Мария Семенова. Братья. Книга 1. Тайный воин

Мария Семенова. Братья. Книга 1. Тайный воин

  • Мария Семенова. Братья. Книга 1. Тайный воин. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2015. — 608 с.

    «Тайный воин» — первая книга нового цикла «Братья» писательницы Марии Семеновой, написанного ей не в соавторстве. В основу романа легла идея о мире, пережившем природную катастрофу и погрузившемся в вечную зиму, где жизнерадостную, праздничную веру сменила угрюмая, жестокая религия, могущество которой ревностно охраняется тайными воинами.

    НАЧИН

    Ветка рябины

    — Наша девчушка гоит1 ли? — спросил мужчина. — Всё из
    памяти вон, Айге, как ты её назвала?

    Женщина улыбнулась:

    — Больше ругаю Баламошкой, потому что она умница и
    опрятница. А так — Жилкой.

    Мужчина рассеянно кивнул:

    — Жилкой… ну да. Привезёшь однажды, покажешь.

    Если бы не разговор, ускользавший от посторонних ушей,
    они выглядели бы самыми обычными странствующими торгованами, каких много в любом перепутном кружале. Двое крепких молодых парней, скромно помалкивавших в уголке, сошли
    бы за сыновей.

    — Привезу, — пообещала Айге. — Вот наспеет, и привезу.
    Ты, Ветер, едешь ли за новыми ложками по весне?

    Он снова кивнул, поглядывая на дверь:

    — В Левобережье… за Шегардай.

    — А я слышала, гнездари бестолковы, — поддела Айге.

    Ветер усмехнулся, с уверенной гордостью кивнул на одного из детин:

    — Вот гнездарь!

    В большой избе было тепло, дымно и сыровато. В густой
    дух съестного вплетались запахи ношеных рубах, сохнущей кожи, влажного меха. По всем стенам сушилась одежда. Снаружи мело, оттепель раскачивала лес, ломала деревья, забивала хвойник густыми липкими хлопьями. Хорошо, что работники загодя насушили целую сажень дров. Все знают, что печь
    бережливее греет скутанная, но гостям по сердцу, когда в отворённом горниле лопаются поленья и дым течёт живым коромыслом, ныряя в узенький волок. А гости были такие, что угодить им очень хотелось. В кружале третий день гулял с дружиной могучий Ялмак по прозвищу Лишень-Раз. С большого
    стола уже убрали горшки и блюда с едой, воины тешили себя
    игрой в кости.

    — Учитель… — подал голос парень, сидевший рядом с наставником.

    Вихры у него были пепельные, а глаза казались то серыми,
    то голубыми.

    Ветер не торопясь повернул голову:

    — Что, малыш? Спрашивай.

    — Учитель, как думаешь, где они всё это взяли?

    За стеной, в просторных сенях, бойко шёл торг. Отроки
    продавали добычу. Да и старшие витязи у стола, где выбивали
    дробь костяные кубики, ставили в кон не только монету. Зарево жирников скользнуло по тёмно-синему плащу, расшитому
    канителью. Сильные руки разворачивали и встряхивали его,
    стараясь показать красоту узорочья — да притаить в складках
    тёмное пятно с небольшой дыркой посередине.

    Айге положила ногу на ногу и заметила:

    — Вряд ли у переселенцев. Те нищеброды.

    Ветер пожал плечами. В серых глазах отражались огни, русую бороду слева пронизали морозные нити.

    — Источница Айге мудра, — сказал он ученикам. — Однако в поездах, плетущихся вдоль моря, полно варнаков и ворья. Мало ли как они плату Ялмаку собирали.

    За столом взревели громкие голоса. К кому-то пришла хорошая игра. Брошенные кубики явили два копья, топор и щит
    против единственных гуслей. Довольный игрок, воин с как
    будто вмятой и негоже выправленной левой скулой, подгрёб
    к себе добычу. Кости удержали при нём плащ, добавив резную
    деревянную чашу с горстью серебра и тычковый кинжал в дорогих ножнах.

    Ветер задумчиво проводил взглядом оружие:

    — А могли и с соищущей дружиной схватиться…

    Беседа тянулась вяло, просто чтобы одолеть безвременье
    ожидания.

