Метка: Андрей Жвалевский

БЕССМЕРТНЫЙ

Терпеть не могу умирать.Все эти бредни про туннели со светом, тем более про ангелов, которые
берут душеньку под белы ручки — чепуха и отсебятина! Сколько ни умирал, ни одного ангела не видел.

Яркий свет бывает в отдельных случаях, но только если отдаешь концы средь бела дня. Или при взрыве.

Когда душа…

Нет, неправильно. Правильно называть эту субстанцию не «душа», а просто «я».

Когда я на долю секунды оказываюсь без тела, возникает удивительное ощущение. Все органы чувств остаются в оболочке, так что я оказываюсь один на один со Вселенной. И воспринимаю ее всю сразу, все ее закоулки. Я сразу все вижу, слышу, пробую на зуб и на ощупь, вдыхаю все ароматы и получаю еще тысячи сигналов, которые описывать не берусь. Ну как, например, описать ощущение смысла?

То есть когда перед тобой камень, и ты полностью понимаешь его предназначение, судьбу, историю…

Ну вот, сказал же — не берусь описывать, чего вдруг полез?

И вся эта какофония образов, звуков, смыслов, запахов… как бы это помягче… задалбливает со страшной силой. Рассудок не резиновый, чтобы все это в себя впитать, да еще с такой скоростью. Если бы в этот момент у меня был мозг, его бы взорвало так, что Большой взрыв показался бы новогодней хлопушкой. Память немедленно тошнит, выметая все лишнее, только этим и спасаюсь.

Поэтому я стараюсь умирать как можно реже.

Предпочитаю переселяться более естественным образом.

Это происходит само собой, без моего участия. Сначала начинают чесаться лопатки. Причем очень своеобычно, изнутри. Затем возникает запах валерьянки. Запах слышу только я. После этого лучше всего просто расслабиться и ждать. Обычно через пару секунд чувствую, что внутри моего нынешнего тела открывают клапан. Говорю старой оболочке «Счастливо оставаться» и выскальзываю из нее. И тут же оказываюсь в новом теле. Без всякого, мать его, единения со Вселенной и постижения, мать их, смыслов.

В новом теле я еще немного наслаждаюсь ароматом валерьянки, обживаюсь и подключаюсь к памяти старого хозяина. О том, куда он исчезает с моим приходом, стараюсь не думать. Даже если и помирает совсем, я тут причем? Я его даже не выбирал, если уж на то пошло!

В общем обустраиваюсь и стараюсь жить долго и счастливо, пока снова не зачешутся лопатки. Но тут был случай исключительный. Меня занесло в психа. В прошлом со мной это уже случалось, и ну его к черту, такое удовольствие! Когда все вокруг знают, что ты псих, можешь хоть наизнанку вывернуться, доказывая свою нормальность, все равно к тебе будут относиться как к психу. А тут еще оказалось, что меня занесло в тело психа милитаризованного. Насколько я успел понять, прежнего хозяина оболочки бросила какая-то училка, и теперь он собирал взрывное устройство, чтобы рвануть школу. Глубже я разбираться не стал, противно, ей-богу. Просто закоротил какие-то клеммы…

Уже потом, когда оболочку разрывало в лоскуты, я подумал, что сначала надо бы отвести тело на пустырь, а то вдруг за стенкой соседи пострадают. Но, кажется, этот Отелло с динамитом сидел в каком-то подвале.

А меня пронесло по Вселенной и занесло…

Личность первая

ХУДОЖНИК

…в такое тело, что в первую секунду я пожалел об отсутствии взрывчатки под рукой.

Очередная оболочка принадлежала горькому пьянице. «Горькому» в данном случае не метафора. Во рту стоял мерзкий привкус, как будто я сожрал собственный желчный пузырь. А как воняло от этого туловища! Вряд ли бы нашелся ассенизатор, который осмелился бы подойти ко мне без противогаза.

