Метка: Издательство «Альпина паблишер»

Отрывок из книги Романа Масленникова «101 совет по PR»

О книге Романа Масленникова «101 совет по PR»

Находите в режиме реального времени негативные или ложные высказывания о Вас с помощью сервисов «Яндекс.Лента» или «Google Reader». Иногда достаточно просто обнаружить себя — быстро ответить автору, чтобы пресечь дальнейшее развитие.

Не платите за удаление информации с компроматных сайтов. Это их бизнес, не финансируйте его.

Не добавляйте «позитивных отзывов» на страничку с негативом. Это будет способствовать повышению популярности данного веб-ресурса, а значит — он будет на виду.

Создайте несколько официальных сайтов, связанных с Вашим товаром, услугами, топ-менеджерами. Ваша задача — с помощью SEO-технологий сделать так, чтобы по запросу в поисковой системе данные ресурсы оказались в топе выдачи поисковиков по запросу «название Вашей организации».

Управляйте позитивом, делайте так — чтобы его было больше, и он был «в топе», то есть в повестке дня по запросу — «название Вашей организации».

Для того, чтобы «негатив» был не на виду, ушел вниз — создайте не меньше 10 (по числу позиций поисковиков выдачи большинству пользователей) веб-страниц и продвигайте их «наверх» с помощью SEO-технологий. В наиболее простых в использовании SEO-сервисах: «Sape», «Миралинкс», «Сеопульт», — можно попробовать разобраться и самому.

Найдите положительные Интернет-публикации и держите их на глазах у большинства пользователей не только SEO-методами, но и с помощью контекстной рекламы (Яндекс.Директ, Ad Words, Бегун).

Создавайте позитивные странички с уникальным текстовым, графическим, аудио- и видео- содержанием на бесплатных и платных веб-ресурсах с управляемым контентом («Википедия», «Школа жизни», «Мой компас» и др.).

Правильно ведите поиск новых сотрудников (employment branding). Размещая вакансии на популярных «работных» сайтах, позаботьтесь о хорошем уникальном тексте в разделе «О компании». Уникальные тексты — основа SEO-методики.

Изучите выдачу поисковиков на Вашу организацию по запросу «отзывы» и определите, устраивает ли Вас результат. То же самое с именем торговой марки проделайте в рубриках: «новости», «блоги», «картинки» (фото) и «видео».

Не пытайтесь договориться с поисковиками — «убрать негативную (ложную, клеветническую информацию). Официально это сделать невозможно: поисковики — не СМИ. Но — и не прекращайте этого делать.

Купить книгу на сайте издательства

Вступление к книге Джона Элиота «Сверхдостижения: Работая меньше, добивайтесь большего»

О книге Джона Элиота «Сверхдостижения: Работая меньше, добивайтесь большего»

Подумайте, кто ваши кумиры? Чья жизнь для вас — эталон
успеха? Чьи достижения вызывают у вас восхищение, даже
зависть в том смысле, что вы и сами мечтаете добиться того же?
Должно быть, вы не раз ломали голову, в чем секрет этих счастливчиков.
Неужели им известно нечто такое, чего не знаете вы?
Догадывался ли Билл Гейтс, когда еще мальчишкой чисто из любопытства
что-то там химичил с компьютерными программами,
что это его хобби вырастет в гигантский бизнес и впишет его имя
в рейтинг самых богатых людей мира? И почему Майкл Делл,
бросая университет, так свято верил, что его крохотная фирма,
созданная, как говорится, на коленке, в один прекрасный день заткнет
за пояс IBM? А ведь спустя 15 лет его Dell Computer действительно
стала ведущим продавцом РС в мире. А бесстрашная Карли
Фиорина, первая женщина, вставшая к рулю компании из списка
Fortune 20 и решившаяся на грандиозное слияние Hewlett-Packard
с Compaq, когда все вокруг были уверены в провале сделки? Ведь
она посрамила скептиков, и теперь супергигант HP не только жив
и здравствует, но и энергично теснит Dell. Еще пример — Тайгер
Вудс, ставший профессиональным гольфистом только в 21 год,
а к 29 годам уже трижды выигравший «Мастерс» и победивший
в 40 турнирах. Это ли не примеры грандиозных достижений?

Интересно, сделали бы вы блестящую карьеру, обладай вы
той же несгибаемостью духа, что Тайгер Вудс, бульдожьей хваткой
мадам Фиорины, потрясающей самоуверенностью Делла?
Или талантом Гейтса капитализовать свое юношеское хобби?
Ну хорошо, оставим в покое небожителей и вернемся на землю.
В вашем кругу наверняка есть люди, которые не перестают восхищать вас, не правда ли? Они берутся за любое дело и шутя добиваются
успеха, как будто не прилагая особых усилий.

Эта книга поможет вам стать одним из них и вписать свою
строку в летопись великих достижений.

Между тем далеко не все знаменитости гениальны от рождения.
Их пример показывает, чего могли бы добиться и мы, каждый
из нас. Даже великие компьютерные гении Билл Гейтс и Майкл
Делл первыми признают, что многие их подчиненные разбираются
в компьютерах намного лучше их самих. И пусть Карли Фиорина
руководит одной из крупнейших ИТ-компаний мира, она не скрывает,
что интернет-технологии — не самое сильное ее место, хотя
она, безусловно, талантлива как руководитель. Да и Тайгер Вудс
с легкостью признает, что в Америке полно юниоров-гольфистов,
превосходящих его талантами по части свинга. Спору нет, природная
одаренность, как и везение, здорово облегчают жизнь, однако
вовсе не на них построено большинство блестящих карьер. И поверьте,
у вас с суперзвездами куда больше общего, чем могло бы
показаться.

Правда, за исключением одной малости: они мыслят иначе.
В критический момент, когда от их действий зависит исход дела,
когда на них обращены все взоры, они входят в особое ментальное
состояние и их мозг функционирует иначе, чем у простых смертных.
Это и есть то главное, что превращает заурядную личность
в великого исполнителя. Зря вы думаете, что «сверхдостижения» — удел великих. Знайте, что они по плечу каждому, кто умеет
мыслить так, как это делают выдающиеся профессионалы. В том,
чтобы научить вас этому, я и вижу свою задачу.

Мои рекомендации строятся не на интуитивных догадках; они
основаны на научных исследованиях и уже помогли в профессиональной
и личной жизни сотням людей, которых я консультировал
за последние десять лет. Уверен, помогут они и вам.

Способности к сверхдостижениям надо учиться. Я не чародей
и не могу мановением руки превратить вас в суперзвезду вроде
Билла Гейтса или Тайгера Вудса. Не существует метода, который
моментально переключит ваш мозг в режим сверхдостижений.
Скажу без обиняков: расхожие методики постановки целей только
препятствуют высокой эффективности, как и всевозможные рецепты
того, что психологи именуют «пиковой результативностью», растиражированные многочисленными книгами, аудио- и видеопособиями,
так популярными в наше время. Я объясню, почему
не следует забивать голову всей этой ерундой, раскрою истинные
причины сверхдостижений и научу вас — причем без всяких
там психологических фокусов-покусов — превосходить ожидания
в том, что вы делаете, или по крайней мере зарекомендовать себя
крепким профессионалом.

Есть в спорте такие понятия, как «правильный психологический
настрой» и «воля к победе». Заинтересовавшись ими лет 20
назад, клиническая психология разработала целый набор всевозможных
методик «стресс-менеджмента», «постановки целей», «визуализации
» и «аутотренинга». Сначала они нашли спрос в спорте,
и каждый клуб поспешил обзавестись штатным психологом, чтобы
помогать спортсменам правильно настраиваться на рекорды.
А вскоре инициативу подхватил и бизнес — недаром деловой
язык изобилует метафорами из области спорта. Застрельщиками
стали компании из списка Fortune 500 — их топ-менеджеры, многие
в прошлом мастера студенческого спорта, пожелали освоить
«психологические приемы» выдающихся спортсменов. Следом
появились масса книг на данную тему, а также всяческие гуру,
которые обещали научить любого премудростям «психологического
настроя чемпионов». В Америке такие книги расходились
гигантскими тиражами, и наверняка кто-то из вас тоже почтил
их своим вниманием. Но тогда где же тысячи и миллионы сверхуспешных
американцев? Разве они не внимали мастерам коучинга,
разве не следовали их хваленым рекомендациям, которые,
на мой взгляд, не что иное, как мифы о высокой эффективности?
Позволю себе вкратце напомнить их и заодно поясню, почему
это всего лишь мифы. Итак, патентованные рецепты высокой
эффективности рекомендуют:

• усердно работать головой;
• расслабиться;
• знать пределы своих возможностей;
• намечать себе цели;
• вкалывать до седьмого пота;
• не складывать все яйца в одну корзину;
• не позволять себе излишней самонадеянности;
• развивать навыки командного игрока;
• учиться на своих ошибках;
• минимизировать риски.

Каждой из этих разумных, логичных и практичных рекомендаций
я без колебаний присуждаю оценку «полный бред» хотя бы потому, что великим людям такой образ мышления не свойствен.
Этот рецепт самосовершенствования низведет вас до уровня безнадежной
посредственности. Впрочем, если вас устраивает такая
репутация, не морочьте себе голову этой книгой.

Она предназначена тем, кто жаждет раскрыть свой потенциал,
и им я настоятельно советую наплевать на осмотрительность
и призывы «к трезвому реализму». Трезвые реалисты не способны
на сверхдостижения, они слишком осторожны и действуют только
наверняка. Зато великим нет дела до осмотрительности, они
упорно идут к своей мечте — вызывающе дерзкой, масштабной,
умопомрачительно высокой, отдаваясь ей всем сердцем и всеми
помыслами до тех пор, пока она не становится достижимой.
Хотите встать с ними в один ряд? Тогда слушайте, и со вниманием.

