внимание, что после события вы начинаете
предсказывать возможность других катаклизмов в той же области, из которой только что вылетел Черный лебедь, но не в других областях. После краха фондового рынка в 1987 году
половина американских трейдеров с ужасом ожидала приближения каждого следующего октября, не принимая во внимание, что у первого кризиса предшественника не было. Мы
слишком склонны беспокоиться постфактум. То, что наивное
наблюдение в прошлом мы принимаем за нечто окончательное и показательное для будущего, — это единственная причина нашей неспособности понять Черного лебедя.

Дилетанту-начетчику — то есть одному из тех писателей
и ученых, которые нашпиговывают свои работы цитатами из
разных покойных авторитетов, — кажется, что «каковы предпосылки, таковы и следствия» (как писал Гоббс). Верящим
в безусловную полезность прошлого опыта полезно будет
ознакомиться с ужасно мудрым высказыванием, якобы принадлежащим одному известному морскому волку:

За всю свою профессиональную жизнь я ни разу не попадал ни в какую хоть сколько-нибудь серьезную аварию. За все свои годы на море я видел только одно судно, терпящее бедствие. Я никогда не видел крушения, не переживал крушения, не оказывался в ситуации, которая грозила катастрофой. Э. Дж. Смит, капитан «Титаника», 1907 г. 

В 1912 году судно капитана Смита потерпело самое знаменитое кораблекрушение в истории человечества³.

Наука быть скучным

Или вот представьте председателя банка, чье учреждение
получает стабильную прибыль, а потом разом рушится под
ударом судьбы. Традиционные приметы банкира-процентщика — тяжелый зад, чисто выбритый подбородок и самая неброская и скучная одежда — темный костюм, белая рубашка
и красный галстук. Да, для выдачи кредитов банки нанимают
скучных людей и обучают их еще большей скучности. Но это
только видимость. Они выглядят консервативно только потому, что банки-кредиторы лопаются лишь в редких, очень
редких случаях. Невозможно оценить эффективность их кредитной деятельности, наблюдая за ней в течение дня, недели,
месяца — даже столетия! Летом 1982 года крупные американские банки потеряли почти все свои накопления (в совокупности), почти всё, что они заработали за историю американского банковского дела, — всё. Они давали кредиты странам
Южной и Центральной Америки, которые одновременно
объявили дефолт — «событие из ряда вон». Понадобилось
одно лето, чтобы понять, что это был бизнес лохов, строивших свое благосостояние на весьма рискованной игре. А до
тех пор банкиры убеждали всех — включая самих себя, — что они страшно «консервативны». Они не консервативны — просто очень здорово научились себя обманывать, закрывая
глаза на возможность гигантских, катастрофических потерь.
Более того, этот фарс повторился спустя десятилетие, когда
«рискоустойчивые» крупные банки снова оказались в финансовой западне — и многие обанкротились — после краха
рынка недвижимости в начале 1990-х. В итоге загнувшаяся
индустрия сбережений и кредитов потребовала от налогоплательщиков вливания в объеме более полутриллиона долларов, и Федеральный резервный банк оживил ее за наш счет. Когда банкиры получают прибыль, они сами ею пользуются;
когда им приходится туго, мы платим по их счетам.

Сразу после Уортона я пошел работать в «Банкерс Траст»
(уже почивший в бозе). Тамошние члены совета директоров,
быстро забыв уроки 1982 года, распространяли отчеты о результатах каждого квартала, где разъясняли, какие они все
умные, продуктивные, консервативные (и интересные). Было
ясно, что их доходы — это деньги, взятые взаймы у судьбы,
которая потребует выплаты в какой-то никому не ведомый
момент. Пожалуйста, рискуйте себе на здоровье, только ради
бога, не называйте себя консерваторами и не задирайте нос
перед представителями более надежных профессий.

Еще одно недавнее событие — почти мгновенное банкротство в 1998 году финансово-инвестиционной компании
(хедж-фонда) «Лонг-Терм Кэпитал Менеджмент» (ЛТКМ),
применявшей методику экспертизы рисков, разработанную
двумя «нобелевскими экономистами», которые стяжали себе
репутацию «гениев», а фактически исходили в своих расчетах
из все тех же пресловутых «гауссовых кривых», убеждая себя,
что это великая наука, и тем самым превращая все финансовое учреждение в лавочку лохов. Один из грандиознейших
трейдинговых крахов в истории произошел почти молниеносно, без всяких предупредительных сигналов (подробнее — гораздо подробнее — об этом будет рассказано в главе 17) ⁴.

Черный лебедь и относительность знания

С точки зрения индюшки отсутствие кормежки в тысяча первый день — это Черный лебедь. Но не с точки зрения мясника: он ожидал того, что произошло. Отсюда вывод: Черный
лебедь — это проблема лоха. Иными словами, ее наличие зависит от ваших ожиданий. Вам понятно, что вы можете истребить Черного лебедя с помощью науки (если это вам по
силам) или широкого взгляда на вещи. Конечно, при помощи
науки Черного лебедя можно и создать (как удалось ребятам
из ЛТКМ): достаточно уверить всех, что Черный лебедь им
не грозит — вот так наука превращает разумных граждан в
лохов.

Заметьте, что эти поворотные события не обязательно
происходят мгновенно. Некоторые из исторических сдвигов,
которые я упомянул в главе 1, продолжались десятилетиями,
как, например, изобретение компьютеров, оказавших огромное влияние на общество, но вторгавшихся в нашу жизнь
постепенно и незаметно. Некоторые Черные лебеди являются следствием продвижения мелкими шажками в одном
направлении — так воздействуют книги, которые год за годом продаются в больших количествах, не попадая в списки
бестселлеров, или технологии, которые медленно, но верно
забирают нас в плен. Происходящее следует рассматривать
в относительном, а не в абсолютном временном измерении:
землетрясения продолжаются считаные минуты, трагедия
11 сентября продолжалась несколько часов, но исторические
перемены и технологические перевороты — это такие Черные лебеди, которые могут занимать десятилетия. Как правило, «добрые» Черные лебеди действуют исподволь, а «злые»
как громом поражают, ведь разрушать — не строить. (Во
время ливанской войны дом моих родителей в Амиуне и дом деда в соседней деревне были уничтожены за несколько часов
врагами деда, контролировавшими эту область. Чтобы их отстроить, потребовалось в семь тысяч раз больше времени — два года.)

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ПРОБЛЕМЫ ЧЕРНОГО ЛЕБЕДЯ

Проблема индюшки (иными словами, «проблема индукции») — это очень старая проблема, но почему-то ваш знакомый преподаватель философии, скорее всего, называет ее
«проблемой Юма».

Нашего брата скептика и эмпирика принято считать народом мрачным, параноидальным и в личной жизни неустроенным, чему исторический (и мой личный) опыт явно противоречит. Подобно многим из тех скептиков, с которыми я вожу
дружбу, Юм был бонвиван и весельчак, стремился к литературной славе, светскому обществу и приятной беседе. В жизни
его случались анекдотические происшествия. Однажды он
провалился в яму с водой возле дома, который строил в Эдинбурге. Поскольку среди соседей он слыл безбожником, случившаяся там женщина отказалась его вытаскивать, пока он
не прочтет «Отче наш» и «Верую». Будучи человеком практичным, он прочел молитвы, но только после того, как язвительно вопросил ее: «Разве христиане не обязаны помогать
своим недругам?» Юм выглядел непривлекательно. «У него
был тот сосредоточенный взгляд погруженного в думу мыслителя, который поверхностные наблюдатели так часто принимают за безумный», — пишет его биограф.

