Метка: Китай

Проглотить пластинку

В провинции Синьцзян, «китайской Чечне», мусульманскому общепиту запретили закрываться на время поста, а мусульмане, как известно, не едят днем во время священного месяца Рамадан

На стене главной мечети в синьцзянском городе Урумчи алеет объявление: «Выполняй политику организованного и планируемого паломничества!» Китайские власти покусились еще на один из пяти столпов ислама: запретили предпринимать хадж — паломничество в Мекку — в индивидуальном порядке. Группы для хаджа формируют только из мусульман, достигших 50 лет, «любящих страну и законопослушных». В отдельных районах провинции Синьцзян в мечетях запретили принимать людей из других регионов, исполнять музыку и призывать людей соблюдать пост. Местной администрации рекомендовано, «используя положительные методы воздействия, убеждать мужчин сбрить бороды, а женщин снять вуали». Имамы не могут обучать Корану частным образом, изучать арабский язык можно только в правительственных школах, при этом переводы смыслов и толкований Корана должны быть официально одобрены. Религиозное образование разрешено только с 18 лет.

Такими темпами через 10 лет в Синьцзяне просто не останется никакой религии.

В Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) живет около 20,5 миллиона человек. Его населяют 47 национальностей, наиболее многочисленные из них уйгуры — чуть больше 10 миллионов (55%). Практически все уйгуры являются мусульманами. По приблизительным оценкам, общая численность уйгуров во всем мире составляет до 22 миллионов человек. Помимо уйгуров, в Китае проживает китайскоговорящая мусульманская община хуэ (около 20 миллионов человек). Они живут на северо-западе Китая и никаких запрещающих предписаний типа введенных в СУАР не получили.

Уйгуры — один из древнейших тюркоязычных народов Центральной Азии. Они относятся к европеоидной расе с незначительной монголоидной примесью, исповедуют ислам, вытеснивший в XIV-XVII веках шаманство, манихейство, христианство и буддизм.

СУАР — территория, на которой исторически живут уйгуры — называется еще Восточным Туркменистаном. В древности у уйгуров была своя цивилизация. Но к 1759 году маньчжуро-китайские войска захватили Восточный Туркменистан и назвали его Синьцзян (что в переводе с китайского означает «Новая граница»).

СУАР обладает богатейшими природными ресурсами, составляющими (по китайским оценкам) 80% всех природных запасов страны. Здесь сосредоточены крупнейшие запасы газа, угля и нефти, сравнимые с нефтяными полями Саудовской Аравии. Еще Мао говорил: «Китай скорее согласится отдать Пекин, нежели Синьцзян».

Перетасовать этнические карты — известный оккупационный прием. С начала 1950-х началось переселение китайцев в Восточный Туркестан. Число этнических ханьцев, проживающих на территории Синьцзяна, возросло с 4% в 1949 году (образование КНР) до 40% в настоящее время. В начале 90-х активизировалось уйгурское сепаратистское подполье. Начались восстания и теракты. На данный момент существует несколько сепаратистских организаций экстремистского толка.

Пекин заявляет, что уйгурский ислам и сепаратизм понятия тождественные, среди уйгуров преобладают «три зла»: терроризм, сепаратизм и религиозный экстремизм, поэтому китайцы вынуждены принимать «превентивные меры в борьбе против международного терроризма». Недавно власти Китая обнародовали список и фотографии восьми человек, подозревавшихся в намерении совершить теракты во время летних Олимпийских игр. Все подозреваемые — уйгуры. После закрытия Олимпийских игр китайские правоохранительные органы арестовали более 1000 уйгуров, в том числе около 160 детей, все они признаны членами террористической группировки «Исламское движение Восточного Туркестана».

Раз в два-три года СМИ называют Синьцзян «китайской Чечней». За последний год всплесков особого интереса не случилось — Тибет «затмил» Синьцзян. Обозреватели и не обещают уйгурам пристального внимания Запада. У них нет оратора типа тибетского Далай-ламы, да и, будучи мусульманами, уйгуры после 11 сентября никак не могут рассчитывать на симпатии западных СМИ. Между тем правозащитники типа Human Rights Watch включают СУАР в свои ежегодные отчеты о самых долгосрочных этноконфессиональных конфликтах, где власти используют борьбу с терроризмом для ущемления прав и свобод коренного населения.