• Усердно работать головой — полная глупость. Когда игра
  идет по-крупному, подлинный мастер уподобляется великому
  бейсболисту Йоги Берра. Десятикратный победитель
  «Уорлд Сириз», чье имя украшает Зал славы бейсбола, вообще
  ни о чем не думал, когда шел к своим победам.
• Лучшие не расслабляются, они максимально напитываются
  стрессом, словно опьяняются им. Классические
  методики дыхания и релаксации только препятствуют рекордам.
  Для профессионала высокого уровня стресс — источник
  энергии и мощи.
• Нет никаких границ возможностей. Если хотите узнать,
  на что действительно способны, не стоит заранее ставить
  себе границ, а уж об осмотрительности точно нужно забыть.
• Постановка целей придумана для лентяев. Жизнь показывает,
  что это и есть главное препятствие для устойчивой
  непоколебимой мотивации и для достижения выдающихся
  результатов.
• Значение упорного труда сильно преувеличено. Суперзвезда
  нутром чует, когда вкалывать до седьмого пота,
  чтобы отточить свое мастерство, а когда — забавляться
  им, словно это не работа, а игра. Чрезмерная практика
  чаще плодит гипермотивированных двоечников, нежели
  отличников.
• Вот и нет, все яйца как раз и должны быть в одной корзине.
  Небывалые достижения рождаются только из абсолютной
  самозабвенной преданности одной идее. Вам не стать
  суперзвездой, если у вас в душе остается место для иных
  интересов.
• Миром правят наглые сукины сыны. Для тех, кто нацелился
  на сверхдостижения, самоуверенность никогда не будет
  лишней. Лучшие в своем деле нередко поражают остальных
  безмерным апломбом, но ведь он-то и привел их на вершину.
• Работая на коллектив, вы добьетесь разве что благодарности
  в приказе, но руководящего кресла — никогда.
  Стремление к исключительности уже по определению ставит
  вас вне коллектива. Когда молодой сотрудник позволяет
  себе иметь собственное мнение, о нем говорят «молодой,
  да ранний» и пишут в характеристике «не способен работать
  в команде». Будьте уверены, такой пробьется. Непревзойденные
  мастера своего дела и сами мыслят неординарно,
  и коллег этому учат.
• Выдающиеся личности не склонны к рефлексиям. Долгая
  память на свои промахи и короткая — на свои успехи
  как ничто другое порождает страх провала. Лучшие из лучших
  вдохновляются своими успехами и не имеют привычки
  выискивать в себе недостатки.
• Это зануды дотошно просчитывают риски на пути к награде,
  а для личностей выдающихся сам риск уже служит
  наградой. Неведомые опасности только подстегивают их,
  делая цель еще желаннее, а путь к ней — еще увлекательнее.
  Отсюда и их сверхдостижения.

Возможно, мои «антирекомендации» вас шокировали или пришлись
не по вкусу. Но в том-то и дело, что выдающиеся личности
стали таковыми не благодаря, а вопреки здравому смыслу. Не видать
бы им славы и успеха, если бы они стремились быть «как все»
и начитались популярных книжек по самосовершенствованию.

Можно ли вообразить, чтобы Мохаммед Али, Уоррен Баффетт
или Джордж Сорос послушно записывали в блокнотик откровения
Тони Роббинса, как «разбудить в себе гиганта»?

Великие личности со свойственными им причудами не очень-то
вписываются в рамки традиционной психологии. Во всяком случае,
она затрудняется внятно объяснить феномен их пот рясающего
успеха. Главный упор современная психология делает на выявлении
и устранении отклонений от «нормальности», базирующейся
на понятии психического здоровья с точки зрения медицины.
Все, в чем она видит патологию, объявляется «психологическими
проблемами», подлежащими корректировке. С таких же позиций
рассматривается и эффективность личности. Проще говоря,
психология нацелена на то, чтобы подстричь всех под одну
гребенку с помощью универсальных традиционных методик.
Но позвольте, не потому ли мы называем суперзвезд личностями
выдающимися, что они явно выделяются из общей массы? На протяжении
всей своей карьеры они сознательно игнорируют общепринятый
здравый смысл и вечно идут «против течения». А значит,
традиционные обкатанные психологические методики своими
попытками искоренить «аномальность» скорее вредят, нежели
способствуют высокой эффективности в профессии и в жизни.

Я же поведу вас в верном направлении, помогу полностью раскрыть
свои таланты и успешно действовать в критических условиях.
Пусть моя книга служит вам не «одним из», а единственным советчиком
в этом деле. Назовите это чрезмерной самоуверенностью,
но большой опыт консалтинга в области сверхдостижений убеждает
меня, что для этого требуются не столько психо техники и упражнения
по аутотренингу, сколько особое состояние ума, с которым,
как сочтут многие, впору освидетельствоваться у психиатра.

Признаться, сам я пришел к пониманию вреда распространенных
психометодик не сразу и в студенчестве, серьезно занимаясь
бейсболом и регби, старался неукоснительно следовать
им — без всякого результата. Еще на старших курсах Дартмута
я начал изучать феномен сверхдостижений, а потом продолжил
исследования в Университете штата Вирджиния под руководством
д-ра Боба Ротеллы, одного из немногих спортивных психологов,
чьи идеи откровенно противоречат здравому смыслу. Ротелла исходил
из интуитивного понимания, что выдающиеся спортивные
достижения подвластны тем, кто в условиях высокого нервного
напряжения умеет полностью довериться себе и сконцентрироваться
на насущной задаче. Он с успехом учил профессиональных
гольфистов «доверять своему свингу», считая, что именно эта
способность сделает их чемпионами.

Тогда, в начале 1990-х, в среде психологов заговорили о так
называемом потоке — ментальном состоянии, в котором человек
настолько включен в то, что делает, что утрачивает ощущение
времени и пространства. Эта концепция, поразительно созвучная
идеям Ротеллы и моим собственным исследованиям, заставила
меня подробно изучить ее прикладное значение для сверхдостижений.
Я пришел к выводу, что «потоковое состояние» как нельзя
лучше соответствует ощущениям выдающихся личностей, когда
они занимаются своим делом в стрессовых условиях.

Чем дальше я продвигался в своих исследованиях, чем больше
консультировал талантливых профессионалов, тем больше убеждался,
что всем им свойственно входить в состояние «потока»,
когда на кону высокие ставки, а распространенные методики
психокоррекции только мешают. Выяснялись и факты почти
анекдотические. Так, знаменитые профессионалы, от природы
способные блистательно проявлять себя в критических ситуациях,
под любыми предлогами уклонялись от консультаций психологов
по проблемам высших достижений, а если и пробовали следовать
их рекомендациям, то всякий раз результаты не улучшались,
а ухудшались. Чтобы повысить личную эффективность, явно
требуется нечто иное, а именно — способность мыслить экстраординарно.

Это и понятно: когда речь идет об особом состоянии ума,
нет и не может быть универсальных рекомендаций, поскольку
умственные способности и тип мышления — вещи сугубо индивидуальные.
Поэтому еще раз хочу подчеркнуть, что обучу вас
тому, как вам научить свой мозг переключаться из обычного режима
в экстраординарный. И еще: никто не сделает этого за вас,
и даже прочитав тысячу книг по «самосовершенствованию», вы
не продвинетесь ни на шаг, если не будете практиковать переход
в ментальное состояние, присущее выдающимся профессионалам.
Поэтому я рассказываю, как работают мозги у лучших
из лучших. Чтобы встать с ними в один ряд, нужны страстная увлеченность своим делом и безоглядная вера в себя, а остальное,
повторяю, вопрос практики. Мое дело — предложить модель
для достижения высоких результатов и идеи, которые помогут
вам адаптировать ее под себя и перезапустить свое мышление
в новом режиме.

Мой метод основан на двух данностях психологии человека:

• мышление — это привычка, которая, подобно другим привычкам,
  поддается изменению, для чего нужны всего лишь
  воля и тренировки;
• каждый человек от природы обладает способностью мыслить
  экстраординарно; чтобы активизировать ее, достаточно
  внутренне решиться и не бояться прослыть «ненормальным» в глазах окружающих — но только до тех пор,
  пока они не убедятся, что в критических ситуациях вам
  нет равных.

В первой части книги я показываю, как ведут себя в критических
ситуациях великие профессионалы, как они мыслят,
как справляются с колоссальным грузом ответственности и почему
это не мешает им показывать выдающиеся результаты.
Я подробно остановлюсь на базовых биохимических процессах
в центральной нервной системе — не для того, чтобы поразить
вас своими знаниями, а, напротив, чтобы воодушевить, ведь это
доказывает, что на сверхдостижения способен каждый. Вы поймете,
как организм реагирует на стрессы, и научитесь черпать в них
энергию для великих свершений.

Во второй части описаны приемы, которые помогут вам переключаться
в ментальное состояние, открывающее путь к сверхдостижениям,
а главное, практиковать его; выработать устойчивый
навык абсолютной концентрации на насущной задаче,
которая свойственна лучшим из лучших; научиться безоговорочно
доверяться себе в трудных ситуациях, использовать свои профессиональные
умения и опыт и действовать так легко, свободно
и радостно, что в вас будут видеть не просто хорошего работника,
а настоящего мастера своего дела.

Итак, читайте, вникайте, берите на карандаш все то, что более
всего подходит лично вам, учитесь доверять себе, и тогда сверхдостижения,
о которых вы пока только мечтаете, станут явью.

Купить книгу на сайте издательства

Отрывок из книги Стива Форбса и Элизабет Эймс «Спасет ли нас капитализм?»

О книге Стива Форбса и Элизабет Эймс «Спасет ли нас капитализм?»

Рынок — это люди, которые «голосуют» своими деньгами.