Как ни странно, современники больше знали Юма не
по тем произведениям, которые теперь связываются с его именем, — он разбогател и прославился, написав сверхпопулярную историю Англии. По иронии судьбы, при жизни
Юма его знаменитые философские труды «падали мертворожденными с печатных станков», а те, что составляли его
тогдашнюю славу, теперь непросто найти. Ясностью своих
рассуждений Юм посрамляет почти всех современных мыслителей, и уж подавно всю немецкую философскую школу. В отличие от Канта, Фихте, Шопенгауэра и Гегеля, Юм — такой мыслитель, которого иногда читают те, кто ссылается
на него.

Я часто слышу, как, говоря о проблеме индукции, упоминают «проблему Юма», но проблема эта старая, много старше
забавного шотландца, возможно, такая же старая, как сама
философия, как разговоры в тени оливковых рощ. Давайте
отправимся в прошлое, ведь древние сформулировали ее с не
меньшей точностью.

Секст (увы) Эмпирик

Яростный антиакадемик, борец с догмой, Секст Эмпирик
жил и творил почти за полтора тысячелетия до Юма. Он в высшей степени точно сформулировал проблему индюшки.
Нам известно о нем очень мало. Мы даже не знаем, был ли
он философом или скорее переписчиком философских трудов
тех авторов, чьи имена до нас не дошли. Предположительно
он жил в Александрии во II веке нашей эры. Он принадлежал к так называемой «эмпирической» школе медицины,
так как ее приверженцы сомневались в теориях и в причинно-следственных связях и основывали свое лечение на
практике и прецедентах — хотя и им старались не доверять
слепо. Более того, они считали, что по одной анатомии нельзя судить о функциях. Самый знаменитый представитель эмпириче ской школы, Менодот из Никомедии, соединивший
эмпиризм с философским скептицизмом, «позиционировал»
медицину как искусство, а не как науку и отделял практику
от догматической системы. Именно как лечащий врач Секст
заслужил себе прозвище Эмпирик.

Секст представлял и излагал идеи скептиков школы Пиррона, которые проповедовали некую форму интеллектуальной терапии, являющейся результатом отказа от всякой
уверенности. Вам кажется, что вас ждет несчастье? Не беспокойтесь. Кто знает, может, оно обернется для вас благом.
Сомнение в результате позволит вам сохранить спокойствие.
Пирроновы скептики были законопослушными гражданами,
которые соблюдали обычаи и традиции, но учились постоянно во всем сомневаться и таким образом достигать состояния полной уравновешенности. Но, несмотря на консерватизм в привычках, они яростно сражались против любой
догмы.

Среди сохранившихся работ Секста — диатриба с прекрасным названием «Adversos Mathematicos» («Против математиков»), которое иногда переводится «Против ученых».
Значительная ее часть могла бы быть написана в прошлую
среду!

Чем Секст особенно для меня интересен, так это редкостным умением соединять в своей врачебной практике философию и принятие решений. Он был человеком действия,
поэтому ученые-академики его не жалуют. Методы эмпирической медицины, базирующиеся на вроде бы бессмысленных пробах и ошибках, будут крайне важны для подтверждения моих мыслей о планировании и прогнозировании, о том,
как использовать Черного лебедя к своей выгоде.

В 1998 году, когда я ушел в свободное плавание, я назвал
свою исследовательскую лабораторию и трейдерскую фирму «Эмпирика» — не из тех же «догмоборческих» соображений,
но в знак печального напоминания о том, что медицине потребовалось, по крайней мере, еще четырнадцать столетий
после расцвета эмпирической школы, чтобы наконец измениться: отринуть догму, усомниться в теориях, проникнуться
скепсисом и положиться на опыт! Каков же урок? Осознание
проблемы мало что значит — особенно если в деле замешаны
чьи-то особые интересы.

Альгазель

Третий крупный мыслитель, который занимался этой проблемой, — это арабоязычный скептик XI века Аль-Газали,
в латинской традиции Альгазель. Ученых-догматиков он
называл «габи», буквально «придурки», что по-арабски звучит забавнее, чем «идиот», и выразительнее, чем «мракобес». Альгазель написал собственный трактат «Против ученых», диатрибу под названием «Тахафут аль-фаласифа», что
я перевожу как «Некомпетентность философии». Она была
направлена против школы под названием «фаласифа» — арабская интеллектуальная среда была прямой наследницей классической философии, которую арабы смогли
примирить с исламом при помощи рационалистической
аргументации.

Нападки Альгазеля на «научное» знание положили начало дебатам с Аверроэсом, средневековым философом, который превзошел всех средневековых мыслителей в своем
влиянии (на иудеев и христиан, но не на мусульман). Спор
между Альгазелем и Аверроэсом был, к сожалению, выигран обоими. Впоследствии многие арабские религиозные
мыслители переняли и безмерно раздули скептицизм Альгазеля в отношении научного метода, предоставив Богу заботу о причинах и следствиях (что было явным искажением
идеи Альгазеля). Запад же принял рационализм Аверроэса,
построенный на фундаменте Аристотеля. Его развили Фома
Аквинский и еврейские философы, которые долго называли
себя аверроистами. Многие мыслители приписывают колоссальному авторитету Альгазеля то, что арабы впоследствии
отказались от научного подхода. В конце концов Альгазель
возжег пламя суфийского мистицизма, приверженцы которого, стремясь к интимному общению с Богом, отрешаются
от всего мирского. В основе этого — проблема Черного лебедя.

Скептик, друг религии

Если античные скептики превозносили просвещенное невежество как первый шаг к честному познанию истины, то
средневековые скептики, и мусульманские и христианские,
использовали скептицизм как инструмент для неприятия
того, что мы сегодня называем наукой. Вера в серьезность
проблемы Черного лебедя, беспокойство по поводу индукции и скептицизм заставляют более благосклонно взглянуть
на некоторые религиозные аргументы, хотя и в очищенной
от клерикальной шелухи, теистической форме. Идея опоры
на веру, а не на разум известна как фидеизм. Одним словом, существует религиозное направление «чернолебяжьего» скептицизма, лучше всего представленное французским
протестантом Пьером Байлем — эрудитом, философом и теологом, — который был сослан в Голландию, где образовал
философский кружок, близкий к Пирроновым скептикам.
Труды Байля оказали значительное влияние на Юма, открыв
последнему античный скептицизм — до такой степени, что
некоторые идеи Юм воспринял через Байля. Книга Байля «Dictionnaire historique et critique» была самым читаемым
научным трудом XVIII века, но, подобно большинству моих
французских кумиров (таких, как Фредерик Бастиа), Байль
не числится в нынешнем французском пантеоне, и его сочинения почти невозможно найти во французском оригинале.
То же относится к альгазелисту XIV века Николаю Отрекурскому.

Мало кто знает, что самым полным собранием идей
скептицизма остается труд всесильного католического
епископа, старейшего члена Французской академии.
Пьер-Даниэль Юэ написал свой «Философский трактат
о слабости человеческого ума» в 1690 году. Это удивительная книга, не оставляющая камня на камне от догм и подвергающая сомнению верность человеческого восприятия. Юэ выдвигает весьма серьезные аргументы против
связи причин и следствий — в частности, он утверждает,
что у каждого события может быть бесконечное число вероятных причин.

И Юэ и Байль были эрудитами и провели свою жизнь над
книгами. Юэ, доживший до девяноста с лишним лет, держал
слугу, который следовал за ним с книгой и читал ему вслух во
время трапез и редких минут отдыха, чтобы не терялось драгоценное время. Он прослыл самым начитанным человеком
эпохи. Позвольте уточнить: эрудиция для меня важна. Она
свидетельствует об искреннем интеллектуальном любопытстве. Она свидетельствует об открытости ума и желании оценивать идеи других людей. Прежде всего эрудит может быть
неудовлетворен своими знаниями, а такая неудовлетворенность — отличная защита от платонизма, от упрощенчества
скороспелого менеджера, от филистерства узкоспециализированного ученого. Скажу больше: ученость без эрудиции
ведет к катастрофам.

