Михаил Жванецкий празднует 80-летие

«Все мне говорят: „Не ищите легкую жизнь“, — но никто не объяснит, почему я должен искать тяжелую?»

Представление Михаила Жванецкого как сатирика является очень узким определением его таланта. Это подлинный писатель и виртуозный стилист, чью манеру владения словом нередко сравнивают с эзоповым мастерством. Устные выступления «дежурного по стране», сопровождаемые в равном количестве смехом и задумчивым безмолвием, в письменной расшифровке узнать тем не менее трудно.

Отлученные от авторской интонации, произношения, ритма чтения, зарисовки оказываются горькими, как полынь. Междустрочный смысл, как правило, имеющий философский или социальный оттенок, здесь считывается с совершенно другим, гнетущим настроением. Подобная многослойность — лишнее доказательство литературности произведений Жванецкого. Как ни крути, маска комедии всегда будет сменяться трагедийной маской.

«Прочтение» публикует выдержки из книги афоризмов Михаила Михайловича Жванецкого «Тщательней…» с пожеланием автору сохранять остроту зрения.

«Я внезапно оделся красиво. Выпил. Вспомнил двух лучших людей на этой земле. Подумал о себе хорошо. И стал ждать, с кем бы поговорить».

«И самовар у нас электрический, и мы довольно неискренние».

«На вопрос» «Как живёшь?» — завыл матерно, напился, набил рожу вопрошавшему, долго бился об стенку… В общем, ушёл от ответа«.

«Воробей в клетке вдруг среди ночи сказал, подбоченясь:

— Я, в конце концов, когда-нибудь могу пожить для себя, не оглядываясь на других. Да что такое, товарищи, глупо так сидеть.

И требовательно глянул в темень».

«Пассажиров с билетами на Львов, рейс 3679, просят уйти из аэропорта!»

«У нас чего только может не быть. У нас всего может не быть. У нас чего только ни захочешь, того может и не быть».

«Если бы я бросил пить… Не гулял с друзьями… Не танцевал, не тратил столько времени на женщин, был бы усидчив… Я бы писал, читал, рассчитывал, изучал, чертил, брал на дом работу, искал темы, подмечал острым глазом, изобретал, выступал в журналах, сидел ночами. Что-то открыл бы. От долгого сидения. Защитил бы докторскую. Написал бы пьесу, получил бы премию… И уже тогда гулял бы с друзьями, и танцевал, и тратил много времени на женщин.

Что я сейчас и делаю без этих хлопот!»

«Крик поднимающегося в гору с тяжёлым чемоданом: – Скажите, где здесь кардиологический санаторий?»

«Наш человек смерти не боится, ибо не жил ни разу».

Михаил Жванецкий. Женщины

  • Издательство «Эксмо», 2012 г.
  • Читая Жванецкого, слышишь его голос и легко представить себе, как Михаил Михайлович выходит на сцену, вынимает из портфеля стопку белых страничек и читает их в своей оригинальной манере с паузами и акцентами на отдельных словах. Но, когда мы сами читаем его тексты, нам открываетя иная глубина знакомых фраз, и многовариантность их понимания.

    Юмор самая притягательная грань таланта Жванецкого. Его смех — покрова вечных вопросов и горьких истин, над которыми человек не может не задумываться. Ведь все о чем пишет и говорит маэстро Жванецкий — это наша жизнь. А кто еще умеет так о ней сказать?

Здравствуйте!

Пишет
вам
автор.

Здесь
много
женщин
под
одной
обложкой.

Давно
хотел
их
отобрать
и
собрать.

Женские
характеры:

«Всегда!»

«Иногда!»

«Никогда!»

«Может
быть!»

Они
решают
за
троих: отца, себя
и
ребёнка.

Вначале
притягивают.

Потом
удерживают.

Вначале
обжигают.

Потом
согревают.

Здесь
знакомые
вам
незнакомые, то
есть
лучшая
компания, когда, опираясь
на
одних, завоёвываешь
остальных.

Моих
женщин
мне
помогли
собрать:
сборщик
Александр
Сысоев
из
Нижнего
Тагила, который
много
лет
наблюдает
за
усилиями, и
дорогие
мне
москвичи
Катя
Герасичева
и
Вадим
Беляев.

