Рубрика: Заметки

Время “RE” — repeat ремейков

Хорошо родиться, когда что-то еще не придумано, придумать это что-то и прослыть первооткрывателем. Наступивший XXI век, однако, во всеуслышанье заявил: все, что можно и нужно, давно уже сказано, написано и снято, поэтому единственный способ компенсировать затишье в человеческих мозгах — открыть сезон охоты за чужими идеями.

Наверное, Люмьерам и их ближайшим последователям было легче, чем современным режиссерам. Поставил камеру, присмотрел сюжет, выбрал ракурс — и ты уже новатор. Рисуя свои кинокартины на чистом листе, не закрашенном временем и чужим опытом, они могли использовать всю палитру кинокрасок, будучи уверенными, что каждый их мазок производит очередной переворот в новом искусстве. Но кинематограф давно миновал столетний рубеж, успев за этот солидный срок создать невероятное множество фильмов на любой вкус. Современному режиссеру приходится прикладывать огромные усилия, чтобы сделать самостоятельный шаг и нечаянно не угодить ногой в уже оставленный предшествующими киномонстрами след. От мании преследования чужими воплощенными идеями было найдено лекарство под названием «ремейк». Снимая его, режиссер уже не боится случайно наткнуться на подтертый временем чей-то след, а делает это нарочно, ибо того требует сама природа ремейков, эдаких киноклонов.

Не так давно латиноамериканец Борхес сказал: «Историй всего четыре. И сколько бы времени нам ни осталось, мы будем пересказывать их — в том или ином виде». Современные кинематографисты решили, что устами старика Борхеса глаголет истина, и, не долго думая, взяли его слова за негласное кредо. Историй, простите, всего четыре. Сюжетов, стало быть, тоже на всех не хватит. Да и живем мы с вами в замечательную эпоху постмодернизма, когда сам Бог и философские постулаты велели играть существующими текстами. В общем, все сложилось как нельзя лучше: и недавний классик напророчил, и философия подтвердила. Режиссерам осталось только послушно кивнуть и отправиться на съемочные площадки — ваять ремейки.

Однако вопрос о том, чем руководствуются эти режиссеры — желанием затмить копией оригинал или же продолжить традицию, — остается открытым. Не стоит автоматически отсылать любую «переделку» на кладбище безнадежно потерянных для умного зрителя фильмов. Ремейк — это еще не диагноз, позаимствованный у кого-либо сюжет — это еще не страшный вирус. В зависимости от симптомов, с которыми поступают на безжалостный суд зрителя «пациенты», им следует выносить окончательный вердикт: болен либо здоров, артефакт или искусство. Итак:

 

Симптом № 1. Синдром коммерческой наживы на проверенных сюжетах

Зачем изобретать велосипед, не будучи уверенным в его функциональности, если кто-то уже это сделал, причем весьма и весьма успешно? «Незачем», — сказала определенная группа режиссеров и стала усердно вспоминать коммерчески успешные фильмы, заранее подсчитывая кассовые сборы. Прослышав о фуроре первого российского блокбастера «Ночной дозор», Голливуд тут же стал потирать ладони и подсчитывать возможную прибыль от его клонирования. Решили с этим делом не тянуть: Питер Джексон, экранизировавший «Властелина колец», взялся за ремейк душещипательной истории об Антоне Городецком, которого бросила жена, вследствие чего грустил он, как помните, действительно не по-детски. После утверждения актеров на главные роли (Антона сыграет Джуд Лоу, белокурую Светлану — Гвинет Пэлтроу) осталось только оценить бюджет будущей картины. «150 миллионов долларов — больше, чем у второй „Матрицы“», — гордо констатировали американцы, и мир в очередной раз им зааплодировал. Китайцы тоже решили не отставать и заявили о намерении осчастливить мир собственным «Ночным дозором», добавив, интриги ради, что их фильм будет гораздо интереснее и динамичнее российской версии. Ну а пока паук в очередной раз плетет узор и по темным китайским и американским улицам летит наш «Ночной дозор», российский кинематограф решил не обращаться к заморским сюжетам, а снимать ремейки на свои, проверенные временем и зрительской любовью фильмы. Уже сложно вспомнить все названия многочисленных новогодних извращений над старыми фильмами, которыми неустанно «радуют» зрителей российские каналы 31 декабря. Этот год — не исключение. Россиян ждет своеобразный подарок к 45-летию всеми любимой ленты «Королевство кривых зеркал» — ее совсем свежий ремейк. Стоит ли говорить о том, что героев некогда популярного детского фильма сыграют бессменные и неувядающие звезды российской эстрады: Филипп Киркоров, Алла Пугачева, Лолита, Наташа Королева, Дима Билан, Николай Басков?

 

Симптом № 2. Синдром собственной интерпретации

Найти хороший сюжет, который бы заставил ваш пульс отплясывать ча-ча-ча, не так-то просто. За ним нужно охотиться, наблюдать реальность, запоминать собственные сны, фантазии и чужие истории. A потом вполне может оказаться так, что ваш сон уже снился кому-то, ваш воображаемый фильм уже успел увековечить на пленке другой режиссер. Что остается вам в этом случае? Возможность личного прочтения. Желание собственного видения. Еще свежа победа Никиты Михалкова на последнем Каннском кинофестивале со своей интерпретацией «12 разгневанных мужчин» Сидни Люмета. Российский киноимператор-самовыдвиженец урезал название фильма до четкой, но многозначной цифры и адаптировал сюжет для зрителя-соотечественника. Вышла совершенно самостоятельная кинолента, которую Михалков начинил вопросами к собственной стране. И если бы не михалковский пафос, опровергнуть достоинства этого ремейка было бы совсем сложно.