Согласно одной из легенд, две тысячи лет назад бумагу изобрел вовсе не великий китаец Чай Лунь, а некий раб из Восточного Туркестана. Когда об этом доложили императору, тот сказал: «Если рабы узнают, что один из них сделал столь великое открытие, они слишком много возомнят о себе». Император приказал сохранить в тайне имя раба, а самому изобретателю придумал «почетную» смерть. На острой золотой пластинке была выгравирована благодарность императора за выдающееся открытие. Раба заставили проглотить пластинку, и он умер.

---

Со времени включения СУАР в состав Китая уйгуры восставали более 400 раз. В середине 1940-х им даже удалось, не без поддержки СССР, провозгласить Восточно-Туркестанскую Республику. Но просуществовала она лишь до 1949 года. Когда у власти оказался Мао Цзэдун, Кремль решил не раздражать нового союзника: «неожиданно» все правительство Восточного Туркестана в полном составе погибло в авиакатастрофе, когда летело на переговоры из Алма-Аты в Пекин

Полина Фомина

Чайна-тайна

Мусульмане сильны числом, но есть на свете сила, которая гораздо мощнее. Автор, наблюдая за своими лондонскими однокурсниками, пришел к выводу, что в результате все равно всех победят китайцы

Вэн снова не придет выпивать: «голова разболелась». Но могла бы не врать, все и так знают — либо читает, либо спит. Ее крохотная комната в общаге заполнена посылками с китайской едой и книжками на английском. Как и я, она учится в Вестминстере — одном из самых многонациональных университетов Лондона, но, в отличие от меня и большинства студентов из других стран, она действительно учится.

Университет — фон. Суть жизни — развлечения: американцы и австралийцы усердно облетают недосягаемую ранее Европу, европейцы пускаются во все тяжкие, представители развивающихся стран постепенно социализируются и привыкают расслабляться. Только как всегда многочисленные китайцы редко поднимают головы от учебников.

Как в действительности зовут Кэролл, никто не знает. И знать не хочет — тут много азиатов с американскими и европейскими именами, так удобней. Кэролл из какой-то далекой китайской провинции, про которую никто и ничего не слышал. Она, в свою очередь, ничего не слышала про большинство остальных стран. Еще она не в курсе, что такое душа: утверждает, что главная религия ее страны (коммунизм, а не буддизм) никакой души не предполагает. То, что Кэролл попала сюда, для нового поколения китайской молодежи не подвиг, но нечто героическое в этом все-таки есть. В ее семье вообще никто не выезжал за границу, а единственная фраза, которую мама способна произнести на английском, — «Да здравствует Мао!». Таких семей за пределами мегаполисов в Китае все еще миллионы, но и своих кэролл — увеличивающиеся десятки тысяч.

Янг закончил в Китае какой-то вуз, потом немного трудился, потом родители отправили его сюда. Впервые работая в одной группе над проектом, большую часть времени мы с пакистанцем Вака, корейцем Шоном и венгеркой Адрианной тратим на то, чтобы объяснить ему, чего от нас хочет преподаватель. Преодолев языковой барьер, сталкиваемся с другим, пока непреодолимым: Янг отказывается понимать, что значит «придумать самому», а не «сделать как велено». Поэтому мы вынуждены «придумать» и «повелеть». На втором проекте уже проще — снова пришлось переводить с английского на английский, но технологию «придумывания» он уже освоил.

Тарик Сабри, доктор философских наук из Марокко, на лекции о глобализации говорит, что Китай ведет правильную политику: внуки тех, кто сегодня сидит с нами в аудитории, будут «настоящими профессорами», а не просто носителями степеней. Класс переживает очередное похмелье и, забыв о всякой толерантности, громко смеется. Китайцы молчат. Они не обиделись, просто еще не успели забить все сказанное в электронные переводчики, без которых они как без воздуха. Не то чтобы их английский настолько ужасен, просто им где-то внушили, что они должны понимать каждое слово. И соответствующим образом начинили устройства: на английское f*** электронная машинка выдает 10 изумительных переведенных на китайский выражений: f*** a duck, f*** you Charlie. В японском и корейском переводчиках такая лексика не встречается.