Во многих отношениях рынок схож с экосистемой. Невозможно отследить
все силы и факторы, двигающие его вперед. Подобно тому как не существует
человека, который мог бы полностью постигнуть все процессы и ресурсы,
задействованные при производстве карандаша, так и ни один человек,
включая самых умных «экспертов-всезнаек» и чиновников, не может до
конца знать, почему рынок какой-либо продукции функционирует именно
так, а не иначе.
Мы не первыми подмечаем одну особенность экономики, управляемой
государством. Например, если бы государство занималось производством
карандашей, то чиновники из министерства карандашной промышленности,
вероятно, заказывали бы слишком большое количество древесины в угоду
своим сторонникам из лесопромышленного комплекса. (Или, наоборот, они
бы заказывали слишком мало, соблюдая требования защитников окружающей
среды.) Работникам компаний, добывающих графит, переплачивали
бы в результате политического давления. Людям, занятым в производстве
карандашей, пришлось бы соблюдать целый ряд правил и инструкций, выдвигаемых
государством, некоторые из которых были бы важными, но
большая часть — спорными. Им бы пришлось тратить долгие часы на заполнение
специальных форм, доказывающих соответствие продукции требуемым
стандартам. Расходы выходили бы из-под контроля, как это часто
случается при выполнении государственных проектов. Цена на карандаши
соответствовала бы возросшим расходам. И никто не смог бы позволить
себе покупку таких карандашей. Карандаши были бы в избытке. А возможно,
министерство карандашной промышленности слишком сильно понизило бы
цену на них. В таком случае спрос превысил бы предложение и образовался
бы дефицит.

В этой книге мы покажем, что стремление политиков управлять рынками
неизменно приводит к описанным выше результатам. Примеры этого можно
наблюдать в странах, где государство управляет экономикой, — Венесуэле,
Северной Корее, Кубе и много лет назад в Советском Союзе, а также
в секторах нашей экономики, которые активно регулируются государством.
Чиновники и политики не понимают, что рынок сам распределяет имеющиеся
ресурсы оптимальным образом, исходя из существующих условий предложения
и спроса. Следовательно, их попытки сделать так, чтобы рынок
функционировал в соответствии с представлениями определенных людей,
как правило, не приводят к успеху.

Уго Чавес — президент Венесуэлы, постепенно приобретающий власть
диктатора, социалист и убежденный критик капитализма, ввел контроль над
ценами на сотни товаров для того, чтобы пища и предметы первой необходимости
были более доступными для малообеспеченных слоев населения.
Это блестящее решение сделало его популярным среди критиков капитализма
в США. Однако Уго Чавес не учел следующего: цена товара отражает
стоимость совершенных сделок и процессов, требуемых для его производства.
Цены, установленные президентом, возможно, обрадовали его политических
сторонников и подняли его рейтинг, но они не могли отразить реально существующих
затрат на производство товаров. В результате из-за низких цен
рынки сбыта этих товаров, как и вся экономика страны, вышли из строя.

Сегодня единственным местом в Венесуэле, где можно приобрести
множество важных товаров, является черный рынок, однако цены на них
в несколько раз выше, чем они были до введения контроля. Эта ситуация характерна для экономических решений, разработанных противниками
свободного рынка. Они почти никогда не пытаются решить проблемы или,
выражаясь языком профессиональных экономистов, исправить «дефекты
рынка». Вместо этого они создают еще более значительные дефекты.

Мой знакомый, недавно эмигрировавший из Болгарии в Соединенные
Штаты, так охарактеризовал систему здравоохранения, которой в Болгарии
управляет государство: «Медицинская помощь бесплатная, но получить ее
невозможно».

В этой книге мы покажем, что вмешательство государства редко решает
экономические проблемы, потому что оно политизирует их. Решения, принимаемые
правительством якобы для обеспечения справедливости, на самом
деле удовлетворяют желания власть имущих, а не реальные потребности
населения.

Вряд ли можно найти лучший пример, подтверждающий эту идею, чем
спасение Детройта и поглощение концерна General Motors государством.
В главе 2 мы обсудим, как General Motors могла снизить огромнейшие затраты
на оплату труда рабочим и разработать стратегию по восстановлению,
если бы администрация президента Обамы позволила рынку свободно функционировать;
в General Motors избрали бы традиционный для таких случаев
путь реструктуризации через процедуру банкротства. Но, учитывая, что государство
взяло на себя контроль над автоконцерном, GM не имела возможности
принять необходимые жесткие решения, которые бы способствовали
действительному оздоровлению.

Журналист газеты The Wall Street Journal Холман Дженкинс весной 2009 г.
написал о том, что истинным приоритетом нового главы GM, назначенного
правительством, Эдварда Уитэйкра, были не потребности рынка, а «уяснение
взаимоотношений GM с Вашингтоном». Решения Уитэйкра, вероятно,
продиктованы не стремлением удовлетворить потребности покупателей,
а желанием угодить своим политическим боссам, а также тем людям, которым
должны, в свою очередь, угодить последние, т. е. профессиональным
союзам.

Мы будем исследовать непредвиденные последствия вмешательства государства
в управление экономикой в главах 5 и 8.

Методы регулирования, используемые государством, — от контроля над
ценами до установления жесткого порядка ведения бухгалтерии — приводят
к разрушительным отклонениям в развитии экономики. Основной пример,
который мы рассмотрим подробно, касается здравоохранения. В главе 7 мы
покажем, как из-за участия государства на рынке медицинского страхования
и на определенных этапах регулирования этой сферы образовался сложный
рынок с быстро растущими ценами, который приносит пользу все меньшему
числу своих участников.

Попытки ограничения действия рыночных сил политическим путем в итоге
приводят к непредвиденным последствиям, которые причиняют ущерб тем,
кому они должны были помочь.

Деятельность правительств Соединенных Штатов и других стран, направленная
на создание более доступной и демократической системы здравоохранения,
привела только к повышению цен на медицинские услуги и государственному
нормированию данной сферы. К сожалению, экономические
принципы системы здравоохранения продолжают оставаться наименее изученными
в рамках рыночной экономики.
Почти настолько же неизученным является процесс создания материальных
благ при демократическом капитализме. В этом состоит основная тема главы 2,
в которой исследуются разрушительные и зачастую болезненные динамические
изменения, которые являются частью экономического развития. Как уже упоминалось
ранее, экономист Йозеф Шумпетер назвал этот процесс «творческим
разрушением». Именно технические достижения и предпринимательская деятельность,
которые формируют новые отрасли промышленности и создают
рабочие места, могут также вытеснять с рынка устаревшие отрасли.
Возьмем персональные компьютеры. Они полностью ликвидировали спрос
на пишущие машинки и, без сомнения, уничтожили тысячи рабочих мест.
Поэтому даже в благоприятное время обязательно будут происходить сокращения
в каких-либо компаниях. Предприятия и рабочие места, созданные
в условиях экономики капитализма, не всегда возникают в тех секторах, где
этого больше всего ожидают.
Вот, к примеру, свежий продукт, появление которого вызвано ростом популярности
персональных компьютеров, — iPod. Революционное инновационное
решение компании Apple (которая включает в себя не только плеер
iPod, но и программное обеспечение iTunes, работающее вместе с плеером),
стало иконой современной культуры. Благодаря этому изобретению, по подсчетам,
было создано 40 000 рабочих мест, и эта цифра не учитывает те рабочие
места, которые связаны с продажей бесчисленных аксессуаров для
iPod. Данная технология создала много преимуществ: с ее помощью покупатели
могут приобретать отдельные песни, а не дорогие музыкальные сборники
на CD, и слушать больше музыки. Теперь малоизвестные музыканты
могут получить доступ на рынок, не имея собственной звукозаписывающей
студии. Более того, инновационная технология создала новые возможности
за пределами музыкальной индустрии — появился новый способ продажи
и распространения видеоконтента, такого как кинофильмы и информационные
подкасты.

Тем не менее появление iPod пагубно сказалось на определенных сферах
бизнеса. Использование этого устройства ускорило рост популярности скачивания
музыки в сети Интернет, что разорило компании, торгующие музыкой,
и вынудило их ликвидироваться или кардинально изменить направление
своей деятельности. Звукозаписывающие студии и музыканты все чаще вынуждены
получать прибыль с продаж синглов, чем с более выгодных сборников
музыки на CD. Появление iPod также поставило определенные задачи
перед производителями традиционного акустического оборудования, которые
должны были адаптировать предлагаемую ими технику к новой технологии.

Эти изменения, несомненно, были неприятными для тех, на ком появление
iPod сказалось отрицательно. Но означает ли это, что было бы лучше,
если бы компания Apple никогда бы не разработала свое инновационное
решение? Если принять во внимание все преимущества, привнесенные новой
технологией, то мы, вероятно, согласимся, что iPod позитивно повлиял
не только на экономику, но и на общество в целом. Даже известные музыканты,
записывающие собственную музыку, признают, что перемены, будучи
разрушительными, также создают новые возможности.

Вопреки всеобщему представлению идея о создании iPod не возникла
каким-то волшебным образом в голове Стива Джобса. Подобно порталу
YouTube, устройству iport, разработанному Кэтрин Пэттон, карандашу и другим
многочисленным изобретениям, эта идея возникла как ответ на возникшую
потребность. В 2003 г. журналист Роб Уокер отметил в газете The New
York Times, что iPod появился не благодаря «выдающемуся научно-техническому
открытию», а в результате изобретения технических новинок другими
компаниями. Сам Джобс в этой статье признает, что он, по сути, собрал воедино
разрозненные компоненты. Подобные ситуации свойственны процессу
создания чего-либо, спонтанному и непредсказуемому, протекающему
на свободном рынке. Никто не может знать, где и как что-либо будет изобретено.

Именно потому, что многие люди не понимают, как в условиях свободного
рынка создаются материальные блага, капитализм имеет столь плохую
репутацию. В главе, посвященной глобализации, говорится, что экономические
обозреватели, которые сокрушаются по поводу «привлечения сторонних
ресурсов» и «дефицита торгового баланса», не могут понять, что торговля
с другими государствами в результате приносит миллиарды долларов, которые
возвращаются в экономику Соединенных Штатов в форме иностранных
инвестиций, позволяющих создать новые рабочие места. Торговля нашего
государства с Китаем, к примеру, формирует крупные денежные потоки,
которые Китай реинвестирует в государственные бумаги США. А такой инструмент,
как государственные казначейские облигации, — это своего рода инвестиция, которая позволяет администрации президента Обамы покрыть
огромные государственные расходы и поддерживать бюджет на плаву.