 

Симптом № 3. Семейный синдром — ремейки в поколении

Порой удачно выбранный сюжет становится прародителем целого семейства историй. Часто мы даже не догадываемся, что фильм, на который снят ремейк, сам далеко не первичный продукт. Всем известно, например, что «Великолепная семерка» Джона Стерджеса — классический вестерн по мотивам философской драмы великого японца Акиры Куросавы «Семь самураев». Однако мало кто знает, что сам Куросава мог бы и не снять свой фильм, который по праву считается одним из киношедевров прошлого века, если бы в свое время не вдохновился просмотром советской ленты «Семеро смелых». Ситуация с экранизированным мифом о чувствах животного-уродца к ослепительной блондинке (то есть с фильмом «Кинг-Конг») еще более запутанная. Видимо, жителям планеты так нравится сочувствовать несчастной любви чудовища к красавице, что кинематографисты считают своим долгом с завидным постоянством обновлять эту историю, снимая ремейки чуть ли не каждое десятилетие.

Оригинальной версией считается фильм 1933 года, который для своего времени был действительно новаторским. Поскольку сам сюжет фильма — благодатная почва для демонстрации последних достижений в области спецэффектов и кинотехнологий, подыскать более подходящий материал для череды ремейков было бы крайне сложно. И вот пошло-поехало: 1976 год — «Кинг-Конг» (реж. Джон Гиллермин), 1986 год — «Кинг-Конг жив» (реж. тот же), 1998 год — «Могучий Джо Янг» (реж. Рон Андервуд), 2005 год — «Кинг-Конг» (реж. Питер Джексон). При этом на самом деле первый фильм 1933 года тоже можно отнести к разряду ремейков, поскольку он был творческой переработкой экранизации «Затерянного мира» Конана Дойла. В общем, не запутаться в этих бесконечных лабиринтах повторяющихся сюжетов и одинаковых героев практически невозможно.

 

Симптом № 4. Синдром самоповтора

Как правило, объектами в лучшем случае интерпретации, а в худшем — копирования все-таки выступают творения коллег по цеху. Оно и понятно: уже не школьники, переделать свой собственный фильм — это вам не контрольную переписать. Но редко кому из режиссеров удается избежать воспроизведения собственных идей и удачных находок, особенно если они принесли вам неувядающую славу. Хочется возвращаться к ним и в последующих фильмах, пытаясь дотянуть каждый новый сюжет до того же максимального уровня. Либо вы, как Люк Бессон, решите послать кинематограф ко всем чертям и заявите, что хотите «выйти из игры рано: пока не стало слишком поздно»; либо будете, как Лелуш, бессознательно посвящать каждую новую работу все тем же «мужчине и женщине», каждый раз подыскивая новых «анук эме» и «жан-луи трентиньянов»; либо, как Рязанов, вспомните молодость и — была не была — рискнете войти в ту же реку во второй раз, сняв «Карнавальную ночь-2»; либо, как Альмодовар, погрязнете в мутных водах фрейдизма и гомосексуализма, создавая авторские мыльные оперы; либо, как Кустурица, будете из фильма в фильм упиваться родным национальным колоритом, разыгрывая на его фоне веселый бедлам…

 

Симптом № 5. Синдром патриотического дефицита

Все мы наслышаны о том, какое из искусств является главнейшим. А раз киноискусство у нас имеет такой высокий статус, то ему полагается решать только самые важные проблемы, в соответствующих масштабах влияя при этом на общественное сознание.

«Возрождать дух патриотизма — благородное и похвальное дело», — намекнули кинематографистам люди сверху и раскрыли кошельки. «Любовь к Родине — это хорошо, это по-нашему», — подтвердили режиссеры, подумав про себя, что похвалой и благодарностью государства гнушаются только чудаки-маргиналы. Самый легкий способ спровоцировать приступ народного единения — напомнить об общей победе и о цене, которую пришлось за нее заплатить. Вот и посыпались с экранов военные фильмы и сериалы, заимствующие друг у друга то отдельные идеи, а то и вовсе весь сюжет целиком.

В 2002 году, ко Дню Победы, вышла картина Лебедева «Звезда», вернувшая из царства забвения одноименный фильм Иванова, отснятый еще в 49-м, но дошедший до зрителя лишь в 1953 году, когда отсутствие хеппи-энда уже не так сильно противоречило духу страны-победителя. Однако советские военные фильмы способны вдохновить на клонирование не только российских, но и иностранных режиссеров. И в этом преуспел наш бывший коммунистический брат Китай, чей лидер Дэн Сяопин еще в 70-х годах усмотрел в советской киноленте «А зори здесь тихие» типично китайскую идею. Прождав более 30 лет, Китай наконец получил свою версию нашего фильма под названием «Тихий рассвет».

 

Симптом № 6. Синдром должника

Снимая ремейк, режиссер имеет возможность выразить уважение и признательность кому-то из своих коллег, почтить память великих учителей, вернуть интерес зрителя к забытой киноленте.

К таким фильмам-оммажам смело можно отнести свежий ремейк Стива Бушеми «Интервью» на одноименный фильм Тео Ван Гога. Мировую славу провокатор Тео обрел посмертно, поплатившись собственной жизнью за десятиминутный документальный фильм «Покорность». Решив спустя три года почтить память своего голландского коллеги, Стив Буше-ми рассказал на присущем ему киноязыке историю о журналисте и актрисе, коротающих ночь в словесных баталиях.

К воздающим должное фильмам можно отнести и «Ретро втроем», ремейк на «Третью Мещанскую» Абрама Роома, снятый Петром Тодоровским к юбилею знаменитого режиссера, а также «Носферату» — киноленту Вернера Херцога, начисто лишенную иронии фильма-предшественника, поставленного экспрессионистом Мурнау.

О чем свидетельствуют эти симптомы, решать зрителю. Ясно одно: наше время давно уже не стремится поставить nihil над всем, что сделано. Оно тихонечко нажимает кнопку «копировать», открывает новый файл и кликает на «вставить». Вот и выходит, что настоящее становится огромным зеркальным залом, в который вводят прошлое, так что оно обретает бесконечное множество отражений.