Через два дня у нас групповая презентация — что-то вроде доклада. Вэн настаивает на том, чтобы все подробно обсудили план ее выступления. Это в принципе правильно. Но народ отмахивается — кому на тусовку, кому в кино, кому в музей. Поэтому ей предлагают просмотреть книги по теме и самой про все догадаться. В три часа ночи в общаге отключается интернет и все проверяют почту, звонят по скайпу домой, совершают покупки на ebay, сидя в круглосуточной библиотеке. Вэн тоже там. Ничего не покупает и никому не звонит. И вправду читает все книжки.

Презентация проваливается. Все подготовились плохо, но именно часть Вэн оценили ниже всех. Она плачет и обвиняет преподавателей в несправедливости. Те утешают и пытаются объяснить, почему подробное чтение конспекта не является выступлением и что означают слова «обобщать» и «анализировать». Они знают, что к следующему разу Вэн уже поймет, по каким схемам проводится и то и другое. Преподаватели любят китайцев за трудолюбие — качество, которое все реже можно встретить у представителей других национальностей.

Среди иностранных студентов-магистров тут не принято говорить об учебе и излишне напрягаться. Все спокойны и знают, что с таким дипломом на родине, где бы она ни находилась, они не будут иметь особенных проблем. Конкуренции на рынке труда все меньше. Главное, чтобы в работе не было брака, а таланта и выдающихся результатов ни от кого не ждут. В Китае иначе: хорошая работа — привилегия немногих, а потому учеба — борьба, в которой они медленно, но верно набирают силы, — их много, и все они усердны.

К концу года китайцы уже почти забывают про свои переводчики, имеют хорошие оценки и начинают принимать уклад местной жизни. Совсем скоро они вернутся на родину и будут жить в империи, «над которой никогда не заходит солнце». Потому что, пока все играются, они работают.

Александра Катина

Олимпийская деревня:
Поднебесная или Потемкинская?

Автор: Ли Хуан, переводчик с английского,
работавший на Олимпиаде-2008

Белый китаец«- так называют синтетический наркотик из группы фентанилов, действует как героин, но экономичнее, а потому опаснее — для достижения эйфории нужны гораздо меньшие дозы. По интернету гуляет романтическая легенда, что China white синтезировали в сталинских «шарашках» как оружие массового поражения, а потом секрет передали Мао для расширения фронта борьбы с мировым капитализмом. Сказка — ложь, но в ней намек, — складывается ощущение, что китайцы, для достижения галлюциногенного эффекта от Олимпиады, умудрились «накормить» чем-то весь мир, сами приняли и двойной дозой обеспечили модельеров, изготовивших костюмы с косоворотками для российской сборной.

ВОКРУГ ДА ОКОЛО

Вокруг стадиона «Птичье Гнездо» накануне Олимпиады поменяли крыши на домах — надстроили островерхих черепичных (до того были плоские и железные). В мансардных окошечках вдруг организовалась какая-то жизнь — тут виден цветок, там краешек занавески, здесь приветливо горит лампа день и ночь. Электричество в этой мансарде никто не экономит, потому что его нет — жизнь в мансардах нарисована — китайские декораторы рассудили, что островерхие черепичные силуэты привычнее для европейцев, а значит, психологически комфортнее. Мало того, что китайцы научились строить идеальные потемкинские деревни, они даже каким-то образом умудряются поддерживать в них искру жизни. Скорее всего, здесь все дело в дисциплине, а она во всем, ею воздух пропитан. В церемонии открытия участвовали артисты в «костюмах-хамелеонах», самостоятельно изменявших цвет, — это ли не победа сна над разумом и намек на то, что все есть иллюзия?

ХИМИЯ РОЗЫ

Что реально — тот салют, который зрители видели на стадионе, или тот, что увидели телезрители (последним показали салют, красиво снятый с вертолета заранее, когда в Пекине была не такая облачная погода, как в день открытия Олимпиады). Может, выросшие на тонкостях восточной философии, китайцы знают какую-то тайну? Может, и вправду мироздание зиждется на дешевых визуальных эффектах? Иначе зачем устраивать подмену девочки-певицы на открытии игр (официальная установка: у оригинала кривые зубы, а лицо, представляющее хозяев Олимпиады, должно «поддерживать имидж нации на должном уровне»)?

