В 2010 году, после мирового успеха фэнтези «Тоби Лолнесс», французский писатель Тимоте де Фомбель выпустил новый подростковый роман, который критики тут же назвали лучшим из лучших. Только во Франции книга разошлась тиражом свыше 100 тысяч экземпляров. «Ванго» — первый совместный проект издательств «КомпасГид» и «Самокат», которые объединились специально, чтобы представить российскому читателю эту захватывающую книгу. «Между небом и землей» — первая часть двухтомника.

Париж, апрель 1934 г.

Сорок человек в белых одеждах лежали распростертые на каменных плитах.

Это напоминало заснеженное поле. Ласточки с пронзительным щебетом носились над телами, едва не задевая их на лету. Тысячи людей смотрели на это действо. Собор Парижской Богоматери¹ накрывал своей тенью густую толпу.

Казалось, сюда неожиданно сбежался весь город.

Ванго лежал ничком, прильнув лбом к камням. Он вслушивался в собственное дыхание. И думал о жизни, которая привела его сюда. Наконец-то ему не было страшно.
Он думал о море, о соленом ветре, о нескольких голосах и нескольких лицах, о горячих слезах той, что вырастила его.

Дождь усердно поливал соборную паперть, но Ванго его даже не замечал. Лежа на мостовой среди своих товарищей, он не видел, как вокруг распускаются, один за другим, пестрые зонтики.

Не видел он и толпы собравшихся парижан, принаряженных семейств, благочестивых старых дам, детишек, шнырявших под ногами у взрослых, оцепенелых голубей, вальсирующих ласточек, зевак, стоящих в фиакрах; не видел он и пары зеленых глаз там, в сторонке, устремленных только на него.

Зеленых глаз, подернутых слезами, скрытых под вуалеткой.

Сам Ванго лежал, сомкнув веки. Ему не было еще и двадцати. Сегодня в его жизни настал великий день. Из глубины его существа вздымалась волна торжествующего счастья.

Через мгновение он должен был стать священником.

— Благое безумие!

Звонарь Нотр-Дам пробормотал сквозь зубы эти слова, бросив сверху взгляд на площадь. Он ждал. Сегодня он пригласил малышку Клару разделить с ним завтрак — яйца всмятку — у себя, в башне собора.

Он знал, что она не придет, как не приходили все другие. И пока вода в кастрюльке вздрагивала, собираясь закипеть, звонарь, стоя под огромным колоколом, разглядывал юношей, которым предстояло посвящение в сан. Еще несколько минут они будут лежать ниц на мостовой, а затем навсегда свяжут себя обетом. В это мгновение звонарь Симон смотрел на толпу с высоты пятидесяти метров, и у него кружилась голова не от пропасти под ногами, а от вида этих распластанных на земле жизней, готовых к закланию, к прыжку в неизвестность.

— Безумие, — повторил он. — Безумие!

И, перекрестившись — так, на всякий случай, — вернулся к своей кастрюльке.

Зеленые глаза по-прежнему не отрывались от Ванго.

Они принадлежали девушке лет шестнадцати-семнадцати, одетой в бархатное пальто пепельного цвета. Ее рука пошарила в кармане и вынырнула оттуда, не найдя платка, который искала. Тогда эта белая ручка забралась под вуалетку и вытерла слезы со щек. Дождь уже грозил промочить девушку насквозь.

Она вздрогнула и обвела взглядом дальний край паперти.

Какой-то мужчина, стоявший там, резко отвернулся. До этого он наблюдал за ней. Да, она была уверена, что наблюдал. За утро она заметила этого человека уже во второй раз, но знала, что видела его где-то раньше, очень давно, — так глухо подсказывала ей память. Восково-бледное лицо, седые волосы, узенькая полоска усов и очочки в тонкой железной оправе. Где же она его встречала?

Рев органа заставил ее обернуться в сторону Ванго.

Настал самый торжественный момент. Старик кардинал встал с кресла и спустился к людям в белом. Он отстранил зонт, которым окружающие пытались укрыть его от дождя, как отвел и все руки, спешившие помочь ему сойти вниз по ступеням.

— Оставьте меня!

Он держал свой тяжелый епископский посох, и каждый его шаг казался маленьким подвигом.

Кардинал был стар и болен. Этим утром его личный врач Эскироль запретил ему участвовать в нынешней мессе. Кардинал засмеялся, выслал всех из комнаты и встал с постели, чтобы одеться. Лишь оставшись в одиночестве, он позволил себе постанывать при каждом движении. На людях же выглядел незыблемым, как скала.

И вот теперь он спускался по ступеням под проливным дождем.