Анна Меликова

Наперегонки со временем

Один мой приятель любит повторять, что когда-нибудь (и он надеется дожить до этого времени!) он сможет по Интернету узнавать о событиях раньше, чем они произойдут. Мысль довольно парадоксальная, однако если задуматься, то окажется, что мы уже давно живем в мире, где можно с легкостью предвосхищать отдельные события.

Хорошо известно, что еще до того, как одиннадцатого сентября самолеты с террористами врезались в башни-близнецы, в Голливуде снимался фильм, где отчасти воспроизводилась эта ситуация: в одной из сцен последнего «Человека-паука» (в окончательный вариант она по понятным соображениям не вошла) злоумышленник натягивал между злополучными башнями паутину, чтобы ловить в нее самолеты. Случайность? И да, и нет.

Причина этих совпадений достаточно проста: кино что-то заимствует из жизни, а жизнь что-то заимствует из кино. Или, вернее, сама жизнь теперь может восприниматься как фильм с невероятными поворотами сюжета и спецэффектами. Будучи высокотехнологичной отраслью, кино придает реальности удивительную эластичность, делая грезу абсолютно правдоподобной. При этом могущество реального (подлинного, нерукотворного) времени постоянно подтачивается образами времени вымышленного, которое обладает невиданной податливостью и которое можно кроить по собственному желанию и ради собственных целей. А цель всегда одна — избавиться от страха перед будущим и самой возможностью изменений.

Эта черта кажется определяющей для массовой культуры (а есть ли теперь какая-нибудь другая культура?), и не последнюю роль здесь играют новые способы получения, обращения и хранения визуальной информации. Именно благодаря новым технологиям человечеству, сильно подуставшему от стрессов и переживаний, удалось создать для себя особый мир, где живется легко и привольно, не существует времени и перемен и все скроено из неизнашивающихся материалов. Это мир глянцевый, цифровой, вымышленный, повторяющийся.

Однажды я видел Джека Николсона, выходившего из гостиницы. Он производил впечатление вполне обычного человека, у которого можно стрельнуть покурить или спросить, который час. Он совершенно не производил впечатления звезды, хотя мало кто сомневается в том, что это житель самого глянцевого из миров. Лишенный магической силы, которой его наделяет киноиндустрия, он вдруг стал простым, может быть, даже самым заурядным человеком.

Основные функции глянца как специальной техники обработки поверхности состоят в уникальной способности отражать свет, рождать блики на том, что само по себе бликовать не может. Глянцевый объект, недвусмысленно утверждая себя в качестве главного действующего лица, отводит всем остальным роль зрителя. Это право привлекать к себе внимание за счет изменения физической природы своего тела дано далеко не всем, его надо заслужить. Это знак избранности, и те, кто добился права источать сияние, пребывают в царственной неподвижности. Они пытаются убедить нас в том, что процессы, которым подвержены обычные люди, над ними не властны. Глянец — это особый стиль жизни. Его главная черта — замкнутость на самом себе. Сама жизнь, как в недавнем фильме Михалкова-Кончаловского с таким же названием, становится игрой бликов зеркальных поверхностей, в которых бесследно исчезает все.

При всем том не следует забывать, что любая зеркальная поверхность (и глянцевая в том числе) должна отражать того, кто в нее смотрит. Поэтому, листая глянцевый журнал, мы бессознательно ищем там место для самих себя, для нашей истории. И кажется, что все, что происходит там, на самом деле происходит здесь со мной.

В последнее время фотографирование приобрело характер повального увлечения. Эта стало возможно благодаря легкости, с которой теперь можно создавать бесчисленное множество фотографий, а также благодаря предельному сокращению времени, которое требуется для изготовления снимков.

Возвращаясь из отпуска, мы привозим с собой не десятки, как в прежние пленочные времена, а сотни или даже тысячи фотографий, которые потом сортируются, раскладываются по папкам (в основном компьютерным) на вечное хранение. Такое фотографирование — когда человек стремится получать изображение как можно чаще — по сути приближается к киносъемке и должно запечатлевать не отдельный эпизод или момент, а сам ход времени. Удаляя некоторые фотографии, мы по-своему монтируем этот фильм, создавая его оптимальные версии. Да и сама фотография, которая, начиная с момента своего появления, считалась бесстрастным документом, свидетельством, перестала быть таковой. Обрабатывая снимок в фотошопе, создавая искусственную ауру, оттеняя и ретушируя изображение, мы внушаем себе, что эта тщательно выверенная и сконструированная красота и есть мы сами.

 

Вымышленный

Человек с детства любит истории. Он любит слушать сказки, которые рассказываются в полутемной комнате на сон грядущий и незаметно становятся этим сном. И если история захватывает, то возникает желание, чтобы она не прекращалась, а мир вокруг нас перестал существовать. Ради этого издаются книжные серии типа «Библиотеки женского романа» или такие мегапроекты, как «Гарри Поттер». Потом по этим книгам снимаются фильмы, и нет ничего удивительного в том, что книга и кинематограф словно сообщающиеся сосуды: количество сюжетов ограничено, а индустрия не должна простаивать ни на минуту. Иногда в результате слияния некоторых сюжетов возникают немыслимые клоны. В пример можно привести такие книги отечественного производства, как «Кот да Винчи» или «Пираты кошмарского моря».

Кинобренды раскручиваются медленно, но если свершилось чудо и на долю какого-то персонажа или сюжета выпал успех, то с ним так же трудно расстаться, как с месторождением, которое не выработано до конца. Как следствие появляются фильмы под номерами, разного рода «чужие», «крепкие орешки», «рокки» и т. д. И под знаковые даты (под Рождество или Новый год) мы получаем новые порции удовольствия, которое тем больше, чем длиннее повествование. В результате возникает время, которое начинает двигаться по кругу и которое контролируется при помощи различных стереотипных сюжетов. Функции всего этого механизма очевидны: киноистория восполняет дефицит эмоций, возвращает человеку остроту переживаний, гарантируя при этом, что мир на самом деле устойчив и неизменен. Что ему ничего не угрожает. Что герой обязательно вернется и все опять встанет на свои места. И что этим героем можешь быть и ты.

