Парадокс старения

Глава из книги Стивена Остада «Почему мы стареем. О парадоксальности жизненного пути»

О книге Стивена Остада «Почему мы стареем. О парадоксальности жизненного пути»

В Вестминстерском аббатстве, где Англия торжественно хоронит своих величайших поэтов, художников, ученых и государственных деятелей, покоятся останки вполне обычного человека — Томаса Парра (Thomas Parr). Как же Томас Парр, слуга фермера из Шропшира, заслужил эту почесть? Он всего лишь сумел убедить легковерную публику 17-го века в том, что он прожил более 150-ти лет.

Такая слава принесла Парру не только преимущества. Да, его похоронили среди коронованных особ. Но не заяви он о своём невероятном долголетии, вряд ли его вытащили бы из провинции, чтобы показать королю, подобно экзотическому растению Нового Света. И тогда бы он мог и не заразиться той болезнью, которая через непродолжительное время поставила точку в его медицинской истории, отправив прямиком на покой в Вестминстер.

История «Старины Парра» поучительна в нескольких смыслах. В первую очередь, она указывает на то, как легковерны мы, люди, когда речь идёт о вещах, в которые мы страстно хотим поверить — например, в возможность очень долгой жизни. Томас Парр безусловно был шарлатаном, что должно было бы быть очевидным при минимальном скептицизме даже в те времена. Откуда такая уверенность? Во-первых, единственными подтверждениями его возраста были его собственное заявление о дате рождения и внешность дряхлого старика. Кроме того, в качестве последней посмертной почести, его вскрытие осуществил Вильям Гарвей, самый знаменитый врач Англии тех дней. В описании результатов вскрытия Гарвей заметил, что внутренние органы Пара практически не несут признаков глубокого старения. Еще более удивительно, что рассказам Парра поверили, несмотря на следующее утверждение в том же отчёте Гарвея:

«Его память … сильнейшим образом ослабела, так что он практически ничего не мог вспомнить ни о событиях своей юности, ни об общественно-значимых происшествиях, ни о королях или знатных особах, чем-то отличившихся, ни о войнах или бедах тех времен, ни о нравах и обычаях, ни о ценах(1).»

И хотя автобиография, сочинённая Парром — холостяцкая жизнь до 80 лет, второй брак в 120 и ребенок вскоре после, плюс честный тяжкий труд в поле до 130 — не слишком подозрительна, люди (как мы вскоре увидим) не живут до 150 лет, и даже до 140 или 130, даже честно трудясь и ведя праведный образ жизни. Похороненный в Вестминстерском Аббатстве Парр, был, возможно, сыном или даже внуком Томаса Парра, рожденным в 1483 году. Он, конечно же, умер пожилым человеком, но пожилым в те времена, как и сейчас, становились в 70 или 80 лет, а не в 140 или 150.

Мы можем тешить себя мыслью, что мы-то не столь доверчивы, как бесхитростная публика 17-го века, но наблюдения говорят обратное. В журнале «Life», к примеру, в 1966 году вышла статья о районе Грузии, где люди обычно жили более ста лет(2). Ключевой фигурой статьи был Ширали Муслимов, старейший человек в деревне, которому (по его словам) было в то время 161 год. На момент его последней женитьбы ему предположительно исполнилось 110 лет, и он еще производил впечатление человека энергичного и жизнерадостного, хотя о детях ничего не говорилось. Когда спустя семь лет после выхода статьи в «Life» он умер, эта новость облетела весь мир. Похожие истории появлялись из Эквадора и северного Пакистана, и в середине 20-го века заявления об исключительном долголетии стали своеобразным кустарным промыслом жителей затерянных деревень, когда их обнаруживали доверчивые антропологи или журналисты.

В октябре 1979 американские газеты пестрели сообщениями о человеке по имени Чарли Смит, который, согласно его детским воспоминаниям, в 1854 году был привезен рабом в Соединенные Штаты и умер в возрасте 137 лет. Смит ненадолго попал в Книгу Рекордов Гиннеса как самый старый человек на свете, и незадолго до смерти был приглашен на телевизионное шоу, рассказывавшее об его исключительно долгой жизни. Однако утверждение Смита опровергли еще до того, как он скончался, когда обнаружилось брачное свидетельство, заполненное им в возрасте 35 лет в 1910 году. Когда Смит умер, ему было в действительности 104 года — возраст преклонный, но отнюдь не неслыханный. Таким образом, после достаточно тщательной проверки его утверждение, как и другие подобные, оказалось выдумкой.

Кроме глубины человеческой легковерности, история «Старины Парра» иллюстрирует явление, которое можно назвать парадоксом старения. Для минимально наблюдательного человека очевидно, что пожилые люди как в 17-м веке, так и сейчас, отличаются относительно слабым здоровьем. И в общем случае, чем старше они становятся, тем больше слабеют здоровьем. Как сказал однажды лауреат Нобелевской премии иммунолог Питер Медавар, «То, что молодого отправит на больничную койку, старого может отправить в гроб». Это практически наверняка касается и «Старины Пара», умершего вскоре после того как толпы людей толкались, чтобы поглазеть на него при дворе короля Карла Первого. Человек помоложе без труда пережил бы эти бурные почести и не последовал бы примеру Парра, который, по общему мнению, скончался от чрезмерно обильной кормёжки и слишком больших почестей в Лондоне.

Означенный биологический парадокс сводится к вопросу: почему с возрастом люди и животные становятся слабее? Очевидных причин для этого нет. Не требуется нарушать никаких законов физики, чтобы создать нестареющее животное. Полагая, что старение также неизбежно, как, например, течение времени, мы наделяем человека изъяном, присущим машинам. Иначе говоря, мы молчаливо подразумеваем, что наши тела неизбежно изнашиваются, подобно механизмам?. Мы предполагаем, что плоть слаба в буквальном смысле, и, в конце концов, обречена на распад.

Однако живые организмы сильно отличаются от машин. И способность к самовосстановлению является, возможно, их самой фундаментальной отличительной чертой. Мы обычно не умираем от порезов, шрамов и даже от переломов. Раны заживают, жизнь продолжается. Некоторые животные демонстрируют поразительные подвиги самовосстановления. Разорвите морскую звезду надвое, к примеру, и каждая часть нарастит свою недостающую половину, так что в итоге получится две здоровых морских звезды. Получается, морские звёзды живут вечно? Они не стареют благодаря своей необычайной способности к самовосстановлению? Мы рассмотрим этот вопрос позже. Пока же стоит задуматься, почему люди и большинство прочих организмов с меньшей, чем у морской звезды, и, тем не менее, вполне адекватной способностью к самовосстановлению, не могут справиться с накапливающимися со временем повреждениями.

Еще один момент, подтверждающий отсутствие биологической необходимости старения, заключается в том, что даже организмы, которые стареют, начинают стареть не сразу. На начальном этапе нашей жизни мы, фактически, совершенствуемся почти по всем характеристикам, будь то физическая координация, сердечно-сосудистая деятельность или чувствительность иммунной системы. Вопрос состоит в том, по какой причине мы затем неизбежно качнемся в обратную сторону. Если мы можем становиться всё более и более жизнеспособными в начале жизни, отчего же наше физическое состояние не может продолжать улучшаться в течение всей жизни?

Некоторые клетки нашего тела могут стать бессмертными, но только превратившись в раковые. В частности, в 1951 году несколько таких клеток были взяты у Генриэтты Лакс (Henrietta Lacks), безнадежно больной молодой женщины из Балтимора. С тех пор и поныне они беспрепятственно растут и делятся в лабораторных культурах. Известные как клетки HeLa, они в настоящее время столь многочисленны, что их используют для изучения клеточной биологии в сотнях лабораторий по всему миру. Но нормальные клетки, в отличие от раковых, не растут и не делятся до бесконечности. В такой же лабораторной культуре нормальные клетки, скажем, кожи или лёгких, через некоторое время прекратят рост и деление. Так почему же «нормальные» клетки не могут получить бессмертность «ненормальных» раковых клеток?

Еще один интригующий вопрос: коль скоро животные по неким причинам должны деградировать и умирать, почему это происходит со столь разной скоростью? Ничто не иллюстрирует более остро различие скорости старения у людей и у многих других животных, как разница между продолжительностью нашей жизни и жизни наших домашних питомцев. Я прекрасно помню мою первую собаку, Спота. Спот был щенком, когда я только-только начал ходить, а когда я пошел в детский сад, он был уже зрелым, развязанным псом, и искал любовных приключений. Десяток лет спустя, когда во мне заиграли подростковые гормоны, Спот стал слепым дрожащим слюнявым старикашкой. Он умер еще до того, как я поступил в колледж.

Жизнь Спота не особо отличается от нашей, людской доли. Он просто проскочил её за полтора десятка лет, а не за человеческий век. Если бы Спот был не дворнягой, а мышью, он прошел бы все те же стадии за пару лет. А если бы он был черепахой, то сегодня он мог бы смотреть на меня с тихой жалостью, удивляясь, отчего я так быстро сдал.

Так что же всё это означает? Если у каждого вида животных своя определённая продолжительность жизни, если все сообщения об исключительном человеческом долголетии оказались ложными, означает ли это, что все так называемые препараты против старения, все диеты, позы, мази являются фальшивкой, плодом принятия желаемого за действительное, а не научного знания? Как насчёт антиоксидантов, гимнастики или вегетарианства? И даже если нынешние новости с фронта борьбы со старением неутешительны при хладнокровном скептическом анализе, нет ли у учёных на подходе новой терапии, способной победить старость? Если парадокс старения не решен, или — что еще хуже — нерешаем, означает ли это, что мы навсегда обречены на библейские семьдесят лет плюс минус десяток, благодаря антибиотикам? В этой книге будут рассмотрены все эти вопросы, и даны ответы. Но чтобы изучить и понять парадокс старения, нам необходимо сначала точно определить, о чём пойдёт речь.

Как измерить старение?

Для того, чтобы изучить причины старения, нам надо сначала определить и измерить его. Как однажды громко заявил лорд Кельвин: «До тех пор, пока Вы не измерили что-то, Вы не понимаете, о чем говорите». Сейчас, конечно, лорд Кельвин известен тем, что по температуре Земли вывел, что ей не более нескольких тысяч лет, и этим показал, что даже если вы что-то измерили, это не значит, что вы знаете, о чем говорите. (Сейчас известно, что Земле более 4.5 миллиардов лет.(3)) Хотя возможность что-либо измерить всегда полезна.

Итак, давайте начнем с утверждения, что старение — это прогрессирующее угасание практически всех функций организма с течением времени. Это достаточно просто, но как его измерить? Большинство людей думают, что скорость старения можно измерить, просто фиксируя продолжительность жизни. Кажется разумным, что если кто-то быстро стареет, то он не будет долго жить, а если стареет медленно, то жизнь будет долгая. Если собаки живут 10-20 лет, а лошади 30-50 лет, то лошади должны стареть медленнее, чем собаки. Однако использовать продолжительность жизни для измерения темпов старения не всегда надежно.

Чтобы стало понятно почему, представьте себе, как это сделал Питер Медавар (Peter Medawar) в своем эссе «Неразрешенные проблемы биологии» (4), судьбу популяции пробирок в лаборатории, где полно ученых. Лабораторный быт подразумевает, что пробирки разбиваются и их заменяют новыми. Если на каждой пробирке проштамповать дату изготовления, можно легко посчитать среднюю продолжительность жизни пробирки в любой отдельно взятой лаборатории и сравнить продолжительность жизни пробирок в разных лабораториях. Без сомнения, найдутся различия. Но поскольку пробирки не портятся со временем (если не принимать во внимание накапливающиеся трещинки и царапины, что повышает их хрупкость), получается, что мы измеряем не что-то связанное со старением, а сравниваем нечто, что можно назвать относительной враждебностью окружающей среды.

На этом примере мы видим, что все предметы, будь то пробирки, автомобили, компьютеры или люди, разрушаются под влиянием нескольких причин — их хрупкости, враждебности окружающей среды, невезучести и, если они стареют, то имеет значение темп, с которым увеличивается их хрупкость. Простое рассмотрение продолжительности жизни, перемешивает все эти факторы в кучу. Итак, сравнивая продолжительность жизни животных и людей, мы видим, что причиной различий может являться не только старение само по себе, но и другие факторы. Другими словами, не имеет смысла сравнивать продолжительность жизни дикой птицы с продолжительностью жизни птицы из зоопарка.

Неточность измерения старения по продолжительности жизни хорошо представлена нижеследующим примером. В Соединенных Штатах в этом веке средняя продолжительность жизни выросла с 48 лет до 75 и выше. Вспомните фотографии людей начала века, может быть ваших дедушек или бабушек, или просто известных людей. Покажется ли вам возможным, что сейчас мы стареем в два раза медленнее, чем эти люди тогда? Чем отличается новоиспеченный 46-летний президент Тедди Рузвельт от любого нынешнего 46-летнего? Если быть более точным, разве 80-летний сегодня выглядит так же, как 40-летний тогда? Что, безусловно, изменилось за прошедшие необычные 90 лет, так это наша способность бороться с инфекционными заболеваниями, качество питьевой воды, санитарные условия хранения и переработки продуктов и еще множество других общественно-оздоровительных мер. Как видно дальше, доказательств того, что за последние 90 лет мы действительно стали медленнее стареть, крайне мало.

Продолжительность жизни — не самый подходящий инструмент при измерении старения, однако, что еще мы можем использовать для этой цели? Давайте попробуем оценивать физическую подготовку, например, скорость бега на 100 метров, на протяжении всей жизни. К сожалению, параметры физической подготовки нелегко связать напрямую со старением. Например, друг моего отца — «Общительный» Джек Сакет, — был общепризнанным чемпионом в беге на короткие дистанции в старшей школе, и известным дебоширом потом. Наибольших успехов в скорости он достиг, безусловно, в старшей школе, и это был последний период его жизни, когда он серьезно тренировался и общий упадок лишь ускорил снижение скорости с годами. С другой стороны мой лучший результат по скорости пришелся на возраст после 20-ти, когда я, подгоняемый страхом, убегал от полиции во время антивоенной забастовки. Мне казалось, что мои успехи в беге снижались медленнее, чем у Общительного Джека, так как я годами прилагал значительные усилия к тому, чтобы держать себя в форме, и, тем не менее, мои успехи начали ухудшаться с более низкого уровня. Я так же должен признать, что, даже в то время как я был еще задиристым студентом в Калифорнийском университете в Лос-Анжелесе, а Джек Общительный уже продирался сквозь свои похмельные 60, я все же не решился бы бегать с ним наперегонки на деньги. Я не мог положиться, что разгул, время и общий упадок могли стереть разницу в наследственности между нами.

Проблемы возникают и при оценке большинства других физиологических параметров.

Например, наша способность подсознательно контролировать температуру тела слабеет с годами, но заметное изменение происходит в сравнительно позднем возрасте. Именно тогда нам хочется податься в теплое местечко, типа Флориды. С другой стороны, способность запоминать новые слова падает быстро, начиная с середины подросткового возраста. Как сказал мой друг: «Язык — это игры для молодых». Мой друг, английский профессор в Гарварде, был совсем не глуп, но чувствовал себя ущербно на занятиях с энергичными 18-летними ребятами.