Двумя часами раньше, когда над городом начали собираться черные тучи, его умоляли перенести церемонию внутрь собора. Но он и тут не уступил. Ему хотелось, чтобы это произошло на площади, на миру, в котором будущим священникам предстояло провести всю свою последующую жизнь.

— Если они боятся простуды, пусть выбирают себе иную профессию. Там их ждут иные бури.

На нижней ступени кардинал остановился.

Он первым заметил странное смятение в толпе.

Что касается звонаря Симона там, наверху, он ничего такого не видел. Положив в кастрюльку яйца, Симон начал считать.

Кто мог бы предсказать, чтó произойдет за те три минуты, пока будут вариться яйца?

Ровно три минуты — но за это время судьба изменит свой ход.

В кастрюльке уже начинала бурлить вода, и такое же бурление стало захватывать дальние ряды толпы. Девушка снова вздрогнула. Перед собором происходило что-то странное. Кардинал поднял голову.

Два десятка каких-то людей прокладывали себе дорогу в гуще людей. Гул голосов нарастал, то и дело слышались громкие выкрики.

— Пропустите!

Сорок семинаристов не шевелились. Один только Ванго повернул голову, прижавшись щекой и ухом к земле, как делают индейцы апачи. Он видел за первыми рядами зрителей темные силуэты.

Голоса становились разборчивее.

— Что случилось?

— Дайте пройти!

Зрители оробели. Два месяца назад, во время столкновений, на площади Согласия остались десятки погибших и сотни раненых².

— Это полиция!.. — крикнула какая-то женщина, стараясь успокоить толпу.

Полицейские явно кого-то искали. Священники пытались утихомирить гомонивших людей.

— Тише… Замолчите!

Пятьдесят девять секунд.

Звонарь, стоя под колоколом, продолжал считать. Он думал о малышке Кларе, обещавшей прийти. Поглядывал на два столовых прибора рядом на ящике. Вслушивался в бульканье воды на спиртовке.

Клирик в белой сутане подошел к кардиналу и что-то шепнул ему на ухо. За ним стоял низенький плотный человек со шляпой в руке. Это был комиссар полиции Булар. Всем было знакомо его лицо: нависшие, как у старого пса, веки, нос кнопочкой и пухлые розовые щеки, а главное, живые, острые зрачки. Огюст Булар. Невозмутимо стоя под апрельским ливнем, он зорко подстерегал малейшее движение молодых людей, простертых на мостовой.

Минута двадцать секунд.

И вдруг один из них встал. Невысокий юноша. Его одеяние насквозь промокло от дождя, по лицу струилась вода. Он развернулся на месте, среди товарищей, по-прежнему недвижно лежавших на мостовой. Со всех сторон из толпы выбрались полицейские в штатском и направились прямо к нему.

Юноша стиснул было кулаки, но тут же уронил руки. В его глазах отражались серые облака.

Комиссар крикнул:

— Ванго Романо?

Молодой человек склонил голову.

В гуще толпы зеленые глаза метались во все стороны, как пара испуганных мотыльков. Что этим людям нужно от Ванго?

И тут юноша встрепенулся. Перешагнув через лежащих, он направился к комиссару. Полицейские медленно двинулись за ним.

На ходу Ванго сорвал с себя белый плащ и остался в черной рясе. Остановившись перед кардиналом, он преклонил колени.

— Простите, отец мой!

— Что ты сделал, Ванго?

— Я не знаю, монсеньор, поверьте мне, умоляю вас. Я не знаю.

Минута пятьдесят.

Старый кардинал тяжело оперся обеими руками на свой посох. Он налег на него всем телом, его рука и плечо приникли к деревянной позолоченной верхушке, как плющ к древесному стволу. Кардинал печально огляделся. Он знал по имени каждого из сорока юных послушников.

— Я тебе верю, мой мальчик, но боюсь, что только я один и верю.

— Это уже много, если вы мне и вправду верите.

— Много, но недостаточно, — прошептал кардинал.

И он был прав. Булар и его подчиненные уже стояли в нескольких шагах от них.

— Простите меня! — снова умоляюще попросил Ванго.

— Что же я должен тебе простить, если ты не сделал ничего дурного?

В тот миг, когда комиссар Булар подошел вплотную и схватил Ванго за плечо, юноша ответил кардиналу:

— Вот что вы должны мне простить…

Он стиснул, как клещами, запястье комиссара, вскочил на ноги, рывком заломил ему руку за спину и отшвырнул в сторону, на одного из полицейских.

Потом, в несколько прыжков, увернулся еще от двоих, которые бросились на него. Третий поднял было револьвер.

— Не стрелять! — рявкнул комиссар, все еще лежавший на земле.