 

Повторение пройденного

Строго говоря, ремейк — это повтор, фильм, не просто снятый по мотивам какого-то другого фильма, а точная копия. Он предлагает нам удовольствие несколько иного толка, чем разрастающиеся до бесконечности истории. Соотношение между ремейком и фильмом-источником приблизительно такое же, как между копией и оригиналом. Для ремейка принципиально только то, что фильм должен иметь прецедент, он воспроизведение чего-то, что завоевало успех и стало знаменитым. Поэтому ремейк должен постоянно напоминать о фильме-источнике, и самое интересное состоит здесь в том, чтобы отыскивать сходства и различия, смаковать детали и режиссерские ходы. В результате подобных манипуляций доброе старое кино утрачивает ту щемящую грусть, которая всегда подстерегает тех, кто вдруг собрался пересмотреть любимый фильм.

 

Наперегонки со временем

Оно становится элементом настоящего. Так, паразитируя на фильме-оригинале, ремейк действует в обратном направлении, предавая прошлое забвению, ведь человек склонен испытывать грусть, когда сталкивается с тем, чего больше нет. Задача ремейка выдавать старое за новое и новое за старое, чтобы таким образом нейтрализовать память, осовременить прошлое и избавиться от ностальгии. Ведь повторение делает человека счастливым, а воспоминание несчастным.

Ремейк направлен против прошлого, он предназначен для людей, которые хотят научиться жить одним настоящим. Таким ремейком у нас стал только что вышедший на экраны фильм Тимура Бекмамбетова «Ирония судьбы. Продолжение». Хоть картина и заявляет о себе как о продолжении знаменитой рязановской истории, без которой не обходится ни один Новый год, но новый фильм — это одновременно и продолжение (сиквел), и ремейк. События, произошедшие тридцать лет назад и повторившиеся сейчас на наших глазах, требуют от персонажей полной амнезии. Разве могли бы обитатели квартиры на улице Строителей забыть о волнующей предыстории, которая когда-то произошла с их родителями? Что они в момент своего персонального счастья лишь проживают чью-то чужую жизнь? Что они не знают истории своих родителей или никогда не смотрели первой «Иронии судьбы»? Или это внутри самого жанра ремейка существует отказ от прошлого, которое оказывается вечно длящимся настоящим?


 

Назад в операционную

Глянец, цифровая фотография, повторяющие циклические сюжеты по-своему служат одной цели — они обеспечивают комфортную связь со временем, где последнее выглядит тихим и прирученным, всегда готовым, как поется в песенке, «прогнуться под нас». И где мы, стряхнув с себя однообразие будней, преобразимся для новой, прекрасной жизни. А если она вдруг чем-то нас не устроит, то можно все легко переиграть. Как в том анекдоте, когда пациент после пластической операции смотрит на себя в зеркало и спрашивает:

— Доктор, это я?

— Ну, — отвечает доктор, — если это вам нравится, тогда это вы!

— А если не нравится?

— Тогда назад в операционную.

Чем же этот новый мир так привлекателен для нас? В основном тем, что он постоянно демонстрирует устойчивость и неизменность нынешнего положения вещей. Неподвижность, неизменность — таков лозунг сегодняшнего дня и сегодняшней культуры. Современный человек, российский особенно, боится истории и устал от нее. Ведь все плохое уже произошло, а впереди и позади одно только настоящее, неизменное и счастливое. Которое, как хотели бы внушить нам некоторые, будет длиться вечно.

Дмитрий Калугин

Будущее неопределенное время. Плюс один день

В 2008 году наконец-то смогли в очередной раз отпраздновать свой день рождения те несчастные люди, которые родились 29 февраля. Но кроме них никто и никогда не ждет от високосного года ничего хорошего. Иногда приходит мода дожидаться конца света и высматривать на небе огненные письмена, иногда — предсказывать повышение цен на недвижимость. Единственное, что гарантировано всем и каждому, — дополнительный рабочий день. А это не всегда радует.

Хорошо ли, плохо ли, но на високосный год всегда приходится много перемен. Даже с рациональной точки зрения. В первую очередь это происходит благодаря президентским выборам в России и США. Таким образом, создается два силовых полюса: весной и осенью, — и от приближения к ним всех начинает лихорадить. Самая неприятная черта такого положения дел — наша «предусмотрительность», которая оборачивается ожиданием всех возможных зол и безобразий. Разумные люди опасаются, что после выборов обязательно поднимутся цены, бюрократические формальности станут еще сложнее и непонятнее, испортятся взаимоотношения с европейскими странами, станет совершенно невозможно получить визу и так далее. Несмотря на формальную демократичность выборов, люди ждут от них не проявления гражданского сознания, а бестолковой кутерьмы и крупной встряски, от которой всем не поздоровится, независимо от того, за кого кто голосовал. Такой вот «первый праздник весны». С похмельем до следующего раза.

На пике пессимизма начинаешь всерьез задумываться о том, не пора ли сушить сухари, покупать мыло, соль, спички, фунты стерлингов или квартиру, пока есть такая возможность. Если есть. Люди, которые всегда смотрели только новости культуры (и то в Интернете), начинают интересоваться политикой. В общем, создается почва для коллективного невроза, и все дружно ожидают неприятностей. И страхи високосного года успешно распространяются не только на политику, но и на личную жизнь, экологию, бизнес-планы и бог знает что еще.

Очевидно, что такая ситуация сама по себе порочна. Отказывая себе в оптимистическом взгляде на жизнь, мы сами подготавливаем все то плохое, что на нас валится. Дело совершенно не в эзотерических практиках — просто каждое случайное неприятное событие кажется результатом роковых закономерностей природы.

