- Россия, Франция, 2006
- Режиссер: Константин Лопушанский
- В ролях: Григорий Гладий, Лаура Пицхелаури, Алексей Кортнев, Леонид Мозговой, Ольга Самошина
- 105 мин.
Зловещие мокрецы, или Письма мертвого сталкера детям Кукурузы
Так уже как-то сложилось, что все режиссеры, бравшиеся за экранизации произведений Стругацких, словно соревнуются между собой, кто дальше отойдет от первоначального текста и тем самым сильнее поразит вчерашнего читателя неожиданностью своей трактовки произведения. Не является тут исключением и вышедший недавно фильм Константина Лопушанского «Гадкие лебеди».
Первое, что действительно поражает, это даже не то, что некоторое время герои говорят на английском, а потом переходят на польский, и все это происходит без закадрового перевода или хотя бы субтитров. Well, bardzo dobsze! В самом начале фильма возникает смутное подозрение, что это экранизация не «Гадких лебедей», а… «Пикника на обочине».
Посудите сами: нас сразу же пугают аномальной зоной, тщательно охраняемой военными из сил ООН, защитным силовым полем и скрюченными трупами тех, кого оно «не пропустило», усиливая атмосферу минувшего уже Пришествия и грядущего Апокалипсиса суетой международных комиссий, не всегда умело скрывающих растерянность.
Добавим сюда и то, что в фильме Виктор Банев, главный герой «Гадких лебедей», неожиданно встречается с Валентином Пильманом, интервью с которым предшествует первой главе «Пикника на обочине».
Конечно, спецзона с колючей проволокой присутствует и в книге «Гадкие лебеди», но как-то исподволь, обыденно. Никакой обеспокоенности мировой общественности по поводу ее существования не возникает, и все по-настоящему апокалиптическое, опрокидывающее пошлый мирок тех, кто живет по ту строну лепрозория, происходит там к самому концу повествования, когда реагировать на это уже поздно.
Андрей Тарковский в «Сталкере» совершенно устранил эту «международную шумиху», чтобы голоса Сталкера, Писателя и Ученого (двух последних в тексте романа нет) звучали с наибольшей отчетливостью и проникновенностью. Иначе говоря, он пожертвовал эпичностью (а, стало быть, зрелищностью) картины для усиления ее лиричности.
Получается, что авторы фильма «Гадкие лебеди» восполнили отсутствующее в фильме Тарковского деятельное участие международного сообщества в изучении аномальной зоны. Восполнили именно эту пресловутую эпичность, придав тем самым фильму зрелищность. Остается проследить, насколько это восполнение повлияло на все остальное.
Итак, угроза вселенской катастрофы заявлена с самого начала. После такой акцентации и пафоса, характерных для американских боевиков со схожей тематикой, неблагонадежного (по книге) литератора Виктора Банева приходится повысить до представителя ООН от России в высоколобой комиссии, дабы он мог легально пройти через фейс-контроль, а не ползти в «зону» на собственном брюхе по почину сталкера Рэдрика Шухарта.
Далее трансформации (или, если угодно, деформации) продолжаются. Вероятно, чтобы сделать образ героя более соответствующим свалившейся на него должности, сценаристы лишают его любовницы, той самой Дианы, чудесное преображение которой в конце книги видит Виктор: «Он и не предполагал даже, что такая Диана возможна — Диана счастливая». В фильме появляется другая Диана, китаянка (sic!), на любовь и счастье которой экранного времени уже не полагается.
Дальше — еще больше. Дабы как-то оправдать опасения мирового сообщества, взору зрителя представляются два класса чудовищ: одни чудовища снаружи, другие — изнутри. Если вы еще не догадались, о ком идет речь, не хватайтесь за книгу, она вам совершенно не поможет, поскольку здесь это… мокрецы и дети.
Мокрецы (или очкарики), несчастные беззащитные интеллектуалы (по книге), в фильме в своих зловещих балахонах напоминают уже как минимум дементоров из фильма «Гарри Поттер и узник Азкабана». И их ужасная наружность не обманчива: когда два мокреца неспешно беседуют на тему, умереть детям вместе с ними под ударами стратегической авиации или все-таки спрятаться и попробовать выжить, никаких сомнений в правомочности силовых действий военных против них уже не остается.