Интересно, а как я выгляжу? Попытался обнаружить в пределах видимости зеркало, но не смог. А заодно не обнаружил: бытовой техники, осветительных приборов и, в общем-то, мебели. Обстановка комнаты, в которой я очутился, состояла из разнообразных обломков и обрывков, разбросанных по всему полу, истерзанной табуретки и матраца. Из белья на матраце был только я.

Принялся потрошить чужую память — и понял, что это удается с трудом. Тело оказалось пропитано алкоголем, как урод в Петровской кунсткамере — формалином. Отравленная кровь омывала мозг, и с каждой секундой я соображал все хуже. Вспомнил только, что зовут меня Санька, лет мне то ли пятьдесят, то ли еще сколько, и что-то про какую-то Верку.

Следовало вывести эту дрянь из организма, а уж потом разбираться с памятью. Я встал. Комната пошла ходуном. В животе забурчало.

В ушах зазвенело. Я сел.

Нет, придется выспаться, а уж потом…

Концентрация спирта в мозгу достигла критической точки. Я завалился на бок и уснул в такой, казалось бы, непригодной для сна позе.

Сквозь дрему слышал, как кто-то ругался, тормошил меня, пытался что-то вложить в руку. Потом ругались, кажется, на кого-то еще. Потом стало плохо. Проснуться я не мог, и спать не мог, и вообще ничего не мог, даже сон смотрел, словно через грязное стекло. Снилось что-то из далекого моего прошлого. Какие-то унылые крестьяне в онучах, злобный усатый латник на лошади, скоморохи какие-то.

Потом почему-то унтер-офицер в парадной форме, но без головы. И хохочущая девка в меховой шапке. У девки были раскосые глаза и кривая короткая сабля…

Просыпался долго, урывками, то и дело проваливаясь назад в сон. И память, которую я пытался проинспектировать, оказалась такая же лоскутная. Тем не менее удалось вспомнить кое-что про себя нынешнего (работал токарем, выгнали за пьянку, собираю бутылки, всю обстановку пропил, собираюсь выгодно продать квартиру) и про Веерку прибилась возле гастронома, спит тут, но сексом мы с ней не занимаемся, хоть я и хвастаюсь во дворе).

Когда удалось проснуться более-менее окончательно, комнате обнаружилась не только Верка, но еще двое молодых людей, в отношении которых память была лаконична: Классные пацаны!«.

— Петрович! — обрадовался один из «пацанов». — Наконец-то!

Улыбка на его лице показалась неискренней. Второй «пацан» тоже выглядел неестественно приветливым. Он ничего говорить не стал, просто выхватил из-за пазухи и показал бутылку с салатового цвета жидкостью. И тут — честное слово, без моего участия! — моя рука взметнулась навстречу бутылке.

— Э, нет! — первый «пацан» перехватил руку и помахал перед моим носом какими-то бумагами.

— Это мы уже проходили! Давай так: ты подписываешь бумажки, а потом гуляешь. Дэ-бэ-зэ?

«Пацаны» прямо лучились добродушием, но уж чего-чего, а таких улыбок я на своем веку… то есть на своих веках насмотрелся предостаточно. Именно с этим выражением придворные протягивали отраву государю, а казаки Ермака Тимофеевича предлагали медные тазы местному населению Сибири.

Помню я, и как придворным был, и как местным населением…

Я упрямо мотнул головой. Говорить было нельзя. В желудке готовилось извержение. Стоит открыть рот…Лица «пацанов» слегка изменились. Как будто совсем чуть-чуть, но даже туповатая с виду Верка тоненько попросила:

— Ребятки! Не бейте его, а? Он головой слабый. Он счас все подпишет, ага?

Мне пришлось напрячься, чтобы максимально быстро решить сразу две проблемы. Первая — «пацаны» и
их подозрительные «бумажки». Вторая — тектонические процессы в желудке. Опыт подсказывает, что иногда такие проблемы неплохо уничтожают одна другую.

Я кивнул и протянул руку к договору.