Так, например, когда наступает високосный год, сразу (с первых дней) начинается подозрительный мор среди известных и любимых всеми людей. Все помнят, что в високосные годы умерли Владимир Высоцкий, Джон Леннон, Джо Дассен, Анна Герман, а вот теперь — Александр Абдулов и Егор Летов. Понятно, что эту печальную статистику можно продолжать и продолжать. Потом такие совпадения трактуются как «уход эпохи», проводятся разграничительные полосы между поколениями, делаются выводы. Хотя на самом деле уход любого человека — это уход эпохи, и они уходят постоянно, одна за другой, в любой год и в любой месяц, как ни грустно.

Популярность пессимистических обобщений и предсказаний вообще невероятно высока. Среди мистиков и просто суеверных людей всегда намного больше разговоров про конец света и ад кромешный, чем про второе пришествие Спасителя. Постепенно эти бредовые слухи распространяются и вызывают тревожное настроение даже у тех, кто в такие вещи вообще не верит. Мы не просто стали скептиками и не верим в чудеса. Мы скорее готовы поверить в невероятное плохое предзнаменование, чем в хорошее, потому что практический опыт подсказывает, что зло намного реалистичнее добра. При этом даже страшный прогноз лучше неопределенности. А если не сбудется — не жалко.

От некоторых фактов, конечно, не увернешься. Жизнь, безусловно, циклична в своей основе, от природы. Будущее, разумеется, неотвратимо, непостижимо и местами зловеще. Прогноз погоды врет. Климат меняется, и невозможно понять — это глобальное потепление, локальное нарушение теплового баланса, радиация или просто сюрприз от природы. На Ближнем Востоке без конца война. Со дня на день можно ожидать террориста-смертника. Результат выборов президента предсказуем, а их последствия — не совсем. Цены растут, настроение падает, трубы лопаются. Зато «Зенит» — чемпион. Кстати, если, не дай бог, «Зенит» в этом году не удержит чемпионский титул, будет еще один превосходный повод для массовой депрессии.

Все это очень неприятно. Однако фокус состоит в том, что неопределенность любого будущего — это не только повод для ночных кошмаров, но и безграничные возможности. Будущее — это пространство мечты и надежды, огромный мир, который существует только благодаря сознанию тех, кто искренне ждет его. Мы частенько забываем об этом, особенно когда успеваем немного приспособиться к обстоятельствам, и боимся, что они снова испортятся и придется начинать все заново. Можно сколь угодно скептически относиться к идее светлого коммунистического будущего, но люди, которые в него действительно верили, чувствовали себя намного счастливее, чем современный менеджер среднего звена, который в поте лица выплачивает кредит за квартиру, машину и ноутбук.

Сегодня мы стали в определенной степени свободнее. А свобода — это в первую очередь ответственность за себя и свою судьбу. Никто не придумывает для нас будущее, а те схематичные лозунги, которые доносятся из телевизора, никого не способны убедить. Теперь мы должны придумывать для себя будущее сами. И, как следствие, только в наших силах сделать так, чтобы оно было добрым и хорошим. Это серьезная задача, потому что без перспективы нормально жить невозможно — суеверные страхи, боязнь изменений, недостаточная вера в себя и постоянное ожидание подвоха способны испортить жизнь кому угодно.

Расхожий стереотип о потрясающей лени русского человека, очевидно, справедлив и произрастает как раз из национального пессимистического фатализма. Само по себе это, конечно, логично и нормально. У среднего русского мужика времен монголо-татарского ига (подставляйте по желанию: Смутного времени, Ивана Грозного, правления Петра Великого, Отечественной войны 1812 года, Русско-японской войны, Первой Мировой, революции, коллективизации…) было, мягко говоря, не особенно много причин для оптимизма. Не рехнуться или не умереть значительно раньше времени в подобных обстоятельствах могли только люди с особым образом приспособленной психикой. Если предположить, что это и есть та основа, на которой вырос великий пофигизм современности, можно хотя бы порадоваться, что исторический опыт сохраняется и живет в веках. Работают же всякие глубины сознания, и всплывают древние, как мир, суеверия, предчувствия и даже жесты (стук по дереву, «к черту» и т. п.).

Однако для этой теории можно найти много вполне справедливых возражений. Американские негры, например, вообще потомки несчастных рабов, оторванных от родины и перевезенных в нечеловеческих условиях гнуть спину и умирать. Говорят, что негры тоже ленивы (примерно как русские), — зато у них не занимать оптимизма. Кроме того, почему-то во всем, что не касается глобального «все равно», культурная преемственность в России проявляется слабовато. Правда, алкогольная традиция все еще живее всех живых.

Очевидная необходимость искусственного груза, «якоря», который будет удерживать человека на дне совершенно беспросветной рутины, указывает на то, что жить без будущего, без надежды и в ожидании зла ненормально. Значит, несмотря на весь фатализм, на негативную историческую память, плохие дороги и низкий уровень жизни, русский человек вполне может раскрыться и поверить в завтра, взять в свои руки собственную судьбу. Это трудно, потому что для этого надо преодолеть страх поражения, посмотреть на самого себя критически и беспристрастно, заставить работать фантазию и разум. В общем, начать формировать из ничего свой мир, в котором будет уютно и хорошо, и бороться за него.

На этом пути главное — насильно заставить себя верить в хорошее. Если что-то меняется, значит, и у нас будет шанс изменить жизнь. Если не меняется — значит, пришло время, чтобы мы сами начали что-то менять. Если повторяется неприятность, надо использовать опыт прошлого раза. Если повторяется что-то хорошее, значит, жизнь идет так, как надо. Надо наконец перестать только жаловаться. Жизнь циклична, и это превосходно. Просто потому, что даже в тот год, когда зима на один день длиннее, все равно приходит весна. Как всегда. И это чудесно.

