Слава богу, все приснилось

  • Алексей Евдокимов. Слава богу, не убили: роман. М.: ПРОЗАиК, 2010. — 448 стр.

Писателя Евдокимова отличают два качества: бешеный динамизм сюжета и лютая ненависть к любой власти (структуре, системе). Ненависть застит глаза, заставляет сгущать краски, валить весь мусор в одну корзину и создавать нечто жизнеподобное, но абсолютно невероятное, что-то среднее между сайтом compromat.ru, каким-нибудь желтейшим таблоидом, художественным миром Юлии Латыниной (конечно, только в «критической» его части) и «Грузом-200» Балабанова.

Российская жизнь, по Евдокимову, устроена примерно следующим образом.

Страной правят неназванные Серьезные Силовики, которые получают доход от серого экспорта и отмывают деньги через грязные банки. Посредниками между банкирами и силовиками выступают странные «переходные» личности — например, генералы ГРУ, ведущие гламурный образ жизни. Чиновники всех ведомств и сотрудники всех банков продажны и бессовестны до последней степени, они постоянно подставляют друг друга. Любой босс может в любой момент заказать своего самого преданного сотрудника, и разговоры о том, что «наш своих не выдает» — миф, блеф и чушь. Кроме того, они торгуют любыми базами данных и нюхают «вынутый из нигерийских задниц полуторасотдолларовый кокс».

Силовые структуры — это преступные организации, укомплектованные садистами. Следователи прокуратуры в сговоре с милицейскими операми пытают невиновных с целью выбить признание в совершении тяжких преступлений (то есть с 1937 года ничего качественно не изменилось). Каждый мент, прокурор или эфэсбешник просто в силу своей принадлежности к силовикам заслуживает пожизненного заключения.

Гастарбайтеры живут в условиях рабства куда более тяжелого, чем крепостное право. Кроме них, в стране никто не работает. В провинции длятся «лихие девяностые».

А вокруг кишат пираньи: банды скинхедов и просто гопников, риэлторы, саблезубые девки, авантюристы всех мастей. Все они только ждут момента, чтобы обглодать лоха до костей: избить до полусмерти, отобрать все, что можно отобрать, а потом кинуть на дороге под колеса проезжающего транспорта.

А просвета нет никакого. За правду гонят с телевидения, журналисты продажны и малограмотны, пишут «порехмахир», либералы только пиарятся, имитируя сопротивление, и даже издательства занижают цифры продаж, чтобы поменьше платить авторам роялти.

И никто нигде никогда не защищен.

Как при Сталине. Как при Иване Грозном. Как при Рюрике.

Пишутся такие романы, разумеется, не на основе личного опыта, а в результате долгого «собирания материала» по компромат-сайтам, и по прочтении остается такое чувство, будто ты сам на этих сайтах просидел не меньше суток. Но тем не менее книга цепляет — прежде всего за счет сюжета.

Сюжет у Евдокимова, повторяю, всегда мастерски выстроен и бешено динамичен. Поэтому при первом прочтении книга захватывает, тащит за собой, и вопросы типа «а разве так бывает?» просто не успевают всплыть на поверхность сознания. Но если не спеша пролистать текст по второму разу, то всплывут как миленькие.

Да, бывают невероятные карьерные взлеты — но дешевые воронежские проститутки не становятся юристами московских банков, и усть-ордынские шлюхи не выходят в помощницы председателей думских комитетов. Да, есть лихие авантюристы, но никто не позволит какому-то дяденьке с Кавказа много лет выдавать себя за генерал-лейтенанта ГРУ, посредника между силовиками и банкирами, даже если у дяденьки есть розовый (sic!) «хаммер» и «беретта» — точь-в-точь такая, как у Бонда. И, кстати, если облыжно обвинить лауреата премии «Национальный бестселлер» (таков главный герой романа) в убийстве и пытками заставить его написать признание, то за такого лауреата обязательно вступится общественность.

В общем, изображенный мир — несомненно, гипербола. Что-то вроде «Каменной бабы» И. Бояшова, но без всякой игры, преувеличение нам пытаются выдать за реальность.