Не хочу быть индюшкой

Впрочем, пропаганда философского скептицизма не входит
в число задач этой книги. Хотя осознание проблемы Черного
лебедя и может приводить к отрешенности и крайнему скептицизму, я выбираю противоположное направление. Меня
интересуют дела и истинный эмпиризм. Так что эта книга написана не суфийским мистиком, даже не скептиком в античном или средневековом понимании и даже (как мы еще убедимся) не в философском понимании, но практиком, чья главная цель — не быть лохом в том, что существенно. Точка.

Юм был ярым скептиком у себя в кабинете, но не в повседневной жизни, в которой его идеи не находили применения.
Я же, напротив, проявляю скепсис в том, что непосредственно
касается повседневной жизни. В общем-то моя единственная
забота — как принимать решения, не становясь индюшкой.

За последние двадцать лет мне тысячу раз предлагали такой вопрос: «Как же ты, Талеб, переходишь улицу, если ты так
чувствителен к риску?» или говорили (что еще глупее): «Ты
призываешь нас вообще не рисковать». Я ни в коем случае не
приветствую рискофобию (вы увидите, что сам я предпочитаю рисковать по-крупному). В этой книге я разъясню вам
одно — как избежать перехода улицы с завязанными глазами.

Они хотят жить в Среднестане

Я только что представил проблему Черного лебедя в ее историческом аспекте, заключающуюся в том, что крайне сложно
делать обобщения на основе имеющейся информации, обучаться на опыте, на известном и виденном. Я также перечислил тех, кого считаю самыми значительными историческими
личностями.

Вы видите, что нам очень удобно воображать, будто мы
живем в Среднестане. Почему? Потому что тогда можно не
думать обо всех этих «чернолебяжьих» сюрпризах! Если вы
живете в Среднестане, проблема Черного лебедя либо не существует, либо малозначима.

При таком самовнушении проблема индукции, которой
со времен Секста Эмпирика мучилась философская мысль,
отпадает сама собой. Статистик может плевать на эпистемологию.

Если бы! Мы живем не в Среднестане, поэтому и взгляд
на Черного лебедя должен быть иным. Раз мы не в состоянии
отделаться от проблемы, нам нужно глубже в нее вникнуть.
Это задача не запредельно трудная, и наши усилия могут окупиться сторицей.

---

Есть и другие моменты, проистекающие из нашего невнимания к Черному лебедю:

а) мы выхватываем сегменты из общей картины увиденного и путем их обобщения делаем выводы о невидимом: это ошибка подтверждения;

б) мы морочим себя историями, которые утоляют нашу платоническую страсть к четким схемам: это искажение нарратива;

в) мы ведем себя так, как будто Черного лебедя не существует: человеческая природа не запрограммирована на Черных лебедей;

г) то, что мы видим, может оказаться не всем, что есть на свете. История прячет от нас Черных лебедей и подсовывает нам ошибочное представление об их вероятности: это проблема скрытых свидетельств;

д) мы «туннелируем»; иными словами, мы сосредоточиваемся на нескольких ясно очерченных зонах неопределенности, на слишком узком круге Черных лебедей (игнорируя тех, о существовании которых не так легко догадаться).

Я раскрою каждый из этих пунктов в последующих пяти главах. Затем, в заключении первой части, я продемонстрирую, как они в конце концов сходятся в одной точке.

---

¹ Мне самому это не грозит, потому что я никогда не надеваю галстуков (кроме как на похороны).

² У Рассела фигурировала курица; здесь укрупненная североамериканская версия.

³ Заявления, подобные заявлению капитана Смита, так распространены, что это уже
даже не смешно. В сентябре 2006 г. фонд «Амарант», названный по иронии судьбы в честь
цветка-бессмертника, вынужден был закрыться, потеряв около семи миллиардов долларов за несколько дней — самая внушительная потеря в трейдерской практике (еще одна
ирония судьбы: я делил офис с их трейдерами). За несколько дней до катастрофы компания публично заявила, что инвесторам не следует беспокоиться, поскольку у них работает двенадцать риск-менеджеров (то есть людей, которые используют модели прошлого
для предсказания вероятных повторений подобного события). Найми они сто двенадцать
риск-менеджеров, разницы бы не было: фонд все равно бы лопнул. Понятно, что нельзя «наштамповать» больше информации, чем предоставляет прошлое: если купить сто экземпляров «Нью-Йорк таймс», это вряд ли прояснит вам картину будущего. Мы попросту не знаем,
сколько информации содержит прошлое.

⁴ Трагичность поворотного/маловероятного события проистекает из несоответствия
между временем, уходящим на то, чтобы расплатиться с кем-то, и временем, необходимым
человеку для пребывания в спокойной уверенности, что он не делает ставки против исключительного случая. У людей есть стимул ставить на то, что ничего исключительного не произойдет, или играть с системой, поскольку им ежегодно платят бонус по итогам работы, хотя
принесенная ими прибыль иллюзорна, ведь в один прекрасный день она будет потеряна. На
самом деле трагедия капитализма заключается вот в чем: поскольку размеры доходов не
выводятся из имеющихся данных, владельцев компаний, то есть акционеров, легко обводят
вокруг пальца менеджеры, которые показывают доход и косметическую прибыльность, но
при этом могут подвергать компанию скрытым рискам.

Отрывок из книги «Кризис есть кризис».

Сергей Солдатенков

«МегаФон», генеральный директор

Родился 16 июля 1963 года в Ленинграде. В 1986 году окончил Ленинградский институт авиационного приборостроения по специальности «радиоинженер». Служил в армии, работал в Ленинградском адмиралтейском объединении (ныне «Адмиралтейские верфи»). В 1992 году занялся бизнесом, работал исполнительным директором АО «Импекс-группа», гендиректором российско-британского предприятия АРС. В июле 1994 года занял пост гендиректора первого петербургского сотового оператора ЗАО «Дельта Телеком». В июне 1999 года стал заместителем гендиректора ОАО «Телекоминвест». С апреля 2000 года — заместитель гендиректора по коммерческим вопросам, генеральный директор ОАО «Петербургская телефонная сеть» (позже преобразовано в ОАО «Северо-Западный Телеком»). В 2002 году назначен вице-президентом ООО «Объединенная компания ГРОС». С 27 марта 2003 года — генеральный директор ОАО «МегаФон». Увлекается теннисом и путешествиями. Женат, есть сын.

ОАО «МегаФон». Компания образована 22 мая 2002 года на базе санкт-петербургского ЗАО «Северо-Западный GSM» с присоединением ЗАО «Соник Дуо» и ряда других региональных сотовых операторов. Имеет лицензии на предоставление услуг сотовой связи во всех регионах России. По данным AC&M Consulting, занимает третье место на российском рынке с абонентской базой 43,7 млн человек и долей 23%. Акционеры — шведско-финская сотовая компания TeliaSonera, «АФ Телеком холдинг» Алишера Усманова и Holmpton Limited, принадлежащая «Альфа-групп». Выручка в 2008 году — 175,45 млрд руб., чистая прибыль — 44,32 млрд руб. В компании работает более 18 тыс. человек.

Ситуация

«В целом по стране наши позиции лучше»

— Какое влияние на бизнес «МегаФона» оказал финансовый кризис? Что пришлось скорректировать, от чего пришлось отказаться?