Любовь Родюкова

Свобода слова и саморегуляция журналистского сообщества: шведский опыт

Союз журналистов России и Посольство Швеции в РФ приглашают всех во вторник 15 апреля в 18.00 на специальное заседание международного клуба «Гражданин», в рамках которого состоится встреча с шведским аналитиком, политологом, исследователем проблем масс-медиа и современного политического развития Улофом Петерсоном.

Тема встречи:

«Свобода слова и саморегуляция журналистского сообщества: шведский опыт»

Место проведения: Мраморный зал Союза Журналистов России, Никитский бульвар 8А.

Вход свободный!

Улоф Петерсон — профессор Исследовательского центра изучения бизнеса и общества, Стокгольм.

Все вопросы к Евгении Грачевой (Союз Журналистов) — 796-86-08 или сюда (tel: +7-495-937-9253).

Злак земной

Скуки дорожной ради — отчего бы и не поворошить чужую тайну? Верней — насыпанную над нею груду слов. Добудем из-под басни — сплетню. Это, по крайней мере, жанр взрослых людей: подтверждает, что жить не умеет никто; тем самым утешает. О женщинах (по крайней мере, о своих) Федор Тютчев думал — как бы это сказать? — не подолгу. Гораздо чаще, чем о детях, но реже, чем, например, о стихах. Это не мешало им (разумею женщин) поочередно разорять и благоустраивать его жизнь, словно какое-нибудь завоеванное королевство. И он переходил из рук в руки, не оказывая сопротивления. Будучи постоянно занят заботами поважней. Если бы, скажем, цыганка нагадала Тютчеву, что через двести лет его будут помнить лишь как поэта, — он только усмехнулся бы снисходительно. Для себя и для всех, кто его любил, он был пророк.

Теперь это называется — политтехнолог, политконсультант, правильней всего — политсценарист. Человек, умеющий вообразить последствия происходящих событий. Уловить смысл своего времени — как бы разгадать, куда клонится сюжет сериала и кого какая ждет судьба.

Европейские державы были для Тютчева живые существа с человеческими характерами, толпящиеся вокруг огромного игорного стола. Себя же он чувствовал зрителем — но каким! Единственный в зале, он знал расклад и, сверх того, умел читать мысли. Тот из игроков, кто прислушался бы к его шепоту, неизбежно сорвал бы банк.

Император Николай вообще-то был извещен, что, дескать, есть в МИДе чиновник с таким удивительным даром. Прочитал пару меморандумов с прогнозами. Ничему не поверил.

И, конечно, был прав: прогнозы строились на таких диагнозах, которые свидетельствовали только о пламенной любви камергера Тютчева к отчизне, где он четверть века отсутствовал. Типа того, что если российское самодержавие как истинный оплот демократии не примет срочных мер, то Западной Европе — конец: ее ждет всеобщая революция, вслед за которой восторжествует диктатура папы римского. И т. д., и т. п.

Короче, Тютчев был праздный мечтатель. Пикейный жилет. Но красноречивый неотразимо, поскольку предсказывал то, что предчувствовал. Искренне принимая свою личную хроническую тревогу за гениальность.

Перед которой ни одна слушательница устоять не могла.

Уж на что практичная дама была его вторая супруга, в прежнем браке баронесса Дёрнберг. До того трезво смотрела на вещи, что, начиная прямо с медового месяца, сохраняла все счета, по которым платила за Тютчева и его дочерей, когда он на несколько лет был отставлен (из-за нее, между прочим) от должности и оклада.

Но вот что писала из Петербурга (в 1850 году) мюнхенскому кузену: «Он думает (он — мой муж), что в интересах ваших детей, в частности ради будущего вашего сына, вам следует до наступления новых катастроф реализовать ваше состояние и переселиться всем домом в Россию… выбраться из крушения, которого, по его мнению, Западной Европе совершенно невозможно избежать. Что до меня, дорогой друг, я уверена в его правоте и очень хотела бы внушить вам свою убежденность…»

И все они так понимали: у Тютчева сверхчеловеческий ум и сам он не совсем человек, а высшее существо. И чуть ли не каждая женщина говорила ему, что готова в любую минуту за него умереть (а он это потом пересказывал — им в похвалу). И каждая была убеждена: во-первых, что не нужна ему; во-вторых, что без нее он пропадет. И то, и другое, разумеется, было правдой.

К своему счастью, они не читали его стихов. Одна Денисьева — «последняя любовь» — к своему несчастью, читала (и приходила в такое исступление, что швыряла ему в голову тяжелые предметы; чуть не убила однажды каким-то пресс-папье; но все равно требовала стихов еще и еще).

Он писал про любовь, которой в нем нет, или уже нет, или даже никогда не было. (Денисьевой — просто с какой-то иезуитской прямотой: дескать, прямо восхищаюсь и завидую — до чего ты меня любишь; даже совестно, что мне так чувствовать не дано.)

1835 год, Мюнхен, дом где-то на Каролиненштрассе, кабинет, камин, кресло, сигара. Тщедушный большеголовый карлик в круглых очках.

Сижу задумчив и один (слышен акцент, не правда ли?),

На потухающий камин

Сквозь слез гляжу.

С тоскою мыслю о былом,

Но слов, в унынии моем,

Не нахожу.

Былое — было ли когда?..

Что ныне — будет ли всегда?..

И так далее. Разные общие места, с носовым таким призвуком. Все проходит, благодаря чему природа обновляется; и ты, земной злак по имени человек, знай свое место в круговороте, поскольку на смену тебе придут другие такие же растения.

Но ты, мой бедный, бледный цвет,

Тебе уж возрожденья нет,

Не расцветешь.

Ты сорван был моей рукой

С каким блаженством и тоской —

То знает Бог?

Покойся ж на груди моей,

Пока любви не замер в ней

Последний вздох.

Забавно: цветок на груди у злака. Но первая m-me Тютчева — Элеонора, урожденная графиня Ботмер, владей она русским языком, рыдала бы всю ночь, вникнув, что тут ведь не обещание любить до последнего вздоха, — наоборот: ожидание последнего вздоха любви!