Пусть
для
вас
звучит
мой
голос
и
светит
внешний
вид.

Всегда
неподалёку…

Свободная

Я
в
городе
не
могу. Я
хочу
улицу
на
красный
свет
переходить. Я
должна
перебегать
там, где
я
хочу. Я
не
могу
ждать
открытия
парка
или
сезона, я
должна
делать
то, что
я
хочу. Неужели
это
непонятно? Я
не
могу
жить
среди
переходов, перекрёстков, звонков, свистков, ограждений.

Ну, дерево
стоит. Оно
же
такое, как
я. Почему
его
охраняют, а
меня
нет? Я
не
могу
с
восьми
до
пяти. Я
не
могу
по
звонку
бежать
на
работу, я
должна
бежать,
когда
я
хочу.

Мне
девятнадцать. Я
росла
на
берегу, на
камнях. Я
бегала
с
мальчиками. Я
не
хотела
учить
музыку, потому
что
я
не
могу
сидеть. Я
и
так
пою, зачем
мне
рояль?
И
бегаю
босиком. Я
должна
бегать
там, где
я
хочу. Я
должна
жить
там, где
я
хочу.

Мы
птиц
охраняем, чтобы
они
летали, где
хотят. Как
жемычеловекуговорим живи
здесь, ходи
туда, здесь
не
ходи, здесь
не
лежи, здесь
не
пой. Вы
меня
извините, я
в
городе
не
могу.

Приезжайте
в
Батуми, пойдёте
по
дороге
на
Михенджаури, зайдите
в
лес
и
крикните: «Диана!» -и
я
выйду!

Сороковые

Общество
наше, не
то, в
котором
мы
все
состоим, а
то, которое
образуем,
было
подвергнуто
тщательному
наблюдению. Там
обнаружено
появление
одиноких
личностей
сороковых
с
лишним
годов. Эти
люди, куда
со
всей
силой
входят
женщины, пытаются
вести
беседы, затрагивающие
вопросы
политики,
жалуются
на
сердце, тоску, вздыхают
часто, смотрят
наверх, не
могут
подать
себе
чашку
чая. При
появлении
молодых
женщин
проявляют
некоторую
озабоченность, оставаясь
неподвижными.

Глубокое
недоумение
вызываетвнезапно
затанцевавшийсороковик.

Женщина-сорокопятка
одинока, полногруда, золотозуба, брошиста,
морщевата, подвижна. Легко
идёт
на
контакты, если
их
разыщет. Танцует
много,
тяжело, со
вскриком. Падает
на
диван, обмахиваясь. Во
все
стороны
показывает
колени, ждёт
эффекта. В
этой
среде
особенно
популярны
джинсы,
подчёркивающие
поражение
в
борьбе
с
собственным
задом, женитьба
на
молодых, стремительноприближающаясмертный
час, и
тост
за
здоровье
всех
присутствующих. Второй
тост -за
милых, но
прекрасных
дам -предвещает
скучныйвечер
со
словами: «А
вам
это
помогает?.. Что
вы
говорите?..»

Романы
сорок
плюс
сорок
небольшие, честные, с
двухнедельным
уведомлением.

А
в
основном
это
люди, смирившиеся
с
одиночеством, твёрдо
пропахшие
жареным
луком, и
только
не
дай
бог, если
телефон
откажет
или
будет
стоять
далеко
от
кровати…

Михаил Жванецкий. Собрание произведений. Том 5. Двадцать первый век

  • М.: Время, 2006
  • Переплет, 432 с.
  • ISBN 5-9691-0109-5, 5-9691-0110-9
  • 5000 экз.

Двадцать первый век

Перед нами книга «Михаил Жванецкий. Том 5. Собрание произведений».

Получить при жизни многотомное издание — значит быть причисленным к классикам. В советское время в классики выводил Главлит, в дореволюционное (точнее, досоветское) — издатели Сытин, Суворин, Маркс (однофамилец) и пр., в наше время — издательство «Время». Читателю трудно оценить суть данного факта из-за невозможности увидеть большое на расстоянии. Будь хотя бы две с половиной диагонали, чтобы отойти от телевизора и взглянуть на экран, — тут же диагональю измеряется творческая жизнь писателя.