Следующий факт, которым пренебрегают критики капитализма, говорит
о том, что до текущего экономического спада уровень безработицы
в США в течение последних трех десятилетий только падал и в течение
большей части этого десятилетия был существенно ниже, чем в 1950-е гг.
и в начале 1960-х, находясь на отметке между 4 и 5%. И эта цифра верна
даже несмотря на то, что «доля работающих», т. е. отношение числа взрослых
людей к общему количеству трудовых ресурсов, сегодня выше, чем
40 лет назад.

За последние 30 лет вопреки тому, что миллионы рабочих мест были потеряны
из-за взлетов и падений определенных компаний и отраслей промышленности
в условиях демократического капитализма, в нашей стране
было создано более 40 млн новых рабочих мест. Общий доход населения
увеличился с $2 трлн до $12 трлн. Чистая стоимость американских домохозяйств
(т. е. стоимость имущества за вычетом обязательств, таких как долг
по ипотеке) существенно возросла, с $7,1 трлн до $51,5 трлн. В целом экономика
выросла до невиданных ранее масштабов. Уровень жизни в нашей
стране невероятно повысился.

В отличие от государственных программ, к осуществлению которых приступают
в сопровождении пресс-релизов и активной рекламы в СМИ, создание
новых рабочих мест и повышение благосостояния, вызванные к жизни
невидимой рукой рынка, как правило, происходят без официальных заявлений.
Никто не произносит громких речей и не подписывает законопроектов
в Овальном кабинете. Обычно все происходит само собой.

В условиях демократического капитализма недостатки и провалы заметнее,
чем созидание и развитие.

Мало кто понимает, что провал в бизнесе, представляющий собой обратную
сторону принятия рискованных решений и внедрения инноваций,
является элементом создания материальных благ при демократическом капитализме.
Никто не отрицает, что этот процесс может быть болезненным.
Между тем в книге мы обсудим, что последствия ограничений развития капитализма
намного хуже.
Некоторые люди, потерявшие работу во время экономического кризиса,
наверное, глубоко возмущены нашими словами. Однако далее мы покажем,
что нынешний финансовый кризис и экономический спад — это все что угодно, только не типичный пример творческого разрушения, происходящего
в условиях свободного рынка. Современная ситуация — это нечто совершенно
противоположное. Наиболее сокрушительные экономические потрясения
в истории никогда не были вызваны естественными циклами,
протекающими на свободном рынке; причиной их были чудовищные деформации,
связанные с тем, что государство подавляло нормальное его функционирование.

В условиях здоровой, открытой экономики, когда нарушается баланс,
т. е. появляется слишком много или становится слишком мало чего-либо,
рынок со временем самостоятельно исправляет эту ситуацию. Возьмем, к примеру,
мобильные телефоны. Когда-то они были настоящей редкостью и стоили
чрезвычайно дорого. Сейчас они есть у каждого. Абоненты мобильных
операторов больше не падают в обморок при виде счетов за связь. Цены
упали, и компании из этой индустрии как могут борются за то, чтобы получить
прибыль.

Рынок призван удовлетворять потребности и желания людей, что возможно
лишь при достаточной степени экономической свободы. Тем не менее,
когда государство налагает искусственные ограничения при помощи законов
или своего непосредственного участия, оно создает дисбаланс — деформацию,
— исправить которую рыночным силам не позволяют.

В результате может произойти то, что случилось с современной системой
здравоохранения, в которой руководящее положение занимает государство.
Или, если рассматривать экономику в более крупном масштабе, вмешательство
государства может привести к обвалу рынка, который мы наблюдали
в течение последних двух лет.

Государственная политика, вызывающая деформации рынка, сыграла свою
роль в каждой экономической катастрофе. Великая депрессия, например,
явилась чудовищным последствием введения Закона Смута—Хоули. Эта пошлина,
направленная на сохранение рабочих мест американцев, разожгла
настоящую торговую войну между Соединенными Штатами и другими странами,
которая крайне пагубно сказалась на занятости людей по всему миру.
И сегодня мы наблюдаем подобную ситуацию на рынке низкокачественного
ипотечного кредитования, результатом которой стал обвал финансового
рынка. И то и другое началось с масштабных деформаций рынка ипотеки,
спровоцированных ошибочной государственной политикой и деятельностью
громадных ипотечных корпораций Fannie Mae и Freddie Mac, созданных государством.

Цель создания этих гигантов была весьма достойной — стимулирование
рынка жилой недвижимости. Их необъятные размеры, значительно превосходящие
всех конкурентов в частном секторе, а также их связь с федеральным
правительством давали им возможность существенно влиять на ипотечный,
финансовый рынки и рынок жилой недвижимости, что привело финансовую
систему государства почти к полному краху.

Но все же наиболее пагубную роль в сложившейся ситуации сыграла
Федеральная резервная система, которая понизила размер процентной ставки
для того, чтобы дать толчок экономике после краха доткомов в начале
2000-х гг., но оказалось, что эта процентная ставка была слишком низкой
в течение слишком долгого времени. Если бы эта ошибка в денежной политике
не была допущена, то проблема на рынке жилой недвижимости никогда
бы не достигла того ужасающего масштаба.

Скорее всего, не свободный рынок не оправдал надежд Алана Гринспена,
а совсем наоборот — введение низких процентных ставок, а также политика,
направленная на ослабление доллара, которую он проводил, находясь на посту
главы Федерального резервного банка. Именно это негативно повлияло
на свободный рынок. Айн Рэнд никогда бы не согласилась с тем, что правительственная
организация, такая как Федеральная резервная система, может
наладить ситуацию в американской и мировой экономиках. Более того, она
бы не оставила без внимания то, что ключевым компонентом свободного
рынка является сильная, стабильная и надежная валюта.

Купить книгу на сайте издательства

Отрывок из книги Айн Рэнд «Романтический манифест»

О книге Айн Рэнд «Романтический манифест»

Положение искусства на шкале человеческого знания, быть может,
самый красноречивый симптом диспропорции в развитии разных
его ветвей. Гигантская пропасть разделяет прогресс физических
наук и стагнацию (а в последнее время — регресс) сферы гуманитарных
знаний.

В физических наук ах до сих пор сохраняют главенствующие
позиции остатки рационалистической эпистемологии (которая
стремительно уничтожается), в то время как гуманитарные дисциплины
практически полностью отданы на откуп примитивной
эпистемологии мистицизма. Физика достигла уровня, где человек
в состоянии изучать субатомные частицы и межпланетное пространство,
а такое явление как искусство остается тайной: мы ничего
или почти ничего не знаем о его природе и функции в жизни
человека, об истоках той огромной силы, с которой оно воздействует
на нашу психику. А ведь для большинства людей искусство
значимо глубоко и лично, и оно присутствовало во всех известных
цивилизациях задолго до изобретения письменности, постоянно
сопровождая человечество еще с доисторической эпохи.

При том, что в других отраслях знания люди отказались от
привычки обращаться по любому поводу к мистическим оракулам,
чьим фирменным стилем была невразумительность, в области
эстетики эта практика полностью осталась в силе и сегодня
предстает перед нами со всей возможной наглядностью. Первобытные люди принимали явления природы как данность, как
первичную сущность, не сводимую ни к чему другому, не допускающую
сомнений и не подлежащую анализу, как исключительные
владения непознаваемых демонов. И точно так же современные
эпистемологические дикари принимают как данность и первичную
сущность искусства. Для них это область, где безраздельно
правят непознаваемые демоны особого вида — их эмоции. Единственное
отличие заключается в том, что доисторические дикари
заблуждались искренне.

Один из самых мрачных памятников альтруизму — это навязываемая
человеку культурой самоотверженность, его готовность
жить с собой как с чужим, игнорировать и подавлять личные (не
социальные) потребности собственной души, убегать от этих потребностей,
знать меньше всего о том, что наиболее значимо.
В результате главнейшие человеческие ценности оказываются
ввергнутыми в подземелье бессильного субъективизма, а жизнь —
в ужасную пустыню хронической вины.

Пренебрежительное отношение к научному исследованию искусства
сохраняется именно потому, что искусство не социально.
(Это еще одно проявление бесчеловечности альтруизма, его грубого
безразличия к наиболее глубоким потребностям человека —
реальной человеческой личности; бесчеловечности любой этической
теории, рассматривающей нравственные ценности как чисто
социальную сущность.) Искусство относится к не социализируемому
аспекту действительности, универсальному (то есть применимому
ко всем людям), но не коллективному, — к природе
человеческого сознания.

Один из отличительных признаков произведения искусства
(включая литературу) — то, что оно не служит практической, материальной
цели, а является самоцелью; оно предназначено только
для созерцания и размышления, и удовольствие от этого процесса
такое сильное и глубоко личное, что произведение воспринимается
как самодостаточная и не нуждающаяся в оправдании первичная
сущность. Это ощущение часто заставляет людей наотрез отказываться
от любых предложений о том, чтобы проанализировать то
или иное произведение, — такие предложения кажутся им посягательством
на их собственное «я», на глубинную суть их естества.

Никакое человеческое чувство не беспричинно, и это распространяется
на сильные чувства, связанные с искусством: они тоже
не могут быть беспричинными, ни к чему не сводимыми и не
связанными с источником эмоций (и ценностей) — жизненно необходимыми
потребностями живого существа. У искусства есть
назначение, и оно служит некой потребности человека, только
не материальной — это потребность нашего сознания. Искусство
неразрывно связано с выживанием, но не физическим — оно нужно
для сохранения и выживания разума, без чего не может существовать
тело.

Искусство проистекает из концептуального характера человеческого
познания, из того факта, что люди приобретают знания
и управляют своими поступками, основываясь не на единичных
впечатлениях, а на абстракциях.

Чтобы понять природу и функцию искусства, необходимо понимать
природу и функцию абстрактных понятий — концептов.

Концепт — это мысленное соединение (интеграция) двух
или более единиц, изолированных друг от друга посредством
абстрагирования и объединенных с помощью специфического
определения. Организуя материал своих впечатлений (перцептов)
в концепты, а эти концепты — в концепты следующего
уровня абстракции, человек в состоянии воспринять, удержать
в памяти, идентифицировать и интегрировать неограниченный
объем знаний, простирающихся далеко за пределы непосредственно
воспринимаемых реалий любого заданного конкретного
момента.