Толпа разразилась громкими воплями, но кардинал одним взмахом руки утихомирил ее.

Ванго стремительно взбежал по ступеням трибуны. Стайка мальчиков-певчих с криками рассыпалась на его пути. Полицейские словно угодили на школьный двор: куда ни поверни, они спотыкались о ребенка или получали под дых удар чьей-нибудь белокурой головки. Булар крикнул кардиналу:

— Велите им убраться! Кому они подчиняются?

Кардинал, страшно довольный, воздел палец к небу:

— Одному только Богу, господин комиссар.

Две минуты тридцать секунд.

Ванго подбежал к центральному порталу собора. И увидел невысокую пухленькую, смертельно бледную женщину; она скрылась за тяжелой створкой, которую захлопнула прямо перед его носом. Ванго бросился к двери, замолотил по ней кулаками.

Изнутри послышался скрип задвинутого засова.

— Откройте! — крикнул Ванго. — Откройте же мне!

Дрожащий голос ответил:

— Я знала, что не должна… Я сожалею… Я ничего плохого не хотела. Это всё звонарь — он назначил мне свидание.

Женщина за дверью плакала.

— Откройте, — повторил Ванго. — Я не понимаю, о чем вы говорите.

Я только прошу открыть.

— Он был такой любезный… Пожалуйста… Меня зовут Клара. Я честная девушка.

Ванго слышал за спиной голоса полицейских. У него подкашивались ноги.

— Мадемуазель, я вас ни в чем не обвиняю. Мне просто нужна ваша помощь. Отоприте дверь!

— Нет… Не могу… Я боюсь.

Ванго обернулся.

Перед ним, от края до края резного каменного портала, полукругом стояли десять полицейских.

— Не двигаться! — приказал один из них.

Ванго прижался спиной к двери с блестящими медными рельефами и прошептал:

— Слишком поздно, мадемуазель. Теперь не открывайте никому. Ни под каким предлогом. Я пройду другим путем.

Он шагнул вперед, в сторону полицейских, затем обернулся и взглянул наверх. Скульптурные изображения сцен Страшного суда. Это был центральный портал, Ванго досконально знал его. Каменное кружево вокруг двери. Справа — грешники, осужденные на адские муки. Слева — рай и ангелы.

Ванго выбрал дорогу ангелов.

В этот момент подоспел комиссар Булар. Но при виде происходящего он едва не лишился чувств.

В мгновение ока Ванго Романо вскарабкался на первый ярус статуй. Теперь он был в пяти метрах от пола.

Три минуты.

Звонарь Симон ничего этого не видел; он вынимал шумовкой яйца из кастрюли.

Ванго как будто не взбирался, а медленно скользил вверх по фасаду собора. Его пальцы цеплялись за малейший выступ, руки и ноги двигались безо всяких усилий. Это было похоже на плаванье по вертикали.

Люди на площади следили за ним, разинув рты. Какая-то дама потеряла сознание и свалилась со своего стула, как узел с бельем.

Полицейские бестолково метались во все стороны у подножия портала.

Сам комиссар стоял в оцепенении.

Вдруг прозвучал выстрел. Булар с трудом перевел дыхание и закричал:

— Прекратить огонь! Я же велел не стрелять!

Но никто из полицейских даже не вынимал оружия. Один из них безуспешно подставлял спину товарищу. Бедолаги, они не понимали, что верхний поднимется всего на восемьдесят сантиметров, не больше. Другие старались отворить массивную дверь, поддевая ее ногтями.

Прогремел новый выстрел.

— Кто стрелял? — взревел Булар, схватив за шиворот одного из своих людей. — Найдите мне этого стрелка, вместо того чтобы скрестись в дверь! Что вы там потеряли, внутри? Свечку хотите поставить?

— Мы думали, что доберемся до него через башню, комиссар.

— Да вон там, с северной стороны, есть лестница! — крикнул Булар, тыча пальцем влево. — Реми и Авиньон остаются со мной. Я хочу знать, кто смеет палить по моей куропатке.

Тем временем Ванго поднялся на галерею королей. Встав на ноги, он уцепился за колонну. Дыхание его было ровным. Лицо выражало одновременно решимость и отчаяние. Он смотрел на паперть. Снизу на него были устремлены тысячи испуганных глаз. Вдруг очередная пуля вдребезги разбила каменную корону совсем рядом с его ухом; щеку осыпала мелкая белая пыль.

Он видел внизу комиссара, который вертелся, как одержимый, глядя во все стороны.

— Кто это сделал? — вопил Булар.

Нет, в Ванго стреляла не полиция. Он сразу это понял.

На площади находились другие его враги.