Михаил Жванецкий из писателей-одесситов. Ты одессит, Мишка, а это значит… — поется в известной песне. А это значит — владение языком, вкус к слову, легкое, лукавое, хитрое и умное говорение, почти парение, говорение со сдвигом по фазе, когда подлежащее со сказуемым и другими членами предложения меняются местами, фраза балансирует на грани фола, но это, как оказывается, то, что надо.

В книге есть подзаголовок: «Двадцать первый век». Чем же Жванецкий в двадцать первом веке отличается от Жванецкого века двадцатого? В советское время Михаил Михайлович не был просто сочинителем эстрадных реприз и каламбуров, он говорил за всю Одессу, за весь Петербург, за всю Москву, за всю Россию, за все пятнадцать (шестнадцать) союзных республик, на глазах (на слуху) изумленной публики он проделывал смертельный номер — резал правду матку, в то время как на диком Западе художники-некрофилы перед глазами изумленной публики освежевывали лошадь.

Наступили новые времена, и все изменилось. Мы теперь знаем правду и неправду о жизни. И это нас мало колышет. Телевидение пытается отвлечь зрителя от жизненных мерзопакостей, устраивает развлекательные шоу. Жванецкий включился в эту игру, маячит на экране в качестве дежурного по стране. Но на этом поприще у него появились серьезные конкуренты из самой жизни. Чего стоит только один словопалительный Владимир Вольфович, который вдобавок может спеть и сплясать и бросить в зал пачку купюр, неважно, фальшивых или нет, важен жест.

Время, в отличие от издательства «Время», безжалостно. Показанные по телевизору отрезанные головы британских журналистов сводят на нет усилия художников-актуалистов, жизненные реалии превращают писателей-юмористов в массовиков-затейников. Увы, в последнее время публика обсуждает не остроты Жванецкого, а сколько стоит, например, его угнанный мерс и как писатель может заработать такие деньги. И уже как-то не смешно. На Рублевке и Барвихе, должно быть, смешно. Смешно в зале при телесъемках, куда пригласили статистов. А в целом, по стране — не смешно. Жванецкий сам понимает это. В одной из последних передач обыгрывался сюжет: если полутемный зал внезапно высветить прожектором — не окажутся ли там одни старики?

В пятом томе представлены современные тексты. Разные по эмоциям и целенаправленности. Но становятся ли они литературой?

Одесса дала много замечательных писателей. Бабель, Олеша, Ильф и Петров (Катаев)… Так тесно, что приходилось брать псевдонимы. Запишет ли время в классики Михаила Жванецкого — мы не знаем. У нас только полдиагонали отхода. Мы близоруки, судить дальнозорким. Мы любили Жванецкого двадцатого века. И на том спасибо.

Валерпий

Михаил Жванецкий. Одесские дачи

  • М.: Время, 2006 г.
  • Переплет, 208 с.
  • ISBN 5-9691-0148-6
  • 5000 экз.

Одесские дачи, или Слезы любви

Литература жестока. Она жестока прежде всего к автору. Тут ведь невозможно ничего скрыть — тебя выдаст язык. В нем все твое прошлое, твоя философия, твоя правда. И что ты там не накручивай в сюжете, как ни громозди композицию, как ни скрывайся за жанровыми особенностями — все равно ты гол перед читателем, потому что каждое слово выдает тебя с головой. Детектор лжи может отдыхать.

Но, кроме саморазоблачения, литература таит в себе и еще одну опасность — жесткую, не хуже крепостной зависимости или всеобщей воинской обязанности, прикрепленность автора к избранному жанру. По старому принципу — назвался груздем и т. д.

Про Жванецкого все знают — писатель-сатирик, писал для Райкина, для Карцева и Ильченко… Или — это уже в настоящее время — Дежурный по стране — странная роль, плохо срежессированная невнятным, но пафосным Максимовым… Ну, словом, московские телевизионные игры, в которых много цинизма, пафоса, гламура и сервильности.

Но человек всегда сложнее всех предположений о нем. У него есть право выскочить из той шкуры, которую на него напялили обстоятельства или он сам.