Концепты позволяют человеку постоянно держать в фокусе
своего сознательного восприятия намного больше объектов, чем
он мог бы воспринять непосредственно. Диапазон перцептуального
восприятия ограничен: наш мозг способен работать одновременно
лишь с небольшим числом перцептов. Мы можем зримо
представить себе четыре-пять объектов — к примеру, пять деревьев
— но не сотню деревьев и не расстояние в десять световых
лет. Лишь понятийное мышление дает нам возможность оперировать
такого рода знаниями.

Для удержания концептов в памяти нам служит язык. За изъятием
имен собственных каждому используемому нами слову соответствует концепт, представляющий неограниченное количество
конкретных сущностей такого-то рода. Концепт — как математический
ряд конкретно определенных единиц, расходящийся
в обоих направлениях, открытый с обоих концов и включающий
все элементы некоторого типа. Например, концепт «человек»
включает всех людей, которые живут сейчас, когда-либо жили или
будут жить, — такое количество людей, что невозможно было бы
всех их воспринять визуально, не говоря уже о том, чтобы их изучать
или что-либо о них узнавать.

Язык — это код из аудиовизуальных символов, выполняющий
психоэпистемологическую функцию преобразования абстракций
в конкретные сущности, или, точнее, в психоэпистемологический
эквивалент этих сущностей, в обозримое количество конкретных
единиц.

(Психоэпистемология — это исследован ие когнитивных процессов
с точки зрения взаимодействия между сознанием человека
и автоматическими функциями его подсознания.)

Подумаем о том, какой гигантский объем концептуальной интеграции
участвует в каждом предложении, — неважно, произносится
ли оно в разговоре с ребенком или в ученой беседе. Подумаем
о длинной цепочке абстракций, которая начинается от простых,
прямых определений и поднимается на все более и более высокие
уровни обобщения, формируя столь сложную иерархическую структуру
знания, что с ней не справится ни один электронный компьютер.
Именно такие цепочки служат человеку для приобретения
и хранения знаний об окружающей действительности.

Но это — лишь одна часть психоэпистемологической задачи,
решаемой человеком, и она сравнительно проста. Есть и другая
часть, которая еще сложнее. Она заключается в применении человеком
собственных знаний, то есть оценке фактов действительности,
выборе целей и поведении, соответствующем этому выбору.
Для осуществления всего этого необходима вторая понятийная
цепочка, производная от первой и зависимая от нее, но тем
не менее отдельная и в некотором смысле более сложная — цепочка
нормативных абстракций.

В то время как посредством когнитивных абстракций мы идентифицируем
факты действительности, нормативные служат нам
для оценки фактов, предписывая тем самым некоторый выбор
ценностей и линию поведения. Когнитивные абстракции относятся
к тому, что есть, нормативные — к тому, что должно быть
(в областях, открытых человеку для выбора).

Этика, нормативное учение, основана на двух когнитивных
ветвях философии — метафизике и эпистемологии. Чтобы предписать
человеку, что ему делать, нужно сначала знать, что он
собой представляет и где находится, то есть какова его природа
(включая средства познания) и какова природа вселенной, в которой
он действует. (В данном контексте не имеет значения,
истинна или ложна метафизическая основа системы этики; если
она ложна, ошибка сделает этику неприменимой. Нас же интересует
только связь этики и метафизики.)

Постижима ли вселенная для человека или непостижима и непознаваема?
Может ли человек найти счастье на земле или обречен
на горе и отчаяние? Есть ли у него свобода выбора, в состоянии
ли он самостоятельно ставить себе цели и достигать их,
управляя ходом своей жизни, или он — беспомощная игрушка
не подвластных ему сил, полностью определяющих его судьбу?
Каков человек по природе, добр или зол, и, соответственно, следует
ли его ценить или презирать? Все это — метафизические
вопросы, но ответы на них определяют тот тип этики, который
человек примет и станет применять: именно здесь метафизика
и этика связываются между собой. Хотя метафизика как таковая
не относится к нормативным дисциплинам, ответы на вопросы
данной категории предполагают, что человеческое сознание способно
к построению метафизических оценочных суждений — основе
всех наших моральных ценностей.

Сознательно или подсознательно, явно или неявно, человек
понимает, что ему нужно всеобъемлющее представление о бытии,
чтобы формировать свои ценности, выбирать себе цели, строить
планы на будущее, поддерживать цельность и связность собственной
жизни. Ему также ясно, что его метафизические оценочные
суждения присутствуют в каждом мгновении его жизни, в каждом
его выборе, решении и поступке.

Метафизика — наука о фундаментальной природе действительности
— работает с самыми широкими абстракциями человеческого сознания, охватывая, таким образом, все конкретные предметы
и события, с которыми когда-либо сталкивался индивид.
Этот комплекс знаний столь огромен, а понятийная цепочка столь
длинна, что человеку не под силу непосредственно держать их
целиком в фокусе внимания. И все же он в этом нуждается —
чтобы руководить своими поступками, ему необходима способность
осознанно фокусироваться на метафизических абстракциях
во всей их полноте.

Такой способностью его наделяет искусство.

Искусство — это избирательное воссоздание действительности
в соответствии с метафизическими оценочными суждениями
художника.

Посредством избирательного воссоздания искусство выделяет
и интегрирует те аспекты действительности, которые представляют
фундаментальный взгляд человека на себя самого и собственное
бытие. Из бесчисленного множества конкретных предметов
и явлений, из отдельных, никак не упорядоченных и на первый
взгляд противоречащих друг другу атрибутов художник выделяет
вещи, которые считает метафизически значимыми, и интегрирует
их в отдельный новый конкретный объект, представляющий воплощенную
абстракцию.

Рассмотрим, например, две скульптуры, изображающие человека:
в первом случае — в виде греческого бога, во втором — в виде
деформированного средневекового чудища. Обе они — метафизические
оценки человека, отображающие взгляд художника на
человеческую природу, конкретные воплощения философии соответствующих
культур.

Искусство — это конкретизация метафизики. Искусство переносит
концепты на уровень чувственного восприятия, делая возможным
их непосредственное постижение, так, как если бы они
были перцептами.

Именно в этом заключается психоэпистемологическая функция
искусства, такова причина, по которой оно столь важно
в жизни человека (и суть объективистской эстетики).

Как и язык, переводящий абстракции в психоэпистемологический
эквивалент конкретных объектов — обозримое количество
специальных единиц, — искусство преобразует метафизические
абстракции в эквивалент конкретных объектов — особые сущности,
доступные непосредственному восприятию. Слова «искусство
— это универсальный язык» — вовсе не пустая метафора,
они верны буквально, в смысле психоэпистемологической функции,
исполняемой искусством.

Заметим, что в истории человечества искусство начиналось ка к
придаток (и часто монополия) религии. Религия была примитивной
формой философии — она снабжала людей общей картиной
мира. Обратите внимание — искусство в таких примитивных
культурах представляло собой конкретизацию метафизических
и этических абстракций соответствующей религии.

Очень хорошей иллюстрацией психоэпистемологического процесса
в искусстве может служить один аспект одного конкретного
искусства — создание литературного образа. Человеческий характер
— со всеми его бесчисленными возможностями, добродетелями,
пороками, непоследовательностью и противоречиями — настолько
сложен, что самая большая загадка для человека — он сам.
Очень сложно изолировать и интегрировать черты характера даже
в чисто когнитивные абстракции, дабы держать их в голове, стараясь
понять встреченного тобой человека.

Теперь рассмотрим образ Бэббита из одноименного романа
Синклера Льюиса. Он конкретизирует абстракцию, охватывающую
бесчисленное множество наблюдений и оценок, объектами
которых были бесчисленные свойства бесчисленного множества
людей определенного типа. Льюис изолировал существенные
черты их характеров и интегрировал эти черты в конкретную
форму одного-единственного персонажа. Если сказать о ком-нибудь:
«Он — Бэббит», короткая фраза вберет в себя весь огромный
комплекс свойств, которыми автор наделил своего героя.

С переходом к нормативным абстракциям — к задаче определения
нравственных принципов и отображения того, каким должен
быть человек, — необходимый психоэпистемологический
процесс становится еще сложнее. Выполнение самой задачи требует
многих лет работы, а результат практически невозможно
передать другим людям без помощи искусства. Философский
трактат, содержащий исчерпывающие определения нравственных
ценностей и длинный список добродетелей, которые следует практиковать, не позволит сообщить главное — каким следует
быть идеальному человеку и как он должен поступать: никакой
ум не справится с такой огромной массой абстракций. «Справиться» здесь означает перевести абстракции в представляющие их
конкретные объекты, доступные для чувственного восприятия
(то есть вновь связать их с действительностью), и сознательно
удерживать все это вместе в фокусе внимания. Не существует
способа объединить такого рода комплекс, иначе как создав образ
реального человека — интегрированную конкретизацию, проливающую
свет на теорию и делающую ее доступной для понимания.

Отсюда бесплодная скука и бессодержательность великого
множества теоретических споров об этике и часто встречающееся
неприязненное отношение к ним: нравственные принципы
остаются в сознании людей парящими в пустоте абстракциями.
Человеку навязывают цель, недоступную пониманию, и предлагают
перекроить собственную душу по этому образу, взваливая
на него бремя не поддающейся определению моральной вины.
Искусство — незаменимое средство для передачи нравственного
идеала.

Заметьте: во всякой религии есть мифология — драматизированная
конкретизация ее морального кодекса, воплощенная в образах
персонажей — ее высшего продукта. (То, что одни персонажи
убедительнее других, определяется степенью рациональности
или иррациональности представляемой ими этической теории.)

Это не означает, что искусство выступает как замена философской
мысли: не имея концептуальной этической теории, художник
не мог бы конкретизировать идеал, воплотив его в конкретном
образе. Но без помощи искусства этика не выходит за
пределы теоретического конструирования: действующую модель
строит искусство.