— В первом квартале мы отказались от некоторых маркетинговых проектов. На рыночную эффективность большое влияние имеет количество абонентов в Москве. Примерно 30-35% EBITDA все операторы получают в этом городе. Мы на столичном рынке третьи по численности абонентской базы, и это обстоятельство сказывается на эффективности, но зато в целом по стране наши позиции лучше. Мы хотим стать первыми по объему выручки от услуг мобильной связи России в конце этого года, а в Москве — к концу следующего. Уже сейчас, даже с учетом нашей позиции в Москве, разница с МТС по EBITDA margin составляет всего 2%. А по количеству абонентов нас некорректно сравнивать, так как МТС исходит из своей шестимесячной политики учета, а мы с «Вымпелкомом» — из трехмесячной.

<…>

Стратегия и тактика

«Хотим добиться лидерства путем органического роста»

— В начале прошлого года «Вымпелком» купил «Голден Телеком» («Билайн Бизнес»), получив, таким образом, выход на рынок фиксированной связи и широкополосного доступа в Интернет, а АФК «Система» рассматривает возможность покупки МТС другой своей «дочки» — «Комстар-ОТС». Что предпримет «МегаФон»? Не могли бы Вы подтвердить или опровергнуть информацию, что Вы делали due diligence «Синтерры», «Комстар-ОТС» и «Ростелекома».

— Мы ведем переговоры с большим количеством компаний — как региональных, так и федеральных. Но не все готовы продаваться и в качестве возможного варианта предлагают обмен акциями. Наша стратегическая цель — к 2012 году стать лидером широкополосного доступа в России — как проводного, так и беспроводного. По нашим прогнозам, рынок широкополосного доступа поделят четверо игроков — «Связьинвест», «Комстар» плюс МТС, «Вымпелком» плюс «Голден Телеком» и «МегаФон». Эти участники могут получить по 25% рынка. Но мы говорим о том, что нам лидерство в сегменте широкополосного доступа в Интернет должно обойтись вдвое дешевле, чем другим. Например, «Вымпелком» купил «Голден Телеком» за $4,3 млрд. Если мы захотим приобрести похожую компанию, то она должна стоить в несколько раз меньше. Покупка «Голден Телекома» осуществлялась на пике рынка по максимальной цене, сейчас о таких ценах остались одни воспоминания. Если все будет складываться удачно, то до конца года мы потратим на широкополосный доступ до $500 млн. Дальше все будет зависеть от поведения наших конкурентов. Если они по разным причинам заморозят широкополосный доступ, то у нас появится уникальная возможность за меньшие деньги создать сети, равноценные тем, которые есть у них.

— Вы уже определились с технологией?

— Технология не имеет принципиального значения, так как абоненту важна услуга, а не техническая платформа. Мы планируем использовать все имеющиеся на рынке технологии. Конечно, развивать ADSL не будем: это уже позавчерашний день. Потенциально интересные нам «Акадо», NetByNet и «ЭР-Телеком» используют оптоволокно. Там, где применимы технологии 3G, будем развивать 3G, если продукт будет привлекательным для корпоративных клиентов. Сейчас в тестовом режиме в сетях третьего поколения мы получаем скорость 21 Мбит/с — это уже очень много, но так как за счет развития технологий скорость растет с каждым днем, то вполне возможно, что через два-три года она достигнет 40 Мбит/с.

<…>

— По нашей информации, в середине марта совет директоров «МегаФона» утвердил стратегию развития сотовой розницы, предполагающую строительство монобрендовой сети. Почему Вы решили делать ставку на такую модель? Сколько салонов Вы должны открыть и в какие сроки? Кто персонально будет развивать это направление?

— До конца года мы планируем открыть примерно 500 собственных салонов, сейчас их около 300, а вместе с франчайзинговыми — 1,5 тыс. Открывать такое же количество точек, как у конкурентов, мы не намерены, так как хотим ценой меньших затрат добиться нейтрализации их активности на рынке сотовой розницы. Если бы не шаги «Вымпелкома» или Александра Мамута (в сентябре прошлого года предприниматель Александр Мамут приобрел 100% «Евросети», а после продал 49,9% ритейлера «Вымпелкому». — Ред.), то сегодня этот вопрос не возник бы вовсе. У нас уже есть опыт развития собственной розницы в регионах, где удалось добиться 30-процентной доли в продажах, — это рынки Самары и других регионов Поволжья. Но даже при таких показателях маржа там нулевая. Вся розница убыточна.

В этом легко убедиться, проведя оценку по международным стандартам.

Мы не ставим задачу окупить розницу через продажу телефонов, наша цель — работать над повышением качества абонентской базы, продавать новые услуги. Идеологически мне очень нравится западная модель, когда оператор субсидирует покупку телефона, но при этом заключает с абонентом долгосрочный контракт. В этом случае клиент лоялен и не бегает от одного оператора к другому. У нас эта модель не работает: купив телефон за $1, человек может забыть о нас навсегда, ведь закона, страхующего наши риски, нет. Пока мы только экспериментируем с продажами iPhone, который можно купить за 49 руб. при заключении контракта.

В числе прочих своих обязанностей курировать сотовую розницу будет мой первый заместитель по операционной деятельности Валерий Ермаков.

— Но при этом «МегаФон» заключил маркетинговое соглашение с «Евросетью». По нашей информации, речь идет о продаже ритейлером фиксированного количества контрактов за вознаграждение в размере $167- 172,8 млн, в качестве обеспечения этих средств Вы получили опцион на 25,1% «Евросети», которым владел «Вымпелком». Так ли это? Какое место в вашей новой розничной стратегии занимает подобное сотрудничество?

— Этот шаг необходим, ведь мы работаем не в безвоздушном пространстве, а на конкурентном рынке. Соглашение сроком на полтора года даст нам время построить свою собственную розницу. Мы надеемся, что «Евросеть» выполнит свои обязательства по этому контракту и реализует не менее 7,2 млн SIM-карт за полтора года. Раскрыть коммерческие параметры соглашения я не могу, это коммерческая тайна, но это порядок называемых вами цифр.

— Аналогичные переговоры с «Евросетью» вела МТС, но она утверждает, что отказалась от этого шага из-за неуверенности в качестве абонентской базы, привлеченной таким способом.

— В том, что привлеченные таким способом абоненты будут ненадежными, я не сомневаюсь — я в этом уверен. Но это касается всех ритейлеров, так как они борются за продажи, что автоматически ухудшает качество новых абонентов.

— У вас есть подобные соглашения с другими ритейлерами, например со «Связным»?

— Нет, были с «Телефон.ру» и «Цифроградом», но можно считать, что этих игроков больше нет на рынке, а значит, нет и соглашений. Но у нас есть партнерские программы с региональными дилерами. В прошлом году мы не прибегали к специальным мерам по стимулированию роста абонентской базы, а по итогам года подключили самое большое количество абонентов.

Дилеры объясняют это тем, что наш продукт сам по себе легче продавать. Мы не входим и не планируем входить в капитал ни федеральной, ни локальной розницы, а намерены развивать партнерские отношения.

<…>

— Вы запустили продукт «Просто», позиционируя его как оператора-дискаунтера. Уже есть первые результаты?

— По предварительным данным, «Просто» привлекает 3 тыс. абонентов в день, но этой информации мало для того, чтобы здраво оценить результаты. Если эти пользователи общаются только с абонентами, пользующимися этим же продуктом, радоваться нечему. Первые выводы можно будет сделать только в июне, когда накопится достаточная статистика, тогда же будет принято решение, развивать этот проект дальше или заморозить. При запуске мы ставили цель — стимулировать людей потреблять более дешевую связь внутри своей группы, но вместе с тем совершать и более дорогие звонки абонентам «МегаФона». Предварительно мы закладывались на то, что средний счет абонента в Москве будет составлять 250 руб. «Просто» — это не очередной тариф «МегаФона», это новая бизнес-модель: отдельный call-центр, отдельная номерная база, биллинг и за счет снижения затрат более дешевая связь.

— Вы ждете, что конкуренты предпримут похожие шаги?