Новая книжка Михаила Жванецкого называется «Одесские дачи». Она совсем свежая. Вышла в Москве, в издательстве «Время» в 2006 году. Твердый переплет, рисунки Резо Габриадзе, дизайн и макет Валерия Калныньша.

Взяла в руки — вроде ничто не раздражает, открыла и прочла:

Здесь собраны голоса.
Кроме Одессы недвижимой есть Одесса движимая.
Она покрыла земной шар.
14-я станция Фонтана оказалась в Австралии.
Я здесь и в Москве.
Эти голоса во мне.
Остальное при встрече.
Целую всех и очень тщательно тебя.
Ключи под ковриком.

Человеческие слова. Такие можно сказать и про Питер, который тоже покрыл земной шар.

Коготок увяз — птичке пропасть! Читаю дальше:

Что движет евреем — чувство опасности. Что защищает еврея — чувство юмора. Еврей — это болезнь или образ жизни? Еврей — это подробность. Это бензин страны. Свобода расширила понятие «еврей», сюда входят люди разных национальностей, мало-мальски интеллигентные и талантливые.

Это суждение умного человека, который знает больше, чем говорит, а ты, читатель, втягивайся в игру — «додумай мою мысль». Я и додумываю. Почему интеллигентные и талантливые в своем отечестве «не при делах»… Ну, там, про ксенофобию и пр. Хотя, понятное дело, в отношениях этносов, как и в отношениях полов, сам черт ногу сломит.

Но Жванецкий не был бы самим собой, если бы не снимал напряжения быстро и легко: «А у меня к антисемитам один простой вопрос: „А вы способны прожить в этой стране евреем?“» Хорошо, правда?

А вот еще — уже про первоценность человеческого бытия — про свободу: «Наша свобода — это стричь ногти, не снимая носков».

Только не пугайтесь, ради Бога, не пугайтесь! Это не собрание умных мыслей и назойливых сентенций. Это человеческие голоса, пойманные бумажными страницами, как летние бабочки в гербарии. Голоса, звучащие летом на Одесских дачах, голоса, звучащие в памяти у каждого, даже если нас никогда и не заносило теплым ветром ни в Аркадию, ни на Молдаванку, ни на 14-ю станцию. Голоса друзей и любимых, тех, кто уехал далеко или просто туда, откуда не возвращаются.

Книжка оливкового цвета изобличает в Жванецком лирика, может быть даже поэта. Поэта, посвятившего этот сборник лирики своему поколению, поэта, решившегося признаться в своей слабости и рассказать о своей боли:

Боль возникнет и будет. Избавиться от нее можно только самому. Либо терпеть. Что норма.
Тоска священна.
Подавленность — это национальное состояние.
Недовольство — телосложение.
Бедность — это черта характера.
Все, что нам вредит, мы возим с собой. Так что не срывайтесь внезапно: оно внутри…
…Не там родиться — большой порок, не там жить — вообще страшная улика, но с переездом от этого не избавиться.

Почему-то вспоминается желчный Сенека, еще в 60-х годах нашей эры предупреждавший, что странствующий по миру всюду за собой таскает самого себя.

Наверное, каждому человеку надо сначала прожить жизнь в поисках себя в пространстве, чтобы потом найти все в себе, в своих воспоминаниях. Что-то такое на наших глазах проделывает и автор книги «Одесские дачи», но как человек талантливый, он сначала шепчет нежно:

Вот мы все здесь собрались… В нашем городе… Возле нашего моря… Я хочу, чтоб мы жили вечно. Чтоб мы никогда не расставались.
Чтобы погода была — как на душе, чтоб на душе — как этот вечер… И пусть мы живем… А он все это опишет. И пусть то, что он опишет, понравится всем и будет жить вечно… Пусть это всегда будет с нами… как наша жизнь, как наша любовь…

И кажется уже, что теплым ветром подуло с моря… Но переверни страницу, читатель, и ты увидишь длинный список имен, фамилий и телефонов, который так похож на твою записную книжку, в которой все больше номеров, уже не отзывающихся на твой звонок.

Может быть, «Одесские дачи» — самая лирическая и самая трагическая книга Жванецкого.

Тамара Буковская