Многие читатели «Источника» говорили мне, что образ Говарда
Рорка помог и м принять решение в ситуации нравственного
выбора. Они спрашивали себя: «Как поступил бы на моем месте
Рорк?», и ответ приходил быстрее, чем их ум успевал определить
верный способ применения всех относящихся к делу сложных
принципов. Почти мгновенно они чувствовали, что сделал бы
Рорк и чего он не стал бы делать, а это помогало им выделить
и идентифицировать причины, моральные принципы, лежащие
в основе такого поведения. Такова психоэпистемологическая
функция персонифицированного (конкретизированного) человеческого
идеала.

Однако важно подчеркнуть, что, хотя нравственные ценности
неразрывно связаны с искусством, они выступают как следствие,
а не как определяющая причина: первичный фокус искусства
находится в сфере метафизики, а не этики. Искусство — не «служанка» морали, его основное назначение не в том, чтобы кого-то
просвещать, исправлять или что-то отстаивать. Конкретизация
нравственного идеала — не учебник по достижению такового.
Искусство в первую очередь не учит, а показывает — держит
перед человеком конкретизированный образ его природы и места
в мире.

Всякий метафизический вопрос обязательно оказывает огромное
влияние на поведение человека и, как следствие, на его этическую
систему. А поскольку произведение искусства всегда обладает
темой, из него непременно вытекает некоторый вывод,
«сообщение» для аудитории. Но это влияние и это «сообщение» —
лишь побочные следствия. Искусство — не средство достижения
какой-либо дидактической цели. В этом отличие произведения
искусства от средневекового моралите (нравоучительной пьесы)
или пропагандистского плаката. Тема истинно великого произведения
всегда глубока и универсальна. Искусство — не средство
буквальной транскрипции. В этом отличие произведения искусства
от газетной новости или фотографии.

Место этики в том или ином произведении искусства зависит
от метафизических воззрений художника. Если он, сознательно
или подсознательно, придерживается взгляда, что люди обладают
свободой воли, произведение приобретет ценностную (романтическую)
ориентацию. Если же он полагает, что человеческая
судьба определяется силами, над которыми люди не властны,
ориентация произведения будет антиценностной (натуралистической).
Философские и эстетические противоречия детерминизма
в данном контексте не имеют значения, точно так же как
правильность или ошибочность метафизических воззрений художника
не важна с точки зрения природы искусства как такового. Произведение искусства может отображать ценности, к которым
следует стремиться человеку, и показывать ему конкретизированную
картину той жизни, которой он должен достичь.
А может утверждать, что человеческие усилия тщетны, и предъявлять
людям конкретизированные образы поражений и отчаяния
в качестве судьбы, ожидающей их в конечном итоге. Эстетические
средства — психоэпистемологические процессы — в обоих
случаях одни и те же.

Экзистенциальные последствия, разумеется, будут различны.
В своем повседневном бытии человек то и дело оказывается
перед сложнейшим выбором и должен принимать бесчисленное
множество решений в потоке событий, где победы чередуются
с поражениями, радости кажутся редкими, а страдания длятся
слишком долго. Очень часто есть опасность, что он утратит перспективу
и ощущение реальности собственных убеждений. Вспомним,
что абстракции как таковые не существуют — это лишь
эпистемологический метод, посредством которого человек воспринимает
то, что есть в действительности, а действительность
конкретна. Чтобы приобрести полную, убедительную, необоримую
силу реальности, наши метафизические абстракции должны
представать перед нами в конкретной форме — то есть в форме
искусства.

Рассмотрим, как будут различаться результаты, если кто-либо —
в поисках философского руководства, подтверждения своих мыслей,
вдохновения — обратится к искусству Древней Греции и если
он обратится к средневековому искусству. Достигая одно временно
разума и чувств, оказывая комплексное воздействие сразу и на абстрактное
мышление, и на непосредственное восприятие, искусство
в первом случае говорит человеку, что беды преходящи, а его
правильное, естественное состояние — величие, красота, сила,
уверенность. Во втором же случае человеку сообщается, что счастье
преходяще, а быть счастливым дурно, что сам он — искаженный,
бессильный, жалкий грешник, преследуемый злобными чудищами
и ползущий в страхе по краю обрыва, под которым —
вечный ад.

Практические последствия того и другого очевидны — и известны
из истории. За величие первой эпохи и ужасы второй
искусство ответственно не само по себе, а как голос философии,
доминировавшей в соответствующих культурах.

Что же касается роли, принадлежащей — как в процессе художественного
творчества, так и при восприятии произведений
искусства — эмоциям и подсознательному механизму интеграции,
то она связана с особым психологическим феноменом —
ощущением жизни. Так мы называем доконцептуальный эквивалент
метафизики, эмоциональную оценку человека и бытия, интегрированную
на уровне подсознания. Но это уже другая тема,
хотя и непосредственно вытекающая из нашей (я пишу о ней
в главах 2 и 3). Здесь же обсуждается только психоэпистемологическая
роль искусства.

Теперь должен быть понятен ответ на вопрос, поднятый в начале
главы. Причина, по которой искусство так глубоко лично
значимо для нас, в том, что, поддерживая или отвергая основы
нашего мировоззрения, произведение искусства подтверждает
или отрицает силу и действенность нашего сознания.

Сегодня этот неимоверно мощный и важный инструмент находится
по преимуществу в руках людей, с гордостью, будто предъявляя
верительные грамоты, заявляющих: мы не знаем, что делаем.

Поверим им — они не знают. А мы знаем.

Апрель 1965 г.

Купить книгу на сайте издательства

Вступление к книге

О книге Саймона Купера и Стефана Шимански «Футболономика»

Чемпионат мира по футболу-2018 пройдет в России

Мы можем сказать себе: у нас в запасе годы. И это нельзя назвать
неправдой. Мы можем просто продолжать радоваться
тому, что одно из крупнейших на Земле спортивных событий
состоится у нас. Драмы матчей будут разыграны в еще
не выстроенных декорациях новейших российских стадионов.
А улицы наших городов на целый месяц в начале лета
2018-го превратятся в сплошной фестиваль молодежи, студентов
и не только.

Мы имеем полное право жить в радостном ожидании,
но нам следует уже сейчас вооружиться специальными
знаниями. В особенности это важно для тех, кто серьезно
увлечен футболом, следит за его текущими новостями и понимает
принципы, на которых построена эта игра во всем
многообразии ее спортивных, социальных и экономических
проявлений.

Иногда полезно понять, что некоторые знания, фундаментальностью
которых ты гордился, не абсолютны. Слова,
которыми описываются процессы в хорошо знакомом тебе
деле, стерлись от слишком частого употребления и почти
утратили смысл.

«Футболономика» — попытка авторов поговорить с нами
о футболе с прочных научных позиций экономики и социологии.
Определенно, Купером и Шимански двигала неудовлетворенность.
Изначально — результатами, которые показывает
футбольная сборная Англии. После ее победы на чемпионате
мира-1966 жители «родины футбола» убедились
в своей избранности, но в следующие полвека англичане
даже не приблизились к уровню, продемонстрированному
на том домашнем турнире. Российские любители футбола
пока — счастливчики, их «золотой век» впереди. Англичане
же, привыкшие считать свой футбол лучшим в мире,
имеют основания опасаться, что их славные времена в этой
игре миновали.

«Что же не так с английскими футболистами?» Купера
и Шимански, откровенно говоря, не интересует формулировка
собственного ответа на этот избитый вопрос. На него отвечали
тысячекратно, но с приближением очередного мирового
чемпионата Англия снова верила, что уж в этот-то раз
ее футбольная сборная завоюет заветный кубок… чтобы
спустя месяц привычно разочароваться и полить вчерашних
любимцев грязью. «Что не так с нашими ожиданиями
от английских футболистов?» А вот это уже вопрос, который
авторам «Футболономики» задать себе любопытно, и честная
ревизия привычных представлений, последовательное
избавление от заблуждений позволили им определить подлинное
место современного английского футбола в мировой
системе координат.

Согласившись с большинством любителей футбола в том,
что эта игра — больше, чем феномен спорта, Купер и Шимански
показали, какими именно экономическими и демографическими
нитями связан футбол с жизнью, которая
течет за стенами стадионов. Почему, например, даже
в постколониальном мироустройстве британская экономика
остается конкурентоспособной, Лондон по-прежнему входит
в число основных финансовых центров, а английские футболисты
не играют соответствующей роли в своем деле? Ответ
на этот вопрос звучит почти скандально: футбол в Англии
почти утратил связь с обществом, кадры для этой игры рекрутируются
почти исключительно из одной, причем стремительно
сокращающейся, социальной группы — традиционного
рабочего класса. Это важный сигнал и для российского
футбола, в котором «сверху» методично насаждается
представление о высокой социальной значимости игры, о необходимости
вовлекать в нее максимально возможное число
регионов и общественных слоев.

Итак, авторов «Футболономики» не устроили принятый
в футбольной сфере уровень аргументации и замкнутость
футбола на самом себе. Они смело материализуют
пресловутые слагаемые футбольного успеха, позаимствовав
их из других сфер. Этих переменных три: численность населения
страны, размер ее национального дохода на душу
населения и опыт прошлых футбольных выступлений национальной
сборной. Авторам удалось получить соответствующие
данные по 189 странам мира и выяснить, что, исходя
из количества жителей страны, размера душевого дохода
и опыта международных матчей Англия относится к «умеренным
ударникам» игры, т. е. странам, которые систематически,
хотя и не намного, превосходят расчетные ожидания.
Иначе говоря, английская футбольная сборная выступает
не хуже, а лучше, чем следовало бы ожидать.

Но куда важнее, что в этом рейтинге команда родоначальников
футбола располагается следом за сборной России.
Это почетное для нас соседство, оно оставляет нам, с точки
зрения авторов, вполне ощутимые шансы однажды завоевать
мировой кубок, в чем Купер и Шимански наотрез отказывают,
например, Люксембургу или Белоруссии.