    — Отважусь ли спросить, как нынче мотушь? — осторожно полюбопытствовала Айге.

    Ученики переглянулись. Ветер вздохнул, голос прозвучал
    глухо и тяжело:

    — Живёт, но не знает меня.

    — А о единокровных что-нибудь слышно?

    Ветер оторвался от наблюдения за игрой, пристально посмотрел на Айге:

    — Двоих, не желавших звать меня братом, уже преставила Владычица…

    — Но младший-то жив?

    Глаза Ветра блеснули насмешкой.

    — Говорят, Пустоболт объявился Высшему Кругу и вступил в след отца.

    — Пустоболт, — с улыбкой повторила Айге.

    — Если не врёт людская молва, — продолжал Ветер, — старый Трайгтрен ввёл его в свиту. Может, ради проворного меча,
    а может, надеется, что Болт ещё поумнеет.

    Над большим столом то и дело взлетал безудержный смех,
    слышалась ругань, от которой в ином месте давно рассыпалась
    бы печь. Здешняя, слыхавшая и не такое, лишь потрескивала
    огнём. Канительный плащ так и не сменил обладателя, увенчавшись витой гривной и оплетённой бутылкой. Щедрый победитель тут же распечатал скляницу, пустил вкруговую. Как
    подобало, первым досталось отхлебнуть вожаку. Под хохот
    дружины Лишень-Раз сделал вид, будто намерился одним
    глот ком ополовинить бутыль. Он выглядел вполне способным
    на это, но, конечно, жадничать не стал. Отведал честно, крякнул, передал дальше. Два воина за спиной воеводы стерегли
    стоячее копьё, одетое кожей. Из шнурованного чехла казалась
    лишь чёлка белых волос и над ней — широкое железко.

    — Учитель, Мятой Роже везёт шестой раз подряд, — негромко проговорил второй парень. — Как такое может быть?

    Ты сам говорил, кости — роковая игра, не знающая ловкости
    и науки…

    Волосы у него были белёсого андархского золота, он скалывал их на затылке, подражая наставнику.

    Ветер зевнул, потёр ладонью глаза:

    — Удача своевольна, Лихарь. Ты уже видел, что делает с человеком безудержная надежда её приманить.

    — А вот и он, — сказала Айге.

    Через высокий порог, убирая за пояс войлочный столбунок
    и чуть не с каждым шагом бледнея, в повалушу проник неприметной внешности середович. Пегая борода, пегие волосы, латаный обиванец… Как есть слуга в небольшом, хотя и крепком
    хозяйстве. Ступал он бочком, рука всё ныряла за пазуху, словно там хранилось сокровище несметной цены.

    Зоркие игроки тотчас разглядели влезшего в избу.

    — Прячь калитки, ребята! Серьга отыгрываться пришёл!

    Ученик, сидевший подле наставника, чуть не рассмеялся
    заодно с кметями:

    — А глядит, как тухлое съел и задка со вчерашнего не покидал…

    — Не удивлюсь, если вправду не покидал, — сказал Ветер.

    Томление бездействия сбежало с него, взгляд стал хищным.

    Глядя на источника, подобрались и парни.

    Мужичонка по-прежнему боком приблизился к столу, словно до последнего борясь с погибельной тягой, но тут его взяли
    под руки, стали трепать по спине и тесней сдвинулись на скамье, освобождая местечко.

    — Удачными, — обращаясь к ученикам, пробормотал Ветер, — вас я сделать не властен. А вот удатными… умеющими
    привести на службу Владычице и удачу мирянина, и его неудачу…

    Игра за столом оживилась участием новичка. В прошлые
    дни Серьга оказал себя игроком не особенно денежным, но забавным. Стоило поглядеть, как он развязывал мошну и вытаскивал монету, которую, кажется, удерживала внутри вся тяга
    земная. Долго грел в ладони, словно что-то загадывая… потом
    выложил на стол. Когда иссякли шуточки по поводу небогатого кона, в скоблёные доски снова стукнули кости. Пять кубиков подскакивали и катились. Игроки в очередь вершили
    по три броска; главней всего были гусли, вторыми по старшинству считались мечи. Когда сочлись, Серьга из бледного стал
    совсем восковым. Его монета, видавший виды медяк с изображением чайки, заскользила через стол к везучему ялмаковичу.