Если взглянуть на еще один возможный параметр измерения — репродуктивность — возникают проблемы другого свойства. Основная проблема измерения репродуктивности в различиях между полами. Например, в развитых странах женщины наиболее фертильны в возрасте от 20 до 25 лет, а потом фертильность быстро убывает. Решая завести ребенка после 30, сама женщина подвергает бόльшему риску и себя, и ребенка, чем принимая это решение в возрасте на 10 лет моложе, а после 45-50 лет женщины не могут рожать без серьезной поддержки со стороны медицины. Мужчины, с другой стороны, с возрастом не подают признаков резкого снижения репродуктивной способности. В среднем, наблюдается устойчивый спад в количестве вырабатываемой ими спермы. Скорость движения сперматозоидов также немного падает, в течение жизни наблюдается постоянный рост импотенции. Но все эти изменения постепенны и имеются достоверные данные о мужчинах, произведших на свет детей в 95-летнем возрасте.

Значит ли это, что мужчины стареют медленнее женщин?

Как сказал бы Джон Уэйн: «Вряд ли, пилигрим». Во всем мире женщины живут значительно дольше мужчин; как до, так и после менопаузы смертность у женщин ниже, чем у мужчин из той же возрастной группы.

Неужели не найдется простого, всеобъемлющего способа измерить старение? Разве нельзя точно сказать, когда оно начинается и как быстро приходит? Если же нет, то действительно ли прав лорд Кельвин, и мы не знаем, о чем говорим? Далее, если мы не можем точно измерить старение, как же можно оценить самозваные препараты против старения, как то витамины-антиоксиданты, например?

Несмотря на тот факт, что в случае отдельного человека довольно сложно оценить скорость его старения, скорость старения нации в целом, например, населения США, определить возможно. Глядя на нацию в целом, мы можем сказать, когда начинается этот процесс. Как оказывается, люди начинают стареть не при рождении, как считают некоторые, не при зачатии или при выпуске из колледжа, или при поступлении на первую серьезную работу. Процесс старения начинается в возрасте 10-11 лет, или перед половым созреванием.

Как я могу утверждать такое? Для целой нации изменения в вероятности смерти в любом/каждом возрасте является довольно достоверным показателем ее физической формы. Эта вероятность довольно последовательно меняется среди человеческой расы и многих видов животных, особенно, если они живут в защищенной среде, каковую представляет собой любая развитая страна или хороший зоопарк. Общая тенденция такова, что вероятность смерти высока при рождении, постепенно снижается до низкого уровня и потом опять возрастает. Возрастает ускоренными темпами в течение оставшейся жизни. Скорость, с которой вероятность смерти увеличивается с возрастом, является в общем превосходным способом измерения темпов старения.

Конечно, мы можем умереть в любом возрасте. Вечная молодость вовсе не означает вечную жизнь. Может произойти несчастный случай, как в примере с пробирками. Даже если вы проживете долгую жизнь, и ваше тело не состарится, вы погибнете в авто- или авиакатастрофе, или на вас упадет сейф, или вы съедите отравленный гамбургер, или с вами приключится еще какая беда. Суть в том, что с возрастом вероятность того, что мы умрем, повышается, и это происходит благодаря износу, вызванному старением.

Проиллюстрируем общую схему старения человека на примере женщин Америки (по этой группе у нас много информации). У них есть 1 шанс из 1000 умереть на первом году жизни, но по достижении 10 лет этот риск уменьшается в 4 раза. Затем жизнь опять становится все опаснее. Вероятность смерти начинает повышаться с 12 лет, и с этих пор все время увеличивается. К 30 годам у женщин столько же шансов умереть, как и у новорожденного ребенка, и впоследствии вероятность смерти продолжает расти. Таким образом, логично предположить, что старение начинается в то время, когда вероятность смерти самая низкая, или, другими словами, с того момента, когда начинается её непрерывный рост. Итак, в Соединенных Штатах старение начинается в возрасте 10-11 лет.

А что, если бы мы сумели сохранить здоровье и силу 10-11тилетних? В этом случае мы могли бы прожить, в среднем, до 1200 лет, но один на 1000 доживал бы до 10000 лет. Эти счастливчики родились бы в конце последнего Ледникового периода и сообщили бы нам достоверные сведения о том, как вымерли мастодонты, из первых рук.

Еще один пункт, который стоит снова упомянуть, — темпы изменения вероятности смерти прогрессируют со временем. В геометрической прогрессии. Это значит, что увеличение проходит не на фиксированное количество, а меняется в разы. Другими словами, прогрессия разворачивается не от 2 к 4 к 6 к 8, а от 2 к 4 к 8 к 16 и т.д. С такой геометрической прогрессией можно быстро добраться до очень больших чисел, как может легко обнаружить любой игрок, удваивающий ставку после очередного проигрыша.

На основе такой математической прогрессии, нейробиолог Калеб Финч из Университета Южной Калифорнии разработал полезный способ сравнения динамики старения у животных и людей. Долговязый, худой Финч, с виду строгий, как любой шотландец-кальвинист, на самом деле вовсе не строг и не такой уж и кальвинист. Еще со времен студенчества в Рокфеллеровском Университете, к примеру, он время от времени облачается в широкий комбинезон и соломенную шляпу и играет на традиционной для Аппалачей осипшей скрипке в струнном ансамбле Айрон Маунтайн (Iron Mountain String Band) — группе, созданной эксцентричными дипломниками, а ныне состоящей из видных эксцентричных профессоров. Финч остроумен и лукав, заразительно смеётся и понимает толк в искусстве, вине и задушевных беседах. Вдобавок к этому, он один из наших лучших знатоков и мыслителей в области процесса старения.

Финч любит поглаживать бороду, пожимать губы и, нахмурившись, как будто пытаясь пронзить взглядом собственную бороду, выдавать новые идеи, которые навсегда меняют твое представление о предмете. Он описывает старение как время удвоения смертности, то есть время, за которое вероятность смерти удваивается. Для современного человека из развитой страны время удвоения смертности составляет примерно 8 лет (хотя оно может колебаться от 7 до 10 лет, в зависимости от страны). Таким образом, по сравнению с 35-летним возрастом, человек имеет в два раза больше шансов умереть в 43, в четыре раза больше шансов умереть в 51 год, и в восемь раз больше шансов умереть в 59 лет — тенденция, замеченная и компаниями, продающими страховку на случай смерти. Проверьте ваши ставки. Страховые компании удваивают их каждые 8 лет с хвостиком.

Старение животных можно измерять тем же образом. Время удвоения смертности у мыши, для сравнения, составляет три месяца, у плодовой мушки — около 10 дней.

Что особенно поразительно: Финч и его коллеги обнаружили одинаковый восьмигодичный период удвоения смертности у американских женщин в 1980 году, у гражданского населения Австралии во время Второй Мировой Войны, и даже у австралийских пленных в японских лагерях на Яве в тот же период, хотя тяжелые условия тюремного быта способствовали тому, что уровень смертности здесь был в 10 раз выше, чем на родине (5). Я нашел другие свидетельства (которые мы обсудим после), что у людей каменного века, которые умирали в 150 раз быстрее нас с вами, темпы смертности удваивались за то же количество лет. Таким образом, этот темп физического упадка также присущ человеческой расе, как наличие большего мозга, отстоящего пальца и несправедливого налогообложения.

Сходным образом растёт вероятность смерти и у нынешних мужчин, но с некоторыми интересными вариациями. Во-первых, как отмечено выше, у мужчин в любом возрасте вероятность смерти выше, чем у женщин. По сути, мужчины умирают быстрее, начиная с момента зачатия, что подтверждается тем фактом, что выкидыши мужского пола встречаются гораздо чаще, чем женского. В сущности, по непонятным причинам, соотношение полов при зачатии составляет примерно два мальчика к девочке, а при рождении оно практически выравнивается. Мужчина, по всей видимости, более слаб — образно говоря, это хрупкий сосуд, даже в защищенной среде утробы.

Другая особенность мужчин, по крайней мере, в развитых странах — это чётко выраженный пик в уровне смертности после полового созревания. Точнее, уровень смертности увеличивается скачкообразно (в 10 раз!) между 11 и 23 годами, а затем на протяжении последующих 10 лет постепенно снижается, и в итоге устанавливается 8-летний период удвоения вероятности смерти на всю оставшуюся жизнь. Я называю этот период жизни мужчин тестостероновым слабоумием, потому, что это не физиологический, а поведенческий феномен. В течение этих лет две трети мужских смертей происходят из-за несчастного случая или самоубийства, и мужчины (или, выражаясь точнее, взрослеющие юноши) умирают в три раза чаще, чем женщины. Если не считать несчастные случаи и самоубийства, уровень мужской смертности растет постепенно с 11 лет, так же, как и у женщин. Тестостероновое слабоумие делает из взрослеющих юношей непримиримых воинов, охотников за удачей или летчиков-истребителей, но увеличивает страховые риски, как наглядно демонстрирует статистика нарушений правил дорожного движения.

Купить книгу на Озоне

Первое знакомство с чудом

Глава из книги Владимира Спиричева «Что могут витамины. Парадоксы правильного питания»

О книге Владимира Спиричева «Что могут витамины. Парадоксы правильного питания»

В 1535 г. к берегу далекого в те времена Ньюфаундленда, что расположен в Северной Америке, медленно приближался парусник. На нем находились участники экспедиции Жака Картье, точнее — остатки некогда бравой команды. За время плавания по Атлантике большинство членов экипажа умерли от цинги. Оставшиеся в живых моряки в ожидании близкой гибели исступленно молили Бога о чуде. И чудо пришло, но не с неба, а в облике индейца, напоившего ослабленных, погибающих путешественников отваром коры одного из местных деревьев. Так, по-видимому, впервые европейцы познакомились с чудесным действием одного из важнейших витаминов — аскорбиновой кислоты…

Трудно представить, сколько страданий претерпело человечество, сколько жизней безвременно оборвала костлявая рука смерти, прежде чем люди пришли к открытию витаминов! С вышеупомянутой цингой люди столкнулись, вероятно, еще в глубокой древности, но только в Средние века это заболевание стало принимать массовый характер и получило вначале название «лагерная болезнь». При длительной осаде крепостей среди осажденных и осаждающих нередко вспыхивала эпидемия, уносившая тысячи воинов с той и другой стороны. У пораженных кожа принимала грязно-серый оттенок, на деснах появлялась синеватая кайма, они кровоточили и легко отставали от зубов. В дальнейшем на теле появлялись темные пятна кровоизлияний, причинявших сильную боль. В конце концов пораженные «лагерной болезнью» теряли способность передвигаться, у них выпадали зубы, тело покрывалось язвами, и люди погибали в страшных мучениях.

В XV–XVI вв. с развитием мореплавания, особенно с открытием морских путей в Индию и Америку, цинга стала постоянной гостьей на кораблях дальнего плавания. Мореплаватели, на долгие месяцы оторванные от суши, лишенные свежих овощей, фруктов, зелени, питающиеся консервированной пищей — сухарями, солониной, в полной мере познали пагубные последствия такого питания. За время существования морского флота моряков от цинги погибло больше, чем во всех морских сражениях вместе взятых. В 1741 г. от цинги умер известный русский мореплаватель, капитан-командор Витус Беринг. А освоение Арктики? Оно неразрывно связано с борьбой не только с вечной мерзлотой, но и с цингой. Жизнь отважного исследователя Севера Георгия Седова также была прервана этим смертельным заболеванием.

К середине XVIII в. «личное дело» цинги расширилось настолько, что уже можно было делать некоторые выводы и обобщения. В 1753 г. в Англии вышел капитальный труд о цинге, написанный морским врачом Джеймсом Линдом, в котором автор указал способ лечения и предупреждения этого коварного заболевания. Линд установил, что цинги можно избежать, если регулярно употреблять в пищу свежие овощи и фрукты; в качестве лечебного и профилактического средства он особенно рекомендовал лимонный сок. К сожалению, внедрение предложений и рекомендаций Линда существенно задержалось, и лишь в 1795 г. всем членам экипажей английских кораблей, отправлявшихся в дальнее плавание, стали выдавать ежедневно по 30 мл лимонного сока. Это простое мероприятие практически прекратило случаи возникновения цинги в английском флоте. Правда, с тех пор английских моряков во всем мире стали называть «лимонами».

Столь блестящая победа английской медицины в борьбе с цингой заставила и другие страны обратить серьезное внимание на пищевые рационы моряков. Российский адмирал Иван Федорович Крузенштерн, отправляясь в кругосветное плавание, приказывал судовым интендантам строго следить за тем, чтобы продовольственные запасы корабля все время пополнялись свежими фруктами и овощами. Во время плавания все участники его экспедиции ежедневно получали лимонный сок. Случаев цинги на кораблях адмирала Крузенштерна, плававших длительное время по южным морям, не было ни разу.

Несмотря на успешную борьбу с цингой на флоте, причина этого заболевания еще долгое время оставалась невыясненной, и его вспышки периодически продолжали уносить тысячи жизней в странах Европы. Свирепствовала цинга и в России. В неурожайном 1849 г. в 16 губерниях царской России цингой заболело свыше 260 тысяч человек, и более 60 тысяч из них умерли.

В то время как население Европы страдало от цинги, в странах Азии свирепствовало не менее коварное и загадочное заболевание, получившее название бери-бери. Описание этой болезни мы впервые находим в китайской 30-томной энциклопедии, созданной в 610 г., т. е. 1400 лет назад. В Японии, где данное заболевание было известно уже около тысячи лет, в XIX в.от него умирали ежегодно до 50 тысяч человек, и даже в 20-х гг прошлого века уровень смертности от бери-бери был достаточно высок. На Филиппинских островах в недалеком прошлом бери-бери по числу заболевших занимала второе место, уступая лишь туберкулезу. Последняя крупная эпидемия бери-бери на Филиппинах в 1953 г. унесла около 100 тысяч человеческих жизней.

«бери-бери» происходит от сингальского вече — «слабость». Пораженные бери-бери сначала ощущают тяжесть в ногах, боль в икроножных мышцах. В дальнейшем наступает паралич ног и рук, больной становится похожим на обтянутый кожей скелет. В тяжелых случаях без соответствующего лечения обычно наступает смерть.