Но во что нам обойдется это удовольствие? Футбол в России
существует в условиях фатального разрыва ожиданий.
Его считают у нас неким средством социальной анестезии.
Правительство напрямую вмешивается в сферу ответственности
профессиональной лиги и «в ручном режиме»
оказывает помощь клубам, которые оказались на пороге
банкротства из-за того, что ими управляли безответственные
менеджеры. С одной стороны, определяя место футбола
в скромной потребительской корзине, его пытаются
приравнять к товарам первой необходимости. Но, с другой
стороны, когда зимой 2010–2011 гг. прекратил свое существование
футбольный клуб «Сатурн», достоянием общественности
стала зарплатная ведомость его игроков. Из нее
следовало, что футболисты этой более чем скромной по результатам
команды, за вычетом нескольких совсем юных
мастеров, — миллионеры. Причем многие — миллионеры
долларовые.

Но «Сатурн» — не исключение, а пример действующего
правила. Именно по таким законам и оперируя именно такими
суммами, живут все российские клубы высшего дивизиона.
Профессиональный футбол по соотношению вложенных
и полученных от него средств ближе к предметам роскоши,
чем к товарам первой необходимости; он странно
и нелепо смотрится рядом с народной буханкой хлеба
и льготным проездным билетом на автобус. Еще одно трагикомичное
доказательство этому было получено на примере
истории пермского клуба «Амкар», который в одни сроки
с «Сатурном» был близок к краху, но счастливо избежал
гибели. Однако не 230 000 рублей, собранных в буквально
пущенную по кругу шапку митингующими пермскими болельщиками, спасли их любимую команду от банкротства.
А $20 млн, которые краевые и федеральные власти смогли
аккумулировать, увидев, по какому поводу люди в Перми
вышли на городскую площадь. Иначе говоря, приравняв футбол
к предметам первой бюджетной необходимости, мы все
равно вынуждены оплачивать его издержки по рыночным
расценкам.

«Футболономика» формулирует для экономических сделок
в рамках игры несколько здравых рекомендаций, следование
которым помогло бы клубам избежать лишних расходов.
Но авторы и не пытаются сделать вид, что футбол можно
назвать хорошим бизнесом. Футбол — бизнес как минимум
своеобразный, и он может приносить своему владельцу доход
лишь с таким количеством существенных оговорок, что лишь
единицы увлекутся идеей на нем заработать. Но неверным
было бы впасть в другую крайность и смириться с мыслью,
что футбол — бестолковое с финансовой точки зрения занятие,
способ быстро сжечь астрономические суммы. В качестве
обоснования этой позиции часто приводится пример
мадридского клуба «Реал», который летом 2010 г. потратил несколько
сотен миллионов евро на новых футболистов, но это
не принесло команде всех желанных кубков.

Просто внимание к деньгам в футболе гипертрофировано:
по уровню доходов самый оборотистый на планете клуб
«Реал» более чем вдвое уступает, например, малоизвестной
за пределами своей отрасли компании TIMET. Она занимается
титановыми сплавами и в списке американских компаний,
акции которых имеют свободное хождение на рынке,
занимает скромное место в конце пятой сотни. Разница
в том, что у TIMET — свыше $1 млрд дохода, а у «Реала» —
по всей планете около 1 млрд болельщиков, сочувствующих
и, наконец, просто знающих о его существовании.

У авторов «Футболономики» — благоприятный прогноз
по развитию игры в странах с растущими экономиками, обширными
ресурсами и пристальным вниманием к футболу
со стороны властей. Но не менее важно и то, что, избавив эту
игру от массы клише, относящихся к спорту и деньгам, Купер
и Шимански получили фактические доказательства того,
что футбол умеет спасать человеческие жизни. Чемпионаты
мира положительно влияют на статистику самоубийств,
а люди, вовлеченные в великую игру как участники и зрители,
называют свою жизнь более счастливой в сравнении
с теми, к которым большой футбол пока не пришел. Авторы
пришли к замечательному в своей правдивости заключению,
которое можно было бы сформулировать так: мы смогли измерить
и описать при помощи цифр все, что было возможно,
и обнаружили, что в этой игре имеется кое-что еще.

Магия футбола — вот что завораживает и уже не одно
столетие заставляет биться в унисон сердца миллионов болельщиков
по всему миру. В 2018 г. главный футбольный чемпионат
пройдет в России, и это, наверное, навсегда разделит
нашу жизнь на «до» и «после».

Роман Трушечкин, обозреватель PROспорт

Езда на автомобиле, оснащенном приборной панелью 

В поисках новых футбольных истин

Идея этой книги родилась в стамбульском отеле Hilton. Пускай
на вид он не ахти — приземистое, в духе бруталистской
архитектуры, здание, но как только тамошние секьюрити,
удостоверившись, что у вас в машине не припрятана взрывчатка,
дают добро на въезд, вы погружаетесь в атмосферу
такого сладостного умиротворения, что и уезжать-то не захочется.
Вырвавшись из пут 13-миллионного города, здесь
ты можешь получить стресс единственно от невозможности
выбрать, чем потешить себя раньше — посетить ли турецкие
бани, сыграть партию в теннис или в который уж раз
предаться чревоугодию, обозревая красоты заката на Босфоре.
Для поклонников футбола отрадой послужит великолепный
вид на расположенный по соседству стадион
«Бешикташ». Отношение к постояльцам выше всяких похвал
— уж на что радушны простые турки, а персонал отеля
и их превосходит по гостеприимству и предупредительности.

Здесь и встретились авторы этой книги, Стефан Шимански
(экономист в области спорта) и Саймон Купер (журналист).
Оба получили приглашение выступить на конгрессе
«100 лет союза спорта и науки», проходившем в отеле Hilton
в рамках юбилейных торжеств, устроенных футбольным клубом
«Фенербахче» по случаю своего 100-летия.

Первым держал речь Саймон. Он возвестил благую для турецкого
футбола весть: ввиду демографического бума и роста
турецкой экономики есть основания надеяться, что дела
у национальной сборной пойдут в гору. Затем слово взял Стефан.
У него тоже имелись прекрасные новости для Турции:
ввиду демографического бума и роста турецкой экономики
есть основания надеяться, что дела у национальной сборной
пойдут в гору. Впрочем, не слишком привычная к английской
речи аудитория могла и не уловить смысла сказанного.

До Стамбула мы не были знакомы друг с другом, и только
здесь, потягивая пиво в баре отеля Hilton, обнаружили поразительное
единство наших воззрений на футбол. Правда,
Стефан, будучи экономистом, усвоил привычку к въедливости
в работе с данными и не отступается, пока все не разложит
по полочкам, а репортер Саймон норовит взять интервью
у каждого встречного-поперечного, но это всего лишь
внешнее различие между нами. Зато мы дружно уверены,
что в футболе многое можно объяснить и даже спрогнозировать,
если толком изучать документальные материалы,
в особенности те, что лежат вне сферы собственно футбола.

Слишком долго свет учения обходил стороной футбол.
И поныне футбольные клубы в массе своей управляются
людьми, привыкшими делать то, что делают, просто потому,
что так принято, потому, что так происходило всегда.
Например, эти деятели «всегда знали», что темнокожие
спортсмены — «слабаки», и потому вечно переплачивали посредственным белым игрокам. Сегодня они гнобят темнокожих
тренеров, покупают не тех игроков, а потом доверяют
им пробивать пенальти, причем не теми, какими
надо бы, способами. (Между прочим, мы в два счета объясним,
почему «Манчестер Юнайтед» победил по пенальти
в финале Лиги чемпионов, проходившем в Москве. В той
истории свою роль сыграли один тайный знак, некий экономист,
баск по национальности, и еще дар проницательности
ван дер Сара).

Подобных ошибок не чужды и предприниматели в сфере
футбольной индустрии. Они покупают клубы, похваляясь,
что будут управлять ими «как положено управлять бизнесом», но через пару-тройку сезонов, как и их предшественники,
тихо сматывают удочки под такое же дружное улюлюканье
публики. Кстати, болельщики и спортивные журналисты
тоже не без греха. Они придумывают газетные заголовки,
построенные на ложных посылках, вроде «„Ньюкасл“ заполучил
себе звезду ЧМ» или «Чемпионат мира с экономической
точки зрения станет золотым дном». Спортивная пресса
знай себе повторяет сомнительные клише вроде: «Футбол
становится скучнее, потому что крупные клубы вечно выигрывают», «Футбол — это большой бизнес» или вот такой,
отражающий, пожалуй, самый распространенный футбольный
миф — «Английская сборная должна добиваться большего». А между тем никто никогда не удосужился проверить,
есть ли под этими измышлениями хоть какая-то реальная
почва.

Надо сказать, что для большинства мужских командных
видов спорта характерна такая же чрезмерная опора на традиционные
представления. До недавнего времени они вовсю
процветали и в бейсболе, делая его прибежищем целой
кучи замшелых стереотипов. Так, с незапамятных времен было принято «красть» базы, прибегать к пожертвованным
бантам и оценивать достижения игроков по средним очкам
в бэттинге. Никому и в голову не приходило усомниться, правильно
ли это; все поголовно знали, что так и надо.

Впрочем, это было до появления Билла Джеймса. Как и героиня
книги «Волшебник страны Оз» Дороти, Джеймс —
уроженец одного из сельских уголков Канзаса. Поначалу
круг его занятий ограничивался отслеживанием статистики
местных бейсбольных команд Малой лиги да присмотром
за котельной на консервной фабрике по производству свиной
тушенки с бобами. На досуге он начал изучать бейсбольную
статистику, посмотрев на нее, что называется, свежим
взглядом, и установил, что «традиционные представления
в области спорта по большей части есть полная чушь и нелепица». Джеймс писал, что его цель — исследовать бейсбол
как предмет «с той же интеллектуальной строгостью и упорядоченностью,
какими обычно вооружаются ученые мужи,
как выдающиеся, так и рядовые, в попытках разгадать тайны
Вселенной, общества, человеческого интеллекта или поведения
цен на рогожу в городе Де-Мойне».