— Думаю, что у конкурентов нет возможности сделать подобный шаг. Мы применили такое решение в столице, так как по количеству абонентов занимаем на московском рынке третье место. Но я не удивлюсь, если завтра «Евросеть» с «Вымпелкомом», а МТС со «Связным» запустят проект виртуального оператора (MVNO). Сейчас, когда нагрузка на сети второго поколения упала, появился свободный ресурс.

— Намерена ли компания корректировать инвестпрограмму в связи с девальвацией рубля? Какой курс доллара по отношению к рублю Вы считаете критичным?

— Свои инвестиционные планы мы уже скорректировали. В прошлом году наши инвестиции составили $2 млрд, а на этот год заложен $1 млрд.

Акционеры нас полностью поддерживают в намерении бороться за лидерство в развитии сетей третьего поколения изначально, а не догонять конкурентов, как мы были вынуждены раньше. Мы приняли решение строиться в отдельных субъектах РФ и, если там бизнес-кейс будет положительным, будем инвестировать. Наши коллеги такие крупные инвестиции, как мы, позволить себе не смогут, но, безусловно, лицензионные условия выполнят все. Финансовая устойчивость «МегаФона» не очень зависит от курса рубля.

Наша программа хеджирования, проводимая в течение двух лет, позволила даже заработать в условиях ослабления курса рубля, что частично перекрыло убыток от переоценки внешних займов, номинированных в иностранной валюте. Она стабилизирует нашу чистую прибыль, уменьшая изменения по статье «чистые доходы / убытки» за счет курсовой разницы. В четвертом квартале, когда рубль упал значительно, мы фактически заработали $19 млн за счет курса.

Вот если курс доллара по отношению к рублю составит сто к одному, то нам будет так же плохо, как и всей российской экономике, а стоимость доллара около 35-40 руб. нас не пугает.

<…>

— В ближайшее время ваши конкуренты, «Вымпелком» и АФК «Система», запустят в коммерческую эксплуатацию сети мобильного телевидения по технологии DVB-H. Намерены ли Вы развивать мобильное телевидение, насколько перспективна, на ваш взгляд, технология DVB-H? Интересно ли «МегаФону» участвовать в программе цифровизации телевидения, которая должна завершиться к 2015 году? В каком виде?

— Мы заняли выжидательную позицию. Сейчас это направление активно развивает МТС вместе со своими коллегами из АФК, но результата я пока не вижу. Надеюсь, что этот проект будет более успешным, чем i-mode (технология, предназначенная для адаптации интернет-контента и услуг для мобильных телефонов, для подписки на услугу необходим телефон с ее поддержкой. — Ред.), когда МТС пришлось просто списать инвестиции. Если наши конкуренты успешно справятся с задачей, то мы сможем взять за основу их модель. Несколько похожая ситуация уже была — с RBT (услуга замены гудков вызова выбранным музыкальным фрагментом. — Ред.). Мы и МТС использовали разные модели, а «Билайн» ждал результатов, чтобы определиться с тем, какая же из них более выигрышная. В прошлом году «Билайн» применил нашу модель и сегодня уже догнал МТС в этом сегменте рынка.

Построить на наших сетях технологию DVB-H легко, но для нормального функционирования этой услуги нужно решить вопрос ее наполнения. Что касается цифровизации телевидения, то нам никто подобное сотрудничество со стороны государства не предлагал, более того, я даже не слышал о таких намерениях.

— В начале этого года новый гендиректор «АФ Телеком Холдинга» Владимир Желонкин заявил, что его основной задачей на этом посту станет обеспечение синергии между различными телекоммуникационными активами Алишера Усманова. Например, «МегаФон» мог бы создать совместные предприятия с интернет- и медиакомпаниями, которые занялись бы продвижением мобильного контента. Насколько интересно подобное сотрудничество «МегаФону»?

— Пока нет, но мы над этим работаем. Однозначно одно: никакого killer application ждать не стоит, в контентном бизнесе пока нет такой ниши, заняв которую можно взорвать весь рынок. Мы сейчас работаем над тем, чтобы наши абоненты проводили больше времени в социальных сетях, таких, например, как «Одноклассники» и «В контакте», изучаем возможности сделать так, чтобы каждая из сторон зарабатывала на этом деньги. Пока даже сложно сказать, когда такие услуги могут появиться.

Отрывок из книги «Кризис есть кризис».

Аркадий Волож

ООО «Яндекс», гендиректор и совладелец

Родился 11 февраля 1964 года в городе Гурьеве (ныне Атырау) в Казахстане. Окончил Институт нефти и газа им. И. М. Губкина по специальности «прикладная математика» (1986), учился в аспирантуре Института проблем управления АН СССР. В 1988 году стал соучредителем кооператива «Магистр» (торговля компьютерами) и малого предприятия «Аркадия» (создание русскоязычных поисковых систем). В 1989 году основал и возглавил компанию CompTek, занимающуюся торговлей компьютерным оборудованием. В 1990-х вместе со своим другом Ильей Сегаловичем (ныне директор по технологиям и разработке ООО «Яндекс») разработал поисковую систему Яndex. С 2000 года — гендиректор ООО «Яндекс». Включен в первую сотню кадрового резерва Президента РФ. Возглавляет кафедру «Анализ данных» в Московском физико-техническом институте. Женат, два сына и дочь.

ООО «Яндекс» основано в марте 2000 года гендиректором Аркадием Воложем и директором по технологиям и разработке Ильей Сегаловичем. Управляет сайтом Yandex.ru, запущенным в 1997 году и являющимся крупнейшей российской поисковой системой в Интернете (индексирует свыше 4,8 млрд интернет-страниц). По данным TNS Russia, на февраль 2009 года еженедельная аудитория поисковика в России составляла 8,962 млн человек, в Москве — 2,723 млн. Около 40% акций головной Yandex  N. V. принадлежит фондам под общим управлением Baring Vostok Capital Partners, более 15% — Tiger Technologies, около 30% — менеджменту компании и более 15% — миноритариям. В 2008 году выручка составила более $300 млн, В «Яндексе» работает около 1,7 тыс. человек.

Стратегия и тактика

«Кризис заставил сфокусироваться»

<…>

— «Яндекс» как-то скорректировал свою стратегию из-за кризиса?

— Да, у нас есть некоторые изменения. До кризиса все большие компании, включая «Яндекс», занимались всем чем попало. Денег становилось все больше, и в условиях конкурентного рынка была возможность много экспериментировать, запускать много новых проектов. Кризис заставил сфокусироваться, и теперь время заниматься аккуратным выстраиванием бизнеса по приоритетным направлениям.

— И какие направления оказались приоритетными для «Яндекса»?

— Разумеется, это поиск. «Яндекс» — это информация, это ответы на вопросы. Мы универсальная справочная система. Сейчас мы поняли, что «Яндекс» как портал, по существу, состоит всего из четырех страниц: главной, страницы поисковой выдачи, почты и страницы карт. Эти страницы формируют костяк портала, именно их мы развиваем в первую очередь. Наряду с порталом есть направление, связанное с таргетингом рекламы и монетизацией, — система контекстной рекламы «Яндекс.Директ».

— Означает ли это, что Вы не станете больше инвестировать в социальные сети, такие как ваша сеть профессиональных контактов «Мой круг»?

— Вообще инвестировать в одну социальную сеть, на наш взгляд, нельзя. Нужно вложиться в десяток, потому что не знаешь, какая из них станет популярной. Ведь главный актив социальной сети — это не технологии и интерфейсы. В социальных сетях главное — это другие пользователи, с которыми вы можете общаться. Другими словами, социальные сети очень трудно планировать. Можно лишь создать условия и ждать, станет она популярной или нет. Что касается «Моего круга», то это не просто социальная сеть, а сервис для поиска работы, что полностью соответствует нашей стратегии.

— А как насчет популярных сейчас видеохостингов?