Подобно чуме и холере бери-бери долгое время считали инфекционным заболеванием и упорно искали вызывающего эту болезнь возбудителя. Молодой голландский военный врач Христиан Эйкман, работавший на острове Ява в качестве главного врача тюремных больниц, пытался решить загадку бери-бери в экспериментах на курах. В целях экономии Эйкман кормил своих подопытных остатками рисовой каши из кухонного котла тюремной больницы. Через некоторое время ученый заметил, что куры утратили свою обычную бойкость и жизнерадостность, многие перестали двигаться из-за паралича ног. Странная куриная болезнь напоминала картину человеческой бери-бери. В соответствии с наиболее распространенным в то время представлением об обязательном болезнетворном агенте (например, из мира микробов) как причине любого заболевания, Эйкман решил, что вызывает бери-бери какой-то присутствующий в рисе возбудитель. Решив так, он стал заражать здоровых кур материалом, взятым от пораженных птиц, однако не преуспел в этом. Очевидно, причина болезни крылась в чем-то другом, и Эйкман предположил, что рис содержит ядовитые вещества, вызывающие болезнь. Ученый стал проверять, какие сорта риса более ядовиты, вот тут-то и были получены любопытные данные. Оказалось, что болезнь вызывается только белым, очищенным от оболочки, так называемым полированным рисом. Куры же, поедавшие неочищенный красный рис, не проявляли никаких признаков заболевания. Более того, когда заболевших кур начинали кормить красным рисом, они выздоравливали. Гипотеза Эйкмана была такова: раз куриная бери-бери не имеет возбудителя-микроорганизма, а вызывается продолжительным питанием полированным, очищенным рисом, значит, в рисе содержится некое ядовитое вещество. А тот факт, что неочищенный красный рис излечивал болезнь, означал, что в рисовой шелухе имелось, видимо, какое-то противоядие. Смущало в этом логичном построении только то, что ни яда, ни противоядия найдено не было. Эйкман, как и другие естествоиспытатели до него, не пошел дальше сложившихся представлений своего времени, и тайна куриной бери-бери так и осталась на какое-то время тайной.

Следующий шаг на пути открытия витаминов был сделан нашим соотечественником, врачом Николаем Ивановичем Луниным. В его опытах мыши, питающиеся смесями, составленными им из химически чистых веществ, содержащими все известные к тому времени необходимые пищевые вещества — белки, жиры, углеводы и минеральные соли, спустя короткое время умирали. Н. И. Лунин сделал правильный вывод: здоровая натуральная пища содержит, помимо указанных компонентов, какие-то неизвестные науке, но необходимые для жизнедеятельности живых организмов пищевые вещества. Отсутствие этих веществ в искусственно составленной пище и вызывало гибель животных. Лунин писал в своей докторской диссертации: «Обнаружить эти вещества и изучить их значение в питании было бы исследованием, представляющим огромный научный и практический интерес».

Наконец, в 1911 г. польский ученый Казимир Функ выделил из рисовых отрубей (оболочек рисовых зерен) кристаллическое вещество, которое, будучи добавленным в ничтожных количествах к пище больных бери-бери голубей, излечивало их. В самих же рисовых зернах это вещество отсутствовало.

При химическом анализе найденного вещества Функ обнаружил в нем азот и установил принадлежность его к аминам. Функ назвал это целебное вещество «витамином», т. е. «жизненным амином», за чудесную способность излечивать бери-бери. С легкой руки Функа в дальнейшем все вещества с подобными физиологическими свойствами стали называть витаминами, хотя многие из них, как оказалось, не содержали азота и относились не к аминам, а к совершенно другим органическим соединениям.

Состояние организма, в котором недостает витаминов, Функ назвал авитаминозом. К последним относятся не только бери-бери и цинга, но и еще не упомянутые рахит, пеллагра и др.

Безмолвные свидетели далекого прошлого — скелеты предков человека — со значительной степенью достоверности рассказали о болезнях, оставляющих следы в костях. Оказалось, что наши предки еще в каменном и бронзовом веках страдали от рахита — болезни, связанной с недостатком витамина D.

Жители Древнего Египта были хорошо знакомы с «куриной слепотой» — проявлением глубокой недостаточности витамина А. И именно у египетских врачей, вероятно, знаменитый Гиппократ позаимствовал способ лечения этого заболевания: он рекомендовал один-два раза в неделю есть сырую печень в меду (теперь-то мы знаем, что печень богата витамином А). В прошлом А-авитаминозное поражение глаз нередко приводило к слепоте. В начале XX в. в России им нередко болели в тюрьмах, богадельнях; широко распространено оно было и среди беднейшего крестьянства во время Великого поста, когда в течение шести недель люди питались исключительно растительной пищей. И сегодня в ряде стран Азии и Африки можно встретить детей и взрослых, пораженных ксерофтальмией — болезнью глаз, связанной с недостатком витамина А в организме.

В этих же регионах, особенно в засушливые годы, наблюдаются и вспышки пеллагры (от итал. pelle agra — шершавая кожа). Основной симптом этого заболевания — дерматит, т. е. воспаление кожи. Кожа становится красной, шершавой, на ней появляются пигментные пятна, пузыри, на месте лопающихся пузырей открываются язвы. Другой симптом — диарея (понос). И наконец, в далеко зашедших случаях возможна деменция (слабоумие). Вот почему эту болезнь называют болезнью трех Д. Пеллагра связана с острой нехваткой в организме витамина РР — никотиновой кислоты. Заболевание особенно быстро прогрессирует, если в рационе больного не хватает полноценного белка. Кстати, отдельные симптомы пеллагры нередко встречаются у злостных алкоголиков, особенно у тех, кто пьет и не «закусывает».

Во многих странах заболеваемость пеллагрой связана с преимущественным питанием кукурузой. Одно время даже полагали, что в кукурузе присутствует какой-то особый фактор, вызывающий пеллагру. Причина оказалась иной: кукуруза небогата витамином РР, и содержится он в ней в малодоступной организму форме. Белки же кукурузы лишены незаменимой аминокислоты триптофана, из которой в организме синтезируется никотиновая кислота. Вот такое неблагоприятное сочетание дефицита никотиновой кислоты и почти полного отсутствия триптофана в кукурузе и приводит к заболеванию пеллагрой, если питаться преимущественно этим злаком.

Времена, когда авитаминозы были массовыми болезнями и уносили подчас больше человеческих жизней, чем войны и стихийные бедствия, ушли в прошлое. Однако проблема витаминной недостаточности далеко не решена, ибо остаются скрытые формы дефицита витаминов — гиповитаминозы, при которых организм получает витамины в количествах, достаточных для предотвращения тяжелых авитаминозов, но недостаточных для обеспечения полноценного здоровья. Эти коварные состояния могут тянуться годами, исподволь подтачивая здоровье человека, ухудшая его работоспособность и снижая продолжительность жизни.

Вечная весна. Сандро Боттичелли

Глава из Елены Обойминой «Тайны женских портретов»

Мы в разности своей не виноваты.

Наивно слово, и бессильна власть.

Ты дерево еще, еще трава ты,

а я уже из пены родилась!

Римма Казакова

Возможно, мир никогда не узнал бы о ее существовании, если бы на одном из городских праздников Флоренции своей дамой сердца ее не провозгласил бы Джулиано Медичи — брат правителя города. Молодой человек не слишком обременял себя государственными делами, зато блистал на турнирах, балах и карнавалах, радуя жителей Флоренции элегантностью, горделивой осанкой, рыцарской статью. Он в полной мере оправдывал данное ему народом поэтичное прозвище: «Принц юности»!

Вот и опять в последних числах января 1475 года на флорентийской площади Санта-Кроче на манер средневековых рыцарских турниров проходила традиционная джостра — шумный праздник, в ходе которого определяли сильнейшего из мужчин. В нем участвовали знатнейшие юноши Флоренции, упражнявшиеся для этой цели месяцами.

Принц юности появился на празднике под знаменем, созданным для него известным художником Сандро Боттичелли. На нем в виде Афины Паллады в белом платье, со щитом и копьем, с головой горгоны Медузы в руках была изображена она — Симонетта Веспуччи. С этого дня мастер на своих полотнах будет неизменно воспроизводить один и тот же женский образ. «Весна», «Рождение Венеры», «Паллада и кентавр», «Мадонна с гранатом» — на всех этих и других полотнах узнаваемо лицо знаменитой своей красотой флорентийки Симонетты.

Симонетта Веспуччи родилась в конце января 1453 года, в семье богатых купцов Каттанео. По одним источникам, радостное для семьи событие произошло в Портовенере, местечке близ Генуи, по другим — в самой Генуе, портовом городе на севере Италии.

Детство Симонетта провела на вилле, принадлежавшей семье Каттанео, в местечке Феццано-ди-Портовенере, поскольку ее родители вынужденно покинули Геную вследствие какой-то распри. Симонетта росла не в одиночестве, подругой игр у нее была сводная сестра Баттистина — от первого брака ее матери с герцогом Баттисто I Фрегосо, которую впоследствии выдали замуж за герцога Пьомбино Якопо III Аппиано.

Семья Каттанео, находясь в изгнании, пользовалась гостеприимством герцога Пьомбинского, как и флорентиец по имени Пьетро Веспуччи, настоятель монастыря Сан-Марко. Именно благодаря этому обстоятельству состоялось знакомство сына Пьетро Веспуччи, Марко, и Симонетты. Спустя некоторое время он станет ее официальным женихом. Брак оказался явно полезным семейству, поскольку речь шла о союзе с богатой флорентийской семьей банкиров, по слухам ссужавших деньгами в том числе и правящий род Медичи.

В апреле 1469 года в присутствии дожа Генуи и генуэзской знати пятнадцатилетняя Симонетта и обвенчалась со своим сверстником Марко (кстати, родственником знаменитого мореплавателя Америго Веспуччи, чьим именем назвали континент Америку).

Молодожены обосновались в родном городе жениха — Флоренции. Их прибытие туда совпало с тем временем, когда Лоренцо Медии, прозванный Великолепным за глубокий ум и обширные познания во многих областях наук, после кончины своего отца стал главой Флорентийской республики, слава о которой гремела в эпоху Возрождения. Лоренцо с братом Джулиано приняли супругов во дворце и организовали в их честь роскошный пир на вилле Кареджи. За этим последовали праздники, приемы — словом, все прелести пышной жизни, центром которой был двор Медичи. Марко и Симонетта поселились в доме, носившем название Барго д’Оньиссанти.

Симонетта по праву считалась первой красавицей. Поклонники ее очаровательной внешности не скупились на комплименты: «Несравненная» («Бесподобная»; фр. La Sans Pareille) и «Прекрасная Симонетта» (итал. La Bella Simonetta).

Поэт Анджело Полициано описывает Симонетту как «простую и невинную даму, которая никогда не давала повода к ревности или скандалу», и говорит, что «среди других исключительных даров природы она обладала такой милой и привлекательной манерой общения, что все, кто сводил с ней близкое знакомство, или же те, к кому она проявляла хоть малейшее внимание, чувствовали себя объектом ее привязанности. Не было ни единой женщины, завидовавшей ей, и все настолько хвалили ее, что это казалось вещью необыкновенной: так много мужчин любили ее без возбуждения и ревности, и так много дам восхваляли ее без злобы». Он явно был влюблен…

Ее благосклонности добивался и Джулиано Медичи, и его старший брат — правитель города Лоренцо Великолепный, что не помешало ему увлечься другой женщиной, Лукрецией Донати. В 1475 году Симонетта, как уверяют одни, уступила мольбам Джулиано и стала его возлюбленной. Ученые-биографы Лоренцо Великолепного свидетельствуют: «Эта связь по непонятным причинам скрывалась».

Другие же утверждают, что связь была платонической, что Симонетта в духе Ренессанса, в русле куртуазной жизни флорентийского двора являлась только «Прекрасной Дамой» для Джулиано.

Хотя… Поговаривали, будто Марко не уделял должного внимания своей молодой жене и даже изменял ей, имея подругу на стороне. Ей же не оставалось ничего другого, как обратить свои взоры в сторону давнего вздыхателя Джулиано.

В том же 1475 году Лоренцо исхитрился устроить турнир в честь Симонетты. Официальным поводом для его проведения послужил дипломатический успех: заключение союза между Миланом, Венецией и Флоренцией 2 ноября 1474 года. Конечно, победителем стал Джулиано Медичи, называют и еще одного счастливца — Якопо Питти. Именно здесь Симонетту перед всей Флоренцией и провозгласили дамой сердца Джулиано (это помимо титула «Королева турнира»). Придворный поэт Полициано сочинил «Стансы к турниру». Поэма на мифологической основе посвящена Джулиано и Симонетте.

Она бела и в белое одета;

Убор на ней цветами и травой

Расписан; кудри золотого цвета

Чело венчают робкою волной.

Улыбка леса — добрая примета.

Никто, ничто ей не грозит бедой.

В ней кротость величавая царицы,

Но гром затихнет, вскинь она ресницы…

(Перевод Е. Солоновича)

Помимо восторженных строк, воспевающих красоту (нимфы), доблесть (юноши охотника) и любовь, в поэме сквозит мысль: любовь несет радость, но она же и лишает внутренней свободы — автор здесь следовал традициям ренессансной литературы. И вместе с тем идиллический мир «Стансов» прекрасен: природа одухотворена, а человек
обожествлен.

Ах, джостра! Великолепный праздник, яркий, шумный. Знать стремилась вовлечь в него всех горожан, чтобы поменьше в городе было недовольных. И флорентийцы, разряженные в карнавальные костюмы и маски, охотно пели и танцевали. Вдруг в этом круговороте бурного веселья и шуток раздалась «Карнавальная песнь» Лоренцо
Медичи — совсем иного настроения:

Помни, кто во цвете лет:

Юн не будешь бесконечно,

Нравится — живи беспечно,

В день грядущий веры нет.

(Перевод Е. Солоновича)

Что за тревожные предчувствия среди всеобщего ликования? Вроде ничто не предвещало трагических перемен.

Граждане Флорентийской республики, стар и мал, в целом жили в достатке; утонченный эстет, поэт, философ, меценат и хитроумный политик Лоренцо Великолепный наслаждался в своем доме обществом ученых-гуманистов, поэтов, философов и художников. К тому же он надеялся с их помощью упрочить культурные связи с другими областями Италии и иными государствами. Тесно был связан с двором Лоренцо Медичи и Сандро Боттичелли. Не раз он выполнял заказы правителя. Тот высоко ценил одаренного живописца, его умение создавать высокопоэтичные образы.

Алессандро ди Мариано Филиппепи, которого весь мир знает под именем Сандро Боттичелли, родился во Флоренции в семье кожевника Мариано ди Ванни Филиппепи и его жены Смеральды. После смерти отца главой семьи стал старший брат — биржевой делец, прозванный Боттичелли («Бочонок») — то ли из-за округлой фигуры, то ли из-за невоздержанности к вину. Это прозвище перешло и к хрупкому Алессандро, и к его братьям: Джованни, Антонио и Симоне.

Братья Филиппепи получили начальное образование в доминиканском монастыре, затем будущего художника вместе со средним братом Антонио отдали учиться ювелирному мастерству — делу не менее почитаемому в середине XV столетия, чем написание картин. Выучившись, Антонио стал хорошим ювелиром, а Сандро настолько увлекся живописью, что решил посвятить себя только ей. Стиль учителя фра Филиппо Липпи оказал на юного живописца огромное влияние, проявившееся главным образом в пристрастии к определенным типам лиц, деталям и колорите картин. А чего стоила история романтической любви учителя, передаваемая из уст в уста многочисленными учениками Липпи! Сандро слышал ее много раз, и все равно она трогала его восприимчивую душу.