В своих самиздатовских трудах, размноженных на ротапринте
и переплетенных наподобие книжек, первая из которых
разошлась тиражом в 75 экземпляров, Джеймс последовательно
развенчал укоренившиеся в бейсболе мифы. Так,
он установил, что самым важным статистическим показателем
достижений бейсболиста является редко упоминаемый
«процент занятия базы», отражающий, насколько часто
игроку удается ее занять. В итоге Джеймс и группа его
последователей (статистиков, посвятивших себя
бейсбольных данных) доказали, что старые добрые пожертвованные
банты, равно как и кража баз представляют собой
вопиюще неверные бейсбольные стратегии.

Со временем ежегодные обзоры Джеймса, озаглавленные
им Baseball Abstracts, стали издаваться в виде книг,
а потом и выдвинулись в число бестселлеров. На обложке
одного из выпусков изображена человекообразная обезьяна
в позе роденовского «Мыслителя», напряженно наблюдающая
за бейсбольным матчем. Как отмечал Джеймс в одном
из своих Abstracts, «таков из себя бейсбол, если посмотреть
на него cнаружи. Эта книга о том, что представляет собой
бейсбол, если изучать его настойчиво и скрупулезно, но с известной
дистанции».

Вскоре кое-кто из джеймсианцев начал внедряться в сферу
профессионального бейсбола. Один из них, невероятно
успешный главный тренер команды «Окленд Эйс» Билли Бин
стал героем нашумевшей книги Майкла Льюиса «Манибол»
(Moneyball). (Ниже мы еще расскажем о блестящей методике
Бина на рынке трансферов и ее пользе для футбола.)

Кончилось тем, что даже люди, весьма далекие от бейсбола,
заинтересовались Джеймсом и его работами. В 2002 г.
руководство Boston Red Sox назначило его на пост своего
«старшего советника по бейсбольной игровой практике».
В тот же год во главе команды был поставлен 28-летний
джеймсианец Тео Эпштейн, ставший, таким образом, самым
молодым главным тренером за всю историю Высшей лиги.
Результат не замедлил сказаться — «прoклятый», как поговаривали,
клуб дважды выиграл World Series — чемпионат
США по бейсболу среди обладателей кубков Американской
и Национальной лиг.

Пришло время и футболу претерпеть собственную
«джеймсианскую» революцию.

Игра в цифры

Довольно странно, что футбол так чурается изучения фактических
данных, ведь любовь к числам как раз и есть одна
из причин, по которым эта игра привлекает такое множество
фанатов.

Если кого и стоит спросить об этом, так это Алекса Беллоса.
Он — автор совершенно замечательной книги «Футбол:
образ жизни по-бразильски» (Futebol: The Brazilian Way
of Life), но помимо того еще и обладатель ученой степени
по математике. Вот что сказал нам Беллос: «Числа обладают
невероятно ублаготворяющим воздействием. Наш мир
лишен порядка, а математика — это способ рассматривать
его в упорядоченном виде. В турнирных таблицах порядок
налицо, и расчеты, требуемые для их составления, на диво
просты, не сложнее таблицы умножения на три».

Рискуя вызвать протесты футбольных фанатов, заметим,
что страсть к футболу зачастую идет рука об руку со страстью
к числам. Тут вам и результаты матчей, и знаменательные
даты, и отдельное удовольствие — коротать воскресное
утро в пабе, неторопливо вчитываясь в турнирную таблицу.
А фэнтези-футбол? Составлять команду для фэнтези-лиги —
это ли не чистейшей воды игра в числа?

В своей книге мы намереваемся внедрить в сферу футбола
новые числовые показатели и новые идеи, в том числе
касающиеся числа самоубийств, расходования зарплаты,
численности населения стран и прочего, что поможет нам
пролить свет на новые футбольные истины. Хотя один из нас,
Стефан, и специализируется на экономических проблемах
спорта, наша книга совсем не о деньгах. Задача футбольных
клубов не в том, чтобы зарабатывать прибыль (и слава
богу, потому что почти никому из них это не удается);
мы же, со своей стороны, не очень-то интересуемся, кому
и что удалось заработать. Не в этом мы видим нашу цель,
а в том, чтобы при помощи некоторого набора экономических
методов (плюс немного географии, психологии и социологии)
постичь смысл того, что происходит на поле, и того,
что происходит с болельщиками вне поля.

Какая-то часть болельщиков, возможно, не захочет, чтобы
мы своей бездушной логикой цифр опошлили их чисто эмоциональную
привязанность к любимой игре. Но не они ли
первыми начнут метать в экран телевизора пивные кружки,
когда английская сборная проиграет серию пенальти в четвертьфинале
очередного чемпионата мира, хотя вместо этого
они могли бы просто припомнить суть биномиального распределения
в теории вероятностей, что и по умерит их досаду.

На наш взгляд, сейчас самое подходящее время для написания
такой книги. Впервые за всю историю футбола в наличии
имеется гигантский пласт статистических материалов
для исследования. Так уж сложилось, что футбольная статистика
всегда сводилась единственно к количеству голов
да турнирным таблицам. (Вообще-то газеты публиковали
цифры посещаемости матчей, но данные эти были недостоверны.)
Когда Стефан в конце 1980-х гг. только начал углубляться
в экономику футбола, академических статей на данную
тему было опубликовано от силы штук 20–30. А сегодня
таких публикаций — море, и содержащиеся в них крупицы
новых футбольных истин еще не достигли сознания большинства
фанатов.

Возник и еще один источник знаний — не по дням, а по часам
разрастающаяся библиотека книг на футбольную тематику.
В те времена, когда увидела свет книга Пита Дэйвиса
«Все доиграно до конца: полная история чемпионата мира в Италии» (All Played Out: The Full Story of Italia ’90) о мундиале ’90 в Италии, существовало не более 20–30 дельных изданий
о футболе, а сегодня таковых тысячи — не в последнюю
очередь благодаря Дэйвису, про которого говорят, что он сыграл
роль Иоанна Крестителя для Иисуса в лице известного
современного британского романиста Ника Хорнби. Многие
из этих книг (в том числе и «Футбол» Беллоса) таят в себе
зерна истин о футболе, которые мы и хотим раскрывать перед
вами на наших страницах.

С тех пор вал футбольной литературы стал таким мощным,
что за ней не поспевают уследить даже те, кто варится
в футбольном котле. Автор книги «Манибол» Майкл Льюис
в феврале 2009 г. так писал в New York Times: «Вирус, который
поразил в 1990-х профессиональный бейсбол, а именно,
использование статистики для поиска новых и лучших
методов оценки игроков и игровых стратегий, проник во все
ведущие виды спорта. Не только в баскетболе и американском
футболе, но также в футболе, крикете, регби и, насколько
мне известно, в снукере и дартсе — везде теперь
принято поддерживать субкультуру умников, рассматривающих
свой вид спорта не просто как игру, которая должна
быть разыграна, а как проблему, которую требуется разрешить».

В футболе к подобным умникам (собственно, одно из преданий
футбольной «чуши и нелепицы» гласит, что таковыми
непременно должны быть мужчины) относится Арсен Венгер.
Имея за плечами экономическое образование, Венгер
чуть ли не помешан на разных статистических показателях,
например, таких как расстояние, которое преодолевает
каждый игрок за время матча. Но вот что делает его героем
нашей футболономики, так это ясное понимание, что в сегодняшнем
футболе невозможно преуспеть без статистики.
Изучение ее данных поможет прояснить общую картину
и, соответственно, одержать больше побед.

Мало-помалу коллеги Венгера тоже перестают полагаться
на одно только чутье. Для анализа действий футболистов
и игры в целом они все чаще прибегают к компьютерным
программам вроде Prozone. Еще один предвестник неминуемого
вторжения джеймсианства в футбольную сферу — «Милан
Лаб». Медики этой лаборатории, созданной на базе клуба
«АС Милан», почти сразу обнаружили, что изучение параметров
прыжка того или иного игрока позволяет с 70%-ной точностью
спрогнозировать вероятность получения им травм.
Начался систематический компьютерный сбор миллионов
данных на каждого клубного игрока, и в процессе специалисты
«Милан Лаб» нечаянно натолкнулись на рецепт вечной
молодости. (Это и по сей день секрет — ни у одного клуба
нет второй такой лаборатории, а та не торопится обнародовать
свои научные результаты, поэтому игроки остальных
клубов, как правило, завершают карьеру в возрасте 30 с небольшим
лет.)

Большинство игроков стартового состава команды «Милан», побившей «Ливерпуль» в финале Лиги чемпионов-2007,
были в возрасте 31 года или старше: капитану команды Паоло
Мальдини было 38 лет, а автору обоих голов «Милана»
Филиппо Индзаги — 33. По большому счету этим трофеем
клуб обязан «Милан Лаб» с ее базой данных. Вот вам еще
одна разновидность истории из серии «Триумф заумных ботаников».

По мере того как наши ученые беседы все больше углублялись
в футбольную тематику и сосредоточивались на роли статистики, нас одолевали все новые и новые вопросы, и притом
самого разного свойства. Сможем ли мы найти цифры,
указывающие, какая из стран больше всего любит футбол?
Способна ли эта игра каким-нибудь образом отвратить отчаявшихся
от самоубийства? А вдруг нам посчастливится
предсказать, какие страны и клубы — вероятнее всего, это
будет Турция или даже Ирак — в перспективе займут доминирующие
позиции в футболе? Так уж получилось, что один
из нас, Стефан, живет в Лондоне, а второй, Саймон, — в Париже,
так что целый год, пока шла работа, мы «перестреливались» через Ла-Манш статистикой, аргументами за и против,
отдельными эпизодами и крупицами информации.

Между тем мы разобрали весь допотопный багаж представлений
о футболе буквально по частицам, ставя под сомнение
каждую и проверяя ее на соответствие фактическим
данным. Вот что однажды сказал нам по этому поводу директор
«Милан Лаб» Жан-Пьер Меерссман, бельгиец с неизменно
дымящейся сигаретой во рту: «Машиной можно управлять
и без приборной панели, не имея какой бы то ни было
информации, и такое положение вещей мы наблюдаем
в футболе. Здесь есть классные водители и классные машины,
но с приборной панелью ездить было бы чуть-чуть проще.
Ума не приложу, отчего же народ не желает иметь больше
информации». Лично мы — желаем.

Купить книгу на сайте издательства