— В видеохостинги вкладываться не будем, а вот в видеопоиск — будем.

— Получается, что «Яндекс» не планирует развивать развлекательные сервисы. Так ли это?

— Да, мы не стремимся стать развлекательным порталом. Наша задача — работать с информацией. И все новые сервисы, которые сейчас запускает «Яндекс», мы рассматриваем с точки зрения концепции четырех страниц.

Взять, к примеру, видео. С нашей точки зрения, нужно развивать видеопоиск, поскольку он улучшает нашу поисковую выдачу и вписывается в концепцию портала. Другой пример — блоги.

Мы планируем и дальше вкладываться в поиск по блогам, который в режиме реального времени индексирует блоги со всего Интернета. Мы ведь делаем сервисы, инструменты. Поиск по блогам — инструмент, который позволяет анализировать общественное мнение, понять, что люди говорят о каком-либо событии или товаре. Сделать такой инструмент полным, точным, удобным — наша приоритетная задача. А вот увеличение количества пользователей «Яндекса», которые пишут в блоги или выкладывают видеофайлы, — такой задачи нет.

— Вы планируете закрывать проекты, которые не вписываются в новую концепцию «Яндекса»? Например, «Яндекс.Фотки».

— Ничего закрывать мы не будем. Просто перераспределяем ресурсы в пользу приоритетных направлений, а прочие сервисы замораживаем, но для пользователей они останутся доступными. «Яндекс.Фотки» отнюдь не развлекательный сервис, это инструмент для хранения и публикации фотографий, «фото дня» украшает главную страницу. Мы видим по статистике, что это очень востребованный блок, значит, он должен там быть. Есть также старый проект «Народ.ру» (конструктор для создания сайтов. — Ред.), который почти не требует затрат, но ничего особо и не приносит. Мы также не собираемся его закрывать.

— Как Вы собираетесь оценивать, какой проект принесет добавленную стоимость «Яндексу», а какой нет?

— Существуют разные способы оценки — от детального анализа статистики запросов до проведения социологических опросов или наблюдения за тем, что пишут в блогах. Например, люди в блогах говорят, что используют «Яндекс» только для поиска по русскоязычным ресурсам, а для англоязычных используют Google. Для нас это означает, что мы должны делать поиск по зарубежным ресурсам.

И мы делаем это, поскольку это вписывается в нашу концепцию. Поиск по товарам, по картинкам, по видео, по новостям и блогам, по адресам и картам — все это улучшает поисковую выдачу «Яндекса» и поэтому приносит добавленную стоимость.

— Можно ли сказать, что отказ от непрофильных проектов вызван тем, что инвестиции в них не принесли желаемой отдачи?

— Можно сказать и так. В нашем случае инвестиции — это количество затраченных человеко-часов на разработку. Однако вся деятельность в научно-технической сфере основана на экспериментах. Без экспериментов нельзя, так как не знаешь, какой проект «взойдет». Но сейчас мы сфокусируем эксперименты на поиске, на главной странице, почте и картах.

— Как Вы будете выстраивать отношения с Mail.ru по поиску? Сообщалось, что компания может убрать поиск «Яндекса» со своего портала и заменить его на поиск Google. Вы ведете переговоры о продлении контракта?

— Наш контракт с Mail.ru действует. Мы попали на Mail.ru по большому конкурсу, предоставив более выгодные условия. Разумеется, мы планируем участвовать и в будущих конкурсах.

— Есть ли у вас планы по размещению поисковой строки в социальных сетях?

— Пока не видно, чтобы в социальных сетях люди активно искали. Люди приходят туда за другим. Конечно, если поставить поперек страницы поисковую строку, то какая-то доля поиска прибавится, но вряд ли значительно.

— В прошлом году «Яндекс» приобрел команду «Медиаселлинга», которая занимается баннерной рекламой в Интернете. Вы будете развивать это направление?

— Да, будем. Мы купили команду «Медиаселлинга», так как у них есть качественные технологии по размещению медийной рекламы. Эти технологии сильно отличаются от технологий контекстной рекламы.

Интрига

«Мы приветствовали бы любых финансовых инвесторов, готовых, не вмешиваясь в управление компанией, просто растить вместе с нами свои деньги»

— Осенью сообщалось о том, что бизнесмен Алишер Усманов собирался купить 10% «Яндекса». Почему сделка сорвалась?

— Договориться не получилось. Наступил кризис, ситуация в целом изменилась.

— Правда ли, что Вы были готовы уступить господину Усманову долю в компании при условии, что он не будет вмешиваться в ее деятельность?

— «Яндекс» так устроен, что его деятельность контролируется советом директоров, который состоит из учредителей. Более того, у нас существуют два типа акций. Акция первого типа — класса А — обладает одним голосом, в то время как акция класса Б обладает десятью голосами. Кстати, именно по этой причине наша материнская компания зарегистрирована в Голландии, при том что все налоги мы платим в России, где и сосредоточены все активы и осуществляется вся наша деятельность. Российский Закон «Об акционерных обществах», к сожалению, до сих пор не позволяет прописывать такие вещи в уставах. Об этом законодательном пробеле не раз говорили, но пока ничего не изменилось.

— Получается, что Алишеру Усманову Вы были готовы продать акции с одним голосом?

— Скажем так, мы приветствовали бы любых финансовых инвесторов, готовых, не вмешиваясь в управление компанией, просто растить вместе с нами свои деньги.

— Переговоры больше не ведутся?

— Нет, они закончились осенью.

— А вообще ведете с кем-нибудь переговоры о финансировании?

— Мы никогда не вели переговоры именно о финансировании. Нам это не нужно. Компания прибыльная, поэтому речь никогда не шла о привлечении дополнительных средств.

— Ходили разговоры, что если Усманов купит долю в «Яндексе», то вас могут объединить с Mail.ru.

— Да, нам транслировали идею о том, что надо вообще все крупные российские интернет-компании собрать в колхоз для противостояния иностранным. К этой идее мы относимся резко отрицательно. Лидеры нашего интернет-рынка — сильные, самобытные компании со своими приоритетами и ценностями. Таким компаниям для развития успеха лучше сохранять суверенитет. Именно благодаря этому в России сложилась уникальная по миру ситуация, когда почти во всех нишах Интернета лидируют наши игроки.

У Mail.ru есть свой продукт, это отличная компания. То же можно сказать про «Одноклассников» и «В контакте». Если все это слить в кучу, то я не уверен, что найдется умелец, способный сделать из этого хорошую компанию.

— Насколько я понимаю, инициатива объединения поддерживалась в Кремле?

— Эта инициатива действительно предлагалась и лоббировалась определенными структурами как якобы решение вопроса доминирования российских компаний на рынке. Надеюсь, мы четко сформулировали свое мнение: подобные действия могут привести не к усилению российских компаний, а ровно к обратному.

<…>

Сценарии и прогнозы

«Все зависит от цены барреля нефти»

— У вас есть прогнозы по выручке на этот год?

— Сейчас сложно что-то прогнозировать. Все зависит от цены барреля нефти и, как следствие, объема ВВП страны. На мой взгляд, в этом году у нас будет небольшое снижение в долларах и небольшой рост в рублях. Наша задача в этом году — обеспечить положительный чистый денежный поток, чтобы компания получила больше денег, чем потратила.

— Какая доля в выручке «Яндекса» придется на медийную рекламу в этом году?

— В этом году с медийной рекламой будет сложно. До 2006 года у нас приходилось 70% на контекст, 30% — на медийную рекламу, потом было 80% на 20%, а в прошлом году было 85% на 15%. Пока сложно прогнозировать выручку от медийной рекламы, так как зима не лучшее время для этого вида рекламы.