В книге соученик Ирмы, мальчик по фамилии Бол-Кунац (в фильме превратившейся в стеклянноглазого зомби Борю-Куницу), говорит Баневу: «Мы совсем не жестоки, а если и жестоки с вашей точки зрения, то только теоретически. Ведь мы вовсе не собираемся разрушать ваш старый мир. Мы собираемся построить новый. Вот вы жестоки: вы не представляете себе строительства нового без разрушения старого».
Стоит заметить, что в книге принцип «строительства нового без разрушения старого» не является лицемерным прикрытием для захвата мира ни со стороны мокрецов, ни со стороны детей, именно поэтому зловещи не они, а весь остальной мир, погрязший в пошлости и лжи.
В фильме все совершенно иначе. Двадцать четыре часа в сутки (!) дети передают через собственную маломощную радиостанцию «послания падшему миру», что уже нельзя расценить иначе, чем агрессивный прозелитизм. Два эпизода намекают и на практическую сторону вопроса: Ира (в книге — Ирма), дочь Банева, любезным тоном солдата SS, конвоирующего падающего от измождения узника в газовую камеру, приказывает Виктору: «Иди, иди!», и именно этот приказ-окрик будет звучать уже по отношению к ней самой, изможденной и потерянной, со стороны дородных санитарок особого — предположительно психиатрического — заведения, куда Ира вместе с соучениками будет направлена для реабилитации.
Дети в фильме «Гадкие лебеди» показаны вполне под стать своим учителям — зловещим мокрецам. Это еще не Children Of The Corn («Дети Кукурузы») из произведения Стивена Кинга, экранизированного Фрицем Киршем в 1984 году, но уже где-то близко.
Не обошлось в фильме и без использования некогда успешных на предмет воздействия на сострадательного зрителя приемов.
Спасение детей Баневым книжным было бы абсурдистским ходом, поскольку доказывало бы полнейшую несостоятельность идей и очкариков-мокрецов и детей.
Банев кинематографический очевидно был обречен стать спасителем. Но не столько потому, что подобное поведение входит в обязанности чиновника ООН, а потому, что именно так ведет себя герой фильма «Письма мертвого человека», снятого Лопушанским ровно двадцать лет назад (1986).
В обоих случаях герой исполняет свой долг, в обоих — это ни к чему особенно хорошему привести не может, потому что он спасает обреченных, только несколько продлевая паузу перед их гибелью. Вопрос, возникнет ли у зрителя жалость к лихорадочно сопящим деткам-зомби, отведенных Баневым кинематографическим в душное бомбоубежище, оставим открытым. Тем более, что завершается фильм (но не книга!) леденящей сценой свидания отца с дочерью в некоем учереждении, где у некоторых служащих под расстегнутыми халатами грозно поблескивают пуговицы военных мундиров.
Итак, подведем итог того, что поразило читателя «Гадких лебедей», ставшего зрителем.
Как и следовало ожидать, это совсем другая история о совсем других людях и — главное — о чем-то совсем другом. О чем же?
Вероятно, ключом здесь может быть то, как в фильме переосмыслен (вернее — трансформирован) образ текущей воды, настоятельно варьируемый во всех своих фильмах Андреем Тарковским, создателем «Сталкера».
Напомним, в книге «Гадкие лебеди» говорится, что дождь идет непрерывно, но идет только за пределами лепрозория, где живут очкарики — мокрецы.
В фильме вода льет кислотными потоками, разъедая саму устойчивость мироздания. В ней нет ничего от человека, и никогда не будет ничего человеческого. Это та среда, где водятся зловещие мокрецы. Среда, сравнимая с бескрайними маисовыми полями, где водятся дети Кукурузы.
Из эффектного (=удачного?) фильма совершенно вытравлен тот светлый, и — что очень важно — побеждающий гуманизм, который есть в книге.
В книге Банев заканчивает речь перед гимназистами почти отчаянным призывом: «Ирония и жалость, ребята! Ирония и жалость!» Симптоматично, что в фильме ставится под сомнение сила второго и совершенно отсутствует первое. Поскольку любое искусство так или иначе является зеркалом общественных процессов, то невозможно не прийти к выводу, что за эти сорок лет — с момента написания книги до появления ее экранизации — мир стал куда жестче и циничнее. Если именно это хотели показать авторы фильма, то это им, несомненно, удалось.
Валерий Паршин