По всему Пекину высадили цветы — пообещали, что они распустятся одновременно к церемонии открытия. Ну вроде бы что такого, у вас к 300-летию Питера тоже тюльпанов понавтыкали. Технология их одновременного распускания — каждый тюльпан был перемотан резиночкой и горстки волонтеров ползали по клумбам в ночь перед торжеством, снимая резиночки: где-то промахнулись, где-то натоптали, а где-то и просто заснули на газоне. В Пекине все случилось технологичнее, власти заявили, что китайские садовники воспользуются специальными разработками китайских химиков — цветы заряжены специальным раствором и оттого распустятся как по команде 8 августа. И распустились, да. Садовники, какими химикатами вы красили розы?

Пока не выяснено, в химических ли растворах причина метаморфоз человеческих, но кто бы ни жил в Пекине до Олимпийских игр, с момента их открытия в городе живут только симпатичные, загорелые 35-летние парни. Говорят громко, улыбаются широко, все как на подбор в модных кроссовках и футболках за 200 баксов — отличаются друг от друга разве что предпочтениями в цветовой гамме. Кто сказал, что в Китае диктатура?

КАК ГОСТЬ В ГОРЛЕ

Об Олимпийских играх написано столько, что даже не знаешь, как к этому подступиться — можно деньги считать, можно медали, можно бриллианты на косоворотках гостей светской вечеринки Bosco, — журналисты тренируются в оригинальности. Одна французская газета решила перехитрить всех и отправила своего репортера в китайскую семью — чтобы в дружественной и аутентичной обстановке на диване посмотрел открытие игр и по тайным жестам догадался об отношении рядового китайца к происходящему. Но триумфа французской журналистики не случилось — через 35 минут в китайской квартире раздался звонок. Звонила полиция. Гостеприимных китайцев в жесткой форме попросили выставить француза за порог — китайцам рекомендовано поменьше общаться с иностранцами. А и вправду, зачем?

Вообще откуда взялись эти «гостеприимные» китайцы — это еще вопрос, потому что накануне Олимпиады в Пекине провели серьезную подготовительную работу по выдворению из столицы нежелательных элементов: бездомных, кошек, мух и излишне гостеприимных. Зато какой опыт наработан — на то, чтобы уничтожить мух в масштабах Поднебесной, понадобился всего год. За дело взялись в апреле 2007 года, когда ресторатор Го Чжаньци кинул клич: «Мухам нет, новый Пекин. Мухам нет, великая Олимпиада» и стал платить гражданам за убитых мух.

КТО СКАЗАЛ «МЯУ»

С кошками вообще не смешно получилось: были отловлены и вывезены из города в клетках. Китайские власти решили, что кошки могут быть переносчиками заразы, а именно энтеровируса-71. А поскольку Международный Олимпийский комитет вправе отменить Игры, если будет существовать угроза жизни спортсменов, болельщиков и журналистов, то быстренько была создана государственная программа по уничтожению животных. Граждане радостно потащили в кото-приемники своих питомцев, соседских и бездомных. О победах сообщалось в прессе: «Шесть беспризорных котов забиты до смерти воспитателями из детского сада». В результате уничтожили около 500 тысяч животных только в одном Пекине. Сотрудники МОК сделали вид, что об отлове ничего не знают. Им заплатили или котлет навертели из энтеровирусного кошачьего мяса?