    Лишень-Раз вдруг поднял руку — трезвый, несмотря на всё
    выпитое. Низкий голос легко покрыл шум кружала.

    — Не зарься, брат! Займи ему, с выигрыша отдаст. А проиграется, всё корысть невелика.

    Взятое в игре так же свято, как боевая добыча, но слово
    вождя святей. Мятая Рожа рассмеялся, бросил денежку обратно. Серьга благодарно поймал её, поняв случившееся как знак:
    вот теперь-то счастье должно наконец его осенить!

    Стукнуло, брякнуло… Раз, другой, третий… Словно чьё-то
    злое дыхание поворачивало кости для Серьги кверху самыми
    малопочтенными знаками: луками да шеломами. Медная чайка снова упорхнула на тот край. Серьга низко опустил голо-
    ву. Если он ждал повторного вмешательства воеводы, то зря.
    Ялмак не зря носил своё прозвище. А вот ялмаковичу забава
    полюбилась. Монетка, пущенная волчком, вдругорядь прикатилась обратно. Серьга жадно схватил её…

    — Бороду сивую нажил, а ума ни на грош, — прошипел
    Ветер.

    …и проиграл уже бесповоротно. Дважды прощают, по третьему карают! Витязь нахмурился и опустил денежку в кошель.

    Ближний ученик Ветра что-то прикинул в уме:

    — Учитель… Ему правда, что ли, двух луков до выигрыша
    не хватило? Обидно…

    Ветер молча кивнул. Он смотрел на игроков.

    Серьгу у стола сочувственно хлопали по плечу:

    — Ступай уж, будет с тебя. И обиванец свой в кон вовсе не
    думай, застынешь путём!

    Серьга, однако, уходить не спешил. Он медленно покачал
    головой, воздел палец, двигаясь, словно вправду замёрзший до
    полусмерти. Рука дёрнулась туда-обратно… нырнула всё же за
    пазуху… вытащила маленький узелок… Серьга развернул тряпицу на столе, будто не веря, что вправду делает это.

    — Как же Ты милостива, Справедливая, — шепнула Айге.

    На ветошке мерцала серебряной чернью ветка рябины.
    Листки — зелёная финифть, какой уже не делали после Беды,
    ягоды — жаркие самограннички солнечно-алого камня. Запонка в большую сряду красной госпожи, боярыни, а то и царевны!
    Воины за столом чуть не на плечи лезли друг дружке, рассматривая диковину. Сам Ялмак отставил кружку, пригляделся,
    протянул руку. Серьга сглотнул, покорно опустил веточку ему
    на ладонь. Посреди столешницы уже росла горка вещей. Недаровое богатство, кому-то достанется!

    Воевода не захотел выяснять, какими правдами попало сокровище к потёртому мужичонке. Лишь посоветовал, возвращая булавку:

    — Продай. Сглупишь, если задаром упустишь.

    Серьга съёжился под тяжёлым взглядом, но ответил как
    о решённом:

    — Прости, господин… Коли судьба, упущу, а продавать не
    вели…

    Ялмак равнодушно передёрнул плечами, снова взялся за
    кружку.

    И покатились, и застучали кости… На Серьгу страшно стало
    смотреть. Живые угли за ворот сыпь — ухом не поведёт! И было отчего. Диво дивное! Им с Мятой Рожей всё время шли
    равные по достоинству знаки. Кмети, уже отставшие от игры,
    подбадривали поединщиков. Остался последний бросок.

    Вот кубиками завладел ялмакович. Коснулся оберега на
    шее, дунул в кулак, шепнул тайное слово… Метнул. Кмети выдохнули, кто заорал, кто замолотил по столу. Мятой Роже выпало четверо гуслей и меч. Чтобы перебить подобный бросок,
    требовалось истое чудо.

    Серьга, без кровинки в лице, осоловелые глаза, принял кости и, тряхнув кое-как, просто высыпал на стол из вялых ладоней.