Герой тоже не совсем убедителен. С одной стороны, Кирилл Балдаев, как и все (гаррос)-евдокимовские герои — это воплощенная ненависть к системе (можно вспомнить «голово[ломку]», «Серую слизь», «Фактор фуры», «Ноль-ноль»). Но с другой, он же — совершенно невинная жертва, агнец. Всякий встречный хочет его убить — и пытается убить, и почти убивает, а сам он — почти дословно цитируется Булгаков про Иешуа — никогда никому не сделал ни малейшего зла. Это противоречие между словом и поступками приводит к любопытным компромиссам: например, Балдаеву-Иешуа нельзя пырнуть следователя-садиста ножом (пропадет сочувствие к «жертве»), но очень хочется, и тогда он подсовывает нож женщине, которую насилует следователь, а та уже успешно кастрирует фашиста. В результате не веришь ни в ненависть, ни в святость. Правда, все подобные противоречия в финале снимаются удивительным изображением страдающего тела: гонимый миром герой постепенно превращается в сплошной сгусток боли, и на пронзительной ноте звучит катарсический финал: «Слава богу, не убили!»

Что касается уровня идей, то тут все гораздо хуже, чем с сюжетом. Истины, к которым приходит главный герой-писатель, могут удивить только своей банальностью. Повторяется на разные лады мысль о том, что у гламурных личностей нет своей личности, все внешнее, все статус, а внутри пустота (вот открыл!). Другая истина открывается по мере погружения в тюремно-лагерный мир: на воле гораздо хуже, чем в тюрьме, потому что в тюрьме есть понятия — примитивная форма самоорганизации, а на воле никаких правил нет. «Никаких правил нет» — это конечная истина всего романа. Справедливости ради надо заметить, что идеи у Евдокимова не выходят из образа: какими бы банальными они ни были, добыты они всегда кровью.

Наконец, надо сказать о языке. Формообразующая фигура речи у Евдокимова — эллипс. И повествователь, и герои все время не договаривают до конца, пропускают какие-то «и так понятные» слова и смыслы. Эллипс создает иллюзию принадлежности говорящего к кругу понимающих. Что понимают эти понимающие — блатные и гламурные распонятки или вышеупомянутые идеи — оказывается даже и не важно: главное, что создается иллюзия живой разговорной речи. Это интересный эффект, и он наряду с сюжетом — сильное место автора. Правда, при этом в романе, как и в предыдущих книгах А. Евдокимова, живая разговорная речь — одна на всех. Все герои говорят одинаково: что шлюхи, что менты, что бандиты, что богатеи, что чиновники, что сам Балдаев. Говорят они на особом языке ненависти начала XXI века, который через сто лет, я уверен, будут изучать по Евдокимову. Вот краткий словарь языка писателя, он же «силуэт» романа, и на этом закончим: вафлобан, вы(на)езд, гадильник, гибдун, гламур-торчок, грач, гумза, гыча, ебалайка, жухло, зеброхуй, калдырь, маркоташки, марцефелка, мочалочье рыльце, мудофиль, мудятел, нюрло рихтануть, обдристыш, обкурок, органавт, отморозь, отсосайка, парантроп, пердильник, попсюк, простодырка, сурло, ужопище, узкопленочный поганый ебосос, упыхтыш, усерыш, хачеватый, хуерга, штрафная ряха ящиком.

Андрей Степанов

Алексей Евдокимов. Ноль-ноль.

Алексей Евдокимов

Ноль-ноль

М.: Эксмо

В начале — 50 страниц отчаянной, бешеной, калейдоскопической погони. Бежит «реактивный параноид», свихнувшийся сити-геймер. Драйв такой, что вспоминаешь «<Голово>ломку», за которую А. Гаррос и А. Евдокимов получили «Нацбест»-2003. А ненависть к миру, которую параноид излучает, такая, что сводит скулы. Этими двумя качествами — бешеным драйвом и лютой ненавистью — всегда отличался рижский дуэт, остались они и у очень злого и очень динамичного писателя-одиночки Алексея Евдокимова. Герои новой книги разные, но у всех одинаковый ненавидящий прищур. Вместе с автором они ненавидят: толпу, телевидение, запах шаурмы, тупую рекламу, жирную Москву, депрессивную Ригу, родную школу, русский шансон и его слушателей… 99 % населения автор считает бандерлогами, но остальных — как правило, очень странных — все же людьми. О них и рассказывает истории. Главный герой — человек-катализатор, в присутствии которого проявляются таланты окружающих (не всегда к лучшему для них). Вокруг него: геймеры, наркоманы, наркологи, дауншифтеры, гении памяти и сочувствия, ясновидящие, а также Леха Евдокимов, писатель. Сюжет закручен лихо, но не чересчур (помнится, в романе «Фактор фуры» Гарросу и Евдокимову понадобилось страниц 30 в конце, чтобы все распутать и объяснить; тут лучше). Если к чему-то придираться, то только к языку: он то косноязычно заплетается в диалогах, то наоборот, раскатывается в бесконечные периоды. Но все недостатки искупает финал с почти гениальным сюжетным поворотом. Я уверен, что по фразе «Бойся мамонта в желтом калибре» многие люди теперь будут узнавать своих. Но чтобы ее понять и оценить, надо прочитать роман полностью.