— Молодец! — сказал первый «пацан», и оба они заметно расслабились.

Я взял документ. Это оказался договор о купле-продаже квартиры. Уже по сумме было понятно, что подписывать это нельзя ни в коем случае.

Но и не подписывать нельзя, потому что изметелят основательно. Буду лежать, как овощ, и мучиться. Ну что ж, извините, пацаны.

— А где тут подписываться? — хотел сказать я, но после «А» последовал такой грандиозный фонтан, что собеседники отскочили на несколько шагов.

Договор оказался в полной негодности.

«Пацаны» перестали корчить из себя старых школьных приятелей. Первый заорал:

— Га-а-адство!

Второй вытащил из внутреннего кармана кастет.

Верка заголосила. Я покаянно оттирал договор, невнятно мыча.

— Хрен с ним, — процедил первый «пацан», и второй с некоторым разочарованием убрал кастет в
карман. — Завтра придем. И не дай бог!

Гости ушли, не попрощавшись.

Осталось выпроводить и некоторых из хозяев.

— Вера, — сказал я и внутренне содрогнулся от этого голоса, — сбегай до магазина.

— Так денег нет, миленький! — Верка вытащила из-за батареи темную тряпку и принялась отчищать мою одежду, хотя тряпка от одежды по цвету не отличалась.

— Так найди! — рявкнул я.

Чужая память похвалила меня. Именно так и надо было поступать с этой бестолочью. Верка вжала голову в плечи и выскочила за дверь.

Я попытался захлопнуть за ней замок, но затея провалилась из-за отсутствия последнего. Пришлось выламывать рейку из шкафа и подпирать дверь, благо открывалась она внутрь.

Затем я попытался принять душ. Это удалось осуществить не сразу. Для начала я потратил часа два
на чистку ванны и заодно — на приведение в рабочее состояние унитаза. Верка уже успела вернуться, ломилась в двери, чем-то призывно булькала и что-то причитала. Я не реагировал.

Еще какое-то время ушло на поиски мыла и свежего белья. Мыло нашел. Белье — нет. Пришлось
начать со стирки.

И только после того как относительно чистая одежда была развешена по батареям, я получил химически чистое наслаждение в виде душа.

Сразу стало легче. Удалось даже придумать что-то вроде плана.

Проще всего оказалось избавиться от парней с договором. Я решил его все-таки сначала прочитать, а потом выбросить. Документ оказался очень интересным. Я очень кстати всего три… нет, четыре жизни назад занимался юриспруденцией.

Так вот, в этом договоре не хватало только пункта «Все описанное здесь подпадает под действие
статьи УК РФ 159 „Мошенничество“». Сразу становилось понятно, что «пацаны» — ребята недалекие.

Скорее всего, кустари-одиночки с кастетом.

Поэтому назавтра я их встретил радушно и сразу позвал в комнату. «Пацаны» откровенно
удивились моему трезвому и почти опрятному виду, но перспектива наконец закончить эту бодягу
заставила их забыть об осторожности. Они пошли со мной, вручили свежий экземпляр договора и даже оказались настолько любезны, что пояснили вслух некоторые непонятные для меня моменты. Я вежливо поблагодарил их, но на требование «подписать по-бырому» достал работающий диктофон. Пресекая естественное желание «пацанов» расхерачить пишущее устройство о мою голову, с кухни появился участковый в компании с понятыми. Он слегка надавил, я чуть-чуть добавил — и «пацаны» поплыли.

Если бы они оказались тертыми парнями, то хладнокровно послали бы всех в совершенно определенное место, потому что, честно говоря, все эти диктофоны и понятые с точки зрения суда — глупость и провокация. Но «пацаны», судя по всему, впервые встретили отпор, да еще и с привлечением правоохранительных органов. Они тут же, на подоконнике, настрочили признательные показания. Когда наряд уводил «пацанов», участковый даже пожал мне руку:

— Спасибо, Петрович. Я уж думал, ты только чернила бухать умеешь.