Флорентийский художник фра Филиппо Липпи был монахом (о принадлежности мастера к духовному сословию говорит короткое слово «фра», что по-итальянски означает «брат», «монах»). Сын мясника, Липпи восьмилетним мальчиком остался сиротой и был отдан в монастырь кармелитов, где в возрасте пятнадцати лет принял монашеские обеты. Но этот необычный священнослужитель за свой жизнерадостный и неунывающий нрав получил прозвище «Веселый Брат».

Бросив в 1431 году монастырскую жизнь, Липпи продолжал носить иноческую одежду. О, он не чуждался мирских удовольствий! Козимо Медичи, в то время правитель Флоренции и большой почитатель его таланта, не раз запирал художника в мастерской, чтобы тот не отвлекался от работы. Но эти строгости не останавливали Веселого Брата, и однажды, в очередной раз попав под замок, он спустился из окна по простыням и много дней предавался веселью, пока не был найден и водворен обратно.

В 1452–1466 годах Филиппо Липпи работал над росписью собора в Прато около Флоренции. Довелось ему писать картину и для расположенного там же женского монастыря Санта-Маргарита. По другим сведениям, он был назначен в этот монастырь капелланом. Как бы то ни было, именно там художник увидел юную послушницу, поразившую его своей красотой.

Лукреция Бути, отданная отцом в монастырь, готовилась стать монахиней, но была похищена влюбленным Липпи. От их союза в 1457 году родился сын Филиппино, ставший впоследствии знаменитым художником, а в 1465Bм — дочь Александра.

Скандал, разразившийся в результате этой любовной связи, мог бы закончиться плачевно для любого другого монаха. Но для Липпи, снискавшего своим даром живописца и работоспособностью могущественных покровителей, история завершилась счастливо: папа Пий II издал указ, освобождавший Филиппо и Лукрецию от монашеских обетов и разрешавший им вступить в законный брак. Произошло это в 1461 году.

О книге Елены Обойминой «Тайны женских портретов»

Купить книгу на Озоне

Елена Хорватова. Николай II. Личная жизнь императора (фрагмент)

Предисловие к книге

О книге Елены Хорватовой «Николай II. Личная жизнь императора»

Перед вами книга, посвященная судьбе последнего русского императора Николая II, его отношениям с близки ми людьми, любви, которую он пронес через всю жизнь, событиям его царствования.

Личность этого человека всегда вызывала ожесточенные споры. И современники, и потомки в своих оценках доходили до крайностей — от восторженного обожания до полного неприятия и ненависти. И в наши дни кто-то считает его святым, а кто-то — слабым и безвольным человеком, погубившим великую державу. Подобные взгляды и суждения порой формировались под влиянием господствовавших в тот или иной период идеологических установок и официально принятой трактовки событий, но оказались на редкость живучими. Чтобы оправдать жестокое убийство императора и членов его семьи, исторические факты фальсифицировались, бессудная казнь выдавалась за акт высшей исторической справедливости. Но чем больше документальных материалов, характеризующих последнего русского императора, предается гласности, тем больше возможностей у каждого взглянуть на факты под разными углами зрения и сделать собственные выводы о человеческих качествах Николая II и его месте в истории России.

Николаю II было всего двадцать шесть лет, когда ему пришлось стать верховным правителем такой огромной державы как Российская империя со всеми ее бедами и тяготами. Молодой император подошел к делу со всей ответственностью, но сразу же столкнулся с крайне нетерпимым отношением к себе со стороны оппозиции, недоброжелательством, разнузданной критикой. Конечно, у него были и ошибки, и просчеты, но именно в годы его правления было создано многое из того, чем Россия гордится и поныне.

Российская экономика бурно развивалась, причем темпы ее роста соответствовали показателям экономики США. За двадцать лет царствования Николая Александровича (1894–1914 годы) производство зерна увеличилось вдвое, сахара — втрое, выплавка чугуна возросла на 250 %, железа и стали — на 224%, хлопка — на 388% (благодаря работам по орошению земель в Туркестане).

Урожаи хлопка в последние годы царствования полностью покрывали все потребности русской промышленности, а российские ткани с успехом продавались на внешнем рынке. Россия вообще была одним из крупнейших поставщиков продукции, и промышленной, и сельскохозяйственной, на международный рынок. Реформы П.А. Столыпина дали блестящие результаты. Столыпин говорил, что только сливочное масло, поставляемое на мировой рынок из Сибири, приносит России больше золота, чем все сибирские золотые рудники.

Транссибирская магистраль, связавшая европейские районы страны с Дальним Востоком, была любимым детищем Николая Александровича — он возглавил строительство еще наследником пре — стола и окончательно завершил, став императором. Невиданный расцвет переживало и строительство, обустройство городов. Здания, возведенные в годы царствования Николая II: храмы, вокзалы, театры, корпуса больниц и учебных заведений, промышленные постройки и даже жилые дома поражают красотой и изяществом; значительная часть из них признаны памятниками архитектуры. Общая сумма налогов на одного жителя в России была в начале ХХ века более чем в два раза меньше, чем в Германии, Австрии или Франции и в четыре раза меньше, чем в Великобритании.

При этом в 1912 году превышение доходов над расходами в государственном бюджете составило 335 млн. золотых рублей.

Но главным показателем благополучия жизни все-таки были не чугун, не масло, не кирпичные дома и не хлопок, а высокая рождаемость. За двадцать лет правления последнего русского императора население России увеличилось на шестьдесят миллионов человек. Такого не было ни при каких правителях, ни при каких режимах.

Именно на годы царствования Николая II пришелся удивительный расцвет русской культуры, вошедший в историю под названием Серебряного века. Поэзия, драматургия и живопись этого периода дали настоящие шедевры. В стране во множестве открывались новые театры, музеи, библиотеки. Николай II и другие представители дома Романовых зачастую лично курировали не только строительство, но и организацию этих «очагов культуры», вкладывая в дело немалые средства.

К примеру, Русский музей (Музей имени Александра III) в Санкт-Петербурге был создан Николаем Александровичем на основе художественных коллекций его отца Александра III. «Русские сезоны» в Париже открыли величие русской культуры для европейцев и на целый век ввели в моду балетную, оперную и художественную школу, рожденные в России в период правления Николая II.

Для изучения феномена «русского чуда» французское правительство направило в Россию известного экономиста Эдмона Тэри. Выводы из своих исследований он обобщил в книге «Россия в 1914 году». Многим они казались невероятными. «Ни один из европейских народов не имеет подобных результатов. К середине столетия Россия будет доминировать в Европе».

Однако эти успехи никого не радовали — за границей завидовали, а на родине их просто не желали замечать. «Прогрессивно мыслящие люди» того времени без конца твердили про «невыносимый гнет». Император Николай не был тем тираном, которым его изображали из соображений политической конъюнктуры. При беспристрастной оценке исторических фактов нельзя не заметить, что его время было куда милосерднее к человеку, чем то, что пришло ему на смену. Роман-исследование «Ни ко лай II. Личная жизнь императора» — еще одна попытка на основе документальных материалов (писем и дневников самого императора, его родственников, лиц из его окружения, воспоминаний его современников, официальных бумаг, газетных публикаций и т.д.) привлечь внимание читателя к неизвестным и малоизвестным фактам, дать новую оценку событий жизни и царствования Николая Александровича, понять мотивы его поступков и решений.

Человека нельзя оценивать только по общественно значимым поступкам, в отрыве от событий его личной жизни. Отношения в семье, религиозный настрой, способность любить, дружить, испытывать простые человеческие чувства раскрывают его подлинный духовный мир. А духовный мир Николая Александровича был чрезвычайно богат.

Люди, интересующиеся отечественной историей, смогут найти для себя много нового, так как автор опирался на источники, недоступные для широких кругов читателей. Роман написан в популярной форме, а вплетенные в текст цитаты заставляют «звучать» голоса давно ушедших людей.

Купить книгу на Озоне

Из истории эндокринологии

Глава из книги Андрея Каменского, Марии Масловой, Анастасии Граф «Гормоны правят миром. Популярная эндокринология»

О книге Андрея Каменского, Марии Масловой, Анастасии Граф «Гормоны правят миром. Популярная эндокринология»

Редко когда известна точная дата возникновения той или иной научной дисциплины. Это приложимо и к эндокринологии, которая в современном ее понимании начала развиваться 200–220 лет тому назад, то есть в конце XVIII — начале XIX века. Однако зачатки этой науки появились еще в далеком прошлом. В частности, в древнем Вавилоне и Египте органы и ткани животных использовались для лечения людей.

Руководства по избавлению от болезней при помощи органов и тканей животных можно найти и в древнеиндийских трактатах, например в Аюрведе, составленной, как известно, за 1400 лет до нашей эры. В древних врачебных книгах китайцев также описаны способы лечения при помощи веществ, извлеченных из животных. Многие принципы лечения, изложенные в этих книгах, используются и современной китайской народной медициной.

Школа великого древнегреческого врача Гиппократа, чья родословная насчитывала шестнадцать поколений целителей и восходила, по легендам, по прямой линии к богу врачевания Асклепию, придерживалась теории происхождения болезней, согласно которой здоровье и болезнь организма определяются количественными и качественными изменениями основных жидкостей тела: крови, слизи, печеночной и селезеночной желчи. При наличии правильного смешивания этих соков тело остается здоровым, в противном случае наступает болезнь.

Несмотря на то, что Гиппократ признается основателем всего гигантского древа современной медицины и в частности его ветви — эндокринологии, о нем известно не так уж много. Да и сведения эти часто очень противоречивы, даже о продолжительности его жизни идут споры: по одним источникам, этот великий врачеватель прожил 84 года, а по другим — умер на 105-м году жизни. Вообще-то, в противоречивости источников нет ничего удивительного, ведь жил он около 2500 лет тому назад. Родился Гиппократ на маленьком греческом острове Кос. А первая его биография была составлена только через 600 лет после смерти великого врача его коллегой Сарансом, который был также его земляком и принадлежал к знаменитой косской медицинской школе.

Учился Гиппократ у своего деда и отца — разумеется, известнейших целителей, затем стал странствующим врачом, путешествуя по городам Восточного Средиземноморья. На склоне лет Гиппократ поселился в го- роде Лариса, что в Фессалии. Когда он умер, благодарные горожане поместили на его надгробном камне следующую эпитафию:

Здесь погребен Гиппократ, фессалиец, рожденный на Косе,
Феба он был самого корня бессмертного ветвь.
Много, болезни врачуя, трофеев воздвиг Гигиее,
Много похвал заслужил — знаньем, не случаем он.

Судя по всему, реальные факты из жизни Гиппократа были почерпнуты из этой надписи, а остальная его жизнь является легендой.

Среди потомков Гиппократа было еще несколько человек, носивших это славное имя. Многие врачи из рода Асклепиадов оставили научные труды по медицине, но сейчас не представляется возможным определить, которому из целителей принадлежит тот или иной трактат. Да, наверное, это и не важно. Важно то, что врачи этой замечательной семьи несколько веков лечили людей, во многом опережая свое время. Во времена Гиппократа также широко пользовались лекарствами, изготовлявшимися из различных органов животных. Например, против боли в печени давали печень волка или осла; против почечных заболеваний — почки зайца, против импотенции — семенники осла в вине и т. д.

С древних времен экстрактам из мужских половых желез приписывалась способность помогать в укреплении половой силы, а кастрация домашних животных широко применялась для усиления процесса отложения жира.

Еще древнеримские врачи обратили внимание на связь между функционированием женской половой системы и работой щитовидной железы: щитовидная железа набухает и увеличивается в объеме во время менструаций, а особенно сильно — в период беременности. В Древнем Риме даже существовал обычай измерять ниткой шею выходящих замуж девушек для подтверждения факта их девственности.

Таким образом, можно заключить, что, во-первых, мысль о том, что соки разных частей тела имеют большое физиологическое значение, восходит к глубокой древности и, во-вторых, что эта мысль положенная в основу современной эндокринологии, родилась в недрах практической медицины. Очень древним приемом является и применение кастрации к животным и человеку. Наблюдавшиеся после этого факты исчезновения способности к размножению, ожирения, изменения формы тела и пр. не связывались, безусловно, с изменениями гормонального статуса организма, но накапливались в сокровищнице опыта человечества вместе с наблюдениями, почерпнутыми из медицинской практики.

В Средние века медицинская наука, а значит, и эндокринология, развивалась медленно и по-прежнему опиралась на достижения древних греков и римлян; выступать против взглядов Гиппократа и Галена было небезопасно. Однако и в те непростые для науки времена находились мыслители, опережавшие свое время. Среди них следует выделить немецкого аристократа Филиппа Ауреола Тео фраста Бомбаста фон Гогенгейма, взявшего для краткости псевдоним Парацельс (в честь знаменитого римского врача Цельса). Получив в 1515 году звание врача, Парацельс работал в университетах Зальцбурга, Страсбурга, Базеля. Выступая против слепого следования представлениям Гиппократа и Галена, он пытался создать новую медицинскую науку, основанную на опыте и наблюдениях. Парацельс считал, что в каждом органе есть своя «душа», а потому лечить надо «подобное подобным»: болезни селезенки — экстрактами из селезенки, болезни сердца — экстрактами сердца и т. д.

В аптеках XVI–XVII веков торговали препаратами, полученными из органов животных и человека. Например, можно было приобрести лекарство, изготавливаемое из содержимого черепов казненных преступников, которое якобы помогало при лечении нервных болезней и головной боли. Особенно популярны были препараты из половых органов животных: свиней, зайцев и даже пантер, использовавшиеся при лечении импотенции. Тогдашние медики, конечно, не могли знать, что в экстрактах тех или иных органов и тканей содержатся физиологически активные вещества, то есть вещества, влияющие на работу отдельных систем и всего организма в целом. Среди этих веществ конечно же были и гормоны, что обусловливало возможный положительный эффект «лекарств».

В начале XVII века медицинская наука обогатилась многочисленными данными, полученными, в частности, при вскрытии трупов животных и людей. Очень важным было открытие великим английским врачом и естествоиспытателем Харви Уильямом Гарвеем большого и малого кругов кровообращения. Это открытие свидетельствовало о том, что ток крови соединяет между собой различные органы, являясь тем путем, по которому химические вещества могут попадать из одного места организма в другое. То, что сердце — насос, предназначенный для перекачивания крови по сосудам, — казалось бы, очевидный и общеизвестный факт. Однако до выхода в свет книги Гарвея (1628) господствовали совершенно иные представления: с глубокой

древности считалось, что сердце — очаг теплоты организма, а во многих сосудах циркулирует совсем даже не кровь, а воздух.

Нет сомнений в том, что Гиппократ, Аристотель и Гален были великими учеными, но их понимание строения и функционирования кровеносной системы человека содержало множество ошибок. Гарвей впервые доказал, что кровь не образуется беспрерывно, а в организме циркулирует ее постоянное, относительно небольшое количество. Причем движение крови по сосудам происходит за счет давления, создаваемого сокращениями сердца.