Для оптимистов

Андрей Степанов

Александр Гаррос, Алексей Евдокимов. Чучхе

  • Авторский сборник
  • М.: Вагриус, 2006
  • Переплет, 352 стр.
  • ISBN 5-9697-0247-1
  • Тираж: 5000 экз.

Говорить, собственно, нужно только о первой вещи, которая и дала название книге. Повесть «Новая жизнь» обнаруживает литературную умозрительность авторского метода, в этом качестве полезна. Герой каждый год меняет облик и сюжет жизни, о чем нам почему-то так и не сообщает, убегает от себя и в то же время ищет смерть. Замученный Достоевский или Фриш. «Люфт» написан отделившимся от соавтора Евдокимовым: разросшийся на сто страниц плакат со свежими данными из газет (дата: январь 2006).

В киноповести «Чучхе» все это тоже есть, но детективный сюжет закручен блестяще, интрига раскрывается на последней странице, приходится заглянуть в начало, чтобы понять ее смысл.

Киноповесть — лукавый жанр. Живопись не требуется. У авторов к ней, кажется, и вовсе нет призвания. Имена, должности, этикетки. Достаточно, например, сказать, что герой ел снедь — режиссер дорисует. Или, в лучшем случае, что он резал болгарский перец «цептеровским» ножом. Кому нужно, понятно.

Предисловие настораживает. Авторы долго объясняют, что не собирались писать пасквиль ни на Ходорковского, ни на Березовского и Абрамовича. Само соединение имен наводит политическую тоску. Но нет, действительно, не пасквиль, речь о другом.

Выпускников элитного класса (читаем все же — школа Ходорковского) начинают по одному уничтожать. Канва известна по негритятам Агаты Кристи, однако проблемы личной вины и высшего (персонифицированного) судии остались в прошлом веке. Перепуганные, герои уничтожают друг друга. Так воспитаны. Каждый за себя, никто никому не доверяет. Покупаются на блеф одноклассника, о чем, как я уже сказал, мы узнаем в самом конце.

Пересказывать детектив — подлое занятие. Поэтому и не буду. Читатели у этой книги, несомненно, найдутся, тем более что авторы являются лауреатами премии «Национальный бестселлер».

О мальчиках и девочках, которые к двадцати пяти годам стали директорами фирм, продюсерами, лидерами партий и советниками президента, мы знаем примерно столько же, сколько о снежном человеке. Информация избыточна и одновременно недостаточна. «Чучхе» не много меняет в этой густо прорисованной пустоте. Но авторы озабочены проблемой воспитания, это повесть о воспитании, что уже является достаточным поводом для размышлений.

Мишенью выбраны братья Стругацкие, которые верили в Человека Воспитанного. С большим основанием на роль оппонента годился бы Руссо. Но тут, вероятно, сказалась читательская биография. И дело, в конце концов, не в этом. Авторы не верят в чудесную силу воспитания.

Артур Коминтович Ненашев был еще учителем олигарха, почему тот и пригласил его в свой колледж (школу, лицей). Он «шестидесятник», пребывает в иллюзии, что можно еще нечто изменить в человеке и в обществе. Ученик его, олигарх, тоже верит в это (все же след Ходорковского смыть не удается).

Далее все не складывается не только у педагога, но и у авторов. Может быть, педагогический метод Ненашева не сработал? Но довольно трудно представить «шестидесятника», который проповедует политическую философию Северной Кореи чучхе. Помню это время, на Северную Корею была стойкая аллергия, на чучхе идиосинкразия отдельно. «Кавалергарды», «дева юная», «комсомолочка» — вот герои, пароли и кумиры тех лет. Кстати, чучхе — идеология коллективистская, а не индивидуальная, как может показаться из повести. Опираться на собственные силы призвана была нация.

В объективированном сюжете киноповести возможно и другое объяснение педагогической неудачи: человек не поддается воспитанию. Вернее, воспитывают его обстоятельства, а не учителя. Из уст одного из учеников, аутсайдера в карьерном смысле, но, как водится, душевно и духовно доброкачественного, мы узнаем, что учитель был потрясен неисправимым эгоизмом своих подопечных. Но и у учеников есть, однако, свой резон. Учитель коллекционировал пробки от пивных бутылок иностранного производства. Такой педагогический прокол в стройной системе романтика. А дети запомнили на всю жизнь. Вот и поубивали друг друга через семь лет после выпуска.

Николай Крыщук