И тут же добавил поперек собственной логики:

— Может, тебе мерзавчика проставить? За помощь в повышении раскрываемости?

От мерзавчика я твердо отказался. Участковый, по-моему, огорчился и ушел, недоверчиво на меня поглядывая. Следующая проблема — избавиться от Верки — оказалась более сложной. Верка не обладала интеллектом Марии Кюри (и даже внешне ей проигрывала), зато хватку имела такую, что любая анаконда лопнула бы от зависти. Слава богу, в первый же день удалось найти в шкафу и установить дверной замок, иначе она проникла бы в мое жилище и окопалась бы в нем, зарывшись в бетон перекрытия.

Пастушок так часто кричал «Волки! Волки!»,
что волки услышали и пришли.

Наблюдение зоолога

Я мыслю, следовательно, умный.

Спиноза. «Умные мысли»

— Завтра финал по рукопашному бою, — сказала Мари. — Шестой отряд против четвертого.

— Наши победят, — сказала Жанна, соседка по комнате, хмурясь на страницы
«Полицейского вестника».

— А наши — это кто?

— А кто победит, те и наши.

Мари усмехнулась.

— Беспринципная ты.

— А ты как думала, подруга? — Жанна оторвалась от газеты. — В партнеры надо выбирать
победителей, тогда и брак крепкий, и дети здоровые.

— А вот я не согласна. Все люди делятся…

— Правильней будет сказать: «Все люди размножаются». Мы же не амебы.

Мари замолчала и покраснела. Жанна покачала головой:

— И как тебя в полицейские занесло? — Она вернулась к «Вестнику». — Тебе нужно было в
ясли, воспитательницей…

Мари и сама не совсем понимала, как ее занесло сначала в пятый отряд, а потом в
подразделение 11 Высшей Школы Полиции. Другое дело Жанна, она же Командирша. Для этой
решительной девушки не было ничего важнее, чем неукоснительное выполнение законов и
постановлений правительства всеми-подряд-без-исключения-вас-это-тоже-касается-и-нечего-
мне-тут-глазки-строить!

Мари же в Школе получила кличку Аленький Цветочек. Цветочек — за красоту, а Аленький —
за свойство заливаться краской от самой невинной, с точки зрения будущих полицейских,
шутки.

А когда Мари краснела, она начинала злиться, что стало второй причиной выбора
профессии. Первой причиной было любопытство — очень хотелось посмотреть на людей,
которые добровольно собираются попасть в полицию, да еще и в качестве полицейских. И когда
пожилой капрал в приемной очень добрым голосом — тем самым специальным голосом,
которым полицейские общаются с заблудившимися детьми — спросил, что она здесь делает,
Мари густо покраснела, разозлилась и записалась в стражи порядка.

Полицейская школа оказалась вполне пристойным местом. Науку «ловить и защищать»
Мари усваивала без труда, все нормативы по задержанию условных правонарушителей
выполняла на отлично, а за первое же учебное патрулирование получила благодарность с
занесением.

Хотя случай тот был совсем не учебным, да и к нормативам имел весьма отдаленное
отношение. Ну какие могут быть нормативы, если навстречу прет толпа обкуренных
экологистов, а у тебя из оружия только свисток и верная подруга?

Мари и Жанна успели зашвырнуть в реку форменные фуражки и кители, пока их не
заметили борцы за чистое небо. После чего смешались с толпой и завопили:

— Купаться! Хотим купаться!

— Купаться! — подхватил еще десяток голосов, и колонна, побросав плакаты «Лапы прочь
от озона!», полезла в воду.

Напрасно лидеры бегали по набережной и призывали к экологической сознательности.
Чтобы не мешали народу отдыхать, пыл вождей радостно охладили водой из реки. Когда
подоспел усиленный наряд полиции, большая часть демонстрантов замерзла, протрезвела и
разбрелась кто куда.