За спиной у древних естествоиспытателей стояла церковь, спорить с которой было смертельно опасно. Да и доводы у противников У. Гарвея были далеко не всегда корректными. Когда Гарвей, вскрыв сосуды у мертвой собаки, продемонстрировал наличие в них крови, а не воздуха, ему возразили, что кровь собирается в сосуды лишь после смерти, а у живых существ в сосудах находится воздух. Вот и поспорь с такими противниками…

Тем не менее учение У. Гарвея о кровообращении было оценено еще при его жизни, а ученый справедливо признается основоположником современной физиологической науки.

Одним из естествоиспытателей, поддержавших У. Гарвея, был Сильвий де ла Боё, утверждавший, что железы, к которым он относил печень, селезенку и надпочечники, выделяют в кровь вещества, разносимые ею и меняющие состояние тела. В результате преобладания в крови того или иного вещества получается «кислая или щелочная острота» тела, которые и являются причиной болезней и подлежат лечению кислыми или щелочными средствами, по принципу — «противоположное — противоположным» (contraria contraribus). Таким образом, де ла Боё, пусть на уровне знаний середины XVII века, констатировал нарушения внутренней секреции, вызывающие заболевания, и предложил способы компенсации этих нарушений.

Еще более определенно об эндокринной регуляции работы организма высказывался выдающийся английский врач Томас Уиллис. Он считал, что различные органы выделяют в кровь физиологически активные вещества, обусловливающие процессы химического превращения веществ в организме. Особое значение Уиллис придавал тем веществам, которые поступают в кровь из половых органов и, в частности, вызывают половое созревание.

Следовательно, уже в XVII столетии в умах отдельных ученых складывалось совершенно ясное представление об огромном физиологическом значении тех химических продуктов, которые из различных частей тела попадают в кровяное русло. Однако эти идеи не были известны подавляющему большинству тогдашних медиков, и работы де ла Боё и Т. Уиллиса оценили по достоинству только через много-много лет.

В эпоху Возрождения были сделаны первые анатомические описания отдельных эндокринных желез. Так, Евстахий описал надпочечники (1563), а Уортон — щитовидную железу (1656). Однако, несмотря на тщательность подобных описаний, исследователи тех времен совершенно не представляли значения открытых ими желез для жизнедеятельности человека.

Теорий, пытавшихся объяснить роль щитовидной железы в организме, было много. Наибольшей популярностью пользовалась теория Шредера (1791), согласно которой щитовидная железа является механическим регулятором кровообращения в мозге; предполагалось, что при лежачем положении тела, наполняясь кровью, она набухает, сдавливая шейные сосуды, предохраняя этим мозг от чрезмерного переполнения кровью. Гален, а за ним и Везалий считали, что назначением гипофиза является выделение носовой слизи, Уиллис же полагал, что этот мозговой придаток выделяет цереброспинальную жидкость, находящуюся в мозговых желудочках и в позвоночном канале.

Другая эндокринная железа — эпифиз, известная уже Галену, также привлекала к себе внимание анатомов и физиологов XVII века, так как, по гипотезе Декарта, являлась вместилищем души человека и предназначалась для связи между телом и душой каждого живого существа. Вполне здравые мысли о роли веществ, выделяемых некоторыми органами в кровь, были опубликованы французом Теофилем Бордё (1775). Если их изложить, используя научный язык наших дней, то они совпадут с представлениями современных эндокринологов. Согласно Т. Бордё, вещества, выделяемые в кровь половыми железами, необходимы для нормальной работы половой системы.

После кастрации отсутствие этих веществ является причиной всех тех изменений, которые наблюдаются в организме кастрата. Во время полового созревания организм, наоборот, насыщается продуктами выделения половых желез, что и определяет происходящие в теле процессы: формирование вторичных половых признаков и т. п.

К середине XIX века несколько исследователей сформулировали представление о наличии в организме желез, не имеющих выводных протоков, из которых вырабатываемые их клетками вещества «просачиваются» непосредственно во внутреннюю среду организма, т. е. в кровь. В это же время были начаты и первые экспериментальные работы по изучению желез внутренней секреции. Пионером в данной области стал профессор из Геттингена Арнольд Бертольд. Удаляя у петухов семенники и пересаживая их на новое место, он заметил, что в этом случае не наступает обычных последствий кастрации: петухи сохраняют голос, половой инстинкт, драчливость и головные украшения настоящих самцов. В результате экспериментов Бертольд сделал совершенно правильный вывод о том, что половые железы выделяют в кровь вещества, которые воздействуют на весь организм петуха независимо от того, находятся ли они на своем естественном месте или перемещены в другую часть тела. При удалении же половых желез в кровь, а через нее во все ткани тела перестают поступать вырабатываемые в семенниках вещества, что приводит к тому, что кастрированные петухи становятся похожими на кур. Чтобы оценить значение опытов Бертольда, надо принять во внимание тот факт, что техникой трансплантации даже теперь владеет далеко не каждый экспериментатор. А более чем 150 лет назад это была просто небывалая высота экспериментального мастерства, до которой не поднимался более ни один из современников Бертольда.

Важно и то, что объяснение, данное им своим опытам, было совершенно правильным. Благодаря опытам Бертольда эндокринология превратилась в экспериментальную науку, опередив развитие многих других областей медицины и физиологии.

В 1869 году французский физиолог Шарль Броун-Секар начал исследование возможности использования продуктов внутренней секреции половых желез животных для омоложения стареющего организма человека. Сначала он пробовал вводить сперму непосредственно в вену, и хорошо, что эти опыты ученый проводил на животных, так как они заканчивались гибелью подопытных самцов. Но мысль его продолжала упорно работать в этом направлении. И решение пришло. 1 июня 1889 года в Парижском биологическом обществе 72-летний Броун-Секар сообщил о результатах опытов, которые он провел на себе самом. Ученый растирал в ступке семенники морской свинки или собаки и, профильтровав кашицу через бумажный фильтр, вводил шприцем под кожу руки или ноги 1 миллилитр полученной при фильтрации жидкости. Всего было сделано восемь инъекций. В момент впрыскиваний он испытывал лишь легкую боль.

Несмотря на сравнительно небольшой промежуток времени, прошедший после инъекций, и относительно малое их количество, Броун-Секар заметил резкие изменения в своем организме. «8 апреля, — сообщал он в своем докладе, — мне исполнилось 72 года. Я прежде отличался довольно значительной физической силой, но за последние 10–12 лет порядочно одряхлел. Еще недавно после получаса работы в лаборатории я уже чувствовал необходимость присесть. После 3–4, а иногда даже после 2 часов пребывания в лаборатории я испытывал сильнейшее утомление, хотя бы все время просидел на месте… В настоящее время, уже начиная со 2-го, а особенно — с 3-го дня после впрыскиваний, все изменилось. Ко мне вернулись утраченные силы. Работа в лаборатории меня теперь мало утомляет. К удивлению моих ассистентов, я могу работать теперь часами, не чувствуя необходимости присесть. Уже несколько дней после 3–4 часов лабораторной работы могу еще час или полтора после обеда работать над редактированием моих записок. Все мои друзья знают, какую громадную перемену

В моей жизни это означает. Много лет подряд я не смел и мечтать о послеобеденной работе; мне всегда приходилось ложиться спать в половине восьмого или в восемь вечера и работать по утрам между тремя и четырьмя часами. Без всяких затруднений и даже не думая об этом, я могу теперь подниматься по лестнице почти бегом, что я всегда и делал до шестидесятилетнего возраста…»

Далее Броун-Секар приводит ряд доказательств того, что он «помолодел»: например, у него будто бы повысился тонус гладкой мускулатуры, что, в частности, выражалось в усилении струи мочи, в улучшении работы кишечника и т. д.

Конечно, Ш. Броун-Секар сильно преувеличивал полученные результаты, оценивая их крайне субъективно. Сейчас понятно, что некоторая стимуляция физиологических процессов под действием экстракта мужских половых желез возможна, но в основном полученные эффекты были психогенной природы, т. е. ученый внушил их себе сам. В современной науке по испытанию новых лекарственных препаратов есть специальное понятие — эффект плацебо. Он заключается в том, что состояние больного довольно часто значительно улучшается после известия о том, что для его лечения применили новое, очень мощное лекарство, хотя на самом деле продолжают давать прежнее, а то и просто «пустышку» — таблетки, содержащие нейтральное вещество. Так вот, Броун-Секар так верил, что вводит себе новый мощный стимулятор жизненных сил, что его организм на некоторое, довольно небольшое, время стал работать более интенсивно. Большинство серьезных ученых отнеслись к докладу Броун-Секара скептически.

В свое время Артур Конан Дойл даже написал почти пародийный рассказ о том, как Шерлок Холмс расследует случай нападения овчарки на собственного пожилого хозяина, профессора медицины. В результате расследования Холмс выяснил, что профессор вводит себе экстракт половых желез обезьяны, после чего ночами, чувствуя себя обезьяной, прыгает по веткам деревьев и дразнит собаку, которая реагирует на это вполне объяснимой агрессией. Однако работа Ш. Броун-Секара оказала большое влияние на развитие науки. Броун-Секар как физиолог пользовался большим авторитетом, и его доклад на такую сенсационную тему, как омоложение, не мог не заинтересовать не только весь ученый, но и вообще весь читающий мир. В Париже в это время была всемирная выставка, собралось много гостей со всех концов света, и именно популяризация науки о внутренней секреции привела к необычайно быстрому развитию данной области знаний. Кроме того, Броун-Секар предложил простой и удобный метод получения вытяжек из тканей желез, не требующий ни сложного лабораторного оборудования, ни хирургической подготовки персонала.

Интерес к проблемам эндокринологии, вызванный работами Броун-Секара, не угасал многие годы. Вспомните хотя бы профессора Преображенского из «Собачьего сердца». Он ведь тоже по воле автора, М. Булгакова, занимается омоложением богатых и влиятельных стариков и старух, пересаживая им железы внутренней секреции. Но практически одновременно с исследованиями Броун-Секара

появились не менее значительные, а скорее и более важные научные разработки других европейских ученых.

В середине 70-х годов XIX века были проведены первые систематические анатомические исследования эпифиза (шишковидной железы). При этом выяснилось, что околощитовидные железы являются самостоятельными органами и выполняют определенные функции. В 1883 году швейцарские врачи Э. Т. Кохер и Ф. Ревердин обнаружили целый ряд болезненных изменений, возникающих у людей после удаления щитовидной железы. Вслед за швейцарцами и другие исследователи стали удалять щитовидную железу у животных.

Вскоре появились сообщения о том, что гибель собак, следующую за удалением щитовидной железы, можно предотвратить, пересадив им щитовидную железу в брюшную полость.

Таким образом, укрепилась мысль о возможности лечения пациентов, у которых утрачен тот или иной орган, путем его пересадки. Очень важен был установленный факт воздействия желез внутренней секреции на организм исключительно выделением химических веществ в кровяное русло, осуществляющегося помимо действия нервной системы. Так, если железу вырезать и пересадить в другое место организма, повредив нервные связи, ее работа не нарушится и организм животного сохранит свою жизнеспособность.

Почти в это же время — в середине 80-х годов XIX века — были получены новые сведения о роли гипофиза в организме: оперативная техника, усовершенствованная к тому времени, позволяла удалять нижний мозговой придаток у животных. В самом конце этого же века было сделано очень важное открытие: Э. Бауманн выделил из тканей этой железы вещество, богатое йодом. Вещество это назвали йодотирином, а позднее — йодтиреоглобулином.

В 1901 году И. Такамине получил в чистом виде вещество, выделяемое надпочечниками, которое он назвал адреналином. В это же время (1902) англичанами В. М. Бейлиссом и Е. Н. Старлингом был введен термин «гормон», которым стали обозначать продукты, выделяемые железами внутренней секреции.

Большую роль в обобщении немалого объема разнородных данных по эндокринологии сыграла книга врача Артура Бидлея «Внутренняя секреция», изданная в 1910 году. Эта книга, материалы которой постоянно дополнялись, стала своего рода энциклопедией для врачей, биологов, химиков, интересующихся проблемами внутренней секреции.

Купить книгу на Озоне

Язык и наука о языке

Вступление к книге Владимира Плунгяна «Почему языки такие разные. Популярная лингвистика»

О книге Владимира Плунгяна «Почему языки такие разные. Популярная лингвистика»

Прежде чем сказать, о чем эта книга, попробуем ответить на такой вопрос:

— Что самое удивительное в человеческом языке?

Ответить на него, конечно, непросто. Так много загадочного в языке, этом даре, объединяющем людей в пространстве и времени, что, пожалуй, было бы справедливо удивляться решительно всему, что имеется в языке и составляет его сущность. И всё-таки, даже согласившись, что в языке удивительно всё, можно заметить одну его особенность, которая всегда бросалась в глаза и занимала разум и воображение людей с древности.

Мы начали со слов человеческий язык.

Действительно, так часто говорят и пишут. Но ведь на самом деле у людей нет одного общего языка. Люди говорят на разных — и даже очень разных — языках, и таких языков на земле очень много (сейчас считается, что всего их около пяти тысяч или даже больше). Причем есть языки, похожие друг на друга, а есть такие, которые совсем, кажется, не имеют ничего общего. Конечно, и люди в разных частях земли не похожи друг на друга, они отличаются ростом, цветом глаз, волос или кожи, наконец, обычаями. Но разные люди, где бы они ни жили, всё же отличаются друг от друга гораздо меньше, чем могут отличаться друг от друга разные языки.

Вот это, может быть, и есть самое удивительное свойство — необыкновенное разнообразие человеческих языков.

О нем и пойдет речь в этой книге, которая так и называется — «Почему языки такие разные?». Мы поговорим о том, какие бывают языки в разных странах, чем они отличаются друг от друга, как друг
на друга влияют, как появляются и исчезают — ведь языки, как и люди, могут рождаться и умирать. А еще они, тоже как люди, могут быть «родственниками» — и даже образовывать «семьи».

Ответы на эти вопросы (и многие другие, связанные с языком) ищет наука, которая называется лингвистика. Современная лингвистика — сравнительно молодая наука, по-настоящему она начала развиваться лишь в ХХ веке. Конечно, люди всегда интересовались языком, пытались составлять грамматики и словари, чтобы им было легче изучать чужие языки или понимать, что написано в старинных книгах. Составление грамматик помогло возникнуть лингвистике, но лингвистика не сводится к составлению грамматик: чтобы ухаживать за домашним попугаем, полезно знать кое-что из биологии, но ведь биология — это не наука о том, как ухаживать за попугаями. Вот и лингвистика — это не наука о том, как изучать иностранные языки.

Почему же она возникла так поздно? Причина — еще в одной загадке языка. Каждый из нас с самого рождения в совершенстве знает по крайней мере один язык. Этот язык называют родным языком человека. Младенец рождается немым и беспомощным, но в первые годы жизни в нем словно бы включается некий чудесный механизм, и он, слушая речь взрослых, обучается своему языку.