Прогнозировать продажи контекстной рекламы проще, это некий барометр состояния малого бизнеса. Мы отметили, что с ноября цена за клик (формируется на аукционной основе. — Ред.) упала на 20-25%, но в марте мы отметили рост в районе 5%.

Радует также, что растет число рекламодателей. Видимо, на контекстную рекламу обратили внимание те компании, которые раньше использовали другие носители для продвижения. Также мы отмечаем рост числа частных пользователей, для которых мы даже разработали специальный упрощенный интерфейс «Яндекс.Директа».

Кризисная история от Андрея Рубанова

Отрывок из нового романа

• Эксмо, 2009
• переплет, 352 с.

В глубине души Знаев предполагал, что рыжая,
узрев сокровища, будет ахать, дрожать или, еще хуже, восторженно восклицать
«вау» — но она реагировала сдержанно, смотрела внимательно, с интересом, однако
без признаков экстаза, и это его обрадовало и одновременно озадачило — как
всегда озадачивает любого мужчину женщина с большим самообладанием.

— А чем тут пахнет? — спросила она.

— Деньгами.

— Говорят, они не пахнут.

— Еще как пахнут. Типографской краской. И
мажутся. Особенно — доллары. Я один раз пересчитывал вручную семьсот тысяч —
потом еле отмыл пальцы. Американские деньги — вообще безобразного качества.
Взгляни, вот новая пачка. Все по номерам. Видишь, одни купюры чуть короче, другие
чуть длиннее, поля здесь шире, тут — гораздо уже… Халтура, а не банкноты.

— Я бы не отказалась и от таких, халтурных.

Знаев не ответил — он не любил, когда
собеседники отпускают подобные присловья, уместные только в среде медленных
обывателей.

— Взгляни, — произнес он. — Интересная цепь.
Трехцветная. Белое, желтое, красное золото. Храню на память. Очень интересный
был случай. Девяносто шестой год. Позвонил знакомый, говорит — нужна помощь.
Приедут люди — выслушай их. Ладно, отвечаю. Подъезжают четверо. На «Мерседесе».
Как тогда говорили — «серьезные». Срочно, говорят, прямо сейчас, не сходя с
этого места, нужны деньги, как можно больше. Времени, говорят, у нас — десять минут
от силы. О’кей, говорю, у меня все будет очень быстро. Сняли они с себя цепи с
крестами, браслеты, печатки… Золотые портсигары вынули. Золотые зажигалки. Зажимы
с галстуков отстегнули. Все — ручной работы, на заказ сделанное. Тогда, в
девяносто шестом, у каждого отважного мужчины свой ювелир был, как сейчас —
свой туроператор… В общем, все сняли. Общим весом почти три кило вышло. А
сверху кинули ключи от «Мерседеса», на котором приехали. Я машины в залог
никогда не брал, но в тот раз пошел навстречу. Понял, что у пацанов стряслось что-то
особенное. Взяли они деньги, распихали по карманам, на побрякушки свои и тачку
даже не взглянули на прощание. И ушли. Пешком. Быстрым шагом. В сторону ближайшего
метро. Я их больше никогда не видел. И того знакомого, что их порекомендовал, —
тоже…

Алиса молча покачала головой. Знаев подошел к
следующей полке.

— А вот еще. Хорошее колечко. Камешек не менее
чем в шесть каратов. Жаль, тут неважное освещение. На солнце сверкает — глаз
нельзя оторвать… Человек отдал мне это кольцо чуть ли не вместе с пальцем.

— Со своим?

— Нет. С пальцем бывшего владельца.

— А где он сейчас?

— Кто? Владелец?

— Тот, кто принес.

— В тюрьме, я думаю. Прибежал впопыхах, взял в
долг двадцать штук, сказал, что, наверное, подсядет, ненадолго, на
годик-полтора… И пропал. Это было семь лет назад.

— А вдруг его уже… в живых нет?

— Может, и нет, — спокойно сказал банкир. — А
может, он завтра заявится. Мое дело — спрятать надежно, дверь поставить потолще
и отдать по первому требованию. Видишь эти кирпичи? Здесь двести тысяч баксов,
по сто тысяч в брикете. С печатями Независимого Банка России. Такого банка нет
в природе уже почти пятнадцать лет. Нетипичный был случай — пришли трое
чуваков, взяли безналичные рубли под залог наличных долларов… Тоже очень
спешили. Бестолковых людей сразу видно, они всегда спешат…

— Ты тоже.

— Нет, — мягко возразил Знаев, — я никогда не
спешу. Я все делаю быстро. Согласись, есть разница… В общем, через неделю из
тех троих двоих убили. Отстрелили затылки. Третий — пропал без вести. Причем,
как сейчас помню, именно ему, третьему, я отдал — в руки сунул! — квитанцию о
том, что ценности приняты на хранение. Думаю, именно он и заказал своих
компаньонов. С тех пор я его жду. Может, придет. А он, я так предполагаю,
боится. Квитанция — улика. Мотив, понимаешь?

Девушка рассеянно кивнула. В своих
обтягивающих тоненьких джинсиках, в маечке на бретельках, с распущенными по
плечам волосами она смотрелась несколько легкомысленно среди полок со слитками
золота и металлических подносов, уставленных брикетами купюр, а также разных
размеров шкатулками и ящиками с тускло отсвечивающими висячими замками.

— И много здесь у тебя такого? Что лежит по
десять лет?

— Немного. Думаю, примерно на миллион. Гораздо
больше — на счетах.

— В смысле?

— Ты должна понимать. Ты же сама здесь
работаешь. Представь: приходит человек в мой банк, открывает счет. Туда кто-то
перечисляет деньги. А потом человек пропадает. Умирает, забывает, эмигрирует.
Бизнес все время в движении. Люди создают фирмы, работают, поднимаются, падают,
зарабатывают, теряют, ударяются в бега, ссорятся с компаньонами. Кидают,
мошенничают, воруют у своих. Кто-то кому-то за что-то заплатил, сделал перевод,
в мой банк, — потом обанкротился, битой по голове получил, из реанимации вышел,
офис сжег, документы и печать в прорубь выкинул, а деньги — черт с ними, еще
заработаю… Бывает, приходят. Через три года, через пять. Через десять. Где
тут мои кровные, в целости ли? В целости, конечно, вот вам, забирайте… А
бывает — и не приходят.

— Какие-то древние, — задумчиво сказала Алиса,
— у тебя истории. Времен дикого капитализма.

Банкир кивнул. В свои годы он давно
чувствовал себя динозавром.

— Согласен. Сейчас все иначе. В последние
пять-шесть лет с кредитными ресурсами стало попроще. Да и люди за ум взялись.
Многие. Но не большинство. Лично я давно прекратил ростовщические операции.
Дело выгодное, но, если честно, совершенно омерзительное. Поймает дурак деньги
— и тут же сходит с ума, кабриолет себе покупает, цацки и прочую ерунду. О
будущем, разумеется, не думает. Вдруг что-то происходит, неприятность
какая-нибудь, уголовное преследование, или родственник заболел, возникает нужда
в наличных — а их, естественно, нет. Никто ничего на черный день не
откладывает. Прибегают ко мне, в долг брать — и смотрят, как на врага народа.
Процентщик! Барыжная морда! — Знаев припомнил кое-какие подробности кое-каких
деловых бесед и почувствовал отвращение. — А я тут ни при чем. Я банкир, это
мой хлеб… Вот тут, посмотри, рисуночки. Им по сто пятьдесят лет. Один такой рисуночек
в Лондоне недавно продали за сорок пять тысяч фунтов. Владелец шедевров уехал
по Амазонке сплавляться, а ценности ко мне привез, от греха… И, кстати, тут
где-то был ларчик с драгоценностями жены твоего друга Жарова… Она если
надолго уезжает, все сюда сдает, на хранение…

— Твоего друга, — аккуратно поправила Алиса.