А наутро, глядишь, усомнилась бы: неужели это про нее Тютчев думает, что сорвал ее, как цветок? Про женщину старше себя, мать четверых сыновей, изменявшую мужу с ним, тогда двадцатидвухлетним?

Но если не она, то кто же сей «бедный, бледный цвет»? С Элеоноры сталось бы обыскать ящики письменного стола. И ей, чего доброго, попался бы на глаза еще и такой листок:

Двум сестрам

Обеих вас я видел вместе —

И всю тебя узнал я в ней…

Та ж взоров тихость, нежность гласа,

Та ж свежесть утреннего часа,

Что веяла с главы твоей!..

И всё, как в зеркале волшебном,

Всё обозначилося вновь:

Минувших дней печаль и радость,

Твоя утраченная младость,

Моя погибшая любовь!..

Давнишнее стихотворение — еще 1829 года, — и в нем уж недомолвок никаких. Это точно про нее, про Элеонору — что свою молодость отдала другому. Это про любовь к ней — погибшая любовь! А та прекрасное отражение — конечно, Клотильда.

Клотильда, графиня Ботмер! Младшая, неразлучная сестра. Сколько ей было, когда Тютчев появился в Мюнхене, — тринадцать, четырнадцать? Его погибшая любовь!

Это все беллетристика. Русский язык труден, изучать его Элеоноре, рожавшей за дочерью дочь, было некогда.

И текст 1836 года остался ей неизвестен:

Я помню время золотое,

Я помню время золотое,

Я помню сердцу милый край.

День вечерел; мы были двое;

Внизу, в тени, шумел Дунай.

И на холму, там, где, белея,

Руина замка в дол глядит,

Стояла ты, младая фея,

На мшистый опершись гранит,

Ногой младенческой касаясь…

И т. д. Ни этих строф, ни, само собой, «Лолиты» не прочитав, бедная Элеонора тем не менее в том же 1836 году, в начале мая (когда весенний первый гром), почувствовала «неизъяснимую тоску и желание освободиться от нее во что бы то ни стало… Принявшись шарить в своих ящиках, она напала вдруг на маленький кинжал, лежавший там с прошлогоднего маскарада. Вид стали приковал ее внимание, и в припадке полного исступления она нанесла себе несколько ударов в грудь. Истекая кровью и испытывая ту же неотвязную тоску, она спускается с лестницы, бежит по улице и там, в трехстах шагах от дома, падает без чувств…»

Умерла она, впрочем, только в 1838 году, после пожара на пароходе, долго рассказывать. Тютчев был буквально убит (по семейной легенде — поседел за одну ночь), сходил с ума (в письмах к Жуковскому и другим) и появился на публике об руку с Эрнестиной Дёрнберг только через полгода. Тотчас же Клотильда Ботмер, взявшая было осиротевших племянниц к себе, уведомила его письмом, что приняла предложение барона Мальтица.

Это было очень кстати: ввиду беременности Эрнестины откладывать венчание на сколько-нибудь приличный срок не приходилось. Тютчев написал министру: «Мною было принято твердое решение надолго еще отсрочить этот шаг. Однако одно обстоятельство, касающееся моих детей, поневоле вынуждает меня к другому решению. Я поручил их прошлой осенью заботам своей свояченицы, графини Ботмер, живущей в Мюнхене. Последняя в будущем месяце выходит замуж и тотчас же после свадьбы должна уехать из Мюнхена в Гаагу. Итак, я вижу себя вынужденным, взяв их к себе, как можно скорее озаботиться о том, чтобы доставить им необходимый уход и надзор, которые я один не мог бы им обеспечить…»

Вот, стало быть, и дети пригодились. И были вознаграждены: «Утрата, понесенная ими, для них почти возмещена. Тотчас по приезде в Мюнхен мы взяли их к себе, и две недели спустя дети так привязались к ней, как будто у них никогда не было другой матери…»

Впоследствии оказалось, что все не так замечательно. И старшая дочь Анна записала его монолог: «Первые годы твоей жизни, дочь моя, которые ты едва припоминаешь, были для меня годами, исполненными самых пылких чувств. Я провел их с твоей матерью и Клотильдой. Эти дни были так прекрасны, мы были так счастливы! Нам казалось, что они не кончатся никогда».

Предстоял еще роман (тот самый, с Денисьевой), и за ним — трагикомическая старость.

В которой под конец случилось и свидание с г-жой Мальтиц. И было воспето подобающим образом — с галантным таким, расслабленным умилением:

Как после вековой разлуки

Гляжу на вас, как бы во сне,

И вот — слышнее стали звуки,

Не умолкавшие во мне…

Вообще так себе стишки — тенором, тенором! — если бы не инициалы К. Б. над ними да не восклицательный знак в конце:

Тут не одно воспоминанье,

Тут жизнь заговорила вновь, —

И то же в вас очарованье,

И та ж в душе моей любовь!..

Из наслаждений жизни любовь уступает лишь иностранным газетам.

Но хорошо, что предсказание ни одно не сбылось.