Взрослый человек тоже может выучить какой-нибудь иностранный язык, если будет, например, долго жить в чужой стране. Но у него это получится гораздо хуже, чем у младенца, — природа как бы приглушает у взрослых способности к усвоению языка. Конечно, бывают очень одаренные люди (их иногда называют полиглотами), которые свободно говорят на нескольких языках, но -такое встречается редко. Вы почти всегда отличите иностранца, говорящего по-русски (пусть и очень хорошо), от человека, для которого русский язык — родной.

Так вот, загадка языка в том, что в человеке заложена способность к овладению языком, и лучше всего эта способность проявляется в раннем детстве.

А если человек может выучить язык «просто так», «сам по себе» — то нужна ли ему наука о языке? Ведь люди не рождаются с умением строить дома, управлять машинами или играть в шахматы — они долго, специально этому учатся. Но каждый нормальный человек рождается со способностью овладеть языком, его не надо этому учить — нужно только дать ему возможность слышать человеческую речь, и он сам заговорит.

Мы все умеем говорить на своем языке. Но мы не можем объяснить, как мы это делаем. Поэтому, например, иностранец может поставить нас в тупик самыми простыми вопросами. Действительно, попробуйте объяснить, какая разница между русскими словами теперь и сейчас. Первое побуждение — сказать, что никакой разницы нет. Но почему по-русски можно сказать:

Я сейчас приду, —

а фраза

Я теперь приду

звучит странно?

Точно так же в ответ на просьбу

Иди сюда!

мы отвечаем:

Сейчас! —

но никак не

Теперь!

С другой стороны, мы скажем:

Лиза долго жила во Флориде, и теперь она неплохо знает английский язык, —

и заменить теперь на сейчас (…и сейчас она неплохо знает английский язык) в этом предложении, пожалуй, нельзя. Если вы не лингвист, вы не можете сказать, что в точности значат слова теперь и сейчас и почему в одном предложении уместно одно слово, а в другом — другое. Мы просто умеем их правильно употреблять, причем все мы, говорящие на русском языке, делаем это одинаково (или, по крайней мере, очень похожим образом).

Лингвисты говорят, что у каждого человека в голове есть грамматика его родного языка — механизм, который помогает человеку говорить правильно. Конечно, у каждого языка есть своя грамматика, поэтому нам так трудно выучить иностранный язык: нужно не только запомнить много слов, нужно еще понять законы, по которым они соединяются в предложения, а эти законы не похожи на те, которые действуют в нашем собственном языке.

Говоря на своем языке, мы пользуемся ими свободно, но не можем их сформулировать.

Можно ли представить себе шахматиста, который бы выигрывал партии в шахматы, но не мог при этом объяснить, как ходят фигуры? А между тем человек говорит на своем языке приблизительно так же, как этот странный шахматист. Он не осознает грамматики, которая спрятана у него в мозгу.

Задача лингвистики — «вытащить» эту грамматику на свет, сделать ее из тайной — явной. Это очень трудная задача: природа зачем-то позаботилась очень глубоко спрятать эти знания. Вот почему лингвистика так долго не становилась настоящей наукой, вот почему она и сейчас не знает ответа на многие вопросы.

Например, нужно честно предупредить, что по поводу языков мира лингвистика пока не знает:

  • почему в мире так много языков?
  • было ли в мире раньше больше языков или меньше?
  • будет ли число языков уменьшаться или увеличиваться?
  • почему языки так сильно отличаются друг от друга?

Конечно, лингвисты пытаются ответить и на эти вопросы. Но одни ученые дают такие ответы, с которыми другие ученые не соглашаются. Такие ответы называются гипотезами. Чтобы гипотеза превратилась в верное утверждение, нужно убедить всех в ее истинности.

Сейчас в лингвистике гораздо больше гипотез, чем доказанных утверждений. Но у нее всё впереди.

А теперь — поговорим всё же о том, что нам известно про разные языки.

Купить книгу на Озоне

Помощники темных сил

Отрывок из книги Олега Коровкина «Тайны растительного мира. От гигантов и карликов до эскулапов и отравителей»

О книге Олега Коровкина «Тайны растительного мира. От гигантов и карликов до эскулапов и отравителей»

Среди огромного разнообразия окружающих нас растений встречаются и такие, которые при неправильном с ними обращении могут не только нанести ощутимый удар по нашему здоровью, но даже и лишить нас жизни. И главная проблема при встрече с ними заключается в том, чтобы вовремя догадаться о грозящей опасности. Ведь по внешнему виду эти коварные растения мало чем отличаются от остальных. Более того, зачастую они бывают весьма красивы и привлекают наше внимание яркой окраской цветков и аппетитным видом плодов. В отличие от многих благородных животных, предостерегающих о своей опасности яркой настораживающей окраской, ядовитые растения о собственных «достоинствах» на весь мир предпочитают не кричать. А раз так, надо научиться узнавать наиболее опасные из них по внешнему виду.

Начнем наш рассказ с представителей семейства пасленовых, того самого, к которому принадлежат так любимые нами картофель, томат, баклажан и сладкий перец.

И здесь первой по ядовитости конечно же будет красавка, или белладонна (Atropa belladonna). Интересно, что и русское, и латинское названия (а «белладонна» по-итальянски — «прекрасная дама») означают красивую женщину. Так ли уж прекрасно это растение, чтобы его красота отразилась даже в видовом названии? Давайте разбираться.
Красавка — многолетняя трава высотой до 1,5 метра с крупными (до 20 сантиметров длиной) цельными листьями удлиненно-яйцевидной формы с заостренной верхушкой. Цветет она все лето, а иногда и до октября. Цветки у красавки достаточно крупные, с колокольчатым венчиком. Но окраска сросшихся между собой лепестков с внешней стороны несколько тускловата — коричневато-фиолетовая или буровато-пурпурная. Внутри же они окрашены в желтый или коричневатый цвет с хорошо заметными фиолетовыми прожилками. В общем, по цветкам в красавке красавицу признать трудно.

Но не они главное украшение белладонны, а плоды — черные блестящие ягоды размером с вишню. Очень эффектно выглядит растение в пору плодоношения. Однако именно эти красивые плоды и являются причиной всех бед. Мало кто устоит перед притягательной силой спелых ягод — каждому хочется их попробовать. А вот делать это никак нельзя. Ведь ягоды красавки содержат не один и не два, а не менее семи различных ядовитых веществ — алкалоидов. Главные — это атропин, гиосциамин, скополамин. Но ядовитые вещества содержатся не только в ягодах — есть они и в листьях, стеблях, корневищах и корнях.

Человек, съевший всего одну ягоду красавки, сильно возбуждается, начинает беспричинно смеяться, у него появляются галлюцинации; возможен и противоположный эффект — состояние сонливости. Именно поэтому в Древней Руси красавку называли сонной одурью или сонным дурманом. И как только ее еще не называли! И бешеной ягодой, и черешней сумасшедших, и даже пёсьей вишней… Все это свидетельствует о том, что белладонна действительно принесла людям много бед. Известно, что в Средние века от этого растения погибало много людей в Европе. А в XVIII веке в Австрии власти даже были вынуждены выпустить несколько специальных циркуляров с описанием растения и распространить их среди населения — настолько часто там отравлялись красавицей красавкой, прельстившись ее плодами. В тех местах, где белладонна обычна, пасечникам следует быть особо внимательными — ведь нектар, собранный пчелами в ее цветках, тоже ядовит. Полученный из него ядовитый мед отличается красно-коричневым цветом и горчит.

Но, как говорится, нет худа без добра. Как и многие ее ядовитые собратья, красавка — очень ценное лекарственное растение. И сегодня именно ее ядовитые алкалоиды помогают бороться с многими болезнями и даже спасать людям жизнь. Препараты белладонны применяют в качестве обезболивающего и спазмолитического средства при язве желудка и двенадцатиперстной кишки, болезнях печени, почек; при кашле и астме их используют как успокаивающее. В Болгарии белладонна используется при лечении одной из страшных болезней — дрожательного паралича, или болезни Паркинсона. Широко используется атропин в офтальмологии — его способность расширять зрачок помогает исследовать глазное дно.

Оказывается, о способности сока красавки расширять зрачки люди знали с давних времен. И не только знали, но и использовали в своей жизни, правда с несколько необычными целями. В Древнем Риме, а потом и в Италии и в Испании дамы закапывали сок белладонны в глаза, чтобы расширившиеся зрачки создавали эффект «бездонности» и черноты. Естественно, что перед такими очами не мог устоять ни один кавалер. А то, что черноокая красотка видела своего поклонника как в густом тумане, уже большой роли не играло… Но это еще не все женские хитрости. Очень скоро милые дамы научились натирать соком красавки щеки, что вызывало расширение кровеносных сосудов, и, соответственно, они покрывались ярким «морозным» румянцем. Видимо, в те времена в моде были краснощекие и черноглазые, но мало что видящие красотки, которым, бедняжкам, приходилось судить о качествах своих ухажеров лишь на слух да на ощупь… Так вот, оказывается, чем объясняется латинское, а возможно, и русское название растения — способностью делать женщин красивыми!

Следует заметить, что белладонну не обошли вниманием и ставленники темных сил — колдуны и ведьмы. Зная, что небольшие количества этой травы способны вызывать галлюцинации, они широко и, надо полагать, успешно использовали ее в своих чарах. Участвовала красавка и в военных сражениях. Согласно старинному преданию, долго отступавшие во время войны с датчанами шотландцы были вынуждены пойти на хитрость. В одном из оставленных селений они приготовили датчанам подарок — несколько бочек с пивом, щедро приправленным соком белладонны. Напившись трофейного пива, датчане сначала начали веселиться и буйствовать, но вскоре погрузились в странное оцепенение, похожее на сон. Воспользовавшись этим, хитрые шотландцы быстро перебили врагов.

Белладонна — растение довольно теплолюбивое. Сегодня в дикорастущем виде ее можно встретить на Атлантическом и Средиземноморском побережье Европы, на Балканах, в Малой Азии, Иране, Афганистане, Пакистане. Как заносное растение встречается она дикорастущей и на Американском континенте. Есть она в Молдавии, на Украине — в Крыму и Карпатах. В России ее можно найти на Кавказе. Однако белладонна широко возделывается как ценное лекарственное растение. Ее насаждения можно встретить чуть ли не во всех странах Европы, в Пакистане, США, Бразилии. Успешно выращивают ее на Украине, в странах Прибалтики и даже в Центральной России, например в Московской области.

А теперь немного мифологии. Латинское название растения, данное ему Карлом Линнеем, — Atropa belladonna. Мы уже выяснили, что второе слово, видовой эпитет, подсказано Линнею своеобразным использованием растения итальянскими и испанскими дамами. А почему же он назвал род атропой? Оказывается, Атропой, согласно древнегреческой мифологии, звали одну из трех мойр — богинь судьбы. Древние греки полагали, что человеческая жизнь подобна льняной нити, которую держит в руках богиня Атропа. В любой момент она может перерезать эту нить и закончить земное существование человека. Обычно Атропу изображали с ножницами в руках, а иногда — и с солнечными часами, на которых она показывала час смерти человека. Наверное, потому, что сильноядовитой красавке так же легко, как и Атропе, прервать человеческую жизнь, и дал Линней растению столь символичное родовое имя.

Купить книгу на Озоне

Эдуард Годик. Загадка экстрасенсов: что увидели физики (фрагмент)

Авторское вступление к книге

О книге Эдуарда Годика «Загадка экстрасенсов: что увидели физики»

Воистину, судьба играет человеком. Так случилось, что в уже достаточно зрелом возрасте передо мной, как комета, влетевшая в атмосферу, промелькнула яркая возможность «в рабочее время» задуматься над главным: КТО мы? и ГДЕ мы? Такие вопросы обычно волнуют человека в детстве, пока он еще маленький — не при деле. Как ни странно, я, уже сложившийся ученый, интуитивно ухватился за этот шанс. Зачарованный, я отважился выбраться из наезженной научной колеи и по бездорожью проложил свою. И ни разу не пожалел об этом, хотя через десять лет проект, над которым я и мои коллеги плодотворно и увлеченно работали, сгорел в суете перестройки, как та комета…

Я чувствую себя обязанным рассказать подробнее, как это было и что я успел увидеть и понять. Подобно тому, как охотно делятся своими впечатлениями люди после «встречи с инопланетянами». С небольшой разницей: я — ученый, да еще специалист в области физики твердого тела, так что моя фантазия не «летает», а твердо стоит на научной почве.

В начале 80-х годов прошлого века (совсем недавно!) я работал в Институте радиотехники и электроники Академии наук СССР (ИРЭ), уже защитил докторскую диссертацию и руководил работой нескольких аспирантов. У каждого из них была своя тема, основанная на моем научном заделе, так что результаты их исследований были вполне ожидаемыми. Более того, ясно очерчивались горизонты дальнейшего развития моей науки. И так на всю оставшуюся жизнь… Все складывалось в моей научной карьере как нельзя лучше. Но время от времени я стал ощущать внутреннее беспокойство, словно в моей жизни не хватало чего-то главного. И вот однажды я вдруг живо представил себе, что лет эдак через десять — двадцать я открою утром глаза, увижу столь привычную картину: голубое небо, зеленые деревья, спешащих куда-то людей— и остро почувствую, что это и есть главное — Жизнь, которая течет по своим, неведомым мне законам. И течет она мимо меня, целиком погруженного в проблемы физики твердого тела, живущего в одном измерении многомерного, бесконечно разнообразного мира. А жаль: живем только раз… Так у меня в глубине сознания проснулось почти детское по силе любопытство, и оно бы снова уснуло среди рабочей рутины, если бы не случай.

Примерно в то же время, когда я задумался о Жизни, в обществе возник интерес к так называемым экстрасенсам. Они якобы могли творить чудеса, выходящие далеко за пределы чувственного восприятия. Вначале это был не более чем праздный интерес. Физики, особенно экспериментаторы (я в том числе), шутливо называли экстрасенсорику «ведьмологией». Но в один прекрасный момент «сверху» было решено разобраться в этом профессионально. Так уж случилось, что оказались затронутыми мои профессиональные интересы — я изучал инфракрасные сенсоры. Сама «ведьмология» меня нисколько не интересовала, наоборот, вызывала аллергию. Ученых интересует, увлекает только объективная реальность, данная в эксперименте. А «ведьмология» существовала на уровне житейского примитива: «я сам видел, слышал…» Это была далеко даже не феноменология (начальный описательный этап науки), которая основана на доказательстве (с необходимой статистикой) существования каждого феномена. Но в «ведьмологии» фигурировали так называемые «биополя», с которыми резонно было поручено разобраться нашему Институту радиотехники и электроники (ИРЭ). Вот тут я увидел возможность удовлетворить свое любопытство к Жизни за «казенный счет» и предложил проект «Физические поля и излучения биообъектов». Проект прямо не имел отношения к «ведьмологии», но должен был прекратить досужие разговоры о «биополях». Я был уже достаточно опытным физиком и понимал, что казенные деньги нужно не только потратить, но и «выдать» за них что-то полезное для народного хозяйства. Поэтому в качестве главной была поставлена задача разработать новое поколение медицинской аппаратуры для функционального картирования организма по его собственным сигналам. Тему одобрили, и началась работа.