Ни в природе, ни в науке не встречалось, чтобы так стремительно менялись культурные традиции. Вот нас чему учили в школе, что нация — как сообщность людей — держится на трех столпах: территория, язык, культура, и если хоть один из элементов выпадает, в нации начинаются проблемы с самоопределением (есть тут спорные моменты, но не о евреях речь). Вот принято в китайской культуре плевать на улице, потому что считается: глотать слюну вредно и негигиенично. Власти Пекина аж за два года начали подготовку к Олимпиаде — еще в 2006-м запретили жителям плевать, разьяснив, что эта мера «необходима для повышения культуры граждан Китая в преддверии Олимпийских игр 2008 года, так как своим поведением пекинцы могут шокировать иностранных гостей». И даже забыли, что когда коммунистический руководитель Китая Дэн Сяопин принимал в 1986 году в Китае английскую королеву, он отхаркивал в специальную плевательницу, установленную возле его кресла. Сказано — сделано: китайцы перестали плеваться, а китайцами быть не перестали.

ТОЖЕ ЛЮДИ

Вообще к началу Олимпиады полиция ввела 238 новых правил, регулирующих повседневную жизнь людей. И кстати, с едой-то какая штука приключилась — перестали китайцы на время Олимпиады есть воробьев и собак. Ограничений не наложено лишь на продажу мяса собак в аптеках (в традиционной китайской медицине считается, что мясо «друга человека» помогает людям, страдающим от повышенного давления). Есть ли смельчаки, воспользовавшиеся этой лазейкой, вот в чем вопрос?

Китайцы, конечно, тоже люди — там тоже не то чтобы все в экстатическом припадке трепещут, как пламя олимпийского огня. Другой вопрос, что китайцы люди жутко ответственные, и если иногда стадион выглядел однообразно — как-то слишком много людей в желтых майках, — так это не от любви к спорту а от дисциплины: из-за плохой погоды зрители, купившие билеты на игры, не являлись, и тогда на свободные места волонтеры шли строем.

Всего-то за 40 миллиардов долларов (около того вложили в развитие инфраструктуры Пекина с 2001 по 2008 год) китайцев отучили плевать, свистеть и мусорить, ввели правительственную программу по отлову мух и кошек, заставили выучить английский язык, сбрить бороды и запретили управлять такси лысыми — чтобы не пугать иностранных клиентов. И не важно, считаете вы, что это массовый галлюциноз, или верите в торжество коммунизма. «Все, что я думаю на этот счет, очень мало значит в сравнение с тем, что должно быть на самом деле, нравится нам это или не нравится», — написал как-то в своем романе Хулио Кортасар. Весь мир иллюзия — так тому и быть.

Перевела и записала Полина Фомина

«Современная китайская проза. Жизнь как натянутая струна»

• М.: АСТ; СПб.: Астрель-СПб, 2007;
• переплет, 543 с.;
• 3000 экз.

Первое, что почему-то вспомнилось при прочтении, — «русский с китайцем — братья навек». Вероятно, в знак братства народов и вышла эта антология. В скобках заметим, что история антологий (и вообще хорошей литературы) насчитывает в Китае не одну сотню лет. И даже не одно тысячелетие. Да и сами антологии на самом деле изобретены в Китае.

Казалось бы, бережное отношение к прошлому — и прошлому Империи, и прошлому коммунистического периода — должно пойти на благо литературе. Ведь если прошлое взращивают и возделывают — кропотливо, со старанием интеллигента, отправленного хунвейбинами периода культурной революции на «воспитательные сельхозработы», то, значит, это кому-то нужно?

Ведь антология — это кусок прошлого. Прошлого Китая с его поэтическими сборниками, имеющими заглавия наподобие «Тысячи цветов» и написанными сотни лет тому назад. Прошлого социалистической России, когда появлялись издания вроде «Современной бурундийской прозы» или «Антологии мадагаскарской поэзии».

Вдруг перед нами — осколок прошлого, в котором слито воедино лучшее из двух традиций?.. Вдруг перед нами — своего рода компас (кстати, компас впервые был изобретен в Китае), позволяющий ориентироваться в мире современной китайской литературы?..

Вовсе нет. Купив книгу, вы получите полкилограмма неплохой бумаги и типографской краски (бумага и типография — тоже китайские изобретения), а в придачу — два-три действительно литературных текста и даже один маленький шедевр, оправдывающий существование всего сборника. Новелла, странным образом сочетающая в себе изящество китайской пейзажной графики и библейскую вневременность.

Именно новелле, этой прозаической жемчужине, и обязана своим названием антология, в которой заглавия, как правило, интересней, чем тексты.

Адам Асвадов