На торжественном занесении благодарности начальник курса решил живописать
подробности подвига курсанток:

— …И тогда храбрые девушки поснимали с себя то, в чем должны были находиться по
уставу, — торжественно громыхал старший майор, — и своими, так сказать… э-э-э…
находчивыми действиями направили мысли правонарушителей совсем по другому руслу…
Курсант Мари! Что у вас с лицом? Не полицейский, а Аленький Цветочек… Что за хиханьки в
строю?! Не полицейские, а стадо чудовищ!

Прозвище к Мари приклеилось намертво и, несмотря на все успехи в учебе и бою, так за
ней и осталось. Но именно Аленький Цветочек в числе немногих второкурсников прошла отбор
в подразделение 11.

Неделю назад, сразу после завтрака, отрядный лейтенант построил курсантов на плацу и
тревожно понюхал воздух. Надо отметить, что нос был самой выдающейся частью отрядного
лейтенанта, можно сказать, неотъемлемой его частью, которая с успехом заменяла хозяину
остальные органы чувств. Спрятанные в спальном корпусе алкогольные напитки лейтенант
находил на спор с завязанными глазами. А иногда — и не на спор, а по долгу службы.

Тревожное нюханье не осталось без внимания курсантов. Пятый отряд уже знал, что
отрядный обладает уникальным нюхом не только на обычные запахи, но и на неприятности.
Поэтому курсанты приняли максимально молодецкий вид. И не зря — через минуту на плац
вышел полковник, начальник Школы. Руки он держал за спиной.

— Смирно! — скомандовал лейтенант и отбежал в сторону.

Полковник кивнул и сказал:

— Что должен уметь хороший полицейский? Хороший полицейский должен уметь
эффективно действовать в нестандартных ситуациях. Например, таких.
После чего достал из-за спины автомат и открыл огонь по строю.

Кое-кто так и остался стоять смирно. Беднягам здорово досталось: полковник стрелял резиновыми пулями. Многие бросились на землю, но зарыться в бетонный плац не смогли.

Тест на нестандартность прошли только Мари и Жанна. Они метнулись за спину
остолбеневшему здоровяку Эдуарду (первая же пуля попала Эдуарду в лоб), приподняли его за
плотно пригнанное обмундирование и с криком, который по громкости соответствовал «Ура!»,
протаранили полковника.

Когда начальник Школы на носилках отбыл в санчасть, лейтенант сказал:

— Что ж, весьма нестандартно. Закрыть амбразуру грудью раненого товарища…

— Товарищ был уже убит! — отрапортовала Жанна.

— Прямое попадание в голову, ничего не поделаешь, — добавила Мари и покраснела.

Лейтенант тоскливо посмотрел на небо. Его переводили из пятого отряда в подразделение
11с перспективой и дальше командовать Жанной и Мари. Хотя грустил он по другому поводу:
подразделение было секретным и для конспирации его фамилию официально сокращали до
одной буквы — О. Теперь лейтенант скучал по прежней фамилии, которая состояла из
тринадцати букв и начиналась с «3».

Так началась учеба в подразделении 11, или «две дубины», как называли его завистливые
однокурсники. Впрочем, на обучение полицейских этот процесс походил так же мало, как
выщипывание бровей — на прополку кукурузы.

Перед первым занятием будущие специалисты по нестандартным ситуациям Мари и
Жанна грамотно выбрали места в аудитории — у задней стены рядом с окном — и обеспечили
себя подсобными предметами в количестве, достаточном для отражения любой нестандартной
напасти, будь то атака террористов или нашествие павианов.

Напасть оказалась еще более нестандартной. В аудиторию впрыгнул всклокоченный
старичок, который с порога понес удивительную ахинею об остатках древних рас, что до сих пор
живут среди людей, отводя им глаза мороками.

— Каждому, кто обезвредит и приведет одного древнего, — кричал лектор, — зачет
автоматом! За двух древних — два зачета! За трех — три!

Мари и Жанна уже тихо обсуждали, получат ли они зачет, если бережно обезвредят
старичка и приведут его в медицинское учреждение. Но тут параноидальная лекция
закончилась, и эксперта по древним расам сменила пышная дама в черном с глазами навыкате.