Мне удалось собрать уникальную команду молодых физтехов (выпускников Московского физико-технического института), в первую очередь моих студентов и аспирантов. С ними на основе накопленного в ИРЭ опыта в области пассивного дистанционного зондирования мы изготовили аппаратуру, позволяющую наблюдать не видимые невооруженным глазом физические поля человека и животных в их функциональной динамике. Фактически мы увидели организм «в его собственном свете». Наряду с главной нашей целью — разработкой новых методов и аппаратуры для функциональной диагностики организма — мы предложили и проверили возможные физические механизмы осуществления экстрасенсорных феноменов: телекинеза, кожного зрения и др. Так что, независимо от их объективного существования, мы могли бы воспроизвести их, как
«волхвы фараона» повторили «Божьи чудеса Моисея».

Изучая главный раздражитель общественного спокойствия — феномен «экстрасенс-целитель», мы обнаружили удивительные возможности сенсорного восприятия, особенно подсознательного. Более того, используя разработанные методы и аппаратуру, мы вместе со специалистами из Китая стал изучать накопленный в китайской медицине опыт бесконтактного целительства — цигун. К нашим исследованиям подключились совершенно необходимые при изучении человека научные партнеры: физиологи, биологи, медики, психологи и др.

Только такой мультидисциплинарный подход обеспечил успех проекта. Мы начали работу с подхода «человек глазами радиофизики», а пришли к принципиально междисциплинарному
изучению «человека глазами науки». Только такой взгляд на проблему позволяет понять скрытые возможности человеческого организма, осознать его тесную связь с окружающих видимым и невидимым миром. Как всегда, научно осязаемая реальность оказалась намного интереснее примитивных «придумок».

В практическом плане, глядя на человека принципиально «общеорганизменными глазами радиофизики», мы поняли главное: растущая специализация медицины может вскоре завести ее в тупик (если еще не завела). Будущее за новым здравоохранением, в центре внимания которого целостное восприятие организма человека и профилактика возможных нарушений его функционирования.

На кого рассчитана эта книга? На любого, кто хотя бы иногда задумывается между «неотложными делами» о Жизни: том, что представляем собой мы сами и окружающий нас мир. Если «простому» читателю будут непонятны какие-то технические детали, можно смело их опускать, но для специалистов они принципиально важны.

Купить книгу на Озоне

Исаак Ильич Левитан

Глава из книги Якова Минченкова «Воспоминания о передвижниках»

О книге Якова Минченкова «Воспоминания о передвижниках»

Восьмидесятые годы должны были иметь своего выразителя и в пейзаже, как в литературе они его имели в лице Чехова. Разбитые надежды передовой интеллигенции тонули в тоске безвременья. Русская природа и убогие деревни, казалось, олицетворяли собой настроение общества. Печальные равнины с рощами белоствольных берез и трепетных осинок, окольные дороги с протоптанными извилистыми пешеходными тропинками, уходящие к бес предельной синеве далей, деревенские сизые избы и сараи, разбросанные по пригоркам, золотой наряд осенних грустных дней просились в душу поэта-живописца и нашли своего выразителя в лице Левитана.

И везде в его вещах вы слышите эту щемящую душу музыку, подслушанную им в тихом шелесте падающей осенней листвы и в говоре весеннего ручья, бегущего из-под тающих снегов. Пробуждающаяся природа не несет радости обновления и силы, в ней лишь скоропреходящий блеск безотрадной улыбки.

Портрет Левитана работы Серова охватывает его полностью, прекрасно выражая его духовное содержание. Смуглое лицо с глубокими впадинами задумчивых, с тихой печалью глаз. Этим взором оглядывает он мир и, отбрасывая детали, берет общее, самое главное. И грусть его изящна. Каждый мазок на его этюде говорит о красоте души художника-поэта. И эта красивая тоска опьяняет вас, как аромат цветов. Вы отдаетесь ей и не можете от нее оторваться. Ею было захвачено почти целое поколение пейзажистов, выражавших в своих произведениях левитановское настроение.

Однако оно не заглушало в нем чувства реального. Правда жизни видна во всех его произведениях. Он глубоко и упорно изучает натуру, делает массу этюдов, ищет самое существенное для своей картины, в которую вкладывает потом всю сумму своих знаний и переживаний. Не стеснялся, как и Врубель, прибегать даже к фотографии, если она помогала ему раскрыть в природе сложную задачу. Так, в картине «Март» прекрасно написанный снег под лучами весеннего солнца явился, как передавали товарищи Левитана, результатом не только непосредственного наблюдения, но и проверки соотношений светотени по фотографическим снимкам. Но нигде вы не увидите и признаков фотографии, нигде она не повела художника к грубому натурализму, не заставила его разменяться на ненужные детали.

Эту правду в передаче натуры Левитан требовал и от своих учеников, когда был преподавателем по классу пейзажа в Московском училище живописи. Он подолгу останавливался перед ученическими работами на выставках и метким, изощренным на природе глазом выхватывал из этюдов учеников самое верное и за него хвалил. Тогда выдвигался большой пейзажист С. Ю.Жуковский, еще учившийся в Училище. Левитан изучал каждый его этюд на выставке, расспрашивал, сколько времени он писал их, и от многих приходил в восторг.

В каждой вещи Левитана, в каждом этюде сказывалась его душа, слышалась его песня. Левитана породила переживаемая им эпоха и нянчила нужда. В то время многие чуткие талантливые натуры быстро изживали себя или уходили от жизни, впадая в крайний индивидуализм, мистицизм, а в худшем случае прибегали и к зелену вину. Всяко бывало.

Наряду с Левитаном мне рисуется никому не известная, никем не упоминаемая фигура его друга, школьного товарища Часовникова, прошедшего этап мистицизма до самой бездны.

В тяжелые дни ученичества, когда Левитану приходилось ночевать под скамьями в Училище живописи и питаться на три копейки в день, он подружился с Часовниковым, очень одаренным и чутким юношей. Василий Васильевич Часовников, находившийся в немного лучших материальных условиях, всячески помогал Левитану, делился с ним куском хлеба, давал бумагу, угли для рисования и оберегал от всяких неприятных случайностей в товарищеской среде. Эти две фигуры при всем своем несходстве имели в себе много общего, олицетворяя веяние времени.

Левитан еще в школе проявил себя талантливым пейзажистом со своей особой нотой. Он умел находить в природе мотив и умел овладеть им. Часто самый этюд его уже представлял целую картину.

Часовников говорил: «Пойдем мы компанией на этюды в окрестности Москвы, бродим, бродим и ничего не найдем интересного, а Левитан сядет у первой попавшейся лужицы и приносит домой прекрасный мотив для пейзажа, и вполне проработанный».

В классах работал хорошо и Часовников. Перов, его учитель, восторгался живописью его этюдов.

Левитан кончает школу и упорно пробивает себе дорогу. Сперва его, как и полагается для таланта, не признают, потом с ним мирятся и, наконец, восхищаются. Передвижники долго выдерживали его в экспонентах, но в конце концов должны были признать его талант и принять в число членов.

Часовников из Московского училища едет в Петербург, в Академию художеств, попадает к старым, дореформенным профессорам, никакой помощи у них не находит и сам ищет новых путей в искусстве. Хочет найти особые, главные линии в натурщике, упрощает колорит, бьется над неразрешимыми, им же самим поставленными задачами и, надорвавшись, бросает Академию и уезжает учительствовать в средней школе. Доля учителя рисования всем известна. Стать им — это значит похоронить себя как художника. Оторванный от художественной среды, от восприятия художественных произведений, лишенный времени для самостоятельной творческой работы, учитель рисования обыкновенно бросал искусство, а если и пробовал когда писать, то, не видя в провинциальном городе ничего, кроме собственных работ, останавливался в своем развитии и затем быстро катился назад. Исключения представляли только очень сильные натуры, не порывавшие связи с центрами, с общей художественной жизнью.

В то время, когда Левитан находился в гуще художественной жизни, много видел, ездил за границу и в постоянной работе подымался все выше и выше, — Часовников, запершись в провинции, оставил искусство. Но утеряв веру в искусство, в свое к нему призвание — во что же верить и чем жить?

Он видит кругом насилие, греховность мира, мрак и нищету. Кто укажет спасение от них и новый путь для жизни? Умами многих владел тогда Толстой. Часовников окружает себя всем, что пишет о жизни наш Савонарола, и ищет у него решения всех вопросов и спасения для себя.

Наслушавшись о Часовникове в Москве от его товарищей, я напал на его след на юге, в Новочеркасске. Был у него на квартире. Свою комнату он и уходя не запирает, да в ней, кроме книг, почти и нет ничего. Спит на досках. Интересуется жизнью искусства, особенно московского, в питерцев не верит: у них искусство по повелению императорского двора, москвичи хоть от этого более свободны.

Много расспрашивает и говорит о Левитане, восторгается им. Но все это между прочим, это прошлое, а сейчас он буквально горит над решением вопроса: как жить, что делать, чтобы спастись от греховной жизни? А грех, преступление везде.

— Чему мы учим? — спрашивает меня. — Ведь вся наука в теперешнем виде ложь, она для того, чтобы одним жилось хорошо, а другим приходилось бы только работать всю жизнь, без просвета, на богачей. И мы повинны в этом, мы пользуемся их каторжным трудом, так как не можем оторваться от общества, породившего нас и содержащего нас для своих надобностей или своей потехи. Я преподаю рисование и черчение в техническом училище, но чему научаем мы там своих учеников? Делать замки! Да! Замки для своих детей, для самих себя. Вот Толстой указывает это. Подождите, может, он найдет, как жить надо. Я жду. А пока надо самоусовершенствоваться, чтобы потом обновленным, с другим сердцем подойти к разрешению проклятого вопроса.

Часовников смотрел на меня глубокими глазами, просил:

— Вот что: искусство все же должно быть. Оно было и у рабов. Кроме замков, я хочу, чтобы они могли внести в свою работу то, что сохраняли и рабы, — чувство красоты. Ведь это единственное, что поднимало раба в его труде выше уровня рабочего скота. Так вот, пришлите нам образцы народного художественного творчества, резьбу по дереву, литье, кованые вещи, постройки. Они насмотрятся, и, может, что сами сумеют. А иначе как же? Они для себя ничего не имеют в своей работе.

Из Москвы я выслал ему все, что мог найти по его просьбе, и получил благодарности в письмах, насыщенных тем же горением духа, жаждой найти выход из тупика жизни.

Левитан вырос в большую величину. Каждый пейзаж его был событием на передвижной выставке. Он берег свою славу, вынашивал подолгу вещи и ставил только то, что его удовлетворяло. Вещи, которые оказывались на выставке, по его мнению, слабыми, он снимал и увозил, не показывая публике. Из десятка привозимых на выставку вещей он снимал иногда половину. Иные переписывал, другие уничтожал. Частых повторений, как у большинства пейзажистов, у него не было. Почти в каждую картину вносил он новую ноту.

Его возмущало количество представляемых на выставку необработанных, непродуманных вещей, повторений старых мотивов, картинного базара.

— Для чего это? — показывал он на ряд пейзажей. — Думают попросту заработать и жестоко ошибаются. Простой расчет: ведь на этом рынке будет взято потребителем ровно столько, сколько он может затратить, ни больше, ни меньше, а потому не следует выходить из границ, а делать только то, что самого удовлетворяет. Этот базар ни к чему.

Учеников своего пейзажного класса возил на ученическую дачу на этюды, «заражаться природой».

— Без этого нельзя, — говорил Исаак Ильич. — Надо не только иметь глаз, но и внутренне чувствовать природу, надо слышать ее музыку и проникаться ее тишиной.

Он был охотник, ходил на тягу вальдшнепов и, конечно, не ради самой охоты, стрельбы, но чтобы переживать моменты, связанные с охотой, которые давала ранняя весна.

Он красиво описывал время пробуждения природы, вечерние зори ранней весны и остатки снега в березовых рощицах, окутанных сумерками.

Третьяковская галерея отражает все этапы творчества Левитана в последовательности его развития. Здесь и ранняя «Осень в Сокольниках», «Плес на Волге», «После дождя», «Омут», «Март», «Золотая осень», «Солнечный день» и, точно реквием самому себе, — «Над вечным покоем».

С приходом славы изменилось и материальное положение Левитана. Он вышел из подавляющей его нищеты и мог не отказывать себе во всех потребностях культурного художника. Жил в тихом дворе, в небольшом уютном особняке с простой, но изящной обстановкой, ездил за границу, где работал и видел все, что было лучшего в искусстве.

Меня удивляло, что Часовников не имел общения со своим другом, хотя бы письменного. Что разъединило их? Я напомнил Левитану о нем. Исаак Ильич глубоко задумался и своим, особым, как бы заглушенным голосом заговорил.

— Да, да! Он стоит передо мной, не знаю, как сказать, — как живой укор совести. Не знаю, в чем я виновен, но чувствую свою вину, и не перед ним, а перед всеми. Он как бы моя перешедшая в него совесть, которая говорит мне то, что нашептывает и природа. Это неразгаданное и грустное, грустное без конца. И как тяжело бывает остаться наедине со своею совестью — так чувствую я себя при воспоминании о Василии Васильевиче.

Исаак Ильич прикрыл лицо рукой и долго просидел неподвижно.

Я подумал, что Часовников не хотел наводить тень на жизнь друга своим внутренним разладом.

Когда произошел в Товариществе передвижников раскол и свежие силы во главе с Серовым покинули Товарищество и образовали художественное общество «Союз русских художников», Левитан примкнул к «Союзу», но из Товарищества все же не вышел и присылал на передвижные выставки свои картины. Что удерживало его в Товариществе—неизвестно. Некоторые говорили, что Исаак Ильич делал это из чувства признательности к Товариществу, которое встало на его защиту, когда Левитану как еврею грозило выселение из Москвы. Во всяком случае им руководило не желание материальных выгод. Этим Исаак Ильич никогда не был заражен. В Товариществе он оставил о себе самое светлое воспоминание, как человек безукоризненной честности в жизненном обиходе, в отношении к искусству и Товариществу.

Левитан стал кумиром юношества — пейзажистов. Все передовые художественные общества стремятся заполучить его вещи на свои выставки, и картины его распродаются в первые же дни. Судьба признала свою несправедливость к Левитану и после годов нужды и страданий венчает его лаврами и дает возможность не думать о завтрашнем дне, свободно отдаваться искусству.

Но поздно. Силы надорваны, ослабело сердце. На выставке Левитан с трудом подымается по лестнице.

— Все бы хорошо, а вот от этого пустяка, — показывает на сердце, — нет настоящей жизни.