    И небываемое явилось. Четыре кубика быстро замерли…
    гуслями кверху. Пятый ещё катился, оказывая то шлем, то щит,
    то копьё. Вот стал медленнее переваливаться с боку на бок…

    …лёг уже было гуслями… Серьга ахнул, начал раскрывать
    рот…

    …и кубик всё-таки качнулся обратно и упокоился, обратив
    кверху топор.

    Серьга проиграл.

    Крыша избы подскочила от крика и еле встала на место,
    дымное коромысло взялось вихрями. Мятой Роже со всех сторон предлагали конаться ещё, но ему на сегодня испытаний
    было довольно. Он сразился грудью на выигранное богатство,
    подгрёб его к себе и застыл. Потом встрепенулся, поднял голову, благодарно уставился на стропила, по-детски заулыбался —
    и принялся раздавать добычу товарищам, отдаривая судьбу.
    Серьга тупо смотрел, как рябиновая веточка, в участи которой
    он более не имел слова, блеснула камешками перед волчьей
    безрукавкой вождя.

    — Спасибо за вразумление, воевода, твоя мудрость, тебе
    и честь!

    Ялмак отхлебнул пива. Усмехнулся:

    — На что мне девичья прикраса? Оставь у себя, зазнобушке в мякитишки уложишь.

    Воины захохотали, наперебой стали гадать, какой пышности должны оказаться те мякитишки…

    Ветер кивнул ближнему ученику:

    — Твой черёд. Поглядим, хорошо ли я тебя наторил.

    Парень расплылся в предвкушении:

    — Учитель, воля твоя!

    Обманчиво-неспешно поднялся, выскользнул за порог. Разминулся в дверях с кряжистым мужиком, казавшимся ещё шире в плечах из-за шубы с воротом из собачьих хвостов. Лихарь
    понурил белобрысую голову, пряча полный ревности взгляд.
    Айге отломила кусочек лепёшки, обмакнула в подливу.

    — И надо было мне тащиться в этакую даль, — шутливо
    вздохнула она. — Кому нужны скромные умения любодейки,
    когда у тебя встают на крыло подобные удальцы!

    Ветер улыбнулся в ответ:

    — Не принижай себя, девичья наставница. Кости могли
    лечь инако…

    Веселье в кружале шло своим чередом. Витязи цепляли за
    подолы служанок, хвалили пиво, без скупости подливали
    Серьге: не журись, мол, день дню розь, выпадет и тебе счастье.
    Он кивал, только взгляд был неживой.

    Черева у дружинных вмещали очень немало. Обильная
    выпивка всё равно отзывала наружу то одного, то другого. Мятая Рожа было задремал у стола, но давняя привычка не попустила осрамиться. Воин протёр глаза, вынул из-под щеки ставший драгоценным кошель и на вполне твёрдых ногах пошёл
    за дверь отцедить. Миновал в сенях отроков, занятых торгом,
    кивнул знакомым коробейникам из Шегардая и Сегды…

    Наружная дверь отворилась с мучительным визгом, в лицо
    сразу ринулись даже не хлопья — сущее крушьё, точно с лопаты. Мятая Рожа не пошёл далеко от крыльца. Повернулся к
    летящей пáди спиной, распустил гашник, блаженно вздохнул…
    Он даже не отметил прикосновения к волосам чего-то чуть
    более твёрдого, чем упавший с ветви комок. Ну проросла в том
    комке остренькая ледышка, и что?..

    Ялмакович открыл глаза, кажется, всего через мгновение.
    Стоя на коленях в снегу, тотчас бросил руку за пазуху, проверить, цел ли кошель. Кошель был на месте. Только… только не
    ощущались сквозь мягкую замшу самогранные ягодки под зубчатыми листками, которые ему уже понравилось холить…

    Другой витязь, в свой черёд изгнанный пивом из тепла
    повалуши, едва не наступил на Мятую Рожу. До неузнаваемости облепленный снегом, тот шарил в сугробе, пытался что-то
    найти. Боевые побратимы долго рылись вместе, споря, достоило ли во избежание насмешек умолчать о пропаже — либо,
    наоборот, позвать остальных и раскопать всё до земли.