— Здравствуйте, дети, — сказала глазастая дама. — Я научу вас, как правильно задавать
вопросы духам умерших…

Затем пришел, точнее, с трудом пролез в дверь человек, поведавший о глобальном
похолодании, в котором выживут лишь люди со стратегическим запасом подкожного жира.
Потом появился лысый очкарик с колпачком из фольги на голове и рассказом о
психоделическом оружии вражеских спецслужб, которое заставляет людей поступать наперекор
своим желаниям. «Например, у меня, — сказал очкарик, — нет никакого желания носить этот
дурацкий колпачок». Следом в аудиторию проник обвешанный связками чеснока и укропа худой
тип в черной коже, который первым делом потребовал, чтобы все присутствующие отразились в
зеркале…

Лекторы менялись каждый час, и с каждым часом подразделению 11 открывали глаза на
все более поразительные факты. Они узнали об инопланетянах, вселяющихся в головы высших
руководителей с целью подготовить вторжение в головы руководителей среднего звена; о
вампирах, по поддельным рецептам скупающих в аптеках гематоген; о параллельных
Вселенных, что то и дело пересекаются; о Чужих, которые объединились с Иными против Не
Местных…

Будь на месте отборных курсантов… ну, скажем, курсанты неотборные, они бы извелись,
извертелись и изрисовали все парты. Но 25 боевых единиц подразделения 11 держались,
стойко внимая безумным лекторам и терпеливо ожидая, когда придет лейтенант О. и скажет, к
чему все это.

Единственным большим плюсом и дополнительным поводом для зависти других групп
стало полное отсутствие в подразделении 11 марш-бросков по пересеченной местности и
ночных учебных тревог. Впрочем, за неделю сидения на лекциях большой плюс превратился в
маленький плюсик, скорее даже крестик — курсанты соскучились по активным действиям.

— Сил моих больше нет! — сказала Жанна и швырнула «Полицейский вестник» в угол.
Потом встала, подняла газету и аккуратно сложила на тумбочке. — Хоть бы тревогу какую
объявили.

— Действительно, — поддакнула Мари. — Раз уж мы все равно не спим.

— Эгоистка, — лениво произнесла Жанна, стягивая рубашку. — А почему мы, собственно, не спим? Час ночи. Все хорошие девочки уже спят.

— А плохие что, бодрствуют?

— Все девочки хорошие, — зевнула Командирша, забираясь в постель. — Это мальчики
плохие. Вот пусть они и бодрствуют…

«Я сплю… я сплю… я сплю…»

— Подразделение 11, подъем! Тревога!

Мари и Жанна давно научились одеваться на бегу — пока не начались нестандартные
лекции, курсанты только так и одевались. Они даже успели поболтать о долгожданной тревоге.

— Помяни мое слово, — говорила Жанна сквозь зубы, в которых она держала портупею и
носок, — сейчас нам объявят, что один из лекторов — серийный убийца, и нам надо за 45 минут
его выследить и взять с поличным.

Мари только хмыкнула, потому что ее рот был набит куда плотнее: прорезиненная беретка,
прорезиненный плащ и резиновая дубинка. Иначе она бы вслух усомнилась в таком развитии
событий — оно было предсказуемым. Что нестандартного в серийном убийце? Обычное, повседневное дело.

На плацу курсантов подразделения 11 ждал полковник — весь в черном, только
загипсованная рука ярко белела под лучами прожекторов.

— Все собрались? — как-то не по-боевому поприветствовал он строй. — Хорошо. Это не
учебная тревога.

Кто-то во второй шеренге зевнул, не раскрывая рта. Полковник нахмурился.

— Вижу, вы мне не очень верите. Вы думаете, если бы это была учебная тревога, я бы все
равно сказал, что она не учебная. Даже не знаю, как вас переубедить. И не стану. Просто буду
рад на утреннем построении увидеть хотя бы человек десять.