Товарищеский парадный обед. Высказываются всяческие пожелания. Усталое лицо Левитана вдруг вспыхивает, он приподымается, упирается одной рукой о край стола и, как будто стремясь куда-то вперед, воодушевленно говорит:

— Надо жить, и жить красиво! Надо побороть и забыть свои страдания, надо пользоваться жизнью, ее светом, ее радостью, как блеском солнечного дня. Мы еще успеем сойти, об этом нечего и думать, а сейчас выпьем последние сладкие остатки из жизненного бокала, упьемся всем лучшим, что может дать нам жизнь!

Он схватил бокал и звонко ударил о бокал соседа.

От Часовникова получаю снова письмо с заказом — прислать книги по прикладному искусству, по русскому народному творчеству, а в конце приписка: «Не найду выхода из тупика, вижу, что и Толстой его не нашел, сам собой я тоже ни к чему не приду, надо отдать себя кому-то другому, сильнее меня, и пусть ведет меня, куда знает. Но где эта сила, которая бы сковала мою волю, заглушила бы мои сомнения и пусть хоть убила бы меня? Где эти верные руки? Я их не вижу». На этом переписка с ним окончилась, на свои письма я не получал больше ответа и не знал, у кого же мне справиться о Часовникове.

Весной в Москве получил от Левитана записку; просит зайти к нему, чтобы поговорить о его делах в Товариществе.

В назначенный час прохожу двор левитановского домика. Над дорожкой цветущие кусты сирени, а день солнечный, радостный, весенний.

Дверь в передней оказалась отпертой, в квартире пусто. Вошел в гостиную и из спальни услыхал голос Исаака Ильича:

— Вот видите — я лежу в постели, противная хвороба не вовремя…

Идите ко мне, поговорим.

А мне нравилось осматривать гостиную, и я задержался. Редко приходилось встречать такое у товарищей-передвижников. Много света, блестящий паркетный пол, все чисто, ново, изящно. Тонкие рамы, и картины в них мелодичные и точно благоухающие тонким ароматом.

Я вспомнил слова Левитана на обеде и подумал, что он действительно умел пользоваться жизнью, как блеском солнечного дня.

А сейчас он лежал бледный и слабый на белоснежной подушке. Глаза стали еще более глубокими.

После короткого делового разговора Левитан погрузился в мечты о поездке в деревню и работе среди природы.

— Держит вот меня болезнь, а пора бы уже давно в деревню. Теперь там хорошо. Жаль, что упустил тягу. Ничего, и ранняя зелень хороша… тонкая-тонкая, с розовыми и фиолетовыми полутонами. Необыкновенная деликатность. Необходимо прежде всего почувствовать эту мелодию. Вот из молодых у вас к ней прислушивается Бялыницкий-Бируля. Пусть поют все молодыми голосами этот гимн природы. Может, иначе, чем мы, — радостнее. А я тоже, как только подымусь, — сейчас туда, под солнце, к избам, к ярким полоскам озимей. Хорошо, ведь, право же, хорошо!

Он так говорил, а видно было, что у изголовья его, как в портрете Беклина, та неизбежная гостья играет уже на одной струне свою грустную мелодию…

Распрощался я с чувством, что навсегда. Прошел через пустую гостиную. В раскрытое окно лился весенний свет, пахли расставленные на подоконниках гиацинты, на стенах — картины в изящных рамах, а на трюмо дамская шляпа и длинные лайковые перчатки…

В начале лета ехал я на юг и проездом через Новочеркасск решил остановиться от поезда до поезда, чтобы повидать Часовникова. Час был дообеденный, думал застать его в училище, которое было за городом. На извозчике подымаюсь в гору по улице пустынного, сонного города. Жара нестерпимая, сушь и пыль. Извозчик жалуется: «С весны ни одного дождя, что поделаешь?»

Вдруг, откуда ни взялась, рыжая малая тучка. Круглилась, круглилась и разразилась настоящим ливнем, а гром, казалось, разрывался над самой головой.

Весь мокрый подъехал я к училищу и вскочил в подъезд. Обращаюсь к сторожу:

— Как мне повидать Василия Васильевича?

Степенный старик, посмотрев на меня через очки, переспросил:

— Василия Васильевича? — и многозначительно добавил: —

Такого уже нет.

— Неужели, — говорю, — умер?

— Нет, не умерли, но у них другое имя.

— Как так? Ничего не понимаю.

— А так, что они давно уже ушедши в Соловецкий монастырь и переменили свое имя в пострижении.

Я содрогнулся. В детстве пришлось мне видеть труп удавленника. Синее лицо с выпученными глазами произвело на меня потрясающее впечатление, и долго призрак его пугал мое воображение. И сейчас я точно увидел этот страшный призрак самоубийцы, и мне захотелось скорее бежать от него, уехать из этого города.

Тем же извозчиком поехал обратно на вокзал. Я старался свои мысли направить на что-либо другое, и тогда в воображении моем вставала квартира Левитана с гиацинтами на подоконниках, цветущей сиренью во дворе, блестящий паркет, рояль, дамская шляпка — и тут же вырастала фигура Часовникова, бьющегося в покаянии головой о каменные монастырские плиты.

То вдруг чувствовал устремленный на меня глубокий, тихий и грустный взор Левитана, который сменялся воспаленными глазами Часовникова. Чудилась сладостно щемящая мелодия, переходившая потом в покаянный вопль отчаяния. Что со мной? Не заболел ли?

До поезда еще оставалось много времени, и я остановил извозчика у писчебумажного магазина. Вхожу и сажусь.

— Что вам будет угодно? — спрашивает продавец старообрядческого вида с длинной узкой бородой.

— Пока ничего, дайте посидеть.

— Так вы, вероятно, хотите посмотреть на эти вещи? — говорит

продавец, показывая на стены.

На стенах я увидел этюды Часовникова.

— Зачем это у вас? — спрашиваю хозяина.

— А вот после Василия Васильевича это его единственное оставшееся имущество поступило в распродажу, но спрос, видите ли, небольшой. Необразованность, и какой кому здесь интерес? Больше военные, которые, чтобы выпить или поиграть в карты. Можно сказать, даже земства в области не завели.

Видимо, покупателей заходило в магазин мало, и хозяин рад был поболтать от скуки.

Я этим воспользовался и стал расспрашивать его о Часовникове. Он говорил:

—Истинно сказать — Василий Васильевич был человек особенный: искатель правильной жизни. Его хозяйка говорила: живет, как угодник, хоть нет того, чтобы перекреститься, нет того, чтоб помолиться, в церковь никогда не заглядывает. Книги читал да с мастерами возился, кое-что разъяснял им. Начальство начало за ним присматривать, а у него и двери всегда настежь, и ничего в квартире не найдете. Так вот — искал он, искал, озирался кругом и ничего не нашел для себя потребного. Не справился с собой и отдал свою душу другим в распоряжение, на себя как бы, в некотором смысле, руки наложил. Вот как я это дело понимаю.

Когда я возвратился в Москву, Левитана уже не стало. Мне рассказывали, как его хоронили, какие говорили речи, с какими поэтами сравнивали и сколько венков и цветов было на его могиле.

Невольно я спросил: «Не знает ли кто, что стало с Часовниковым?«— «Как, вы не читали в газетах? — ответил один из его школьных товарищей. — Он уехал миссионером в Китай и там погиб этим летом во время боксерского восстания».

Купить книгу на Озоне

Суворов Александр Аркадьевич

Статья из книги Инны Гальпериной «Знаменитые дети знаменитых родителей»

О книге Инны Гальпериной «Знаменитые дети знаменитых родителей»

Член Государственного совета, генерал-губернатор Санкт-Петербурга (1804–1882)

Известие о рождении сына Аркадия не обрадовало отца, великого полководца Александра Васильевича Суворова. Он давно подозревал свою жену Варвару Ивановну (урожденную княжну Прозоровскую) в неверности. Новорожденный — точно плод любовного романа жены с секунд-майором И. В. Сырохневым! Оскорбленный Суворов затеял бракоразводный процесс. Дело замяли, но до конца дней своих он так и не простил жену и вообще «избегал баб».

Аркадий на первых порах воспитывался у матери, а когда немного подрос, по настоянию Александра Васильевича его взяла в свою семью старшая сестра Наталья, любимица А. В. Суворова. Наталья, которую отец нежно называл «Суворочкой», была женой Николая Зубова, брата фаворита императрицы Екатерины II. Она заботилась об Аркадии. Но, в отличие от ровесников своего круга, мальчик не получил ни должного воспитания, ни образования, ни надлежащей военной подготовки, хотя был зачислен в гвардию еще при Екатерине II и назначен камер-юнкером к великому князю Константину Павловичу.

Будущий сослуживец Аркадия Александровича Павел Xристофорович Грабе, сражавшийся вместе с ним, свидетельствовал: «Воспитанием его было пренебрежено совершенно. Он, кажется, ничему не учился и ничего не читал». При императоре Павле I четырнадцатилетний юноша стал камергером.

Аркадий был очень похож на отца, даже унаследовал его взрывной характер. Убедиться в этом Суворов смог только летом 1797 года, когда дочь, графиня Наталья Александровна Зубова, добилась у Павла I разрешения на поездку к отцу — император сослал его в поместье Кончанское. Когда Александр Васильевич увидел Аркадия, его прежние подозрения развеялись. Он признал сына и переписал завещание, согласно которому наследнику предназначалась значительная часть родовых и пожалованных за службу имений и драгоценностей.

Сын начал получать от Суворова письма, представляющие собой родительские наставления в очень сжатом, «солдатском» ключе: «Аркадию — благочестие, благонравие, доблесть; отвращение к экивоку, энигму, фразе; умеренность, терпеливость, постоянство».

В следующий раз судьба свела отца и сына во время Итальянской кампании 1799 года, когда А. В. Суворов командовал объединенными силами союзников в войне с Францией. Пятнадцатилетний Аркадий прибыл на фронт в свите великого князя Константина. Именно тогда началась настоящая военная карьера Суворова-младшего.

Во время итало-швейцарского похода он в чине генерал-адъютанта неотлучно находился при штабе Александра Суворова. В минуты опасности юноша проявлял отвагу и хладнокровие. В дальнейшем служба Аркадия продолжалась на фронтах многочисленных военных сражений 1805–1811 годов. После заключения Тильзитского мира он стал генерал-лейтенантом и Георгиевским кавалером.

Аркадий Александрович Суворов пользовался большим авторитетом в армии. Храбрый воин, он умел заботиться о солдатах и офицерах. Принц Евгений Вюртембергский, видевший Аркадия Суворова в бою, вспоминал, что тот при самой добродушной наружности в мире, с глазами, в которых светились честность и прямодушие, при своем остроумии, сметливости обладал вроде бы умышленно грубыми манерами.

Но «солдаты носили его на руках, он был идолом своих офицеров, слыл героем, которого ничто не может напугать или заставить сробеть!..» Генерал Павел Xристофорович Грабе писал: «Князь Суворов был высокого роста, белокурый, примечательной силы и один из прекраснейших мужчин своего времени. С природным ясным умом, приятным голосом и метким словом, с душою, не знавшей страха ни в каком положении, с именем бессмертным в войсках и в народе, он был идолом офицера и солдата».

Вместе с тем знающие Аркадия Александровича отмечали стихийность его натуры, с которой он не мог совладать. Принц Евгений Вюртембергский: «Никогда не знавал я молодого человека, соединявшего в себе в такой высокой степени благородство души с чувственными пороками… Почти невероятно, какое множество сумасбродных проказ натворил молодой Суворов (Аркадий Александрович) в течение своей кратковременной жизни, но в каждой из них проглядывала в то же время черта его добросердечия, являвшегося тут главным двигателем, заставляя забывать вспышки его страстей, хотя последние и были первой побудительной причиной его действий».

Генерал Павел Xристофорович Грабе: «Страсть к игре и охоте занимала почти всю жизнь и вконец расстроила его состояние».

Молодому князю Суворову прочили блестящее будущее, однако судьба распорядилась иначе. Или проявила свою закономерность?

В письме командующего армией Михаила Илларионовича Кутузова говорилось, что 13 апреля 1811 года Аркадий Суворов возвращался в Яссы, где стояла дивизия, которой он командовал. Его уговаривали не ехать вброд через реку Рымник, но генерал не послушался:

«Коляску оборотило вверх дном, три человека спаслись, а он утонул». Примечательно, что гибель Аркадия Суворова произошла на том самом месте, где его отец разбил турецкую армию великого визиря, за что получил титул графа Рымникского.

Принц Евгений Вюртембергский признавал: «Сын великого человека, которого Россия с гордостью видит признанным одним из величайших полководцев XVIII-го столетия, был, со своей стороны, одарен благородными и отличными качествами, которые могли бы послужить к славе его отечества, но не достигли высшего своего развития, вероятно, только вследствие его преждевременной кончины…»

Аркадий Александрович Суворов был женат на Елене Александровне Нарышкиной. У него было четверо детей, среди которых хочется особо выделить старшего сына, названного в честь деда Александром.

После гибели отца Александр три года обучался в иезуитском пансионе в Петербурге, где воспитывались, следуя моде того времени, сыновья многих русских аристократов. Затем он продолжил образование в Швейцарии, Франции и Германии.

Возвратившись на родину, князь Александр Аркадьевич Суворов поступил на службу в лейб-гвардейский Конный полк и всю последующую жизни отдал армии. Он последовательно получал звания: генерал-адъютанта, генерала от инфантерии, генерала-инспектора пехоты российской армии. Наконец, А. А. Суворов был членом Государственного совета — с апреля 1861 года.

С ноября 1861 по май 1866 года князь — генерал-губернатор Санкт-Петербурга. Он много сделал для благоустройства столицы.

При Суворове вступил в строй городской водопровод, на Невском проспекте появился Екатерининский сквер, а на территории Александровского парка открылся Зоологический сад.

Кроме того, Александр Аркадьевич принимал активное участие в работе комиссии по пересмотру военно-судебного устава, был президентом Вольного экономического общества, председателем попечительского совета заведений общественного призрения, почетным членом Академии наук, действительным членом Императорского человеколюбивого общества, почетным гражданином нескольких городов…

Генерал А. И. Веригин вспоминал о своем боевом друге: «Всегда смелый на правду, откровенный в мыслях и словах, он сохранил эти свойства до самых последних дней. Занимая при дворе и в среде царской семьи исключительное положение, он при всех условиях придворной жизни, умел соединять утонченность светского человека с благородством и прямодушием солдата, и этими качествами можно только объяснить ту общую любовь и ту популярность, которыми он пользовался в течение всей своей жизни».

Отвага, прямодушие, демократичность — это было у Суворовых в роду.

Князь Александр Аркадьевич Суворов скончался 31 января 1882 года. Его похоронили в Троице-Сергиевой пустыни близ Санкт-Петербурга рядом с могилой жены Любови Васильевны, умершей на пятнадцать лет раньше.

Сын Аркадий ушел из жизни бездетным. Он был последним представителем мужской линии рода Суворовых-Рымникских.

Купить книгу на Озоне