Он продолжил подъем; еще несколько движений, и он достиг нижней части розы³.

Теперь он взбирался по красивейшему в мире витражу, подобно пауку, свободно скользящему по своей паутине.

Толпа на площади затаила дыхание. Люди стояли безмолвно, как зачарованные, наблюдая за юношей, приникшим к западному фасаду Нотр-Дам.

Ласточки сомкнутыми рядами носились вокруг Ванго, словно хотели прикрыть его своими маленькими оперенными телами.

Симон, усевшись под большим колоколом, со слезами на глазах срезал ножом верхушку первого яйца. Значит, и на этот раз опять сорвалось, она не придет.

— До чего же безотрадна жизнь! — прошептал он.

И вдруг Симон услышал поскрипывание деревянной лестницы, ведущей на колокольню; он замер, потом пробормотал:

— Мадемуазель?..

И посмотрел на второе яйцо. В смятении, на какой-то миг, он вообразил, что сейчас к нему в дверь постучит счастье.

— Клара? Это вы?

— Она ждет вас внизу.

Это был Ванго; последняя пуля оцарапала ему бок, когда он начал взбираться на галерею химер.

— Вы ей нужны, — сказал он звонарю.

Симон почувствовал, как его сердце затрепетало от радости. До сих пор он еще никогда и никому не был нужен.

— А ты? Ты-то кто? Что тебе здесь надо?

— Не знаю, — ответил Ванго. — Понятия не имею. Но мне вы тоже нужны.

А на площади другая девушка, та, с зелеными глазами, в пальто пепельного цвета, пыталась вырваться из давки. В тот момент, когда Ванго пустился в бега, она заметила человека с восково-бледным лицом: он вынимал пистолет из кармана. Она бросилась к нему, но бурлившая толпа мешала ей двигаться. Когда она добралась до другого края паперти, его уже там не было.

Теперь девушка совсем не походила на грустную промокшую кошечку, какой выглядела минуту назад. Кошка превратилась в львицу, сбежавшую из клетки, и эта львица сметала все на своем пути.

Именно тогда она услышала первый выстрел. Как ни странно, она сразу поняла, что мишенью был Ванго. При втором выстреле ее взгляд обратился к больнице Отель-Дьё, замыкавшей площадь с северной стороны. Тут-то она и увидела снова этого человека. Он притаился на втором этаже. Пистолет торчал в проеме разбитого окна, а сзади, в тени, смутно маячило безжалостное лицо убийцы. Того самого.

Девушка взглянула наверх. Ванго был в безопасности. Небо уберегло его от безжалостной судьбы в последний миг. Для нее же этот миг, напротив, был первым, когда все опять стало возможно.

Лишь бы только он выжил!..

И зеленоглазая девушка помчалась к больнице.

Внезапно в небе над собором возникло гигантское чудище, заставившее толпу почти забыть о том, что творилось на земле. Длинный и величественный, как собор, лоснящийся от дождя, над площадью появился цеппелин⁴.

Он заслонил собой все небо.

Впереди, в застекленной кабине, сидел Хуго Эккенер, старый командир «Графа Цеппелина»; он глядел в подзорную трубу, отыскивая внизу на паперти своего друга. По пути из Бразилии к Боденскому озеру⁵ он решил сделать крюк и пролететь над Парижем, чтобы тень его цеппелина осенила эту великую минуту в жизни Ванго.

Услышав третий выстрел, он понял, что на площади творится что-то неладное.

— Нужно улетать, командир, — сказал офицер Леман, капитан цеппелина.

Шальная пуля могла пробить оболочку дирижабля, в блестящем корпусе которого скрывались шестьдесят человек — пассажиры и члены экипажа.

Внизу грохнул последний выстрел.

— Скорей, командир!

Эккенер опустил подзорную трубу и грустно промолвил:

— Ладно, уходим.

На площади к ногам Булара упала мертвая ласточка.

А наверху зазвонили колокола собора Парижской Богоматери.

1 Собор Парижской Богоматери (Нотр-Дам-де-Пари) — кафедральный собор на острове Ситé в центре Парижа. Строился с 1163 по 1345 гг.

2 Имеются в виду стычки между представителями политических партий Франции — крайне правых («Аксьон франсез») и левых (Народный фронт).

3 Роза — круглое окно с каменным переплетом, расположенное в центре фасада романских и готических построек XII–XV веков.

4 Цеппелин — дирижабль с металлическим каркасом, обтянутым тканью. Назван по имени своего создателя — немецкого изобретателя графа Фердинанда фон Цеппелина (1838–1917).

5 Боденское озеро находится на границе Германии, Швейцарии и Австрии.