Взвыли авиационные двигатели. Прожекторы метнулись по плацу и осветили военный
транспортный вертолет. Огромные лопасти завращались, рубя лучи и темноту в тревожный
коктейль «Щасчтотобудет!».

— Погрузка! — гаркнул лейтенант О.

Летели долго, снижались, поднимались, закладывали виражи. Иллюминаторы в десантном
отсеке были задраены, и Мари попыталась по реакции вестибулярного аппарата угадать
маршрут.

— Круг сделали! — прокричала она Жанне через двадцать минут.

— Что?! — проревела в ответ Командирша, лишь немного проиграв по громкости реву
двигателей.

— Я говорю, круг сделали! — Мари изобразила руками круг, но тут вертолет тряхнуло, и
курсантке пришлось для устойчивости махнуть руками, как перелетной птице.

— Да! — закивала Жанна. — Далеко летим! Границу уже точно пересекли! За границу летим,
говорю!

Однако в месте высадки заграницы не оказалось. Там вообще не оказалось ничего, кроме
бетонного круга в голом поле и пяти микроавтобусов с задраенными окнами. Пилот вертолета
пять раз показал растопыренную пятерню. Двадцать пять курсантов сноровисто разбились на
пять групп по пять человек и разбежались по автобусам.

— Так-то лучше, — проворчала Жанна, оглядывая свою пятерку. — Терпеть не могу
геройствовать в толпе, вечно кто-нибудь вылезет вперед тебя.

— Пять человек тоже, конечно, многовато… — сказала она после получаса подъемов,
спусков и виражей.

Микроавтобус остановился, и выскочившие наружу курсанты увидели пять мотоциклов с
колясками. Мари и не знала, что такие еще сохранились. За рулем каждого мотоцикла сидел
офицер, а пологи колясок были заботливо откинуты. Желание Жанны исполнилось с лихвой —
геройствовать курсантам предстояло в одиночку.

Мотоциклы заурчали и разъехались во все пять сторон света. Мари повез лейтенант О.

«Интересно, — думала курсантка, устраиваясь в коляске поудобней, — лейтенант на
мотоцикле вертолет догнал, а потом автобус? Надо же, какой натренированный. И даже не
запыхался…»

Альберт почти не дышит. Его тело затекло. Не одеревенели только веки, они упругие
и резиновые, и все время норовят распахнуться.

Лейтенант О. заглушил мотор, и мотоцикл тихо подкатил к ограде небольшого особняка.

— Итак, Мари. Инструктаж будет краток. Ты не знаешь, зачем тебя сюда привезли, не
знаешь, где ты, не знаешь, что тебе предстоит сделать…

— Меня привезли сюда для демонстрации эффективных действий в нестандартной
ситуации, разве нет?

— Ну, об этом догадаться несложно, — сказал лейтенант после паузы. — Но ты не знаешь,
где ты, не знаешь, что тебе предстоит сделать…

— Я знаю, где я. Это дачный поселок, что с краю соснового леса. А наша школа с другого
краю, в четырех километрах отсюда. Мы мимо нее недавно проехали.

— Вот вам и режим секретности, — сказал О. кому-то невидимому. — Тьфу. Ну, по крайней
мере, ты не знаешь, что тебе предстоит сделать…

Он с подозрением посмотрел на Мари. Та немного подумала и помотала головой. У нее
были предположения, но она решила не расстраивать командира. Все-таки человек готовился
провести инструктаж, слова придумывал.

— Ну хоть что-то… — сказал лейтенант и водрузил на нос бинокль. — Твоя цель — комната на
втором этаже, окно — крайнее слева. В комнате зафиксирована опасность для жизни
гражданского лица. Твоя задача — проникнуть в дом, устранить опасность и вернуться.
Гражданские лица, находящиеся в других помещениях дома, тебя заметить не должны. Полная
скрытность. Ты меня поняла? Мари? Ты где?