    Серьга волокся заметённой, малохожей тропой, плохо понимая куда. В глазах покачивался невеликий, но тяжёленький ларчик. Доброго старинного дела, из цельной, красивейшей, точно изнутри озарённой сувели… ларчик, ключ от которого посейчас висел у него, Серьги, кругом шеи, гнул в три
    погиба… Из метельных струй смотрели детские лица. Братец
    Эрелис и сестрица Эльбиз часто открывали ларец, выкладывали узорочье. Цепочки финифтевых незабудок — на кружевной платок матери. Серебряный венец, перстни с резными печатями — на кольчугу отца.

    Он знал, как всё будет. Ужас и непонимание в голосах:

    «Дядюшка Серьга… веточку не найти…»

    И он пойдёт на поклёп, а что делать, ведь Космохвост за
    утрату их пальцем не тронет, ему же — голову с плеч.

    «А вы, дитятки, верно ли помните, как всё назад складывали?»

    И — две горестно сникшие, без вины повинные голо вёнки…

    И — раскалённой спицей насквозь — взгляд жуткого
    рынды…

    И — нельзя больше жить, настолько нельзя, что глаза уже
    высмотрели над тропой сук покрепче, а руки вперёд ясной
    мысли взялись распутывать поясок. Длинный, с браным обережным узором, вытканный на бёрде старательными пальчиками, все бы по одному перецеловать: «Носи на доброе здоровье, дядька Серьга…»

    — Постой, друже! Умаялся я тебя настигать.

    Злосчастный слуга не сразу и понял, что голос прозвучал
    въяве и что обращаются вправду к нему. Вздрогнул, обернулся, только когда ворот сжали крепкие пальцы.

    Незнакомец годился ему в сыновья. Серые смешливые
    глаза, в бровях застряли снежные клочья, на ногах потрёпанные снегоступы… Серьга успел решить, что нарвался на лиходея, успел жгуче испугаться, а потом обрадоваться смерти, только подивившись: да много ли у него, спустившего хозяйское достояние, надеются отобрать? — но против всякого
    ожидания человек вложил ему в ладонь маленькое и твёрдое
    и замкнул руку, приговорив:

    — Утрись, не о чем плакать.

    Серьга стоял столбом, пытаясь поверить робкому голосу
    осязания. И таки не поверил. Мало ли что причудится сквозь
    овчинную рукавицу. Послушно утёрся. Бережно расправил
    ладонь… Света, гаснувшего за неизмеримыми сугробами туч,
    оказалось довольно. Серьга упал на колени, роняя с головы
    столбунок:

    — Милостивец… отец родной…

    Всё качалось и плыло. Возвращаться с исподнего света
    оказалось едва ли не тяжелее последнего безвозвратного шага.

    — Встань, друг мой, — сказал Ветер. Нагнулся, без большой надсады поставил Серьгу на ноги. — Мне будет довольно,
    если ты вернёшь булавку на место и никогда больше не подойдёшь к игрокам, искушающим Правосудную. Служи верно
    Эре лису и Эльбиз, а я рядом буду… — Он выпустил Серьгу и
    улыбнулся так, словно вечный век его знал. Собрался уже уходить, но вспомнил, подмигнул: — Да, смотри только, Космохвосту молчи… Он добрый малый, Космохвост, одного жаль,
    недалёкий. Да что с рынды взять! Никому не верит, не может
    в толк взять, кто истинные друзья.

    Серьга опустил взгляд всего на мгновение — убедиться,
    что рябиновая гроздь вправду переливается в ладони. Когда
    он снова поднял глаза, рядом никого не было. Лишь деревья
    размахивали обломанными ветвями, стеная и жалуясь, точно
    скопище душ, заблудившихся в междумирье.


    1 Автор, отнюдь не занимавшийся придумыванием новых слов или удивительных толкований, всего лишь пытался писать эту книгу по-русски. Честно предупреждаю: в тексте встретится ещё немало замечательных старинных слов, возможно выводящих из зоны привычного читательского комфорта. Полагаю, незаинтересованный читатель сумеет их с лёгкостью «перешагнуть». Заинтересованного — приглашаю в самостоятельное путешествие по сокровищнице русского языка. Поверьте, это может стать захватывающим приключением. А найдёте вы гораздо больше, чем предполагали…