Самуил Лурье

Рейтинги продаж «Пурпурного легиона» с 7 по 13 апреля

Русские DVD

1. Я — Легенда (2DVD)
2. Еще Одна Из Рода Болейн
3. Майкл Клейтон
4. Как Трусливый Роберт Форд Убил Джесси Джеймса
5. Мгла
6. Вожделение
7. Звездная Пыль
8. Любовь во время холеры
9. По Этапу
10. Мы Из Будущего

Зарубежные DVD

1. Aguilera, Christina — Back To Basics: Live And Down Under
2. Gathering — Noise Severe (2PC) (Digi)
3. Ayreon — 01011001 (Ltd Ed)
4. Gilmour, David — Remember That Night (2DVD)
5. Exotic Saltwater Aquarium — Visual — Nature (BR)
6. Visions Of The Sea — Explorations (BR)
7. Blade Runner — Horror
8. I Am Legend — Horror/Ws/Sub/Dub/Dol/Ac3
9. Winehouse, Amy — I Told You I Was Trouble — Live In London (DVD)
10. Overkill — Live At Wacken

Русские CD

1. Уматурман — Куда Приводят Мечты ’2008
2. БИ-2 — Нечетный Воин 2 ’2008
3. Гранд Коллекшн — Лепс  Г.
4. Flёur — Флёрография ’2008
5. Сб. Фабрика Звезд — 7 — Братьев Меладзе часть 4 The Best ’2008
6. Пьеха Стас — Иначе ’2008
7. Макsим — Мой Рай ’2007
8. Земфира — Спасибо ’2007
9. Валерия — Неподконтрольно (рус. вер.) ’2008
10. Пелагея — Девушкины Песни ’2007

Зарубежные CD

1. Nazareth — Newz
2. Radiohead — In Rainbows
3. Morcheeba — Deep Dive
4. Winehouse, Amy — Frank
5. Porcupine Tree — Nil Recurring
6. Bullet For My Valentine — Scream Aim Fire
7. Celentano, Adriano — Dormi Amore La Situazione Non E Buona (Digi)
8. Crystal Method — Drive
9. Moby — Last Night
10. Patton, Mike — Perfect Place/O.S.T.(Digi)

В России объявлено о создании Ассоциации писателей-ревнителей отечественной истории «Александр Невский»

На выездном заседании правления Союза писателей России и конкурсной комиссии Всероссийской литературной премии «Александр Невский» было принято решение об учреждении Ассоциации писателей-ревнителей отечественной истории «Александр Невский». Выездное заседание прошло в конце марта-начале апреля в Тверском государственном университете при участии известных ученых, писателей, журналистов.

Предложение о создании Ассоциации было высказано председателем правления Союза писателей России Валерием Ганичевым и единодушно поддержано участниками выездного заседания, а также присутствующими на заседании заместителем губернатора Тверской области Владимиром Пызиным, ректором Тверского государственного университета Виктором Гавриковым и архиепископом Тверским и Кашинским Виктором. Председателем вновь созданной общественной организации был избран писатель, профессор Литературного института им. А. М. Горького Александр Сегень.

Необходимость в возникновении общественной организации, призванной объединить писателей, историков, работников культуры, общественных деятелей, творчество и труды которых способствуют изучению, сохранению и популяризации истории Отечества, назрела, по словам учредителей Ассоциации, уже давно. Цели и задачи Ассоциации, как сказано в ее учредительных документах, таковы: «повышение престижа отечественной исторической литературы, ее значимости в развитии гражданского общества; укрепление в национальном самосознании гордости за Отечество, повышение значимости активного изучения исторической действительности, извлечения уроков из опыта прошлых поколений для построения на этой основе современной модели общества; сохранение единого культурно-исторического пространства и очагов русской культуры в странах ближнего зарубежья, способствование сближению бывших братских народов на основе общей многовековой истории; участие в реализации государственных программ по патриотическому и духовному воспитанию населения Российской Федерации».

Название Ассоциации отсылают к дореволюционной традиции именования культурно-просветительских общественных организаций: «Общество ревнителей военных знаний», «Общество ревнителей русского исторического просвещения», «Общество ревнителей художественного слова» и др.

Всероссийская литературная премия «Александр Невский» учреждена в 2005 г. в Санкт-Петербурге ОАО «Талион» совместно с Союзом писателей России как всероссийский открытый творческий конкурс, цель которого — возродить и поддержать интерес россиян к истории своей Родины и лучшим литературным произведениям на эту тему. В рамках премии ежегодно проводится ряд мероприятий, направленных на популяризацию отечественной исторической литературы.

Учредителями Ассоциации являются
учредители Всероссийской литературной премии «Александр Невский» — ОАО «Талион» (г. Санкт-Петербург) и Союз писателей России.

www.alexander-nevsky.ru

Центральная городская публичная библиотека им. В. В. Маяковского представляет

9 апреля в 18 часов состоится

встреча с петербургским писателем Владимиром Александровичем Соболем и презентация его новой книги

Книга Владимира Соболя «Черный гусар» — первый выпуск исторического романа «Воздаяние храбрости»

В центре внимания автора судьба князя Валериана Григорьевича Мадатова (1782–1829) — одного из легендарных генералов эпохи начала 19-го столетия. «Человек храбрости беспримерной» — вспоминал о нем Денис Давыдов. Князь хорошо известен военным историкам, но мало знаком читающей публике. Хотя портрет его висит в Военной галерее Эрмитажа и считается одной из лучших работ Джорджа Доу.

Мадатов уроженец Нагорного Карабаха, в Петербурге появился в конце 18 века. участвовал в русско-турецкой войне, затем сражался с Наполеоном, вернулся на Кавказ вместе с Ермоловым. Участвовал в Дагестанских походах, отражал нашествие персов на Грузию. Умер на очередной войне с турками осенью 1829 года. Автор пытается придерживаться известных вех в биографии князя. Но при всем том определяет свою работу именно как исторический роман, а не как беллетризованную биографию. Образцом для него служат книги Скотта, Дюма, Саббатини.

Владимир Александрович Соболь — писатель, критик, журналист, телесценарист. Член Союза писателей СПб, член Санкт-Петербургского Союза журналистов.

Ведет программы «Книжное обозрение» и «Книжная кухня» на радио «Эхо Москвы в Петербурге». Публикуется в журнале «Питербук», в газете «Невское время». В соавторстве с Я. А. Гординым подготовил два документальных сериала об истории России. За сценарии к цикловой телевизионной программе «Петербург: время и место» (канал «Культура») получил Государственную премию РФ.

Приглашаем Вас по адресу: наб. реки Фонтанки, д. 46 (вход со двора), II этаж,

Справки по телефону 712-52-42

ВХОД СВОБОДНЫЙ