Покрутившись, лейтенант О. присел на коляску и достал специальные бездымные и
непахнущие сигареты без никотина.

— Интересно, — сказал он, — она услышала про полную скрытность или скрытно смылась, не
дослушав?

О. понюхал спецсигарету для спецопераций и поднял брови.

В комнату Мари проникла незаметно не только для гражданского населения, но и для себя
самой. Только что стояла под окном, задумалась, хлоп — и уже в спальне, прижимается спиной к
стене. «Нельзя вот так, бездумно, механически относиться к работе!» — отругала себя девушка.

Она уже хотела выбраться из комнаты и вернуться в нее осознанно, но решила сначала
выполнить задание.

Первым делом следовало определить местонахождение гражданского лица. У
гражданского лица должны быть гражданские рот и нос, через которые лицо дышит. Мари
затаила дыхание и прислушалась. Мари умела задерживать дыхание на четыре минуты даже
во время разговора, но тут это умение не помогло. В спальне никто не дышал.

Зато через четыре минуты глаза полностью привыкли к темноте, и Мари разглядела стол,
шкаф с приоткрытой дверцей, стул, кровать и лежащего на ней ребенка лет четырех-шести.
Пола мужского-женского. Скорее мужского. Похоже, мальчик спал, хотя нет, не спал — когда
спят, то не стараются дышать так бесшумно.

«Ребенок — гражданское лицо. Его нужно защитить от опасности. Или наоборот?»

Мари не испытывала иллюзий в отношении маленьких детей, представлявших немалую
опасность для других гражданских лиц. Но поскольку других гражданских лиц в комнате не
находилось, видимо в данном случае защищать следовало именно мальчика. Оставался
вопрос, от чего. Комната выглядела настолько безопасной, насколько вообще может быть
безопасной детская комната.

«Утечка газа? Самовозгорание обоев? Обрушение потолка? Проваливание пола? Кусачие
насекомые? Ядовитые змеи? Отравленные простыни? Подушка-людоед?..»

Мари с некоторым усилием остановилась. Она знала, что воображение у нее о-го-го, но
будущему эксперту по нестандартным ситуациям не пристало заниматься домыслами. Ей
пристало действовать по ситуации, однако ситуация — гражданское лицо пяти лет, которое
притворяется, что спит — никаких действий не предполагала. Значит, нужно ждать.

«Впрочем, — подумала девушка, — ждать в такой ситуации как раз и будет стандартным
решением. Может, просто подойти к ребенку и выяснить, в чем дело? Только как его при этом
не напугать? А! Лучший способ не напугать — это удивить».

— Динь-динь, — громким шепотом сказала она. — Вредную фею вызывали?

Должно быть, мальчик удивился, поскольку повернул голову в ее сторону. Но глаз не
открыл.

— Мама? — еле слышно спросил он. — Ты не мама… Ты кто?

— Курсант Мари! — доложила Мари. — Подразделение 11 Высшей Школы Полиции!

Эпиграфы из книг «Здесь вам не причинят никакого вреда» и «Сестрички и другие чудовища»:

Ночью все кошки страшные.

Конфуций

Не спрашивай, что Родина может сделать для тебя. Родина не любит такие вопросы.

Правильная патриотическая присказка

Главное — произвести убийственное первое впечатление.

М. Горгона. «Неотразимая»

Многие вещи кажутся не такими, какими они кажутся на самом деле.

Кажется, Аристотель

Причина хаоса — бессистемные попытки навести порядок.

А. Азимов. «Ты, робот!»

Пришел, увидел, побежал, рассказал.

Брут‐младший «Избранные докладные записки»

Как кукукнется, так и кукарекнется.

Русская народная глупость

Лучший отдых — смена деятельности на бездеятельность.

Из рекламного буклета

Первым на ловца обычно бежит не зверь, а тот, за кем зверь гонится.

«Техника безопасности на охоте»

Да пребудет с тобой Сила! Ума не надо.

Полный текст «Прощания джедая»