— Что?

— Твоего друга Жарова. Не моего.

— И твоего тоже, — сурово сказал банкир. — Он
тебе звонит, он с тобой шутки шутит — значит, друг…

— Прекрати.

— Ладно. Хочешь посмотреть на драгоценности
его жены?

— Нет. Не хочу.

— Понятно. Кстати, очень средненькие камешки.
У меня есть интереснее. Тут где-то антикварная брошь была, с изумрудом,
середина девятнадцатого века, такую огранку сейчас не делают…

— Это не сейф, а музей.

— Это банк, — сказал Знаев. — Мой банк. У тебя
образование экономиста, ты должна знать, что банки условно делятся на два
типа… Какие?

Алиса пожала плечами.

— Что, не помнишь? У тебя ведь были пятерки по
всем предметам, я видел твой диплом…

— Можешь считать, что мне стыдно.

Знаев тяжело вздохнул.

— Банки бывают инвестиционные и
сберегательные. Сначала я хотел делать инвестиционный банк. Очень хотел. Я
молодой был. Быстрый. Очень. Не спал неделями. Все собирались с силами — а я
уже делал. Все боялись — а я лез башкой вперед. Никто ничего не знал — а я знал
все. Как, где, почем, у кого какой интерес — все! Мечтал играть на фондовой
бирже. Андеррайтинг, арбитражные сделки и так далее. Видел себя таким Майклом
Милкеном. Или Иваном Боэцки. Даже их портреты повесил. Вырвал из книжки «Алчность
и слава Уолл-Стрит»… Очень меня это увлекало. Акции, графики, технический
анализ. Быки, медведи. Внизу купил — вверху продал, прибыль зафиксировал и вывел
на Каймановы острова… Нет и не будет на белом свете ничего интереснее, чем
покупать и продавать деньги. А потом… — Знаев подбросил в воздух запаянные в
пластик сто тысяч, — потом оказалось, что наша родная фондовая биржа — совсем
не Уолл-Стрит. Когда я начинал, в девяносто втором, народ там в основном в
буфете зависал. Ведущий вел торги и периодически покрикивал: «Потише там, в
буфете!» Однажды я посмотрел на их самодовольные нетрезвые морды и решил, что
ноги моей больше не будет в этом бардаке. И потом уже строил банк строго
сберегательный, по швейцарскому образцу. Небольшое предприятие, для своих.
Бронированный подвал, минимум персонала, вся крупная клиентура замыкается сразу
на меня…

— Послушай, — напряженным голосом, но вежливо,
перебила рыжая. — Скажи честно, зачем ты меня сюда привел?

Знаев несколько смешался.

— Я думал, тебе будет интересно. Ты ведь не
каждый день видишь перед собой одиннадцать килограммов червонного золота? С
клеймами государственных банков восьми стран?

— Нет. Не каждый день.

— Ах, «не каждый». Понятно.

— Ты не боишься?

— Чего именно?

— Мы едва знакомы. Ты не боишься показывать
мне все это?

— Нет, — мгновенно ответил банкир. — Не боюсь.

— Я могу кому-нибудь проболтаться.

— Ты не проболтаешься.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, — сказал Знаев. — Я давно решил, что
ты обязательно должна все посмотреть.

— Давно — это когда?

— В четверг, — еще быстрее отреагировал
банкир. — Около трех часов дня. Когда первый раз тебя увидел. Как увидел — так
сразу и решил. Вот, думаю, именно ей я покажу, ради чего полжизни угробил…

— Зачем? Зачем я должна видеть то, ради чего
ты потратил полжизни?

Как ей объяснить, лихорадочно подумал он. Я
что, выбрал не ту обстановку? По-моему, обстановка самая располагающая. Что
может быть лучше, чем объясниться с женщиной в собственной сокровищнице?
Остается только подобрать точные слова. Сформулировать, чего я хочу.

Вот только одно плохо: я даже сам себе еще
ничего не сформулировал.

— Видишь ли… — Он прокашлялся. — Здесь
сосредоточено все самое дорогое. Плоды усилий. Не только моих. Тысячи людей
много лет работали, мучились, страдали, ночами не спали… Воровали и
обманывали… умирали… убивали других… Ради того, чтоб обратить свои
страсти вот в это.

Он обвел руками полки.

— Теперь это все доверено мне. Это — ГРУЗ. Я
его тащу. Мне тяжело…

Не то, не то! — пролетело в голове. Ты что,
собираешься ей жаловаться? Она живет в квартире с окнами на помойку, она тратит
три часа в день на дорогу до работы и обратно — а ты, благополучный, обитатель
поместья в пять гектаров, привел ее в свои закрома, набитые золотом, и теперь
намерен жаловаться?

— Извини, — сказал он тихо. — Наверное, мы зря
сюда пришли.

— Ты хотел что-то сказать. И не сказал…

— Я все сказал. Пойдем. Здесь низкий потолок.
Я не люблю низкие потолки.

— А что ты любишь? — спросила рыжая, не
трогаясь с места.

Знаев с ненавистью оглядел богатства.

— Наверное… я должен сейчас сказать, что я
люблю — тебя. Но это будет не совсем честно. Я черствый, я почти ничего не
чувствую. Мне сорок один год. Я — опасный сумасшедший. Видишь — ты не
возразила! Значит, уже поняла… Я безумец, Алиса. Богатый и очень энергичный.
Я сказал бы тебе: «Будь со мной», — но я так не скажу. Боюсь. За тебя. Я уже
изуродовал жизнь одной хорошей женщине. С тобой может произойти то же самое. Ты
мне нравишься. Ты меня полностью устраиваешь. Ты молодая, веселая, умная. С
тобой легко. Я бы хотел… — Банкир окончательно смешался. — Очень хотел… Но
не могу. Вернее, могу, но не буду… мне без тебя плохо. Не то чтобы плохо, мне
всегда не плохо и не хорошо, а так… Я ж богатый, я в порядке… Но с тобой
мне гораздо лучше, чем без тебя…

Алиса улыбнулась очень доброй,
благожелательной улыбкой.

— Я все поняла. Успокойся. Пойдем. Договорим
потом. Мне тоже тут немного не по себе… Смотри, в полу трещина.

— Знаю, — сказал Знаев. — Тут плохой грунт.
Болото. Вся Москва стоит на болоте. Мой подвал тонет. Со скоростью три
миллиметра в год. Инженеры говорят — нельзя ничего поделать. Через пять лет
придется все перестраивать…

— Ты загадываешь на пять лет вперед?

— Раньше не загадывал, — сказал банкир. — А
сейчас оно как-то само загадывается… Вроде уже давно живем без потрясений…
Без путчей и дефолтов… Человек не может жить одним днем. Ему обязательно
нужно строить планы. Хотя бы на пять лет.

— У тебя явный пунктик насчет потолков.

— Почему «пунктик»? — обиделся владелец
подвала, наблюдая, как дверь весом в тонну встает на свое место. — Высокие
потолки — это очень серьезно. Год назад я был в Сарагосе, в крепости
Алхаферия… Осторожно, не споткнись… Внутри крепости есть дворец, где
принимали посетителей испанские короли. Широкая лестница, за ней — комната для
ожидания. Так и называлась: «зал бесполезных шагов». Визитеры, как ты
понимаешь, в ожидании аудиенции нервничали, бегали из угла в угол… Красивая
комната, очень просторная, потолок резной, в орнаментах… А потом — я же
сказал, осторожно, ступеньки крутые! — гость попадал непосредственно в зал для
аудиенций. Он — в три раза больше, и потолок там — в два раза выше. Тоже
резьба, орнамент — но в два раза выше! То есть в приемной потолок специально
низкий, а в зале — высокий. Чтоб гость проникался масштабом, понимаешь?

— Понимаю…